Текст книги "Час Ноль"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Август, 19.

– Хлоп! только и успел сказать мой отпуск, – с отвращением произнес суперинтендент Баттл.

Миссис Баттл тоже была разочарована, но долгие годы, прожитые с мужем-полицейским, приучили ее философски смотреть на подобные огорчения.

– Ну что ж, – вздохнула она, – ничего не поделаешь! И я надеюсь все-таки, что дело по крайней мере интересное.

– Да нет, как раз ничего примечательного, – ответил суперинтендент. – В министерстве иностранных дел теперь все всполошились, как канарейки, – эти высокие худые ребята носятся повсюду как угорелые и везде, где ни появятся, прикладывают скоро и без особого труда; ну и мы, конечно, не замараем ничьей репутации. Нет, это не то дело, которое я бы включил в свои мемуары, если бы со временем достаточно поглупел, чтобы взяться за них.

– Я думаю, мы могли бы отложить нашу поездку… – неуверенно начала было миссис Баттл, но муж решительно перебил ее:

– Ни в коем случае. Ты с девочками поедешь в Бритлингтон – комнаты заказаны с марта, было бы жаль потерять их. А я вот что сделаю: когда эта круговерть закончится, съезжу-ка я к Джиму на недельку.

Джимом суперинтендент звал своего племянника, инспектора Джеймса Лича.

– Солтингтон ведь совсем недалеко от Истерхед Бэя и Солткрика, – продолжал он. – Глотну морского воздуха, окунусь разок-другой в соленой водице.

Миссис Баттл фыркнула.

– Скорей уж он тебя взнуздает помогать ему в каком-нибудь деле!

– В это время года у них не бывает никаких дел. Разве что какая-нибудь женщина стащит из «Вулворта» всякой мелочи на полшиллинга. В любом случае, с Джимом все в порядке, ему никто не нужен, чтобы учить его уму-разуму.

– Ну ладно, – согласилась миссис Баттл. – Будем надеяться, что все устроится хорошо. – Но я все равно расстроена.

– Такие вещи посылаются свыше, чтобы испытать нас, – утешил ее суперинтендент Баттл.

Белоснежка и Алая Роза

I

Выходя из вагона в Солтингтоне, Томас Ройд обнаружил на платформе ожидающую его Мэри Олдин.

Он помнил ее очень смутно и теперь, увидев вновь, немало удивился той радости от встречи с ним, которая сквозила в ее стремительных движениях и уверенной манере держаться.

Она обратилась к нему по имени:

– Как славно видеть вас вновь, Томас. После стольких лет!

– Спасибо, что нашли для меня местечко. Надеюсь, я вас не очень стесню.

– Ничуть. Даже наоборот. Мы вас ждем с особенным нетерпением. Это ваш носильщик? Скажите ему, пусть выносит вещи сюда. У меня здесь рядом машина.

Багаж погрузили в форд. Мэри села за руль, Ройд устроился рядом. Они тронулись, и Томас отметил про себя, что она прекрасно водит машину: уверенная и аккуратная на дороге, с отменным глазомером и реакцией.

От Солтингтона до Солткрика им предстояло проехать семь миль. Как только они выбрались из крошечного торгового городка на шоссе, Мэри снова заговорила о его приезде.

– В самом деле, Томас, ваш приезд в это время для нас просто дар небес. Все так запуталось, и человек посторонний – хотя бы отчасти посторонний – как раз мог бы нам помочь.

– А в чем дело?

Его слова, как всегда, прозвучали бесстрастно, почти лениво. Будто он задал вопрос больше из вежливости, нежели из желания действительно узнать что-нибудь. Именно эта его манера подействовала на Мэри успокаивающе. Ей ужасно хотелось выговориться, но она не стала бы откровенничать с человеком, который проявил бы к этому делу слишком большой интерес.

Она продолжала:

– Видите ли, мы очутились в трудном положении. Вы, наверное, знаете, что Одри сейчас у нас?

Она выжидательно замолчала. Томас Ройд кивнул.

– И Невил со своей женой тоже.

Брови Томаса поползли вверх. После минутного молчания он проговорил:

– Как-то неловко все, а?

– Именно. Это была идея Невила.

Томас Ройд ничего не ответил, но, словно ощущая недоверие, исходящее от него, Мэри с нажимом повторила:

– Это все Невил придумал.

– Зачем?

Она воздела руки, на мгновение выпустив руль.

– Ну теперь, видимо, так принято поступать в подобных ситуациях: все всё понимают, все со всеми большие друзья. Вот так. Только, знаете, мне вовсе не кажется, что все идет гладко.

– Может и не пойти, – согласился Ройд и добавил:

– А что из себя представляет новая жена?

