Текст книги "А теперь любите меня"

Автор книги: Аксель Сандр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

28

Уже прошла неделя, как Стелла бросила Марко, и уже неделю Хозяйка готовила на обед пасту.

В тот день она подавала равиоли с сыром.

– Я хочу уехать, – сказал Марко. – Я, наверное, вернусь на родину.

– В Италию? – спросил я.

– Нет, в Эльзас.

– Я чувствую себя виноватой, – встряла Сабрина. – Это же я тебя познакомила с голозадой курицей.

– Пф-ф-ф… – фыркнула Хозяйка, глядя на Марко. – Виноватый у него между ног!

Луи собирался что-то добавить, но вдруг в бар вошел владелец гостиницы. С ним был Исса, Бедный ночной трудяга.

– Быстро! – крикнул управляющий. – Там господин Анри!

Пока все мы неслись к гостинице, Исса объяснил, что господин Анри постучал в его дверь, чтобы попросить приглушить радио, и что он держался за грудь, а потом рухнул на пол.

* * *

Господин Анри лежал на полу. И я понял, что делать.

– Позвоните в скорую! – сказал я.

Я присел рядом.

– Господин Анри, – четко произнес я, легко его встряхивая, – вы меня слышите?

Он не шевельнулся. Я попытался измерить ему пульс, но его не было. Я осторожно откинул его голову назад, приблизил свое лицо к его, чтобы почувствовать его дыхание на своей щеке: его тоже не было, и его живот и грудь совсем не двигались.

Господин Анри, очевидно, стал жертвой сердечного приступа.

А мое собственное сердце, почему оно бьется так быстро?

Сердечный приступ: мозг больше не получает кислорода, жертва рискует умереть. Нужно провести СЛР, сердечно-легочную реанимацию.

А мои руки? Почему мои руки трясутся?

Сначала искусственная вентиляция, затем нажатие на грудную клетку. Я вдохнул воздух ртом, открыл рот господина Анри и выдохнул.

Давление воздуха наполнило легкие, произошли обмены газами, жертва пассивно выдохнула: легкие сдувались под весом грудной клетки и внутренностей.

Вдыхаемый им воздух беден кислородом, но он его еще содержит. Кровь на уровне легких, набравшись кислорода, должна теперь двигаться по телу при помощи сжатия грудины: надо надавить на центр грудной клетки.

Я поставил руки в нужную позицию.

Для взрослого: тридцать нажатий без остановки, чтобы кровь начала двигаться по всему телу. Цикл нажатие/расслабление должен длиться шестую часть секунды.

Считать вслух, чтобы поддерживать ритм и быть уверенным в том, что делаешь верное количество нажатий.

– Один-и-два-и-три…

Мой голос, почему он срывается?

Сделать два вдоха после тридцати нажатий, затем начать заново. Таким образом, один цикл длится около двадцати четырех секунд.

Контролировать дыхание жертвы каждую минуту. Если она начнет самостоятельно дышать, перевернуть ее в Боковую страховочную позицию,оптимальную для освобождения воздушных путей, рот направлен вниз, руки и ноги служат опорой и стабилизируют тело.

Мое сердце уже практически перестало биться, когда, под конец шестого цикла, я почувствовал дыхание господина Анри у своей щеки.

– Он дышит! – закричал я. – Он дышит!

Но не перевернул его в Боковую страховочную позицию.Я предпочел для подстраховки продолжить массаж.

И почему я плачу?

Я продолжал, пока не услышал со спины мужской голос: «Отойдите, мы уже здесь!»

Я упал на пол.

Я задыхался, обливался потом, в горле у меня так стучало, что казалось, мое сердце сейчас выскочит.

Я не знал, что ощущение того, что ты жив, может причинять боль.

Я поднял голову, у всех в глазах стояли слезы: у Хозяйки, Луи, Марко, Сабрины, Иссы и даже у управляющего.

* * *

Несколькими днями позже, в гостинице, я услышал короткие отрывистые удары в свою дверь.

