Текст книги "Бойся меня"
Автор книги: Алайна Салах
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
8
– А ты чем вчера занималась? – Ирина, моя коллега и по совместительству подруга, с деланым равнодушием смотрит на меня поверх кружки с кофе. Она по традиции ввалилась ко мне в обеденный перерыв, но сегодня, вместо обычных жалоб на вечно занятого мужа, решила устроить допрос. – Ходила куда-нибудь?
Отправив обещанный файл коммерческому директору, я прикрываю крышку ноутбука и уточняю:
– Вика проболталась?
Небрежное выражение мгновенно слетает с лица Иры и на нем проступают азарт вперемешку с любопытством.
– Конечно, она мне рассказала. Я жажду подробностей: кто он, сколько ему лет, женат, какая у него машина? И главный вопрос… – она делает паузу и многозначительно поигрывает бровями: – У вас уже было?
Моя личная жизнь для замужних подруг вроде реалити-шоу, за которым они с интересом следят, ибо их собственная перестала быть непредсказуемой и увлекательной. На выпусках с Никитой многие заскучали, но очевидно, вновь оживились, едва на горизонте замаячил потенциальный ухажер.
– Боюсь, я тебя разочарую. Это была разовая встреча, которая не подразумевала продолжение. Секса у нас, разумеется, не было, потому что не в моих правилах пускать к себе в квартиру незнакомых мужчин, как, впрочем, и ехать к ним домой. Насчёт того, женат он или нет, я не в курсе, но склоняюсь к тому, что не женат. На пальце не было кольца, и вёл он себя не как занятый мужчина.
Перед глазами вдруг отчётливо встаёт лицо Саввы: глаза, горящие требовательной синевой, губы, изогнутые в улыбке, резкие ямочки на щеках. Нет, он точно не женат. Почему-то я в этом уверена.
– Машина дорогая, спортивная. И он меня младше на три года.
– Пока не вижу ни единого препятствия для головокружительного адюльтера, – резюмирует Ира. – Разве что твоё скептическое выражение лица, за которое мне хочется тебя стукнуть. Или он урод? Если урод, то претензия к выражению лица снимается.
– Он не урод. Даже напротив, многие бы сочли его красивым.
– Тогда, блин, что не так? Или ты всё ещё рассчитываешь построить будущее с бревном по имени Никита?
Уместный вопрос. Рассчитываю ли я? Однозначно, больше нет, но причина моего отказа от дальнейших встреч с Саввой (если он, конечно, ещё предложит встретиться) заключается не в этом.
– Я не думаю, что сервис знакомств – подходящий старт для отношений, и к тому же, предпочитаю мужчин на пару-тройку лет старше. А ещё этот парень слишком настойчив. Прёт как танк в буквальном смысле этого слова.
Ирина выразительно закатывает глаза и с шумом отхлёбывает кофе.
– Ты с каких пор стала такой занудой, а, Мирр? Должность, что ли, так на тебя действует? Ну вот взять твоего задротушку Никиту: старше тебя на четыре года и инициативы в нём, как в мусорке рядом с твоим столом. И чего? Счастлива ты с ним? Не похоже. Раньше ты живая была, а сейчас превратилась в робота. Вроде и выглядишь шикарно, а вот огня в тебе нет. А женщине нужен огонь.
Возможности прокомментировать пылкую тираду подруги я лишаюсь, потому что в этот момент раздаётся звонок по внутреннему.
– Андреев, – поясняю я, снимая трубку.
Ирина без слов ретируется. Приоритет нашего генерального не осмеливается оспаривать даже она.
