Текст книги "Выпуск 1. Том 2"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

– На цветы никакого эмбарго, так ведь? Если, конечно, они не белые?

Пуаро улыбнулся.

– Ну а сейчас, – сказал он мне, едва захлопнулась дверь за пылким Челленджером, – пока в цветочном магазине происходит неожиданная встреча мсье Челленджера с мадам, а может быть, еще и с мсье Лазарусом, мы с вами спокойно отправимся в лечебницу.

– И зададим три вопроса? – спросил я.

– Да. Зададим. Хотя, если на то пошло, ответ я уже знаю…

– Как? – воскликнул я.

– Да очень просто.

– Когда же вы его узнали?

– За завтраком, Гастингс. Меня вдруг озарило.

– Так расскажите!

– Нет, вы услышите его от мадемуазель. – И чтобы отвлечь меня от этих мыслей, он подтолкнул ко мне распечатанный конверт.

Это было сообщение эксперта, обследовавшего по просьбе Пуаро портрет старого Николаса Бакли. Он решительно утверждал, что картина стоит никак не больше двадцати фунтов.

– Ну, одно дело с плеч долой, – заметил Пуаро.

– В этой мышеловке – пусто, – сказал я, вспомнив одну из его давнишних метафор.

– О! Так вы помните? Вы правы, в этой мышеловке пусто. Двадцать фунтов – а мсье Лазарус предложил пятьдесят. Непростительная ошибка для столь проницательного на вид молодого человека! Но полно, полно, время не ждет.

Лечебница была расположена на вершине холма над заливом. Нас встретил санитар в белом халате и отвел в маленькую комнатку на первом этаже, куда вскоре вошла проворная сиделка.

Она взглянула на Пуаро и, как мне показалось, с трудом сдержала улыбку – по-видимому, доктор Грэхем, давая ей инструкции, достаточно ярко описал наружность маленького сыщика.

– Мисс Бакли спала превосходно, – сообщила она. – Вы к ней подниметесь?

Мы нашли Ник в приветливой солнечной комнате. Она лежала на узкой железной кровати и казалась похожей на утомленного ребенка. Вид у нее был измученный, апатичный, лицо бледное, а глаза подозрительно покраснели.

– Как хорошо, что вы пришли, – равнодушно сказала она.

Пуаро взял ее руку в свои:

– Мужайтесь, мадемуазель. Жить всегда из-за чего-нибудь да стоит.

Ник испуганно посмотрела на Пуаро:

– Ох!

– Вы мне расскажете о том, что вас тревожило в последнее время, мадемуазель? Или я должен догадаться? И вы позволите выразить вам мое глубочайшее сочувствие?

Она вспыхнула:

– Так вы все знаете? Впрочем, теперь это безразлично. Все равно я его уже никогда больше не увижу.

У нее задрожал голос.

– Мужайтесь, мадемуазель.

– Ничего от него не осталось, от моего мужества. Все выдохлось за эти недели. Надеялась, надеялась, даже в последнее время, вопреки всему все равно надеялась…

Я ничего не мог понять.

– Пожалейте беднягу Гастингса, – заметил Пуаро. – Он ведь не знает, о чем мы говорим.

Она взглянула на меня тоскливыми глазами.

– Майкл Сетон, летчик, – сказала она. – Мы были помолвлены…

Глава 11
Мотив

Я был как громом поражен.

– Так вы об этом говорили? – спросил я, повернувшись к Пуаро.

– Да, мой друг. Я уже знал сегодня утром.

– Откуда? Как вы догадались? За завтраком вы вдруг сказали, что вас осенило.

– Так оно и было, мой друг. Я посмотрел на первую страницу газеты, вспомнил вчерашний разговор за обеденным столом и понял все.

Он снова повернулся к Ник.

– Так вы узнали еще вчера?

– Вчера. По радио. Я сказала, что иду звонить. Мне хотелось выслушать новость одной, когда… если… – Она судорожно глотнула. – И я услышала…

– Я понимаю, понимаю. – Он взял ее за руку.

