Текст книги "Чужая в двух мирах (СИ)"

Автор книги: Агата Рат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Я не передавала значения его словам и потерлась носом о гладко выбритую щёку отца. Я не люблю дым табака, но аромат, исходивший от одежды отца, навсегда запомнился мне, как самый любимый.

– Я не скоро упорхну отец, – шептала я ему. – Я останусь с тобой.

– Нет, девочка моя, совсем скоро и ты полетишь к своему счастью, – он усмехнулся, поцеловав меня в нос. – Скорее твоё счастье летит к тебе на всех парусах.

Я засмеялась, представив огромный корабль с белыми парусами, рассекающий синие воды океана. Но с этой фантазией в мои мысли ворвались полные трюмы рабов. Смеяться больше не хотелось.

Лишённый возможности посещать злачные места города, Кристофер срывался на рабах. В этом они похожи с матерью.

Избил кнутом раба-конюха за нерасторопность. Чуть не наехал на маленького ребёнка. Мать успела за доли секунды убрать дитя с дороги скачущего сына масы. Но самый сумасбродный его поступок – это насилие над пятнадцатилетней девушкой. Он схватил её прямо на плантации. Перекинув поперёк крупа своей лошади, увёз умоляющую рабыню отпустить её. Никто из надсмотрщиков не остановил Кристофера. Он наследник господина Эдмунда и рано или поздно это всё будет принадлежать ему.

Об этом насилии я услышала от сестры несчастной рабыни. Та прибиралась в моей спальне и плакала. Я спросила что случилось. Она рассказала, давясь слезами.

– Мисс Лили, моя сестра сегодня утопилась от горя, – плакала девушка, – Она не смогла пережить надругательства господина Кристофера. Бедняжка встала с кровати и тут же пошла на реку и утопилась.

Больше рабыня ничего не могла сказать. Рыдания не давали вдохнуть, сдавливая её грудь.

Рабы боялись моего сводного брата до ужаса. Старались лишний раз не показываться ему на глаза. А если всё же имели неосторожность встретиться с ним, то пряча глаза, готовы были нагибаться до самой земли, дабы молодой маса не рассмотрел неуважение к своей персоне. Рабы молча, сносили жестокость Кристофера. Боялись пожаловаться хозяину, чтобы не вызвать его гнев. А ещё больше они боялись скорой расправы от наследника хозяина.

Я слышала, как Таре говорила одна из рабынь, что день, когда господин Кристофер займёт место в большом кресле кабинета, станет самым страшным в жизни рабов. Маса Эдмунд жесток, но справедлив. А маса Кристофер будет беспощаден и ненасытен до крови рабов.

Слушая уже тихие всхлипы рабыни, я решила всё рассказать отцу. Его я нашла, как всегда, в кабинете. Он ещё не уехал на плантации и подсчитывал количество собранного хлопка за последнюю неделю. Моё появление в кабинете не оторвало отца от цифр.

– Да, милая,– сказал он, не поднимая глаз.

– Папа, рабы твоя собственность?– начала я издалека.

– Да, – он оторвался от бумаг и посмотрел на меня. – Ты хочешь мне что-то сказать? Кто-то из рабов обидел тебя?

Последние слова были сказаны очень жёстко, а глаза прищурились.

– Нет, – теребила я нервно рюши на платье, – скорее обижают их, а они бояться попросить у тебя защиты.

– Что опять натворил Кристофер? Избил ещё кого-то?

Отец не знал об утопленнице. Мистер Льюис не сообщил о смерти молодой рабыни.

– Он надругался над рабыней,– тихо сказала я, сама пряча глаза. Её участь страшила меня, как любую невинную девушку. – Она утопилась сегодня в реке.

Если бы эта рабыня собрала мало хлопка или провинилась, сделав что-то плохое, отец приказал бы высечь её. Смерть под плетями надсмотрщика не разозлили бы его. Он не обратил бы внимания, если бы один из надсмотрщиков изнасиловал рабыню, но при условии, что она выйдет на плантацию и это не сказалось на её работоспособности. Такие случаи были не редкостью. Но самоубийство рабыни разозлило отца. Он даже не успел распорядиться позвать мистера Льюиса, как тот сам вошёл дать отчёт, сколько рабов вышло на работы.