– Кэй? Красива, конечно. Даже очень красива. И совсем еще молода.

– Невил очень ее любит?

– О да. Они всего лишь год как поженились.

Томас Ройд повернул голову и внимательно взглянул на свою спутницу. Его губы растянулись в полуулыбке. Мэри торопливо добавила:

– Я совсем не то хотела сказать…

– Полноте, Мэри. Я думаю, как раз то самое.

– Что ж, сразу бросается в глаза, что между ними мало общего. Их друзья, например, – она умолкла.

– Он ведь, кажется, познакомился с ней на Ривьере. Я об этом почти ничего не знаю. Только основные факты, о которых мне написала родительница.

– Да, впервые они встретились в Каннах. Невил увлекся, но, я полагаю, он увлекался и раньше – вполне безобидно, конечно. Я по-прежнему убеждена, что, будь он предоставлен самому себе, ничего бы и не произошло. Вы знаете, он все-таки любил Одри.

Томас кивнул.

– Я не думаю, – продолжала Мэри, – что он хотел разрушать этот брак, даже уверена, что не хотел. Но Кэй была настроена чрезвычайно решительно. Она не успокоилась, пока не вынудила его оставить жену – а что же еще остается мужчине в подобных обстоятельствах? Такое преследование, конечно, льстит его самолюбию.

– Выходит, она влюблена в него по уши.

– Думаю, что могло быть и так.

В ее голосе явственно слышалось сомнение. Снова заметив на себе его испытующий взгляд, она вспыхнула.

– Господи, ну и сплетница же я! Есть тут один молодой человек, все время крутится около Кэй. Красивый – правда, на манер жиголо – ее старый друг. И у меня из головы все не выходит, не связано ли это с тем, что Невил богат, знаменит и так далее. Насколько мне известно, у нее самой не было ни гроша.

Она замолчала с виноватым видом. Томас Ройд задумчивым голосом проговорил лишь «у-хум».

– Однако, – продолжала Мэри, – все это может оказаться чистейшей болтовней! Девушку иначе как восхитительной не назовешь. Это, наверное, будит кошачий инстинкт в старых девах.

Ройд внимательно смотрел на нее, на его неподвижном лице невозможно было прочесть, как он воспринял услышанное. После минутного молчания он спросил:

– Так в чем же именно заключается теперешняя проблема?

– Вы знаете, на поверку я не могу сказать вам ничего конкретного. Это-то и странно. Разумеется, мы прежде всего посоветовались с Одри. И было похоже, что она совсем не против встретиться с Кэй. Она так мило ко всему этому отнеслась. И все время здесь она была просто очаровательна. Трудно представить себе человека, который вел бы себя милее и доброжелательнее. Конечно. Одри во всем, что делает, являет собой образец. Ее манеры в отношении Невила и его жены безукоризненны. Она, как вы знаете, очень замкнута, и никто не может с уверенностью сказать, что у нее на уме, но, честно, я считаю, что к происходящему она действительно относится спокойно.

– А почему должно быть иначе? – сказал Ройд. Потом, словно спохватившись, он добавил:

– В конце концов, прошло уже три года.

– Разве такие люди, как Одри, забывают? Она ведь очень любила Невила.

Томас Ройд беспокойно задвигался на своем сидении.

– Ей всего тридцать два года. Перед ней вся жизнь!

– О конечно, конечно. Но для нее эта история была таким потрясением! Она ведь пережила очень сильный нервный срыв.

– Я знаю. Родительница мне писала.

– Я думаю, – сказала Мэри, – что по-своему это даже хорошо, что вашей матушке пришлось присматривать за Одри. Это отвлекло ее от собственного горя – я имею в виду смерть вашего брата. Мы все были так опечалены.

– Да. Бедняга Адриан. Всегда любил слишком быструю езду.

Наступило молчание. Мэри вытянула руку в сторону, показывая, что повернет на дорогу, которая спускалась к Солткрику.

Когда «форд» заскользил вниз по этой узкой, петляющей дороге, она возобновила разговор.

– Томас, вы хорошо знаете Одри?

– Так себе. Я нечасто видел ее последние десять лет.

– Да, но вы же знали ее с детства. Для вас с Адрианом она была как сестра.

Он кивнул.

– Была ли она… не казалась ли она вам порой какой-то странной? О, получилось совсем не то, что я хотела сказать. Видите ли, меня не оставляет чувство, что сейчас с ней что-то не так. Она как-то слишком выдержана, ее поведение безукоризненно до неестественного, и я иногда задаю себе вопрос, что же скрывается за этим фасадом. Время от времени я подмечаю в ней какие-то по-настоящему сильные эмоции. Я понятия не имею, что это может быть! Но я чувствую, что ее душевное равновесие нарушено. Что-то она скрывает! Это так беспокоит меня. С одной стороны, я понимаю, что атмосфера в доме сейчас влияет на всех. Мы все стали какие-то издерганные и чересчур нервные. Но что происходит с ней, я не знаю. И иногда, Томас, это пугает меня.

