Текст книги "Роза и тис"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Глава 9

До сих пор лорд Сент-Лу, отсутствующий владелец замка, был всего лишь именем, абстракцией. Теперь он выступил из тени на свет, становясь реальностью. Мне захотелось больше узнать о нем.

В полдень пришла леди Трессилиан и принесла книгу, которая, по ее словам, могла бы меня заинтересовать. Но я сразу понял, что эта книга меня не заинтересует, – ловко написанная агитка, заверяющая вас, что, лежа на спине, можно сделать мир светлее и ярче с помощью одних лишь прекрасных идей. И леди Трессилиан, движимая своим неизменным материнским инстинктом, упорно продолжала приносить мне подобную литературу. Она мечтала помочь мне стать писателем и уже снабдила меня материалами по крайней мере, трех различных заочных курсов: «Как заработать на жизнь писательским трудом» (двадцать четыре урока) и что-то еще в этом роде. Леди Трессилиан относилась к числу тех добрых и славных женщин, которые никоим образом не могут допустить, чтобы страдалец страдал в одиночку.

Я не мог испытывать к ней неприязни, но мог – и всячески пытался уклониться от подобной участливости.

Иногда мне помогала Тереза, но подчас она умышленно не делала этого и на мои упреки отвечала, что легкое раздражение – иногда неплохое болеутоляющее средство.

Как раз в этот день Тереза ушла на какие-то очередные политические дебаты, и я остался с гостьей один на один.

После того как леди Трессилиан, вздохнув, спросила о моем самочувствии и сообщила, насколько лучше я выгляжу, а я поблагодарил ее за книгу и сказал, что книга, очевидно, интересная, мы наконец перешли к местным новостям. Все наши разговоры в то время сводились к политике. Леди Трессилиан рассказала мне, как проходят собрания и как хорошо майор Гэбриэл осадил крикунов, пытавшихся сорвать его выступление. Потом она высказала мне свои соображения о том, чего действительно хочет страна, как было бы ужасно, если бы все национализировали, насколько бесцеремонны и бессовестны наши противники и как фермеры на самом деле относятся к Комиссии по регулированию сбыта молока. Наша беседа как две капли воды была похожа на ту, которая состоялась три дня назад.

После небольшой паузы леди Трессилиан снова вздохнула и сказала, что хорошо бы поскорее вернулся Руперт.

– Есть такая вероятность? – спросил я.

– Да. Он, видите ли, был ранен... там, в Бирме.

Как несправедливо, что газеты почти не упоминают о Четырнадцатой армии! Руперт какое-то время лежал в госпитале, и теперь ему полагается длительный отпуск. Тут предстоит решить немало вопросов. Мы делали все, что в наших силах, но обстоятельства все время меняются.

Я понял, что в связи с налогами и другими трудностями лорд Сент-Лу, очевидно, будет вынужден продать часть своих земель.

– Земля у моря очень хороша для застройки, но нестерпимо видеть, как вырастают отвратительные домишки.

Я согласился с миссис Трессилиан, что строители, работавшие в Ист-Клифе, высоким художественным уровнем не отличались.

– Мой зять, седьмой лорд Сент-Лу, – сказала леди Трессилиан, – отдал эту землю городу. Он хотел, чтобы земля сохранилась для общественных целей города, но не подумал о необходимости составить специальную охранную грамоту, и в результате городской совет продал ее по частям под застройку. Это было в высшей степени нечестно, потому что намерения моего зятя были совсем другими.

Я спросил, собирается ли нынешний лорд Сент-Лу поселиться здесь.

– Не знаю. Он ничего определенного не говорил. – Она вздохнула. – Я надеюсь... очень надеюсь... Мы давно его не видели, – продолжала она, помолчав. – С тех пор, как ему было шестнадцать. Он приезжал сюда на праздники, когда учился в Итоне. Его мать была родом из Новой Зеландии. Очаровательная женщина! Овдовев, она вернулась к своим родным и увезла мальчика с собой. Ее за это нельзя винить, но мне всегда было жаль, что он вырос не в своем родовом поместье. Я чувствую, что теперь, когда он приедет, ему будет трудно адаптироваться здесь. Хотя, конечно, все может оказаться и по-другому.

Славное полное лицо миссис Трессилиан погрустнело.