– Ну, чем порадуешь меня?– спрашивал отец главного надсмотрщика.

Мистер Льюис немного оторопел от грозного тона хозяина. Он посмотрел на меня. Пытался понять я ли причина недовольства или всё же он. Наверное, по мне он ничего не понял, раз сразу принялся лгать своему работодателю.

– Сегодня не произошло ничего существенного. Все рабы здоровы и работают. Сбежавших и провинившихся нет, – докладывал он.

– А утопленница? Она тоже вышла на работу? – перебил надсмотрщика отец.

– Простите, хозяин, но об этом я хотел доложить позже, – попытался оправдаться мистер Льюис.

– Мой сын причастен?

– Да, – сжимая поля шляпы, сказал он.

– Ко мне этого паршивца! Не будет идти, приволочёшь! – закричал отец.

Надсмотрщик выскочил из кабинета, как будто увидел призрака. Так сильно он побледнел. Все знали, что господин Эдмунд в гневе страшен.

Я вжалась в стену от испуга, боясь посмотреть на взбешённого отца.

Он подошёл ко мне и, обняв, успокоил:

– Милая, прости, что так напугал тебя. Мне следовало сдержаться, радость моя.

Я только и смогла, что помотать головой ему в ответ.

– Иди, милая, – выпроваживал меня папа из кабинета. – Разговор, который состоится сейчас с твоим братом не для ушек юной леди.

Выходя из кабинета, я столкнулась с заспанным Кристофером. От него несло алкоголем и табаком. Увидев меня, он мерзко улыбнулся. Я быстро отвернулась и прибавила шаг.

Разговор не для ушей леди слышали все. Ссора отца и сына заставила всех замереть и чуть дыша вслушиваться в каждое слово. Впервые господин встал на защиту рабов.

Отец кричал на Кристофера:

– Как ты посмел испортить мою собственность?!

– Она и моя собственность! Что хочу, то и делаю! – пищал в ответ сын.

– Твоего тут ничего пока нет! Пока я жив всё принадлежит мне, и ты заплатишь за порчу собственности по рыночной цене!

Голос Кристофера походил уже на писк:

– Ты не посмеешь! Она же простая черномазая девка! У тебя их десятки!

И уверенный властный голос отца перекрывал писк блудливого сына.

– Молодая здоровая девственница стоит около пятидесяти фунтов. Сколько унций хлопка она собирала в день, мистер Льюис?

– На половину унции больше нормы, сэр! – быстро ответил надсмотрщик.

– Я потерял приличную сумму из-за тебя! – кричал отец. – Кто мне возместить эти убытки?!

– Отец!

– Молчи, негодник! Ты мой позор! Ты уничтожишь всё, что моя семья, и я годами создавали! Ты пошёл в свою ничтожную мать!

Упрёки сыпались на сына один за другим. Кристофер не успевал ответить, как его рот тут же затыкался новыми упреками. Отец вспомнил все прегрешения родного чада и его матери. В самом конце нравоучения он заявил:

– Я отправлю письмо майору Грегори и уведомлю его, что отныне твоё жалование будет удерживаться, пока ты не выплатишь мне все расходы за порчу имущества, убыток и покупку новой рабыни.

– Нет! – нечеловеческим голосом завопил Кристофер. – На что я буду жить?! Ты обрекаешь меня на голод!

– Нет, сынок! Я буду снисходителен и предоставляю тебе кредит. Будешь возвращать частями свой долг мне! А теперь вон! Пошёл вон, чтоб глаза мои тебя не видели! – прогнал он расстроенного до безумия сына.

Их ссора на этом не закончилась. Кристофер подорвал здоровье отца, когда пытался совершить настоящее кощунство.

Наказание отца не подействовало на сына. Он продолжал дебоширить. В большинстве случаев виною его несдержанности было пьянство. Кристофер напивался до беспамятства. В такие минуты он был способен на самые отвратительные поступки.

Я чуть не стала жертвой его сумасбродства и порочности.

Отец и мачеха загостились у Маклеодов. С приходом сумерек их карета так и не появилась вдалеке. Я не дождалась отца и легла спать. Не успели мои глаза сомкнуться в полудрёме, как дверь резко отворилась, и в мою спальню ворвался брат. Он с размаху бросил бутылку в стену. Она разлетелась на мелкие осколки.

