Текст книги "Посиделки в межпланетной таверне "Форма Сущности"(СИ)"

Автор книги: Альберт Зеличёнок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Геенна потянулась, повела плечами и перелистнула несколько страниц. Я ощутил, что вереница слов, как трясина, засасывает меня, а сознание уплывает, покачиваясь на акустических волнах, как бумажный кораблик в луже.

– "И рассердился Творец на людей за дела их и решил истребить их с лица земли, за исключением Ноя, который имел перед Небесами особые заслуги. Тогда явился к Создателю Падший и заявил: "Как же так, Господь? Кто же разбазаривает вверенные материальные ресурсы? Нерентабельно. Мне и вовсе обидно: всё-таки плоды и моих трудов погибнут". Но не слушал Саваоф, топал ногами и метал молнии. Разъярившись, он ликвидировал-таки предприятие, упрятав концы в воду.

Мои веки отяжелели, голова свесилась на грудь, зрачки закатились,. и мир представился простым и понятным, как негатив фотографии. Геенна накинула на меня уздечку и повела за собой, а я только и мог, что переставлять ноги и незамутнённым уголком сознания надеяться на лучшее.

В её замке я прожил семь лет. Первый – вешалкой для шляп в передней, где перевидал немало интересного, когда юные ведьмочки и колдуны на шабашах, сняв алкоголем напряжение, импровизировали на чужих пальто по углам. Следующие четыре я проработал торшером в спальне, где оказалось относительно неплохо, так как Геенна была ведьмой достаточно миловидной и без комплексов (если не считать мании величия), и, кроме того, с меня хоть изредка смахивали пыль. Хуже всего пришлось в последние пару лет, когда мне довелось заменить собой испорченную электрозажигалку для газовой плиты. Вот уж кого никогда не моют. И относятся хуже, чем к миксеру. Тут я натерпелся-таки. К тому же морда обгорела.

Уверен, что после семи отведенных правилами лет она меня не выпустила бы. Отыскала бы повод. Но Провидение, которое не оставляет без попечения даже самую мелкую букашку, не говоря уже о таком тяжеловесе, как я, выручило и на этот раз. Едва наступил предсказанный день моего освобождения, внизу раздался грохот, и входная дверь пала в неравном бою. В образовавшийся проем ворвался светловолосый, круглоголовый и розовощёкий крепыш, размахивая над головой огромным топором. Его клетчатая рубаха расстегнулась, демонстрируя намечающийся животик, борода воинственно топорщилась, мышцы на руках, правда, не бугрились, но их вполне хватало, чтобы безостановочно вертеть солидных размеров секач. При этом он не забывал рычать традиционное: «Казад!» Слуги колдуньи разбегались перед ним без особого сопротивления, выражая верность хозяйке только словесными протестами. Однако незваный гость всё равно для порядка крушил мебель, стараясь при этом принимать наиболее выигрышные позы. Когда он смахнул с журнального столика магический шар с программным управлением, я почувствовал, что заклятие спало, и с удовольствием принял участие в уничтожении недвижимого и движимого имущества. Попутно после столь долгого поста наконец-то хорошенько поел. Впрочем, и он с удовольствием подкрепился, когда мы прорвались на кухню, причем, как и я, отдавал предпочтение мясным блюдам. Однажды нам попалась на пути Геенна со своим чёрно-красным бестселлером. Однако мой новый приятель выразительно глянул на нее; взвизгнул воздух, рассекаемый острой сталью, прозвучало: «Казад!» – и ведьма сочла за благо ретироваться.

– Слушай, спаситель, кто ты все-таки такой? – спросил я, выбираясь на свежий воздух прямо сквозь стену танцевального зала.

– Гном, естественно, – он отбил шпагу осмелевшего начальника стражи и с воплем: "Мы, гномы, существа простые, необразованные, этим вашим приёмчикам необученные" – обрушил на его голову свой инструмент.

– Это я, положим, и сам по твоему кличу понял. Звать-то тебя как?

– Сначала ты скажи. Мы, казад, первыми представляться не любим.

– Я Левый Полусредний из Пещеры Кривых Скал.

