Текст книги "Посиделки в межпланетной таверне "Форма Сущности"(СИ)"

– Да, – смущённо согласился нетопырь, – история действительно нуждается в эпилоге.

Когда последний посланец вернулся из поездки, и БРУТ, систематизировав данные, доложил, что найдено всё, кроме переносного дисплюера, коего, как точно установлено, вообще не существует, босс вызвал меня к себе.

– Значит, так, АРКАДИЙ, – прогудел он. – Ситуация вам в целом известна. Этот дисплюер – наш последний шанс. Никогда мы ещё не были так близки к цели. Если не успеем его достать в самое ближайшее время, придётся начинать сначала. Профессионалы, похоже, выдохлись, если уж их останавливает такой пустяк, как какое-то там "невозможно". Для настоящего исследователя – правильно я говорю? – ничего невозможного нет. Попадая в тупик, он кидается на проблему, как, понимаете ли, птица кондор, если вы ещё помните, кто это, и не оставляет на ней, фигурально выражаясь, ни одного живого места. В общем, АРКАДИЙ, дело поручается вам. Больше некому.

– Как, а БРУТ? – удивился я.

– Что ты! – шефа даже заискрило. – БРУТ только рад будет, если меня спишут. И ведь не просто на свалку выбросят, а предварительно разукомплектуют, снимут казённые устройства. А я ко всему этому так привык, – и его динамики подозрительно зашипели.

– Но что я-то сумею сделать? – удивился я. – Сказано же: этот чёртов дисплюер не существует.

– В нашей реальности, АРКАДИЙ, – выразительно произнёс он. – В нашей. А вот здесь у меня есть один приборчик, так называемый импровизатор, – он подкатился к пластиковому кубу, снабжённому множеством шкал, но всего одним переключателем типа тумблера, – который перебросит вас в какую-либо иную плоскость бытия. К сожалению, предсказать, куда вы отправитесь, невозможно: выбор осуществляется самопроизвольно. Однако это – наша последняя надежда.

– А если я откажусь?

– Никакие отказы не принимаются. Знаете такое слово – "надо"? Учтите: куда бы вас ни зашвырнуло, вся полнота ответственности за выполнение задания ложится на вас. Вплоть до оргвыводов.

Я почувствовал себя неуютно, словно подключился к сети с повышенным напряжением.

– Да, но как вы меня вернёте назад? У меня всё-таки семья, ребёнок...

– Изобретатель уверял, что через пару часов произойдёт автоматическое возвращение. В крайнем разе, говорит, случайно туда угодил – случайно и обратно попадёт. Энтузиастам, мол, везёт.

– Ну что ж, – пробормотал я. – Попробую, пожалуй, если вы даёте гарантию, – и въехал на постамент.

– Конечно. Никакого риска, – твёрдо заявил босс. – А в случае чего я лично этого фарадея на запчасти разберу. С помощью дистанционного управления модели БРУТ. Ну, вперёд, АРКАДИЙ. Родина в лице меня и нашего дружного коллектива верит в вас. Дерзайте. Нажимайте тумблер.

– Вот так я и угодил сюда. Значит, у вас дисплюера переносного точно нет? Жаль. Хотя, судя по моему наряду, всё равно уже было бы поздно. С другой стороны, если бы мы достигли цели, что дальше-то делать? А так жизнь сохраняет смысл.

– Да что вы? – изумился господин в красном. – Жизнь – штука совершенно бессмысленная. Поверьте мне, уж я-то в таких делах специалист. В конечном счёте, лишь смерть имеет цену. Между прочим, пора уже, наверное, и мне рассказать что-либо из своей богатой биографии.

– Прислушайтесь, – закричал Джон, вскакивая на ноги. – Разве вы ничего не ощущаете?

Присутствующие замерли, обратившись в рецепторы, нацеленные вовне. Да, в окружающей среде явно что-то происходило. Дул с каждым мгновением набиравший силу ветер, отовсюду доносились призрачные звуки, освещение менялось от ярко-белого до багрово-красного.

