Текст книги "Пропавшая весной"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Далекие цепи гор, которые она вначале едва различала, теперь закрылись облаками, и железнодорожной станции тоже не было видно, словно ее не существовало вообще.

Джоанна пристально осмотрелась вокруг. Ничего и никого. Усевшись поудобнее на сухой песчаной земле, она открыла сумочку и вынула блокнот и авторучку. Ей надо написать несколько писем. Это очень забавно – сидеть посреди пустыни и писать письмо. Она непременно должна зафиксировать свои впечатления.

Так кому же написать? Лайонелу Уэсту? Жанет Аннесмор? Доротее? Нет, наверное, все-таки лучше написать Жанет.

Она сняла колпачок с авторучки, и стальное перо быстро побежало по гладкой бумаге, оставляет за собой красивые ровные строчки.

«Дорогая Жанет. Ты ни за что не поверишь, когда узнаешь, где я пишу это письмо! Я пишу это письмо посреди пустыни. Представь себе, я попала сюда из-за того, что опоздала на поезд – он ходит лишь три раза в неделю. В этом заброшенном уголке есть гостиница, где хозяйничает индус в огромном тюрбане, а еще несколько цыплят и два или три ужасно оборванных араба, да вот еще я. Здесь совершенно не с кем поговорить и абсолютно нечего делать. Ты представить себе не можешь, как я этому рада.

Воздух в пустыне просто чудесный! И еще тишина! Какая здесь тишина, если бы ты могла себе представить! Впервые за последние годы я наконец услышала собственные мысли! Мы ведем такую ужасную, такую занятую жизнь, так суетимся и бросаемся от одного занятия к другому! Я понимаю, это не всегда возможно, но каждый человек должен устраивать себе такие перерывы, чтобы отдохнуть от суеты и привести свои мысли в порядок.

Я пробыла здесь всего половину дня, но уже чувствую себя настолько посвежевшей, настолько отдохнувшей, словно месяц прожила на самом дорогом курорте. Вокруг ни души. Прежде я совсем не понимала, как сильно мне хочется убежать от людей. Это так восхитительно, так успокаивающе действует на нервы – знать, что на сотни миль вокруг тебя лишь песок да солнце…»

Стальное перо быстро бежало по гладкой бумаге, оставляя красивые ровные строчки.

Глава 3

Джоанна перестала писать и посмотрела на часы.

Четверть первого.

Она написала три письма и уже хотела начать четвертое, но в авторучке кончились чернила. Кроме того, она заметила, что в ее блокноте осталось всего несколько листков. Какая досада! Она собиралась написать еще несколько писем.

Хотя, рассуждала она, в этом писании есть определенное однообразие… Вокруг одни лишь песок да солнце, и как прекрасно просто сидеть, ничего не делать, только думать! Все это так, но все-таки как трудно излагать фразами одно и то же событие каждый раз по-новому.

Она зевнула. Солнце даже через шляпу слегка напекло ей голову, и ей захотелось спать. Наверное, после завтрака лучше было бы лечь в постель и поспать еще немного.

Она поднялась на ноги и неторопливо зашагала в сторону гостиницы.

Чем, интересно, сейчас занимается Бланш? Вероятно, она уже добралась до Багдада и встретилась со своим мужем. Судя по ее словам, ее муж должен производить кошмарное впечатление. Бедняжка Бланш! Как все-таки ужасно: вот так упасть на самое дно жизни! Если бы не этот смазливый ветеринар Гарри Марстон, который сломал ей жизнь, Бланш наверняка вышла бы замуж за какого-нибудь приличного человека, вроде Родни. Она ведь призналась, что ей нравятся мужчины типа Родни.

Да, но Бланш сказала что-то еще. Что она сказала? Что-то о Родни, о том, что у него блудливые глаза. Какое гадкое выражение! И совершенно несправедливое. Совершенно несправедливое! Родни никогда не позволял себе…

И вдруг, как и тогда, в первый раз, на поверхности ее сознания мелькнула мысль, тень мысли, но уже не так быстро, как ящерица, и Джоанна успела ее осознать.