– А я Хабарлог. Откуда родом – и сам забыл, слишком много раз пришлось переезжать. Сейчас и вовсе бездомный, брожу по белу свету, на жизнь топором зарабатываю и вообще штуки всякие делаю. А ты куда путь держишь, Левый Полусредний?

– К колдуну из Абар-Кадабра, хочу отнести ему вещь, которая давно хранится в нашей семье и порядком-таки надоела.

– Не колечко, случайно?

– Нет. С чего ты взял?

– Да так, был один печальный опыт. В общем, с тобой я пойду. Путь к Творожным скалам покажу, всё равно делать сейчас нечего, а ты без меня опять в какую-нибудь историю вляпаешься. И чего, спрашивается, я со всякими разгильдяями валандаюсь?! Есть во мне, наверное, педагогическая жилка. Чувствую – во времена эльдарского ига они не только песни пели да крепости строили, небось, и девок наших портили. Иначе – откуда такая напасть? Это ж они, эльфы, всех жить учат. Заковыристая штука – генеалогия. Да, забыл сказать: питание и прочие дорожные расходы – за твой счет.. Учти: узнаю, что несёшь ты всё-таки кольцо – накажу. Мы, гномы, народ простой, мирный, нам эти заварушки ни к чему.

– Да говорю же – нет. Вот, смотри.

И я сунул ему под нос Кубок.

– Что за ерунда такая?

– Чаша Святого Грааля.

– Тьфу, я думал – хоть вещь хорошая. Я бы на месте мага у тебя её нипочем не взял. Это разве узор? Это разве инкрустация? А проба где? Нет, прогонит он тебя.

Тем не менее, он явно успокоился.

Мы пока что шли пешком. Хабарлог утверждал, что в полётах его тошнит и укачивает, и напирал на свои привилегии как проводника, а я после стольких лет наземного существования не рисковал пока опробовать крылья.

– Слушай, – спохватился я, – неужели на тебя колдовство не действует?

– Какое такое колдовство? Нонкино, что ли?

– Ты имеешь в виду Геенну? – потрясённо спросил я.

– Это на своих сеансах она Геенна, да ещё для таких впечатлительных, как ты. А по паспорту она Нонка, то есть Нэнси Смит.

– И на её книгу ты внимания не обратил...

– А чего на что ни попадя реагировать? Я – гном простой, необразованный, книги на меня не действуют. Я и читать-то, можно сказать, не умею. Таких, как эта барышня, бояться не надо. Главное для них – вызвать к себе интерес, а ежели внимания на них не обращать, то колдовство всякую силу теряет. И книжонка эта её – тьфу и больше ничего. Ерунда полная.

Всё-таки в конце концов я уговорил его лететь. Он оказался прав: в воздухе его действительно тошнило. Пришлось вернуться к прежнему способу передвижения. Правда, до цели оставалось, по его словам, недалеко.

Да, спешу утешить тех, кто обеспокоен судьбой моей коллекции.

Когда я дрожащими лапами открыл шкатулку, все девушки были помяты, непричёсаны, но живы и здоровы. Видимо, чары подействовали и на них. А то я уж собирался косточки обсасывать, но обошлось. И боеспособность тоже, кстати, оказалась в порядке.

Идти всё-таки понадобилось часов восемь (с перерывами на завтрак, второй завтрак, ланч, перекус, обед, лёгкий закусон, ужин и фруктовый десерт перед сном). Видимо, для бешеного гнома сто миль – не крюк. К горам подошли уже заполночь, но даже в безлунной мгле они поражали молочной белизной. Неподалеку из сплошной массы кустов доносились грубая ругань и пьяное пение.

– Кто это там? – спросил я Хабарлога. – Неужто эльфы?

– Один эльф, – поправил он меня. – От нескольких шума было бы поболее. И битых бутылок тоже, – отметил он очередную эскападу подгулявшего представителя весёлого народца.

– Странно, – сказал я. – Как-то я себе эльфов иначе представлял.

– Все их другими воображают. А они вот такие, и ничего с этим не поделаешь. Потому мы, гномы, их и не любим. Т-ш-ш, кажется, он нас почуял.

