Текст книги "Часы"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 7

Мистер Вотерхауз нерешительно топтался на ступенях дома номер восемнадцать по Вильямову Полумесяцу, тревожно оглядываясь на сестру:

– Ты уверена, что все будет в порядке?

Мисс Вотерхауз возмущенно фыркнула:

– Не понимаю, Джеймс, о чем ты.

На лице мистера Вотерхауза появилось виноватое выражение. Впрочем, появлялось оно там столь часто, что могло уже рассматриваться как нормальное состояние.

– Ну, видишь ли, дорогая, вчера в соседнем доме такое случилось…

Мистер Вотерхауз собирался уходить на работу, в контору. Он был опрятно одет, седоват и слегка сутул. Лицо его тоже имело какой-то седоватый, хотя и вполне здоровый оттенок.

Мисс Вотерхауз, высокая угловатая женщина, отличалась похвальным здравомыслием и жестоко порицала отсутствие здравомыслия в других.

– Джеймс, то, что вчера по соседству кого-то убили, еще не значит, что сегодня убьют меня.

– Но, Эдит, – возразил мистер Вотерхауз, – ведь это зависит от того, кто убийца, верно?

– Короче говоря, ты полагаешь, что по Полумесяцу разгуливает убийца и в каждом доме намечает себе по жертве? Ну, знаешь, это настоящее богохульство!

– Богохульство, Эдит? – искренне изумился мистер Вотерхауз.

Ему самому ни за что бы не пришло в голову рассматривать свое замечание с этой точки зрения.

– Сразу приходит на ум иудейская Пасха, – проговорила мисс Вотерхауз, – а это, позволь тебе заметить, из Священного Писания.

– Ну, это, по-моему, слишком вольное сравнение, Эдит, – рискнул возразить мистер Вотерхауз.

– Попробовал бы кто сюда сунуться и попытаться меня убить, – проговорила мисс Вотерхауз внушительно.

Про себя ее брат подумал, что это действительно была бы рискованная затея. Если бы ему самому понадобилось наметить себе жертву, он вряд ли остановился бы на своей сестре. Результат покушения он брался предсказать заранее: непредусмотрительный убийца получил бы удар кочергой или чугунной задвижкой, после чего, окровавленный и униженный, был бы доставлен в полицию.

– Я просто хотел сказать, – пояснил он с еще более виноватым видом, – что в окрестностях появились… э-э… крайне подозрительные личности.

– Мы ведь даже не знаем толком, что там вчера случилось, – сказала мисс Вотерхауз. – Каких только сплетен не услышишь. Миссис Хед сегодня утром рассказывала совершенно несусветные вещи.

– Может быть, может быть, – пробормотал мистер Вотерхауз и поглядел на часы. У него не было ни малейшего желания выслушивать небылицы, которые приносила в их дом не в меру разговорчивая поденщица. Его сестра каждый раз разоблачала ее буйные фантазии, однако выслушивала их с удовольствием.

– А еще говорят, – продолжала мисс Вотерхауз, – что убитый был казначеем или попечителем в школе Ааронберга; что-то там не сошлось в счетах, и он пришел выяснить этот вопрос с мисс Пебмарш.

– А она его убила? – Мистеру Вотерхаузу эта мысль явно показалась забавной. – Слепая? Да ведь…

– Набросила ему провод на шею и задушила, – пояснила мисс Вотерхауз, – он ведь, как ты понимаешь, совсем ее не остерегался. Кто бы стал опасаться слепой? Впрочем, я этому, конечно, не верю, – добавила она. – Мисс Пебмарш очень славная женщина. Мы с ней расходимся в некоторых вещах, но это еще не значит, что я стану подозревать ее в убийстве. Просто она фанатичка, и взгляды у нее очень странные. Но, в конце концов, образование ведь еще не все. Возьми хоть эти нынешние школы, которые построены чуть ли не из одною стекла. Как парники для огурцов или помидоров. Я уверена, что летом детям просто вредно там находиться. Миссис Хед жаловалась, что ее Сюзанне очень трудно привыкнуть к новой школе. Девочка говорит, что совершенно невозможно слушать на уроках, все тянет смотреть в эти огромные окна.