Это был господин Анри, а в руках у него было радио.

– Это мое радио, – сказал он, – оно, возможно, старое, но еще работает!

– Здравствуйте, господин Анри! – сказал я ему с улыбкой. – Как вы себя чувствуете?

– Очень хорошо. А вы?

– У меня все нормально.

– Послушайте, – продолжил он, – я не очень часто им пользуюсь, поэтому подумал, что мог бы вам его оставить на некоторое время.

– Но вы не обязаны…

– Я знаю, – отрезал он.

Он сунул радио мне в руки.

– Но я вас предупреждаю, – добавил он, – только потому, что вы спасли мне жизнь, вы не можете слушать его слишком громко!

– Согласен, – ответил я. – Спасибо, господин Анри.

– Не за что.

– Не хотите ли зайти и послушать радио вместе со мной? – спросил я.

– Отлично. Но только станцию выбираю я.

29

Я всегда любил тот короткий момент после пробуждения, когда ты находишься в каком-то забытьи. И мне кажется, что в пиве я больше всего люблю – помимо его способности быть одновременно прохладительным напитком и согревать – то, что, если выпить его много, короткий момент амнезии после пробуждения длится дольше.

Но когда пробуждение происходит в постели, которую ты не узнаешь, ощущение забытья переходит из приятного в ужасающее.

Я узнал Сабрину, которая спала рядом, и сообразил, что я лежал без рубашки, мне захотелось провалиться сквозь землю.

Я закрыл глаза. Я постарался вспомнить. Ничего.

Я почувствовал тепло под веками. Они увлажнились. Я схватил руку зубами и укусил ее. Лучший способ плакать беззвучно.

Я взглянул на Сабрину. В моей груди раздувалась какая-то сила. Что-то жестокое, что хотело разорвать девушку на куски. Я укусил руку еще сильнее. Чтобы не причинить Сабрине вред.

Появилась кровь. Металлический вкус вызвал тошноту. Я поднялся. Огляделся вокруг. Я никак не мог найти свою рубашку. Я должен былуйти. Я поднял с пола футболку и ушел.

Я почти бежал. С кем-то столкнулся. Лил дождь. Я несся на желтый и красный. Я шел все прямо и прямо.

Я поздоровался с хозяином. Не взглянув на него. Он что-то сказал. Задал какой-то вопрос, содержавший слово «педик».

Я закрылся в своей комнате. Я стянул футболку. Упал в кровать.

А затем завыл, все так же кусая руку – не из-за шума, а чтобы было не так больно.

* * *

Я так и лежал, не двигаясь, пока не услышал стук в дверь и голос Марко.

– Это я, – сказал он.

– Проваливай! – крикнул я. – Оставь меня в покое!

– Хе, успокойся, товарищ. Открой, я только что говорил с Сабриной, ничего не произошло.

– Заткнись! Я не хочу тебя больше видеть! Никого больше не хочу видеть!

Я орал, наплевав на все гостиничные правила.

– Дружище… Да не злись ты из-за этого… Это все бухло. Со мной тоже было, что девка привела меня к себе и я отрубился прямо в ее гнездышке! Это из-за бухла, но это не значит, что ты не мужик!

Я поднялся.

– Как ты говоришь? – спросил я через дверь.

– Ну, я не знаю… Как-то так. Когда сильно напиваешься, хочется спать, а не целоваться…

Он начал смеяться:

– Некоторые даже блюют, лежа сверху!

Тут он рассмеялся еще сильнее:

– Со мной тоже такое было, и я блевал сверху. Вот это подстава!

Я открыл ему. Он улыбнулся и начал объяснять, что Сабрина меня не хотела, а затем остановился, увидев мою руку.

Я тоже взглянул: выглядело не очень красиво. И так как внутренняя боль уже начала проходить, я почувствовал боль в руке, адскую боль.

– Сейчас вернусь! – сказал он. – У меня есть то, что нужно!