Пение, действительно, прекратилось, и, судя по направлению, в котором перемещался шум, часовой двигался в нашу сторону. Несколько раз он упал (однажды, судя по бурной реакции, особенно удачно), потом раздался треск ветвей, проклятия и торопливые сосущие звуки с хлюпаньем – он явно вломился в заросли спрутеня, который, наряду с костоломкой голодной, является любимым лесонасаждением эльфов. Наконец страж добрался до нас и остановился, не дойдя метров трех.

– Эй, кто вы такие? – крикнул он.

– Путники, – осторожно ответил я. – Направляемся к чародею по важному делу. Разрешите пройти.

– Не разрешаю, – важно объявил он. – Приказ такой: ночью никого не пропускать. Лучше посидим до утра, мужики, выпьем, пообщаемся, а то мне уже стрёмно здесь одному торчать. А светло станет – разберёмся.

Нас тоже не очень тянуло пробиваться к замку во тьме – наверняка, с рубкой, со скандалами и с риском заблудиться в горной местности, заполненной рукотворным и нерукотворным мусором. Поэтому мы согласились. Растянули на земле эльфийский плащ, выложили припасы, приняли, закусили.

– Ну что, давайте рассказывайте что-нибудь, – предложил часовой.

– Пусть он сам говорит, – шепнул мне на ухо гном. – Дивные всё одно, кроме себя, никого не слушают. Соглашайся на все и терпи. Критики они не приемлют и сильно обижаются. Не то что мы – ребята простые, отходчивые.

Эльф не заставил себя долго упрашивать.

– Зовут меня Гоэлрос, – заявил он, не поинтересовавшись нашими именами. – Живу здесь с момента, когда на небе установили Луну, и собираюсь жить вечно, если, конечно, не будут постоянно доставать. В противном случае выйду на пенсию и эмигрирую на Запад.

– На Ближний или на Дальний? – поинтересовался Хабарлог.

– На Заокеанский, конечно. Куда ещё стремится уехать каждый разумный эльф? Но пока у меня и здесь карьера неплохо складывается. Я – второй заместитель помощника начальника караула по идейно-политической части. Поэтому по служебной необходимости много читаю, ловлю ночами по палантиру вражеские голоса и готов дать отпор любым выпадам их пропаганды. По опыту знаю, что первое, о чем хотят послушать уставшие путешественники, – это о сотворении мира, происхождении видов и о том, почему оно всё столь скверно вышло.

Не знаю, как другие, а я на лекциях примерно минуты через три после начала впадаю в полубессознательное состояние: глаза у меня при этом открыты, могу сидеть, ходить, даже разговаривать, но без участия головного мозга. Ответственно заявляю: эта способность многократно спасала мне если не жизнь, то уж рассудок точно. Отключился я и в данном случае, и посему в настоящей повести вы не найдете монолога Гоэлроса. Однако дикий гогот гнома, периодически доносившийся до меня сквозь полудрему, можно считать косвенным подтверждением справедливости расхожего мнения, что, с точки зрения эльфов, вся история мироздания – цепь забавных эпизодов преимущественно эротического характера. В итоге они меня таки разбудили, но, учитывая наличие в составе аудитории девушек и несовершеннолетних, я не рискну излагать здесь некоторые личные комментарии нашего визави к ряду классических легенд.

Завершив речь, Гоэлрос приложился к бутылке с перебродившим нектаром урожая 1438 года, произвеё несколько крупных глотков и лишь затем перевел взгляд на нас. Глаза его округлились. Стало уже довольно светло, и он наконец-то смог разобрать, с кем имеет дело.

– Дракон! И гном! Ну и вляпался же я. Тревога!

Однако из-за посталкогольного синдрома голос его звучал, скажем так, не очень звонко, и не вызвал в округе заметного оживления.

– Не могу поверить, – бормотал он, судорожно пытаясь выдернуть из ножен застрявший меч, – что это происходит именно со мной.

– Погоди, – успокаивающе сказал я, мысленно прикидывая наши шансы. – Мы пришли с миром. Мы одной крови – ты и я.

– Ну, это ты, положим, загнул: всем известно, что у вас, драконов, кровь зелёная.

– Ладно, я немного преувеличил. Но мы в самом деле не имеем враждебных намерений. Я всего лишь несу в дар волшебнику небольшой сувенир от нашего семейства.