– Это был какой-то кошмар! А тут еще эти гости… Не знаю, как я выдержала. Я была как во сне. Делала все, что полагается, а сама словно видела себя со стороны. Это было такое странное чувство…

– Да, да, я понимаю.

– Ну а потом, когда я пошла за пледом, я вдруг не выдержала и расплакалась. Я, правда, быстро взяла себя в руки. Тут еще Мегги что-то кричала мне о своем жакете. Потом она наконец взяла мою шаль и вышла, а я немного попудрилась и подрумянилась и тоже вышла. И увидела ее мертвую…

– Я понимаю, страшное потрясение.

– Да нет, не в этом дело! Я разозлилась! Мне было жаль, что это не я! Я хотела умереть – и на тебе, осталась жить, да еще, может быть, надолго. А Майкл умер – утонул где-то в Тихом океане.

– Бедное дитя.

– Я не хочу, вы слышите, не хочу жить! – крикнула она вне себя.

– Я знаю… знаю. Для каждого из нас приходит время, когда смерть кажется заманчивей жизни. Но это проходит – и горе проходит, и грусть. Я понимаю, что вы сейчас не можете мне поверить. И незачем такому старику, как я, все это говорить. Пустые разговоры, все, что я говорю сейчас, – для вас пустые разговоры.

– Вы думаете, я забуду и выйду за кого-нибудь другого? Никогда!

Она сидела на кровати вся раскрасневшаяся, стиснув руки, и, право же, была необыкновенно хороша.

– Нет, что вы, – ласково ответил Пуаро. – Я ничего подобного не думаю. Вам выпало большое счастье, мадемуазель. Вас полюбил отважный человек, герой. Как вы с ним познакомились?

– В Ле-Туке, в сентябре прошлого года. Почти год тому назад.

– А ваша помолвка произошла…

– Вскоре после Рождества. Но мы должны были ее скрывать.

– Почему же?

– Из-за дяди Майкла, старого сэра Мэтью. Он любил птиц и ненавидел женщин.

– Но одно другому не мешает!

– Нет, я совсем не то хотела сказать. Просто он был большой чудак. Считал, что женщины губят мужчин. А Майкл от него во всем зависел. Сэр Мэтью страшно гордился Майклом, дал ему денег на постройку «Альбатроса» и обещал покрыть все расходы, связанные с кругосветным перелетом. Этот перелет был их самой заветной мечтой – его и Майкла. В случае удачи сэр Мэтью обещал выполнить любое его желание. И даже если бы дядюшка заартачился, это было бы не так уж страшно. Майкл стал бы… ну, чем-то вроде мировой знаменитости, и рано или поздно дядюшке пришлось бы с ним помириться.

– Да, да, понятно.

– Но Майкл сказал: если что-то станет известно раньше времени, все пропало. Нам надо было держать нашу помолвку в строжайшей тайне. И я молчала. Никому ни слова не сказала, даже Фредди.

Пуаро застонал.

– Ну что вам стоило рассказать мне?

Ник удивленно посмотрела на него:

– А зачем? Какая же здесь связь с этими таинственными покушениями? Нет, я дала Майклу слово, и я его сдержала. Но что это была за мука – все время думать, волноваться, сходить с ума! И еще удивлялись, что я стала нервная! А я ничего не могла объяснить.

– Я понимаю.

– Он ведь уже один раз пропадал. Тогда он летел в Индию над пустыней. Это было ужасно, но потом все обошлось. Оказывается, у него что-то случилось с самолетом, но он все уладил и полетел дальше. И я все время убеждала себя, что и на этот раз все будет так же. Все говорили, что его нет в живых, а я твердила себе, что с ним ничего не случилось. И вот вчера…

У нее оборвался голос.

– Значит, вы до вчерашнего дня надеялись?..

– Не знаю. Скорее всего, просто отказывалась верить. Самое ужасное, что ни с кем нельзя было поделиться.

