Текст книги "Космический Апокалипсис"

Автор книги: Аластер Рейнольдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 45 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Цербер-Гадес, Дельта Павлина, гелиопауза, год 2566-й

– Все, что мы знаем, – произнес Силвест, – это то, что «Плацдарм» Вольевой проник глубже внешней оболочки планеты. Возможно, в уровень, занятый машинами, которые я видел во время первого полета разведчика.

С тех пор как «Плацдарм» встал на якорь, прошло уже пятнадцать часов, и за это время Вольева не сделала ровным счетом ничего, отказавшись даже послать в недра планеты своих беспилотных шпионов.

– Похоже, функция этих машин – поддерживать существование камуфляжной оболочки. Они чинят ее, когда в ней возникают дыры, они поддерживают иллюзию реальности ландшафта, они собирают материалы, в которых нуждаются. Кроме того, это первая линия обороны.

– Но что лежит внизу? – спросила Паскаль. – Мы ничего не успели толком рассмотреть, когда раскрылась кора. Не думаю, однако, что машины стоят прямо на коренных породах. Не могу поверить, что за этим механизированным фасадом лежит самое обыкновенное планетное тело.

– Об этом мы скоро узнаем, – сказала Вольева и крепко сжала свои узкие губы.

Ее механические шпионы были просто смехотворны по своей примитивности. Они были даже проще роботов, которых Кэлвин и Силвест использовали в начальной стадии работы над Капитаном. Эта примитивность была частью главной идеи Вольевой – не дать Церберу ознакомиться с технологией более изощренной, чем это необходимо для решения первоочередных задач. Беспилотные устройства могли производиться «Плацдармом» в огромных количествах, и именно их многочисленность должна была восполнить нехватку у них собственного интеллекта. Каждое было размером с кулак и снабжено достаточным числом конечностей, необходимых для передвижения, а также глаз, что в первую очередь и оправдывало их существование. Мозги начисто отсутствовали – не было даже простейшей сети с несколькими тысячами нейронов. Не было даже таких мозгов, которые дают возможность среднему насекомому казаться весьма башковитым созданием. Зато у них было небольшое прядильное устройство, как у паука, которое производило оптическую нить, одетую изоляционным материалом. Управлялись они «Плацдармом». Все команды и вся информация передавались в обоих направлениях через оптический кабель, что гарантировало сохранение секретности.

– Кажется, мы обнаружили еще один слой автоматов, – заметил Силвест. – Возможно, это еще один уровень защиты. Но ведь должно же где-то быть и то, что надлежит вот так защищать?

– Да есть ли оно? – спросила Хоури, которая все еще продолжала держать свою зловещую плазменную винтовку нацеленной на Силвеста с той самой минуты, когда началось их совещание. – А не пали ли вы сами жертвой скороспелых соображений? Болтаете, будто там внутри есть драгоценное Нечто, до которого наши грязные пальчики недостойны даже дотронуться, поскольку существует вся эта камуфляжная оболочка. Чтобы обезьяны сюда не лезли, одним словом. А что, ежели там сидит просто какая-то большая бяка?

– Она, возможно, права, – поддержала Паскаль.

Силвест поглядел на винтовку.

– Не следует доводить себя до такого состояния, когда вам начинает казаться, будто в мире существует хоть одна возможность, которую я бы еще не рассмотрел, – сказал он холодно, не заботясь о том, кому он отвечает – Хоури или жене. Пусть понимают, как хотят.

– Бог с вами, такое мне и в страшном сне не приснится, – тут же парировала Хоури.

Через девяносто минут после того, как первый разведчик размотал свой кабель и исчез сквозь дыру в полом пространстве под корой планеты, Силвест увидел то, что его там ждало. Он не сразу смог разобраться в том, что открылось его взгляду. Гигантские, похожие на невиданных змей, формы – истерзанные и, насколько ему казалось, мертвые, высились над разведчиком точно трупы павших богов – переплетенные и сраженные. Невозможно было даже предположить, какие неведомые функции выполняли эти машины, хотя, вероятно, главной из них было обеспечение благополучия лежавшей над ними коры. Очевидно, именно в них проснулись к жизни молекулярные орудия, брошенные навстречу пришельцам. Сама кора фактически тоже являлась машиной, функция которой заключалась в поддержании сходства Цербера с обыкновенной планетой. У «змей» такой строгой специализации, видимо, не было.

