Текст книги "А теперь любите меня"

Автор книги: Аксель Сандр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Аксель Сандр
А теперь любите меня

Моему ангелу

Часть первая

Правда чем-то похожа на Бога: она существует, потому что люди в нее верят.

1

– Эту сволочь когда-нибудь убьют! – сказал он мне.

Нам было по десять лет.

«Он» – это Том. А «сволочь» – господин Франк М.

Господин Франк М. был воспитателем в Приюте. Он пристраивал нас в Приемные семьи, а затем нас изводил.

Тома он раздражал. А мне было все равно. Когда господин Франк М. находился рядом, меня там не было – в моем воображении, конечно. Как будто бы кто-то занимал мое место, а я терял сознание. Как будто бы я сам себя не осознавал.

Я поделился этой уловкой с Томом.

– Достаточно просто закрыть глаза и уйти, – сказал я.

Но у него не получилось. Он попытался, но ничего не вышло.

Неудача его взбесила.

– Это невозможно! – заорал он. – Хватит придуриваться!

Том сжал кулаки.

– Признай, что все это – вранье! – кричал он. – Признай, или я выбью тебе все зубы!

– Извини, – ответил я.

Он сжал зубы.

– Это вранье, – солгал я.

Но не потому, что боялся, что он меня поколотит, – я бы этого ему не позволил, просто Том мне нравился и я не хотел с ним ругаться, особенно из-за господина Франка М.

2

Есть три категории Приемных семей: те, что желают вам лучшего, те, что желают бабла, и те, что желают вам зла.

Первая категория встречается не реже, чем две прочие, в мире полно людей, желающих приютить сироток и помочь им; ну то есть они и правда существуют – по-настоящему добрые люди.Я знаю наверняка, я их встречал.

Вторая категория – семьи, у которых нет денег и которые хотят получать их без лишних хлопот. Они берут к себе детей, кормят их только лапшой и картошкой, а затем обналичивают чеки. Семьи из второй категории не злые. Зло – удел третьей категории.

К третьей категории принадлежат люди, которым некуда девать деньги. У них есть собственные дети и есть извращения, вот только измываться они предпочитают над чужими детьми, до которых остальному миру нет дела. Действительно плохие люди,они и правда существуют. Я знаю это, я встречал и их тоже.

Господин Франк М. мог поселить нас в семье любой категории. Таким образом, господин Франк М. держал нас за яйца – в прямом и переносном смысле.

* * *

Я предпочитал жить в семьях категории 2: ты не рискуешь привязаться, как в семьях категории 1, и с тобой обращаются лучше, чем в семьях категории 3.

В Приемной семье категории 2 мы расслаблялись. К тому же обычно ничего чрезвычайного не происходило – ну, за исключением одного случая.

Один раз я провел несколько месяцев в Приемной семье категории 2, и, как и все в этой категории, семья принимала детей с энтузиазмом. Нас было четверо: я, Жамаль, Симон и Тео.

Жамаль был темнокожим африканцем, его родители вернулись в Африку из-за отсутствия документов. Но так как он родился во Франции, у него было право здесь жить, и родители решили оставить его, а не везти с собой. Узнав его историю, я подумал, что, наверное, в этих африканских странах действительно ужасно, раз мать и отец променяли свою заботу на заботу Социальных служб.

Симон и Тео были настоящими ублюдками. Не в том смысле, что они были мерзавцами, просто их матери торговали своим телом.В Приюте над детьми вроде Симона и Тео насмехались всякие идиоты. Их дразнили, несмотря на то что «торговки» забирали парней на воскресенье, и те классно проводили время, и многие из этих идиотов сами мечтали быть такими ублюдками.

Помимо торговли телом и отсутствия документов есть и другие причины обращения к Службам: нехватка денег в семье, плохое обращение с ребенком, его умственная отсталость, алкоголизм родителей и др. Я знал парня, которому действительно не повезло, поскольку у него были все эти причины, вместе взятые.

В той семье категории 2, в которой я жил вместе с Жамалем, Симоном и Тео, был еще и собственный ребенок, девочка по имени Лола. Лола нас не очень любила, не позволяла нам трогать ее игрушки, игнорировала нас и разговаривала только со своей дворняжкой Кокки.