Уже вечером, возвращаясь домой шумной центральной улицей, густо украшенной ресторанными террасами, я думаю над её словами. А был ли во мне когда-то этот самый огонь? С девятнадцати лет я трижды состояла в отношениях и ни в одних не испытывала того, о чём так любили рассказывать подруги: бешеной страсти к избраннику вкупе с неконтролируемой ревностью, желания проводить с ним каждую свободную минуту, лишения сна на фоне чувств и всего остального, что принято считать непременными атрибутами влюблённости. Моя увлечённость проходила намного ровнее, без перепадов в настроении и гормональных скачков. Жалею ли я об этом? Не уверена. Достаточно вспомнить, что происходило с той же Ирой, когда она обнаружила в телефоне мужа переписку с другой женщиной. Невыходы на работу, затяжные истерики и чудовищная потеря веса однозначно не для меня. Как правильно заметил Савва, мне очень важен собственный комфорт.
Савва. Вот с кем о комфорте можно забыть. Слишком напористый, слишком самоуверенный, слишком непредсказуемый, слишком прямолинейный. Нет, здесь даже думать нечего.
Звонок Никиты застаёт меня, когда я, стоя перед дверью, роюсь в сумке в поисках ключей. С секунду я смотрю на его безупречное лицо, занимающее половину экрана, после чего сбрасываю вызов. Надеюсь, ему хватит ума не притащиться ко мне домой, потому что впускать его я не планирую. Предложу встретиться на днях и объявлю, что наш негласный контракт на секс считается недействительным ввиду незаинтересованности одной из сторон. Хватит обманывать себя.
Суп по-норвежски из любимого супермаркета, на десерт – круассан, купленный в кофейне по пути домой. Приняв душ, я переодеваюсь в пижаму, вооружаюсь кружкой травяного чая и залезаю в кровать. Сегодня я решила лечь пораньше, потому что с завтрашнего дня возобновляю пробежки в парке. Быть может, ранняя физическая активность привнесёт огня в мою жизнь.
Бульк.
От неожиданности я едва не проливаю чай на одеяло. Осторожно поставив кружку на тумбочку, с опаской смотрю на телефон. Расслабленность перед сном моментально улетучивается, замещаясь гулкой вибрацией крови, напитывающейся адреналином. Откуда взялась такая реакция? Я ведь всё для себя решила.
«Ты уже дома? Чем занимаешься?»
Что магического есть в этих вопросах, отчего так хочется на них ответить? Возможность потешить своё эго тем, что красивому мужчине хочется знать, какими неинтересными вещами я занимаюсь в вечер понедельника?
Проклиная своё неугомонное тщеславие, я печатаю:
«Собираюсь спать».
Достойный намёк на неуместность дальнейшей переписки, как по мне.
Возвращаю телефон на подушку и тянусь за чаем. Если Савва не дурак и не мазохист, он поймёт, что дальше писать не стоит.
Бульк.
«Ты лежишь в кровати?»
Кружка так и остаётся стоять на тумбочке, зато непроизвольно сжимаются колени. Перед глазами снова проносится эта чёртова картина: белый свет фонаря, испепеляющий взгляд и жар чужой руки, вбивающий под кожу немое требование «Пригласи».
Ты серьёзно, Мирра? Это лишь неуместный, довольно банальный вопрос.
«Я сказала, что собираюсь спать»
«Ты вспоминала об мне?»
Замерший кадр вчерашнего вечера оживает, превращаясь в кино, снятое по чьему-то извращённому сценарию: пальцы, сжимающие моё запястье, поднимаются выше, пробегаются по предплечью, касаются ключицы. Синий взгляд становится совсем близко, терпко-горячее дыхание сливается с моим подбородком.
Живот окатывает жаром возбуждения, и я невольно закрываю глаза, отчего неправильное кино лишь набирает обороты. Твёрдое тело на мне, прерывистые вздохи, хриплый голос, звучащий над моим виском.
Не дав себе времени передумать, я накрываю пальцем значок приложения и делаю то, что собиралась сделать со дня его установки: жму «Удалить».
9
– Лисицына крайне благосклонно восприняла идею о вводе базовой линейки в их магазины на условиях трёхмесячной отсрочки. В случае вашего одобрения я буду настаивать на сокращение отсрочки до сорока пяти календарных дней.
