Текст книги "Врата судьбы"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 2
Знакомство с Матильдой, Вернойлюбовью и КК

На следующее утро Таппенс отправилась на розыски человека, которого вся деревья знала как старого Айзека, или, если официально, мистера Бодликотта. Айзек Бодликотт являлся одной из местных выдающихся личностей. Выдающимся в нем был возраст – он утверждал, что ему девяносто (чему, впрочем, верили мало), и умел чинить самые разные вещи. Если ваши попытки дозвониться до слесаря – сантехника не увенчались успехом, обращайтесь к старому Айзеку Бодликотту. Мистеру Бодликотту за всю его долгую жизнь приходилось разбираться со всякими проблемами – канализацией, подачей воды, стоком воды, электрическими приборами, – хотя специально он ничему этому не обучался. Брал он ощутимо меньше, чем сантехник – профессионал, а его работа часто отличалась удивительным качеством. Он мог выполнять плотницкие работы, чинить замки, вешать картины – не всегда ровно, – разбирался в пружинах древних кресел. Главным недостатком услуг мистера Бодликотта являлась его привычка неутомимо болтать, изредка прерываемая тщетными попытками поправить свои фальшивые зубы так, что его произношение становилось неразборчивым. Его воспоминаниям о людях, некогда живших в округе, не было предела, хотя в целом трудно было сказать, насколько они достоверны. Мистер Бодликотт был не против лишний раз доставить себе удовольствие, пересказывая какую-нибудь интересную историю прошлых лет. Туда же обычно примешивались плоды напряжения фантазии, выдававшиеся за плоды напряжения памяти.

– Вы бы удивились, если бы я рассказал вам все, что о ней знаю. Да-да. Ну, знаете, все считали, что им-то все известно, но они ошибались. Совершенно ошибались. Это была старшая сестра. Именно что, казалась эдакой приятной девушкой, знаете ли. Собака мясника и выдала ее. Пришла за ней до самого дома. Да вот. Только это, можно сказать, был не ее дом. Ну, об этом я мог бы еще рассказывать и рассказывать. Потом была старая миссис Эткинс. Никто не знал, что она держала в доме револьвер, но я знал. Видел его, когда меня попросили починить ее шифоньер – так ведь называли эти высокие комоды? Да. Шифоньеры. Ну, вот так-то. В общем, она, семьдесят пять ей было, а в этом ящике, ящике шифоньера, который, понимаете, пришел я чинить – петли негодные, замок тоже – там револьвер и лежал. Завернутый, знаете ли, вместе с туфлями. Третьего размера. Нет, погодите, может, и второго. Белый атлас. На крошечную ножку. Свадебные туфли ее прабабки, сказала она. Может быть. Кто-то как-то сказал, что она купила их в сувенирном магазине, ну, не знаю. И там же лежал завернутый револьвер. Да. Говорили, ее сын привез его с собой. Привез из Восточной Африки, вот так. Он там стрелял слонов или что и, когда приехал домой, привез этот револьвер. И знаете, что делала старуха? Сын научил ее стрелять. Она садилась у окна гостиной и, когда по дорожке шли люди, она брала револьвер и стреляла по обе стороны от них: Да. Пугала их до смерти, и они убегали. Говорила, нечего здесь ходить и распугивать птиц. Очень уж она любила птиц и ни одной птички не застрелила, учтите. Нет, этого она не делала. Потом, все эти истории о миссис Лезерби. Чуть ее не арестовали. Да, крала вещи из магазинов. И очень ловко, говорили. А у самой денег полно.

Уговорив мистера Бодликотта сменить окошко в ванной, Таппенс понадеялась, что сможет направить разговор к воспоминаниям о том периоде в прошлом, который окажется полезным для нее и Томми в раскрытии тайны и обнаружении в их доме какого-нибудь сокровища или тайника, о котором они не имеют представления.

Старый Айзек Бодликотт сразу согласился помочь новым жильцам. Знакомство с как можно большим количеством новоселов составляло одно из удовольствий его жизни. Появление людей, которые еще не слышали его великолепные воспоминания, было для него большим событием. Те, кто уже неоднократно слышали их, нечасто просили его повторить его истории. Но новые слушатели! Всегда приятное событие. Это, а также демонстрация его умения в различных областях деятельности, создавшего ему такой авторитет в обществе. Непрекращающийся комментарий также доставлял ему удовольствие.