Я, испугавшись, подскочила в постели. Натянув одеяло до подбородка, закричала:

– Уходи, Кристофер! Ты пьян!

Он довольно ухмыльнулся и направился ко мне. Каждый раз, делая навстречу шаг, он стаскивал с себя что-то из одежды.

Я стала звать на помощь, но никто не спешил. Рабыни боялись, разбежавшись по углам и каморкам, пережидать бурю. Мисс Луиза приняла настойку опиума перед сном. Теперь будет крепко спать до утра.

Понимая свою ничтожность перед пьяным Кристофером, я стала молить его о пощаде, взывая к родственным чувствам.

– Кристофер, ты мой брат. Пожалуйста, опомнись. Прошу не надо.

Это было бесполезно. Его глаза помутнели от похоти. Он не видел ничего перед собой, только жгучее желание утолить жажду тела. Не слышал моих просьб. А мои всхлипы ещё больше распыляли его. И когда он навис надо мной, я закричала во всё горло так, что оглушила саму себя.

Мне на помощь пришёл отец. Он одним рывком сбросил покусившегося на мою честь брата. Кристофер слетел с меня, как лёгкая шаль. Ударившись спиною о стену, он взвыл от боли, сползая на пол. Всего минуту назад именно об эту стену Кристофер разбил бутылку. Сползая, он обрезал себе руки и бёдра. Кровь яркими пятнами выступила на его белоснежной коже.

Взбешённый отец занёс хлыст и ударил несостоявшегося насильника со всей силой. Тот взревел ещё громче. Закрывая лицо руками, просил прекратить, но папа не останавливался, нанося новые удары по сыну, который чуть не опозорил весь род Дарлингтонов, возлежа со своей сестрой. Пусть не единоутробной сестрой, но родной по отцу.

– Мерзкий выродок!– кричал отец, вкладывая в удары всю злость. – Ты посмел прикоснуться к своей сестре?! Ты, мой позор! Ты недостоин такой благородной фамилии, как Дарлингтон! Убирайся из моего дома! Я отказываюсь признавать в тебе сына! В нашей семье таких преступников не было!

– Отец? – скулил у его ног скрюченный и окровавленный сын.

– Вон! – взревел отец.

И Кристофер плача, выполз из моей спальни.

Отец весь трясся от злости. Подбежав ко мне, стал обнимать и целовать.

– Девочка моя, прости, что чуть не уберег от надругательства в собственном доме. Прости, своего отца, – плакал он, прижимая крепко к своей груди.

Я не смогла вымолвить ни слова. Так сильно было моё потрясение из-за произошедшего события.

Через минуту прибежали и рабыни. Странно только, что леди Джейн не прискакала вступаться за истерзанного плетью любимчика. Она осталась в гостях. Домой примчался только один отец. Он почувствовал, жгучее желание поехать домой. Отец загнал жеребца, спеша мне на помощь. Настолько тесно были связаны мы, какой-то невидимой, но прочной нитью.

Кристофер уехал, не рискнув дожидаться рассвета. Он вскочил на лошадь и умчался в сторону Сент– Огастина.

Леди Джей, узнав о случившемся, во всём обвинила меня. Мол, я сама спровоцировала её невинного сыночка. Но когда отец пригрозил, что ещё слово и она последует за её никчемным порождением, мачеха прикусила язык. Впервые она не стала пререкаться с мужем, защищая Кристофера.

Меня такое смирение насторожило. Что-то нехорошее должно было вот-вот произойти. Меня заполняло чувство страха изнутри, заставляя вздрагивать от тишины в доме.

Нервный стресс стал причиной болезни отца. Больше недели он не вставал с постели. Мачеха больше обрадовалась, чем расстроилась болезнью мужа. Она даже быстренько написала сыну о самочувствии скупого отца.

Изабель была беременна. Мисс Луиза в сиделки никак не годилась. Я ухаживала за отцом. На радость мне и рабам, он пошёл на поправку, но крепким здоровьем, как раньше, уже не мог похвастаться.

Моё чувство тревоги так и не прошло с выздоровлением отца. Наоборот, оно сильнее стало ощущаться.

ГЛАВА 7. Боль.