– Воображаю себе. И вы ни разу не проговорились, ну, скажем, мадам Райс?

– По совести говоря, иногда чуть не срывалось с языка.

– А как по-вашему, она не догадывалась?

– Едва ли. – Ник задумалась. – Она ни разу ничего такого не сказала. Иногда, правда, намекала. Насчет того, что мы с ним очень подружились, ну, словом, в этом духе.

– А вам не пришло в голову все рассказать мадам Райс после смерти дядюшки мсье Сетона? Вы знаете, что он умер на прошлой неделе?

– Знаю. Ему делали операцию или что-то в этом роде. Тогда я, очевидно, могла бы рассказать кому угодно. Но это было бы довольно некрасиво, правда? Я хочу сказать, что это могло показаться хвастовством – именно сейчас, когда газеты только и пишут что о Майкле Сетоне. Слетятся репортеры, начнут брать интервью. Дешевая шумиха. И Майклу это было бы противно.

– Согласен с вами. Но я имел в виду, что вы могли бы, не объявив об этом публично, лишь поделиться с кем-нибудь из друзей.

– Одному человеку я намекнула, – сказала Ник. – Мне… я решила, что так будет честнее. Но я не знаю, насколько он меня понял.

Пуаро кивнул.

– Вы в хороших отношениях с вашим кузеном, мсье Вайзом? – спросил он, довольно неожиданно меняя тему.

– С Чарлзом? Что это вы о нем вспомнили?

– Да так, простое любопытство.

– Чарлз хорошо относится ко мне. Но он, конечно, страшный сухарь. Сидит здесь как гриб. Мне кажется, что он меня не одобряет.

– Ох, мадемуазель, мадемуазель! А я слыхал, что он у ваших ног.

– Ну, втюриться-то можно и в того, кого не одобряешь. Чарлзу кажется, что мой образ жизни достоин порицания. Он осуждает меня за коктейли, цвет лица, друзей, разговоры. Но в то же время он не в силах противиться моим чарам. Мне кажется, его не оставляет надежда перевоспитать меня.

Она помолчала, потом в ее глазах мелькнула чуть заметная искорка.

– А из кого же вы выкачивали местную информацию?

– Только не выдавайте меня, мадемуазель. Мы немного побеседовали с мадам Крофт, австралийской леди.

– Что ж, с ней приятно поболтать, когда есть время. Славная старушенция, но страшно сентиментальна. Любовь, семья, дети… ну, вы понимаете, все в таком духе.

– Я тоже старомоден и сентиментален, мадемуазель.

– Да что вы! Я бы сказала, что из вас двоих сентиментален скорее капитан Гастингс.

Я побагровел от возмущения.

– Он в ярости, – заметил Пуаро, от души наслаждаясь моим замешательством. – Но вы не ошиблись, мадемуазель. Нет, не ошиблись.

– Ничего подобного, – сказал я сердито.

– Он превосходный, исключительный человек. Временами мне это страшно мешает.

– Не городите вздора, Пуаро.

– Начнем с того, что он нигде и ни в коем случае не хочет видеть зла, а если уж увидит, то не способен скрыть свое справедливое возмущение. У него редкая, прекрасная душа. И не вздумайте мне перечить, мой друг. Я знаю, что говорю.

– Вы оба были очень добры ко мне, – мягко сказала Ник.

– Да, да, мадемуазель. О чем тут говорить. Нам предстоит сделать гораздо больше. Так вот, пока что вы останетесь здесь, будете выполнять мои приказы и делать то, что я вам велю. Положение таково, что вы должны мне полностью повиноваться.

Ник устало вздохнула:

– Я сделаю все, что хотите. Мне все равно.

– Вы не будете некоторое время встречаться с друзьями.

– Ну что ж. Я никого не хочу видеть.

– Ваша роль будет пассивной, наша – активной. Ну а теперь я вас покину, мадемуазель. Не стану мешать вашему горю.