– А когда старичок прикоснётся к нему, презент скажет: "ба-бах" – и замок Абар-Кадабр, сооружение одиннадцатого века, представляющее также и архитектурную ценность и находящееся под защитой государства, птичкой вспорхнёт в небеса. Опять же и дедушку жалко. Он нам, знаете, сколько добра сделал? – Гоэлрос принялся перечислять, загибая пальцы на руках, а затем и на ногах. – Заасфальтировал территорию, разбил клумбы, построил две школы, салун и тюрьму, открыл дельфинарий, планетарий и колумбарий. Обучает эльфят джиу-джитсу, йоге и ненормативной лексике. Перевёл на квэнди "Кама-сутру" и изобрёл двадцать восемь новых поз. Построил завод по переработке тяжёлой воды в огненную и сейчас договаривается с русскими о поставках сырья. Научил нас печатать фальшивые ассигнации и стрелять из "винчестера". Организовал курсы стриптиза с гастролями за границей. А с тех пор, как умер Кароян, у нас регулярные концерты классической музыки. И всё это – за одну зарплату старшего лаборанта. Да что там говорить – симпатичный пенсионер. Не пропущу я вас к нему, нашли тоже дурака.

Похоже, он занял твёрдую позицию. Надо было искать другие аргументы, и у Хабарлога они были.

– Мы – гномы простые, недалёкие, словесным вывертам необученные, – заявил он, выходя вперёд. – Я вам вот что скажу: бей эльфов! Казад! – зарычал он, воздев над головой секач.

Гоэлрос вытащил наконец-то меч, порядком-таки заржавленный. Насколько я смог разглядеть, клинок был густо покрыт нецензурными рунами и непристойными рисунками.

– А Элберет Гилтониэль, – выкрикнул он старинный эльфийский клич, смысл которого давно утерян в веках, даже если и присутствовал когда-то.

И два бойца схлестнулись, нанося повреждения окрестному ландшафту и сметая некстати подвернувшуюся живность. Я решил не мешать, обогнул их, стараясь не попадаться на глаза, и вошёл в запретные пределы.

Моему взору открылась широкая долина, усеянная газетными киосками, автоматами по продаже кока-колы и пончиков и фланирующими эльфами. Многие были в шортах и гавайках, но все – при оружии. Еще чуть-чуть – и я буду замечен. Даже если я воспарю, меня достанут стрелами. Что-то нужно было срочно предпринять. Похоже, что выход был единственный. Я вздохнул, представив тающий банковский счёт, вынул из-под левого крыла мобильный телефон и вызвал семейного имиджмейкера.

Он появился спустя несколько минут, критически оглядел меня, сказал: "Да, работа предстоит большая", нанёс кое-где штрихи карандашом и приступил. Вся процедура отняла у меня два часа времени, добрую порцию сил и нервов и кругленькую сумму в конвертируемой валюте, но мастер превзошел себя. Когда я шествовал к замку, приветственно кивая окружающим и распространяя запах роз и лаванды, встречные кланялись и улыбались в ответ, и, клянусь, я видел, как они плакали от счастья. Случись сейчас выборы нового короля, я бы прошёл "на ура". С одной девушкой случилась истерика, когда я кончиком правого хвоста коснулся её ноги, а караул у ворот Абар-Кадабра вытянулся по стойке "смирно" и ел меня глазами. Сам чародей вышел на крыльцо зала заседаний. Мы троекратно обнялись и расцеловались, после чего он ввёл меня внутрь и только там спросил:

– Может быть, закончим этот цирк?

Я расслабился, несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и достал из потайного кармана Кубок.

– Вот.

Волшебник откашлялся, осмотрел меня, пробормотал:

– Монструм диишиа, прекрасный образец, – потом перевел взгляд на сосуд в моей лапе и констатировал. – Чаша Святого Грааля, вне всякого сомнения. Ну, и что же вам нужно, молодой человек? Можете обращаться просто: профессор. Как ваше имя, кстати, юный представитель монстров двухтазовых?