Вы знаете, что такое боль? Думаю, да. Каждый человек ощущал её. Боль делится: физическую и душевную. Какая, по-вашему, самая мучительная боль? Физическая. О, нет! Тело быстро оправляется от боли. Стоит исключить силовое воздействие или излечиться, как боль проходит и забывается. Самая долгая и мучительная боль – это душевная. От неё ничего не залечит. Даже время. Его ход лишь притупляет боль, делает её не такой острой.

Почему о боли мои воспоминания? А как иначе? Я пережила боль утраты не единожды. Мама и отец. Если со смертью матери моя жизнь изменилась в некотором смысле к лучшему, то когда сердце отца остановилось, мой привычный мир разлетелся на мелкие осколочки. Собрать вместе их я уже не смогла.

После болезни отец очень сдал. Из сильного и здорового мужчины он превратился в тень. Руки дрожали и не как раньше с уверенностью держали кнут. Мисс Луиза переехала в соседнюю спальню. Восторженные вопли больше не будили домочадцев по ночам. Он, конечно, мог отослать её обратно в Сент– Огастин, но в силу привязанности оставил при себе.

Куртизанка хвасталась мне, сидя на зеленной траве в тени деревьев и украшая мои волосы цветами:

– Мужчинам нужна не только постель, Лили. Иногда им достаточно и сочувствия с пониманием. Твой отец, говорит, что я наполняю его скучную жизнь светом.

В эти мгновения я ревновала отца к мисс Луизе. Ведь светом, я считала себя. Наивная маленькая глупышка. Я ещё не ведала разницу между любовью к дочери и женщине. Мы обе были его светом. Только я свет в сердце, а любовница свет в опротивевшем браке.

Цепляясь за наш свет, отец поднялся с постели. Сразу через неделю после выздоровления он захотел увидеть Изабель. Весть о её беременности радовала его. Леди Джейн не поехала с нами к дочери. И так бывала у неё часто. Но мне кажется, она боялась выдать себя и свои чувства к молодому любовнику. Папа хоть и не ревновал мачеху, но мог заметить перемены в ней рядом с Душкой Гарри. Так что к миссис Коллинз мы поехали вдвоём.

За несколько месяцев, что я не видела сестры, она изменилась. Не только раздалась в талии, но и стала напоминать манерами свою мать. Капризничала, срываясь на рабынях. Отец отметил, что причина в ребёнке. Все женщины так нервозны, когда беременны.

Изабель заплакала:

– Эта жара меня убивает! А ещё этот ребёнок, без конца изводит меня!

Отец не стал слушать жалобы. Подойдя к дочери, поцеловал её и, сославшись на некую безотлагательную беседу с Гарри, ушёл. Я осталась с сестрой.

Она, развалившись на диванчике, вытирала слёзы платком.

– Да махай ты быстрее!– рявкнула она на мальчика раба с опахалом возле дивана.

Мальчик замахал резче и чаще. Но и этого ей оказалось мало. Бросив подушкой в него, она заорала:

– Вон, лентяй! Я приказу тебя высечь!

Мальчик, испугавшись, выбежал. До меня донесся его тихий плач.

– Что с тобой, Изабель? Он же ещё ребёнок! И ты будущая мать, а так жестока, – не выдержав, сказала я ей.

Сестра скривилась, словно съела кислый лимон. Тяжело встав с дивана, подошла к окну.

– Ты думаешь, я этого хотела?– упираясь руками в прогнутую поясницу, говорила Изабель. – Я не так представляла счастливую семью. Первая брачная ночь – это мерзко! – расплакалась она ещё больше. – Он … он … такое сотворил, – она зажала ладонью рот и зарыдала.

Я подскочила к Изабель. Обняв её за плечи, стала успокаивать.

– Помнишь, что говорил отец. Это наш долг, удовлетворять желания мужа, – шептала я этот бред, сама не веря в его правдивость.

Изабель утирала слёзы и продолжала жаловаться.

– А теперь я толстая, неповоротливая и мне всегда плохо. Все болит и ноет. Самое страшное, Лили, меня ждёт впереди. Я боюсь, что умру, рожая этого ребёнка! Он разорвёт меня! А если я выживу, мне придётся исполнять супружеский долг и рожать детей! Всегда! Это ли счастье?– спрашивала она, глядя на меня.