Я ждал, застыв на месте. Он вернулся с ватой, пластырем, дезинфицирующим средством и двумя упаковками пива.

Он был весь мокрый.

– Говорю тебе, это настоящий потоп! – выдохнул он. – Взгляни на мою шевелюру!

И он провел руками по волосам, чтобы привести их в порядок.

– У тебя нет геля? – спросил он.

– Нет, – ответил я.

– Э-э! – воскликнул он. – Гель – это самое важное!

Марко смочил ватку дезинфицирующим средством и смазал мою руку. Он приклеил пластырь и открыл мне пиво.

– Я как настоящая медсестра, а? Мне только сисек не хватает!

Он чокнулся со мной.

– За груди медсестер! – пошутил он.

Мы сидели и пили. Марко крутил сигареты, говоря, что надо экономить деньги, чтобы отправиться следующим летом в Италию. Он хотел поехать в Милан, в Мировую столицу класса, но я предпочитал Неаполь, там море. В конце концов мы сошлись на Риме. Мы еще не знали, на чем собираемся экономить, но пока это было неважно.

Он показал мне, как надо ходить в Италии, чтобы привлекать женщин и вызывать уважение мужчин. Он выпячивал грудь и крутил плечами.

– Достаточно, чтобы люди поверили, что мир принадлежит тебе, и – хоп! – он тебе принадлежит!

Он попросил меня пройтись так же, и я попробовал, но он сказал, что у меня пока не очень получается, но еще есть время потренироваться.

* * *

Марко посмотрел в окно, все еще шел дождь.

Когда льет вот так, – сказал он, – мой патер говорит, что это ангелы пьют ведрами!

Он поднял пиво, как бы чокаясь с ангелами.

Иногда мне хочется иметь отца, – сказал я. А мне иногда хочется, чтобы у меня его не было!

Я разрыдался, просто так. Я знал, что это не очень по-мужски, но я же не смог даже пройтись по-итальянски, и это уже было не страшно. Марко сел со мной рядом.

Что с тобой происходит, дружище? Я уверен, что Сабрина уже забыла. Не бойся, она рассказала только мне! Давай, выпей глоток!

Он улыбнулся.

– Ты знаешь, почему бутылка пива лучше девчонки?! Потому что ее не надо тащить в ресторан – там уже есть! К тому же ты можешь ее взять публично, сидя за столиком!

Он рассмеялся, я тоже; а затем я снова разрыдался.

– У меня нет отца, – вырвалось у меня, – у меня вообще нет семьи!

Марко обнял меня одной рукой.

– Скажи себе, что ты сын божий! Когда я был маленьким, нам говорили, что мы все дети божьи! Это означает, что и я тоже. А значит, мы с тобой братья, а брат – это уже семья!

Он поднял пиво, я чокнулся с ним. А затем он посмотрел наверх и поднял бутылку к небу, и мы чокнулись с ангелами.

Часть третья

Я был слеп, а теперь прозрел.

30

Уже прошло более двух месяцев, как я появился в баре и поселился в гостинице, когда случилась необыкновенная вещь.

День клонился к вечеру. Я играл в шахматы с Дерьмовым Писателем, и тут в бар, задыхаясь, ворвался Момо, завсегдатай.

– Поглядите-ка, что я нашел! – произнес он, размахивая каким-то листком бумаги.

Все посмотрели на листок, и когда я увидел, что на нем было, во рту у меня мгновенно пересохло: там был я.

Я подошел, вгляделся. На нем было изображено мое лицо, мое собственное улыбающееся лицо. Это была увеличенная фотография, взятая с группового снимка. Над моим лицом было написано: «Разыскивается».А под ним был номер, по которому надо было позвонить. А под номером стояло имя: Юлия.

Я чувствовал, как кровь отхлынула от моих щек, и слышал голоса вокруг меня, будто идущие откуда-то издалека:

– Может, это преступник, и никто не знает…

– Не болтай! Да он и мухи не обидит!