– Левый Полусредний, профессор. Я к вам издалека и по очень важному делу. Видите ли, господин маг, эта штука хранится у нас в семье... – и я достаточно подробно описал историю Чаши, дополнив ее кратким обзором собственных странствий.

– ...Вот и получается, профессор, что нам она без надобности и ничего не приносит, кроме бед и неприятностей, между тем мудрец, подобный вам, безусловно, нашел бы ей применение...

Я разошёлся, расписывая блистательные перспективы как чародея, оснащённого Кубком, так и Кубка в его руках, и даже вообразил, что могу изъять у него за столь ценную вещь немалую мзду. И даже начал прикидывать размеры бакшиша, когда маг бесцеремонно сдёрнул меня с небес на землю.

– Нет, уважаемый Левый Полусредний. Этот предмет в моем хозяйстве абсолютно не надобен. Кроме того, дворец у меня, как видите, маленький, компактный. Я не выпячиваю своих заслуг из скромности, а окружающие, естественно, замечают лишь тех, кто занимается истовой саморекламой, и игнорируют нужды и чаяния тихих героев науки, вроде меня. Если – представим себе чисто гипотетически – если бы я принял у вас сей экспонат, мне бы совершенно некуда было его деть. Для него нужен сейф, сигнализация, естественно, а всё это требует места. Так что не знаю, не знаю, молодой человек, могу ли я вам чем-либо помочь.

– Профессор, а если бы я сопроводил свою просьбу небольшим даром в пользу науки? Например, у меня есть уникальная коллекция специально обученных принцесс, и я бы мог поделиться с вами несколькими удачными экземплярами. Мне представляется, что они оказали бы вам значительное содействие в, э-э, важных экспериментах.

– Да что вы, дорогой Левый! Девушки? В моём возрасте? Эх, сбросить бы мне годков триста!.. А сейчас в данных вопросах я вынужден обходиться без лабораторных исследований. Ограничиваюсь теоретическими выкладками.

Торговались часов пять, при этом ничего нельзя было предложить прямо, приходилось изъясняться экивоками, иносказаниями. Если выбирать между интеллигентом и разбойником, то я, пожалуй, предпочту бандита. С ним как-то спокойнее. В конце концов сошлись на полном комплекте кассет с записями "Битлз". От сердца оторвал!.. Ну, две-то лучшие я подменил на "Модерн Токинг", еще наплюется, некромант проклятый.

Рассказ об обратном пути не представляет интереса. Недалеко от гор я застал врасплох купеческий караван, так что питанием был обеспечен до самого дома. А если где и устраивался на отдых, вначале реактивной струей выжигал круг безопасности. Да: забыл сказать: Хабарлог и Гоэлрос разошлись вничью, но на месте дуэли года три ещё ничто, кроме сорняков, не росло – боялось. Позже про эту битву сочинили сагу, там Гоэлрос сдвигал горы, а Хабарлог растаптывал дворцы, на самом же деле разрушения были куда скромнее.

Дома всё оказалось по-прежнему. Мама развязала со свекровью, то бишь моей бабушкой, локальную войну, в ходе которой пострадали ванна, газовая колонка и несколько мелких родственников. Папа с дедушкой летали на шопинг в соседний городок, но там подготовились к их визиту, и добыть удалось лишь влюблённую пару в собственном стогу да несколько мальков, которые так громко орали, что дед их пожалел и выпустил жировать.

Первым меня на горизонте заметил кузен Устрашитель, который предупредил семью и, воспользовавшись всеобщей суматохой, слопал последний кусок пасхального пирога с пастушками; ещё имел наглость назвать это премией. Мог бы благородно отказаться от премии, между прочим, примеры были. Ничего, в холодильнике кое-что нашлось, и на принцессочек моих хватило.

Когда все, сыто отдуваясь, отвалились от опустошённого стола, в гостиной появился донельзя довольный собой папа, который ближе к концу пира уходил во двор подымить.

– Где ты пропадал так долго, мой крысёночек? – со зловещей улыбкой спросила мама, которая давно и не без оснований подозревала супруга в неверности.

– Смотрите, что я достал! – радостно заорал вместо ответа отец, воздев правую переднюю лапу.

Я ощутил слабость внизу живота. На втором его пальце сиял крупный бриллиант, вправленный в золотой перстень филигранной работы.