– Да-да-да, – проговорил мистер Вотерхауз, снова взглянув на часы. – Однако, боюсь, я уже совсем опаздываю. До свидания, дорогая. Будь умницей. Может быть, хотя бы закроешь дверь на цепочку?

Мисс Вотерхауз фыркнула еще раз. Проводив брата, она собралась было подняться наверх, однако помедлила, взяла свою сумку для гольфа, достала из нее клюшку и положила на видное место у входной двери.

– Так-то, – произнесла она удовлетворенно. – Джеймс, конечно, говорит глупости. Однако всегда лучше быть наготове. Ведь теперь, подумать только, психов выпускают из сумасшедшего дома, чтобы они вели нормальную жизнь, – а каково это обычным ни в чем не повинным людям?

Мисс Вотерхауз удалилась в свою спальню, но вдруг по лестнице с топотом взбежала миссис Хед. Она была маленькая, кругленькая, как мячик, и почти все, что происходило вокруг, воспринимала с буйным восторгом.

– К вам два джентльмена, – возбужденно доложила она и добавила:

– Хотя, строго говоря, никакие это не джентльмены, а полицейские.

Она протянула визитную карточку. Мисс Вотерхауз взяла ее и прочла:

– Инспектор уголовной полиции Хардкасл. Вы проводили их в гостиную?

– Не в гостиную, а в столовую. Со стола уже убрано, и я решила, что для них вполне сойдет. В конце концов, они всего-навсего полицейские.

Мисс Вотерхауз не вполне уловила ход ее рассуждений, однако сказала:

– Сейчас спущусь.

– Они, наверное, будут спрашивать вас про мисс Пебмарш, – предположила миссис Хед. – Ну, там, не замечали ли вы за ней каких странностей. Говорят, иногда люди свихиваются совершенно неожиданно, до последнего момента ничего не поймешь. Ну, что-то в них, конечно, меняется – манера разговаривать, например. Или еще иногда по глазам видно. Хотя это-то к слепой не подходит… Да-а… – Она покачала головой.

Мисс Вотерхауз проследовала вниз и вошла в столовую, скрывая разыгравшееся любопытство под маской своей обычной воинственности.

– Инспектор уголовной полиции Хардкасл?

– Доброе утро, мисс Вотерхауз.

Хардкасл встал. Его сопровождал высокий темноволосый молодой человек, которого мисс Вотерхауз не удостоила приветствием. Тихое «сержант Овн» не вызвало у нее никакого отклика.

– Я надеюсь, что пришел не слишком рано, – начал Хардкасл. – Полагаю, вы догадываетесь, в чем дело. Вы, наверное, слышали о том, что вчера случилось в соседнем доме.

– Когда по соседству убивают человека, это трудно не заметить, – отозвалась мисс Вотерхауз, – мне даже пришлось выставить за дверь пару-тройку репортеров, которые пытались узнать, не видела ли я чего.

– Вы их выставили?

– Естественно.

– И правильно сделали, – похвалил Хардкасл. – С этими пронырами надо держать ухо востро. Но вы, полагаю, без труда с ними управились.

Этот комплимент был принят с явной благосклонностью.

– Надеюсь, вы не станете возражать, если и я задам вам несколько вопросов, – продолжал Хардкасл. – Кроме того, если вы сами что-нибудь вспомните, мы будем крайне признательны. Вы были дома в то время?

– Я не знаю, когда произошло убийство, – отрезала мисс Вотерхауз.

– По нашим расчетам, между половиной второго и половиной третьего.

– Да, я тогда была дома.

– А ваш брат?

– Он обедает на работе. А кого убили? В нашей местной газете сегодня была небольшая заметка, но об этом в ней ничего не говорится.

– Пока неизвестно, – ответил Хардкасл.

– Вы что, сами не знаете?

– К сожалению, нет.

– И даже мисс Пебмарш не знает?