– Но часто именно те, кто совсем не выглядит…

Я не мог оторвать глаз от объявления.

«Разыскивается».Там написано «разыскивается».

Юлия меня разыскивает. Кто-то разыскивает меня. Меня разыскивают.

– Что это за Юлия? – спросил кто-то.

Я не ответил. Марко повторил вопрос, хлопнув меня по спине. Это вернуло меня к действительности.

– Девушка, которая училась со мной на одном факультете…

– Почему она тебя ищет?

– Не знаю…

– А она симпатичная?

Я вспомнил ее шею, ее затылок, ее подбородок, ее лоб.

– Утонченная, – прошептал я. – Ее шея, подбородок… Все в ней деликатное.

– А мне, – сказал Луи, – один лекарь как-то сказал, что у меня желудок деликатный.

– Пф-ф-ф… – фыркнула Хозяйка.

Она поставила барный телефон на стойку.

– Если будет какое-то вознаграждение, – продолжил Момо, – скажи, что это я тебя нашел, окей?

Я взглянул на телефон.

– Не знаю, что делать… – сказал я.

– Когда не знают, что делать, пьют пиво! – посоветовал голос, сопровождаемый одобрительным гулом.

Поскольку я действительно не знал, что делать, я решил последовать совету.

* * *

Я не знаю, разгоняет ли алкоголь трусость или кристаллизует смелость, но к концу третьего стакана я поднял трубку и набрал номер Юлии.

– Да? – сказала она.

Я и забыл, что звук голоса может быть таким нежным. Когда я сказал, что это я, на том конце трубки повисло короткое молчание, а затем:

Ты где?!

Ты в порядке?!

Что с тобой случилось?!

Почему ты вот так вот уехал?!

Я не знал ни что ей сказать, ни с чего начать. Я понимал только, что она беспокоилась и что она беспокоилась из-за меня, и мне захотелось ее утешить.

– У меня все в порядке, – сказал я.

– Но где ты?!

– Я…

Пока я подбирал слова, я заметил, что в баре царит необычное молчание. Я огляделся: все жители города прислушивались, особенно Консьержка, который притворялся, что читает газету, сидя прямиком за мной.

– Я бы поговорил с тобой не по телефону, – сказал я. – мы можем увидеться?

Мы договорились встретиться на следующий день в парке, где раньше собирались на пикники с крутыми друзьями.

Когда я повесил трубку, жители вернулись к своим обычным занятиям, а Марко снова похлопал меня по спине.

– Отличная игра! Свиданка в парке, когда на улице дубак, – нет средства лучше, чтобы сблизиться!

– Она за меня беспокоилась, – прошептал я, будто говорил сам с собой. – За меня…

– Я тебя угощаю, Казанова! – ответил он, подмигнув.

Юлия беспокоилась, она беспокоилась – за меня.

* * *

Зима была не за горами, и парк выглядел пустынным. Я уселся на лавочке и стал ждать.

Когда я увидел, как она вошла в парк, ища меня взглядом, я не двинулся, я даже не подал знака. Я просто забылся в созерцании Юлии, которая меня искала.

И вот она меня заметила и быстро направилась ко мне.

– Так куда ты пропал?! – крикнула она еще до того, как ко мне подойти.

Она остановилась передо мной, слегка задыхаясь. Я смотрел на пар ее дыхания. Я знал, что должен что-то сказать, но не знал что. Накануне я решил не готовиться к встрече, я сказал себе, что слова придут сами, но этого не произошло.

Она села рядом.

– В конце концов я поверю, что ты действительно странный, – произнесла она.

Она вопросительно посмотрела на меня, но я не мог ничего ответить. Мы молча сидели так, пока она не сказала:

– Я очень-очень беспокоилась…

Я опустил глаза.

– Ты мог бы послать весточку, – добавила она. – В твоей общаге мне сказали только, что ты уехал. Мне пришлось изводить секретариат факультета, чтобы мне дали номер твоего старого пансионата, я даже пошла в комиссариат, но совершеннолетние имеют право исчезать…

Я поднял взгляд.