– Еще повезло, что старый Джо не порезался. Мог себе все лицо исполосовать.

– И то верно.

– На полу еще много стекла осталось, миссис.

– Знаю, – сказала Таппенс, – не было времени подмести.

– Со стеклом так нельзя. Вы же знаете, что такое стекло. Маленький осколочек может причинить уйму вреда. Можно и умереть, если попадет в кровеносный сосуд. Вот, помню, мисс Лавиния Шотакоум. Вы не поверите…

Мисс Лавиния Шотакоум не интересовала Таппенс. Она уже слышала о ней от местных жителей. Ей, судя по всему, было от восьмидесяти до девяноста, она была совершенно глуха и почти совсем слепа.

– Наверное, – сказала Таппенс, не давая Айзеку начать свои воспоминания о Лавинии Шотакоум, – вы многое знаете о всех людях и необычных событиях, происходивших здесь в прошлом.

– Ну, знаете, я уже не так молод, как раньше. Мне уже за восемьдесят пять. Скоро стукнет девяносто. У меня всегда была отличная память. Знаете, вещи как-то не забываются. Да. Сколько бы лет не прошло, что-то напоминает, знаете, и все сразу вспоминается. Я могу вам рассказать такое, что вы и не поверите.

– Просто удивительно, – сказала Таппенс. – Представить только, сколько вы, должно быть, знаете о самых необычных людях.

– Да, какие только люди не бывают, верно? Совсем не те, что кажутся, вы бы и не поверили, глядя на них.

– Наверное, бывали и шпионы, – заметила Таппенс, – и преступники.

Она с надеждой взглянула на него… Старый Айзек наклонился и поднял осколок стекла.

– Вот, видите, – проговорил он. – Представьте, что было бы, если бы такой залез вам в стопу?

Таппенс начала подозревать, что замена стекла в окошке вряд ли будет сопровождаться интересными воспоминаниями Айзека о прошлом. Она заметила, что маленькая так называемая оранжерея, расположенная у стены дома возле окна столовой, также нуждается в ремонте и вставке новых стекол. Стоит ее чинить или лучше просто снести, и дело с концом? Айзек с удовольствием переключился на новую проблему. Они спустились вниз и обогнули дом, пока не дошли до нужного сооружения.

– Вы об этом говорили, что ли?

Таппенс ответила да, ее она и имела в виду.

– Ка-ка, – сказал Айзек.

Таппенс взглянула на него. Две буквы «к» ничего ей не говорили.

– Что вы сказали?

– Я сказал «КК». Так ее называли во времена старой миссис Лотти Джоунз.

– А-а. А почему она называла ее КК?

– Не знаю. Наверное, такие пристройки так тогда называли. Она, знаете ли, небольшая. Не то, что настоящие теплицы больших домов. Знаете, где в горшках стоят адиантумы.

– Да, – ответила Таппенс, находя живой отклик в собственных воспоминаниях.

– Можно назвать ее и оранжереей. А вот старая миссис Лотти Джоунз все называла ее КК – не знаю, почему.

– И в ней были адиантумы?

– Нет, в ней ничего не выращивали. Нет. Там в основном хранились детские игрушки. Наверное, они все еще здесь, если никто не выбросил их. Видите, она чуть не падает. Ее просто чуток укрепили, сверху насадили крышу, так что я не думаю, чтобы ею еще можно было пользоваться. Сюда приносили сломанные игрушки, стулья и прочее. Но тогда здесь уже стояла лошадь – качалка и Вернаялюбовь в дальнем углу.

– А сюда можно войти? – спросила Таппенс, стараясь заглянуть в уголок окна, который казался чище других. – Там внутри, наверное, уйма необычных вещей.

– Ключ есть, – сказал Айзек. – Он, верно, так и висит на прежнем месте.

– А где прежнее место?

– А вон там есть сарай.