– Добыл у старьёвщика! – захлебываясь, объяснял родне папа. – И всего за семнадцать бряклей! Пришлось его малость попугать, конечно.

Не прошло и месяца, как в дом прямо на лошади вломился первый рыцарь и, наскочив на многострадального дедушку, возопил:

– Отдай Кольцо Святого Ирвина, образина!

Наклонив копье, он принялся гонять старика по комнатам, наводя панику на горничных.

Рассказ пора заканчивать. Этот выпад мы отбили, но на следующее утро я тихо собрался, взял феминотеку и вышел во двор. Светило солнце, сладко пахло с кладбища, щебетали по кустам баньши. Я послал родичам воздушный поцелуй и выпал в подпространство сквозь щель, которая издавна располагалась в саду между вечнозелёной высосной и старой корябиной.

– А сюда-то как вы попали?– пискнула мышь-вампирша с планеты Пожалеешь.

– Видите ли, Эйнштейн вывел известную формулу "Е равно эм цэ квадрат", связывающую морским узлом энергию, массу и скорость света. Однако при движении между параллельными вселенными скорость света не является величиной постоянной, что требует введения дифференциалов и нескольких поправочных коэффициентов, зависящих от угла атаки и чистоты намерений учёного. Кроме того, величина "эм" теряет всякий физический смысл там, где энергии – сколько угодно, а материальные носители отсутствуют. Наконец, сам Эйнштейн, вводя вышеуказанное соотношение в статье, написанной первого апреля, попросту разыгрывал доверчивых коллег, но при наборе дата выпала, и своеобразную шутку прославленного своей экстравагантностью гения приняли за чистую монету. Чтобы не вышло конфуза, Господу срочно пришлось менять законы физики в области космоса, прилегающей к Солнечной системе. Однако с развитием межзвёздной астронавтики земные корабли забираются всё дальше во Вселенную, и нарастает опасность парадокса, могущего привести к гибели разумной жизни там, где хоть раз было произнесено слово "человек". Каким-то образом земляне связывают изложенное выше с возможностью отправиться в прошлое и прикончить там своего деда по материнской линии до соблазнения им бабушки. Только шиш им, ненасытным в удовольствиях хомо сапиенс. Дедушку-то пристукнуть нетрудно, но перед смертью он вам задаст – мало не покажется! Что же касается моего случая, то, падая, я несколько раз соударялся с абсолютно упругими мирами, так что не понимаю даже, на каком я свете. Относительно же вашего вопроса, дорогая: с точки зрения современного уровня науки, находящейся на пороге постижения объективной истины, на него можно ответить коротко, но исчерпывающе: а чёрт его знает.

За окнами громыхнуло. Звёздное небо с шуршанием разошлось и зависло у горизонта некрасивыми ошметками. Наступило утро. Все выскочили наружу и обнаружили, что таверна теперь располагается на лугу, залитом солнцем и коровьим навозом. Метрах в тридцати от крыльца твердь заканчивалась, обрываясь в пустоту. Неподалеку сто ял стул с потертой спинкой.

– Что же это, господа? – стали спрашивать гости друг у друга и у хозяина, мудрого головоногого моллюска Пта.

– Ничего особенного, уважаемые, – отвечал тот направо и налево, от смущения сворачиваясь клубочком и топорща иглы. – Просто-напросто в окрестностях таверны образовалась чёрная дыра. Вполне обыкновенный природный катаклизм с последствиями мирового масштаба.

– Где же эта дыра, где она? – закричали присутствующие в унисон.

– А вот видите отверстие в обшивке? – указал крылом кабатчик, поджав две из трёх ног. – Пониже шва и повыше поперечной перекладины. Это она и есть. Если хотите, можете в неё забраться. Будете падать вечно, пока не упрётесь в ватин.

Желающих не оказалось, и все, подавленно молча, вернулись в харчевню. Внутри в их отсутствие тоже произошли некоторые изменения. Посреди зала, в самом неудобном месте, материализовалась музыкальная машина, без устали наигрывавшая репертуар группы "Ну да", и со столиков таинственно исчезли горчичницы.

