Текст книги "Солнце в «Гнезде Орла» "
Автор книги: Ахмедхан Абу-Бакар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
– Мне правду сказали, – утвердительно молвила женщина, не сдвинувшись с места; она четко, будто вбивала гвозди, произносила слова.
– Что сказали? – быстро спросила Султанат.
– Что у Хасрета красивая жена. Да, это правда, но я не завидую…
– А мне нет дела до того, завидуете вы или нет! – Это уже был голос Султанат, гордый и решительный. Теперь не было сомнений, что перед ней стояла Хамис. – Что вам угодно? – Султанат перебирала в руках разноцветные карандаши. Она всегда в минуты волнения перебирает в руках карандаши или сцепляет – одна к другой – скрепки.
– Где он? – спокойно спросила Черная Хамис.
– Кто? – словно очнулась Султанат.
– Ты хорошо понимаешь, о ком я спрашиваю. Напрасно думаешь, что я без ума от него. Но все равно трона к водопою проложена.
«Что она говорит, какая тропа, что за водопой, чего эта женщина хочет?» – Султанат уже еле сдерживала себя, но молчала, а говорила лишь та, другая; будто издалека, из какой-то бездны доносились ее слова.
– До вчерашнего дня я не знала, что у него есть жена. Он недостоин тебя…
– Уходите, умоляю вас, оставьте меня! – Карандаш выпал из рук Султанат и покатился по стеклу.
– Не будьте истеричкой, – переходя на «вы», ироническим голосом выдохнула Хамис. – Возьмите себя в руки. Выпейте воды и успокойтесь. – На минуту она будто прислушалась к какому-то отдаленному голосу. – Ну что же, я могу уйти, но все равно я его найду!
Глаза у Султанат потемнели, будто их коснулась черная тень хищной птицы.
– Он нужен мне, – продолжал ненавистный голос. – Нужен только сегодня, сейчас. Дома он? Пьяный? Ничего, он мне такой и нужен. И ничто не удержит его, если он познал сладость тайной страсти.
– Замолчите, прошу вас, умоляю… – Никогда Султанат не думала, что кем-то когда-то в жизни она будет так унижена и оскорблена. «Попросить ее, что ли, чтобы она отступила?» – подумалось вдруг, но тут же Султанат прочь отогнала эту мысль. Нет, нет, она не сделает этого!
– Прощайте! – сказала Черная Хамис, и в этот миг заметно преобразилось ее лицо; в глазах ее отразилась боль и такая решимость, что Султанат невольно отстранилась, уступая ей дорогу. И уже на пороге, обернувшись, эта женщина с какой-то отрешенностью и тоской вдруг сказала: – Простите меня. – И в этих словах, которые прозвучали совершенно другим голосом, были скорбь и глубокое сожаление.
ИСЧЕЗНУВШАЯ РЕКА
Султанат, эта крепкая, уверенная в себе женщина, вдруг оказалась сломленной, из ее униженной души готов был вырваться крик отчаяния. Что делать, рвать волосы и кричать, взывать о помощи, что делать?
Рассудок помутился, мысли запутались, как мухи в паутине. Она забылась, как ей представилось, на какое-то мгновение и, когда очнулась, задыхаясь от ярости, выбежала из кабинета. На ступеньках лестницы она нечаянно столкнулась с поднимавшимся наверх Абдал-Урши. Тот растерялся от неожиданности, папка выпала у него из рук, и ветер разнес по всему двору хранившиеся в ней бумаги. Султанат бросилась по переулкам к себе домой. Не заметила, как промчалась это расстояние, и у самых ворот вдруг увидела мужа и эту женщину…
На миг Хасрет и Хамис застыли, испытующе глядя на Султанат.