Здесь было не так темно, как ожидал Силвест. Свет сквозь «рану» уже не просачивался, так как она теперь была прочно заткнута пробкой «Плацдарма». Зато «змеи» сами испускали слабое серебристое сияние, подобно кишкам некоторых глубоководных океанских существ, населенным биолюминесцентными бактериями. Функции этого свечения определить было невозможно, да, впрочем, их могло и не быть. Вероятно, это был случайный, побочный продукт амарантянской нанотехники. Как бы там ни было, благодаря свечению можно было видеть на десятки километров туда, где потолок или кора планеты сходился с горизонтом пола, на котором лежали кольца «змей». Еще какие-то громадные штуковины, похожие на корявые древесные стволы, поддерживали – без видимого порядка – крышу. Впечатление было такое, будто находишься в залитом лунным светом доисторическом лесу. Неба не видно, земля под ногами почти неразличима из-за густого подлеска. Корни деревьев сплетаются друг с другом, образуя сложную решетку. Все окрашено графитно-серым цветом. Таков пол этой полости.

– Хотелось бы знать, что там ниже, – сказал Силвест.

* * *

Вольева была занята обдумыванием проблемы детоубийства. Избежать последнего было невозможно. Лишить «Плацдарм» информации, необходимой, чтобы создавать средства защиты от атаки механизмов, создаваемых Церберов – значило приговорить ее детище к медленной и мучительной смерти. Без необходимой поддержки корабля молекулярное оружие, встроенное в ядро «Плацдарма», не может обновляться и совершенствоваться. Оно останется замороженным, способным лишь на производство спор, устарелых на пару столетий, неспособных прервать бесконечный марш идиотского прогресса, демонстрируемого инопланетной оборонительной системой. Удивительное, хотя и грубое создание Вольевой будет переварено до последнего атома, его тонким слоем размажут по коре планеты, и его жалкие останки будут выполнять совсем другие функции в течение неисчислимых миллионов лет. И все же придется пойти на это. Хоури права: саботаж против «Плацдарма» – единственная неиспользованная пока форма воздействия на ситуацию. Возможности уничтожить «Плацдарм» нет, так как орудия Тайника захвачены Похитителем Солнц, и он подавит любую попытку воспользоваться этими боевыми машинами. Так что остается одно: медленно убить свое дитя, лишив его притока знаний. Жестокое решение.

Пока еще никто не видит дисплея ее браслета, который непрерывно передает требования «Плацдарма» о немедленной посылке ему новой информации. Уже час, как «Плацдарм» заметил, что обещанная ему расписанием новая информация не поступила. Первый запрос носил чисто технический характер – проверка, работает ли передающий луч. Позднее «Плацдарм» стал настойчивее, хотя вежливости не утратил. Теперь он стал терять дипломатические навыки – машина ощутила эквивалент тревоги.

Конечно, пока это еще не был страх. Системы Цербера еще не превзошли возможности сопротивления «Плацдарма», но беспокойство росло, Вольеву даже проинформировали о том, сколько времени корабль сможет продержаться, если исходить из нынешнего темпа эскалации возможностей противника. Времени в обрез. Через два часа напор Цербера сравняется с силой сопротивления «Плацдарма», а затем судьба последнего будет решена – время гибели будет зависеть лишь от массы обеих сторон Цербер победит – такова математическая необходимость.

Так умирай же скорее, подумала Вольева.

И именно в тот момент, когда слова этой молитвы возникли в ее мозгу, произошло нечто невозможное.

Выражение спокойствия, которое Вольевой еще удавалось сохранять на лице, внезапно исчезло.

– Что случилось? – спросила Хоури. – Ты будто увидела…

– Вот именно, – ответила та. – Я увидела призрак. Его зовут Похитителем Солнц.

– Что случилось? – вмешался Силвест.