– Пугает вас? – его ровный спокойный голос заставил ее прийти в себя. Она нервно рассмеялась.

– Я понимаю, звучит абсурдно… Но именно это я имела в виду, когда говорила, что ваш приезд нам всей поможет – он отвлечет всех. Ну вот мы и приехали.

Они только что сделали последний поворот. Галлз Пойнт был построен на плоской вершине скалы, нависав шей над рекой. С двух сторон скала отвесно уходила в воду. Сады и теннисный корт размещались слева от здания. Гараж – более поздняя пристройка – находился дальше по дороге, на противоположной стороне.

– Я сейчас поставлю машину и вернусь, – сказала Мэри. – Хэрстл поможет вам.

Хэрстл, пожилой дворецкий, приветствовал Томаса с радушием старого друга.

– Очень рад видеть вас, мистер Ройд. Столько, лет прошло. И миледи тоже будет рада. Ваша комната в восточном крыле, сэр. Думаю, вы найдете всех в саду, если только не захотите сначала пройти к себе.

Томас покачал головой. Через гостиную он прошел к стеклянной двери, которая открывалась на террасу. Здесь он задержался на некоторое время и стал наблюдать, невидимый снаружи.

На террасе не было никого, кроме двух женщин. Одна сидела на углу балюстрады и смотрела куда-то за реку. Вторая смотрела на нее.

Первой женщиной была Одри; второй, как догадывался Томас, была Кэй Стрэндж. Кэй не знала, что они с Одри не одни, и поэтому не считала нужным следить за выражением своего лица. Томас Ройд, наверное, не был самым проницательным человеком, когда дело касалось женщин, но и он не мог не заметить, что Кэй Стрэндж очень сильно не любила Одри Стрэндж.

Что же касается Одри, то она смотрела за реку и, казалось, не замечала или не обращала внимания на присутствие другой.

Прошло семь лет с тех пор, как Томас видел Одри в последний раз. Теперь он очень внимательно ее рассматривал. Изменилась ли она, и если да, то в чем?

Изменилась, решил он. Она похудела, стала бледнее, весь ее облик стал как-то прозрачнее, но было еще что-то, чему он не мог найти названия. Она словно крепко держала себя в узде. Каждый прожитый миг, казалось, давался ей огромным напряжением сил, она ни на минуту не ослабляла настороженного отношения ко всему, что происходило вокруг. Она выглядит, подумал Томас, как человек, который скрывает тайну. Но какую? Он знал немного о том, что выпало на ее долю за последние несколько лет. Он был готов увидеть на ее лице следы печали и потерь, но увидел нечто иное. Она была похожа на ребенка, который, стиснув в кулачке свое сокровище, привлекает этим самым внимание всех к тому, что хочет спрятать.

Томас перевел взгляд на другую женщину – ту, которая теперь была женой Невила Стрэнджа. Прекрасна, да. Мэри Олдин была права. И, как ему показалось, опасна тоже. Он подумал, что не хотел бы видеть ее около Одри, будь у нее нож в руке…

И все же за что ей ненавидеть первую жену Невила? Ведь все уже в прошлом и забыто. Одри никакой стороной не касалась их нынешней жизни… Здесь его размышления прервал звук шагов на террасе. Из-за угла дома вышел Невил. Он выглядел оживленным, в руке он держал иллюстрированный журнал.

– Вот и «Иллюстрированное обозрение», – сказал он. – Не смог достать второго…

В следующий момент произошли две непредвиденные вещи.

Кэй сказала: «О, прекрасно, дай его мне», а Одри, не поворачивая головы, почти рассеянно, протянула руку.

Невил в замешательстве остановился между двумя женщинами. Смущенное выражение появилось на его лице. Но прежде чем он успел что-либо ответить, Кэй, повысив голос, в котором зазвучали истеричные нотки, потребовала:

– Я хочу его. Дай его мне! Дай его мне, Невил! Одри Стрэндж вздрогнула, повернула голову и тут же убрала руку, произнеся при этом с едва уловимым оттенком замешательства:

– О, простите. Я думала, ты обращался ко мне, Невил.

Томас Ройд заметил, как над воротником рубашки Невила Стрэнджа медленно проступила красная полоса. Невил сделал три быстрых шага к Одри и протянул ей журнал.