– Мисс Пебмарш уверяет, что гостя не ждала и понятия не имеет, кто это такой.

– Она не может знать наверняка, – заявила мисс Вотерхауз, – она же не видит.

– Мы ей его очень подробно описали.

– Что это за человек?

Хардкасл достал из бумажника фотоснимок и передал ей.

– Вот он. Вы его случайно не знаете?

Мисс Вотерхауз вгляделась в фотографию.

– Нет… Нет, я уверена, что никогда его не видела. Боже мой, а с виду вполне приличный человек.

– Он действительно очень приличный человек, – подтвердил Хардкасл, – похож на юриста или бизнесмена.

– Похож. И фотография совсем не страшная. Можно подумать, он просто спит.

Хардкасл не стал ей объяснять, что из множества фотографий, сделанных полицией, эту выбрали именно потому, что она производила наименее неприятное впечатление.

– Смерть бывает тихой, – сказал он, – а к этому человеку она, видимо, пришла так неожиданно, что он даже не заметил.

– А что об этом говорит мисс Пебмарш? – поинтересовалась мисс Вотерхауз.

– Она в полной растерянности.

– Бог знает что, – прокомментировала мисс Вотерхауз.

– И все-таки, мисс Вотерхауз, вы могли бы нам чем-нибудь помочь? Подумайте хорошенько, вы вчера не выглядывали из окна, не выходили в сад от половины первого до грех?

Мисс Вотерхауз задумалась.

– Да, я выходила в сад. Сейчас, минутку. Это было до часу дня. Я вернулась домой примерно без десяти час, вымыла руки и села обедать.

– Вы не видели: может быть, мисс Пебмарш приходила или уходила? – Кажется, около половины первого она вернулась домой, потому что калитка скрипнула.

– Но вы с ней не разговаривали?

– Конечно, нет. Я просто услышала скрип калитки и посмотрела в ту сторону. Она всегда возвращается в это время, у нее как раз заканчиваются уроки. Она учит детей у Ааронберга – впрочем, вы, наверное, знаете.

– Мисс Пебмарш утверждает, что потом выходила из дому еще раз, около половины второго. Вы можете это подтвердить?

– Ну, точного времени я не помню, но она действительно проходила мимо нашей калитки.

– Простите, мисс Вотерхауз, как вы говорите – мимо вашей калитки?

– Ну да. Я была в своей комнате. Она выходит окнами на улицу, в отличие от этой, которая, как вы видите, выходит в сад. После обеда я ушла к себе и села у окна пить кофе. Я читала «Тайме» и, когда переворачивала страницу, заметила мисс Пебмарш. Она проходила мимо калитки. Не понимаю, что в этом странного.

– Конечно, конечно, – улыбнулся Хардкасл. – Просто, насколько я понял, мисс Пебмарш ходила на почту и в магазины, а мне казалось, что в другую сторону до них гораздо ближе.

– Смотря в какие магазины идти, – рассудила мисс Вотерхауз. – Хотя, конечно, в ту сторону ближе, а почта есть и на Олбанской дороге.

– А мисс Пебмарш часто проходит мимо вашего дома в это время?

– Понятия не имею, когда и куда ходит мисс Пебмарш. У меня, инспектор, нет привычки следить за своими соседями. Я занятая женщина, и мне вполне хватает своих собственных дел. Некоторые только и знают, что торчать у окна и следить, кто куда пошел да к кому зашел. Нет уж, пусть этим занимаются убогие или те, кому больше нечем заняться, кроме болтовни и сплетен.

Мисс Вотерхауз говорила так язвительно, что инспектор сразу понял – она имеет в виду кого-то конкретно. Он торопливо сказал:

– Да-да, вы абсолютно правы. – И добавил:

– Раз мисс Пебмарш прошла мимо вашей калитки, она могла идти к телефону? Автомат ведь в той стороне?

– Да, возле пятнадцатого дома.

– Еще один важный вопрос, мисс Вотерхауз. Вы случайно не заметили, когда этот человек – «таинственный незнакомец», как назвали его утренние газеты, – пришел к мисс Пебмарш?