Эта девчонка Рэндольф…

В самом деле, с негодованием подумала Джоанна, подсознательно ускоряя шаг, словно стараясь убежать от непрошенной мысли. «Представить себе не могу, почему в голове у меня засела эта девчонка Рандольф? – подумала она. – Не то, чтобы Родни…»

«Я уверена, что между ними ничего не было!» – подумала она.

«Совсем ничегошеньки!»

Все дело в том, что такой была сама Мирна Рэндольф. Пышнотелая, смуглая, чрезвычайно сексапильная! И уж если она увлекалась каким-нибудь мужчиной, то вовсе не стремилась делать из этого глубокую тайну. Скорее даже наоборот.

Мягко говоря, она сама чуть ли не вешалась на шею Родни. Она постоянно твердила направо и налево о том, что за великолепный человек Родни Скудамор! Она всегда старалась попасть с ним в пару, когда играли в теннис! И на вечеринках взяла себе за правило сидеть с ними за столом и молча пожирать его глазами!

Конечно же, Родни отчасти льстило такое внимание. Да и любому мужчине польстило бы. Даже было бы весьма странно, если бы Родни остался абсолютно равнодушным к столь откровенным знакам внимания, которые ему оказывала девушка, намного моложе его самого, да еще одна из первых красавиц городка!

«Каких глупостей я все-таки умудрилась избежать! – с самодовольством подумала Джоанна, – Будь я обычной женщиной, не столь проницательной и тактичной, я бы закатывала такие скандалы, о которых сама жалела бы потом до скончания своих дней!» Она с удовольствием вспоминала то время и свое поведение. Она превосходно справилась с щекотливой ситуацией. Да, чистая работа, ничего не скажешь!

– Твоя приятельница ожидает тебя, Родни, – с улыбкой сказала она мужу в один из таких моментов. – Не заставляй ее мучиться. Кто? Конечно же, Мирна Рэндольф! Да, представь себе, дорогой, ты ее просто очаровал. Она милая девушка, но порой бывает такая смешная!

– Я больше не стану играть с нею, – проворчал Родни, сильнее всего на свете опасавшийся показаться смешным. – Я пропускаю сет, пусть она играет с кем-нибудь другим.

– Веди себя прилично, Родни! – приструнила она мужа. – Сыграй с нею хотя бы один сет.

Да, это был самый правильный ход, изящный и непринужденный. Она совершенно ясно показала всем, что между этой сопливой девчонкой и ее солидным Родни не может быть ничего серьезного.

Да и для Родни такой ход оказался весьма удачным. Правда, он всю игру недовольно ворчал с раздраженным видом. Мирна Рэндольф относилась к тем девушкам, которых любой мужчина находит красавицами. Она была капризна, она окатывала презрением и осыпала насмешками своих многочисленных поклонников, не стесняясь говорить им в лицо откровенные грубости, а оттолкнув, тут же возвращала назад ласковым многообещающим взглядом.

«В самом деле, – подумала Джоанна с несвойственным ее рассудочной натуре жаром, – эта девица Рэндольф порой вела себя просто отвратительно! Она такое вытворяла! Она делала все возможное, чтобы разрушить мою семейную жизнь!»

Нет, Родни вовсе не виноват. Во всем виновата эта мерзкая девчонка. Мужчины так легко поддаются увлечению! А они с Родни уже были женаты – сколько? – более десяти лет! А может быть, одиннадцать? С легкой руки писателей пошла гулять по свету мысль, что первые десять лет – самые опасные в семейной жизни. В это время муж или жена то и дело проявляет намерение выйти из общей колеи и свернуть на свою, особенную дорожку. Этот период надо проживать с величайшей осторожностью и не терять бдительности до тех пор, пока семейная жизнь не утвердится в своем размеренном течении.

Например, как у них с Родни…

Нет, она вовсе не винит Родни даже за тот поцелуй, который ее чрезвычайно удивил.

Да еще под омелой!

Эта мерзкая девчонка, эта сопливая дрянь имела наглость заявить о своих притязаниях на ее Родни!

– Мы просто украшаем омелу, миссис Скудамор, – заявила эта негодница, когда она застала их вместе. – Не подумайте чего-нибудь такого.