Я не нашла никаких подходящих слов, что могли успокоить её. Прижав сильнее к себе свою сестру, я только зашептала:

– Всё будет хорошо. Я молюсь за тебя и малыша…

Но Изабель оттолкнула меня, не дав договорить.

– Что хорошо?! Он животное! Это противно! Тебе не понять меня. Когда выйдешь замуж, ты поймёшь, как мне сейчас! Все мужчины животные! Даже папа! Он изводил мать, требуя наследников, а потом, когда она их не смогла родить, стал изводить её изменами! Я боюсь, что родится девочка! Ведь Гарри сказал, пока я не рожу мальчика он не остановится!

Я прижала ладонь ко рту, ужасаясь откровению сёстры о своём браке. И Гарри был уже не душкой, а животным. Нет! Наш отец не животное! С этим я была несогласна. Похоже, частые визиты матери сказывались на психике беременной Изабель.

Я уезжала от сестры в подавленном состоянии. Страх за неё нарастал во мне со скоростью ураганного ветра. И отец это тоже почувствовал. Сидя в экипаже, он с тревогой в голосе сказал:

– С Изабель что-то не так. Даже её мать была счастлива, нося детей под сердцем.

– Мне тоже так показалось, отец.

Это всё что я сказала ему. Папа ещё не полностью оправился от болезни, и я не хотела его волновать. Ко всему прочему, он узнал, что Кристофер гостил у них несколько дней. Проигрался в Сент-Огастине и просил взаймы у Гарри. Папа нервно постукивал по своей трости, возмущаясь сумасбродством сына.

– Вычеркну его из завещания. Всё оставлю тебе, как приданое. Твой муж, не такой идиот, как Гарри. И не безмозглый транжира, как Кристофер, – задумчиво, но решительно говорил папа.

Приехав домой, нас ждал очередной скандал. Леди Джейн неудачно попросила денег и именно эту сумму, что задолжал Гарри. Папа догадался и поставил жену в известность, что она и её сын больше не будут упоминаться в завещании. На днях он лично отправится к нотариусу в город заверить новое завещание. Мачеха упала в обморок от такой новости. Её приводили в себя рабыни. Отец же просто ушёл в кабинет, переписывать завещание.

По новому завещанию я становилась его наследницей, и всё имущество значилось, как моё приданое. О таком не могла мечтать ни одна незаконнорожденная дочь. Но, кто посмеет перечить самому богатому плантатору. Никто! И не посмели бы. Приняли, молча, очередную прихоть мистера Дарлингтона. Но мой отец не доехал до нотариуса. Его принесли вечером рабы. Они увидели своего хозяина, лежащим на дороге. Лошадь стояла рядом.

Подпруги кто-то надрезал, и седло слетело с коня вместе с наездником. Мой отец на полном скаку, упал с лошади и сломал позвоночник.

Папа был без сознания, когда его принесли. И только в постели, он пришёл в себя и застонал. Я бросилась к нему. Целуя руку, плакала.

Мисс Луиза тоже упала на колени перед любовником, взяв в свои ладони его вторую руку, но слез у неё на щеках я не видела. Хотя в глазах было сострадание. Она его так не любила, как я. Женщины её профессии редко позволяют себе любить. Похоже, мисс Луиза обожглась, и её сердце было глухо к таким чувствам, как любовь.

Одна леди Джейн стояла неподвижно. После визита врача она ушла и больше не заходила в спальню умирающего супруга. Хозяйка вершила скорый и ужасный суд. Виновным в смерти господина был признан старый раб-конюх. Якобы он из ненависти к масе надрезал подпруги. Мистер Льюис засек до смерти несчастного старика.

Я вступилась за него, назвав обвинения абсурдными. Этот раб знал папу ещё младенцем. Он любил своего господина и племянника. Конюх приходился сыном деду Эдмунда.

Но мачеха, как полноправная хозяйка, уже распоряжалась на плантации. Вещи отца, в которых он был, она лично обыскала. Все бумаги забрала, послав за Кристофером. Тот приехал быстро. Развалившись в гостиной в любимом отцовском кресле и попивая дорогое вино из подвала, ждал, когда станет полноправным хозяином. Он даже не потрудился зайти к отцу и попросить у него прощение за недостойное поведение.

Приехали Гарри с Изабель. Её к отцу не пустили, сказав, что надо поберечь себя ради ребёнка. Она, сев у дверей спальни, тихо плакала.