Он направился к двери и, уже взявшись за ручку, обернулся и спросил:

– Между прочим, вы как-то говорили, что написали завещание. Где же оно?

– Да где-нибудь валяется.

– В Эндхаузе?

– Ну да.

– Вы положили его в сейф? Заперли в письменном столе?

– Не помню. Где-то лежит. – Она нахмурилась. – Я ведь ужасная неряха. Большая часть бумаг и всякие документы лежат в библиотеке в письменном столе. В том же столе почти все счета. И там же, наверное, завещание. А может, у меня в спальне.

– Вы мне даете разрешение на обыск?

– Пожалуйста, можете осматривать все, что угодно.

– Спасибо, мадемуазель. Не премину воспользоваться.

Глава 12
Эллен

Пока мы не вышли из больницы, Пуаро не сказал ни слова. Но как только за нами закрылась дверь, он схватил меня за руку и воскликнул:

– Видите, Гастингс? Видите? О! Черт побери! Я не ошибся. Я был прав. Я все время чувствовал, что чего-то не хватает, что из мозаики вывалился какой-то кусочек. А без него потеряла смысл и картина.

Я никак не мог разделить его ликования. На мой взгляд, мы не сделали никаких сногсшибательных открытий.

– До самой последней минуты я не мог сообразить, в чем дело, – продолжал Пуаро. – Впрочем, чему тут удивляться. Одно дело знать, что здесь упущено какое-то звено, другое – выяснить, что это за звено. Ах! Это гораздо труднее!

– Вы хотите сказать, что это имеет прямое отношение к преступлению?

– Ну да! Неужели вы сами не видите?

– Говоря откровенно, нет.

– Возможно ли? Но мы ведь выяснили то, чего так долго не могли доискаться, – мотив! Тот самый неведомый мотив, который мы никак не могли нащупать.

– Может, я просто туп, но я все-таки не могу взять в толк, на что вы намекаете. Вы имеете в виду ревность?..

– Ревность? Нет, дорогой мой. Самую заурядную и, можно сказать, обязательную причину всех преступлений. Деньги, мой друг, деньги.

Я вытаращил на него глаза.

Он продолжал, но уже более спокойно.

– Послушайте же, мой друг! Сэр Мэтью Сетон умер чуть больше недели назад. А он был миллионером, одним из богатейших людей в Англии.

– Да, но ведь…

– Погодите. За нами никто не гонится. У него был племянник, которого он обожал и которому оставил все свое огромное состояние. В этом мы можем не сомневаться.

– Но…

– Еще бы, что-то отойдет другим наследникам, что-то достанется птицам, но основной капитал все равно получил бы Майкл Сетон. В прошлый вторник газеты сообщили, что Майкл Сетон исчез, а со среды начинаются покушения на мадемуазель. Нельзя ли в таком случае предположить, что перед вылетом Майкл Сетон написал завещание и оставил все своей невесте?

– Но это же не больше чем догадка.

– Догадка, не спорю. Но она обязательно должна подтвердиться. Иначе все лишается смысла. На карту поставлено огромное состояние, а не какие-то жалкие гроши.

Я задумался. Выводы Пуаро казались мне слишком скоропалительными, но в глубине души я не мог с ним не согласиться. Он обладал каким-то сверхъестественным чутьем. Но все же я считал, что многое еще нужно проверить.

– А что, если о помолвке никто не знал? – возразил я.

– Ба! Кто-нибудь да знал. В таких случаях всегда кто-то знает. А если не знает, так догадывается. Сама мадемуазель признает, что у мадам Райс появились какие-то подозрения. Возможно, у нее нашлись и средства узнать все наверняка.

– Каким образом?

– Ну, во-первых, Майкл Сетон, очевидно, переписывался с мадемуазель. Они ведь были помолвлены. А наша молодая леди, мягко говоря, небрежна. Она бросает вещи где попало. И очевидно, ни разу в жизни не пользовалась ключом. Так что удостовериться было вполне возможно.