– Ты звонила в Пансионат?!

Она смотрела прямо мне в глаза.

– Да.

Ее взгляд говорил: «Я знаю».

Я искал в ее лице признаки жалости, и мне пришлось нелегко: ни одного…

Я уткнулся взглядом в колени. Снова воцарилось молчание.

– Я говорила с твоим учителем биологии, – продолжила она, – он очень тебя ценит. Он тоже очень беспокоился…

Я слушал, ничего не отвечая.

– Какой он? – спросила она с улыбкой. – У него такой странный голос…

– Похож на канадского дровосека, – ответил я.

Она рассмеялась. Я посмотрел на нее и заметил, что у нее синие губы.

«Был бы я Дрянным Поэтом, – подумал я, – тогда бы я написал поэму об этом мгновении и назвал бы ее „Сапфировый смех“».

А затем я тоже рассмеялся, потому что сказал себе, что два месяца назад я не мог и подумать об этом. Раньше я думал бы так:

«Синие губы. Этот феномен основывается на распознавании холода организмом. Он замедляет циркуляцию крови, чтобы сохранить тепло в теле. Капилляры наполнены бедной кислородом кровью голубого цвета. Поскольку кожа на губах очень тонкая, под ней видны капилляры, и губы выглядят синими. Этот феномен сопровождается резким обесцвечиванием пальцев, болезненным ощущением в конечностях, мурашками по телу, речь может идти о том, что называется синдромом Рейно».

Когда я кончил смеяться, я заметил, что Юлия уже не смеется и смотрит на мой рот.

– Ты думаешь о синдроме Рейно? – спросил я ее.

Вот так все случилось: ее губы на моих, ее рука на моей щеке, ее язык в моем рту.

* * *

Я никогда не пробовал ничего подобного, я понял, почему целующиеся люди закрывают глаза: это как когда ты наслаждаешься каким-то лакомством – так лучше чувствуется вкус.

В мире столько же вкусов, сколько поцелуев, и если этот поцелуй можно было бы сравнить с чем-то вкусным, это было бы пиво: во рту он был прохладным, но согревал тело, а когда он закончился, было ощущение небольшого опьянения.

Я уткнулся лицом в шею Юлии. Она ласкала мой затылок кончиками пальцев. Мы так и сидели.

* * *

Наступил вечер. Юлия сказала, что хочет горячего кофе, а я ответил, что знаю место, где делают лучший кофе в мире.

Когда мы пришли в бар, он только начинал наполняться, но наш приход не остался незамеченным. Все взгляды обратились к Юлии. Мой взгляд встретился с ее: он не изменился. Юлия больше не видела моего отчаяния, но ее взгляд не изменился.

Мы подошли к стойке.

Когда какое-то экзотическое существо оказывается в моновидовом сообществе, случается, что это сообщество агрессивно относится к вторжению экзотического вида.

Но для Отчаявшихся Неотчаявшийсяне является экзотическим видом, потому что они таких уже видели. Даже в среде с большой концентрацией Отчаявшихся, как, например, в так называемом Исправительном учреждении, всегда найдется хоть один представитель Неотчаявшихся:в тюрьме это может быть посетитель или тот, кто работает в тюрьме. Стресс, связанный с лишением свободы, делает из заключенных очень хорошие кандидатуры в Отчаявшиеся, и один из пяти заключенных уже был таким досвоего заключения, то есть пятая часть тюремного населения происходит из среды с высокой концентрацией Отчаявшихся:из Приютови Приемных семей.

Я представил всем Юлию. Не знаю, был ли у меня настолько довольный вид, но все мне улыбались, подмигивали или слегка кивали, чтобы меня поздравить.

– Что тебе подать, голубчик? – спросила Хозяйка.

Пока мы пили кофе, в бар приходили все новые люди, музыка становилась громче, и вокруг нас начали танцевать.