– Ты ли это? – обратился Хасрет к жене. – Что с тобой? На тебе лица нет…
Не в силах больше держаться на ногах, Султанат прислонилась к стене и с неприязнью посмотрела на мужа. Хасрет был растерян и угрюм. Хамис первая сделала шаг; она, не оборачиваясь, медленно пошла, уверенная в себе, жестокая в своей власти… Что у нее сейчас на душе? Ковыльная степь, выжженная суховеем, с затаившимся где-то колодцем студеной воды, и змея, ползущая к этой воде. А зачем? Ведь змея не пьет воду, она утоляет жажду росой… Но что сделает Хасрет? Может, он сейчас взорвется и крикнет: «Оставьте меня все!» Но нет, он, как безвольная овца, шагнул за ней. Он пошел следом, еле слышно бросив: «Прости меня, Султанат!» Они удалялись. Он шел с трудом. «Да он же пьян! Что делать? Бежать за ним, бежать и вернуть? Нет! Пусть, пусть уходит… Пусть, пусть, пусть!» – застучало в висках. Султанат была убита, раздавлена, и солнце в небе, казалось, потемнело. Нет, это не солнце, это черное, закоптелое дно медного таза, Абала Абдал-Урши не видел, как удалились те двое, он видел только Султанат, это за ней он побежал следом, наспех собрав развеянные по двору бумаги и почувствовав тревогу. И он осторожно подошел к ней:
– Что с тобой, товарищ Султанат?
– Помоги мне! – еле вымолвила побледневшими губами Султанат.
Как ей помочь, озадаченно думал Абала Абдал-Урши, разве он посмеет прикоснуться к ней? И он стоит, обескураженный, растерянный, будто ему приказали прыгнуть со скалы.
– Какое ничтожество… – вдруг проговорила похолодевшая от ужаса Султанат. – Нет, нет, это я не тебе, Абала. Не бойся меня, иди сюда, что-то ноги у меня подкашиваются.
Абала подошел ближе, она положила свою руку на его маленькие, щуплые плечи. Она еле передвигала ногами. С помощью Абдал-Урши поднялась к себе по лестнице, едва переступив порог, упала на тахту и, уткнувшись лицом в подушку, зарыдала – горько, надсадно. Абала Абдал-Урши, смущенный и растревоженный, стоял в каком-то жутком оцепенении, не понимая, что делать, чем утешить ее, так стоял он, не зная, куда деть руки и самого себя. О, если б он мог успокоить ее, он считал бы себя самым счастливым человеком на свете. Он налил из графина стакан воды, и стакан дрожал в его руке.
Всего этого не знал Ашурали, не ведал он, что происходит сейчас в душе гордой и неуступчивой Султанат. Но когда ему стало известно об исчезновении реки, не мог сдержать своего явного удовлетворения. Ему, конечно, было понятно возмущение Султанат, когда они, почтенные старики аула, стояли на руинах Нового Чиркея, но было и обидно: как это она, девчонка, могла на них, убеленных сединами, кричать?
– Вот вам еще одно проявление воли всевышнего. Исчез, испарился наш Сулак. – Ашурали развел руками, на сей раз искренне поверив, что предсказанное им сбывается, гнев неба обрушился на всех.
– Значит, раз нет реки, – медленно проговорил Амирхан, будто открывал ему одному пришедшую счастливую догадку, – то не может быть и речи о плотине, так? – Он загнул на левой руке мизинец.
– Дурак строит плотину там, где нет воды, – хлопает по плечу Хромого Усмана Дингир-Дангарчу, – хе-хе-хе…
– Значит, – Амирхан загнул второй палец, – раз не будет плотины, не будет и станции.
– Это и ребенку понятно, не на воздухе же крутиться турбинам, – замечает Чантарай, палкой подперев вздрагивающую щеку.
– Значит, – Амирхан заламывает третий палец, демонстрируя свою дальновидность, – раз не будет станции, зачем нужны эти поселки и города? А?
– Не нужны, ясное дело.
– Значит, – уже четвертый палец пустил в ход Амирхан, – раз не потребуется все это, то мы можем преспокойно отремонтировать свои сакли и оставаться в «Гнезде Орла».
– Ты еще одно упустил, главное, – уточняет Хромой Усман.
– Что? Ничего не упустил.
– И не будет здесь никакого моря.
– Да, да, – заломил Амирхан еще и большой палец на руке и, выпрямив их все разом, захлопал в ладоши. – Все это пшик – и нету!
– Этого надо было ожидать.
– Вы знаете, сколько лет стоят эти горы? Тысячи и более.
– Ну и что?
– А то, что они устоялись, крепко упрочились на своих местах, и вот на тебе, приходит человек и говорит: «Ну-ка, потеснитесь немного в каньоне, здесь будет плотина». И вот каков ему, человеку, ответ.
– Что будем делать?
– Говорят, нам оказана помощь: выделили камень и лесоматериалы, чтобы мы восстановили сакли и привели в порядок аул, – спокойно заметил Ашурали.