Мисс Вотерхауз покачала головой:

– Я не видела, чтобы туда кто-нибудь входил.

– Что вы делали с половины второго до трех?

– Примерно полчаса я пыталась отгадать кроссворд в «Тайме», потом пошла на кухню мыть посуду. Потом написала пару писем, приготовила чеки, чтобы заплатить по счетам, потом поднялась наверх и собрала вещи, которые хочу отдать в чистку. Тут-то я и заметила, что в соседнем доме что-то не так. Я услышала крик и, естественно, подошла к окну. У калитки стояли молодой человек и девушка. По-моему, они обнимались.

Сержант Овн заерзал на стуле, но мисс Вотерхауз не смотрела в его сторону и явно не подозревала, что он-то и был тем молодым человеком.

– Молодого человека я видела со спины. Они, кажется, о чем-то спорили. Потом он усадил девушку на землю и прислонил к калитке. Несусветные вещи! А сам ушел в дом. – А немного раньше вы не заметили, как вернулась мисс Пебмарш?

Мисс Вотерхауз покачала головой:

– Нет. Но я ведь не выглядывала из окна, пока не услышала эти странные вопли. Впрочем, тогда я не обратила на них особого внимания. Молодые люди часто ведут себя самым странным образом: кричат, толкаются, хихикают, шумят, – мне и в голову не пришло, что могло случиться что-то серьезное. Только когда подъехали полицейские машины, я поняла, что происходит нечто из ряда вон выходящее.

– И что вы сделали потом?

– Я, естественно, вышла из дому, постояла на ступеньках, а потом пошла в сад. Я хотела узнать, в чем дело, но оттуда мне ничего не было видно. Когда я вернулась, уже собралась порядочная толпа. Говорили, будто в доме произошло убийство и всякие другие странные вещи. Невероятно странные! – закончила мисс Вотерхауз неодобрительно.

– Может быть, вы еще что-нибудь вспомните? Что-нибудь для нас интересное.

– Боюсь, что нет.

– Вы в последнее время не получали писем с предложением застраховаться? К вам не заходил страховой агент?

– Нет. Ничего такого не было. Мы с Джеймсом застрахованы в «Обществе взаимопомощи». Конечно, всяких рекламных писем и проспектов приходит очень много, но я ничего такого не помню.

– Вы не получали писем от некоего Корри?

– Корри? Разумеется, нет.

– А имя Корри вам о чем-нибудь говорит? – Абсолютно ни о чем. С какой стати? Хардкасл улыбнулся.

– Вроде бы ни с какой, – сказал он, – просто это имя, которым назывался убитый.

– Но это не его настоящее имя?

– У нас есть все основания полагать, что нет.

– Наверняка мошенник, – сказала мисс Вотерхауз.

– Пока нет доказательств, мы ничего не можем утверждать.

– Конечно. Вы должны сначала все выяснить. Я это прекрасно понимаю, – проговорила мисс Вотерхауз. – Не то что некоторые. Им бы только языком трепать. Я таких привлекала бы за злословие.

– За клевету, – поправил сержант Овн. Он подал голос впервые.

Мисс Вотерхауз посмотрела на него с некоторым удивлением, как будто только сейчас обнаружила, что это тоже человеческое существо, а не просто необходимое дополнение к инспектору Хардкаслу.

– Мне действительно очень жаль, что я больше ничем не могу вам помочь, – произнесла мисс Вотерхауз.

– И мне жаль, – отозвался Хардкасл. – Человек с вашим умом, наблюдательностью и здравым смыслом очень пригодился бы в качестве свидетеля.

– Ах, если бы я хоть что-то видела! – воскликнула мисс Вотерхауз. На миг ее голос зазвучал почти кокетливо.

– А ваш брат, мистер Вотерхауз?