За ужином Лола ела не то же, что мы: на ее тарелке всегда лежала рубленая котлета. Ее отец объяснял нам, что Лола должнаесть мясо из-за какой-то болезни крови.

Жамаль, Симон, Тео и я спали в гараже, переделанном под небольшую спальню. Жамаль чаще остальных плакал по ночам, ведь он единственный из нас познал Семейное счастье.

Как-то вечером, когда все уже спали, мы услышали крики, которые никак не прекращались. Мы высыпали из гаража и увидели, как Лолин отец выходит из дома с Кокки на руках. Вся морда собачки была измазана блевотиной, Лола рыдала.

Мы остались ждать на кухне. Мы сидели за столом, Лолина мать дала нам теплого молока. У меня мерзли ноги, касавшиеся кафельного пола, и я вспомнил о приютской примете: если ты сидишь на стуле и твои ноги достают до пола, ты уже слишком большой, чтобы тебя усыновили.

Лолина мать попросила нас помолиться за Кокки, и Лола сложила ладони. Она молилась, зажмурясь, на ее щеках виднелись следы высохших слез. Мы четверо по опыту знали, что часто молитва бесполезна, но все-таки выполнили просьбу.

Отец Лолы вернулся и взглянул на мать. Он ничего не произнес, но взгляд его сообщал плохие новости. Лицо Лолы уже не было грустным, но оно стало взрослее – мы вырастаем в одно мгновение, когда перестаем верить во всемогущество Бога.

Мы вернулись в гараж, а затем к нам пришел Лолин отец.

– Кто это сделал? – спросил он тоном, которого мы не ожидали. Обычно в его голосе звучало безразличие, а сейчас слышалась угроза.

Мы не ответили. Он открыл шкаф с инструментами и вытащил большую полотняную сумку.

– Кто подсыпал яд в миску Кокки? Я вам говорил, что он от крыс и что трогать его запрещено!

Молчание длилось вечность.

Я смотрел на Жамаля, Симона и Тео. Лицо Тео привлекало к себе внимание: мы все боялись, но наш страх смешивался с удивлением, а Тео просто боялся.

Я недоумевал, почему остальные не видели того, что видел я. Даже отец Лолы, который многозначительно поднял указательный палец.

– Или вы скажете, кто это сделал, или я вызываю полицию, – произнес он. – И полиция отправит вас в тюрьму.

Жамаль расплакался.

– Это я, – прошептал Тео.

Во взгляде отца Лолы читалось что-то вроде «вот ублюдок!».

– Почему ты это сделал?!

– Я видел, как Лола под столом отдает котлеты Кокки, – сказал Тео, – много раз, и это неправда, что у нее болезнь крови и что поэтому нам не дают мяса.

Снова повисла пауза.

– Ложитесь, – сказал наконец отец Лолы, его тон уже не был грозным.

И он ушел.

Мы погасили свет, легли в постели, и Тео разрыдался, как рыдают люди, которые сожалеют о содеянном, но уже слишком поздно.

3

Нам было по одиннадцать лет, когда мы с Томом впервые сбежали.

Вместе с другими воспитанниками Приюта мы пошли в музей естественных наук в сопровождении госпожи Марианны Г. – воспитательницы, ходившей все время с каким-то ошеломленным видом. У госпожи Марианны Г. были толстенные щиколотки, кожа на них была так натянута, что казалось, будто ее не хватает на весь этот жир.

Госпожа Марианна Г. была в общем-то милая. Она смотрела на витрину с засушенными белыми и черными бабочками и рассказывала нам, что после индустриальной революции и начала использования угля стволы деревьев, на которых жили эти бабочки, потемнели из-за дыма и птицы не видели черных бабочек и ели белых; благодаря этому камуфляжучерные бабочки находились в более выгодном положении и в итоге чаще выживали, ведь они лучше приспособились к окружающей среде. Это и есть Естественный отбор.

– Давай свалим отсюда! – сказал Том.

И мы направились к выходу.

* * *

– Куда ты хочешь пойти? – спросил он.

– Просто прогуляться, – ответил я.