Только я была с ним. Я ухаживала за отцом, стараясь облегчить его боль, давала, оставленные доктором опиумные капли. Их не хватило, и мисс Луиза дала свои.

Эдмунд Дарлингтон бредил, зовя мою мать. Он-то истошно кричал: «Мэг», то жалобно плакал, повторяя: «За что, Мэг?». Он мучился пять дней, больше на целые три дня, что предрекал доктор. На пятый день он пришёл в себя и у него был на редкость ясный разум, после опиумных капель и полубреда.

Мы были одни в спальне. Отца уже похоронили. Они только ждали, когда смогут официально поместить его в семейный склеп. Лишь мисс Луиза забегала, чтобы дать мне возможность умыться и выпить воды. В тот вечер она не пришла. Я узнала причину задержки. Мой брат заплатил ей за любовь из денег отца, которые он нашёл в шкатулке в кабинете. Я не могу её винить или осуждать. Мой отец уже не мог ей платить, и в его доме куртизанку больше не потерпят. Ей придётся вернуться в Сент-Огастин. Где, скорее всего, она снова будет продавать себя.

В любом случае мне повезло проститься с отцом наедине без посторонних лиц.

Папа тихо позвал меня. Он ощущал в полумраке спальни моё присутствие. Я поднялась с кресла и подошла ближе к нему.

– Папа, – присаживаясь на край постели, сказала я, – милый мой, папа. Я здесь. Рядом с тобой.

Шептала я, целуя его уже холодеющую руку. Он сжал мои пальцы и посмотрел с печалью в глазах.

– Девочка моя, Лили. Дитя моё. Моя радость. Ты дитя любви, чтобы не говорили все эти лицемеры и стервятники, запомни. Я любил твою мать. Любил так сильно, что дал ей свободу.

Это было неожиданной новостью для меня. Я долгое время считала себя дочерью рабыни, а моя мать, оказывается, была свободной.

– Ты похожа на неё. Те же глаза, смотрящие на мир с интересом. Когда я впервые увидел её на плантации, то уже не смог не думать о ней,– он замолчал, пытаясь перевести дух. Слова давались отцу с трудом. – Два года назад я признал тебя, Лили. По всем бумагам ты моя дочь. В качестве приданого я оставил тебе плантацию табака под Сент-Огастином.

– Папа, я прошу, побереги силы, – плакала я, видя, как он, превозмогая боль и усталость, пытается говорить. Он тяжело вздохнул. Глаза заблестели от слез в тусклых огоньках свечи на прикроватном столике.

– Мне уже не силы беречь надо, милая, а успеть, всё сказать тебе, – шептал отец, не сводя с меня глаз. – Все бумаги в моём столе, перевязанные красной лентой. Завещание старое. По нему мой сын получит всё, но не твоё приданое. Я предвидел это и отправил оригиналы бумаг твоему жениху в Лондон.

Жених? Отец точно не бредит? Я узнала о женихе в самый ужасный момент в моей жизни, когда прощалась с отцом.

Мой таинственный жених в Лондоне и у него все бумаги, подтверждающие мою свободу и происхождение. Я обручена?! Но когда отец успел сговориться о моём браке? И кто он, человек, осмелившийся дать своё имя мулатке. Я дочь белого господина и чёрной женщины, и он принял условия брачного контракта, составленного моим отцом. То, что брачный контракт существует, сомнений не было. Отца знали как человека дальновидного и в чём-то циничного. Особенно всего, что касалось семьи. Кому, как не ему, знать о мужском непостоянстве. Многие женятся только ради приданого невесты. Папа так же поступил с леди Джейн. И теперь, когда у него появились дочери, он надеялся защитить своих птичек от охотников за приданым.

– Кто он? – затаив дыхание, спросила я.

– Достойный человек, Лили. С ним ты будешь в безопасности, девочка моя, – папа заплакал. – Жаль, что тебя я не смогу подвести к алтарю. Я хотел выдать своих птичек за мужчин, которые будут любить вас. Брак Изабель меня отвратил от этой мысли. Сердце отца не слепо, Лили, – он вздохнул, сглотнув слюну в пересохшем горле. – Пять месяцев назад я напомнил своему хорошему знакомому о долге. С предложением простить его, отправил брачный контракт, все бумаги и твой миниатюрный портрет. Месяц назад пришёл ответ. Он согласен, – отец замолчал, хватая воздух ртом, простонал.