– В таком случае Фредерика Райс могла узнать и о завещании самой мисс Бакли.

– Безусловно. Видите, дорогой Гастингс, как сузился круг? Вы помните мой список от А до К? Сейчас в нем только двое. Слуги отпали сами собой, капитан Челленджер – тоже, даже невзирая на то, что ему потребовалось целых полтора часа, чтобы проехать в машине тридцать миль от Плимута до Сент-Лу. Я исключаю даже долгоносого мсье Лазаруса, предложившего пятьдесят фунтов за картину, которая от силы стоит двадцать, хотя, между прочим, если поразмыслить, то это странно и совсем не в его духе. Я также вычеркиваю этих слишком приветливых австралийцев. И в моем списке остаются двое.

– Номер первый – Фредерика Райс, – медленно проговорил я.

Передо мной возникли ее золотые волосы, тонкое бледное лицо.

– Да. Несомненно. Как бы небрежно ни составила мадемуазель свое завещание, там ясно сказано, что основная наследница – мадам Райс. Ей досталось бы все, кроме Эндхауза. Так что если бы вчера вечером застрелили не мадемуазель Мегги, а мадемуазель Ник, мадам Райс была бы сегодня богатой женщиной.

– Невозможно поверить!

– Вы не верите, что красивая женщина может оказаться убийцей? Вот предрассудок, из-за которого так часты недоразумения с присяжными. Но я не стану спорить. Подозрение падает не только на нее.

– На кого же еще?

– На Чарлза Вайза.

– Но ведь ему завещан только дом.

– Он может этого не знать. Разве он составлял для мадемуазель завещание? Едва ли. Оно тогда бы у него и хранилось, а не «валялось где-то там», как выразилась мадемуазель. Как видите, вполне возможно, что Вайз ничего не знает о завещании. Он может думать, что завещания вообще не существует, и считать себя в таком случае наследником мадемуазель как самый близкий родственник.

– А знаете, – заметил я. – Мне кажется, это куда правдоподобнее.

– У вас романтический склад ума, Гастингс. В романах то и дело попадаются злодеи стряпчие. А если у стряпчего к тому же еще бесстрастное лицо, значит, он почти наверняка злодей. Должен признаться, что в некоторых отношениях Вайз более подходящая фигура, чем мадам. Он скорее мог узнать о револьвере и воспользоваться им.

– И сбросить с обрыва валун.

– Возможно. Хотя я уже говорил, что многое зависело от того, как лежал камень. Уже тот факт, что он упал на минуту раньше и не задел мадемуазель, наталкивает на мысль, что здесь действовала женщина. Испортить тормоза, казалось бы, скорее пришло в голову мужчине – хотя в наше время многие женщины разбираются в механизмах не хуже мужчин. Зато, с другой стороны, есть некоторые обстоятельства, которые заставляют меня усомниться в виновности мсье Вайза.

– Какие же?

– Ему было труднее, чем мадам, узнать о помолвке мадемуазель Ник. Есть и еще одно немаловажное обстоятельство: преступник вел себя довольно безрассудно.

– Что вы имеете в виду?

– До вчерашнего вечера никто не мог быть уверен в гибели Майкла Сетона. А действовать наудачу, ничего не зная наверняка, совершенно несвойственно таким законникам, как Вайз.

– Вы правы, – согласился я. – Так сделала бы женщина.

– Вот именно. Чего хочет женщина, того хочет бог. Так они все считают.

– Просто поразительно, как уцелела Ник. Можно сказать, чудом.

Тут я вдруг вспомнил странную интонацию, с которой Фредерика сказала: «Ник заколдована». Мне сделалось не по себе.

– Да, – задумчиво отозвался Пуаро. – Чудо, к которому я не причастен. А это унизительно.

– Воля провидения, – тихо ответил я.

– Ах, мой друг, зачем же взваливать на плечи господа бога бремя человеческих грехов? Вот вы сейчас прочувственно и набожно сказали: воля провидения, и вам даже в голову не пришло, что тем самым вы обвинили господа бога в убийстве мисс Мегги Бакли.