Она с трудом оторвала глаза от браслета. Нижняя челюсть отвисла.

– Он возобновил трансляцию информации «Плацдарму»! – Глаза Вольевой снова вернулись к браслету, видимо, в надежде, что случившееся – всего лишь мираж. По выражению ее лица было видно, что как бы чудовищно ни было увиденное ею, оно все еще отражается на дисплее.

– Что же нам следует сделать в первую очередь? – спросил Силвест. – Я был бы весьма обязан, если бы поставили меня в известность…

Хоури еще крепче сжала теплый, обтянутый кожей приклад плазменной винтовки. Ей мало нравилась ситуация в прошлом, но нынешнюю она ощущала как острый клинок ужаса.

– «Плацдарм» не обладает средствами для оценки собственного морального износа, – сказала она, но тут же вздрогнула, будто сбрасывая с себя чужие чары. – Нет… я хочу сказать… есть вещи, которые ему не следует знать, за исключением тех случаев, когда он остро нуждается… – Она помолчала, с тревогой оглядывая слушателей, не будучи уверена, что ее понимают. – Ему не положено знать, как усилить свои оборонительные средства до того момента, пока такое развитие не делается жизненно важным. Тут очень важно правильно рассчитать …

– Иными словами, вы решили уморить его голодом? – сказал Силвест. Хегази, сидевший с ним рядом, промолчал, но подкрепил его слова слабым кивком, словно был правителем, подтверждающим приговор.

– Нет, я…

– Не надо оправдываться, – настаивал на своем Силвест – Если бы я хотел того же, чего хотите вы, то есть саботажа всей операции, я совершил бы что-то в таком же духе. Ваш учет времени тоже безупречен – вы ждали до тех пор, пока наблюдение за действиями вашего оружия могло доставлять удовольствие. Вы же испытывали наслаждение от того, как здорово работает ваша игрушка!

– Ах ты гнусный хрен! – визжала, плюясь, Хоури. – Мерзкий малюсенький хренишко!

– Поздравляю, – поклонился ей Силвест. – Вот вы уже и перешли к односложным словам. И все-таки я попрошу вас направить эту дурацкую железяку не мне в лицо, а куда-нибудь в другое место.

– С удовольствием, – ответила она, не позволяя, однако, винтовке отклониться ни на дюйм. – Я вот как раз размышляю насчет одной детали вашей вонючей анатомии.

Хегази повернулся к другому присутствующему члену Триумвирата:

– Не объясните ли вы мне, что тут происходит?

– Похититель Солнц, видимо, захватил управление всеми коммуникационными системами корабля, – ответила Вольева. – Это единственная возможность. Только таким путем моя команда прекратить передачу информации на «Плацдарм» могла быть аннулирована. – Еще не договорив, она отрицательно мотнула головой: – Впрочем, это маловероятно. Мы же знаем, что он торчит в Оружейной, а между Оружейной и коммуникациями физической связи нет.

– Должно быть, теперь она есть, – отозвалась Хоури.

– Но если она есть… – Все увидели в полутьме рубки яркие полумесяцы белков Вольевой. – Не существует логического барьера между коммуникациями и остальным кораблем. Если Похититель Солнц продвинулся так далеко, нет ничего, до чего он не мог бы дотянуться.

Молчание затянулось. Похоже, всем, даже Силвесту, нужно было время, чтобы оценить весь ужас ситуации. Хоури пыталась понять мысли Силвеста, но даже сейчас не смогла оценить, что он принимает, что – нет. Она все еще подозревала, что он рассматривает происходящее как параноидальную фантазию, сплетенную ее собственным подсознанием. От нее заразилась Вольева, а позже – и Паскаль. Вероятно, какая-то часть Силвеста все еще отказывалась верить словам Хоури, несмотря на факты. А впрочем, какие такие факты? Если оставить в стороне восстановление сигнала на «Плацдарм» и его значение, то ничего, что бы подтверждало бы выход Похитителя Солнц за пределы Оружейной, не существовало. А вот если он выбрался…

– Ты! – крикнула Вольева, нарушая молчание. Она ткнула пистолетом в сторону Хегази. – Ты, свинья! Ты же участвовал в этом, верно? Саджаки вышел из игры, у Силвеста нет нужных знаний, значит, это ты!