Они свернули на близлежащую тропинку. Сарай едва ли заслуживал столь громкого названия. Айзек ногой распахнул дверь, убрал ветки деревьев, отшвырнул не – сколько гнилых яблок и, сняв со стены старый половичок, указал на три или четыре ржавых ключа, висевших на гвозде.

– Еще Линдона ключи, – сказал он. – Который здесь предпоследний садовником работал. Раньше он корзины делал. Толку от него было мало. Если хотите заглянуть в КК…

– О, да, – с надеждой сказала Таппенс. – Я бы хотела заглянуть в КК. Как оно пишется? – спросила она.

– Как пишется что?

– КК.

– Просто две буквы?

– Не, по-моему, как-то иначе. Кажется, это два иностранных слова. Как будто бы к—а—й и потом еще раз к—а—й. Они говорили кай – кай, или даже кей – кей. Кажись, японское слово.

– А-а, – сказала Таппенс. – А здесь когда-нибудь жили японцы?

– Нет, ничего подобного. Таких иностранцев не было. Несколько капель масла, которое быстро извлек и использовал Айзек, произвели потрясающий эффект: самый ржавый ключ со скрипом провернулся. Таппенс и ее проводник толкнули дверь и вошли.

– Вот, пожалуйста, – сказал Айзек довольно равнодушно. – Одно старье да хлам, верно?

– Лошадь чудесно выглядит, – заметила Таппенс.

– Это Макильда, – сказал Айзек.

– Мак – Ильд? – с сомнением переспросила Таппенс.

– Да. Это вроде бы женское имя. Королева как будто. Говорили, будто бы жена Вильгельма Завоевателя, но я так думаю, треп. Она из Америки. Ее привез американский крестный одному из детей.

– Одному из…

– Одному из детей Бэссингтонов. Еще раньше, чем те, не знаю. Она, верно, уже проржавела насквозь.

Даже подгнившая, Матильда выглядела великолепно. По длине она мало чем уступала любой лошади. От некогда обильной гривы осталось лишь несколько волосков. Одно ухо было отломано. Когда-то она была серого цвета. Передние ноги торчали вперед, а задние – назад. Хвост тоже был ободран.

– Она качается совсем не так, как те лошади – качалки, которых я видела, – заинтересованно произнесла Таппенс.

– Да, правда? – сказал Айзек. – Те качаются вверх – вниз, вверх – вниз, сзаду наперед. Но эта, видите, – она как бы прыгает вперед. Сначала передние ноги делают вот так – у-уп, – а потом задние. Хорошо работает. Я могу сесть и показать вам…

– Осторожнее, – сказала Таппенс. – В ней могут торчать гвозди, которые поранят вас, или вы упадете.

– Э – э, я ездил на Матильде. Было то лет 50, если не 60 назад, но я помню. Она еще прочная, знаете ли. Не рассыпается.

Внезапно, почти как акробат, он вскочил на Матильду. Лошадь рванулась вперед, затем откинулась назад.

– Ну, как работает?

– Отлично, – сказала Таппенс.

– А, они были в восторге. Мисс Дженни, та каждый день на ней каталась.

– А кто такая мисс Дженни?

– Ну, старшая, знаете ли. Это ее крестный прислал ей. И Вернуюлюбовь тоже, – добавил он.

Таппенс вопросительно взглянула на него, недоумевая, к чему в кай – кай может относиться это замечание.

– Они так называли ее. Вон ту маленькую лошадку с повозкой в углу. Мисс Пэмела частенько съезжала на ней по склону. Очень серьезная она была, мисс Пэмела. Заберется бывало на верхушку холма, ноги поставит сюда – видите, здесь должны быть педали, но они не работали, так что она заносила ее на верхушку холма, толкала вниз, а уж тормозила ногами. И, надо сказать, частенько приземлялась в араукарию.

– Звучит не очень-то приятно, – сказала Таппенс. – Я имею в виду приземление в араукарию.

– Ну, она могла остановиться немного пораньше. Очень серьезная она была. Проделывала это часами – как-то я видел, как она каталась так три или четыре часа подряд. Я, знаете ли, частенько работал на клумбе с рождественскими розами и пампасной травой и видел, как она съезжала. Я не заговаривал с ней, потому что ей это не нравилось. Она хотела делать то, что делала, или то, что она думала, что делала.

