Текст книги "Бойся меня"
Автор книги: Алайна Салах
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
11
Подъём по ступеням даётся мне с трудом: кажется, я действительно подвернула ногу. В сотый раз сглотнув в попытке избавиться от металлического вкуса во рту, я нетвёрдой рукой вставляю ключ в личинку замка, но он отчего-то отказывается поворачиваться.
– Заело, по-моему, – поясняю я Савве, стоящему за спиной, и не узнаю свой голос, жалкий и дребезжащий.
Тёплые пальцы накрывают мою ладонь и по-хозяйски выдёргивают из неё ключи. Я не сопротивляюсь – просто отступаю назад, позволяя чужому человеку разбираться с дверью в мою квартиру.
Почему чужому? Сейчас Савва таким не ощущается. Каких-то пятнадцать минут назад он спас меня от одной из самых ужасных вещей, какие только могут произойти с женщиной. Этот бомж мог быть болен чем угодно… даже СПИДом… Он мог меня изувечить. Я могла от него забеременеть…
Господи, да что за идиотская привычка визуализировать самый паршивый исход? Я и так трясусь как перепуганная мышь.
– Кажется, всё в порядке, – сообщает Савва и указывает глазами на приоткрывшуюся дверь. – Прошу.
Нет, я и правда не в себе. Не смогла отпереть собственную квартиру.
– Спасибо, – бормочу я и, забрав у него помятые пакеты, которые мы подобрали по пути к подъезду, переминаюсь с ноги на ногу. Ну и куда делась моя былая решительность?
– Ты бы мог побыть со мной? Я… – Боже, как же сложно. Я никогда не просила мужчину остаться у меня, обычно они сами были тому инициаторами. – Не хочу находиться сегодня одна.
Синий взгляд окрашивается тёмными всполохами, мешая мне сходу угадать ответ, который становится известен уже через секунду:
– Конечно, Мирра. Я побуду с тобой.
******
Я осторожно снимаю с ног туфли и мельком оглядываю лодыжку: она немного распухла. Если срочно не приложить лёд, то про каблуки можно забыть на ближайшие две недели.
Савва безмолвно за мной наблюдает, стоя возле шкафа-купе. Нужно хотя бы попытаться быть гостеприимной, если уж я его к себе пригласила.
– Располагайся как тебе удобно, – мне даже удаётся вымучить из себя вежливую улыбку. – Я схожу в душ, а потом постараюсь тебя как-нибудь развлечь.
Савва очерчивает взглядом моё лицо, которое сейчас наверняка выглядит как полотно художника-сюрреалиста.
– У тебя кровь на губах. Он тебя ударил.
– Ты ему сполна за меня отомстил, – я снова пытаюсь улыбнуться, но с треском проваливаюсь: снова мокнут глаза и начинают дрожать губы. Ещё бы. Я пережила дикий стресс. Это абсолютно нормально.
– Нет. Нужно было его убить. И даже тогда этого было бы недостаточно.
Его слова звучат честно, без лишних пафоса и бравады, словно он действительно был готов его убить. Должна ли меня пугать подобная кровожадность? Возможно. Но меня не пугает. Мир совершенно ничего не потеряет, если того вонючего мужика не станет. Пока на моей одежде всё ещё есть его запах, я не склонна к ханжеству и пацифизму.
– В холодильнике есть сок и вино, – я машинально касаюсь рукава его пиджака, перед тем как скрыться за дверью душевой. – Я постараюсь недолго.
Растёкшаяся тушь, опухшие от слёз глаза и разбитая губа – таков вердикт моего отражения. Не так уж и плохо в сравнении с тем, что в действительности могло со мной случиться. Завтра позвоню секретарю Андреева и возьму выходной. Схожу на массаж и навещу психотерапевта, у которого не была больше полугода. Пусть изучит меня на предмет психотравмы. Гордиенко удвоит свои усилия по выживанию меня из компании, а мне необходимо быть во всеоружии.
Отшлифовав тело мочалкой до царапин, дважды намылив голову и трижды промыв половые органы антисептиком, я застываю под струями воды, чтобы дать себе время поплакать. Пара слезинок раздражает глаза и не более того. Большую часть своего унижения и страха я выплакала в пропахшей мочой подворотне.