Обретя свободу, мы долго бродили пешком. А потом проголодались.

Мы вошли в супермаркет. План был прост: съесть что-нибудь внутри и уйти.

Мы обсудили меню: он предложил чипсы с сыром, я – печенье с шоколадной начинкой.

Больше всего мне нравилось разделять два печенья и слизывать шоколадную начинку. Вкуснятина.

– Сначала чипсы, – сказал Том.

Мы открыли большую пачку. Он набил в рот столько чипсов, сколько смог запихнуть, и начал жевать. И так несколько раз. Он уже стряхивал с подбородка крошки, когда увидел, как к нам направляется какой-то парень.

Охранник ткнул в открытый пакет огромным указательным пальцем. Он знал ответ, но все равно спросил, собираемся ли мы за это платить. Мы знали, что нас поймают, но все равно как дураки бросились бежать.

Из супермаркета нас забрала госпожа Марианна Г., и в тот момент ее ошеломленный вид был вполне уместен.

Наш первый с Томом побег не продлился и двух часов.

4

Когда нам было по двенадцать, господин Франк М. о нас позабыл. И что странно, мы о нем тоже. Как будто времени, проведенного с ним, не существовало. И даже когда мы встречали бегущего по коридорам Приюта плачущего мальчишку, мысль о том, что он вышел из кабинета господина Франка М., не приходила нам в голову.

Наша память поместила папку Франк М.в архив, который более не был нам доступен.

* * *

Мы с Томом вернулись из нашего четвертого побега, самого длинного. «Еще одна такая выходка, и вы отправитесь в исправительную колонию», – предупредила госпожа Марианна Г.

И последовавшая выходкабыла эффектной…

В Приюте жил один парень, исключительная сволочь. Его звали Фред, он был на год нас старше и считал себя лучше нас всех, вместе взятых.

А был он первосортным подонком. Мы знали друг друга давно, еще с другого Приюта. Еще там он сделал мне одну гадость.

Мне было восемь, наступило Рождество.

Под Рождество многие люди вдруг вспоминают о нашем существовании и присылают нам подарки. Некоторые занимаются благотворительностью, потому что им причинили боль, а некоторые – потому что у них совесть нечиста. От этих двух типов «благодетелей» обычно и приходят самые хорошие подарки.

Часто получалось, что подарков больше, чем воспитанников, но каждый мог получить только один подарок, остальные же прятались до дней рождений. Никто никогда не знал, что именно в каждой коробке, и шансы, что там окажется суперская игрушка или какая-нибудь фигня, были одинаковыми.

В то Рождество кому-то причинили очень сильную боль или кто-то сделал что-то совершенно ужасное, потому что мне достался восхитительный подарок – новехонькая фигурка Супермена. С шестью шарнирами, ярко-красным и очень мягким плащом, а еще к нему прилагался серый костюм, чтобы переодевать Супермена в Кларка Кента. Это был, без сомнения, самый прекрасный подарок на свете, и все мальчишки собрались вокруг меня, чтобы его рассмотреть.

– Ты не заслужил такого подарка, – сказал Фред, уже в то время подонок.

Все посмотрели на нас, я прижал фигурку к груди.

– Ты его не заслуживаешь, – повторил он.

– Почему? – спросил я, еще сильнее прижимая фигурку.

– Потому что ты еврей! – заявил Фред.

– Это неправда! – запротестовал я. – Я не еврей!

– Конечно, правда! Только посмотри на себя!

Все вокруг молчали.

– Рождество, – сказал Фред, – это день рождения Иисуса, и поэтому МЫ, христиане, дарим подарки. А ВЫ, евреи, убили Иисуса. И с чего это ты должен получать подарок на день рождения парня, которого вы убили?

Что я мог ответить?

– Отдай его мне! – сказал Фред, глядя на моего Супермена.

Я помотал головой.

– Отдай, или я возьму сам, – пригрозил он.

Я с самого начала знал, что битва проиграна, но опять помотал головой. Тогда он на меня набросился.

Я держал Супермена так крепко, как только мог, но в конце концов выпустил его из рук, чтобы защищаться. Драка длилась довольно долго – пока нас не разняли. И когда все закончилось, Супермен лишился своего плаща и одной ноги.