– Вы не поняли? – спросил Булах, драматически повышая голос. – Похоже, лорд встали и сейчас будут кушать.

– Да, – возгласил алый, раздвигаясь, как телескоп, и явно пытаясь заполнить собой весь свободный объём, – я уже слышу, как скрежещут на несмазанных петлях врата Ада и птицы Преисподней заводят Песнь Голода.

– Ладно, хорош пугать-то, – махнул на него лапой Левый Полусредний. – Инкогнито ваше, дорогой мой, давно уже раскрыто, поэтому незачем изображать здесь гастроли провинциального театра в колхозе "Большие клыки". Лучше подумаем, что нам предпринять для спасения данной экологической ниши.

– А знаете, – слабым голосом произнёс груимед, – мне кажется, что процесс раскусывания и переваривания мог бы составить для меня известный интерес. Я бы, пожалуй, проголосовал за то, чтобы насладиться этими новыми, необычными впечатлениями.

– Я, – взвизгнул кабатчик, – я представляю, что надо делать. Вознесём молитвы к тому, кто неустанно печётся о нас, кто непременно поможет в трудную минуту.

– Ты про спонсора? – удивилась Сью. – Да где его отыщешь в этой глухомани?

Не обращая на неё внимания, Джон бухнулся на колени, не забыв, впрочем, поддёрнуть брюки.

– Творец! – закричал он. – Творец! Выслушай просьбу мою. Не покинь в сложившихся неблагоприятных обстоятельствах этих... как их там... чад своих.

– Ну что вы орёте? – недовольно откликнулась Вселенная. – Прямо верблюд в период гона, прости Господи. Знаете ведь, что я всегда здесь, как привязанный, и со слухом у меня полный порядок. Что нужно-то? Какие-то проблемы?

– Он ещё спрашивает! – возмутился толстяк. – Сам нас втравил в эту передрягу и теперь изображает святую невинность! Нас сейчас сожрут, не видишь, что ли?

– Я-то вижу, – лениво, с ехидцей в голосе отозвался Создатель. – Я, если ты не забыл, вообще всевидящ в рамках данного текста. Просто, может быть, полагаю, что это не худший способ от вас, наконец, избавиться. Трагический финал придаст произведению, во-первых, пикантную горчинку, что оттенит его ироничный, в целом, характер, а, во-вторых, лёгкий аромат изысканного садизма – для шарма.

– Значит, так? – багровея, спросил кабатчик. – Финита ля комедиа?

– А как же, – подтвердил Творец.

– Ну что ж, ребята, – обратился Булах к окружающим, – тогда и у нас нет другого выхода. Прибегнем к последнему оружию выдуманных персонажей. Муза с нами, друзья!

– А не круто берёшь? – пробормотал Полусредний. – Не рано ли использовать крайние методы? Может, он ещё одумается?

– Какое там "рано", – горько произнёс Джон. – Не видишь – издевается же?! Шутки шутит. Вот пусть и веселится в одиночку7 Но пасаран, товарищи.

И, исполняя свой призыв, первый замертво рухнул на пол. Остальные, подталкивая друг друга, как выстроенные в ряд костяшки домино, последовали его примеру. Через мгновение в таверне была лишь груда бездыханных тел.

Хозяин, приподнявшись на локте, открыл один глаз.

– Ну что, доигрался? – ядовито сказал он. – Теперь добирайся к своему вожделенному финалу как-нибудь сам, без нас. Попробуй завести здесь театр марионеток, они уж не взбунтуются. Или таких кукол на тростях. А нас не зови, мы умерли, – и откинулся, побледнев и закатив глаза.

– Нет!! – возопил Творец. – Не хочу на тростях. И на ниточках не желаю. Жажду полнокровных, живых алкаю, самостоятельных. Простите меня, пожалуйста, я больше так не буду!