– А что она думала, что делала? – спросила Таппенс, внезапно заинтересовавшаяся мисс Пэмелой больше, чем мисс Дженни.

– Ну, не знаю. Иногда, знаете, она говорила, что она – принцесса, убегает, или Мэри, королева чего-то там, то ли Ирландии, то ли Шотландии.

– Мэри, королева Шотландии, – подсказала Таппенс.

– Вот-вот. Она уехала или что, в общем, одно и то же, сбежала. Жила в замке. Он назывался какой-то Лох. Ну, знаете, который водоем[3]3
  Лох (шотл.) – озеро


[Закрыть].

– Да, понимаю. И Пэмела представляла, что она – Мэри, королева Шотландии, спасающаяся от врагов?

– Верно. Хотела пасть к ногам королевы Элизабет В Англии, так она говорила. Не думаю, чтобы королева Элизабет горела желанием помочь ей.

– Ну, – произнесла Таппенс, скрывая разочарование, – это, конечно, очень интересно. Кто, вы говорите, были эти люди?

– О, это Листеры были.

– А вы знали такую Мэри Джордан?

– А, знаю, про кого вы говорите. Нет, она, кажется, была до меня. Вы имеете в виду, которая немецкая шпионка?

– Здесь, похоже, все ее помнят, – сказала Таппенс.

– Да. Ее звали как-то вроде Фроу Лайн. Как лайнер какой-нибудь.

– Действительно.

Айзек вдруг рассмеялся. – Лайнерок-то сбился с курса, вот так. – И он рассмеялся снова.

– Отличная шутка, – любезно сказала Таппенс. Айзек рассмеялся снова.

– Пора вам, – сказал он, – подумывать о посадке, а? Знаете, если хотите вовремя получить бобы, пора посадить их и готовиться сажать горошек. А как насчет раннего салата? «Том – Палец»? Хороший салат, маленький, но хрустящий, как надо.

– Вы, наверное, много занимались садоводством в округе. Я имею в виду, не только в этом саду, но и в других.

– А, да, разной работой приходилось заниматься, знаете ли. Бывал почти во всех домах. Возьмут садовников, а от них никакого толку, вот я иногда и заглядывал, помогал. Здесь, знаете, даже несчастный случай был. Перепутали травы. Еще до меня, но я слышал эту историю.

– О листьях наперстянки, да? – спросила Таппенс.

– Надо же, вы уже слышали. Давно это было. Да, нескольким людям стало плохо, а один умер. Так я слышал. Может, и не правда. Мне один приятель рассказывал.

– По-моему, это была Фроу Лайн, – сказала Таппенс.

– Что, Фроу Лайн умерла? Этого я не слышал.

– А может, я ошибаюсь, – сказала Таппенс. – Я хочу, чтобы вы взяли Вернуюлюбовь, или как она там называлась, и отнесли ее на холм, на то место, где та девочка, Пэмела, съезжала на ней по холму – если холм все еще на месте.

– Ну, конечно, холм еще на месте. А как вы думали? Сейчас он зарос травой, но будьте осторожны. Не знаю, насколько Вернаялюбовь проржавела. Я ее почищу сперва, так?

– Неплохо бы, – сказала Таппенс, – а потом можете подумать, с чего начинать посадку.

– Ну, я-то прослежу, чтобы наперстянку и шпинат не посадили вместе. Не хотелось бы, чтобы с вами что случилось сразу после того, как вы переехали в новый дом. Хорошее место, если потратить на него немножко денег.

– Благодарю вас, – сказала Таппенс.

– Я присмотрю, чтобы Вернаялюбовь под вами не треснула. Она старая, но старые вещи иногда удивительно хорошо работают. На днях вот мой двоюродный братец вытащил старый велосипед. Никто бы не сказал, что он поедет – лет сорок уже на нем никто не ездил. Но он капнул масла, и тот поехал. Удивительно, что может сделать капочка масла.

Глава 3
Шесть невозможных вещей до завтрака

– Что это тебе… – начал Томми.