Я удерживаю тяжёлый взгляд генерального, обыскивающий моё лицо, и после того, как он начинает постукивать карандашом по столу, переключая внимание на остальных участников совещания, позволяю себе откинуться на спинку кресла. Карандаш – это всегда хороший знак. Так Андреев обмозговывает идеи, которые, по его мнению, являются перспективными.
Валерия Лисицына – владелица сети косметических магазинов уровня масс-маркет, которые за последний год фактически уничтожили других конкурентов, благодаря демократичной ценовой политике и широкому охвату торговых точек. Поставка им нашей базовой серии очищения и увлажнения может стать моим вторым крупнейшим контрактом со времён подписания договора с «Серебряным Гранатом», и вывести меня как руководителя на совершенно новый уровень.
– Не вижу реакции других участников совещания на новости, – с деланым недовольством басит генеральный, по очереди задерживаясь глазами на каждом из трёх своих любимчиков. «Любимчиками» мы с Ириной окрестили глав рекламного и маркетингового отделов и заместителя – единственных, к кому такая скептичная и упрямая личность, как Андреев, готов прислушиваться.
– Я только на прошлой неделе Фомину показывал цифры их товарооборота за квартал, – оживает любимчик номер один, Сергей Лединский. Он работает в компании относительно недавно и уже успел расположить к себе многих, включая меня. Ему тридцать три, но он выглядит младше благодаря худобе и молодёжной манере одеваться. Счастливо женат и явно наслаждается своей работой. К гармоничным людям, как правило, всех тянет. – Показатели впечатляющие.
– Услышал тебя. Ты что скажешь, Виктор Леонидович?
Виктор Леонидович – это Колесов, рекламщик. Конфликтов я с ним не имею, но и симпатии не испытываю в силу своих человеческих предпочтений. Я люблю понимать людей, а общаться с Колесовым – это будто сидеть на пороховой бочке. Один день он фонтанирует гениальными идеями, воодушевляя целый отдел, а уже на следующий – запирается у себя в кабинете и на каждую попытку обратиться к нему по рабочему вопросу упавшим голосом сообщает, что его постиг творческий кризис, и сегодня он к конструктивному общению не расположен. Возможно, такова оборотная сторона креативности, но лично я отказываюсь её принимать, ибо она мешает выполнению поставленных задач. Вряд ли креативность и дисциплинированность – взаимоисключающие понятия.
– У меня даже концепт баннера под это дело есть, – Колесов начинает постукивать по столу ручкой, копируя манеру генерального. – Тот, который по стилистике в «Гранат» не прошёл. На масс-маркет впишется идеально.
Я бесшумно выдыхаю: Виктора удалось застать в стабильном состоянии. И тут же напрягаюсь, когда слышу резкий голос, пропитанный снисходительностью:
– Я так понимаю, парой нехитрых фраз мои коллеги выразили своё согласие с идеей, предложенной нашей многоуважаемой Миррой Георгиевной. К сожалению, не могу разделить их энтузиазма, – холодный взгляд мажет меня по щеке, и мне стоит усилий не потереть это место.
Матвей Гордиенко – заместитель Андреева и по совместительству злопамятный мудак, на регулярной основе вставляющий мне палки в колёса. Причина его нелюбви ко мне банальна до смешного: эго властного босса не выдержало отказа молодой сотрудницы, пришедшей в компанию на должность простого менеджера.
В первые месяцы моей работы в «Ландор» Гордиенко самолично взял надо мной шефство, якобы для скорейшей адаптации на рабочем месте. Подобное внимание руководства имело простое объяснение: интерес Матвея Андреевича был вовсе не профессиональный. Неоднократные предложения довезти меня до дома после затянувшегося трудового дня, нарочитые касания и СМС с приглашениями провести выходные вместе шли в разрез в моими представлениями о рабочей этике и отношениях, в которых я на тот момент состояла, – что в один прекрасный день я ему и озвучила. Тогда, не имея достаточного опыта, я жутко волновалась и тщательно подбирала слова с целью не обидеть вышестоящее руководство, но, как выяснилось, зря. Гордиенко было наплевать на форму моего отказа, и впоследствии я много раз жалела, что попросту не ткнула ему в лицо средний палец. Мудак покинул мой кабинет со словами «Ты пожалеешь, дорогуша» и с того дня делал всё, чтобы так оно и было. К его несчастью, любимчик номер четыре у Андреева – это я, и помешать моему карьерному росту Гордиенко не смог, как ни старался.