Савву я нахожу в гостиной рядом со стеллажом, в его руках – рамка с моей фотографией. Теперь он имеет куда более подробное представление о моём теле, потому что это снимок с отдыха, и на нём я в купальнике.
– Рядом Вика, моя лучшая подруга, – поясняю я, заглядывая ему за плечо. – В прошлом году мы ездили вместе на Майорку.
Я почти теряюсь, потому что в этот момент он оборачивается. Наши лица оказываются слишком близко друг от друга, и я в очередной раз поражаюсь, насколько у него красивые глаза. Кажется, засмотришься чуть подольше – потеряешься навсегда. И даже отлично, что я об этом думаю сейчас: это гораздо лучше, чем вспоминать об эрекции бомжа.
– Она твоя самая близкая подруга? – спрашивает Савва, и его взгляд соскальзывает к ссадине на моей губе. Надеюсь, он разглядывает мой рот, что устраивает меня куда больше. Пусть сейчас и неуместно думать о том, что этот парень испытывает ко мне сексуальное влечение, но если это поможет пережить стресс, то почему бы и нет.
– Вика? Да, она самая близкая. Мы знакомы с одиннадцати лет. Учились вместе в университете, – и немного помолчав, решаюсь на встречный вопрос: – У тебя такие есть? Я имею в виду: друзья, с которыми ты общаешься продолжительное время?
Савва отрицательно качает головой, даже на долю секунды не выпуская из фокуса моё лицо:
– Нет, Мирра. У меня нет таких друзей.
Совсем не факт, что он чувствует то же, что и я: будто воздух в той крохотной прослойке между нами электризуется, делая каждую следующую минуту значимой и многообещающей. Достаточно совсем небольшого шажка, чтобы с головой уйти в его запах; нужно миновать всего десяток сантиметров, чтобы потереться щекой о ткань его рубашки и ощутить мужское тепло, которое сейчас кажется таким необходимым.
Но я так не умею, а потому трусливо отступаю назад.
– Уже двенадцать ночи. Спасибо, что согласился остаться… К завтрашнему дню моя паника пройдёт, но сегодня мне нужна была компания. У меня удобный диван. Я могу постелить тебе там.
– Ты действительно хочешь, чтобы я спал на диване?
Его прямой взгляд пронзает меня, словно игла – коллекционную бабочку, и я снова чувствую замешательство. Хочу ли я? Да, пожалуй, что хочу. Я не сплю с мужчинами в знак благодарности.
– На диване могу спать я, а ты можешь лечь в спальне. Сегодня у тебя полный карт-бланш.
– Ты кривишь душой, – хрипло говорит Савва, сощурив свои непростительно красивые синие глаза. – Но я лягу на диване.
Он отказывается от постельного белья и моих щедрых услуг горничной и ложится в гостиной, взяв лишь подушку.
Я тоже забираюсь в кровать как есть: замотанная в махровый халат и с влажными волосами. Подношу к носу прядь – не пахнет ли она тем отвратительным мужиком? – и лишь тогда понимаю, что совершенно не поинтересовалась его судьбой. Наверное, следовало вызвать полицию или хотя бы скорую. Эта мысль вызывает во мне содрогание. Проторчать вне дома ещё несколько часов, пересказывая равнодушным людям, как мне было мерзко, унизительно и страшно? Надеюсь, Савва отбил тому уроду яйца, навсегда лишив функции спаривания. Это было бы честным правосудием.
Затаив дыхание, я прислушиваясь к звукам, доносящимся из гостиной. Полная тишина. Он уже уснул? Пожалуй, с появлением Саввы моя жизнь перестала быть предсказуемой. Никита попал в мою квартиру… Когда? Спустя три недели активных свиданий и разговоров по Facetime, кажется. А сейчас в соседней комнате лежит парень, с которым до сегодняшнего дня я виделась лишь однажды и который, возможно, снял с себя всю одежду.
Боже, мне правда лучше поскорее уснуть.
Я крепче обнимаю подушку, твёрдо намереваясь воплотить свой план на сон в жизнь, и каменею, потому что в эту секунду тишина в гостиной перестаёт быть идеальной. Её нарушает поступь шагов.