– Джеймс ничего не знает, – сказала мисс Вотерхауз укоризненно, – как, впрочем, и всегда. И вообще, он был на работе, у Гейнсфорда и Светтенхема. Нет, от Джеймса вы ничего путного не добьетесь. И потом, как я уже говорила, он обедает не дома. – А где?

– Обычно он перекусывает кофе с бутербродами в «Трех перьях». Очень солидное, приличное заведение. Специально для занятых людей, которым надо быстро поесть.

– Спасибо, мисс Вотерхауз. Не смею вас дольше задерживать.

Хардкасл встал и вышел в прихожую. Мисс Вотерхауз шла за ним следом. У дверей Колин Овн нагнулся и поднял клюшку.

– Замечательная клюшка, – похвалил он, – рукоятка тяжелая. – Он взвесил клюшку в руке. – Я вижу, мисс Вотерхауз, вы готовы ко всяким неожиданностям.

Мисс Вотерхауз слегка растерялась.

– Ума не приложу, как эта штука сюда попала, – пробормотала она, выхватила у сержанта клюшку и засунула в сумку.

– Очень благоразумная предосторожность, – похвалил Хардкасл.

Мисс Вотерхауз открыла дверь и выпустила их наружу.

– Да, – сказал Колин со вздохом, – не много мы узнали, хотя ты старался изо всех сил. Это что, твой обычный метод?

– Иногда с подобными людьми он здорово помогает. Суровые дамы всегда поддаются на лесть.

– Н-да, под конец она мурлыкала, как кошка, которой предлагают сметанки. И несмотря на это, ничего интересного мы не выяснили.

– Ничего? – переспросил Хардкасл. Колин бросил на него быстрый взгляд:

– Ты о чем?

– Одна мелкая и, возможно, незначительная деталь. Мисс Пебмарш пошла на почту и в магазины. Но вместо того, чтобы повернуть направо, повернула налево, а в «Кавендиш», по словам мисс Мартиндейл, позвонили как раз без десяти два.

Колин взглянул на него с любопытством:

– Ты думаешь, звонила все-таки мисс Пебмарш, хотя она и отрицает это? Но она так уверенно говорила…

– Да, – подтвердил Хардкасл, – она говорила очень уверенно.

Тон его был уклончивым.

– Но если она, то зачем?

– У нас кругом сплошные «зачем», – проговорил Хардкасл нетерпеливо. – Зачем? Зачем? Зачем эти выдумки? Если звонила мисс Пебмарш, зачем ей понадобилось приглашать сюда девушку? Если кто-то другой, зачем ему было впутывать в это дело мисс Пебмарш? Мы пока ничего не знаем. Если бы эта мымра Мартиндейл была знакома с мисс Пебмарш, она по крайней мере могла бы сказать, ее ли это был голос или хотя бы похож ли. Ладно, в восемнадцатом доме мы почти ничего не узнали. Посмотрим, не повезет ли в двадцатом.

Глава 8

У дома номер двадцать по Вильямову Полумесяцу было свое собственное название. Он назывался «Приют Дианы». Чтобы не допустить вторжения извне, калитку накрепко замотали проволокой. Кроме того, проход загораживали лавровые деревья, чахлые и подстриженные весьма небрежно. – Этому дому куда больше подошло бы название «Лавры», – заметил Колин Овн. – Ну почему, скажите на милость, «Приют Дианы»?

Он оценивающе посмотрел вокруг. Ни дом, ни садик не отличались особой ухоженностью. Прежде всего бросался в глаза разросшийся, дремучий кустарник; сильно пахло кошками. Дом тоже находился в весьма плачевном состоянии, сточные желоба не мешало бы починить. Единственным признаком хозяйской заботы была входная дверь, только что выкрашенная в ярко-голубой цвет, которая, однако, лишь подчеркивала общую запущенность. Вместо электрического звонка на дверях висела загогулина вроде ручки, которую, по всей видимости, следовало подергать. Инспектор подергал, и в глубине дома послышалось приглушенное бряканье.

– Прямо заколдованный замок, – заметил Колин. Они подождали минуты две, и наконец из дома донеслись какие-то звуки. Довольно странные звуки. Они напоминали воркование – кто-то не то пел, не то приговаривал.