А затем мне принесли пиво, Юлии – белое вино, а наши руки соприкасались.

Прямо у моего уха раздался голос Марко: «Ха, не беспокойся! Я у тебя ее не уведу! Я люблю пофигуристее!»

А затем голос Сабрины: «Я в заднице! Если вы когда-нибудь захотите сделать это втроем, вспомните обо мне!»

А затем голос Луи: «Как лекарь смог понять, что у меня деликатный желудок, когда он у меня в животе?»

* * *

«Это шлюха?» – спросил меня хозяин гостиницы, когда мы с Юлией вошли. Мы хором рассмеялись – я ее предупредил о его вопросах.

В моей кровати рот Юлии вновь соединился с моим, но более глубоко, чем в парке. И я почувствовал новое тепло.

Когда Юлия разделась и ее правая рука повела мою, я прикоснулся к ее телу. Никогда ранее моя рука не встречала ничего более нежного.

Я мог чувствовать, как бьется ее сердце в любом уголке ее тела, и мне казалось, будто у меня тоже сотни маленьких сердец бьются под кожей.

Вот так наступил этот миг.Будто все маленькие сердечки сжались в одно время:

Маленькая смерть. Выражение, приписываемое Амбру-азу Паре, французскому хирургу XVI века, известному тем, что он лечил королей Франции и изучал анатомию и на трупах, и на живых людях. Он считается отцом современной хирургии. Маленькая смерть означает короткий обморок, который как бы «отключает» церебральную систему.

Впервые ощутив Нервное содрогание,мой мозг словно перезарядился. И наступил Метаморфоз.

И потекли слезы.

Юлия меня обняла. Она прижималась губами к моим щекам и говорила: « Все хорошо, родной»,она говорила: «Не грусти, малыш».

Но это были не совсем слезы грусти и не слезы радости. Если меланхолия – это радость быть грустным, тогда это были Слезы меланхолии.Слезы, пролитые о Метаморфозе,который только что произошел: когда я вернулся из своей Маленькой смерти,мои папки очутились тут же, разложенные передо мной.

Моя голова легла на грудь Юлии, ее руки нежно гладили мои волосы. Я прикрыл веки и уснул так мирно, будто был мертв.

* * *

Меня разбудили губы Юлии, которые нежно целовали мой лоб и виски. Я прижался к ее телу, к ее утреннему теплу.

– Я должна идти, – прошептала она мне на ухо. – Но мы же отоспимся на выходных, правда?

Я поцеловал ее шею и волосы, чтобы сказать «да».

Когда она ушла, я приступил к пересмотру своих папок.

Сначала мне казалось странным, что они не причиняют мне боли, а затем я пришел к выводу, что, наверное, они стали доступными именно поэтому.

* * *

В тот день в баре, поскольку накануне все видели, как я ушел с Юлией, меня ждали полуулыбки, пристальные взгляды, похлопывания по спине и угощение пивом.

После обеда я спросил Луи, почему он не скажет Хозяйке, что любит ее.

Он выпучил глаза.

– Кто тебе рассказал?! Этот чертов Консьержка?!

– Нет, просто это видно.

– Она знает, – прошептал он, потупившись. – Но она сказала, что хочет, чтобы мы были друзьями, и я согласился. Возможно, когда-нибудь она передумает.

– Почему ты так ее любишь? – спросил я.

Он поднял взгляд.

– Ты не заметил, какая она красивая?!

– Заметил. Но я имел в виду, она что-нибудь сделала, чтобы заслужить любовь?

– Нет. Я просто ее люблю.

Благодаря Луи я понял что-то решительно новое: настоящая любовь не заслуживается, она отдается и получается. Как подарок. Разница между этим подарком и остальными в том, что его часто дарят, даже не замечая. Это называется влюбиться.

Когда кто-то влюбляетсяв тебя и делает тебе этот подарок, ты можешь дать ему такой же подарок, но это не обязательно.