– Мы сделали все, что могли. Налоги на наследство были серьезные. Отца Изабеллы убили в прошлой войне.

Пришлось сдать имение в аренду. Мы втроем – Эдди, Мод и я – арендовали его вскладчину. Нам казалось, что это намного лучше, чем пустить посторонних. Для Изабеллы это место всегда было домом.

Выражение ее лица смягчилось, и она доверительно наклонилась ко мне.

– Пожалуй, я очень сентиментальная старуха, но я всегда надеялась, что Изабелла и Руперт... Я хочу сказать, это было бы идеальным решением...

Я ничего не ответил, и она продолжала:

– Такой красивый мальчик... Очаровательный, любящий, нежный ко всем нам. Казалось, он всегда особенно относился к Изабелле. Ей тогда было только одиннадцать.

Она всюду следовала за ним и была очень преданна. Эдди и я, глядя на них, говорили друг другу; «Если бы...» Мод, разумеется, постоянно повторяла, что они двоюродные брат и сестра и это никуда не годится. Для Мод вообще родословная главнее всего, однако даже двоюродные сестры и братья вступают в брак, и все обходится благополучно. Мы не католики, и нет надобности получать специальное разрешение Церкви.

Миссис Трессилиан снова замолчала. Теперь ее лицо приобрело сосредоточенно-ласковое выражение, которое появляется у женщин, когда их мысли заняты сватовством.

– Руперт всегда помнил день рождения Изабеллы.

Посылал заказ в «Асприз». Вы не находите это трогательным? Изабелла такая славная девочка, и она так любит Сент-Лу. – Миссис Трессилиан посмотрела на зубчатые стены замка. – Если бы им поселиться здесь вместе...

Глаза ее наполнились слезами.

В тот вечер я сказал Терезе:

– Это место все больше становится похожим на волшебную сказку. С минуты на минуту появится сказочный принц и женится на принцессе. Где мы живем? В мире сказок братьев Гримм?

Когда на следующий день пришла Изабелла и села возле меня на каменной скамье, я попросил:

– Расскажите о вашем кузене Руперте.

– Боюсь, мне нечего рассказать.

– Вы сказали, что все время думаете о нем. Это правда?

Изабелла ответила не сразу:

– Нет. Я не думаю о нем. Я хотела сказать – он постоянно в моем сознании. Я думаю... что когда-нибудь выйду замуж за Руперта.

Она повернулась ко мне, как будто мое молчание ее беспокоило.

– Вы находите это абсурдным? Я не видела Руперта с тех пор, как мне было одиннадцать лет, а ему шестнадцать.

Он сказал, что однажды вернется и женится на мне. Я всегда этому верила... И верю до сих пор.

– Лорд и леди поженились, – торжественно произнес я, – и зажили счастливо в замке Сент-Лу, у самого моря.

– По-вашему, этого не произойдет? – спросила Изабелла. Она смотрела на меня так, словно мое мнение в этом вопросе могло быть решающим. Я глубоко вздохнул.

– Да нет, я склонен думать, что все так и случится.

Это именно такая сказка.

Из мира волшебных сказок мы были возвращены к действительности внезапным появлением миссис Бигэм Чартерно.

В руке у нее был пухлый сверток. Она села, швырнув его рядом с собой, и отрывисто попросила передать сверток капитану Карслейку.

– По-моему, он у себя в конторе, – начал было я, но она меня перебила:

– Я знаю... просто, не хочу туда идти. Нет настроения видеть эту женщину.

Лично у меня никогда не было настроения видеть миссис Карслейк, однако я понял, что за возбужденно-резкой манерой миссис Бигэм Чартерно скрывается что-то большее, нежели неприязнь.

Изабелла тоже это почувствовала.

– Что-то случилось, тетя Мод?

Лицо миссис Бигэм Чартерно сохраняло непреклонную суровость. Сухо, резко она произнесла:

– Люсинду переехала машина.

Люсиндой звали коричневого спаниеля, собаку, к которой миссис Бигэм Чартерно была страстно привязана.

– На набережной, – продолжала она еще более отрывисто и резко. Холодный, ледяной взгляд ее удержал меня от выражения сочувствия. – Кто-то из этих проклятых туристов... на большой скорости... даже не остановился...

Пойдем, Изабелла... Мы должны идти домой.

Я не стал предлагать им ни чая, ни моральной поддержки.