Во рту пересыхает, когда я понимаю: они приближаются. Нет, Савва не встал выпить воды и не хочет в туалет. Он идёт сюда, ко мне.
Тёмная тень занимает весь дверной проём. Я ошиблась: он не разделся. Всё ещё в брюках, только рубашка расстёгнута.
– Ты что-то хотел? – шёпотом спрашиваю я под нарастающее биение сердца.
– А ты? Хотела что-нибудь?
Я машинально подтягиваю к груди одеяло, потому что, не дождавшись моего ответа, тёмная фигура начинает приближаться.
12
Хорошо, что полумрак спальни скрывает всю гамму эмоций, написанных на моём лице и то, как пальцы нервно сжимают одеяло. Ты ведь могла предвидеть такой исход, правда? Парень, который однажды уже говорил о запоминающемся сексе с ним, остаётся в твоей квартире. Он знает, что ты лежишь в соседней комнате и на тебе минимум одежды. Он ведь не евнух, чтобы не попытаться.
Главный вопрос, на который мне в срочном порядке предстоит ответить: хочу ли я его рядом? Мозги говорят однозначное «Нет»: я ведь знаю, что Савва для меня – это слишком. Но иррациональная часть шепчет: «Наплюй и позволь себе расслабиться. Сегодня у тебя есть железное оправдание – ты пережила дичайший стресс».
Длинная тень Саввы нависает надо мной, и я машинально отодвигаюсь назад. Избегаю его или приглашаю? Скорее, и то и то. Его дерзкий запах с лёгкостью уничтожает аромат жасминового саше, годами пропитывавший мою спальню, и даже на расстоянии я чувствую мужское тепло. Кровать пружинит уверенно и неторопливо: он не боится, что я его выгоню, а напротив – утверждается на моей территории.
– Ты боишься меня?
Он лёг совсем близко, так, что наши колени соприкасаются. Королевский размер кровати не спасает. Повернулся лицом ко мне, смотрит в глаза. Требует ответа.
– А я должна?
– Возможно. Ты любишь комфорт, а я люблю брать то, что мне нравится.
Не спрашивай. Не спрашивай его.
– И то, что нравится тебе сейчас, – это я?
– Да, – его голос в тишине спальни звучит уверенно и ровно. – Мы друг другу идеально подходим. Оба с дефектами. Ты любишь держать жизнь под контролем, а я контроль ненавижу. Ты сковываешь себя выдуманными рамками, а я привык эти рамки разрушать. Это большой соблазн для меня – заставить тебя жить по-настоящему.
Стоит ли мне задуматься над тем, что человек, практически меня не знающий, разглядел во мне дефект, который я порой сама в себе подозреваю? Определённо, здесь есть над чем поразмыслить. Правда не сейчас.
– Я и живу по-настоящему, Савва. Моя жизнь меня устраивает.
– Человек, который никогда не путешествовал, тоже утверждает, что в мире нет города прекраснее, чем тот, в котором он вырос. Но ведь мы с тобой знаем, что это не так.
– Считаешь, что я неправильно живу? – я позволяю себе тихо усмехнуться. – Не уверена, что это хорошая прелюдия к предложению встречаться.
– Я не сказал, что хочу с тобой встречаться.
Я не теряюсь лишь потому, что не хочу теряться при нём. Что значит «не хочет»? Тогда к чему это всё?
– А что ты имел в виду под словами «мы идеально друг другу подходим»?
– Я хочу полностью тобой обладать. Быть у тебя в голове, в крови, в твоём теле без дурацких условностей, которые ты себе придумываешь. Другие тебя боятся, а я нет. Я тебя вижу насквозь, и я тебя понимаю. Для меня ты прекрасна в своём дефекте. Особенный человек – слышала такое выражение? Для меня ты такая.
– И ты всё это понял, лишь взглянув на меня?
– Да. Женщина, красивая настолько, что нет возможности не обернуться. Очень одинокая, потому что не создана для слабаков. Подруги хотят видеть тебя такой же, как они. Но ты другая.
Моё дыхание сбилось и в глазах зудит – настолько эти слова задевают что-то внутри меня. Комплименты своей красоте я слышала неоднократно, но никогда – в такой форме.