– Что за чертовщина… – начал было Хардкасл. Пение или воркование раздавалось все ближе, уже можно было различить отдельные слова:

– Нет, лапушка моя, нет. Сюда, сюда, котенька. Побереги хвостик, Шаша-Мими. Клео… Клеопатра. Ах ты, глупышка. Ах ты, золотце.

Было слышно, как в доме закрывают дверь. Наконец им отворили. На пороге стояла дама в светло-зеленом, довольно поношенном халате. Белесые, с проседью пряди выбивались из замысловатой прически, которая вышла из моды лет тридцать тому назад. На шею была накинута ярко-рыжая горжетка. Инспектор Хардкасл спросил с сомнением:

– Миссис Хемминг?

– Я миссис Хемминг. Тише, Лучик, тише, глупышка. Только тут инспектор сообразил, что на шее у нее не горжетка, а кошка. И это была не единственная кошка. Незамедлительно явились еще три, и две из них громко мяукали. Они подбежали к хозяйке и принялись тереться о ее подол, пристально глядя на гостей. В ту же секунду в нос обоим посетителям ударил нестерпимый кошачий запах.

– Я инспектор уголовной полиции Хардкасл. – Надеюсь, вы пришли по поводу того ужасного человека, который приходил ко мне из Общества защиты животных от жестокого обращения, – обрадовалась миссис Хемминг. – Какое безобразие! Я написала на него жалобу. Подумать только, он заявил, что мои кошки содержатся в условиях, не подходящих для нормального здорового существования! Форменное безобразие. Я живу только ради моих кисок, инспектор. Они – моя единственная радость. Для них делается все, что можно. Шаша-Мими, нельзя сюда, моя прелесть.

Шаша-Мими, проигнорировав хозяйкин жест, вспрыгнула на столик. Там она уселась и принялась умываться, не сводя глаз с незнакомых людей.

– Проходите, пожалуйста, – пригласила миссис Хемминг. – О нет, только не в эту комнату. Я совсем забыла.

Она распахнула дверь налево. Запах стал еще нестерпимее.

– Сюда, крошки мои, сюда.

По всем столам и стульям были раскиданы щетки и гребешки с кошачьей шерстью, а также грязные, линялые подушки. В комнате сидели еще по меньшей мере шесть кошек. – Я живу ради моих кисок, – повторила миссис Хемминг, – они понимают каждое мое слово.

Инспектор Хардкасл мужественно шагнул в комнату. На беду, у него была аллергия на кошачью шерсть. Как обычно происходит в таких случаях, все кошки тотчас же устремились к нему. Одна вскочила на колени, другая потерлась о брюки. Инспектор, человек немалого мужества, поджал губы и терпел.

– Я хотел бы, миссис Хемминг, задать вам несколько вопросов по поводу…

– Спрашивайте, что хотите, – прервала его миссис Хемминг, – мне скрывать нечего. Я могу показать, что кошки едят, где они спят – пятеро в моей спальне, а остальные семеро здесь, в этой комнате. Я кормлю их только отборной рыбой и всегда готовлю ее сама.

– Кошки тут ни при чем, – оборвал ее, возвысив голос, инспектор Хардкасл, – я имею в виду ту крайне неприятную историю, которая случилась вчера у ваших соседей. Надеюсь, вы про нее слышали?

– У соседей? Ах да, с песиком мистера Джошуа…

– Нет, – сказал Хардкасл, – ничего подобного. Я говорю про девятнадцатый дом, где вчера обнаружили труп.

– Да что вы говорите? – сказала миссис Хемминг, впрочем, без особого интереса. Она не сводила глаз со своих любимцев.

– Скажите, пожалуйста, вчера днем вы были дома? Между половиной второго и половиной четвертого?

– О да, конечно. Я хожу в магазины очень рано, чтобы успеть приготовить кискам обед, а потом расчесать им шерстку.