– Правда? – живо спросил Амирхан.
– Да, утром Султанат сообщила.
– Ну, это явный признак, что нас не сдвинут с родного места и не будет здесь никакой электростанции.
– Дурак! – сказал, вдруг посерьезнев, Ашурали. – Советская власть не так глупа, чтобы швырять на ветер огромные затраты. Не будет воды, ну и что, придут и поставят между скал атомную электростанцию, – заключил он и сам испугался своей догадки.
– Да, коммунисты народ упрямый! Я по своему зятю знаю, – опустив глаза, пробурчал Чантарай. – И послал же мне бог такого зятя. Взял я однажды доску с лесосклада, чтоб починить табуретку, так дочь мне такой скандал учинила, что я готов был табуретку о ее голову разбить.
– А не жалко?
– Кого?
– Табуретку, хе-хе-хе…
Весть об исчезнувшей реке глубоко встревожила всех строителей и в первую очередь главных строителей, как называли рабочих, занятых непосредственно самой плотиной и электростанцией. Помимо них, были здесь и люди особых, так сказать, романтических профессий. Это метростроевцы и скалолазы. На стройке они на особом счету в смысле проявляемого к ним уважения. Все невольно старались подчеркнуть это. Но и те и другие сейчас недоумевали: «Как же так, была река, шумела, пенилась в теснине, и вдруг нет ее. Мистика!» Всеобщее волнение достигло своею, как говорят, апогея. Были крайне озадачены все, начиная от начальника строительства, украинца могучего телосложения – приделай ему усы, и сойдет за Тараса Бульбу – до рядового водителя автокрана. Взволновала эта несть и членов штаба Чрезвычайной комиссии: «Неужели все напрасно, неужто труд тысяч людей пропал зря и придется сворачивать работы на стройке, которую с гордостью все называли самой крупной на Северном Кавказе?»
И пошли разговоры, мудреные слухи, предположения:
– Что бы это все значило?
– Вон в ауле Чиркей говорят, что это предупреждение свыше.
– Чепуха, найдем ее, никуда она от нас не уйдет, из-под земли достанем!
– Вертолет! Вон вертолет летит…
В воздухе появился вертолет, тот самый, на котором летал Мурад, он направлялся к руслу реки – с неба все видно. А в это время пешком по каньону шла экспедиция, организованная Мустафой, с ним самим во главе. Люди шли тихо, прислушиваясь, оглядываясь, – так идут по уссурийской тайге звероловы на тигра. Но водяной «тигр», спрятавшийся в сулакском каньоне, куда страшнее, чем любой зверь. Неизвестно, откуда появится и хлынет всей своей мощью эта могучая река. А вдруг она ушла под землю и сейчас где-то здесь найдет себе выход, вырвется фонтаном и потечет стремительным потоком, сметая все перед собой.
Но вскоре уже стало известно, что река не исчезла, что никуда она не делась. Просто вследствие землетрясения произошел мощный обвал. С левобережного склона выше Чиркея в реку обрушился огромный оползень, за одну минуту природа сама воздвигла гигантскую плотину, и образовалось огромное озеро, емкость которого, судя по всему, была не менее пяти миллионов кубических метров воды.
Радость оттого, что нашли реку, что она живет, бьется, как рыба, в гигантском каменном мешке, была недолгой. Вскоре побывали здесь, на озере, ученые-гидрологи, посмотрели, пораскинули, сделали вычисления и вывели из всех расчетов заключение: беда.
– Опять беда?
– Когда этим бедам будет конец?
– Не слишком ли их много? Сколько можно испытывать людское терпение…
В случае внезапного прорыва запруды озеро угрожало затопить котлован строящейся Чиркейской плотины, снести не только близлежащие аулы, но и уже действующие Чирюртовскую гидростанцию и дальше, на предгорье, станцию «Спутник». Оно грозило прервать водоснабжение столицы Страны гор и затопить населенные пункты в нижнем течении Сулака. Была опасность, и очень серьезная, возраставшая с каждым часом, с каждой минутой; вода накапливалась, и в любое время стихийная плотина могла развязать ей руки.
Во все концы полетели директивы:
«Создать специальную аварийную группу во главе с парторгом Мустафой и направить ее в район обвала».
«Предложить райкомам партии Унцукульского, Гергебильского и Советского районов послать людей на помощь к месту оползня».