«Но, слава Богу, у меня есть голова на плечах», – подумала Джоанна. Она и виду не подала, что напугана или подавлена увиденным.

– Руки прочь от моего мужа, голубушка! – с насмешливой твердостью сказала она тогда. – Ступай прочь и поищи себе кого-нибудь другого, такого же молоденького, как ты сама, Мирна.

Джоанна улыбнулась, вспомнив, как поспешно удалилась Мирна. Внешне все обернулось шуткой.

– Извини, Джоанна, – сказал ей тогда Родни, – она очень скромная девушка… Просто скоро Рождество…

Родни стоял перед нею с виноватой улыбкой, оправдываясь, но без лишней робости или страха. Она сразу поняла, что они еще не успели зайти далеко в своих отношениях.

Надо было действовать решительно! Хорошенько обдумав положение, она приняла все меры предосторожности, чтобы оградить Родни от близости с Мирной. А потом Мирне сделал предложение молодой Арлингтон.

Таким образом, весь инцидент сошел на нет, обратился в шутку и скоро был вообще забыт, Для Родни во всем этом, наверное, было что-то забавное, но не более того. Бедный старина Родни! Ему в самом деле неплохо бы немного развлечься, ведь он так много работал!

Десять лет… Да, это опасное время. Даже она сама – Джоанна хорошо это помнила – порой чувствовала некоторую усталость от семейной жизни.

Джоанна вспомнила того молодого человека, у которого вечно был диковатый вид, того художника… Как же его звали? Нет, она не могла вспомнить. А ведь так им увлеклась!

Она улыбнулась при мысли, что в самом деле вела себя с ним немножко глупо. Он был такой непосредственный и смотрел на нее с такой обезоруживающей преданностью! Особенно когда спрашивал ее, нравится ли ей.

Конечно же, он ей нравился. Он сделал два или три выразительных наброска, но тут же изорвал их. Он сказал, что не может «положить» ее на бумагу.

Джоанна вспомнила свои чувства, свой трепет и благодарность к нему. «Бедный мальчик, – подумала она, – боюсь, что он в самом деле слишком был увлечен мною».

Да, это был чудесный месяц…

Впрочем, закончился он довольно неприятно. Такой исход вовсе не входил в ее планы. Действительно, происшедшее ясно показало ей, что Микаэль Коллвей (Коллвей, вот как его звали, вспомнила!) относился к тому неприятному типу мужчин, который ей никогда не нравился.

Однажды они вместе отправились на прогулку, как она помнила, в Холинг Вудс, туда, где Мидвей течет, извиваясь, по склону Ашелдона. Он вдруг свернул с тропинки в кусты и позвал ее за собой тихим, хриплым от волнения голосом.

Она уже представляла себе разговор, который сейчас между ними произойдет. Он, конечно же, скажет ей, что без ума от нее, а она посмотрит на него нежным понимающим взглядом, в нем будет немного – о, лишь самая малость! – сожаления. Она даже придумала несколько ласковых, подходящих для данного случая фраз, которые скажет ему и которые Микаэль с грустным наслаждением будет потом вспоминать всю жизнь.

Но вышло совершенно иначе.

Все вышло совсем не так, как она предполагала. Вместо слов признания Микаэль Коллвей вдруг, без предупреждения, схватил ее за плечи и поцеловал в щеку с такой дикой страстью, что она чуть не упала в обморок. Но он тут же грубо оттолкнул ее и произнес громким самодовольным голосом:

– Боже мой, как мне этого хотелось! Произнеся эту фразу, он как ни в чем не бывало достал трубку и принялся меланхолично набивать ее табаком, совершенно не обращая никакого внимания на перепуганный и рассерженный объект своей атаки. Набив трубку, он потянулся, зевнул и лениво добавил:

– Теперь мне гораздо лучше.

Он произнес это таким тоном, подумала Джоанна, вспоминая давнюю сцену, словно только что выпил кружку пива в жаркий день.

Они вернулись назад в молчании. Вернее, молчала только Джоанна. Микаэль Коллвей, напротив, казался необычайно шумным и говорливым, он даже пытался петь. Уже когда они вышли на опушку леса, к шоссе, ведущему к рынку, он вдруг остановился, бесстрастно оглядел свою спутницу и задумчиво произнес:

– Знаете, вы относитесь к тому типу женщин, которых надо насиловать. Это вам лишь на пользу.