– Бог с вами, Пуаро!

– Именно так, мой друг. Но я-то не намерен сидеть сложа руки и повторять: господь бог сам распоряжается, а я не стану вмешиваться. Нет! Я убежден, что господь создал Эркюля Пуаро именно для того, чтобы он вмешивался. Таково мое ремесло.

Мы шли берегом, медленно поднимаясь по извилистой дорожке, и наконец, открыв калитку, очутились во владениях мисс Бакли.

– Уф-ф! – перевел дух Пуаро. – До чего же крутой подъем! Мне жарко. У меня даже усы обвисли. Так вот, как я вам только что сказал, я защищаю интересы безвинных. Мадемуазель Ник, которую хотели убить. Мадемуазель Мегги, которую убили.

– Против Фредерики Райс и Чарлза Вайза?

– Нет, что вы, Гастингс! Никакой предвзятости. Я лишь сказал, что в данную минуту на одного из них падает подозрение. Вот и все.

Мы подошли к газону около дома и увидели мужчину, работавшего на косилке. У него было длинное тупое лицо и тусклые глаза. Тут же стоял мальчуган лет десяти с уродливой, но смышленой физиономией.

Я удивился, как это мы не слышали шума работающей косилки, однако предположил, что садовник, который показался мне не слишком усердным, должно быть, отдыхал от трудов и кинулся работать, только заслышав наши голоса.

– Доброе утро, – сказал Пуаро.

– Доброе утро, сэр.

– Как я догадываюсь, вы садовник. Муж той мадам, что служит в доме.

– Это мой папа, – сообщил мальчуган.

– Все верно, сэр, – ответил человек. – А вы, стало быть, заграничный джентльмен, который на самом деле сыщик. Слышно что-нибудь о молодой хозяйке, сэр?

– Я только что от нее. Она спала спокойно и чувствует себя неплохо.

– К нам поставили полисменов, – сообщил мальчуган. – А леди убили вон там, возле ступенек. Я один раз видел, как режут свинью, да, пап?

– Э? – флегматично отозвался тот.

– Папа часто резал свиней, когда работал на ферме. Да, пап? Я видел, мне понравилось.

– Ребятишки любят глядеть, как режут свиней, – сказал мужчина, словно утверждая незыблемый закон природы.

– А леди убили из револьвера, во как! – продолжал мальчик. – Ей горло не резали!

Мы двинулись к дому, и я рад был убраться подальше от кровожадного дитяти.

Дверь в гостиную была открыта. Мы вошли, и на звонок Пуаро появилась Эллен в опрятном черном платье. Увидев нас, она не выказала удивления.

Пуаро объяснил, что с разрешения мисс Бакли мы обыщем дом.

– Очень хорошо, сэр.

– Полицейские уже закончили свои дела?

– Они сказали, что видели все, что хотели, сэр. С раннего утра бродили тут по саду. Не знаю, нашли что или нет.

Она хотела выйти, но Пуаро остановил ее вопросом:

– Вы были очень удивлены вчера, когда узнали об убийстве мисс Бакли?

– Да, очень, сэр. Мисс Мегги такая славная. Я просто не представляю, каким же надо быть злодеем, чтобы поднять на нее руку.

– Выходит, если бы убили кого-нибудь другого, вы не были бы так удивлены, э?

– Я не пойму, о чем вы, сэр?

– Когда вчера вечером я вошел в холл, – заговорил я, – вы сразу же спросили, нет ли какой беды. Разве вы ожидали чего-нибудь подобного?

Она молчала и теребила пальцами уголок передника. Наконец, покачав головой, прошептала:

– Вы джентльмены, вам не понять.

– Нет, нет, я пойму, – ответил Пуаро. – Даже если вы скажете что-нибудь совсем невероятное.

Она поколебалась, но, видимо, решила ему довериться.

– Видите ли, сэр, – заговорила она, – у нас в доме нехорошо.