Пока все рассаживались, говорящий ящик поставил очередную пластинку, и бравые ребята молодцевато вдарили по электрогитарам:

Валю брали, трали-вали,

Больше крали не видали.

Кто читал Марселя Пруста,

Тем, конечно, будет пусто.

Просто муть и просто жуть –

Без стрихнина не уснуть!

– Ах, – произнёс молодой человек в розовом балахоне, томно вздыхая. – Музыка, зелень, пенистые чаши. Как это напоминает мне о возлюбленной!

– Погодите, – вмешался невысокий смуглый гуманоид Черсаныч, в прошлом – боцман с межпланетного сейнера. – Каким образом отмеченные детали обстановки могут воссоздавать образ потерянной вами девушки? Она что, много пила и постоянно валялась на траве?

– И это тоже, – признал юноша. – Но, вообще-то, на что бы я ни смотрел – всё ассоциируется с ней. О, она вечно стоит перед глазами, моя утраченная невеста. Честно говоря, это ужасно мешает, потому что очень сужает угол зрения. Раньше я мог видеть даже волосы на своем затылке, а теперь плохо разбираю и то, что находится прямо передо мной.

В доказательство он выпил пунш из чаши Левого Полусреднего и вытер губы о молочные железы Сью, причём делал это подозрительно долго.

У жениха были голубые треугольные глаза, в данный момент наполненные розовыми слезами, что-то вроде разбрызгивателя для душа вместо носа и нечто похожее на присоску вместо рта.

– Очень удобно для влюблённых, – прокомментировал кефалопод Свисс.

– Да уж, – согласилась Сью.

В атмосфере накапливалось статическое электричество, чувствовалось, что назревает очередной рассказ, и он разразился, едва жених освободил ротовую полость.

Сила чувств, или Первая счастливая незавершённая история

Моё имя – Пронзительный Стон. Я его принял сам, когда мне исполнилось пятнадцать. Оно поразило меня своей поэтичностью, лёгкой грустью, смешанной с каплей горчащей безысходности, и затаённой энергией. Прежнее, Тупой Чурбан, утомляло избыточной определённостью, чрезмерной фиксированностью восприятия, хотя и в нём была некая первобытная дикость. Его я получил от своей Нулевой Любви, Сопливой (впоследствии – Горделивой) Ромашки, когда нам обоим было по шесть лет. Я считаю её Нулевой, потому что Первая еще наступит, и о ней я вам расскажу, но всё-таки Горделиво-Сопливая тоже была, причем раньше. Как меня назвали папа с мамой при рождении, я уже не помню. Да и существовали ли они? Законы размножения в нашем мире столь сложны и переменчивы, что тайна моего происхождения навечно пребудет во мраке. Еще у меня был друг, отличавшийся крайним упрямством. Поэтому как он был Несущимся Камнем, так им и остался.

Пусть вас не удивляет обилие наших имен. Это – лишь незначительное следствие особенностей существования на моей планете, Утренней Заре, которая, как мне кажется, является третьим спутником звезды Сверхжаровня. А раз мне это представляется – значит, так оно и есть. Почему я столь безапелляционен? Потерпите, и вы всё уясните сами.

Утренняя Заря – весьма необычное место. Второго такого во Вселенной нет. Здесь вещество – мягко, податливо и легко превращается во что угодно по велению вашей мысли. Форма как таковая является в нашем мире чистой условностью, ибо по сути мимолётна. Более того. Сама действительность для нас – своего рода абстракция, ибо объекты реальности существуют лишь постольку, поскольку мы воспринимаем их органами чувств, и лишь в той степени, в которой мы их чувствуем. Сознание порождает бытие. И если вы спросите кого-либо из груимедов (так мы себя называем), быть или не быть, то мы ответим, что это важно скорее для окружающей действительности, чем для нас. Утренняя Заря – экспериментальная площадка, созданная Богом, в которого мы верим, ибо он не дан нам в ощущениях. Мне кажется, что Он хотел сотворить мир, в котором счастье человека зависит только от него самого. Поэтому, объективно говоря, все мы счастливы или несчастливы в той мере, в какой сами это го хотим.