– А по-другому будешь? – осведомилось какой-то из хладных трупов. – Помыкать нами прекратишь?

– Нет, – честно сказал Создатель. – Не могу. Функция у вас такая, страдательная. Но я осторожно.

– Ладно уж, – сказал дракон, принимая вертикальное положение, – но чтоб в последний раз.

Харчевня закачалась, затряслась, посуда попадала со столов.

– Да сделайте же скорее что-нибудь, – завизжал кабатчик. – Нас уже на съедение понесли.

– Хорошо, – согласился Творец, – приступаю.

Сверкнула молния, и посетители обнаружили себя в пассажирских креслах авиалайнера. Булах сжимал в разом ослабевших руках штурвал. Салон накренился, пейзаж за иллюминаторами, ускоряясь, понёсся прочь в направлении хвоста, воздух за бортом взбесился и взвыл.

– Я не умею вести самолёт! – закричал Джон.

– Тоже мне открытие, – успокоил его Демиург, – но это и не важно, потому что управление вышло из строя.

– И что же нам теперь делать?

– Ничего. Отдыхайте, наслаждайтесь жизнью.

– Но мы же в этом... да, в пике!

– Не волнуйтесь, падение скоро прекратится. Земля близко.

– Творец, мы так не договаривались. Я не согласен менять медленную мучительную смерть на быструю мучительную.

– Вы не сторонник скорости? Тогда попробуем вариант второй.

Затемнение – и все оказались на высоких вертящихся табуретах у длинной стойки бара, сжимая в передних конечностях рюмки с напитками.

– Выпьем, – произнёс голос из замаскированных динамиков, – за благополучное завершение данного повествования.

– Я бы не советовал, – наставительно сказал герой в красных одеждах, он же, как собутыльники уже давно догадались, чёрт.

– Почему? Прекрасное шерри, – принюхался Булах.

– Опыт. Интуиция. Если хотите, профессиональное чутьё.

– Пейте же, – настаивал голос.

– В бокалах яд, – догадался Стон.

– Конечно. Но медленно действующий, – подтвердил невидимка. – И вас никто не будет есть. Напротив, вы сами нечто выпьете. Всё согласно заявке.

Булах выплеснул напиток.

– И это не устраивает? – загрохотал Творец. – Ну, знаете ли, на вас не угодишь. Я тоже, в конце концов, умею сердиться.

Пространство покрылось сетью трещин, предметы и тела странно искривились, принимая дикие, причудливые формы.

– Что происходит? – зарычал Левый Полусредний, выплёвывая из пасти один из своих хвостов.

– Ничего особенного, – отозвался Создатель текста. – Просто я сминаю этот лист в комок и собираюсь швырнуть его в корзину.

– Остановись, – взмолился Булах. – Давай решимся ещё на один вариант. Мы не будем чрезмерно требовательны, клянусь.

– Договорились. Но этот – последний.

Таверна приняла вид гигантской бутыли из-под шампанского с открытым горлышком, дрейфующей в космическом водовороте. Внутри восстановилось первоначальное убранство, вдобавок сквозь толстые полупрозрачные стенки можно было увидеть немало интересного. Мимо, например, проплыла старая летающая перечница с альдебаранцами, за ней – игрушечный заяц с барабаном, некогда потерянный одним моим знакомым мальчиком.

– Создатель, где мы? – спросил кабатчик.

– Вас втягивает в гравитационную воронку, в быту именуемую чёрной дырой. Довольно любопытный природный феномен, кстати.

– И долго мы будем в неё падать?

– С вашей точки зрения – вечность.

– Ну, это меня устраивает, – облегчённо вздохнул Булах.

– Ладно. Кончится вечность – звоните.