– Где Люси? – спросила Изабелла.

– Ее отнесли к Бартам. Мне помог майор Гэбриэл.

Он был очень добр.

Как я узнал позже, Гэбриэл появился в конце набережной, когда Люсинда, жалобно скуля, лежала на дороге, а миссис Бигэм Чартерис стояла около нее на коленях.

Гэбриэл тоже опустился на колени рядом с ней и быстро и ловко ощупал тело собаки.

– Задние ноги парализованы, – сказал он. – Могут быть внутренние повреждения. Нужен ветеринар.

– Я всегда пользуюсь услугами Джонсона из Полуитена. Он чудесный доктор. Но это очень далеко.

Гэбриэл кивнул.

– Кто лучший ветеринар в Сент-Лу? – спросил он.

– Джеймс Барт. Он очень знающий, но такой грубиян. Я бы никогда не доверила ему собаку. К тому же он пьяница. Но Барт живет близко. Лучше отнести Люси туда.

Осторожнее!.. Она может укусить.

– Меня не укусит, – уверенно сказал Гэбриэл и, ласково приговаривая: «Все хорошо, дружище, все хорошо», стал осторожно подсовывать руки под собаку.

Собралась толпа: мальчишки, рыбаки, женщины с хозяйственными сумками. Каждый выражал сочувствие и что-то советовал.

– Ты молодчина, Люси, молодчина, – отрывисто повторяла миссис Бигэм Чартерис. – Вы очень добры, – сказала она Гэбриэлу. – Дом Бартов сразу за углом, на Уэстерн-Плейс.

Это был викторианский, крытый шифером дом с потертой медной табличкой на калитке.

Дверь открыла довольно миловидная женщина, лет двадцати восьми. Это была миссис Барт. Она сразу узнала посетительницу.

– О, миссис Бигэм Чартерис, как жаль! Моего мужа сейчас нет. И помощника тоже...

– Когда он вернется?

– Я думаю, мистер Барт будет с минуты на минуту.

Его приемные часы с девяти до десяти или с четырнадцати до пятнадцати, но я уверена, он сделает все, что может.

Что случилось с собакой? Ее переехала машина?

– Да, только что...

– Ужасно, не правда ли? Они ездят на такой скорости!

Отнесите, пожалуйста, собаку в приемную.

Она говорила тихим, несколько преувеличенно благовоспитанным голосом. Миссис Бигэм Чартерис стояла около Люсинды и тихонько гладила ее, не обращая внимания на Милли Барт, – а та продолжала сочувственно и смущенно лепетать ненужные слова.

Наконец она сказала, что позвонит на ферму Лоуэр-Грейндж и узнает, там ли мистер Барт. Телефон был в передней. Гэбриэл вышел вслед за хозяйкой, оставив миссис Бигэм Чартерис с ее горем и несчастной собакой. Гэбриэл был человеком понятливым.

Миссис Барт набрала номер, узнала ответивший ей голос.

– Алло! Миссис Уидден? Это миссис Барт. Скажите, мистер Барт не у вас? Да, если можно...

Последовала пауза, и Гэбриэл, наблюдавший за миссис Барт, заметил, как она вздрогнула и покраснела. Голос ее изменился, стал робким и виноватым:

– Извини, Джим. Нет, конечно...

Гэбриэл слышал голос Барта, хотя слов не различал.

Голос был властный и неприятный.

– Миссис Бигэм Чартерис... из замка... – Милли Барт говорила еще более робко, будто извинялась. – Ее собаку... переехала машина. Да, сейчас миссис Чартерис здесь.

Милли снова вспыхнула и положила трубку, но Гэбриэл успел услышать злой голос с другого конца: «Дура, почему ты сразу не сказала?»

Возникла неловкая пауза, Гэбриэлу стало жаль миссис Барт, миловидную, кроткую маленькую женщину, запуганную мужем.

– Очень хорошо, что вы так стараетесь помочь, миссис Барт, – заговорил он искренне и дружелюбно. – Вы очень славная, – и улыбнулся.

– О, не стоит говорить об этом, майор Гэбриэл! Вы ведь майор Гэбриэл, не правда ли? – Миссис Барт была немного взволнована тем, что он появился в ее доме. – Я была на днях на вашей встрече с избирателями.

– Очень любезно с вашей стороны, миссис Барт.