Как вы уже поняли, самое прочное, что у нас есть, – это Мысль и её первичный продукт и носитель – Слово. Потому наиболее почетное занятие и главная точка приложения наших усилий – Литература. Конечно, имеются и другие почтенные виды деятельности: скульптура, музыка, архитектура, математика, логика, философия, религия, геоморфирование, метеопродуцирование, производство развлекательных ощущений и фобий, секс, деторождение, психология, психиатрия и ещё кое-что, но изящная словесность безоговорочно занимает первое место. Увы, но всякая профессия требует таланта, а он имеется не у всех, и далеко не всегда – в соответствующей общественному вниманию области. И на нашей планете не каждая способность может быть реализована. Представьте себе, например, гражданина с врождёнными задатками слесаря-сантехника, потенциального аса своего дела. Как ему проявить себя на Утренней Заре? Максимум – затопить всех нечистотами, но окружающие мигом ликвидируют прорыв силой своих мыслей. Один мой изощренный знакомый создал мигрирующие фановые вулканы, управляемые датчиком случайных чисел, но и этого хватило ненадолго. Люди с криминальными талантами – и те вызывают у груимедов больший социальный резонанс, чем склонные к примитивным трудовым функциям. Короче, не востребованные обществом способности – печальная реальность нашего лишённого реальности мира.

К счастью, меня Творящая Сила оделила широким набором разнообразных талантов, в частности, задатками крупного поэта. Кроме того, я могу писать пьесы, скетчи и диалоги к кинофильмам. Всё это делает мою жизнь наполненной и полезной, а существование – осмысленным. Но пора кончать с преамбулой и переходить к действию.

Утро рокового дня началось так же, как все предыдущие. На небо взошло солнце, которое мы недавно в эстетических целях окрасили в фиолетовый цвет, и тут же были включены четыре дополнительных рефлектора, находящихся на стационарных орбитах. Как сейчас помню, трава в тот раз получилась зеленовато-бежевая, небо – голубым в крапинках облаков из вкуснейшего зефира, а скала напротив дома – розовато-серой с проблесками слюды. На ней, как обычно, сидела моя невеста Порхающая Странница и встречала встающее светило соответствующей мелодией. Сегодня она принесла электроорган и наигрывала «Маленькие ночные глюки» Эриха фон Брахицефалиуса.

Я вспомнил, как познакомился с ней. Это произошло во сне. Собственно, сон на Утренней Заре отличается от бодрствования лишь тем, что обычно происходит ночью. Мне снился титанический кусок сыра, который уносило прочь трехногое кровожадное чудовище табуретопод. По мере удаления к горизонту монстр становился всё больше и больше, а сыр в его щупальце – притягательнее и притягательнее. В конце концов я разглядел, что это "Железамбер" – сорт, каковой в той декаде мне особенно нравился. Несущийся Камень, который материализовался рядом в ответ на боль утраты, предложил догнать урода. Мы побежали в противоположные стороны и встретились у озера. На берегу сидел инопланетный старик и выстругивал из лосиновой чурочки ракету, на которой прилетел. У его двенадцати ног лежал тот самый сыр, хотя теперь он был другого сорта и цвета.

Я вынул из камня нож и доску и, пристроив на ней сыр, отрезал ломтик. Из оставшейся части вышла девушка неземной красоты. Я вначале удивился, но потом вспомнил, что мы и находимся не на Земле, и воспылал к ней неутолимой страстью. Похоже было, что и я деве понравился, иначе с чего бы ей столь спешно искать, во что завернуться. В конце концов она прикрыла наготу вечерним платьем, которое сняла с помолодевшего пришельца. Тот почернел от стыда, превратил ракету в летающую банку и, высунувшись из неё по пояс (по-моему, своей верхней половиной), принялся добиваться осуществления своих политических и экономических прав, которые даже не были ещё ратифицированы Конгрессом. Кроме того, он митинговал на непонятном ни одному нормальному человеку (и, тем более, груимеду) китайском языке, поэтому вскоре явилась полиция и арестовала его за превышение скорости в нетрезвом виде. Между прочим, это был первый визит инопланетян на Утреннюю Зарю и одновременно их первый бунт, и он закончился пожизненным условным тюремным заключением с конфискацией имущества.