– Боюсь, ты слишком многое обо мне додумал. Я самая обычная, и мои стремления обычны: создать семью, родить детей.
– Но тем не менее, ты каждый день возвращаешься в пустую квартиру. Ты ведь умеешь добиваться поставленных целей. Что не так?
– Может быть, мне нужен особенный человек.
Повисает тишина. Как и тогда, в гостиной, она электризует воздух, наполняя его ожиданием и желаниями. Хочу ощутить его тепло кожей. Хочу узнать, умеет ли он обнимать. Хочу на время забыть о своём дефекте и стать слабой. Я так устала всё контролировать, а Савва так невероятно пахнет.
Я придвигаюсь к нему ближе, и лацканы махрового халата упираются ему в грудь. Слизываю его дыхание, коснувшееся моих губ, и шёпотом предупреждаю:
– То, что через секунду я тебя обниму, – ничего не значит. Меня сегодня едва не изнасиловали, а я всего лишь человек.
Его плечи твёрдые, почти жёсткие, и воображение дорисовывает, как они выглядят без рубашки: загорелая кожа без дурацких татуировок, выступающие мышцы. Его тело тренированное, но не перекачанное. Пожалуй, Савва даже немного худощав. Кожа горячая и пахнет… да, она пахнет возбуждающе.
Я утыкаюсь носом в его ключицу и беззвучно дышу. Не представляю, чтобы когда-то проделала такое с Никитой. Интересно, он меня обнимет? Это входит в его концепцию об «особенном человеке»?
И тогда он перекатывает меня на спину. Это происходит так неожиданно, что из моих лёгких вырывается слабый булькающий звук. Его лицо надо мной, горячее жёсткое тело на мне. Сердце барабанит как бешеное, то ли от неожиданности, то ли от ожидания.
– Ты можешь продолжать меня обнимать, – хрипло шепчет Савва, заглядывая мне в глаза. – Мне просто захотелось сменить положение.
Тяжесть его веса сдавила мне грудь, телу под плотной махровой тканью нестерпимо жарко. Я ведь всё ещё хочу его обнимать?
Обхватываю руками его шею и тяну к себе. Прядь его волос касается моего лба, губы катастрофически близко. Чуть потянись вперёд – и они встретятся.
– Я не собираюсь тебя целовать, – шепчу. – Мы просто обнимаемся.
– Ты раздвинула ноги.
Мои ноги. Мои чёртовы неуправляемые ноги, гостеприимно обвивающие его бёдра. Когда я успела? Сделала это по инерции?
– Ты слишком много думаешь, Мирра. Забудь.
Шершавый подбородок касается моего, а в следующую секунду я чувствую его губы. Они сливаются с моими и раздвигают их, запуская внутрь влажное тепло. Оно скатывается по нёбу, заражая собой каждую клетку тела, скапливается в животе. Халат становится тесным, как, впрочем, и кровать, и даже комната. Господи, меня совсем недавно чуть не изнасиловали… Это нормально, что я такое чувствую? Хочу так много… Его всего.
– Попроси меня, – Савва отрывается от моих губ. – Скажи, чего ты хочешь.
Я не готова… не готова. Это буду не я.
– Целуй меня… Трогай меня. Мне нужно.
Его лицо отдаляется, и уже в следующую секунду я чувствую его пальцы в вырезе халата. Разгоряченную кожу обжигает прохладой – ткань распадается по сторонам. Живот резко сводит судорогой, едва его губы соприкасаются с моим соском. Во рту вновь появляется солоноватый вкус: в попытке спрятать стон я зацепила ссадину.
«Какого чёрта… Какого чёрта…», – изумлённо барабанит в голове. Какого чёрта я чувствую это настолько сильно?
Он ласкает мою грудь языком, тянет её губами, заставляя меня выгибаться на кровати, распахивать глаза и извиваться. Это стресс… Адреналин… Гормоны, выделившиеся в огромном количестве. Это они заставляют меня ощущать себя так. Словно я до предела натянутая струна, каждый щипок которой отзывается продолжительным звуком.