Этот Фред был настоящим первосортным подонком.

Когда мы вернулись из нашего четвертого побега, все восхищались Томом и мной. Все просили рассказать о побеге, который длился почти два дня.

И мы рассказывали.

Однажды вечером в столовой один малый девяти лет, по имени Артур, подсел к нам с Томом. «Как там, на Лазурном Берегу?» – спросил он, и в его глазах сверкало синее море. Мы немного приукрасили нашу ночевку на холодной парковке, и она превратилась в стремительную поездку на машине и приключения на юге.

Глаза мальчишки становились все больше по мере того, как росла наша ложь. Да-да, мы гнали машину всю ночь напролет и не останавливались, пока не добрались до пляжа. В тот день я понял: чтобы кого-то осчастливить, нет ничего лучше хорошей небылицы. Во всяком случае, сладкая ложь лучше горькой правды.

Остальные тоже пришли послушать, и даже Фред ошивался поблизости. Мальчишки упивались нашими рассказами. Эти байки были вкуснее, чем столовская еда.

Они заговорили все сразу:

– А какая была машина?

– А за вами гнались полицейские?

– А какие рыбы плавали в море?

Конечно, автомобиль был красным гоночным болидом с откидным верхом! Погоня? Да, она длилась довольно долго, но в конце концов мы оторвались от преследователей. Что касается рыб, море ими кишело, и мы даже видели дельфина!

Каждый имел право на свою маленькую историю, и он смаковал ее, словно какое-то лакомство.

Мы рассказывали о желтом песке и прозрачной воде, когда вмешался Фред.

– Это всё враки! – заявил он. – Лазурный Берег слишком далеко!

– Заткнись! – крикнул Том.

– А если не заткнусь? – спросил Фред и показал правый кулак.

И тут началась свалка. Невероятная драка, в результате которой перед ошеломленным взором госпожи Марианны Г. предстали лежавшие на полу клочья выдранных волос и кусочек откушенного уха. Все это принадлежало Фреду.

Наконец мой Супермен был отмщен.

5

– Ты знаешь, что такое коэффициент интеллекта? – спросила меня дама с черным шиньоном и прямоугольными очками.

В тот день я приехал в Исправительное учреждение,встретился с врачом, который меня осмотрел, а затем с этой дамой с черным шиньоном и прямоугольными очками, которая задавала мне вопросы и заставила пройти письменный тест.

– Коэффициент интеллекта, – повторила дама, – или ай-кью, – это тест, который особым образом измеряет уровень умственного развития.

И она взглянула на меня исподлобья, будто проверяла, понял ли я ее слова. Я ничего не ответил.

– Для большинства людей, – продолжила она, – коэффициент интеллекта составляет около 100 баллов, а для остальных это число больше или меньше. При уровне выше 130 можно говорить об исключительном умственном развитии.

Она еще раз взглянула на меня, исподлобья. Я ничего не ответил.

– У тебя ай-кью – 142, – объявила она, глядя на меня поверх очков. – Ты понимаешь, что это значит?

Если это означает умственное развитиеболее высокое, чем у большинства,почему тогда она разговаривала со мной так, будто у меня задержка в развитии?

6

Следующие пять лет я провел в Пансионате. В классе, который они называли классом для Одаренных детей.В нем учились детиболее одаренные,чем я, но я добивался лучших результатов, потому что обладал преимуществом: у меня не было семьи, которую я бы навещал на выходные, не было летнего домика, где я мог бы проводить каникулы, а было только одно занятие – учиться.

А Том? Папка под названием Томхранилась теперь в моей памяти в том месте, до которого я уже не мог добраться.

* * *

Первый год в Пансионате я раз в неделю ходил к психологу, специализирующемуся на таких детях, как я.

Психолог был человеком скучным, но милым. И он в точности соответствовал тому образу, который мы представляем, думая о психологе. Стал ли он психологом, потому что был похож на этот образ, или стал похож на образ, потому что работал психологом? Загадка.

Между ним и мной часто случались недопонимания, так как он (не знаю даже почему) видел повсюду зло и стремился все усложнить.

Однажды он меня спросил, что бы я хотел делать, если бы мог делать все что вздумается.

