Текст книги "Винни Пух и Все-Все-Все и многое другое (полная версия с приложениями)"

Автор книги: Алан Александр Милн

Ну, эта история здесь, по сути дела, кончается, а я так устал от этой последней фразы, что буду рад поставить точку. А вы?

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ, в которой Кристофер Робин устраивает торжественный Пиргорой и мы говорим Всем-Всем-Всем До Свиданья

В один прекрасный день, когда солнце снова встало над Лесом и в воздухе разлился майский аромат; когда все речонки и ручейки в Лесу звонко журчали, радуясь, что опять стали маленькими и хорошенькими, а вода в тихих, сонных лужицах только грезила о чудесах, которые ей довелось повидать, и о славных делах, которые она совершила; когда в тёплой лесной тишине Кукушка заботливо пробовала свой голос, и трепетно вслушивалась, стараясь понять – нравится он ей или нет; когда Горлицы кротко жаловались друг другу, лениво повторяя, что дрругой, дрругой виноват, но всё рравно, всё рравно всё прройдёт – именно в такой день Кристофер Робин свистнул на свой особенный манер и Сова тут же прилетела из Дремучего-Дремучего Леса – узнать, что требуется.

– Сова, – сказал Кристофер Робин, – я собираюсь устроить Пиргорой.

– Да ну! Подумать только, – сказала Сова.

– Да. И не простой Пиргорой, а торжественный, потому что он будет в честь Винни-Пуха, – в честь того, что Пух сделал, когда он сделал то, что сделал, когда спас Пятачка от наводнения.

– Нет, вы представьте себе! Подумать только! – сказала Сова.

– Да. Так что ты, пожалуйста, поскорей скажи Всем-Всем-Всем, потому что Пиргорой будет завтра.

– Нет, вы подумайте! Завтра! Не может быть! – сказала Сова, изо всех сил стараясь поддержать разговор.

– Нет, может, – сказал Кристофер Робин, – так что ты лети скорей, ладно?

Сова попыталась придумать ещё что-нибудь Очень Умное, но у неё не получилось, так что она полетела искать Всех-Всех-Всех. И первым, кого она встретила, был Винни-Пух.

– Пух, – сказала она, – Кристофер Робин устраивает Пиргорой.

– Ох! – сказал Пух. А потом, заметив, что Сова ожидает, что он ещё что-нибудь скажет, добавил: – А там будут такие вроде печеньиц с розовой глазурью?

Сова почувствовала, что говорить о таких вроде печеньиц с розовой глазурью как-то ниже её достоинства, поэтому она просто слово в слово повторила то, что сказал ей Кристофер Робин, и улетела искать Иа-Иа.

– Пиргорой в мою честь? – подумал Пух. – Вот это да!

И он стал раздумывать, будут ли Все-Все-Все знать, что это специальный торжественный Пиргорой в честь Пуха, и расскажет ли Кристофер Робин Всем-Всем-Всем про «Плавучего Медведя» и про «Мудрость Пуха» – про те чудесные корабли, которые Пух придумал и спустил на воду, и он задумался о том, как было бы грустно, если бы все об этом забыли и никто бы не знал, в чью честь этот Торжественный Пиргорой; и чем больше он раздумывал, тем больше всё путалось у него в голове, как в беспокойном сне, когда всё вдруг идёт вкривь и вкось и ничто не слушается… И этот сон вдруг начал сам собою шуметь у него прямо в ушах, а сам Пух стал легонечко похрапывать и так получилось что-то вроде шумелки. Это была

БЕСПОКОЙНАЯ ПУХОВА ХРАПЕЛКА:

 
Ура! Да здравствует Пух!
(Ух!
А кто это – Пух?)
– Ну, наш Пиргорой!
– КТО, КТО?
– Наш герой!
(Неужто же это наш Винни-Пух?)
– Он самый!
Да разве возможны сомнения?
Он друга спас от беды!
(От беды?)
– Ну, проще тебе сказать – от воды!
Да здравствует Пух!
Он остался сух
Невзирая на все наводнения!
Он плыл в первый раз,
Но всё-таки спас
(Кого?)
– Его!
(Кого его?)
– Его!
То есть того, кого надо!
За это его
(Кого?)
Его самого!
Пуха, понятно!
Теперь ожидает награда.
Да, Пух – он медведь с Большущим Умом!
Да здравствует Пух!
(Повтори это вслух!)
– С Большущим Умом!
(С умом – или, может, с животиком?)
С животиком тоже —
Поесть он любил —
Ну и что же?
Но всё же
Плавать он не умел, но всё же поплыл
На таком корабле,
Какой – что скрывать —
Мы не можем назвать
Ни бригом,
ни яхтой,
ни лодкой,
ни плотиком…
Да здравствует, здравствует,
здравствует Пух!
Чей бестрепетный дух…
(Ух!)
Так крикнем все вместе тройное ура!
(Давно пора!)
И дадим ему то, чем его наградим!..
(А может быть, просто ему зададим?)
Да нет же, —
Вручим или, лучше, вручем…
(Кому?!)
– Какой бестолковый!
Конечно, ему —
Кого мы поздравим,
А также прославим:
Да здравствует
Здравствует,
Здравствует Пух!
(Скажите мне только —
А ОН ТУТ ПРИ ЧЁМ?)
 

В то время, как в душе Пуха творилось всё это, Сова беседовала с Иа.

– Иа-Иа, – сказала Сова, – Кристофер Робин устраивает Пиргорой.

– Очень интересно, – сказал Иа-Иа. – Полагаю, они пришлют мне крошек, упавших со стола.

На которые успели наступить. Ногами. Очень любезно и заботливо с их стороны. Большое спасибо.

– Они прислали тебе приглашение.

– Любопытно. Можно поглядеть?

– Это при-гла-ше-ни-е.

– Да-да, я расслышал. А кто его обронил?

– Это не то, что едят. Это значит, что тебя зовут на Пиргорой. Приглашают. На завтра.

Иа-Иа медленно покачал головой.

– Ты хочешь сказать – Пятачка. Этого малыша с нервными ушками. Это Пятачок. Я ему передам.

– Да нет же, нет, – сказала Сова, всё же не давая сбить себя с толку. – Это ты!

– Ты уверена?

– Совершенно, совершенно уверена! Кристофер Робин сказал: «Пригласи Всех-Всех-Всех!»

– Всех-Всех-Всех, кроме Иа?

– Всех-Всех-Всех, – повторила Сова с досадой.

– Хм, – сказал Иа-Иа. – Несомненно, тут ошибка, но я всё-таки приду. Только не вините меня, если будет дождь.

Но дождя не было. Кристофер Робин устроил из дощечек длинный стол под деревом. На одном Председательском месте – в конце стола – сидел Кристофер Робин, а на другом Председательском месте – в другом конце стола – сидел сам Винни-Пух, а на остальных местах, между ними, расположились Гости – с одной стороны Сова, Иа-Иа и Пятачок, а напротив – Кролик, Крошка Ру и Кенга. А кругом, прямо на траве, разместились Родственники и Знакомые Кролика, всех сортов и размеров (начиная с тех, на которых вы нечаянно наступаете, и кончая теми, которые иногда нечаянно залетают вам в глаз), и терпеливо ждали, что кто-нибудь из Гостей заговорит с ними, или что-нибудь уронит, или хотя бы спросит у них, который час.

Крошка Ру попал на Пиргорой впервые в жизни, и он, понятно, был ужасно взволнован. Как только все сели за стол, он заговорил и никак не мог угомониться.

– Привет, Пух! – пискнул он первым делом.

– Привет, Ру! – ответил Пух.

Крошка Ру попрыгал на своём стульчике и снова начал.

– Привет, Пятачок! – пискнул он ещё громче. Пятачок в ответ только помахал ему лапкой, так как рот у него был слишком занят.

– Привет, Иа-Иа, – сказал Крошка Ру. Иа-Иа печально посмотрел на него.

– Скоро пойдёт дождь, вот увидишь, – сказал он.

– Привет, Сова!

Сова ласково ответила ему: «Привет, малыш!» – и продолжала рассказывать Кристоферу Робину о несчастном случае, который чуть не произошёл с одним её другом (о котором Кристофер Робин и не слыхивал), и Кенга сказала Ру:

– Сначала выпей молочко, дорогой, а потом говори.

И понятно, Крошка Ру, который как раз пил молоко, попытался сказать, что он может делать и то и другое одновременно… так что его пришлось похлопать по спинке, а потом довольно долго просушивать.

Когда Все-Все-Все славно угостились (и почти закончили), Кристофер Робин постучал ложкой по столу; разговоры сразу прекратились и все затихли, за исключением Крошки Ру, который только что справился с приступом икоты и теперь старался сделать вид, что это совсем не он, а кто-то из Родственников и Знакомых Кролика.

– Этот Пиргорой, – сказал Кристофер Робин, – Пиргорой в честь того, кто что-то сделал, и мы все знаем, кто этот Кто-то, и это – его Пиргорой, в честь того, что он сделал, и у меня есть для него подарок – вот он.

Тут он пошарил вокруг и шёпотом спросил:

– Где же он?

А пока он осматривался в поисках, Иа-Иа внушительно прокашлялся и заговорил.

– Друзья, – начал он, – друзья мои… включая прочих! Для меня большая радость – во всяком случае, до настоящей минуты было большой радостью – видеть вас на моём Пиргорое. То, что я совершил, – просто пустяк. Каждый из вас – конечно, за исключением Кролика, Совы и Кенги – на моём месте сделал бы то же самое. Ах, да и кроме Пуха. К Пятачку и Крошке Ру мои замечания, естественно, не относятся – оба они слишком малы. Словом, любой из присутствующих мог бы так поступить. Чисто случайно героем оказался я. Думаю, нет нужды упоминать о том, что я поступил так не ради того, что Кристофер Робин сейчас ищет…

Тут Иа-Иа поднёс ко рту переднюю ногу и страшным шёпотом произнёс:

– Посмотри под столом! – и продолжал: – Нет. Я совершил то, что совершил, исключительно из чувства долга, то есть поступил так, как обязан, мне кажется, поступать любой из нас, без всяких исключений, – делать всё, что в наших силах, чтобы помочь… И мне кажется, что все мы…

– И-ик! – громко, хотя и нечаянно, сказал Крошка Ру.

– Дорогой мой! – укоризненно сказала Кенга.

– Разве это я? – с искренним удивлением спросил Ру.

– О чём это Иа говорит? – шепнул Пятачок Пуху.

– Я не знаю, – ответил Пух не очень весело.

– Я думал, это твой Пиргорой.

– И я так сначала думал. Но теперь я уж перестал.

– Пусть бы лучше праздник был в твою честь, – сказал Пятачок.

– И я не против, – сказал Пух.

– И-ик! – снова сказал Крошка Ру.

– И – МНЕ – КАЖЕТСЯ, – произнёс Иа-Иа громко и строго, – мне кажется, как я говорил, пока мне не помешали разные бессмысленные звуки, мне кажется, что…

– Вот они! Нашёл! – радостно крикнул Кристофер Робин. – Передайте, пожалуйста, Винни-Пуху. Это для Пуха.

– Для Пуха? – сказал Иа-Иа.

– Конечно. Для самого лучшего медвежонка на свете!

– Я должен был это предвидеть, – сказал Иа-Иа. – Что ж, жаловаться не приходится. У меня есть друзья. Кто-то заговорил со мной не далее, как вчера. А на прошлой неделе – или это было на позапрошлой? – Кролик сбил меня с ног и почти извинился. Общество, общество. Постоянно что-то происходит.

Но никто его не слушал. Все столпились вокруг Винни-Пуха, крича наперебой: «Разворачивай, Пух!», «Открывай скорей!», «А я знаю, что там есть!», «Ничего ты не знаешь!» – и делая другие полезные замечания.

И, наконец, Пух развернул Подарок – а он был большой и тщательно упакованный – и хотя Пух очень спешил, он всё-таки не разрезал, а развязал ленточку – ведь она всегда может вдруг понадобиться. И тут Все-Все-Все так и ахнули. А сам Пух чуть не упал – так он обрадовался.

Потому что это оказалась красивая, большая Специальная Коробка с чудеснейшим набором карандашей!

Там были карандаши, помеченные «В» – в честь Винни-Пуха, и карандаши, помеченные «НВ» – в честь Неустрашимого Винни, и ещё карандаши, помеченные «ВВ» – в честь… в честь Выручательного Винни, потому что ведь это он выручил Пятачка; и ещё там была Машинка для точки карандашей, и Красная Резинка, которая очень хорошо стирает всё, что вы написали неправильно, и потом Линейка, и Синие Карандаши, и Красные Карандаши, и даже Зелёные, и Красно-Синие, совсем как у взрослых.

И всё это было для Пуха!

– Ох, – сказал Пух.

– Ой, Пух! – сказали Все-Все-Все, за исключением Иа-Иа.

– Спасибо! – еле-еле выговорил Пух. А Иа-Иа бормотал себе под нос:

– Подумаешь, карандаши или как их там… Писалки! Большое дело! Кому они нужны! Чепуха!

Потом, когда все уже сказали Кристоферу Робину «До свиданья» и «Спасибо», Пух и Пятачок вдвоём возвращались домой. Вечер был совсем золотой, и друзья долго молчали.

– Пух! Когда ты просыпаешься утром, – сказал, наконец, Пятачок, – что ты говоришь сам себе первым делом?

– Что у нас на завтрак? – сказал Пух. – А ты, Пятачок, что говоришь?

– Я говорю: «Интересно, что сегодня случится интересное?» – сказал Пятачок.

Пух задумчиво кивнул.

– Это то же самое, – сказал он.

– И что же случилось? – спросил Кристофер Робин.

– Когда?

– Завтра утром.

– Я не знаю – сказал Папа.

– А ты можешь подумать и когда-нибудь потом рассказать нам с Пухом?

– Если вам очень-очень захочется.

– Пуху очень-очень хочется, – сказал Кристофер Робин.

Он глубоко вздохнул, подхватил своего медвежонка за ногу и направился к двери, волоча Винни-Пуха за собой.

На пороге он обернулся и сказал:

– Придёшь посмотреть, как я купаюсь?

– Наверно, – сказал Папа.

– А Пухова коробка с карандашами была лучше моей?

– Один к одному, – ответил Папа.

Мальчик кивнул и вышел… и почти сразу же Папа услышал, как Винни-Пух поднимается по лестнице: бум-бум-бум.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Книга вторая. Дом на Пуховой опушке

ГЛАВА ПЕРВАЯ, в которой для Иа-Иа строят дом на Пуховой Опушке

Однажды, когда Винни-Пуху делать было совершенно нечего, он подумал, что все-таки надо бы чем-нибудь заняться. Вот он и решил заглянуть к Пятачку и посмотреть, чем занимается Пятачок. Шел снег, и Винни плелся по белой-белой лесной тропинке и думал, что, наверно, Пятачок сейчас греет ножки у огня; но, к своему удивлению, он увидел, что дверь дома Пятачка открыта, и чем дольше он смотрел туда, тем больше убеждался, что Пятачка там нет.

– Он ушел из дому, – грустно сказал Пух, – вот в чем дело. Поэтому его и нет дома! Придется мне прогуляться одному и самому обдумать все это. Обидно-досадно!

Но сначала он решил все-таки, чтобы окончательно удостовериться, постучать очень-очень громко… И, ожидая, пока Пятачок не ответит, он прыгал, чтобы согреться, и вдруг в его голове внезапно зазвучал Шум, и он показался Винни хорошим Шумом, который может, пожалуй, многим понравиться:

 
Иду вперед
(Тирлим-бом-бом),
И снег идет
(Тирлим-бом-бом),
Хоть нам совсем —
Совсем не по дороге!
Но только вот
(Тирлим-бом-бом)
Скажите, от —
(Тирлим-бом-бом),
Скажите, от —
Чего так зябнут ноги?
 

– Тогда я вот что сделаю, – сказал Винни-Пух. – Я сделаю так: просто сперва пойду домой и посмотрю, который час, и, может быть, надену шарф, а потом я пойду навещу Иа и спою ему эту Шумелку.

Винни побежал домой, и по дороге он так был занят Шумелкой, которую ведь надо было окончательно отделать, перед тем как спеть ее Иа, что, когда он внезапно увидел перед собой Пятачка, уютно устроившегося в его лучшем кресле, Пух смог только почесать в голове и впасть в глубокое раздумье – в чьем же доме он находится?

– Ой, Пятачок, – сказал он, – а я думал, тебя нет дома.

– Нет, – сказал Пятачок, – это тебя нет дома, Пух.

– Пожалуй, правильно, – сказал Пух, – во всяком случае, одного из нас нет дома.

И он посмотрел на часы, которые вот уже третью неделю показывали без пяти одиннадцать.

– Ура, ура, уже почти одиннадцать, – сказал Пух радостно, – как раз пора чем-нибудь подкрепиться!

И Винни-Пух полез в буфет.

– А потом мы пойдем гулять и споем мою Шумелку Иа, – добавил он.

– Какую Шумелку?

– Ну, да песню, которую мы собираемся спеть Иа, – объяснил Пух.

Спустя полчаса, когда Пух и Пятачок отправились в путь, часы, к их утешению, все еще показывали без пяти одиннадцать. Ветер утих, и снежок, которому надоело вертеться, пытаясь поймать самого себя за хвост, тихонько спускался вниз, и каждая снежинка сама отыскивала себе место для отдыха. Порой этим местом оказывался нос Винни-Пуха, а порой нет, и спустя немного времени у Пятачка вокруг шеи появился белый шарф, и за ушами у него было так снежно, как еще никогда в жизни.

– Пух, – сказал он наконец, слегка помявшись, потому что ведь ему не хотелось, чтобы Пух подумал, что он сдается. – Я вот о чем подумал: а что, если мы сейчас пойдем домой и поучим как следует твою песню, поупражняемся, а потом споем ее Иа? Завтра… или… или, например, как-нибудь в другой раз, когда мы его случайно встретим?

– Это очень хорошая мысль, Пятачок! – сказал Пух. – Мы будем сейчас повторять Шумелку по дороге, но только дома ее повторять не стоит, потому что это специальная Дорожная Шумелка для Снежной Погоды и ее надо петь на дороге, когда идет снег.

– Обязательно? – тревожно спросил Пятачок.

– Да ты сам увидишь, Пятачок, если послушаешь, потому что она вот как начинается: «Иду вперед, тирлим-бом-бом…».

– Тирлим что? – спросил Пятачок.

– Бом-бом, – сказал Пух. – Я вставил это, чтобы она была шумелочней. «И снег идет, тирлим-бом-бом, хоть нам…»

– А ты разве не сказал «иду вперед»?

– Да, но «вперед» был впереди.

– Впереди тирлим-бом-бома?

– Это же был другой тирлим-бом-бом, – сказал Винни-Пух, уже несколько сбитый с толку.

И он запел снова:

 
Идем
Вперед
(Тирлим-бом-бом),
И снег
Идет
(Тирлим-бом-бом),
Хоть нам
Совсем-совсем не по дороге!
Но только
Вот
(тирлим-бом-бом)
Скажите,
От —
(тирлим-бом-бом),
Скажите,
Отчего так зябнут ноги?
 

Он спел Шумелку так, по-новому, от начала до конца, и, пожалуй, так она стала еще лучше, и, окончив, Винни замолчал в ожидании, что Пятачок скажет, что из всех Дорожных Шумелок для Снежной Погоды, которые он когда-либо слышал, эта – самая лучшая.

Пятачок после долгого и серьезного размышления высказал свое мнение.

– Пух, – сказал он задумчиво, – по-моему, не так ноги, как уши!

К этому времени они уже подходили к Унылому Месту, где жил Иа, и, так как у Пятачка за ушками все еще было очень снежно и ему это начинало надоедать, они свернули в небольшую сосновую рощицу и присели на калитку в изгороди.

Теперь снег на них не падал, но все еще было очень холодно, и, чтобы не замерзнуть, они спели Шумелку Пуха шесть раз от начала до конца (Пятачок исполнял все тирлим-бом-бомы, а Пух все остальное), причем оба в нужных местах колотили по изгороди палочками. Вскоре им стало гораздо теплее, и они смогли продолжить разговор.

– Я сейчас думал, – сказал Пух, – и думал я вот о чем: я думал про Иа.

– А что ты думал про Иа?

– То, что ведь бедному Иа негде жить.

– Негде, негде, – согласился Пятачок.

– У тебя есть дом, Пятачок, и у меня есть дом, и это очень хорошие дома. И у Кристофера Робина дом, у Совы, и Кенги, и у Кролика тоже есть дома, и даже у Родственников и Знакомых Кролика тоже есть дома или что-нибудь в этом роде, а у бедного Иа нет совсем ничего. И вот что я придумал: давай построим ему дом.

– Это замечательная мысль, – сказал Пятачок. – А где мы его построим?

– Мы построим его здесь, – сказал Пух, – на опушке этой рощицы. Тут нет ветра, и тут я об этом подумал. Мы можем назвать это место «Пухова опушка», и мы построим для Иа на Пуховой Опушке – ДОМ ИА.

– Ой, кстати, там за рощей я видел груду палочек, – сказал Пятачок. – Там их навалена целая куча! Ну прямо целая гора!

– Спасибо, Пятачок, То, что ты сказал, будет нам очень полезно, и за это я бы мог назвать это место Пуховопятачковой Опушкой, если бы Пухова Опушка не звучала лучше. Но только она звучит лучше потому, что она пушистей и, значит, больше похожа на опушку.

Они слезли с изгороди и отправились за палочками.

…Кристофер Робин все это утро провел в комнате, путешествуя в Африку и обратно, и он как раз сошел с корабля и подумал: «Интересно, какая сейчас на улице погода», как вдруг в его дверь постучал не кто иной, как Иа.

– Здравствуй, Иа, – сказал Кристофер Робин, открыв дверь и выйдя на двор. – Как ты себя чувствуешь?

– Снег все идет, – мрачно сказал Иа.

– Да, да.

– И мороз.

– Да?

– Да, – сказал Иа. – Однако, – добавил он, немного просветлев, – землетрясений у нас в последнее время не было.

– Что случилось, Иа?

– Ничего, Кристофер Робин. Ничего существенного. Ты, конечно, не видел где-нибудь здесь дома или чего-нибудь в этом роде?

– Какого дома?

– Просто дома.

– А кто там живет?

– Я живу. По крайней мере, я думал, что я там живу. Но, по-видимому, я там не живу. Ну что ж, в конце концов не у всех же должны быть дома.

– Ой, Иа, я не знал. Я всегда думал…

– Не знаю, в чем тут дело, Кристофер Робин, но из-за всего этого снега и тому подобного, не говоря уже о сосульках и всем прочем, сейчас в поле часа в три утра не так жарко, как думают некоторые. Не сказать, чтобы там было душно, если ты понимаешь, что я имею в виду. Да, жаловаться на духоту не приходится. Никак не приходится. По правде говоря, Кристофер Робин, – продолжал Иа громким шопотом, – строго между нами, совершенно секретно, если никому не говорить, – там холодно.

– Ой, Иа!

– И я сказал себе – ведь остальные, пожалуй огорчатся, если я замерзну. Правда, у них ни у кого нет ума, в голове у них только опилки, да и те, очевидно, попали туда по ошибке, и они не умеют думать, но если снег будет идти еще недель шесть или в этом духе, даже кто-нибудь из них может сказать себе: «Пожалуй, Иа не так уж жарко сейчас, часа в три утра». А потом он захочет это проверить. А еще потом ему станет очень грустно.

– Ой, Иа! – сказал Кристофер Робин, которому уже стало очень грустно.

– Я не имел в виду тебя, Кристофер Робин. Ты не такой. Словом, все это я клоню к тому, что я построил себе дом возле своей маленькой рощицы.

– Правда построил? Как замечательно!

– Действительно замечательным, – продолжал Иа самым унылым тоном, – представляется мне то, что, когда я утром уходил, он был там, а когда я вернулся, его там не было. Вообще это все вполне понятно, в конце концов это был всего лишь дом Иа. Но все-таки я несколько обескуражен.

Кристоферу Робину некогда было особенно удивляться. Он уже забежал в свой дом и моментально натянул теплую шапку, теплые ботинки и теплое пальто.

– Мы сейчас пойдем и выясним это, – сказал он Иа.

– Иногда, – сказал Иа, – когда люди забирают чей-нибудь дом, там остается кусочек-другой, который им не нужен и который они с удовольствием вернут бывшему хозяину, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Вот я и думаю, что если мы заглянем…

– Пошли, пошли, – сказал Кристофер Робин.

Они пошли очень быстро, и поэтому они очень быстро пришли на ту опушку рощи, где не былодома Иа.

– Ну вот, – сказал Иа. – Не осталось ни единой палочки. Конечно, жаловаться не приходится, ведь остался весь этот снег, с которым я могу делать все, что я хочу!

Но Кристофер Робин не слушал Иа. Он прислушивался к чему-то другому.

– Ты не слышишь? – спросил он Иа.

– А что там такое? Кто-то смеется?

– Слушай.

Они прислушались… И они услышали ворчливый басок, напевавший, что и он идет, и снег идет, хотя им совсем-совсем не по дороге, и чей-то тоненький голосок, успевавший вовремя тирлимбомбомкать.

– Это Пух! – радостно сказал Кристофер Робин.

– Вероятно, – сказал Иа.

– И еще Пятачок, – взволнованно сказал Кристофер Робин.

– Возможно, – сказал Иа. – Кто нам сейчас действительно нужен – это хорошая ищейка.

Слова песни неожиданно изменились.

– Наш дом готов! – пел бас.

– Тирлим-бом-бом, – пел пискливый голосок.

– Прекрасный дом…

– Тирлим-бом-бом…

– Я сам охотно жил бы в нем!..

– Тирлим-бом-бом…

– Пух! – закричал Кристофер Робин.

Певцы замолчали.

– Это Кристофер Робин, – в восторге сказал Пух.

– Он на той стороне. Там, где мы взяли палочки, – сказал Пятачок.

– Побежали, – сказал Пух.

Они помчались по опушке вокруг рощи, и всю дорогу Пух издавал приветственные возгласы.

– Эй, а тут Иа! – сказал Пух, когда они с Кристофером Робином кончили обниматься. Он толкнул локтем Пятачка, а Пятачок толкнул локтем его, и они подумали, какой это приятный сюрприз. – Здравствуй, Иа!

– И тебе желаю того же, медвежонок Пух, а по четвергам – вдвое, – уныло сказал Иа.

Не успел Винни-Пух спросить: «Почему по четвергам?» – как Кристофер Робин начал рассказывать грустную историю пропавшего дома Иа. Пух и Пятачок слушали, и глаза у них становились все больше и больше.

– Где, ты говоришь, он был? – спросил Пух.

– Как раз тут, – сказал Иа.

– Он был сделан из палочек?

– Да.

– Ох, – сказал Пятачок.

– Что? – сказал Иа.

– Я просто сказал «ох», – нервно ответил Пятачок, и, чтобы не подавать виду, что он смутился, раз-другой тирлимбомбомкнул так беззаботно, как только мог.

– А ты уверен, что это был дом? – спросил Пух. – Я хочу сказать, ты уверен, что как раз тут был дом?

– Конечно, уверен, – сказал Иа Он пробормотал про себя: «Ни тени ума нет у некоторых!»

– В чем дело, Пух? – спросил Кристофер Робин.

– Ну… – сказал Пух. – Дело в том… – сказал он. – Ну, дело в том… – сказал Пух. – Понимаешь… – сказал Пух. – Как бы вам сказать… – сказал Пух, и тут что-то, видимо, подсказало ему, что он не очень хорошо объясняет дело, так что он снова толкнул Пятачка локтем.

– Как бы вам сказать… – поспешно сказал Пятачок. – Только теплее, – добавил он после долгого размышления.

– Что – теплее?

– На той стороне рощи, где стоит дом Иа.

– Мой дом? – спросил Иа. – Мой дом был здесь.

– Нет, – твердо сказал Пятачок, – он на той опушке.

– Потому что там теплее, – сказал Пух.

– Но я хочу знать…

– Пойдем и посмотрим, – просто сказал Пятачок, приглашая всех идти за ним.

Они вышли на опушку, и там стоял дом Иа – с виду уютный-преуютный.

– Вот он, – сказал Пятачок.

– Внутри не хуже, чем снаружи, – с гордостью сказал Пух.

Иа вошел в дом и снова вышел.

– Странное явление, – сказал он. – Это мой дом, и я сам построил его там, где я говорил, так что, очевидно, его сдуло сюда ветром. Видимо, ветер перенес его прямо через рощу и тут опустил. И он стоит здесь целый и невредимый. Пожалуй, местами он даже лучше!

– Гораздо лучше! – хором сказали Пух и Пятачок.

– Вот вам пример того, что можно сделать, если не полениться, – сказал Иа. – Тебе понятно, Пух? Тебе понятно, Пятачок? Во-первых – Смекалка, а во-вторых – Добросовестная Работа. Ясно? Вот как надо строить дом! – гордо закончил Иа.

Все попрощались со счастливым хозяином дома, и Кристофер Робин пошел обедать со своими друзьями – Пухом и Пятачком. По дороге друзья рассказали ему об Ужасной Ошибке, которую они совершили, и, когда он кончил смеяться, все трое дружно запели Дорожную Шумелку для Снежной Погоды и пели ее всю дорогу, причем Пятачок, который все еще был немного не в голосе, только тирлимбомбомкал.

«Конечно, кажется, что тирлимбомбомкать легко, – сказал Пятачок про себя, – но далеко не каждый и с этим сумеет справиться!»