«Начальнику аэропорта подготовить вертолеты и другие средства доставки взрывников к месту обвала».
«Всем местным властям немедленно принять меры по эвакуации населения из наиболее опасных зон…»
– Ночью?
– Да, ночью и на рассвете – незамедлительно. Во всем этом самое дорогое, что надо сберечь, – это жизни людей.
Опять тревоги, опять волнения. У некоторых не выдерживали нервы, и они стали быстро собирать свой скарб, говоря: «Нет, с меня хватит, больше здесь ни дня и ни часа, скорее, скорее в машину!»
ЖЕРТВА
Откуда было знать лелеющим в своих сердцах надежду на то, что строители скоро уйдут и оставят их в покое, – откуда было знать им, положившимся доверчиво на волю всевышнего, что исчезнувшая река, образовавшая огромное озеро, в первую очередь угрожает их жизни, их существованию. Откуда все это могли знать чиркейцы, вернувшиеся в свои сакли после того, как подземные толчки поутихли. Они с надеждой думали, что волнения и страхи позади.
С вестью о новой беде прибежал к Султанат, которая осталась наедине со своим горем, никого не желая видеть, Абала Абдал-Урши. Он тихо вошел к ней в саклю, зябко поеживаясь от страха. Султанат лежала в постели, небрежно откинув легкое одеяло, обнажив плечи. Она услышала шаги.
Абала Абдал-Урши, едва коснувшись ее взглядом, испуганно отвернулся к окну. За окном качались на ветру макушки тополей. Черные ветки, черные листья и сквозь них – бьющаяся, как рыба в сети, в угрюмых тучах луна. Ее ровный свет падал на Султанат, на ее плечи, шею, оставляя в тени лицо. Абала Абдал-Урши показалось, что она спит, и, осторожно обернувшись, он готов был вот так, не шелохнувшись, стоять бесконечно долго и смотреть на нее. Но тут он неожиданно вздрогнул, услышав:
– Это ты?
Необыкновенное смущение и благоговение охватило его, когда раздался этот голос.
– Я, товарищ сельсовет! – Наивное желание стоять и смотреть вмиг улетучилось, уступив место горькому сожалению: и почему только он не стал поэтом, художником, скульптором? Какие бы песни он ей посвятил, какие краски придумал, чтобы изобразить ее.
– Не называй меня так! – вскрикнула Султанат, и сердце у Абала Абдал-Урши екнуло и чуть не подкосились колени.
– Простите, товарищ Султанат, я пришел сказать, что беда близка…
– Какая еще беда? – Султанат всхлипнула. – Оставь меня в покое. У меня свое горе, понимаешь ты или нет? Уходи!
– Не могу! Я сочувствую всем сердцем, товарищ Султанат, скажите, чем я могу помочь. Если надо… – У Абала Абдал-Урши дрогнул голос, и он тихо добавил: —…хоть на смерть пойду. – Да, это было не бахвальство, не пустое слово, в этом звучало искреннее желание разделить ее несчастье, снять с нее тяжесть. – Позвонили и сказали, чтоб немедленно эвакуировали жителей, сказали, головой отвечаете за жизнь людей.
– А кто ответит за мою жизнь? Я что, не человек? Дай же мне остаться со своим несчастьем.
– Товарищ сельсовет… товарищ Султанат, каждая минута дорога, опасность…
– Что случилось?
– Обвал. Озеро огромное образовалось, и каменная запруда с минуты на минуту может прорваться и затопить все, – сбивчиво объяснил ей секретарь.
– Куда же выводить людей? Ночью? – изумленно спросила Султанат. – Люди спят! – Она встала, поспешно надевая кофту.
– Сейчас в ореховую рощу подходят машины…
– Я сейчас приду! Объяви по радио.
– Не работает.
– Тогда обеги и сообщи всем!
– Есть, товарищ Султанат! – И Абала Абдал-Урши ушел радостный, будто преодолел невиданный перевал, выдержал величайшее испытание на смелость.
Султанат натянула рабочую спецовку из грубой ткани, обула кирзовые сапоги. И вышла из сакли. Уже кое-где скрипели двери, ворота, лаяли собаки, люди окликали друг друга, спрашивали, что случилось, что еще за напасть ждет их.