– И вы не заметили ничего особенного возле соседнего дома? Ни полицейских машин, ни толпы народа? – Боюсь, я просто не смотрела в окно. Я была в саду за домом, потому что потерялась моя малышка Арабеллочка. Она еще очень молоденькая – влезла на дерево, а обратно никак. Я пыталась приманить ее рыбой, но она, бедняжка, совсем перепугалась. Тогда я оставила ее в покое и пошла в дом. И что бы вы думали, только я вошла, как она слезла и прибежала следом!

Миссис Хемминг посмотрела на гостей, словно проверяя, верят ли они ей.

– Что ж, это вполне естественно, – не выдержал своей молчаливой роли Колин.

– Простите? – обратилась к нему миссис Хемминг, вздрогнув от неожиданности.

– Я очень люблю кошек, – пояснил Колин, – поэтому специально изучал их психологию. То, что вы рассказали, прекрасно иллюстрирует их манеру поведения и правила, которые они сами себе создают. Так, к примеру, все ваши кошки собрались вокруг моего приятеля, которого кошколюбом никак не назовешь, а на меня не обращают никакого внимания, несмотря на все мои заигрывания.

Если миссис Хемминг и пришло в голову, что эта речь плохо соответствует роли полицейского сержанта, она не подала виду, лишь туманно пробормотала:

– Кисоньки такие умницы, правда?

Серый красавец перс положил передние лапки на колени Хардкаслу, поглядел на него с неописуемым восторгом и сладострастно выпустил когти, точно инспектор был булавочной подушкой. Терпение Хардкасла лопнуло, и он вскочил со стула.

– Если позволите, мадам, – сказал он, – я хотел бы осмотреть сад за вашим домом. Колин ухмыльнулся.

– Пожалуйста, пожалуйста. Все, что угодно. – Миссис Хемминг тоже поднялась.

Рыжий кот спрыгнул с ее плеч. Она рассеянно заменила его серым персом и вышла из комнаты. Хардкасл и Колин шли следом.

– Мы уже встречались, – сказал Колин рыжему котофею. – Ну, ты просто красавец, – добавил он, обращаясь ко второму персидскому коту, который сидел на столе, под фарфоровой лампой, и помахивал хвостом. Колин погладил его, почесал за ухом и был вознагражден мурлыканьем.

– Прикройте, пожалуйста, дверь, мистер, э-э… – донеслось из прихожей. – Сегодня сильный ветер; я не хочу, чтобы мои кошечки простудились. И потом, эти ужасные мальчишки! Я боюсь отпускать моих лапочек в сад одних.

Она прошла через прихожую и открыла заднюю дверь.

– Что за ужасные мальчишки? – поинтересовался Хардкасл.

– Сыновья миссис Рамзи. Они живут в южном конце Полумесяца. Наши садики соприкасаются углами. Самые настоящие бандиты. Представляете, у них есть катапульта, вернее, раньше была. Я настояла на ее изъятии, но это не значит, что можно успокоиться. Они прячутся и устраивают засады. А летом кидаются яблоками.

– Безобразие! – посочувствовал Колин.

Садик за домом выглядел так же, как и перед ним, даже еще хуже. Нестриженая трава, неухоженный кустарник, еще более густые заросли лавровых деревьев той же разновидности и довольно безрадостные флоксы.

Колин был твердо убежден, что они попусту тратят время. Сквозь переплетение лавровых ветвей и кустарника разглядеть садик мисс Пебмарш было абсолютно невозможно. «Приют Дианы» как нельзя лучше оправдывал название «отдельного дома». Для его обитателей соседей словно бы не существовало.

– В девятнадцатом доме, вы говорите? – произнесла миссис Хемминг, нерешительно останавливаясь посреди своего садика. – Но ведь там, по-моему, живет одна только слепая женщина.

– Убитый был не из того дома, – сказал Хардкасл.

– А, понятно, – проговорила миссис Хемминг все так же отрешенно. – И он, значит, пришел, чтобы его там убили? Вот странно!

«А ведь это, – подумал про себя Колин, – просто чертовски точное определение».