Он привык находить Таппенс в необычных местах по возвращении домой, но на этот раз он испугался больше обычного.

Хотя на улице брызгал мелкий дождик, в доме ее не было, и он, решив, что она, должно быть, поглощена работой в саду, вышел посмотреть. Именно тогда он и произнес: «Что это тебе…»

– Привет, Томми, – сказала Таппенс. – Ты вернулся немножко раньше, чем я думала.

– Что это за штука?

– Ты имеешь в виду Вернуюлюбовь?

– Что ты сказала?

– Я сказала «Вернаялюбовь», – повторила Таппенс. – Так она называется.

– Неужели ты пытаешься ездить на ней? Она же слишком маленькая.

– Разумеется. Это детская игрушка, из тех, которые покупались до велосипедов.

– Но она же не ездит, так ведь? – спросил Томми.

– В общем-то, да, – ответила Таппенс, – но, если поставить ее на вершину холма, то ее колеса закрутятся сами, и можно съехать вниз по склону.

– И свалиться к его подножию, я полагаю. Этим ты и занималась?

– Совсем нет, – возразила Таппенс. – Можно затормозить ногами. Хочешь, покажу?

– Не особенно, – сказал Томми. – Дождь усиливается. Мне просто интересно, зачем – ну, зачем ты этим занимаешься. Вряд ли это доставляет тебе удовольствие.

– Даже более того, – сказала Таппенс. – Мне немного страшновато. Видишь ли, я только хотела узнать и…

– И решила спросить у этого дерева? Что это за дерево, кстати?

– Верно, – ответила Таппенс. – Молодец, знаешь.

– Ну конечно знаю, – сказал Томми. – Я знаю и другое его название.

– И я тоже, – сказала Таппенс. Они переглянулись.

– Только у меня оно сейчас выскочило из головы, – сказал Томми. – Арти…

– Да, что-то такое, – согласилась Таппенс. – Неплохое деревцо, верно?

– Но зачем ты залезла в колючки?

– Ну, потому что, если, подъезжая к подножию, ты не успеваешь притормозить ногами, то оказываешься в этом арти – или как оно там.

– Арти – ли? А не «уртикария»? Нет, это крапива, так ведь? Ну что ж, – заметил Томми, – каждый развлекается, как умеет.

– Я просто продолжала исследование нашей последней проблемы.

– Твоей проблемы? Моей? Чьей?

– Не знаю, – ответила Таппенс. – Надеюсь, наших проблем.

– Но не проблем Биэтрис, случайно? Нет?

– О нет. Мне просто пришло в голову, что в доме может быть что-то спрятано, вот я и пошла посмотреть на массу игрушек, которые были убраны в какую-то странную древнюю оранжерею много лет назад, и там нашлось вот это и Матильда – лошадь – качалка с дырой в животе.

– С дырой в животе?

– Ну да. Похоже, люди засовывали туда всякую всячину. Дети, из интереса, ворох старых листьев, ненужные бумаги, старые тряпки и фланель, жирные тряпки, которыми чистили вещи.

– Ясно. Пошли в дом, – сказал Томми.

– Ну, Томми, – произнесла Таппенс, с удовольствием протянув ноги к огню, который она развела в гостиной к его приходу, – рассказывай новости. Ты ходил на выставку в галерею «Ритца»?

– Представь себе, нет. У меня не хватило времени.

– Что значит «не хватило времени»? Ты же за этим и ездил, верно?

– Ну, не всегда удается сделать то, за чем ездил.

– Но куда-то ты ходил и что-то сделал, – сказала Таппенс.

– Я нашел новое место, куда можно припарковать машину.

– Тоже полезное дело, – заметила Таппенс. – Где же?

– Возле Хаунслоу.

– Но что ты делал в районе Хаунслоу?

– Вообще-то я не ездил в Хаунслоу. Там есть что-то вроде автомобильной стоянки, а оттуда я поехал в метро.

– Как, до Лондона?

– Да. Так легче.

– Что-то у тебя виноватый вид, – сказала Таппенс. – Только не говори мне, что в Хаунслоу живет моя соперница.

– Нет, – сказал Томми. – Ты останешься довольна тем, что я сделал.