– И я надеюсь, что вас изберут... я в этом уверена. И уж конечно, всем страшно надоел мистер Уилбрехэм. К тому же, знаете ли, он и не здешний. Он не корнуоллец.

– Так я ведь тоже не корнуоллец!

– О-о! Вы...

Миссис Барт восторженно смотрела на Гэбриэла. Глаза у нее были карие, выразительные, чем-то напоминавшие глаза Люсинды. И темные волосы прелестные каштановые волосы. Губы полураскрылись... Она смотрела на Джона Гэбриэла, но видела его не здесь... Он представлялся ей где-то на поле боя. Пустыня... зной... выстрелы... кровь... Шатаясь, он бредет по открытому пространству... Как в кинофильме, который она смотрела на прошлой неделе.

Майор так естественен... так добр... так прост!

Гэбриэл старался занять ее разговором. Ему очень не хотелось, чтобы она вернулась в приемную и беспокоила бедную старуху, которая хотела остаться наедине со своей собакой. К тому же, он был почти уверен, что Люсинде конец. Жаль, хорошая псина, не старше трех-четырех лет.

Миссис Барт – славная женщина, но она захочет выразить сочувствие. Будет говорить и говорить... о том, как мчатся на бешеной скорости машины, сколько собак погибает каждый год, какой хорошей была Люсинда... и не хочет ли миссис Чартерис чашку чаю?..

Зная это, Джон Гэбриэл продолжал беседовать с Милли Барт, заставляя ее смеяться, так что виднелись хорошенькие зубки и симпатичные ямочки на щеках. Женщина выглядела оживленной, почти одухотворенной, когда дверь неожиданно распахнулась и порог переступил коренастый мужчина в брюках для верховой езды.

Гэбриэл с удивлением увидел, как вздрогнула и съежилась жена Барта.

– О Джим!.. Вот и ты!.. – нервно воскликнула она. – Это майор Гэбриэл.

Джеймс Барт резко кивнул, а жена его продолжала говорить:

– Миссис Чартерис в приемной... с собакой...

– Почему ты не оставила там только собаку? Миссис Чартерис незачем было пускать! У тебя никогда не было ни капли соображения!

– Попросить миссис Чартерис?..

– Я сам все сделаю.

Оттолкнув ее в сторону, он прошел в приемную.

Милли Барт смигнула набежавшие на глаза слезы и поспешила предложить майору Гэбриэлу чашку чаю.

Гэбриэл счел ее мужа грубой скотиной и, не желая добавлять огорчений миссис Барт, принял ее предложение.

Так все и началось.

Глава 10

Кажется, на следующий день, а может быть, день спустя Тереза привела миссис Барт в мою гостиную.

– Это Хью, мой деверь. Хью, это миссис Барт. Она любезно предложила нам свою помощь.

«Нам» относилось не к семье, а к консервативной партии вообще.

Я посмотрел на Терезу. Она и бровью не повела. Миссис Барт сразу окинула меня добрым, полным сочувствия взглядом. Если мне и случалось порой испытывать приступы жалости к самому себе, то данный момент был для этого более чем подходящим: против живого искреннего сочувствия в карих глазах миссис Барт я был совершенно беззащитен. К тому же Тереза вышла из комнаты, самым низким образом лишив меня поддержки.

Миссис Барт села около меня и приготовилась поболтать.

Оправившись от смущения и острого ощущения боли – будто прикоснулись к незаживающей ране, – я вынужден был признать, что миссис Барт славная женщина.

– Я понимаю, все мы должны действовать... Сделать все возможное для выборов, – между тем говорила она. – Конечно, я не так умна, чтобы вести беседы с людьми, но я уже говорила миссис Норрис, если найдется какая-нибудь канцелярская работа или понадобится разносить листовки, это я смогу сделать. Мистер Гэбриэл на собрании так чудесно говорил об участии женщин! Это заставило меня почувствовать, что до сих пор я была ужасно пассивна. Он замечательный оратор, не правда ли? О-о! Я забыла... Вы, наверное, не были...

Она в растерянности смотрела на меня. Огорчение от допущенной ею неловкости растрогало меня, и пришлось прийти к ней на помощь.

– Я слышал его самое первое выступление. Он, безусловно, производит впечатление.

Миссис Барт не уловила иронии в моем тоне.

– По-моему, он великолепен!