И пока она, онемев от изумления и гнева, стояла и вдумывалась в его слова, он добавил со всею своей артистической непринужденностью:

– Я бы даже сам с удовольствием изнасиловал вас, чтобы потом лично убедиться в благотворном действии перемен.

С этими словами он отвернулся, вышел на шоссе и принялся что-то насвистывать с самым непринужденным видом.

Естественно, после этого случая она совсем перестала с ним разговаривать, а через некоторое время он вообще уехал из Крайминстера.

Да, странный, загадочный и довольно-таки неприятный инцидент. Совсем не из тех, которые хотелось бы сохранить в памяти. В самом деле, почему этот случай так глубоко засел у нее в голове, что даже сейчас видится до мельчайших подробностей?

Ужасно? Как все это ужасно! Ужасно и противно!

Она хотела бы выбросить этот случай вон из памяти. В конце концов, каждый человек старается забыть самые неприятные минуты своей жизни. И что об этом думать, когда вокруг такой воздух, такое яркое солнце, такой мягкий песок! Вокруг столько всего, о чем думать гораздо приятнее и полезнее!

Наверное, завтрак уже готов. Она посмотрела на часы: стрелки показывали без четверти час.

Вернувшись в гостиницу, она сразу направилась к себе в комнату и заглянула в сумку, надеясь найти там еще один блокнот, но не нашла. Досадно, конечно, впрочем, все это пустяки. Она уже, признаться, и сама устала от сочинения посланий. Она уже и не знает, о чем писать. Нельзя же, в конце концов, повторять одно и то же по многу раз! А какие книги она захватила с собой? Конечно же, «Леди Катерина». Еще детективный роман, который Уильям дал ей почитать в дороге. Очень любезно с его стороны, жаль только, что ей не очень нравятся детективные романы. Наконец у нее был с собой «Дом власти» Бучана. Довольно-таки старая книга. Она уже читала ее много лет назад.

Что ж, придется купить несколько книг на станции в Алеппо.

На завтрак подали омлет (надо сказать, довольно грубый и пережаренный), яйца и семгу (из жестянки, разумеется), а еще тушеные бобы и компот из персиков (тоже консервированных).

Пища оказалась довольно тяжелой. После завтрака Джоанна вернулась к себе в комнату и прилегла на кровать. Она проспала три четверти часа, потом проснулась и читала «Леди Катерину Дизарт», пока не позвали к чаю.

Она выпила чаю (с консервированным молоком), съела два бисквита и отправилась на прогулку. Немного погуляв около гостиницы, она вернулась к себе и дочитала «Леди Катерину Дизарт» до конца. Потом был обед: омлет, семга (консервы), рис, глазунья, те же самые тушеные бобы да компот из консервированных абрикосов. После обеда она принялась за детективный роман и кончила читать уже когда была пора ложиться спать.

– Доброй ночи, мэмсахиб, – почтительно сказал ей индус. – Поезд приходит завтра утром в семь тридцать и будет стоять здесь до самого вечера. Он отправится в половине девятого.

Джоанна кивнула.

Увы, ей придется искать себе занятие еще на один день. Она уже читала когда-то «Дом власти». Жаль, что детективный роман оказался таким коротким. Неожиданно ее осенила идея.

– С поездом сюда приедут путешественники, да? – опросила она у индуса. – И скорее всего они отправятся дальше, до Мосула, не так ли?

Индус покачал головой.

– Только не завтра, я думаю. Сегодня к нам не пришла ни одна машина. Я думаю, дорога до Мосула стала очень тяжелая. Можно застрять посреди пути на несколько дней.

Джоанна просияла. Завтра сюда, в гостиницу, приедут путешественники, пассажиры с поезда! Это будет прекрасно. Наверняка среди пассажиров найдется кто-нибудь, с кем можно будет поговорить.

Она отправилась спать в более приподнятом настроении, нежели десять минут назад. «Что-то есть такое, противное, во всей атмосфере этого местечка, – подумала она. – Наверное, это запах прогорклого жира! Этот запах так раздражает!»