– Поясни, Матвей Андреевич, – великодушно распоряжается генеральный.
Презрительный взгляд заместителя покидает моё лицо, и сам он всем телом разворачивается к Андрееву. Плохой знак.
– Наш бренд – признанный знак качества по всему миру, штамп элиты. Ежедневно миллионы женщин видят нашу рекламу по телевидению, в интернете и на страницах глянцевых изданий. Рекламируют ли нашу продукцию простые обыватели? Нет. Потому что косметика «Ландор» – не для всех. Отдел продаж в лице Мирры Георгиевны пытается выполнить свою единственную функцию – продавать, но мы с вами… – эти слова Гордиенко произносит с нажимом, – как руководители обязаны смотреть дальше. На нас лежит миссия поддержания имиджа, и этот имидж мы, с позволения сказать, вымажем в грязи, если встанем на один прилавок с кремами «Алёнка» и «Бурёнка».
Я стискиваю зубы. Мстительный идиот. Где бы ты был со своей миссией, если бы не многомиллионные продажи, которые обеспечивает мой отдел? Будучи в курсе консервативности Андреева, он нарочно представляет «Аэлиту» низкосортной торговой сетью, хотя это далеко не так. Сегмент «Алёнок» – это одна полка, а в остальном магазины Лисицыной представляют брендовый масс-маркет, перемежающийся «средним» премиумом.
Карандаш выпадает из рук генерального, и он задумчиво поджимает губы. Знак – хуже не придумаешь. Это означает, что он возьмёт время на раздумья, а позже вызовет Гордиенко к себе, чтобы ещё раз всё обсудить. Моя задача – попасть к нему раньше. Аргументов, чтобы оспорить потенциальный ущерб имиджу компании у меня масса, но сейчас их лучше не озвучивать, чтобы не перегружать генеральному мозг.
– Хорошая была идея с «Аэлитой», Мирра, – намеренно задержавшись в дверях, Гордиенко одаривает меня издевательски-сочувственной улыбкой. – Страшно подумать, какие денежные бонусы она тебе сулила. Я давно говорю Андрееву, что нашей компании твой провинциальный стиль работы не подходит.
Я осматриваю его модный пиджак на предмет несовершенств вроде налипшей нитки, но ничего не нахожу. Это не мешает мне придвинуться к нему вплотную и несколько раз провести по плечу, чтобы смахнуть невидимую пыль.
В этот момент мимо нас проходит Серёжа Ледовский, и мне приходится значительно понизить голос, чтобы не травмировать его интеллигентскую психику.
– А не пошёл бы ты на хуй, Матвей Андреевич? Надеюсь, ты меня ясно услышал?
Я не позволяю себе насладиться тем, как его тонкие, словно рыболовная леска, губы примут форму обруча, и, развернувшись, ухожу. Этой фразой я только что превратила нашу многолетнюю холодную войну в кровавую бойню.
ПМС у меня, что ли? Конечно, нужно было сдержаться – пять лет это удавалось. К счастью, подобная выходка не грозит мне увольнением: я слишком ценный сотрудник, Андреев не сентиментален, и к тому же объяви Гордиенко об оскорблении – в офисе его засмеют. Но проблем у меня однозначно станет больше. С другой стороны, должны же в моей жизни быть какие-то радости. Никита, будто почувствовав, что дело идёт к разрыву, стал ещё более занятым, пробежки в парке пришлось отменить из-за недели дождей, а выходные я провела дома с книгой, потому что Вика, с которой мы договорились сходить на концерт, в последний момент уехала лечить заболевшего любовника. И Савва мне, конечно, больше не пишет – ведь я удалила приложение.