– Как раз это он... Гм!.. Мы и хотели бы, чтобы все так думали.

– Все и должны так думать! – энергично заявила Милли Барт. – Я хочу сказать... совсем другое дело, если такой человек будет избираться от Сент-Лу. Настоящий мужчина, который был в армии... воевал... Конечно, мистер Уилбрехэм – он человек порядочный... Только я всегда считала, что социалисты... Идеи у них все какие-то завиральные... А мистер Уилбрехэм... он всего-навсего школьный учитель или что-то в этом роде... Такой тощий, и голос у него неестественный... Не верится, что он способен повлиять на ход событий.

С интересом выслушав мнение электората, я в свою очередь заметил, что Джон Гэбриэл, несомненно, на это способен.

Миссис Барт вспыхнула от удовольствия.

– Я слышала, – с энтузиазмом сказала она, – что он один из самых храбрых людей в армии. Говорят, он мог бы получить и не один Крест Виктории.

Судя по всему, Гэбриэл явно преуспел в создании желательного имиджа, хотя, возможно, все объяснялось личным пристрастием со стороны миссис Барт. Она очень похорошела: щеки слегка порозовели, карие глаза сверкали.

– Он приходил к нам с миссис Бигэм Чартерно, – объяснила она, – в тот самый день, когда ее собаку переехала машина. Очень любезно с его стороны, не правда ли? Майор так переживал!

– Может, он любит собак, – предположил я.

Такое объяснение показалось миссис Барт слишком ординарным.

– Нет, – возразила она. – Я думаю, он очень добр...

Удивительно добр! И он говорил так естественно и так просто... Мне стало стыдно... Я хочу сказать, стыдно потому, что я так мало помогаю общему делу. Конечно, я всегда голосую за консерваторов, но ведь этого недостаточно, не правда ли?

– Это как посмотреть, – ответил я.

– В общем, я почувствовала, что должна что-то делать. Я подошла к капитану Карслейку и спросила, чем я могу помочь. Видите ли, у меня уйма свободного времени. Мистер Барт так занят... Целый день его нет дома.

Приходит только в часы приема больных. А детей у меня нет.

Карие глаза погрустнели. Мне стало очень жалко миссис Барт. Она принадлежала к тому типу женщин, которым просто необходимо иметь детей. Из нее вышла бы прекрасная мать.

Нереализованное материнское начало во взгляде миссис Барт, когда ее мысли с Джона Гэбриэла переключились на меня.

– Вас ранили в Аламейне, не так ли? – спросила она.

– Нет, – в бешенстве ответил я, – на Хэрроу-роуд.

– О! – Она растерялась. – Но майор Гэбриэл говорил мне...

– Он скажет! Вы не должны верить ни единому его слову!

Миссис Барт недоверчиво улыбнулась, видимо восприняв мои слова как непонятную ей шутку.

– Вы хорошо выглядите, – ободряюще сказала она.

– Дорогая миссис Барт, я не выгляжу и не чувствую себя хорошо!

– Мне очень жаль, капитан Норрис, – с теплотой произнесла миссис Барт.

Я уже было покусился на убийство, когда дверь открылась и вошли Карслейк и Гэбриэл.

Гэбриэл играл свою роль очень хорошо. При виде миссис Барт лицо его засияло, и он направился прямо к ней.

– Привет, миссис Барт! Очень любезно с вашей стороны! Право же, очень любезно!

Миссис Барт выглядела смущенной и счастливой.

– О майор Гэбриэл, я, конечно, не думаю, что смогу принести большую пользу, но мне хотелось бы помочь и хоть что-нибудь сделать.

– Вы и поможете! Мы вас заставим поработать!

Он все еще продолжал держать ее руку, и его некрасивое лицо расплылось в улыбке. Я почувствовал обаяние и притягательную силу этого человека, и если даже я это ощутил, то каково рядом с ним женщине? Она засмеялась и покраснела.

– Я постараюсь. Очень важно, не правда ли, чтобы мы продемонстрировали, что страна лояльна к мистеру Черчиллю?

Я мог бы объяснить миссис Барт, что значительно важнее продемонстрировать лояльность по отношению к Джону Гэбриэлу, избрав его большинством голосов.

– Вот это верно! – сердечно воскликнул Гэбриэл, – Именно женщины представляют настоящую силу в нынешних выборах. Если бы они только использовали эту силу!