Нелегко справиться в таких случаях с бедой без суеты, без паники. Кто-то кого-то звал, кричали, ругались, торопили. Хозяйки старались во что бы то ни стало забрать с собой скот, своих коров с телятами. Кто-то выволок к воротам сундук, просил помочь поднести его. Луна, как назло, зашла за тучи, стало темно. То здесь, то там мелькал свет карманных фонарей, в темноте дети плакали, звали матерей. И вдруг ярко блеснула молния, осветив все вокруг, загрохотал гром. Этого еще не хватало, сейчас хлынет дождь! Неистовствовала беспощадная природа, и люди растерялись, метались испуганные женщины, не зная, за что хвататься, прижимал малышей к груди: «Куда нам идти? Где паши? Помогите, помогите!» Лаяли собаки, будто тревога людей передалась им, мычали коровы.
То там, то тут слышался успокаивающий голос Султанат. И как здесь было не растеряться, но этого не имеют нрава делать те, кому поручено вывезти людей из опасной зоны, помочь им в трудную минуту. Всех вывезли на то самое плато, где в развалинах лежал Новый Чиркей. А уже к полудню следующего дня разнеслась весть:
– Опасность миновала!
Взрывники малыми «очередями» выпустили воду.
Султанат, усталая и заметно похудевшая за минувшую ночь, шла вместе с чиркейцами, которые, еще не веря, что все обошлось, медленно возвращались в свой аул. Пройдя мост, все увидели, как навстречу шли обескураженные чем-то мужчины, неся что-то на плащ-палатке. Среди них был и Мустафа. Они шли по тропе вдоль русла реки. Когда подошли ближе, люди окружили их. Султанат, утомленная и безучастная ко всему, хотела было пройти мимо, во вдруг услышала: «А какая красивая… молодая еще!» Султанат резко оглянулась, отстранила кого-то перед собой, протиснулась вперед и увидела на плащ-палатке мертвую женщину… Да, это была она, Черная Хамис. Даже при виде ее мертвой у Султанат в глазах блеснуло что-то похожее на ненависть. И долго она всматривалась в лицо, которое выражало теперь умиротворенность.
– Здравствуй, Султанат! – Слова Мустафы заставили ее вздрогнуть.
– Вот несчастье! Даже не знают, кто она такая, говорят, в Дубках жила в общежитии.
– Утопилась? – спросил один из стариков.
– Да неизвестно, может, несчастный случай.
– Разберутся…
– Нашли на дне образовавшегося озера. Когда воду выпустили – там и нашли.
Султанат не проронила ни слова, она отвернулась и побрела еще медленнее, потупив взгляд и о чем-то сосредоточенно думая. Потом она вдруг сорвалась и побежала в противоположную сторону, туда, в Дубки, где должен быть Хасрет. «Где он? Куда я спешу? И зачем?» – стучало в висках. Все перепуталось в ее сознании, мысли стремительно проносились, как тучи, гонимые ветром. Смерть соперницы не умаляла ее уязвленного самолюбия. Что же тогда ее торопит?..
ГЛАВА ШЕСТАЯ, рассказывающая о том, как в беде узнается, кто есть кто, и о том, что в «Гнезде Орла» поселилась невиданная белая птица
У ДЕРЕВА ДОБРА КОРНИ ГЛУБОКИ
Вот, кажется, и кончились беды, все спокойно вздохнули и стали по-деловому, без суеты разбираться, где что разрушено, какой нанесен ущерб, где и что надо восстанавливать, что заново строить. Люди стали залечивать раны, нанесенные диким натиском стихии. На трагедию в Дагестане отозвалась вся огромная страна. Что может быть более святого, более гордого и достойного хвалы, чем дружба людей, дружба пародов-братьев!
Телеграммы шли со всех концов страны – от Карелии до Армении, от Камчатки до Прибалтики.
«Сообщите, чем мы можем помочь?»
«Выслали две тысячи палаток и тысячу спальных мешков».
«Сообщите о возможности направить к нам пострадавших. Мы можем приютить тысячу пострадавших, дать им кров и пищу».
«Две машины муки и сто овец от нас пострадавшим!»
«Могу ли быть полезным в борьбе со стихией? Я техник-взрывник».
«Я коммунист, мастер-строитель. Готов приехать для оказания помощи пострадавшим районам».
«В нашем интернате есть места для школьников, детей приютим как родных».
«Мы построим вам школу!»
«Моя бригада готова выехать помочь строить дома!»