На следующее утро она проснулась в восемь часов. Она встала, оделась и вышла в столовую. На столе стоял лишь один прибор. Она позвала, и индус в своей чалме вышел из задних комнат, где были устроены кладовые. У него был встревоженный вид.

– Поезд не пришел, мэмсахиб! – оказал он.

– Не пришел? Вы хотите оказать, опаздывает?

– Не пришел совсем. Шли проливные дожди, там, на той стороне, за Иссибином. Пути совсем размыло, и теперь поезда не будет, наверное, три, а может, четыре или пять дней.

Джоанна с унынием посмотрела на него.

– Но тогда… Тогда что же мне делать? – растерянно спросила она.

– Оставайтесь здесь, мэмсахиб, – развел руками индус – Еды достаточно, есть пиво, и чай тоже есть. Здесь очень хорошо. Поживете, подождете, пока не придет поезд.

«Ох, уж эти мне азиаты! – подумала Джоанна. – Время для них ничего не значит».

– Может быть, я смогу найти автомобиль? – спросила она.

На лице индуса выразилось удивление.

– Автомобиль? – переспросил он. – Где вы найдете автомобиль? Дорога до Мосула очень плохая, на другой стороне русла вообще не проехать.

– А вы можете позвонить по телефону?

– Телефон на турецкой стороне, а турки очень неприветливые люди, они ничем не помогут. Они лишь пропускают поезд.

Джоанна задумалась. Надо было взять себя в руки и не поддаваться отчаянию. Она в самом деле оказалась совершенно отрезанной от цивилизованного мира. Ни телефона, ни телеграфа, ни автомобилей.

– Прекрасная погода, много еды, все удобства… – успокаивающим тоном пробормотал индус.

«Да, – подумала Джоанна, – погода действительно превосходная. Это хорошо. Иначе пришлось бы сидеть у себя в комнате целый день».

– В этих местах всегда хорошая погода, – словно читая ее мысли, произнес индус. – Дожди бывают редко. Чаще дожди бывают где-нибудь поблизости, в Мосуле, там – на железной дороге, но не здесь.

Джоанна села за стол к единственному прибору и стала ждать, когда принесут завтрак. Она уже справилась с замешательством, которое охватило ее при известии о поезде. В самом деле, что толку предаваться отчаянию и переживать, если все равно ничем делу не поможешь? Нет, уж на что другое, а на это у нее хватает здравого смысла. Впрочем, очень жаль, что время пропадает впустую.

«Кажется, все, о чем я говорила Бланш, начинает сбываться, – с улыбкой подумала она. – Я говорила, что была бы рада отдохнуть от ежедневной суеты и успокоить нервы. И вот, пожалуйста: я отдыхаю! Здесь совершенно нечем заняться. Даже читать нечего. В самом деле, такой отдых должен пойти мне на пользу. Представьте себе, дом отдыха посредине пустыни!»

Незаметно мысли Джоанны перешли к не очень приятным воспоминаниям, которые она прежде старалась не извлекать из глубин памяти. Действительно, что приятного думать, например, о Бланш?

После завтрака Джоанна отправилась на прогулку. Как и прежде, она удалилась от гостиницы не далее разумного расстояния и, выбрав местечко поуютнее, опустилась на песок. Некоторое время она сидела не двигаясь, полузакрыв глаза.

Как прекрасно, думала она, всем своим существом ощущать тишину и спокойствие, которые царят вокруг и медленно просачиваются в нее саму! Сидеть вот так, неподвижно, и ощущать, как тепло и тишина извне медленно наполняют тебя. Теплый неподвижный воздух, лучи горячего солнца – мир и тишина царили, казалось, во всей природе.

Она долго сидела не шевелясь, потом посмотрела на часы. Десять минут одиннадцатого.

«Как быстро прошло утро!» – подумала она.

Может быть, отправить телеграмму Барбаре? В самом деле, как это она вчера умудрилась не догадаться, что надо отправить телеграмму Барбаре, а не писать эти глупые письма друзьям по всей Англии?