– Насколько я понимаю, – подал голос чёрт, – вопрос о нашем дальнейшем физическом существовании временно снят с повестки дня. Теперь можно и о душе поговорить. Как вы догадываетесь, в данном предмете я большой дока. С детства, можно сказать, увлечён. Кстати, моё повествование посвящено и ей. Косвенно, впрочем. Собственно, я хочу прочитать вам кое-какие записи, которые я вёл в течение длительного этапа своей деятельности, – и он извлёк из складок одежды пухлую книжицу в чёрном, конечно же, переплёте. – Не сомневаюсь, что смертные найдут в них немало увлекательного и поучительного. Даты я, с вашего разрешения, опущу, так как в наших местах особое летоисчисление и специфический календарь, непосвящённому они ни о чём не скажут.

Дневник одного демона, или Особое поручение Дьявола

С сегодняшнего дня начинаю вести дневник. Согласен, это достаточно необычно для нас, обитателей Ада, существ, вообще говоря, не склонных к созидательной деятельности, но в данном случае речь идет обо мне, личности весьма незаурядной. Хочу запечатлеть для потомков некоторые этапы моей яркой биографии. Побудительным же мотивом послужило оскорбление, нанесенное мне публично, на Ассамблее. Впрочем, обо всём по порядку.

С утра стояла великолепная погода, и ничто не предвещало грядущих неприятностей. Дождь со снегом развезли на дорогах грязь, и навоз, не убранный с той поры, когда по городу прогнали стадо свежезаморенных земных политиков, наполнял воздух благоуханием. Чуть позже прошел метеоритный дождь, и я своими глазами видел, как особенно крупная глыба срезала угол густонаселенного небоскрёба.

Воодушевленный, я вышел погулять и поискать приключений. По обыкновению, начал с того, что устроил засаду возле ближайшего пешеходного перехода. Вообще, я отлично умею маскироваться. Сегодня, например, притворился банкой из-под сельди иваси, и тот, кто видел меня, поклялся бы, что во мне не только совсем недавно содержался именно этот сорт рыбы, но и что он явно перележал допустимый срок. Следовало подкараулить момент, когда какая-нибудь чёртова бабушка захочет перейти улицу, и усилием воли сдерживать смех, пока старушенция, шарахаясь от автомобилей, пересекает проезжую часть. Но едва карга, кляня всё и вся, ступит на вожделенный тротуар – налететь вихрем, схватить в охапку и, прорезав в стремительном полёте транспортный поток, отволочь на исходную точку. Потом церемонно раскланяться и исчезнуть, не дожидаясь благодарностей.

Между прочим, эту игру придумал лично я, чем немало горжусь. Однако сегодня день выдался не рыбный, ни одна старушка возле "зебры" не появилась, а со стариками такой номер проходит хуже.

Зато по дороге в наш образцово-наказательный институт встретил Лысого, Зубарика и Криволапого. У них как раз был период ритуальных пыток, и кожа на боках висела клочьями. Лы приветствовал меня кратким изложением моих достоинств и полным перечнем недостатков. Я в ответ вежливо охарактеризовал стиль поведения матерей всех троих в свободное от чистки выгребных ям время. Зу и Кри нервничали после занятий и чересчур небрежно и легкомысленно повели беседу, сразу же перейдя к моему пресловутому прапрадедушке, действительно имевшему нестандартные личные взаимоотношения с самкой известного Цербера. Подобная невоспитанность оскорбила, буквально вынудив изложить возражения с помощью пулемёта. Лы, который рос в обеспеченной семье и с раннего детства числился хорошей компанией, попрощался противопехотной гранатой, однако я успел кончиком хвоста отбить её в сточную канаву. И зря: в полубессознательном состоянии он позабыл снять чеку, и ценная вещь бесполезно утонула. Я с интересом осмотрел тела. Судя по характеру повреждений, в ближайшие пару эпох им не ожить.