«Мы построим поселок, проектировщики выехали, встречайте!»
«У меня семья небольшая, есть хорошие условия, можем взять на воспитание двух детей».
В столице республики, в самом центре висит карта страны, испещренная линиями связей. Взгляните, сколько лучей протянулось к столице Дагестана: Москва, Ленинград, Куйбышев, Свердловск, Калинин, Киров, Фрунзе, Орджоникидзе, Горький…
Прислушайтесь к названиям этих городов, которые первыми откликнулись помочь Дагестану, прислушайтесь и вспомните прошлое – сегодня оно, как эхо, звучит в сердцах.
«9. IX.1920 г. Реввоенсовет Кавказского фронта. Орджоникидзе.
Быстрейшая и полная ликвидация всех банд и остатков белогвардейщины на Кавказе и Кубани – дело абсолютной общегосударственной важности. Осведомляйте меня чаще и точнее о положении дела. Ленин».
«Трудящимся Дагестана.
С благодарностью принимаю дар – результат творческой инициативы трудящихся масс Дагестана.
Желаю успеха в трудном деле хозяйственного возрождения Дагестана.
12. I.1922 г. Предсовнаркома РСФСР Ленин».
«10. XII.1919 г. Кавказскому краевому комитету РКП.
Посылаем Вам 5 миллионов рублей, снабжайте горцев. Вам послано с товарищем Отапенко 5 миллионов рублей, с товарищем Козловым на «Чайке» 5 миллионов рублей, прибыл ли товарищ Камо? Переслано с товарищем Первушиным 10 декабря 1919 г.
Киров».
«11. VI.1920 г. Темир-Хан-Шура. Преддагревкома.
Прошу передать съезду ревкомов Красного Дагестана мое братское спасибо и мои лучшие пожелания. Передайте представителям трудящихся Дагестана, что Советская власть, сокрушая силой своей непобедимой Красной Армии врагов рабочих, крестьян и стремясь на восток, на помощь борющимся массам против угнетателей мира – англичан, гордится славными горцами Севкавказа и особенно дагестанцами, с беззаветной храбростью сражавшихся против Деникина. Будьте уверены, что все возможное для облегчения экономических нужд Дагестана будет сделано нами.
Орджоникидзе».
А вот телеграмма спустя пятьдесят лет: 21.V.1970 г.
«Центральный Комитет КПСС и Совет Министров СССР выражают трудящимся Буйнакского, Гумбетовското, Казбековского и Кизилюртовского районов Дагестанской АССР глубокое соболезнование в связи со стихийным бедствием – землетрясением, повлекшим за собой человеческие жертвы и разрушения ряда населенных пунктов.
Особое сочувствие выражаем семьям и родственникам погибших по поводу безвременной тяжелой утраты дорогих и близких им людей.
Правительство СССР, Совет Министров РСФСР, местные республиканские органы принимают меры по ликвидации последствий землетрясения и оказанию помощи пострадавшим».
ПАПАХИ – В ВОЗДУХ ПЕРЕД СИЛОЙ БРАТСТВА
Дагестан вздыбился строительными лесами, башенными кранами. Огромная территория превратилась в строительную площадку. А строит кто?
Русские и украинцы, грузины и азербайджанцы, узбеки и латыши, чуваши и армяне, белорусы и осетины, чеченцы и ингуши, кабардинцы и балкарцы, эстонцы и туркмены, киргизы и карелы… Вот сколько кунаков явилось в Дагестан!
– Ассалам алейкум!
– Ва алейкум садам!
– Сколько друзей, как хорошо на душе! Тяжелое испытание легче преодолевать.
– А как же ты хотел? Все правильно. Одна страна у нас, одна власть, наша, Советская, один исток.
– А что за исток?
– Это Октябрь семнадцатого, Ленин, партия рабочего класса.
Не раз собирались чиркейцы на сходку во дворе сельсовета, чтобы решить насущные вопросы, поговорить о распределении помощи, оказанной им, говорилось, что пора привести в божеский вид свои сакли. Строители ГЭС прислали жителям старого Чиркея десятки машин пиленного камня и лесоматериалов – это ли не помощь? «Но зачем восстанавливать старый Чиркей, когда уже строится современный Новый Чиркей?» – рассуждали некоторые. «Надо, пока строится, надо».