– О, я знаю! – печально сказала миссис Барт. – Мы не проявляем достаточного интереса.

– Ну что ж! – сказал Гэбриэл. – В конце концов один кандидат, вероятно, не лучше другого. Не велика разница!

– О, что вы говорите, майор Гэбриэл?! – Миссис Барт была шокирована. Разница огромная!

– Разумеется, миссис Барт! – поддержал ее Карслейк. – Уверяю вас, майор Гэбриэл задаст им встряску в Вестминстере!

Мне хотелось сказать: «Да неужто?!» – но я сдержался.

Карслейк увел миссис Барт, чтобы дать ей то ли какие-то листовки для распространения, то ли что-то для печатания.

– Славная малышка! – сказал Гэбриэл, едва двери за ними закрылись.

– Вы ее совсем приручили.

Гэбриэл нахмурился.

– Полно вам, Норрис. Миссис Барт мне симпатична. И мне ее жаль. Если хотите знать мое мнение, ей не очень-то легко живется.

– Возможно. Она не кажется счастливой.

– Барт – грубая скотина. И много пьет. По-моему, он бывает жесток. Вчера я заметил у нее на руке несколько синяков. Держу пари, он ее поколачивает. Подобные штуки приводят меня в ярость.

Горячность Гэбриэла меня несколько удивила. Заметив это, он резко кивнул.

– Да-да! Я не притворяюсь. Жестокость всегда выводит меня из равновесия... Вы когда-нибудь задумывались над тем, сколько приходится вынести иным женщинам?..

Да потом еще и молчать об этом!

– Я полагаю, их защищает закон.

– Ничего подобного, Норрис! Лишь в самом крайнем случае. А так систематическое запугивание, пренебрежение, издевательства, а порой и побои, если муженек хватит лишку. Что может сделать женщина? Только терпеть! Терпеть и молча страдать. Такие, как Милли Барт, не имеют собственных денег. Куда им деваться, если они даже и уйдут от мужа? Родственники не любят раздувать семейные дрязги. Женщины, подобные Милли Барт, совершенно одиноки. Никто и пальцем не шевельнет, чтобы помочь.

– Да, правда, – согласился я и с изумлением посмотрел на него. – Вы принимаете это близко к сердцу.

– Уж не думаете ли вы, что я не способен на искреннее сочувствие? Мне миссис Барт нравится. И мне ее жалко. Хотелось бы ей помочь... но, пожалуй, тут ничем не поможешь.

Я пожал плечами. Вернее было бы сказать, что я попытался пожать плечами, за что поплатился приступом сильной боли во всем моем искалеченном теле. Но вместе с физической болью пришла и более острая и коварная – боль воспоминаний. Я снова сидел в поезде, следовавшем из Корнуолла в Лондон, и видел, как в тарелку с супом капают слезы.

Все начинается совсем не так, как сам себе представляешь. Уступив жалости, становишься уязвимым перед ударами жизни, и оказываешься... где? В моем случае – в инвалидной каталке, когда будущего нет, а прошлое над тобой насмеялось.

– А как поживает «славная штучка» из «Герба Сент-Лу»? – спросил я.

Гэбриэлу такой переход, должно быть, показался неожиданным.

Он усмехнулся.

– Все в порядке, старина! Я крайне осторожен. Пока я в Сент-Лу ничего, кроме дела! – Гэбриэл вздохнул. – Хотя жаль, конечно! Она как раз в моем вкусе... Но что поделаешь? Чем-то надо жертвовать. Не могу же я подводить партию тори!

Я спросил, действительно ли тори так щепетильны на этот счет. Гэбриэл ответил, что в Сент-Лу очень силен элемент пуританства[6]note 6
  Пуританство возникшее в XVI веке религиозное движение за очищение Англиканской церкви от остатков католицизма в доктрине и обрядах, представители которого отличались строгостью нравов и религиозной нетерпимостью.


[Закрыть]. Рыбаки, по его словам, склонны к религиозности.

– Несмотря на то, что у них по жене в каждом порту?

– Это же в морском флоте! Вы что-то пугаете, старина!

– Смотрите, сами не запутайтесь... с «Гербом Сент-Лу» или миссис Барт.

Он неожиданно вспыхнул.

– Послушайте, на что вы намекаете? Миссис Барт – порядочная женщина... абсолютно порядочная. И славная!