– Летать, – ответил я.

– А-а, – произнес он, делая запись в своем блокнотике. – А почему именно летать?

– Ну, только не слетать с катушек, – пояснил я. – Летать в небе. Как Супермен, например.

– А-а, – снова произнес он, – так значит, ты хотел бы летать и спасать людей…

– Нет, – ответил я, – я бы хотел просто летать.

– А-а…

С сочувствующим видом он сообщил мне, что некоторые мечты не могут исполниться, и принялся рассказывать о силе тяжести и яблоке Ньютона. Я собирался ему сказать, что я в курсе, что у людей нет способа самостоятельно взлетать, но он вещал очень увлеченно, и я позволил ему выговориться.

На самом деле я уже давно знал, что «Питер Пэн» и «Все возможно, стоит только захотеть»– полная ерунда. Если мальчишка выпрыгнет с десятого этажа – даже если будет верить так сильно, как только возможно, – велики шансы, что все окончится лепешкой на асфальте.

Раньше, когда я жил в Приюте, я летал по-настоящему, в мыслях (правда, психолог этого не узнал, я тогда об этом и не помнил). Стоило лишь закрыть глаза, и я мог оказаться над морем, только там не было пляжа и скал, только море. И я парил в синеве неба, а синева моря была подо мной, вокруг меня со всех сторон виден был только горизонт. Потому что мое море было таким же, как небо: без границ.

Это было волшебно.

Тест Роршаха обращается к чувственному и бессознательному посредством свободной интерпретации пятен. Всего он содержит десять табличек.

Карточка Iвскрывает отношение субъекта к своему телу, а также к материнскому образу.

Карточка IIпостроена вокруг лакуны, которая придает значение средней точке. Лакуна отсылает к страху кастрации, а средняя точка интерпретируется как фаллический символ.

Карточка III, или бисексуальная карточка, делает акцент на сексуальной идентификации.

Карточка IV,или отеческая карточка. Фаллический символизм.

Карточка V,или карточка психической идентификации. Полное отсутствие ответов на эту карточку выявляет проблему идентификации субъекта, возможно даже психоз.

Карточка VI:сексуальный символ с фаллической доминантой.

Карточка VII,или материнская карточка. Полное отсутствие ответов на эту карточку свидетельствует, что субъект использует какие-либо формы подавления, вроде запрета на тревогу.

Карточка VIIIотсылает к отношениям с внешним миром. Полное отсутствие ответов на эту карточку свидетельствует о некоторых проблемах субъекта, возможно даже психозе.

Карточка IX,или маточная карточка. Она выделяет особо ценные материнские ассоциации и отсылает к тревоге субъекта, связанной со смертью.

Карточка Xотсылает к беспокойству субъекта по поводу перемен, одиночества.

Помню, что когда прочел это, то подумал, что Роршах был странным типом.

* * *

Мой учитель биологии тоже был странным типом, но только внешне: он напоминал канадского дровосека, но говорил тонким писклявым голосом. Он меня или любил, или жалел, или же он совершил нечто ужасное в молодости – он все время давал мне что-то почитать.

На летние каникулы Социальные службы организовывали летние лагеря, но я всегда отказывался в них ехать. Я оставался в Пансионате, читая книги биолога, а затем те, что сам находил в библиотеке. Я предпочитал естественные науки, особенно биологию, анатомию и зоологию. Кроме того, мне нравились книги по истории и географии.

Кроме чтения, у меня было еще одно занятие во время каникул: я разгуливал по пустым коридорам Пансионата и, поскольку двери не запирались, мог входить в чужие комнаты. Они пустовали, ученики увозили все свои вещи, когда уезжали. Оставались только фотографии родных, приклеенные к стенам: зачем их брать, если родных увидишь вживую.

Я рассматривал матерей, отцов, сестер, братьев, бабушек и дедушек, дядь и теть, а также двоюродных братьев-сестер, собак, новогодние праздники и дни рождения, фотографии, где кто-то кривляется, кто-то позирует… Я перестал разглядывать их тем летом, когда мне исполнилось пятнадцать: во-первых, я уже знал все наизусть, а во-вторых, у меня появилось новое занятие.