Стало заметно, что люди смотрят на Султанат не так, как раньше, но почему, что произошло? Неужели душевное переживание состарило ее и она стала менее привлекательной? Нет, внешне Султанат не изменилась, она все такая же, разве что чуть засеребрились волосы и появились тонкие, еле заметные морщины у глаз. Но что же тогда случилось? Почему охладели к ней? И даже Абала Абдал-Урши, кажется, умерил свой восторг. Виной всему этому Хасрет. И тот день, когда нашли мертвой Черную Хамис, которая действительно оказалась родственницей бедняги покойного Харахура из Эки-Булака. Что еще стало известно о ней? Она училась в свое время в университете, там ее дерзко обманул один человек, нарушивший клятву в любви. И она бросила учебу, ушла в горы, но мучительное горе преследовало ее всюду…
В тот трагический день Султанат бросилась искать мужа, опасаясь, не случилось ли с ним что-нибудь. Она нашла его пьяным в рабочем общежитии в Дубках. Когда она увидела Хасрета таким, то подумала, лучше бы и не видеть его вовсе.
После несчастья с Черной Хамис Хасрета долго допрашивали следователи и чуть было не обвинили в ее смерти. Но, к счастью, у него было алиби, многие видели эту девушку и после того, как она оставила Хасрета. Смерть Хамис надломила его, он запил еще сильнее. Султанат вскоре разошлась с ним, а его отправили на принудительное лечение… Вот поэтому, видимо, и косятся на нее сельчане.
– Негодная, мужа куда запекла, – негодовали старухи.
– Такой был хороший человек.
– Пил, да, видно, не от хорошей жизни, она виновата. – Довела…
– Как это можно, а, чтобы горянка собственными руками в тюрьму человека, мужа своего…
– Не тюрьма это, а больница.
– Какая разница, милиция взяла.
– Стыда в ней нет, поглядите на нее. Бесстыжая.
– Чего ей не хватало?
– Не какой-нибудь там чабан, а инженер, умный человек был, добрый, щедрый, приветливый, всегда, бывало, идет: «Здравствуйте».
– Мало ли что пил…
Так рассуждали горянки, да, да, те самые, которым и от своих мужей достается немало хлопот и забот. Горцы так не думают, они более снисходительны к молодой женщине. Но эти жестокие горянки. Они во всех жизненных невзгодах и неприятностях винят только себя, а мужей оправдывают. Можно представить, как нелегко Султанат чувствовать на себе осуждающие взгляды. Теперь люди больше общались с парторгом, чаще шли к Мустафе. И если раньше Султанат даже не думала, что когда-нибудь придется расстаться с родным аулом, с любившими ее аульчанами, то теперь все настойчивее ею овладевала мысль бросить все и уехать. «Как только переселю аул, – думала она, – в Новый Чиркей, уеду».
Не все гладко шло и на стройке. У некоторых не выдержали нервы после стольких бессонных ночей, пережитых тревог. Такие покидали стройку, рассчитывались и уезжали. Уехала и Света со своим мужем Кайтмасом и сыном Надиром. Говорили, что Кайтмас струсил, кто его знает, может, верно, а может, появилась другая веская причина покинуть эти места. Несомненно одно: оставляли стройку прежде всего люди, не выдержавшие испытания. Чиркейцы провожали их с сочувствием, сдержанно прощались, желали всем счастливого пути, а старики при сем думали: «Если так мало будут уезжать, то, к сожалению, работы на плотине не приостановят». И к чести почтенных надо сказать, они были близки к истине, уезжало действительно мало, и стройка не сворачивалась. Главные отряды строителей, спаянные бригады не испугались трудностей, нашли в себе мужество сказать опасностям: «Нет, нас не остановишь! Мы завершим свое дело!» Ученые и инженеры заново пересмотрели все расчеты и приняли меры к возможным еще более сильным встряскам.
На участившихся во дворе сельсовета сходках разговоры касались самых разнообразных тем, но больной вопрос у пожилых чиркейцев был тот же: «Неужели нам отсюда придется переселиться?»
– Значит, уважаемый Мустафа, все это серьезно?
– Окончательно.
– И Новый Чиркей будет?
– Будет, коли строится.
– А если и этот разрушится?
– Э, нет, уважаемые, на этот раз нет! – Тревоги и волнения последних дней, кажется, еще сильнее закалили парторга.
– А если еще земля разбушуется?