Я с любопытством смотрел на него.

– Говорю вам, она порядочная, – настойчиво повторил он, – и не потерпит ничего такого...

– Верно. Я тоже так думаю. Но она-то сама, знаете ли, от вас в восторге.

– О-о, это все Крест Виктории и тот случай в гавани, да еще всякие слухи.

– Я как раз хотел спросить вас об этом. Кто эти слухи распространяет?

Он подмигнул.

– Я вам вот что скажу... они полезны... очень полезны! Уилбрехэма, беднягу, можно списывать в архив.

– Кто их распускает? Карслейк?

Гэбриэл затряс головой.

– Не Карслейк. Нет! Он слишком неловок. Я не могу ему доверить. Приходится все делать самому.

Я расхохотался.

– Вы станете всерьез утверждать, будто не моргнув глазом рассказываете людям, что могли бы заполучить и три Креста Виктории?!

– Ну, не совсем так. Я использую для этого женщин... не самых умных. Они стараются «вытянуть из меня подробности» (которыми я делюсь крайне «неохотно»)... Потом, когда я, опомнившись, ужасно смущаюсь и прошу не говорить об этом ни одной живой душе, они поспешно уходят и рассказывают все своим лучшим друзьям.

– Вы и впрямь абсолютно бесстыдны, Гэбриэл!

– Я веду предвыборную борьбу. Мне надо думать о своей карьере. Подобные вещи оказываются куда важнее, чем то, разбираюсь ли я в вопросах тарифов, репараций или равной оплаты за одинаково скверную работу. Женщин обычно больше интересует сама личность кандидата.

– Это мне напомнило... Какого черта, Гэбриэл?! Что вы имели в виду, говоря миссис Барт, что я был ранен в Аламейне?

Гэбриэл вздохнул.

– Полагаю, вы ее разочаровали. Не следовало этого делать, старина! Делайте высокие ставки» пока вам везет.

Герои нынче в цене. Скоро обесценятся. Пользуйтесь случаем, пока можно.

– Идя на очевидный обман?

– Совсем ни к чему говорить женщинам правду. Я никогда этого не делаю. Кстати, правда им не нравится.

Сами убедитесь.

– Не говорить правду – не означает ли лгать?

– Зачем лгать. Я все уже сделал за вас. Вам следовало лишь пробормотать: «Чепуха... все это ошибка... Гэбриэлу следовало придержать язык...» И тут же завести разговор о погоде... или об улове сардин... или о том, что творится где-то там в дремучей России... И женщина уходит с горящими от восторга глазами. Черт побери, вам что, совсем не хочется поразвлечься?

– Какие у меня могут быть развлечения?!

– Ну я, конечно, понимаю, вы не можете с кем-нибудь переспать... Гэбриэл обычно не выбирал выражения. – Но немножко сентиментальщины все-таки лучше, чем ничего. Разве вам не хочется, чтобы женщины повертелись бы вокруг вас?

– Нет.

– Странно... А я бы не прочь.

– В самом деле?

Лицо Гэбриэла вдруг приняло иное выражение. Он нахмурился.

– Может быть, вы и правы, – наконец произнес он. – Пожалуй, если хорошенько разобраться, никто себя по-настоящему не знает... Мне кажется, я неплохо знаком с Джоном Гэбриэлом. А вы полагаете, что я на самом деле знаю его не настолько хорошо. «Познакомьтесь: майор Джон Гэбриэл – по-видимому, вы незнакомы...»

Он быстро шагал взад-вперед по комнате. Я почувствовал, что мои слова вызвали в нем какое-то глубокое беспокойство. Он выглядел – я это вдруг понял – совсем, как... испуганный мальчуган.

– Вы ошибаетесь, – с жаром заговорил он. – Абсолютно не правы! Я себя знаю. Это единственное, что я знаю, хотя иногда хотелось бы не знать. Мне хорошо известно, что я собой представляю и на что способен. Но я заметьте! – осторожен и стараюсь, чтобы никто другой меня не разгадал. Я знаю, откуда пришел и куда иду... Знаю, чего хочу... и намерен этого добиться. Я все тщательно рассчитал... и, надеюсь, не допущу промаха.

Гэбриэл задумался. Я тоже хранил молчание.

– Нет, – снова заговорил он, – думаю, у меня все в порядке. Я добьюсь того положения, на которое рассчитываю!