– Не понимаю, о чем ты?

– Ты помогал Похитителю Солнц! Ты сделал это, сознавайся!

– Возьми себя в руки, Триумвир.

Хоури совсем растерялась. Она даже не знала теперь, в какую сторону ей надо направить свою плазменную винтовку. Силвест был потрясен не меньше Хегази. Он явно не понимал, что хочет сказать Вольева своим неожиданным вопросом.

– Слушай, – сказала Хоури. – Тот факт, что он вылизывает задницу Саджаки с тех пор, как я появилась на корабле, еще не значит, что он способен на подобную глупость.

– Похоже, за такие слова я должен быть вам благодарен, – произнес Хегази.

– Ты отнюдь не оправдан, – воскликнула Вольева. – Отнюдь нет. Хоури права. Сделать то, что ты сделал, – акт величайшего идиотизма. Но это не значит, что ты на него не способен. У тебя были возможности. И ты химериец. Вполне возможно, что Похититель Солнц поселился и в тебе. В этом случае нам слишком опасно быть с тобой рядом.

Она кивнула Хоури.

– Хоури, отведи-ка ты его к какому-нибудь шлюзу.

– Ты собираешься меня убить, – сказал Хегази, когда Хоури вела его по затопленному коридору под прицелом своей плазменной винтовки. Перед ними ошалело метались сторожевые крысы. – Ведь ты и вправду думаешь так поступить? Хочешь вышвырнуть меня в космос?

– Нет, она хочет посадить тебя туда, откуда ты не сможешь вредить нам, – ответила Хоури, у которой вовсе не было желания вести с пленником оживленную беседу.

– Что бы она там ни думала, я этого не делал. Мне стыдно, но я не обладаю нужным опытом. Это тебя удовлетворяет?

Он ей крепко надоел, но Хоури чувствовала, что разговор следует поддержать, чтобы Хегази побыстрее заткнулся

– Я не уверена, что ты это сделал, – сказала она. – Ведь тебе потребовалось бы провести кое-какую подготовку до того, как ты допер до мысли, что Вольева собирается саботировать собственное оружие. Когда же это стало ясно всем, у тебя уже не было времени. Ты торчал все время в рубке.

Они подошли к воздушному шлюзу. Он был маленький – в нем помещался лишь один человек в скафандре. Как и все остальное в этой части корабля, ручка двери и сама дверь шлюза были покрыты слизью, заржавели и поросли плесенью. И все-таки все это чудом еще работало.

– Так зачем же ты делаешь это? – спросил Хегази, когда дверь со скрежетом открылась и Хоури втолкнула его в тесный и плохо освещенный шлюз. – Раз не думаешь, что я способен на тот поступок?

– А потому, что ты мне не нравишься, – сказала она и заперла дверь снаружи.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Цербер-Гадес, Дельта Павлина, гелиопауза, год 2566-й

Когда они наконец оказались в своей каюте, Паскаль тихо сказала:

– Из этой истории, боюсь, тебе благополучно не выбраться, Дэн. Ты понимаешь, о чем я?

Силвест дико устал, но мозг его продолжал бешено работать, хотя ему хотелось думать только об одном – о том, как хорошо бы заснуть. Ведь если «Плацдарм» протянет достаточно долго, чтобы путешествие в недра Цербера могло состояться, как запланировано, сейчас – последний шанс, чтобы как следует выспаться эдак часиков десять, а еще лучше – пару-другую дней. Ему надо быть предельно осторожным и бодрым, именно теперь, когда он собирается ступить в неведомый и чуждый мир. И именно теперь Паскаль собирается снова отговаривать его от этого.

– Сейчас уже слишком поздно, – ответил Силвест устало. – Мы выдали себя, мы причинили огромный ущерб Церберу. Этот мир осведомлен о нашем присутствии. Мое появление на Цербере вряд ли значительно повлияет на ситуацию, за исключением того, что мы узнаем гораздо больше, нежели от полудохлых роботов-шпионов Вольевой, даже если я буду ждать от них результатов всю оставшуюся жизнь

– Ты же не знаешь, что ждет тебя там, внизу, Дэн.