Всё-таки то, что мы бессмертны и лишь развоплощаемся на более или менее длительный срок, в значительной мере обесценивает систему этических норм. Какой, к примеру, толк терять полдня на минировании квартиры соседа, если спустя какое-то тысячелетие он вновь поселится рядом вместе со всей семейной камарильей? Или: переезжаете вы любимую тетушку автомобилем, не щадя новеньких покрышек, а через энное количество веков она опять досаждает вам толстым семейным альбомом. Хотя доверяет почему-то уже значительно меньше. Более того: в данных условиях теряет реальный смысл само понятие наследства, и это обстоятельство лишает Преисподнюю романтики имущественных преступлений.

Лекция была посвящена способам заклятия духов. Любопытное это, должно быть, занятие: притвориться заклятым и, прикрываясь алиби, устраивать хозяину мелкие забавные каверзы. Надо будет как-нибудь попробовать.

Вечером на Ассамблее и случилась та история, из-за которой я завёл дневник. Как обычно, мы фланировали по залу, стараясь развлечь друг друга весёлыми выходками: втыкали иголки в стулья, привязывали чужие хвосты к дверным ручкам, расстёгивали юбки на дамах, подсовывали невинным девицам книжки божественного содержания. Даже дети, и те вносили свою лепту, стреляя из рогаток маленькими твёрдыми шариками и подставляя подножки танцующим. Самые уважаемые или просто отличившиеся за день поднимались по очереди на возвышение и делились с нами воспоминаниями о своих достижениях.

Бал был в самом разгаре, когда на трибуну выскочил этот идиот Подергунчик и начал орать:

– Нечистые! Я вынужден вмешаться в ход празднества, чтобы заявить: среди нас завелись нечестивцы, растленные адепты Небесного влияния. Не далее, как сегодня утром, я был свидетелем того, как присутствующий здесь Длиннохвостый совершил ряд поступков, отдающих добродушием и даже, хоть мне и неудобно произносить это при дамах, состраданием. На моих глазах он освободил троих посвящаемых, подарив им быструю смерть вместо долгих стандартных мук. Ручаюсь, что он сделал это из жалости. Один из троих был его давним приятелем.

Поднялся шум. Старые черти метали искры из глаз, поджигая всё вокруг; молодые демоны прыгали по столам, топча посуду, но щадя бутылки со спиртным; дамы просто визжали, демонстрируя завидный объём лёгких и богатые, но неприятные вокальные возможности. Я бросился к постаменту, столкнув с него Подергунчика; при этом незаметно для окружающих порвал его рубашку, сломал ему левую руку и три ребра, раздробил челюсть, выбил глаз и трижды от души высморкался в его модный галстук. Затем откашлялся и напряг голосовые связки, пытаясь перекричать весь этот гвалт. Я подробно информировал присутствующих об утренних происшествиях, представив себя, разумеется, в самом выгодном свете. Про Подергунчика я практически ничего не сказал, лишь красочно описал, как он метался, пытаясь прикрыть хилым телом Лысого и его приятелей, умолял пощадить их, взяв взамен его жалкую жизнь, и как я, проявляя отточенную, свойственную лишь мне жестокость, вначале хладнокровно пристрелил их, а потом, вдоволь покуражившись, отпустил его на волю продолжать никчемное существование, приносящее лишь страдания, неудачи и насмешки окружающих. Тем самым я нанёс максимальный ущерб всем четверым: им, молодым, полным сил и энергии, и ему, гнусному мозгляку и уродливому недоумку.

К этому времени мерзавец вернулся в зал в инвалидной коляске и успел услышать посвященные ему пассажи. Он аж побагровел и едва не вывернулся наизнанку, пытаясь ответить достойными оскорблениями, но куда ему до меня. Конец моей речи был столь величественно-ужасен, что не могу не привести его здесь дословно:

– Коллеги! Все мы не лишены недостатков. Вероятно, и я порой оказываюсь недостаточно злобен и, к примеру, сразу убиваю там, где ещё мог бы предварительно попытать. В этом виноват и покорно склоняю голову. Но кто и когда мог бы упрекнуть Длиннохвостого в милосердии или, тем более, унеси Дьявол, в любви?! Вы же хорошо знаете меня. Вспомните: разве я хоть раз передал в общественном транспорте деньги на билет? Зато в часы пик я многократно продирался из середины салона к передней двери и обратно. А разве кто-либо ещё включал в электрическую розетку неотрегулированный отбойный молоток во время популярных телепередач? Я никогда не вытирал ноги, посещая чужую квартиру, и не снимал обуви, проходя в комнаты. При этом искусно выбираю момент визита, нанося его тогда, когда хозяева завершают уборку дома или только что закончили ее. Кто, как не я, устроившись на летние каникулы общественным инспектором дорожного движения, установил рекорд Преисподней по количеству и величине выписанных штрафов за неправильную парковку автомобилей?! Именно я в день завершения миссии в качестве блестящего заключительного аккорда, попирая закон так, как никто его ещё не попирал, приговорил двоих нарушителей к смертной казни и немедленно привёл приговор в исполнение. Кстати, кто ещё, кроме отъявленного садиста, выбрал бы такой источник приработка? Большую же часть свободного времени я провожу, трудясь контролёром на автобусных остановках. Это ли не свидетельство коварства и общей подлости характера? Если же я кого не обидел, не задел и не унизил, то обязуюсь восполнить пробел в будущем. Несмотря на отдельные слабости, в целом я плох, и помыслы мои грязны. Верьте мне, черти!

Спич вызвал аплодисменты, обмороки, предложения руки и тела от нескольких хорошеньких дьяволиц, которыми я решил воспользоваться последовательно, и даже три-четыре попытки убийства со стороны наиболее восторженных фанатов. Тем не менее, после завершения оваций практически единогласно Ассамблея решила отдать меня под суд. Не могу быть на них в обиде: в Аду так мало развлечений. Кроме того, я совершенно уверен в исходе дела.

Сегодня состоялся процесс. В состав жюри входили слоноподобный Бегемот и Асмодей, две из трёх голов которого были перекошены даже больше обычного – по слухам, он опять сожрал своего дантиста и мучился от последствий. Председательствовал сам Вельзевул. Он же исполнял функции прокурора – традиционный метод экономии фонда заработной платы. Адвоката, естественно, не полагалось, и я защищал себя сам.

После того, как свидетели сообщили примерно то же, что я описал выше, правда, при этом расцветили серую ткань буден массой ярких эпизодов собственного сочинения, начались прения сторон. Прокурор произнёс хлёсткую обличительную речь, в которой мне были посвящены два крохотных абзаца в конце. Несмотря на мои неоднократные протесты, обращенные к председателю, тот так ни разу и не прервал чрезмерно увлекшегося оратора. Я же в общих чертах повторил свою речь на Ассамблее.

Затем суд удалился на совещание, которое длилось часа четыре. Всё это время из-за закрытых дверей в зал доносились звон ложек и вилок, чавканье, хлюпанье, тосты и приглушённые звуки смеха. Видимо, Бегемот рассказывал свои излюбленные скабрезные анекдоты, которых собрал в разных мирах Вселенной неисчислимое множество. Когда прения завершились, он по рассеянности не снял с шеи роскошную блондинку и так и вышел вместе с ней. Впрочем, старый греховодник не растерялся и, несмотря на неглиже, представил ее публике как секретаря суда. Наконец Вельзевул встал за столом, стукнул молотком по голове зазевавшегося зрителя и объявил решение. И вот тут я был потрясён по-настоящему. Меня признали виновным не только в добродушном убийстве столь некстати подвернувшейся компании, но и в преступной любезности в связи с тем, что я, хотя и в неправильном направлении и с превышением скорости, но всё же перевёл старушку через улицу.

В качестве приговора я был передан под наблюдение районного попечителя безнравственности. Я должен буду ежевечерне отчитываться перед ним за проведенные сутки. Если за относительно короткий период не известной мне заранее длительности не совершу достаточно неблаговидных поступков, мне придётся пойти к Дьяволу, который сам назначит мне способ искупления или характер истязания.