Она немедленно вынула авторучку и блокнот. «Дорогая Барбара, – начала писать она. – Мое путешествие складывается не очень удачно. В понедельник вечером я опоздала на поезд, и теперь я застряла здесь на несколько дней. Здесь очень хорошо, стоит полная тишина и спокойствие, тепло, ласково светит солнышко, так что я совершенно счастлива».

Рука Джоанны остановилась. О чем же написать еще? Может быть, что-нибудь о ребенке? Или об Уильяме? Неожиданно ей в голову пришли слова Бланш: «Не переживай за Барбару». Что они могли означать? А впрочем, конечно же! Вот почему сегодня утром ей так не хотелось думать о Бланш! Бланш так подчеркнула свои слова о Барбаре, что не почувствовать их тайного значения мог лишь последний тупица.

Хотя она, как мать Барбары, предпочла бы не знать вовсе кое-чего о своей дочери.

«Да, теперь я уверена, с нею все будет в порядке». Если верить Бланш, то получается, что прежде с Барбарой все было отнюдь не в порядке? Так, что ли?

Но в каком отношении? Бланш несколько раз повторила, что Барбара слишком рано вышла замуж.

Неожиданно ее охватило волнение. В свое время Родни, вспомнила она, тоже говорил нечто подобное. Она помнит, как очень удивилась, когда он совершенно безапелляционным тоном сказал:

– Мне очень не нравится эта свадьба, Джоанна.

– Но почему, Родни? Он такой привлекательный, и вообще они очень хорошо подходят друг другу…

– Да, конечно, он привлекательный молодой человек. Но дело в том, что она его совсем не любит!

Джоанна так удивилась! Она тогда очень сильно удивилась.

– Родни, в самом деле... Довольно странно с твоей стороны! А мне кажется, она просто без ума от него! Тогда почему же она так хотела выйти за него замуж?

То, что ответил ей Родни, обескуражило ее.

– Этого-то я и боюсь, – покачав головой, ответил Родни.

– Но, дорогой! В самом деле… – Джоанна не находила слов. – Это же смешно, в конце концов!

И тогда, не обращая внимания на ее намеренно легкомысленный тон, он произнес:

– Если она не любит его, ей ни в коем случае нельзя выходить за него замуж. Она еще так молода, и у нее слишком пылкая натура.

– Родни, голубчик, а ты-то откуда знаешь о пылкости ее натуры? – спросила она и пытливо заглянула ему в глаза, не в силах справиться с улыбкой.

Но Родни, казалось, было не до смеха.

– Порой девушки выходят замуж лишь затем, чтобы поскорее отделаться от родительской опеки и уйти из родительского дома, – с самым серьезным видом произнес он.

Тут уже Джоанна открыто рассмеялась.

– Из такого дома, как у Барбары? Да разве есть хоть одна девушка во всем Крайминстере, у которой была бы такая счастливая семья, такой уютный родительский дом?

– Ты в самом деле так считаешь, Джоанна? – грустно спросил Родни.

– Конечно! В нашем доме детям отдается самое лучшее.

– Мне кажется, – медленно проговорил Родни, – что наши дети не очень любят приводить к себе домой своих друзей.

– Почему, дорогой? Я всегда устраиваю для них вечеринки и предлагаю пригласить всех их знакомых! Я очень внимательно отношусь к гостям. Это сама Барбара часто говорит, что не любит вечеринки и не любит приглашать друзей.

Родни улыбнулся загадочно и грустно.

В тот же вечер получилось так, что она вошла в комнату как раз в ту минуту, когда ее, очевидно, не ждали.

– Так нельзя, папа! – в крайнем раздражении кричала Барбара. – Я уйду от вас! Я больше не хочу здесь жить! Только не надо меня уговаривать найти себе какое-нибудь занятие, какую-нибудь работу! Я ненавижу работу!

– Что это значит? – остановившись на пороге, спросила Джоанна спокойным тоном, но так, что в комнате сразу воцарилось молчание.

Опустив голову, Барбара долго молчала, потом дерзко посмотрела в глаза матери; Щеки девушки запунцовели.

– Ничего, Просто папа считает, что он знает больше всех! Он хочет, чтобы я устроилась куда-нибудь на работу, Я сказала ему, что не собираюсь жить с вами и что хочу выйти замуж за Уильяма и уехать в Багдад. Я уверена, мне там будет гораздо лучше, чем здесь.