Его ладонь у меня на рёбрах, на животе. Сомнений больше нет – я послушно раскрываю для него ноги. Потому что хочу, чтобы стало легче. Хочу знать, как он будет трогать меня там, хочу взорваться под его пальцами.
Я чувствую его эрекцию бедром – он тоже возбуждён. Можно помочь ему рукой, но я слишком обезумела, чтобы думать сейчас о чём-то, кроме собственного тела.
Савва приподнимается и смотрит мне в глаза, когда размазывает по клитору моё возбуждение и когда проникает в меня пальцами. Да, он умеет трогать так, что я перестаю контролировать мимику и звуки, которые издаю. Смотри, одержимый спаситель. Моё тело трясётся, хлюпает и стонет из-за тебя. Может быть, я и правда для тебя особенная, потому что не нахожу другого объяснения тому, почему с тобой я чувствую себя так.
13
Меня будит шаловливый луч солнца, настойчиво раздражающий веки. Я закрываюсь от него рукой, но тщетно: он находит способ просочиться сквозь пальцы. В ноздри ударяет пряный мужской запах, вместе с которым в сознание потоком льётся вчерашняя ночь: глубокий влажный поцелуй, тело Саввы на мне, тёплые губы, ласкающие мою грудь, его пальцы… Эти восхитительные пальцы, подарившие мне настолько острое удовольствие, какого я ни разу не испытывала при куда более интимном контакте с Никитой.
Следом будто из параллельной вселенной набегают другие воспоминания: похотливо дышащая человеческая масса, удушливая вонь мочи, солёный вкус на губах. Я открываю глаза.
Нет, это был не сон. Лицо Саввы находится прямо передо мной – он всё ещё спит. Тёмно-русые волосы падают ему на лоб, лицо расслаблено. Я не могу упустить возможность его разглядеть, когда он настолько беззащитен. У него густые, совершенно прямые ресницы, кожа по-юношески гладкая и чистая, без малейшего изъяна. Сейчас ему можно дать не больше двадцати трёх. Всё изменится, как только он откроет глаза. Кто ты, парень? Кто твои родители, и где ты научился так читать людей? И почему выбрал именно меня?
– Здравствуй, – вдруг произносит Савва, перед тем как открыть глаза.
Да, теперь ему совсем не двадцать пять. Его взгляд старше меня на пару десятилетий.
– Как ты узнал, что я не сплю? – от неожиданности и лёгкого замешательства я спрашиваю первое, что приходит в голову. – У тебя есть сверхспособности?
– Люди чувствуют, когда на них смотрят. Особенно так, как смотрела ты, – на его щеке появляется ямочка: – Ты меня разглядывала. Любой бы на моём месте проснулся.
Савва смотрит на меня со своей излюбленной пристальностью, словно ему требуется изучить мысли, накопленные мной за ночь. Мне становится неуютно. Во-первых, я отвыкла просыпаться с мужчиной (Никита удирал от меня ни свет ни заря, чтобы успеть сменить костюм), а во-вторых, я люблю уединённый утренний комфорт, когда можно без зазрения совести побыть обычным человеком: с опухшими от сна глазами, вороньим гнездом на голове. Точно не утруждать себя разговорами.
Его ладонь ложится мне талию, обдавая её жаром через халат, который на удивление всё ещё на мне надет, и тянет к себе.
– Мне нужно пойти в душ, – бормочу я, выскальзывая из-под его руки, отчего она падает на одеяло. – На кухне есть кофемашина, если захочешь выпить кофе.
Когда я, хромая, улепётываю из собственной спальни, то трусливо надеюсь, что умение Саввы читать знаки подскажет ему: я хочу, чтобы он ушёл. Я ведь ничего ему не должна. Меня чуть не изнасиловали, и я честно предупредила, что мои поступки продиктованы состоянием аффекта. Он ведь не маленький мальчик и должен понимать, как работают случайные связи. Что изменилось между нами, кроме того, что мы целовались и он довёл меня до оргазма? Савва по-прежнему мне не подходит. И я даже фамилии его не знаю.