– Нет, знаю. Ответ на вопрос, что случилось с амарантянами. Неужели ты не понимаешь, какую ценность для людей имеет эта информация?

Он видел, что она понимает это, но лишь на сугубо теоретическом уровне. Потом она сказала:

– А что, если в тебе сейчас говорит точно такое же любопытство, которое когда-то довело их самих до гибели? Ты же видел, что произошло с «Лорином».

И снова Силвест подумал об Алисии, погибшей во время той атаки. Какое чувство заставило его пожалеть время, которое требовалось для того, чтобы извлечь ее тело из-под обломков? Даже сейчас его приказ – спустить ее тело вместе с «Плацдармом» на Цербер – на какое-то мгновение показался таким бездушным, как будто был отдан не им. И даже не Кэлвином, а кем-то, спрятавшимся за их спинами. Эта мысль заставила его поморщиться, и он тут же похоронил ее под грузом других мыслей, раздавив, как давят таракана.

– Но мы же узнаем, не так ли? – сказал он. – Мы наконец-то узнаем. И даже если это нечто убьет нас, кто-нибудь другой все равно узнает, что случилось – кто-нибудь на Ресургеме или даже в другой системе Ты должна понять, Паскаль. Я считаю такой риск оправданным.

– Значит, тут не одно любопытство! – Она смотрела на него так, будто ожидала развернутого ответа. Он же сразу отвел глаза, зная, каким обманчивым может показаться отсутствие в них выражения и странная фокусировка. Паскаль между тем продолжала: – Хоури устроили на этот корабль, чтобы убить тебя. Она созналась мне в этом. Вольева же говорит, что ее послал кто-то, кто может оказаться Кариной Лефевр.

– Я считаю это не просто невозможным, а прямым оскорблением!

– И все же это может оказаться правдой. А еще – чем-то гораздо более серьезным, чем обыкновенная вендетта Возможно, Лефевр и вправду умерла, но Нечто, принявшее ее облик, унаследовало ее тело и что-то еще, причем оно знает, как опасно то, с чем ты столь легкомысленно играешь. Разве тебе не кажется, что такую возможность следует учитывать, какой бы странной она ни казалась?

– Ничто из случившегося возле Завесы Ласкаля не может иметь отношения к тому, что произошло с амарантянами.

– Ну как ты можешь быть столь самоуверенным!

Силвест разозлился и бросил ей в лицо:

– Потому что я там был! Потому что я отправился туда, куда ходил Ласкаль, то есть в Пространство Космического Откровения, и то, что они показали Ласкалю, было показно и мне! – Он старался говорить тише, но нервно схватил ладони Паскаль и крепко сжал их. – Они ужасно древние. Они такие чужие, что я дрожал от ужаса. Они касались моего мозга… я видел их… и они ничуть не походили на амарантян.

Впервые со времени отлета с Ресургема он заглянул в прошлое, вернулся к тому моменту, когда его изуродованный контактный модуль несся вдоль чудовищной Завесы. Древние ископаемые умы Странников вползали в его мозг. То было мгновение пронзительного прозрения. Сказанное Ласкалем было истиной. Возможно, Странники были чужими в биологическом смысле, возможно, они вызывали в нем отвращение только потому, что они неимоверно далеки от того, что человеческий разум считает идеалом или хотя бы достойной формой существования. Зато в динамике мышления они были куда ближе к людям, чем можно было ожидать, учитывая различия в строении тел. Какое-то время невероятность этой дихотомии тревожила его… но потом тревога прошла. А как же иначе могли бы Трюкачи так наладить его мозг, чтобы он мог мыслить как Странники, если бы основные формы мышления не были сходны? Затем он припомнил саднящую тошноту их общения, и волну черной памяти, обрушившуюся на него, – беглый взгляд на историю Странников. Миллионы лет они рыскали по всей Галактике – по той, давней, непохожей на нынешнюю, вынюхивая и собирая брошенные опасные игрушки других народов и еще более древних, чем их собственная, цивилизаций. Теперь все эти сказочные вещи лежали совсем рядом с ним. За мембраной Завесы… Он уже почти проник туда с помощью хитрости. И вдруг что-то совсем иное…

Что-то на мгновение возникшее как будто появилось на секунду в просвете между облаками или полотнищами театрального занавеса, что-то мимолетное, о чем он почти забыл, о чем вспомнил только сейчас… Что-то открылось ему, что-то, предназначенное быть потаенным, скрытым под пластами личностного… и памятью давно исчезнувшей расы… изношенной, как камуфляж.

И еще нечто, полностью погруженное в Завесу… и еще один довод в пользу его существования…

Но это воспоминание было таким трудноуловимым, оно так ловко ускользало от его аналитического ума, что пока он не остался наедине с Паскаль, оно ощущалось лишь как осадок сомнения…

– Обещай, что ты никуда не пойдешь, – молила Паскаль.

– Мы еще обговорим это утром, – ответил он.

Силвест очнулся в своей каюте. Короткий сон, который ему все же удалось урвать, прогнал из его крови лишь малую часть усталости.

Что-то заставило его проснуться, но он не мог ни рассмотреть, ни услышать того, что нарушило сон. Вдруг он заметил, что голографический экран возле кровати слегка светится, подобно зеркалу, отражающему лунный свет.

Силвест пододвинулся, чтобы активизировать экран, не разбудив при этом спящую Паскаль. Впрочем, он напрасно опасался – Паскаль спала очень крепко. Спор, который они вели перед сном, казалось, принес ей успокоение, которое и погрузило ее в сон.

На экране появилось лицо Саджаки, на заднем плане была видна какая-то медицинская аппаратура.

– Вы один? – тихо спросил Саджаки.

– Здесь моя жена, – прошептал Силвест. – Она спит.

– Тогда буду краток. – Саджаки протянул изуродованную руку как бы для осмотра. Влажная корочка уже вернула запястью прежнюю форму, хотя все еще продолжала светиться, свидетельствуя, что интенсивное лечение далеко не окончено. – Я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы покинуть медицинский отсек. И вовсе не собираюсь идти по стопам Хегази.

– Тогда перед вами серьезная проблема. Вольева и Хоури вооружены, и они приняли меры, чтобы вам не удалось получить в свои руки ничего столь же опасного. – Силвест еще больше понизил голос. – Я не думаю, что Вольеву будет трудно убедить в том, что меня следует посадить под замок. Мои угрозы насчет судьбы корабля особого впечатления на нее не производят.

– Она просто уверена, что вы не посмеете зайти так далеко.

– А если она права?

Саджаки покачал головой.

– Теперь все это уже не имеет значения. Через несколько дней – самое большее через пять – ее «Плацдарм» начнет сдавать позиции. Но пока у вас еще есть окошко, через которое вы можете пролезть внутрь планеты. Только не говорите мне, что ее роботы-шпионы способны вас удовлетворить.

– Это я уже знаю.

Паскаль зашевелилась.

– Тогда принимайте мое предложение, – сказал Саджаки. – Я сам проведу вас в эти недра. Мы вдвоем, и никого больше. Мы возьмем пару скафандров того типа, который доставил вас сюда с Ресургема. Нам не понадобится даже корабль. До Цербера мы доберемся меньше чем за день. Еще два дня понадобятся нам, чтобы забраться внутрь, день, чтобы там оглядеться, и еще день – на возвращение тем же путем. К тому времени вы будете сами знать дорогу.

– А вы?

– Я пойду с вами. Я уже говорил, как мы с вами будем дальше работать с Капитаном.

Силвест кивнул.

– Вы надеетесь, что мы найдем в Цербере что-то необычное, что поможет нам исцелить Капитана.

– Надо же с чего-то начинать.

Силвест огляделся. Голос Саджаки был подобен шороху листьев, колеблемых ветром, что подчеркивало тишину каюты, делая ее какой-то таинственной. Скорее она походила на картинку, показанную через волшебный фонарь, нежели на обыкновенное жилое помещение. Он подумал о битве, кипящей в недрах Цербера в эту самую минуту. О ярости сталкивающихся механизмов, хотя большинство их размерами лишь немного превосходит бактерию. Грохот их сражения был неуловим для человеческих чувств. Но битва все равно существовала, и Саджаки прав: у них осталось всего несколько дней до тех пор, пока верные Церберу механизмы начнут разрушать могучую осадную машину Вольевой. Каждая минута, на которую он отложит свой поход в недра Цербера, означает минуту, которую он мог бы провести бы там, но не проведет, ту самую минуту, которая приближает срок его неизбежного возвращения на корабль. А рубка в это время уже может оказаться закрытой. Снова шевельнулась Паскаль, но Силвест знал, что она крепко спит. Казалось, она присутствует здесь не больше, чем те мозаичные птицы, которые украшают стены каюты. Во всяком случае, разбудить ее не легче, чем этих птиц.

– Все произошло слишком неожиданно, – сказал Силвест.

– Но вы же ждали этого чуть ли не всю жизнь, – ответил Саджаки, повышая голос. – Не говорите мне, что вы не готовы воспользоваться таким шансом. Не говорите, что боитесь того, что можете там обнаружить!

Силвест знал: решение надо принимать немедленно, пока вся невероятность этой секунды еще не дошла до сознания.

– Где же я встречусь с вами?

– Мы встретимся вне корабля, – ответил Саджаки и тут же объяснил почему: для него слишком рискованно назначить встречу там, где он может случайно столкнуться с Вольевой, Хоури или даже с женой Силвеста. – Они все еще считают меня больным, – добавил Саджаки, поглаживая пленку, прикрывавшую рану на запястье. – Но если они встретят меня за пределами больнички, то поступят так же, как с Хегази. Отсюда же мне легче добраться до скафандра, минуя те районы корабля, где мое присутствие может быть зарегистрировано.

– А я?

– Идите к ближайшему лифту. Я прикажу ему отвезти вас к скафандру, который находится к вам ближе всего. Вам не придется ничего делать самому. Он сам все сделает.

– Саджаки, я…

– Через десять минут вы должны покинуть корабль. Ваш скафандр доставит вас ко мне. – Саджаки усмехнулся, перед тем как отключиться. – И я настоятельно советую вам не будить жену.

Саджаки сдержал слово. Лифт и скафандр, казалось, знали совершенно точно, куда надо доставить Силвеста.

По пути он не встретил никого, никто не мешал, пока скафандр измерял его, адаптировался к нему и мягко и приветливо обволок собой Силвеста.

Не было никаких доказательств того, что корабль заметил открытый люк или что Силвест вышел в космос.

Вольева проснулась внезапно. Ее одноцветный сон, в котором фигурировали армии каких-то воинственных насекомых, прервался без всякого предупреждения.

Хоури лупила кулаком в дверь ее каюты и кричала что-то, чего Вольева спросонья понять не могла. Когда она все же открыла дверь, то оказалось, что ей прямо в глаза смотрит ствол плазменной винтовки. Хоури заколебалась, а потом неохотно опустила оружие, как будто была не слишком уверена в том, что за дверью больше никто не прячется.

– Что случилось? – спросила Вольева.

– Паскаль подняла тревогу, – выдохнула Хоури. Пот крупными каплями выступил у нее на лбу, на ложе винтовки мокрые ладони оставили темные пятна. – Она проснулась, а Силвеста и след простыл.

– Простыл след?

– Но он оставил кое-что! Она жутко переживает, но все же отдала это, чтобы я показала тебе. – Она опустила винтовку, так что та повисла на ремне, и вытащила из кармана какой-то клочок.

Вольева протерла глаза и взяла бумагу. Прикосновение осязательных бугорков пальцев активизировало скрытое послание, и на фоне переплетающихся птичьих силуэтов неясно проявилось лицо Силвеста.

– Боюсь, я солгал тебе, – звучал его голос с бумаги. – Паскаль, мне очень жаль, ты можешь возненавидеть меня, хоть я и надеюсь, что этого не случится после того, как мы столько перенесли вместе. – Его голос был сейчас еле слышен. – Ты умоляла меня обещать, что я откажусь от похода внутрь Цербера. И все же я ухожу. В ту минуту, когда ты читаешь эти слова, я уже в пути, и меня никто не может остановить. Я ничем не могу оправдать свой поступок, кроме того, что я должен его совершить, и, думаю, ты всегда знала это. Тем более мы волей судеб оказались так близко от этого места. – Он замолк, чтобы или перевести дух, или обдумать дальнейшее. – Паскаль, ты единственная, кто догадался о том, что в действительности произошло у Завесы Ласкаля. И ты знаешь, как я восхищаюсь тобой. Вот почему я не побоялся признаться тебе и сказал правду. Клянусь, то, что я рассказал тебе, мне казалось тогда истиной. Это ни в коем случае не была еще одна ложь. И вот теперь эта женщина – Хоури – говорит, будто та, кто послала ее за мной, может быть Кариной Лефевр, и что она, Хоури, должна убить меня, чтобы не дать мне попасть к Церберу!

На несколько мгновений бумага смолкла. Затем опять возник голос Силвеста:

– Я действовал так, Паскаль, будто не поверил ни единому ее слову, и, возможно, я действительно тогда не поверил. Я хотел, чтобы все эти призраки, наконец, угомонились, хотел убедить себя самого, что все это не имеет никакого отношения к тому, что случилось там – у Завесы.

Ты понимаешь меня, не так ли? Я обязан пройти такой долгий путь – иначе мне не заставить этих фантомов умолкнуть. Может быть, я должен поблагодарить эту Хоури. Она дала мне повод сделать шаг, хотя я никогда еще не испытывал такого страха перед своей возможной находкой. Я не уверен, что она – или даже все они – плохие люди. И уж это никак не относится к тебе, моя Паскаль. Я знаю, тобой движет услышанное от них, и это не твой выбор. Ты пытаешься отговорить меня из любви ко мне. И то, что я делаю – то, что я собираюсь сделать, – тяжко ранит меня, ибо я предаю твою любовь.

Поймешь ли ты меня? И сможешь ли простить, когда я вернусь? Разлука не будет долгой – каких-нибудь пять дней. А может быть, и гораздо меньше. – Он опять смолк, прежде чем добавить постскриптум. – Я беру с собой Кэлвина. И сейчас, когда я произношу это, он во мне. Я бы солгал, если бы сказал, что мы оба не пришли к новому… равновесию. Я думаю, он будет полезен.

Изображение на бумаге померкло.

– Знаешь, – сказала Хоури, – были моменты, когда мне становилось его жаль, и он делался даже симпатичным. Но он все погубил.

– Ты сказала, что Паскаль переживает.

– А что бы ощутила ты?

– Кто знает. Может, он прав. Возможно, она действительно знала о том, что должно произойти. И вполне вероятно, что ей следовало бы дважды подумать, прежде чем выходить замуж за такую свинью.

– Думаешь, он уже далеко?

Вольева бросила взгляд на бумагу, как будто надеялась почерпнуть новую информацию из ее складок.

– Надо полагать, ему помогли. Тех, кто мог помочь, осталось мало. В общем-то ни одного, если не считать Саджаки.

– Наверняка нам не стоит его исключать. Возможно, лекарства Саджаки излечили его быстрее, чем мы полагали.

– Нет, – ответила Вольева. Она нажала на свой магический браслет. – Я знаю, где находится каждый член Триумвирата. Хегази в воздушном шлюзе, Саджаки – в клинике.

– Не возражаешь, если мы на всякий случай проверим?

Вольева схватила комплект одежды, достаточно теплый, чтобы можно было посетить любую часть корабля, где имелась искусственная атмосфера, и не подцепить там гипотермию. Сунула за пояс игольный пистолет, а через плечо повесила тяжелый двуручный автомат, который Хоури отобрала для нее в арсенале. По сути дела, это было спортивное оружие с огромной начальной скоростью пуль, изобретенное в двадцать третьем столетии. Продукт Первой Европейской Демархии в чехле из черного неопрена. По бокам ложа были инкрустированы два китайских дракона из золота и серебра, с рубиновыми глазами.