– Ничего, не страшно. Дома строим сейсмостойкие и сами проверим на прочность.
– Что, сами будете трясти землю? – полюбобытствовал Амирхан, пряча в глазах хитрую усмешку.
– Да, сами.
– Ну, ну, посмотрим, – глубоко вздохнув, говорит Ашурали, он давно, кажется, в душе смирился, а вот признаться себе в этом не находил сил.
БЕЛАЯ ПТИЦА В «ГНЕЗДЕ ОРЛА»
Что это там вдруг так поразило Ашурали? Тем более после всех пережитых удивительных потрясений. Старики повернулись в ту сторону, куда показывал Ашурали своей дрожащей старческой рукой. Там, напротив, был обрывистый скалистый склон, выше которого, на горном плато, среди желтеющего дубняка раскинулись приветливые дома нового города Дубки, первого города рабочих-строителей в горах.
– Где? Где? – Все стали напряженно всматриваться.
– Вон там, там, где гнездо орла, ну метров на двести левее скалолаза…
– Ну и что там?
– Как «ну и что», протри глаза и посмотри.
– Птица какая-то…
– Но какая?
– Орел, что ли?
– Какой там орел, – с досадой буркнул Ашурали.
– И что может быть в гнезде орла, кроме орла? – удивляется Дингир-Дангарчу.
Ох, этот Ашурали, куда он их привел!..
– Куда ты хочешь? Никак на стройку? – спросил его час назад Дингир-Дангарчу, ведь, насколько ему известно, его друг никогда раньше не интересовался стройкой.
– Да, только с этой стороны каньона. Я хочу тебе показать одну удивительную вещь.
– Я все там видел, насмотрелся и надивился.
– Нет, нет, того, что я хочу показать, ты не видел. Эй, у кого бинокль есть захватите… да и кое-чего… – А что он подразумевал под словом «кое-чего», кажется, поняли все.
И Ашурали с Дингир-Дангарчу пошли впереди, за ними последовали и другие горцы, свободные от забот. В ауле подумали, что старики хотят подняться на скалистую вершину, откуда видно предгорье и даже Чир-Юртовское море в низине, где Сулак вырывается из теснин и разливается на просторе. Видимо, отцы гор решили отдохнуть от тревог. Попутно они забрели в магазин, чтобы выйти оттуда не с пустыми руками. А секретарь сельсовета Абала Абдал-Урши, увязавшийся с ними, захватил и бинокль.
– Орлы давно уже покинули наши места, – вздыхает теперь Ашурали. – Хорошенько смотрите… Или вы настолько ослепли, что белое от черного не можете отличить?
– Да, это не орел, – говорил, глядя в бинокль, Абала Абдал-Урши. – Эта птица поменьше, да и цвет ее… Это белая птица.
– Вот именно, белая, но что это за птица?
– Не может быть! – о чем-то догадавшись, воскликнул Дингир-Дангарчу, потом встал, бесцеремонно вырвал из рук секретаря сельсовета бинокль и поднес к глазам. – Не может быть!..
– Вот и я так думал, – медленно опустился на свое место Ашурали.
– Неужели здесь, в наших горах…
– Но что там за птица, что так удивляет вас?
– Чайка.
– Чайка?
– Какая чайка, откуда чайка?
– Ну-ка, дайте и я посмотрю!
– В гнезде орла белая птица.
– Да, чайка в гнезде орла.
– Вы послушайте, какая она крикливая, эта птица, – заметил Ашурали и протянул пустой стакан Амирхану: – Вина мне налей!
Молча, по очереди брали горцы бинокль и удивленно смотрели на диковинную, непривычную для этих мест птицу – чайку. Никогда ранее не залетала она сюда, здесь веками слышен был только редкий, глухой клекот орла, здесь лишь орлы вили себе гнезда да дикая пчела откладывала мед в недоступных нишах скал. Вот она, белая птица, – предвестница нового в горах Чика-Сизул-Меэр. Раз эта птица здесь, то быть и морю в этом каньоне, о чем утвердительно хочет сказать чайка, занявшая гнездо орла. Все молча уселись за трапезу. Никто не думал, что этой новостью так будет поражен Дингир-Дангарчу, он вытер даже украдкой слезу, невольно накатившуюся на глаза, и сидит бледный, будто куст ежевики у пыльной дороги. И вдруг всем стало грустно.