– Ты, случайно, не покупал мне подарок?

– Нет, – ответил Томми. – К сожалению, нет. Честно говоря, я никогда не знаю, что тебе покупать.

– Ну, иногда ты очень удачно придумываешь, – обнадежила его Таппенс. – Но чем же ты занимался, Томми, что я должна быть довольна?

– Я тоже занимался исследованиями.

– Кто сейчас только не занимается исследованиями, – сказала Таппенс. – Все подростки, племянники, двоюродные братья, дети других людей – на кого ни посмотри, все занимаются исследованиями. Понятия не имею, что они там исследуют, но они никогда потом этим не занимаются. Они только исследуют с большим удовольствием, вполне довольные собой, а чем все это кончается – один Бог знает.

– Бетти, наша приемная дочь, уехала в Восточную Африку, – сказал Томми. – От нее что-нибудь слышно?

– Да. Ей там нравится – нравится залезать в африканские семьи и писать о них статьи.

– Как, ты думаешь, к этому относятся африканские семьи? – спросил Томми.

– Я полагаю, не очень хорошо, – сказала Таппенс. – В приходе моего папы, помнится, никто не любил местных визитеров – их называли носатыми.

– В этом что-то есть, – проговорил Томми. – Ты ясно указываешь мне сложности того, что я проделываю, вернее, пытаюсь проделать.

– Исследования чего? Надеюсь, не машинок для подстригания газона?

– Не понимаю, при чем тут машинки для подстригания газонов.

– При том, что ты постоянно разглядываешь их каталоги, – сказала Таппенс. – Все рвешься купить одну такую.

– В нашем доме мы проводим исторические исследования – исследуем преступления, которые, судя по всему, были совершены лет 60—70 назад.

– Расскажи же, наконец, о своих исследованиях, Томми.

– Я поехал в Лондон, – сказал Томми, – и запустил кое-что в действие.

– А, – сказала Таппенс, – исследования? Исследования в действии? В принципе я занималась тем же самым, только у нас разные методы. Да и мой временной период приходится на более раннее время.

– Ты хочешь сказать, что серьезно заинтересовалась проблемой Мэри Джордан? Так ты это вносишь в план работы, да? Тайна, или проблема, Мэри Джордан.

– Какая типичная фамилия. Она не может быть настоящей, если правда то, что она была немецкой шпионкой, – размышляла Таппенс. – Хотя, пожалуй, она вполне могла быть англичанкой.

– Я думаю, эти рассказы – всего лишь легенда.

– Продолжай же, Томми. Ты мне еще ничего не рассказал.

– Ну, я навел определенные – определенные – определенные…

– Перестань повторять «определенные», – сказала Таппенс. – Мне ничего не понятно.

– Объяснять не всегда легко, – возразил Томми. – Я хотел сказать, есть возможность навести кое-какие справки.

– Ты говоришь о происшедших событиях?

– Да, в какой-то степени. Я имею в виду, кое-что еще можно узнать. Есть куда обратиться за информацией. Это тебе не езда на старых игрушках, расспросы старых дам и перекрестный допрос старого садовника, который скорее всего все перепутает, и не хождение по почтовым конторам, где ты мешаешь людям работать, требуя, чтобы они вспоминали рассказы своих дальних родственниц.

– От каждого я что-то да узнала, – сказала Таппенс.

– Узнаю и я, – заявил Томми.

– Ты наводил справки? К кому же ты обратился со своими вопросами?

– Ну, дело было не совсем так, но ты должна помнить, Таппенс, что время от времени я сталкивался с людьми, которые знают, с какого конца браться за дело. Есть, знаешь ли, люди, которые за определенную сумму наведут для вас справки там, где надо, так что их информация вполне достоверна.

– Какие люди? Какую информацию?

– Да любую. Для начала можно попросить кого-нибудь выяснить вопрос смертей, рождений и браков.

– Да, пошлешь людей в Сомерсет Хаус. Там регистрируются не только браки, но и смерти, да?

– И рождения, причем не обязательно идти туда самому, можно нанять человека. Узнать, когда кто-нибудь умер, прочитать чье – либо завещание, просмотреть церковные реестры и свидетельства о рождении. Все это можно узнать.