10
С работы я выхожу в положенные семь вечера, не задержавшись в офисе ни минутой дольше. Такое случается, когда Андреев решает провести время с семьёй и уезжает домой после обеда. Это играет мне на руку, потому что Гордиенко, отчаянно желающий меня размазать, не имеет возможности попасть к нему в кабинет. Сражаться за контракт я начну завтра – сегодня морально истощена.
Сейчас я нахожусь в том редком состоянии, когда возникает слабовольное желание пожаловаться кому-нибудь. Рассказать, с каким трудом я добилась встречи с Лисицыной, как тщательно готовила предложение по ценам и каким непростым на деле вышел разговор.
Лисицына – циничная сорокадевятилетняя тётка, из тех, кто прогрыз путь к большому успеху сам. С такими редко бывает легко, но мне, пусть и не сразу, удалось найти с ней общий язык. И всё это может пойти прахом, в случае если мстительному мудаку Гордиенко удастся настоять на своём. Жаловаться генеральному на предвзятость его заместителя смысла не имеет: на гендерную принадлежность в нашей компании закрывают глаза. Хочешь руководить – не создавай проблем.
У моей внезапной потребности поныть в жилетку есть одно весомое препятствие: мне некому. Ирину я стараюсь не посвящать в дела компании, потому что она обязательно разболтает обо всём бухгалтерии, и собственная словоохотливость выйдет мне боком, Вике и Диане мои профессиональные чаяния не интересны – они обе домохозяйки. Может быть, по этой причине я выбрала Никиту? Предполагалось, что мы с ним находимся на одной волне карьерных достижений. Вот только его лодка предпочитает плыть слишком далеко от моей.
Поборов желание зайти в магазин за бутылкой вина, я вызываю такси до ближайшего торгового центра, где провожу нескольких часов в отделах нижнего белья, скупая самые провокационные комплекты. Почему-то именно красивое бельё наиболее эффективно поднимает мне настроение. Не имеет значение, что в ближайшей перспективе его никто не увидит, – я покупаю его для себя.
На обратном пути я прошу таксиста высадить меня на противоположной стороне от дома, чтобы зайти с круглосуточный супермаркет и купить полюбившийся салат с киноа. Небо окончательно стемнело, гул опустевших улиц стих, лишь изредка нарушаясь свистом проезжающих машин.
Ключи из сумки я начинаю доставать ещё в арке, не будучи уверенной в исправности дворового фонаря, который уже пару дней включается как ему вздумается.
– Время не подскажешь, девушка? – вдруг звучит из темноты.
От неожиданности я едва не роняю ключи и мысленно шикаю на себя: «Ну что за трусиха?» Времена уличных маньяков остались в детстве, в рассказах моей мамы.
– Без пятнадцати одиннадцать, – произношу с намеренной твёрдостью, призванной скрыть мимолетный страх. Делаю шаг и, распахнув рот, застываю, потому что на моём локте с силой смыкается чья-то рука. Близость немытого тела и запах мужского пота вызывают мгновенный приступ тошноты, и если бы меня не парализовало от ужаса, то я бы уже стояла на четвереньках, изливая на асфальт выпитый кофе.
Кричать, нужно кричать. Зови же, чёрт возьми, на помощь, Мирра!
Я набираю в лёгкие воздух, но в ту же секунду мой рот накрывает зловонная лапища.
– Не ори, дура. Шею сверну.
Пакеты с бельём и продуктами падают из моих рук, колени подкашиваются от сильного тычка, а правую лодыжку простреливает острая боль. Лишив меня равновесия, бомж, или кто бы он ни был, тащит меня в соседнюю подворотню, где любят проводить время бездомные и местные алкоголики.