– Ох, дорогая! – воскликнула пораженная Джоанна. – Зачем же уезжать так далеко? Мне бы хотелось, чтобы ты и после свадьбы жила где-нибудь поблизости, чтобы за тобой можно было присматривать.

– Мама! – сердито воскликнула Барбара.

– Я знаю, дорогая, тебе хочется быть самостоятельной, но ты сама не понимаешь, какая ты еще юная, какая неопытная. Если ты будешь жить где-нибудь поблизости, то я всегда смогу прийти к тебе на помощь.

Барбара вдруг захохотала.

– Ну и что! Надо же мне когда-нибудь начинать учиться жить без вашей помощи, без вашего опыта и мудрости.

Родни хмуро посмотрел на Джоанну, махнул рукой и пошел из комнаты. Барбара вдруг бросилась за ним, обняла, прижалась к нему, повторяя:

– Папочка дорогой! Дорогой мой! Папочка дорогой!..

В самом деле, подумала Джоанна, ребенок стал совершенно неуправляемым, да еще так открыто бравирует своей непокорностью. Кстати, это показывает, как глубоко ошибается Родни в вопросах воспитания детей. Барбара просто высказала намерение уехать на восток со своим Уильямом – и очень хорошо! Это очень хорошо, что два юных существа полюбили друг друга и полны планов на будущее.

«Правда, идея насчет Багдада не совсем удачна, – подумала Джоанна. – Как будто Барбара была несчастлива в родном доме. В нашем маленьком городке всегда полно сплетен и слухов, которые если послушать, то вообще не поймешь, на чем еще держится мир».

Вот и эта история с майором Рейдом.

Сама она никогда не встречалась с майором Рейдом, но Барбара нередко упоминала его имя в своих письмах. Майора Рейда часто приглашали к обеду в доме Барбары. Барбара и Уильям тесно сдружились с майором Рейдом. Барбара на все лето уезжала в Аркандоуз. Она и еще одна молодая замужняя женщина вскладчину снимали загородный дом, и майор Рейд тоже был там в это время. Они часто играли в теннис. Впоследствии, Барбара в паре с Рейдом дважды выигрывала микст в местном клубе.

Поэтому Джоанне казалось совершенно естественным спросить, когда она гостила у дочери, как поживает майор Рейд?

– Я ведь так много слышала о нем, – лучезарно улыбаясь, сказала она дочери, – и теперь хотела бы познакомиться с ним лично.

Однако ее вопрос вызвал замешательство, неожиданное и напряженное. Лицо у Барбары побелело как мел, а Уильям побагровел. Минуту или две царило молчание, затем Уильям хрипло проговорил, если не сказать прорычал:

– Мы его больше не принимаем.

По его тону Джоанна тут же догадалась, что об этом лучше помалкивать. Но вечером, когда Барбара ушла спать, Джоанна вновь вернулась к этому разговору и с улыбкой сказала, что, кажется, она затронула больную тему. Она всегда считала, что майор Рейд был с ними очень дружен.

Уильям недовольно крякнул, встал, подошел к камину и сердито застучал трубкой о решетку, выбивая пепел.

– Нет, это не так, – хмуро проговорил он. – Мы несколько раз стреляли вместе в тире, вот и все. Мы давно уже не встречаемся с ним.

«Это не совсем хорошо с их стороны… – подумала Джоанна. – Мужчины такие непостоянные, такие непредсказуемые». Признаться, ее отчасти удивила старомодная сдержанность, присущая Уильяму. Наверное, он и ее воспринимает как недалекую, чопорную даму, типичную тещу, словно вышедшую из мужского анекдота.

– Понятно, – протянула она. – Значит, был скандал?

– Что вы имеете в виду? – сердито спросил Уильям, обернувшись к ней.

– Мальчик мой! – улыбнулась Джоанна. – Да это же очевидно из своего поведения. Я уверена, тебе наговорили про него нелепых сплетен, и ты перестал его приглашать. Ладно, не буду больше ни о чем спрашивать. Ты всегда так болезненно относился к друзьям своей жены, я знаю.