– Ты потратил много денег? – спросила Таппенс. – Мне казалось, что мы решили быть экономнее после расходов, связанных с переездом.

– Ну, учитывая твой интерес к делу, деньги можно считать потраченными с пользой.

– Так ты узнал что-нибудь или нет?

– Не торопись. Надо подождать, пока не наведут справки. Потом, когда у нас будет информация…

– Ты имеешь в виду, что тебе сообщат, что женщина по имени Мэри Джордан родилась где-нибудь в Литтл-Шеффилд – он – зе – Воуд, и тогда можно поехать туда и навести справки. Так, что ли?

– Не совсем. Будут еще сведения из переписи населения, свидетельства о смерти и ее причинах и, ну, масса всего прочего.

– Ну что ж, – сказала Таппенс. – Звучит интересно – это уже что-то.

– Можно просмотреть подшивки старых газет в редакциях.

– Ты рассчитываешь найти отчеты об убийствах и судебных сессиях?

– Не обязательно, но время от времени попадаются люди, которые в курсе дел. Их можно разыскать, задать Несколько вопросов, возобновить старые знакомства. Помнишь, как мы занимались частным сыском в Лондоне? Я думаю, найдутся люди, которые снабдят нас информацией или посоветуют, к кому обратиться. В таких случаях важно знать подходящих людей.

– Да, – согласилась Таппенс, – верно, я знаю по собственному опыту.

– У нас разные методы, – сказал Томми, – твои, в принципе, не хуже моих. Никогда не забуду, как я вошел в этот пансионат, или что это было, – Сан – Суси, – и первое, что увидел там, – ты сидишь и вяжешь и называешь себя миссис Бленкинсоп.

– Я проводила исследования и никого не нанимала, – заметила Таппенс.

– Да уж, – сказал Томми. – Ты залезла в платяной шкаф в соседней комнате, пока я вел очень интересный разговор, точно узнала, куда меня посылают и зачем, и ухитрилась добраться туда раньше меня – Подслушивание, ни больше, ни меньше, Какая низость.

– Со вполне удовлетворительными результатами, – сказала Таппенс.

– Да, – сказал Томми, – у тебя просто нюх на успех. Тебе все как-то удается само собой.

– Так что когда-нибудь мы узнаем все и об этом деле, только слишком уж много времени прошло. Я не думаю, что слухи о чем-то важном, спрятанном где-то здесь, или находящемся у кого-то, или связанном с этим домом или людьми, жившими в нем, беспочвенны, – я почему-то не верю в это. По крайней мере, мне ясно, что следует делать дальше.

– Что же?

– Поверить в шесть невозможных вещей до завтрака, конечно, – сказала Таппенс. – Сейчас без четверти 11, и я хочу спать. Я устала. Кроме того, я ужасно вымазалась, играя с этими грязными старыми игрушками. Я подозреваю, можно и еще кое-что найти в.., кстати, почему она называется кай – кай?

– Не знаю. А как это пишется?

– Не знаю. Думаю, к—а—й, а не просто КК.

– Потому, что так звучит таинственней?

– Звучит по-японски, – с сомнением проговорила Таппенс.

– Не вижу, почему. Я не слышу в этом ничего японского. Больше похоже на что-то съедобное, какое-нибудь блюдо из риса.

– Я иду мыться, соскребать с себя паутину и спать, – заявила Таппенс.

– Помни, – подсказал Томми, – шесть невозможных вещей до завтрака.

– Думаю, у меня это получится лучше, чем у тебя, – сказала Таппенс.

– Ты иногда бываешь очень неожиданной, – сказал Томми.

– Ты чаще бываешь прав, чем я, – проговорила Таппенс. – Как это раздражает. Что поделать, так Господь испытывает нас. Кто же это нам говорил? И частенько.

– Какая разница. Иди смывай с себя пыль десятилетий. Ну и как, Айзек – приличный садовник?

– Он считает, что да, – сказала Таппенс. – Мы можем проверить его…

– Только вот, к сожалению, сами плохо разбираемся в садоводстве. Еще одна проблема.