В книге о ночных животных я прочитал о волосатом броненосце. Крошечном млекопитающем, в котором нет ничего привлекательного, кроме того факта, что он будет посильнее Джеймса Бонда: под его шкурой находится панцирь из костяных пластин. Защищаясь, волосатый броненосец способен закопаться в землю за несколько секунд – благодаря своим мощным когтям. У него короткие лапы, но бегает он очень быстро, отлично плавает и даже может ходить под водой, а когда ему надо плыть на поверхности воды, он использует кишечник как спасательный жилет, наполняя его воздухом!

Я показал книгу учителю биологии, а тот сказал, что видел это существо вживую в зоопарке и что я должен туда отправиться и заодно немного развеяться.

На следующий день я сел в автобус и поехал в зоопарк.

Посетителей почти не было – возможно, из-за летних каникул, и я разгуливал, будто парк принадлежал исключительно мне. Я увидел грифов, тигров, бабуинов, жирафов, гиппопотамов и слонов, а еще редкие виды вроде белого носорога, гигантской панды и трехпалого ленивца. Потрясающе.

Я оставил волосатого броненосца на конец, но меня постигла неудача: он спал.

Я приходил к нему еще несколько дней подряд. В результате я застал броненосца бодрствующим и провел несколько часов, наблюдая за ним, но он так и не продемонстрировал своих суперспособностей.

Как-то вечером, возвращаясь в Пансионат из зоопарка, я нашел для себя то самое другое занятие, благодаря которому я прекратил бродить по комнатам и рассматривать фотографии.

Я сидел в автобусе, и тут вошла дама, ей было уже далеко за шестьдесят, и села прямо напротив меня. Она мне улыбнулась, пожаловалась на жару, которая ей так досаждает, и принялась вспоминать особенный бриз в Греции, откуда она родом.

Тогда я ей сказал, что у меня тоже греческие корни. Знали бы вы, как она обрадовалась. Ее глаза невозможно заблестели, казалось, она вот-вот расплачется от счастья. Затем она ущипнула меня за щеку и принялась говорить по-гречески. Я и забыл, как просто сделать человека счастливым.

Кроме того, я не совсемсоврал: не было никаких доказательств того, что я грек, но я же вообще не знал, откуда я появился, и поэтому доказательств того, что я не грек, тоже не было. Я сделал Агностическое предположение.

Назавтра я повторил свой опыт: в автобусе я подсел к женщине, которая просила общения всем своим видом. Одиноких людей, которым хочется с кем-то поговорить, заметно сразу.

В следующие дни я продолжил. Я пересаживался из одного автобуса в другой.

Если кто-то был откуда-то родом, я происходил оттуда же. Благодаря прочтенным учебникам по географии я мог говорить о многих городах так, будто там вырос, и даже мог вспомнить названия улиц. А если я выглядел неподходяще для того, например, чтобы прикинуться китайцем, я мог заявить, что провел два года в Китае, когда был маленьким.

Я был греком, итальянцем, португальцем. Я жил в Мали, Китае, Камеруне. Я был евреем, арабом, цыганом.

Я был одновременно всеми и никем.

Двумя годами позже, в день объявления результатов экзамена на бакалавра [1]1
  Бакалавры поступают в университет без экзаменов. Конкурсный отбор происходит в конце первого года обучения, когда студенты должны определиться со специальностью.  – Прим. ред.


[Закрыть], я сделал новое открытие, из-за которого забросил свое «хобби».

В тот день, поскольку я сдал экзамен лучше всех и находился под крылом государства,на небольшую церемонию, организованную Пансионатом, прибыл сам Префект.

Он гордился мной, как родители гордятся своими детьми, и даже родители других учеников радовались за меня. Меня дружески хлопали по плечу, искренне говорили «браво»,лучезарно улыбались. И я подумал, что теперь знаю, как заслужить любовь: добиться успеха.

Господин Префект произнес небольшую речь. «Вы являетесь доказательством того, что можно свернуть горы благодаря силе воли и труду», – сказал он.

Однако, старик, ты не прав: это не сила воли и не труд, а кое-что гораздо более сильное: это называется Отчаяние.