Шершавая и явно нечистая кожа больно сдавливает мне губы. Я машинально пытаюсь её укусить, но безрезультатно – лишь на нёбе оседает тошнотворно-горький вкус. Аммиачный запах мочи ударяет мне в ноздри, лопатки впечатываются в холодную стену. Лицо напротив скрыто темнотой, но я вижу: оно бородатое, грубое. Колено мужчины грубо вклинивается мне между ног, заставляя каблуки жалобно скрести по асфальту, и лишь тогда до меня доходит: он собирается меня изнасиловать. Эта мысль настолько поражает меня своей абсурдностью – разве в современном цивилизованном такое может происходить? – что я на несколько секунд даже перестаю брыкаться. Глаза становятся мокрыми – катятся слёзы. Я так давно не плакала… Пару лет точно. И никогда не делала этого из страха.
– Молодец, курочка… Лучше не дёргайся. Я бабу сто лет не трахал… Долго терпеть не придётся. Ну-ка, какая ты там…
Вонючая рука освобождает мой рот, но закричать я не успеваю, потому что уже в следующую секунду задыхаюсь от унижения. Слышится треск юбки, вслед за которым грубые пальцы проникают мне в бельё.
– Совсем без волос… высшего сорта тёлка… – пошло хрипит мужик, пытаясь протолкнуть руку глубже. Начинает кружиться голова, а к горлу подкатывает едкий кислотный комок – я бедром чувствую трущуюся о меня твёрдость.
И тогда я ору. Не кричу, не молю о помощи: я ору что есть мочи, потому что отчаянно хочу жить своей скучной правильной жизнью и не желаю остаток жизни проводить в кабинетах психотерапевтов в попытке забыть тот ужас, что меня ждёт.
Бородатое чудовище грязно ругается матом и наотмашь бьёт по меня губам. Солоноватый металлический вкус наполняет рот, заставляя поверить: я действительно нахожусь в одном из самых кошмарных своих снов. Тяжёлое тело наваливается на меня и, судя по торопливому движению рук, насильник пытается избавиться от штанов.
Я отчаянно брыкаюсь, захлебываясь слезами и подступающей тошнотой, задыхаюсь под грузом его веса. «Не может быть. Не может быть. Не может быть», – стучит в голове набатом.
А потом всё резко меняется. Запах пота исчезает, так же как и тяжесть, сдавившая мне кости. Всё ещё пахнет мочой, но воздух стал намного свежее.
Стерев запястьем слёзы, мешающие мне видеть, я растерянно смотрю вниз, где в метре от меня в спущенных штанах, держась ладонями за пах, хрипит и корчится насильник.
– Всё же я не зря решил к тебе заехать, – раздаётся из темноты глубокий мужской голос, звук которого наполняет тело неверием и диким облегчением. Именно сейчас мне хочется по-настоящему зарыдать.
Неважно, как он здесь очутился. Неважно, что скорее всего он за мной следил. Это совсем неважно. Главное, он меня спас.
– Я убью тебя, ублюдок, – коротко информирует Савва и отводит ногу.
Жуткий хруст и глухой стон. Я никогда не была свидетелем драки. Я терпеть не могу жестокость, но сейчас не могу пошевелиться, глядя как он методично избивает хрипящую массу ногами. Что я чувствую в этот момент? Ничего. Полное опустошение. Этот дурно пахнущий недочеловек только что собирался насильно засунуть в меня свой немытый член.
– Савва, хватит, – хриплю я, когда масса перестаёт издавать хоть какие-то звуки. – Хватит. У тебя могут быть проблемы.
Даже в темноте я могу разглядеть его глаза: яркие, горящие адреналином и яростью. Я вдруг вспоминаю, как он пахнет: по-мужски терпко, возбуждающе. Сейчас мне отчаянно хочется ощутить его запах, чтобы перебить ту вонь, которую я успела вдохнуть.
– Хватит, – повторяю я твёрже, опасаясь, что он ещё не готов остановиться.
Савва с явной неохотой отступает назад и делает едва уловимое движение рукой, убирая упавшие на лоб волосы. Я уже знаю, что сегодня никуда его не отпущу. Пусть спит на диване, ну или я могу спать на диване, а он ляжет в моей комнате. Сегодня я ни за что не останусь одна.