Убедившись, что дверь в ванную заперта, я скидываю халат и по привычке встаю перед зеркалом. Кроме разбитой губы и подвёрнутой лодыжки, тот жлоб-насильник, к счастью, не оставил на мне своих следов. Зато оставил Савва: соски напряжены и слегка потемнели. От новой волны воспоминаний живот сводит горячей судорогой. Влажные движения его языка, звуки сбившегося дыхания, пальцы, пробегающие по рёбрам…
Я захожу в душевую кабину и с грохотом сдвигаю её створки. Хватит. Лучше подумать над тем, что сказать Андрееву о своем невыходе на работу. Может, так и сказать? «Меня собирался изнасиловать бомж, Константин Борисович. Требуется пара дней, чтобы морально восстановиться».
Перед глазами моментально всплывает удовлетворённое лицо Гордиенко, и я морщусь. Вот кто не преминет обернуть ситуацию против меня. С женщиной сложнее иметь дело, потому что её можно легко изнасиловать, и впоследствии она не выйдет на работу. И ведь не поспоришь: мужчин действительно насилуют куда реже.
Как бы там ни было, сегодня на работу я точно не выйду, в противном случае это будет попахивать фанатизмом. Андреев всё же женат, и у него тоже есть дочь. Может, произошедший со мной инцидент всколыхнёт в нём родительские чувства, и он не позволит мудаку Гордиенко оккупировать себе мозг хотя бы ближайшие сутки. Контракт с «Аэлитой» должен быть моим.
Когда я выхожу из душа, замотавшись в новый халат (старый сменила намеренно, чтобы не вызывать ненужных ассоциаций), то застаю Савву на кухне, уставившимся в телефон.
На что я надеялась? Что он просто уйдёт, прикрыв за собой дверь? Маловероятно.
– Ты не стал делать себе кофе? – я киваю в сторону кофемашины и иду к шкафам, чтобы достать чашку. – Будешь?
Ответа не следует, и тогда мне приходится снова посмотреть на него. К счастью, рубашка на нём застёгнута, как и брюки. Красивый парень. Очень. И даже заспанные глаза и растрёпанные волосы его ничуть не портят и будто делают… сексуальнее. И губы яркие, распухшие. Чёрт.
Странное это чувство: хотеть, чтобы человек ушёл, и одновременно любоваться им. Но Савва же «слишком» для тебя, ты ведь помнишь, Мирра? Ни в коем случае нельзя об этом забывать.
– Ну так что? – я улыбаюсь ему официальной улыбкой, дающей понять: с утра мы порознь. – Сделать тебе кофе?
– Трусиха, – глухо и резко изрекает он, убирая телефон в карман брюк. – Снова прячешься за своим тесным скучным панцирем.
Улыбка сползает с моего лица, но я насильно натягиваю её обратно. Даже если он увидел меня вчера потерянной и испуганной, это совсем не означает, что ему позволительно так со мной разговаривать.
– Никакого панциря нет. Это и есть моя жизнь: комфортная и взвешенная. И я чувствую себя в ней отлично, Савва, что бы ты там ни думал.
Синие глаза вспыхивают гневом, от которого мне слабовольно хочется отступить назад.
– Ты врёшь не только мне, но и себе. Вчера ты была настоящей, честной и нуждающейся.
Стиснув зубы, я отворачиваюсь к шкафу и начинаю греметь чашками. Он слишком много о себе возомнил. Я не приглашала его в свою жизнь. Он в неё просочился и теперь пытается навязать мне свою теорию о совпавших дефектах.
– Спасибо тебе за спасение, Савва, но давать оценку тому, правильно ли я живу, я не позволяю даже собственной матери.
В подтверждение своих слов я вновь поворачиваюсь к нему и смотрю в его невероятные глаза. Вчера он обыграл меня по всем фронтам, но сегодня я снова в ресурсе. Нет, я не маленькая потерявшаяся девочка, которую нужно спасать. Я та, кто с восемнадцати лет заботится о себе сама и до вчерашнего момента прекрасно с этим справлялась.
– Вчера я сказал, что ты для меня особенная. Это правда.
Он не пытается меня тронуть или польстить. Он произносит эти слова гневно и с вызовом, после чего подхватывает пиджак, перекинутый через спинку барного стула, и выходит из кухни. В прихожей раздаётся шорох надеваемой обуви, и когда я, хромая, выскакиваю, чтобы его проводить, Саввы уже нет.