В голосе был металл. На мгновение я поверил, что Джон Гэбриэл – больше чем шарлатан. Я увидел в нем подлинную силу.

– Значит, вот чего вы хотите! – сказал я. – Ну что же, возможно, и добьетесь!

– Добьюсь чего?

– Власти. Вы ведь это имели в виду?

Он удивленно уставился на меня, а потом громко захохотал.

– О Господи! Нет! Кто я, по-вашему? Гитлер?! Я не хочу власти... У меня нет таких амбиций – управлять моими собратьями и вообще целым миром. Боже правый!

Послушайте, как вы думаете, зачем я влез в эту заваруху?

Власть – вздор! Чего я действительно добиваюсь, так это легкой работы.

Я пристально смотрел на него. Только что, всего лишь на мгновение, Джон Гэбриэл приобрел в моих глазах титанические пропорции, но тут же съежился до обычных человеческих размеров. Он плюхнулся в кресло и вытянул ноги. Я вдруг увидел его таким, каков он и был на самом деле (если не брать в расчет его обаяния): грубый, низкий тип, к тому же еще и жадный.

– Вы можете возблагодарить звезды, – продолжал Гэбриэл, – за то, что я не хочу ничего больше. Люди жадные и своекорыстные не наносят миру тяжелых ран – для таких людей в мире достаточно места. Это подходящий тип, чтобы управлять. Но да поможет небо той стране, где к власти приходит человек, одержимый идеями! Человек с идеей в голове сотрет в порошок простых людей, заморит голодом детей, сломает жизнь женщинам – и даже не заметит этого! Кроме идеи ему все безразлично. В то время как простой хапуга не принесет особого вреда: ему хочется только обустроить свой собственный уютный уголок и, когда он этого добьется, не станет возражать, чтобы и рядовой человек тоже был доволен и счастлив. Собственно говоря, он даже предпочтет, чтобы рядовой человек был доволен и счастлив – ему так спокойнее! Я очень хорошо знаю, чего хочет большинство людей. Не так уж и многого: чувствовать себя значительным, иметь возможность жить чуть-чуть лучше соседа и чтобы им не очень-то помыкали. Запомните мои слова, Норрис, как только лейбористы придут к власти, они тут же совершат свою большую ошибку.

– Если придут, – поправил я.

– Безусловно придут, – уверенно возразил Гэбриэл. – И я вам скажу, в чем будет их ошибка. Они начнут нажимать на народ, и все, конечно, с самыми благими намерениями! Те, кто не является закоренелым тори, – все с причудами. Упаси от них Боже! Просто удивительно, сколько страданий может причинить высокомудрый самоуверенный идеалист в порядочной и законопослушной стране!

– Но получается, – возразил я, – будто вы как раз и знаете, что лучше всего для страны!

– Нисколько! Я знаю, что лучше всего для Джона Гэбриэла. Стране не грозят с моей стороны никакие эксперименты, потому что я буду занят собой и тем, как устроиться поуютнее. И я нисколько не стремлюсь стать премьер-министром.

– Подумать только!

– Вы, Норрис, не заблуждайтесь на этот счет. Если бы я захотел, то, вероятно, мог бы стать и премьером.

Просто поразительно, как много можно сделать, стоит только изучить, что люди хотят услышать, а потом именно это им и говорить? Но быть премьером – очень хлопотная и весьма тяжелая работа. Я намерен только создать себе имя – и все...

– А откуда возьмутся деньги? Шестьсот фунтов в год – не так и много!

– Нашим придется раскошелиться, если лейбористы придут к власти. Наверное, доведут до тысячи. Не сомневайтесь, Норрис, в политической карьере существует достаточно способов делать деньги: где честным путем, где потихоньку на стороне. Ну и, конечно, женитьба.

– Собираетесь жениться? Вас привлекает титул?

Гэбриэл почему-то вспыхнул.

– Нет! – произнес он с жаром. – Я не женюсь на особе другого класса. О да! Я свое место знаю. Я не джентльмен.

– Разве это слово теперь что-нибудь значит? – спросил я скептически.

– Слово ничего не значит, но то, что за ним стоит, имеет значение.

Гэбриэл смотрел прямо перед собой. Когда он снова заговорил, голос его звучал задумчиво и глухо, словно шел откуда-то издалека: