Текст книги "Я умею прыгать через лужи (сборник)"

Автор книги: Алан Маршалл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Алан Маршалл
Я умею прыгать через лужи. Рассказы. Легенды

Предисловие

С именем Алана Маршалла связаны пять десятилетий австралийской литературы. Ему принадлежат восемнадцать книг. Его повести, рассказы, очерки, произведения для детей переведены примерно на столько же языков. Век XX приучил нас и к цифрам, и к относительности статистического критерия. Сколько уже было кумиров на час, сделанных средствами массовой информации на потребу обывателю, поставщиков соблазнительной, но ядовитой жвачки, порой вытесняющей здоровую духовную пищу! У Алана Маршалла добрая слава. Его любят давно и неизменно, что само по себе редкость во «времена, не очень-то склонные к любви», как заметил один мельбурнский критик. Секрет обаяния Маршалла – в трезвом, честном, мужественном взгляде на действительность и ощущении светлой радости бытия, в убедительности нравственного урока, преподанного не с высот морального превосходства, а как бы самой жизнью, обретающей в произведениях художника новые грани.

В творчестве Маршалла преобладает автобиографический элемент – писатель предпочитает опираться на непосредственно познание и редко прячет авторское «я» под маской вымышленного рассказчика. Личный же его опыт удивителен и вызывает глубокое уважение. Мальчик, который родился в 1902 году в Нурате, небольшом поселке штата Виктория, в семье объездчика лошадей, шести лет заболел полиомиелитом, и костыли стали его неразлучными спутниками. Писатель и общественный деятель, репортер, колесивший по дорогам Австралии в фургоне, запряженном лошадьми, и в машине с хитроумной системой ремней для управления, Маршалл вправе оглянуться на ступени, ведущие в прошлое, с гордостью: он поднимался по ним ценой огромного труда, упорства, воли. Знаний, полученных в сельской школе и коммерческом колледже, было маловато, пришлось самому восполнять пробелы. Юношу с парализованными ногами долго никто не соглашался взять на работу. Потом он был муниципальным клерком с нищенским жалованьем, бухгалтером, ночным сторожем, а в свободные минуты записывал в блокнот (их накопилось со временем около ста) свои наблюдения, мысли, услышанные истории – он с детства мечтал стать писателем. В 30-е годы рассказы Маршалла получают премии на местных литературных конкурсах и пробиваются на страницы печати. Именно в это «гневное» десятилетие, когда Австралию, как и многие другие страны капиталистического мира, опустошал экономический кризис, сложилось мировоззрение Маршалла, определились его эстетические позиции писателя-реалиста.

Страна, в силу своего географического положения и особенностей развития капитализма лелеявшая иллюзии исключительности, эгалитарности, изоляционизма, вновь подтвердила всеобщность исторических закономерностей, открытых марксизмом. Экономический кризис превзошел все предшествующие: миллион людей прозябал на пособии, разоренные фермеры бросали свои хозяйства, переходившие в руки банков, безработные скитались по стране в поисках пропитания – у городских свалок и по берегам рек вырастали палаточные и лачужные лагеря. Буржуазное государство если и пыталось поправить положение, то лишь паллиативными мерами, вроде краткосрочных общественных работ, зато усердно охраняло частную собственность: безработных сажали в кутузку за бродяжничество, с благословения полиции домовладелец выбрасывал на улицу неплательщиков. Конфликты обостряла угроза надвигающейся войны.

В бурях народного протеста – многотысячных митингах, демонстрациях и забастовках, в борьбе против сил реакции выросло влияние компартии, прогрессивная интеллигенция сблизилась с боевым авангардом рабочего класса. «Озабоченность положением общества присуща многим произведениям этого периода, – пишет известный австралийский писатель Джуда Уотен в сборнике фотодокументов «Годы депрессии. 1929–1939». – Можно с уверенностью сказать, что никогда еще после 90-х годов XIX века писатели не были так близки к единению с народом во имя общего дела. Это очевидно из творчества Катарины Сусанны Причард, Кайли Теннант, Алана Маршалла, Зовье Герберта и Вэнса Палмера»[1]1
  J. Waten. The Depression Years. 1929–1939. Melbourne, F. W. Cheshire, 1971, [p. 31.]


[Закрыть]. Но если социалистические идеалы писателей 90-х годов, поры «великих забастовок» и национального самоопределения, носили преимущественно утопический характер, то в 30-е годы усиливается пробудившийся после Октябрьской революции интерес к марксизму и опыту СССР. Линию социалистического реализма, намеченную романом Причард «Рабочие волы» (1925), продолжает Джин Дэвенни в романе «Сахарный рай» (1936). Произведений, безоговорочных в своей критике капитализма и утверждавших необходимость революционного перехода к новому строю, правда, было немного. Но широко проявилась тенденция социального критицизма.

В романах К. Теннант «Тибурон» (1935) и «Несдающиеся» (1941), отображающих страдания безработных, подчеркнут неистребимый оптимизм и жизнеспособность народа. 3. Герберт в обширном полотне «Каприкорния» (1938), используя приемы просветительского романа, показывает судьбу бесправного метиса, обязанного своими злоключениями расовой дискриминации. Семейная драма австралийских форсайтов в романе В. Палмера «Семья Суэйн»[2]2
  Русский перевод опубликован в издательстве «Художественная литература» в 1971 г.


[Закрыть] (1934) рассматривается как знамение времени: крах мира собственников. Связующую нить между сокровенно личным и проблемами века ищет в романе «Близкие и чужие» (1937) К. С. Причард.

Ежедневные газеты единодушно отвергали репортажи Алана Маршалла о жертвах кризиса – «Картинки из жизни пролетария» печатала только рабочая «Уоркерс войс». В этой газете он «оттачивал зубы» публициста, участвуя в кампаниях, которые она проводила: выступал против потогонной системы на заводах «Дженерал моторс»; в защиту Эгона Эрвина Киша, делегата Австралийского конгресса против войны и фашизма, которому власти запретили въезд в страну; в поддержку республиканской Испании. В 1939 году писатель редактирует «Пойнт», небольшой антифашистский журнал. Его избирают председателем Лиги писателей.

Действующие лица романа «Как прекрасны твои ножки» (1949) – рабочие и служащие мельбурнской обувной фабрики, раздавленной кризисом, подобно той, где работал сам писатель. Автобиографична и фигура бухгалтера Маккормека, внимательного наблюдателя и отзывчивого слушателя. Маршалл затрагивает новый для австралийской литературы пласт – жизнь городского пролетариата. Экономический крах, поставивший фабричных рабочих в особенно тяжелые условия, пробуждает в них жажду социальных преобразований.

Символический образ фабрики – гигантского чудовища, пожирателя, достаточно традиционен и отсылает нас к «Тяжелым временам» Диккенса или «Жерминалю» Золя. С другой стороны, выделенные курсивом прелюдии, которые расширяют перспективу изображения и дают эмоциональный настрой, – композиционный прием прозы XX века, рассказов Хемингуэя, романа Дос Пассоса «Манхэттен» (1925), и написаны они в манере потока сознания: рваные фразы ассоциируются с пульсом конвейера, нестройной симфонией фабричных звуков и шумов, прерывистым дыханием и отрывочными мыслями рабочего. Маршалл еще черпает из разных источников, вырабатывая свой стиль: лаконизм, не нарушающий плавного ритма повествования, живость диалога, умение приблизить случайно увиденное лицо и с обостренной восприимчивостью психолога прочитать его тайну. «Он, кажется, не способен написать скучную фразу или, взглянув на человека, не отыскать в нем нечто ему одному свойственное и вдохновляющее. Это удивительный дар» – так отозвался о первой опубликованной книге Маршалла, путевых очерках «Это мой народ» (1944), Вэнс Палмер (1885–1959) – блестящий мастер прозы, горячий почитатель Толстого и Чехова, пропагандировавший их творчество в Австралии.

Очерки родились из поездок Маршалла, корреспондента фронтовой газеты, по Виктории, Новому Южному Уэльсу и Квинсленду и встреч с семьями фронтовиков. Ему хотелось, чтобы солдаты, сражавшиеся с фашизмом, заново увидели свой народ, землю, которая вскормила их, эвкалипты и акацию в цвету, зелень посевов, тростник на болотах, речные отмели.

Плодом путешествия явилась и книга «Мы такие же люди» (1948). Девять месяцев Маршалл провел на крайнем, тропическом Севере Австралии, в малоисследованных районах полуострова Арнемленд, в миссиях на побережье залива Карпентария и на островах Торресова пролива. Он подружился с аборигенами, слушал и записывал их предания, сам заслужил прозвище Гуравиллы, сочинителя историй. Вскрывая подоплеку расистских вымыслов о безнадежных «дикарях», он предпочитает аргумент живого изображения, наглядности, но заканчивает речью обвинителя: «В Австралии существует рабство – рабство в самой постыдной и жестокой форме… У нас все еще можно, купив за десять шиллингов разрешение нанимать аборигенов, получить неограниченную власть над любым их числом… можно убить аборигена, но опасаясь наказания. Белым все можно!»[3]3
  А. Маршалл. Мы такие же люди. М., «Наука», 1965, с. 206.


[Закрыть]. Это был страстный призыв спасти коренных австралийцев. Собранные Маршаллом мифы и сказки аборигенов составили книгу «Люди незапамятных времен» (1952). Литературная обработка древних легенд сделана с большим художественным тактом, сохранен архаизм мифологического мышления, но кристаллы тысячелетней народной мудрости поэтически отшлифованы.

Сборники «Расскажи про индюка, Джо» (1910) и «Как ты там, Энди?» (1956) принесли признание Маршаллу-новеллисту. Несомненно их родство с национальной традицией реалистического рассказа, которая восходит к Генри Лоусону (1867–1922) и другим писателям «бурных девяностых», изображавшим простых тружеников, тех, кто, по словам Лоусона, «создал Австралию», с сочувствием и гордостью. Маршалл вновь повторяет «это мой народ», цитируя одноименное стихотворение Палмера в качестве эпиграфа: «это мой народ, и я с ним до конца»[4]4
  A. Marshall. Tell Us About the Turkey, Jo. Sydney, Angus and Robertson, 1946, р. V.


[Закрыть]. Однако у Маршалла эта демократическая традиция обогащена новым историческим и художественным опытом. В своем понимании возможностей человека и народа Маршалл исходит уже из практики эпохи великих революционных преобразований. Отсюда жизнеутверждающее, горьковское начало в его творчестве. Гуманизм Горького, его взгляд на литературу как плоть от плоти народной жизни оказали большое влияние на австралийского прозаика. «Наверное, есть тысячи писателей, – говорит он, – которые, как и я, нашли у Горького ответы на свои вопросы».

Лоусон и его современники были певцами буша – «настоящей» Австралии, которая начинается за городской чертой. И Маршаллу необычайно дорог этот своеобразный сельский мир, его природа, типы, быт, фольклор, хотя он давным-давно поселился в Мельбурне, втором по величине центре Австралийского Союза с населением в два с половиной миллиона, и бывал во многих странах Азии и Европы (дома у него хранились музейные реликвии – упряжь для волов, маслобойки, подковы, ножницы для стрижки овец, но все это погибло во время пожара). Но Маршалл не противопоставляет буш городу как средоточие всего истинно австралийского, а воспринимает его как часть большого мира. Писатель в совершенстве владеет искусством народного рассказчика – его устные рассказы даже записаны на пластинку. Маршалл вводит читателя в яркий, причудливый мир австралийского фольклора с его неповторимой образностью и юмором. Но в целом новеллистика Маршалла дальше отстоит от фольклора буша, чем творчество лоусоновской плеяды.

Особенность рассказов Маршалла не в напряженной сюжетной динамике, а в незаметном проникновении в суть того, что может показаться на первый взгляд заурядным, но достойным внимания, – невинное хвастовство четырехлетнего малыша («Расскажи про индюка, Джо») или облезлый ослик у входа в цирк, которого каждому хочется потрепать («Осел»). Маршалл необычайно ценит умение смотреть на окружающее глазами ребенка, при этом осмысляя увиденное зрелым умом. Приобщение к обыкновенному чуду бытия, которое происходит в его рассказах, можно было бы назвать эффектом детского видения. «Сохраняйте способность удивляться, не пресыщайтесь с годами, – советовал он в речи по случаю присуждения ему в 1972 году звания почетного доктора права Мельбурнского университета. – … Писателю исключительно важно видеть все, словно в первый раз». Увы, и свежесть восприятия, и счастливое предвкушение грядущего, «большие ожидания» иной раз тонут в рутине, исчезают под бременем невзгод, когда завтрашний день не сулит ничего хорошего. Впервые посетив в 1964 году Советский Союз, писатель радовался тому, что люди, воспитанные обществом, строящим коммунизм, не знают этих духовных потерь и живут с перспективой «еще и еще более прекрасного»[5]5
  А. Маршалл. У вас в гостях. «Огонек», 1964, № 34, с. 13.


[Закрыть].

Понятно, что с особой охотой Алан Маршалл пишет о детях, о природе и животных – о том, что очищает душу от скверны ложного, пошлого, враждебного человеку. В улыбке, которую вызывает у него поведение ребенка, нет снисходительного умиления – в ней доброта, понимание, надежда. Ведь то, что останавливает его внимание: детская тяга к самостоятельности, дух приключений, любознательность, упорство правдолюбцев, самоотверженная смелость, – обещает в будущем человека такого, каким он должен и может быть. И в рассказах, и в первой части автобиографической трилогии Маршалла живет прелесть детства, о которой замечательно сказал Константин Паустовский: «Светлыми и чистыми глазами мы смотрели на мир, и все нам казалось гораздо более ярким. Ярче было солнце, сильнее пахли поля, громче был гром, обильнее дожди и выше горы. И шире было человеческое сердце, острее горе, и в тысячу раз загадочнее была земля, родная земля – самое великолепное, что нам дано для жизни»[6]6
  К. Паустовский. Собр. соч., т. 3, М., 1958, с. 89.


[Закрыть].

Анималистские рассказы Маршалла не преследуют естествоиспытательских целей, хотя зоркость наблюдений могла бы удовлетворить знатока буша. Они – о людях и животных. Анималистская струя возникла в австралийской литературе, как только она занялась поселенцем-пионером. Ведь для него так много значили и верный пес – охрана, спутник в странствиях, и добрый конь (о приверженности австралийцев к конному спорту и лошадям написаны тысячи страниц, и Маршалл разделяет эту наследственную любовь). Одинокий фермер или пастух, беседующий с собакой, единственным слушателем, – характерный персонаж австралийского рассказа XIX века. Во второй половине XX века, когда человечество столкнулось с экологическими проблемами, в литературе все чаще стали раздаваться голоса в защиту уникальной австралийской фауны, любых хищнически истребляемых животных.

Смысл рассказов Маршалла но в единоборстве человека и животного. Загонщик, которому поимка дикого коня стоила огромных усилий, ночью потихоньку выпускает его на волю, и это истинная его победа: собственнический инстинкт отступает перед сочувствием к животному, признанием его права на свободу («Джентльмен»). А бывшему солдату жаль маленькую утку в тихой заводи, под чистым небом – комочек жизни и покоя, о которых он мечтал в аду войны («Солнцу навстречу»).

 
Если кто-то был гоним,
Я бежала вместе с ним.
Чье-то сердце уставало,
В такт ему мое стучало…
 

Эти строки австралийской поэтессы Мэри Гилмор могли бы передать эмоциональную тональность рассказов Маршалла «Серая кенгуру», «Моя птица». Писатель создает образы, в которых сконцентрированы драматические контрасты мировосприятия.

«Моя птица!» – на языке орущих в жадном азарте охотников означает желанную добычу, а в устах метиса Дэна, охраняющего заповедник, это возглас победы над сеятелями смерти: птица улетает под градом пуль.

В рассказах-сценах без главных героев – «В полдень на улице», «Красногривые дикие кони» – свет падает то на одно, то на другое лицо, выявляя взаимосвязь людей, их взаимозависимость. Вокруг девушки, упавшей в обморок, собрались прохожие: и любопытствующие, и всезнайки, и добрые души, которые приводят ее в чувство. Ей же хочется спрятаться от «этих противных людей», и она благодарит инкассатора, отвезшего ее домой, за то, что он «не такой, как они». В его словах, брошенных на прощанье после минутной паузы («А ведь я тоже стоял вместе со всеми!»), – внутренняя честность художника, которому одинаково чужды и ложный глянец, и мрачные краски возведенной в абсолют разобщенности.

Маршалл известен и как автор юмористических рассказов: сборники «Опустите штору» (1949) и «Неожиданные встречи» (1950). На протяжении восьми лет одна из брисбенских газет еженедельно печатала очередную его юмореску, где легко и остроумно, с неожиданным поворотом в конце обыгрывались семейно-бытовые коллизии, разоблачались маленькие хитрости, к которым прибегают в общежитии, давались шутливые советы. Деликатным штрихом подчеркивается комическое в рассказах, которые не относятся к юмористическому жанру. Юмору Маршалла подходит теккереевское определение – «пробуждать и направлять вашу любовь, сострадание, доброту, презрение к неправде, претенциозности, мошенничеству, сочувствие слабым, бедным, угнетенным, несчастным»[7]7
  W. М. Thackeray. The English Humourists of the Eighteenth Century. Oxford, Clarendon Press, 1916, p. 2.


[Закрыть]. В сборниках «Рассказы» (1973) и «Молотами по наковальне» (1975) интонация чаще приобретает иронический, сатирический оттенок, а сюжет строится с четкостью и остротой анекдота. Так обрисованы французский генерал, вербовавший добровольцев – пушечное мясо первой мировой войны («Как я познакомился с генералом По»), респектабельные граждане, блудливые святоши, ханжи и сплетники в роли строгих блюстителей нравственности («Четыре воскресных костюма», «Мистер Томас», «Страх», «Мисс Армитедж»).

Автобиографическая трилогия: «Я умею прыгать через лужи» (1955), «Это трава» (1962), «В сердце моем» (1963) – охватывает около тридцати лет: конец 1900-х – вторая половина 30-х годов. Исторический масштаб изображения судьбы человеческой и народной был с успехом применен в австралийской прозе послевоенного десятилетия – в эпопее К. С. Причард «Бурные девяностые» (1946), «Золотые мили» (1948), «Крылатые семена» (1950), дилогии Р. де Буассьера о национально-освободительном движении на Тринидаде «Жемчужина короны» (1952) и «Ром и кока-кола» (1956), в романе Дж. Уотена «Несгибаемая» (1954). Даже худшим временам холодной войны не удалось изгнать из литературы веру в то, что историческая справедливость непременно восторжествует. Эта вера присутствует и в произведении Маршалла, восстанавливающего в контексте эпохи свое детство и молодость. На этом пути у него были великие предшественники: Горький, Андерсен-Нексе, О’Кейси. Герой Маршалла – в пределах своего опыта – также открывает мир, находит свое место в нем и, пройдя школу воспитания чувств, характера, мировоззрения, делает вывод, что нельзя быть «жертвами истории» и позволять злу повторяться, – нужно избавиться от того, что унижает каждого из нас, от слепой покорности и приспособленчества, участвовать в борьбе за лучшее будущее.

По жанру «Я умею прыгать через лужи», как и другие книги трилогии, – автобиографическая повесть, и элемент вымысла не затрагивает в ней фактической основы. Вместо постепенно разворачивающейся пружины сюжета Маршалл выстраивает эпизоды, помещая в фокус моменты преодоления – они-то и составляют внутренний стержень повести. Алану, с его здоровым мальчишеским задором, чуждо сознание трагической исключительности «маленького калеки». Он дерется на палках со школьным недругом, спускается в кратер потухшего вулкана, учится плавать, ездит верхом. Откуда у него берется упорство, смелость, уверенность, что «если ты сам не сдаешься, то тебя никогда не побьют»? Ведь в нем сидит и Другой Мальчик, «слабый, всегда жалующийся, полный страха и опасений». Результаты, наверное, были бы иными, окажись подле Алана слезливые жалельщики, а не люди, помогавшие сделать шаг вперед. За плечами у отца всего несколько месяцев школы, но его таланту воспитателя могут позавидовать дипломированные педагоги. Когда с единственным сыном случилась беда, он и не подумал искать утешения в религии, покоряясь «воле божьей». Его любовь деятельна: она закаляет, учит, как можно быть причастным к тому, в чем судьбой отказано, сопереживать, приносить пользу. Опекая, он оставляет простор, идет на риск: «…ограждая его голову от ударов, мы можем разбить ему сердце».

Никогда не замечала костылей Алана мать его закадычного друга Джо. Никогда не причитали над ним странствующие сезонные рабочие, свэгмены. Никому не позволял оскорблять мальчика жалостью возчик, взявший его в дальнюю поездку, к лесорубам. Истоки душевного тепла и мужества – в народной среде, где сами условия существования всегда требовали независимости, привычки полагаться на себя и вместе с тем готовности протянуть руку помощи тому, кто в беде.

«Я умею прыгать через лужи» – возврат в светлый, несмотря на омрачившую его болезнь, мир детства. Он знает и печальные дни – например, когда в засуху гибнет от голода скот; и разумеется, огромное расстояние отделяет домики бедняков Тураллы от особняка миссис Карузерс, землевладелицы, у которой все окрестные фермеры в долгу; и кто-то рвется в Квинсленд, где, по слухам, можно недорого купить участок. Но вся глубина социальных противоречий, жестокость, грязь, пороки обнажаются в последующих частях трилогии, где в поле зрения автора Мельбурн 20-х годов и периода депрессии: дешевые номера и пансионы, конторы и фабрики, уголовники и проститутки, черствые работодатели, рабочие и бродячие безработные, уличные проповедники и журналисты.

Расставляя в повестях о детстве и юности вехи формирования личности героя, Маршалл ими же отмечает свой путь в литературу. Он начался еще в детские годы – с мечты писать приключенческие романы, не менее увлекательные, чем «Коралловый остров» Р. Баллантайна; с увлечения народными балладами, которые пелись стоя, в едином порыве; с памятного разговора с отцом, по-своему разъяснявшим смысл литературного призвания: «… Писать книгу ради денег не стоит…. Но если все бедные и обездоленные люди снимут перед тобой шапки за то, что ты написал ее, – это другое дело, это всего дороже». В трилогии, в сущности, рассказано, как закладывался фундамент творчества Маршалла, как ему открывались «вечные» истины, всякий раз требующие самостоятельного осмысления: содержанием искусства должна быть реальность человеческого бытия, то, что близко всем и неповторимо для каждого, жизнь, мысли и чувства людей, отражающиеся в сердце художника.

Трилогия – самое значительное, а первая ее часть – самое популярное произведение писателя: только в Австралии, с ее сравнительно небольшой читающей аудиторией, заваленной к тому же англо-американской продукцией, повесть выдержала более десяти изданий. Чехословацкие кинематографисты сделали по ней фильм.

К трилогии примыкают рассказы сборника «Молотами по наковальне», этюды характеров, социальных типов, – распространенная разновидность австралийского (если не вдаваться в английскую предысторию) рассказа, который исстари впитывал суровый быт редконаселенных краев, где люди наперечет и каждый сосед или приезжий – объект пристального внимания. В этом сборнике преобладает исследование человеческих слабостей и пороков. Среди сельских «знаменитостей», запомнившихся маленькому Алану (отсюда и метафора: удары молотов Опыта), – щеголь и записной враль, кулачный боец и наездник, бравирующий лихостью, любительницы подсматривать в замочную скважину и девицы не слишком строгих правил. В повествовании сливаются два голоса: авторский – проницательного аналитика и психолога и детский – наивностью толкования оттеняющий связь вещей.

«У Алана Маршалла самое чарующее, покоряющее, возвышающее дух – это спокойный, чуждый самолюбования, глубокий и чистый тон его прозы, – отмечает в литературном портрете австралийского писателя Юрий Нагибин. – Тон умного исследователя, который не боится заглядывать в темные закоулки человеческой психики, в глубины человеческой боли, не боится говорить о скорбном и ущербном в человеке, но так, что читатель испытывает не жалость, не расслабляющее и бессильное сочувствие, а все растущее уважение к безграничной мощи человеческого духа»[8]8
  Ю. Нагибин. До новой встречи, Алан! «Иностранная литература», 1975, № 7, с. 232.


[Закрыть].

Маршалл твердо следует своим эстетическим принципам и в неблагоприятном для реалистической литературы климате, установившемся в австралийской критике лет двадцать назад. Его творчество противостоит литературе универсального отчуждения и пессимизма, перенасыщенной патологией, сексом, жестокостью.

Писатель-гуманист, Маршалл участвует в общественных движениях как сторонник мира, защитник гражданских прав австралийских аборигенов, он друг нашей страны, президент Общества «Австралия – СССР». Письмо Маршалла советскому народу, написанное после первой поездки в Советский Союз, – яркое свидетельство всемирно-исторического значения Октябрьской революции: «… Сорок семь лет назад я был мальчуганом, жившим в буше. Я тогда и понятия не имел, что где-то на другом конце земного шара решалась моя и ваша судьба, и мы счастливы, что это произошло»[9]9
  А. Маршалл. Бумеранги и салют «Авроры». «Правда». 1904, 10 ноября, с. 3.


[Закрыть].

Творчество Алана Маршалла, жизнелюбивое, человечное, согретое мечтой о прекрасном, справедливо устроенном мире, занимает почетное место в реалистической литературе Австралии.

А. Петриковская