Боль исказила лицо Эдмунда Дартингтона. Я схватилась за кружку и поднесла к его губам. Папа сделал лишь один глоток. Это всё на что у него хватило сил.

– Бу..ма..гиии.. Вооозммиии….– последние слова отца, вылетели из его уст вместе с последним выдохом.

Он умер, а я истошно закричала, понимая, что потеряла самого близкого мне человека. Моего папу. Упав ему на бездыханную грудь, я ревела, умоляя не покидать меня. Но в моём рассудке уже смутно летала мысль, что те бумаги в кабинете отца, его последний бесценный дар мне, который я должна забрать иначе потеряю и свободу. Леди Джейн отомстит мне за все свои бессонные ночи и унижение со стороны неверного мужа. Будь я такая же стерва, как мачеха, то уже бежала в кабинет. Но я не могла отойти от ещё не остывшего тела отца. Я обнимала его, словно мои объятья и слёзы способны воскресить папу. Стоило ему только уйти в мир иной, как всю мою сущность заполнила невыносимая боль. Она чёрной кошкой царапалась внутри меня, разрывая моё сердце на маленькие кусочки.

Во второй раз в жизни я осталась сиротой. И в этот раз защиты мне ждать неоткуда. Мой таинственный жених, имя которого я так и не узнала в роковую для меня ночь, вряд ли успеет примчаться раньше, чем мачеха насладится своей мелочной местью.

ГЛАВА 8. Месть

Когда не стало отца, всё изменилось в одночасье. Затихший в ожидании дом резко оживился. Леди Джейн прибежала на мой крик, не веря в своё везение, даже подошла ближе к почившему супругу и наклонилась. Прислушавшись к дыханию, улыбнулась. Тишина. Её лицо исказила довольная ухмылка. В глазах загорелась злоба, когда она посмотрела на меня.

– Пошла вон! – крикнула мачеха мне. – Вон!

В комнату ворвались Кристофер, Гарри, Изабель. Мой брат был изрядно пьян, что даже радостная новость не отрезвила его. Опираясь на плечо Гарри, он воскликнул противным голосом:

– Аллилуйя! Наконец-то свершилось! Я богат!

Гарри тоже ухмыльнулся.

Единственным несчастным человеком в этом семействе была Изабель. Она, закрыв рот руками, согнулась пополам. Я видела, как её плечики вздрагивали, каждый раз, когда она пыталась вздохнуть. Будь её муж более внимательным, то уже вывел бы жену из комнаты. Но любовник тёщи чуть не прыгал от радости!

В тот момент я не могла пристыдить их за неуважение к отцу. Я сама пребывала в шоке. Даже крики мачехи не вывели меня из этого состояния.

Меня и Изабель из комнаты выпроводила мисс Луиза. Я не помню, как она появилась. Её голос звучал откуда-то из темноты. Она чуть прикоснулась ко мне и подтолкнула к выходу, по пути взяв Изабель за руку, потащила за нами.

Я пришла в себя уже в коридоре. Мы, обнявшись с сестрой, плакали.

– Что теперь будет? Как мы будем без, папы, – всхлипывала Изабель. – Я приготовила ему подарок на день рождение. Новую трубку.

Слова сестры напомнили мне про последний дар нашего отца мне. Бумаги о моём освобождении и подтверждении его отцовства. Их нужно было забрать, но леди Джейн и её сынок невылазно сидели в кабинете. И, скорее всего, приказали запереть двери на ключ. Я не смогла и близко подойти к кабинету, а Изабель это под силу.

– Изабель, сестрица, помоги мне, пожалуйста, – взмолилась я, утирая её и свои слёзы платком. – Папа оставил мне бумаги, где указывается, что я свободна и его дочь. А ещё бумаги о моём приданом. Они в его кабинете, в ящике письменного стола, перевязанные красной лентой. Принеси мне их, умоляю тебя.

– Так возьми их сама, – не понимая, почему я прошу её об этом, сказала Изабель.

– Не могу. Ключ у Тары и твоей матери. Тара не откроет мне, а леди Джейн и подавно. Но тебе рабыня не откажет, – объясняла я, почему прошу о помощи.