– Да, вы правы, – медленно произнес Уильям, – для меня это очень болезненно.

– Мы часто судим людей по себе, – сказала Джоанна. – А потом, когда обнаруживаем, что глубоко в них ошиблись, нам бывает так тяжело, так неприятно!

– Он убрался вон из этой страны, и это к лучшему, – проворчал Уильям. – Он уехал в Восточную Африку.

И вдруг Джоанна вспомнила обрывки разговора, который однажды случайно услышала в ресторане «Олвэй». Речь шла о каком-то Нобби Рейде, собиравшемся в Уганду.

– Бедняжка Нобби! – сказала средних лет дама за соседним столиком в ресторане, где обедала Джоанна. – Разве он виноват в том, что каждая молоденькая идиотка считает своим долгом затащить его к себе в постель?

– Да, они доставляют ему немало хлопот, – с сочувственной улыбкой ответила ее собеседница, моложавая, спортивного вида женщина. – Хотя единственное, что Нобби очень любит, так это сочных, в цвету, девственниц. Безыскусных и неопытных чужих невест. Должна признать, он обладает совершенной техникой! Когда ему надо, он умеет быть чертовски привлекательным. Девушка уверена, что он страстно влюблен в нее, тогда как он со страстью мечтает уже о следующей.

– Да, – вздохнула с улыбкой первая дама. – Теперь мы его лишимся. Он такой забавный!

Ее собеседница улыбнулась.

– В городе есть несколько мужей, которые были бы только рады, если бы он убрался отсюда.! Нет, в самом деле, есть мужья, которые были бы не прочь с ним рассчитаться.

– Да, он так здесь повеселился, что теперь ему лучше убраться отсюда подальше.

– Т-с! – вдруг прошипела вторая дама и понизила голос, так что Джоанна больше ничего не слышала.

Тогда Джоанна не обратила внимания на этот разговор, который лишь на минуту позабавил ее, но теперь он почему-то пришел ей на память, немало озадачив и возбудив у нее крайнее любопытство.

Если Уильям не захотел ничего ей рассказать, то, может быть, Барбара будет более разговорчива?

При первом же удобном случае Джоанна постаралась деликатно выяснить у Барбары, куда подевался майор Рейд и почему ее муж отзывается о нем с крайней неприязненностью. Но вместо обстоятельного рассказа Барбара нетерпеливо взмахнула рукой, словно отгоняя назойливую муху.

– Не хочу о нем даже разговаривать, мама, ты поняла? – с досадой бросила она.

Да, Барбара никогда не любила рассказывать о своих неприятностях, подумала Джоанна. Она была такой немногословной, когда говорила о себе, и такой обидчивой и чувствительной даже к самым безобидным шуткам. Джоанна, например, так и не узнала, что у дочери болит и чем вызвано недомогание. Одна из форм отравления, как поняла Джоанна и, естественно, тут же связала это с недоброкачественной пищей. Отравление несвежим мясом, скорее всего, подумала она. Такое часто встречается в странах с жарким климатом. Однако ей показалось странным то, что ни сама Барбара, ни ее муж Уильям – оба они не хотели вдаваться в подробности. Даже доктор, который лечил Барбару, и к которому обратилась за информацией Джоанна как мать Барбары, был малообщителен и неразговорчив. Он лишь постарался подчеркнуть, что для наилучшего выздоровления больной ее не следует мучить расспросами или акцентировать внимание на ее болезни.

– Сейчас ей надо лишь одно – успокоиться и набраться сил, – важно заявил доктор. – Всяческие расспросы крайне нежелательны, и даже упоминание о болезни не принесет пациентке улучшения. Это все, что я могу посоветовать, миссис Скудамор!

Неприятный, дурно воспитанный человек – вот что могла сказать о нем Джоанна. Он мог бы, в конце концов, принять во внимание то, что она – мать, что она спешила сломя голову из Лондона через всю Европу сюда, к черту на кулички, в Багдад!

Но все равно Барбара была ей очень рада и благодарна за то, что она приехала навестить ее. Однако потом Джоанна стала подозревать, что… Да нет, Барбара очень горячо благодарила ее. Уильям тоже был явно рад ее присутствию.