Ее слова удивили меня и вызвали неприятное чувство к Эллен. Но Пуаро, казалось, не нашел в ее ответе ничего необычного.

– Вы хотите сказать, что это старый дом? – спросил он.

– Нехороший дом, сэр.

– Давно вы здесь?

– Шесть лет, сэр. Но я служила здесь и в девушках. На кухне, судомойкой. Еще при старом сэре Николасе. И тогда было то же самое.

Пуаро внимательно посмотрел на женщину.

– В старых домах, – заметил он, – бывает иногда что-то зловещее.

– В том-то и дело, сэр! – с жаром воскликнула Эллен. – Зловещее. Дурные мысли, да и дела такие же. Это как сухая гниль, сэр, которую нипочем не выведешь. Вот словно бы носится что в воздухе. Я всегда знала, что здесь когда-нибудь случится нехорошее.

– Ну что ж, вы оказались правы.

– Да, сэр.

В ее ответе я уловил то затаенное удовлетворение, какое испытывает человек, когда сбываются его дурные предсказания.

– Однако вы не думали, что это случится с мисс Мегги.

– Да, сэр, воистину не думала. Ей-то уж наверняка никто зла не желал.

Мне показалось, что мы напали на след. Но, к моему удивлению, Пуаро перескочил на совершенно новую тему:

– А вы не слышали выстрелов?

– Где же их расслышишь во время фейерверка? Такой треск кругом.

– Вы не пошли его смотреть?

– Нет, я еще не кончила прибирать после обеда.

– Вам помогал лакей?

– Нет, сэр, он вышел в сад взглянуть на фейерверк.

– Но вы не вышли.

– Нет, сэр.

– Почему же?

– Мне хотелось закончить уборку.

– Вы не любите фейерверков?

– Да нет, не в этом дело, сэр. Но их ведь собирались пускать два вечера, и мы с Уильямом отпросились на следующий вечер и хотели сходить в город и поглядеть оттуда.

– Понятно. А слышали вы, как мадемуазель Мегги искала свой жакет и не могла его найти?

– Я слышала, как мисс Ник побежала наверх, сэр, и как мисс Мегги кричала ей из передней, что не найдет чего-то, а после сказала: «Ну ладно, возьму шаль…»

– Пардон, – перебил ее Пуаро. – И вы не предложили поискать жакет или посмотреть, не забыли ли его в автомобиле?

– Я была занята работой, сэр.

– Да, верно… А молодые леди к вам, разумеется, не обратились, так как считали, что вы любуетесь фейерверком?

– Да, сэр.

– Так, значит, в прежние годы вы ходили на него глядеть?

Ее бледные щеки вдруг вспыхнули.

– Я не пойму, к чему вы клоните, сэр. Нам всегда разрешают выходить в сад. И если в нынешнем году у меня не было такого желания и мне захотелось управиться с работой и лечь, то это, полагаю, мое дело.

– Ну конечно, конечно. Я не хотел вас обидеть. Вы могли делать все, что вам угодно. Перемена всегда приятна.

Он помолчал и добавил:

– Между прочим, не смогли бы вы мне помочь еще в одном небольшом деле? Это ведь очень старый дом. Вы не слыхали, есть здесь тайник?

– М-м… тут есть какая-то скользящая панель, вот в этой самой комнате. Мне, помнится, ее показывали, когда я была девушкой. Да только не помню где. Или в библиотеке? Нет, не скажу наверняка.

– За ней мог бы спрятаться человек?

– Да что вы, сэр! Этакий шкафчик вроде ниши. Квадратный фут, никак не больше.

– О! Я имел в виду совсем другое.

Она снова покраснела.

– Если вы думаете, что я где-то пряталась, так вы ошиблись! Я слышала, как мисс Ник сбежала по лестнице и выбежала из дома и как она закричала, и я пошла в прихожую узнать, не… случилось ли чего. И это истинная правда, сэр. Истинная правда!