Долго уговаривать сестру не пришлось. Пока мачеха с сыном и любовником не могла насладиться своим преступным счастьем, Изабель забрала ключ у Тары.

Я ждала её у дверей. Рабыня не спускала с меня глаз, ведь хозяйка ясно дала понять, что ублюдку Эдмунда нечего делать в кабинете и других хозяйских комната.

Моя сестра вышла из кабинета и развела руками.

– Нет. Там ничего нет, Лили, – шептала Изабель, растерянно бегая по мне взглядом. – Нет никаких бумаг с красной лентой.

Мои ноги подкосились. Я начала медленно сползать на пол от этой страшной новости. Если с освобождением я могла себя защитить, то без него я никто. Я рабыня.

– Господи, – взмолилась я, – только не это. За что ты караешь меня сегодня дважды?!

То, что это сделала леди Джейн, у меня не было сомнений. Только она способна на такую подлость, как выкрасть бумаги. Ей настолько сильно овладело чувство ненависти, что она не видела ничего перед собой. Жила одной местью. Мне было даже страшно представить, на что она способна. У неё жестокой от природы, была безграничная фантазия. Иногда мачеха, смакуя каждое слово, рассказывала, как поступит со мною, окажись я в её власти. И вот теперь я принадлежу ей.

– Не бойся, Лили, – послышался из-за спины голос мисс Луизы. – Я выкуплю тебя. Деньги есть. Скопила.

Наша гувернантка всё это время была рядом. Её в кабинет тоже не пустили, хоть она нагло рвалась туда часом ранее. Требовала вернуть ей деньги за последние несколько дней, когда работала сиделкой. Господин Эдмунд расплачивался с нею каждый месяц.

Мисс Луиза не выкупила меня. Мачеха даже не стала слушать бывшую содержанку мужа. Она приказала мистеру Льюису выкинуть куртизанку на улицу. Когда надсмотрщик выводил любовницу отца, она, прижав собранные пожитки, шепнула мне на крыльце:

– Если эта тварь тебя продаст, попроси Кларка послать мне весть. Я найду тебя.

Кларк – это мистер Льюис. Похоже, их отношения в последние месяцы стали более тёплыми. Я заметила, что он не вышвыривал её, как приказала леди Джейн, а нежно вёл под локоть. Я думаю, недолго она шла пешком по дороге, выкрикивая ругательства в адрес супруги почившего любовника. Такие женщины, как мисс Луиза, нигде и никогда не пропадут.

Отца ещё не успели отпеть в часовне и поместить в семейный склеп, а моя мачеха уже требовала выплат по долгам. Сначала она хотела высечь меня, но отбросила эту идею. По совету сыночка, меня лучше продать в бордель, а там за изувеченных много не возьмут. Будучи ещё и жадной, леди Джейн призадумалась. Пока она решала мою судьбу, я сидела в подвале.

Мне было всё равно, что со мною будет. Настолько сильно я была убита горем от потери отца. Ещё меня терзала мысль, что я так и не простилась с ним перед тем, как его навсегда замуровали в холодном склепе. На похороны отца меня не пустили.

Моё заточение закончилось через неделю после смерти отца. Моя сестра Изабель упросила мать пощадить меня и продать ей в качестве экономки. Леди Джейн и Кристофер были категорически против, но слёзы и приступы дурноты у Изабель убедили их пойти на сделку. Мачеха продала меня моей сестре по рыночной цене. Пятьдесят фунтов стоила моя жизнь.

Выходя из подвала на свет, я зажмурилась. Яркое солнце слепило отвыкшие от света глаза. Прикрывая их ладонями, я рассмотрела Изабель. Она шла мне навстречу, раскрыв свои объятья. Я бросилась в них, не веря, что для меня всё благополучно закончилось.

– Я купила тебя, Лили, – шептала сестра, обнимая меня. – Слышишь, теперь ты в безопасности.

– Ты дашь мне свободу? – спросила я.

Сидя в грязном сыром подвале, я поняла, что быть свободной – это быть независимой. Будь я свободной, то меня бы просто выкинули за двери, как собаку. Но я была рабыней, моя жизнь зависела от сумасбродной мачехи. Такое положение меня больше не устраивало.