Она, должно быть, почувствовала себя еще более неловко и неуверенно начала:

– О, но…

Резким движением Кэй отодвинула стул. Она встала и, повернувшись, направилась к двери в гостиную. Ройд не успел посторониться, и она с размаху налетела на него.

Ее отбросило назад, она непонимающе, слепо смотрела на него, пока он извинялся. Тут он увидел, почему она его не заметила, – ее глаза были полны слез. Слез ярости, как ему показалось.

– Хэллоу, – сказала она. – Вы кто? А, ну конечно, человек из Малайзии.

– Да, – ответил Томас, – я человек из Малайзии.

– Господи, почему я не в Малайзии? – воскликнула Кэй. – Где угодно, но только не здесь! Я ненавижу этот мерзкий дом! Я всех в нем ненавижу!

Проявления сильных эмоций всегда выбивали Томаса из колеи. Он удрученно посмотрел на Кэй и нервно произнес:

– А-гхум.

– Если они не поберегутся, – пригрозила Кэй, – я убью кого-нибудь! Или Невила, или вон ту бледнорожую кошку.

И она гневно вышла из комнаты, хлопнув дверью.

Томас Ройд словно окаменел. Он не вполне представлял себе, что ему делать дальше, но чувствовал огромное облегчение, что миссис Стрэндж ушла. Он стоял и смотрел на дверь, которую она с такой силой захлопнула за собой. Сущая тигрица, эта новая миссис Стрэндж.

В проеме балконных дверей потемнело, когда между ними возникла фигура Невила Стрэнджа. По взволнованному дыханию и рассеянному приветствию было видно, что он тоже не в себе.

– Привет, Ройд, не знал, что вы приехали. Послушайте, вы не видели здесь мою жену?

– Она прошла с минуту назад, – отвечал Томас. Невил вышел следом за женой. Вид у него был раздраженный.

Томас медленно ступил на террасу. Бывалый охотник, он двигался совершенно бесшумно. Лишь когда он был уже в двух-трех шагах от Одри, она повернула голову.

Тогда он увидел, как распахнулись ему навстречу ее широко поставленные глаза, разомкнулись губы. Она соскользнула с перил и поспешила к нему, вытянув руки.

– О, Томас, – проговорила она. – Дорогой Томас! Как я рада, что ты приехал!

Когда он взял ее маленькие ладони в своими наклонился к ней, Мэри Олдин в свою очередь появилась в балконных дверях. Увидев их вдвоем на террасе, она остановилась, посмотрела на них несколько мгновений, медленно повернулась и вошла в дом.

II

Невил нашел Кэй наверху, в ее спальне. Единственная в доме большая спальня для двоих принадлежала леди Трессилиан. Супружеской паре всегда отводились две комнаты, сообщающиеся через дверь и имеющие общую ванную, в западной части дома. Это был как бы небольшой отдельный номер.

Невил прошел через свою комнату и потом через общую дверь вошел в спальню жены. Кэй лежала ничком на кровати. Подняв заплаканное лицо, она воскликнула со злостью:

– Пришел! Ну что ж, самое время!

– По какому поводу весь этот шум? Ты с ума сошла, Кэй?

Невил говорил спокойно, но на лице его, у крыла носа, обозначилась ямка, выдававшая в нем сдерживаемую злость.

– Почему ты отдал «Иллюстрированное обозрение» ей, а не мне?

– Кэй, ты в самом деле ребенок! Такой шум из-за какой-то несчастной газетенки с картинками.

– Ты отдал его ей, а не мне! – упрямо повторила Кэй.

– Ну и что, почему бы и нет! Какое это имеет значение?

– Для меня имеет.

– Господи, да что это на тебя нашло? Нельзя же закатывать подобные истерики, когда гостишь у кого-то в доме. Ты что, не знаешь, как вести себя в обществе?

– Почему ты отдал его Одри?

– Потому что ей захотелось посмотреть.

– Но и мне тоже хотелось, а я же твоя жена.

– Тем больше причин в таком случае отдать его женщине, которая и старше, и, строго говоря, не родственница.

– Она обыграла меня! Просто взяла и обыграла! Ты был с ней заодно!

– Ты разговариваешь, как глупый ревнивый ребенок. Ради всех святых, держи себя в руках и старайся вести себя на людях как положено.

– Как она себя ведет, я так понимаю?

Невил холодно заметил:

– Во всяком случае, Одри умеет себя вести как леди. Она не выставляет себя напоказ.

– Она настраивает тебя против меня. Она меня ненавидит и мстит теперь.

– Послушай, Кэй, может быть, ты прекратишь наконец эту мелодраматическую и совершенно идиотскую болтовню. Я сыт по горло!

– Тогда давай уедем отсюда! Давай уедем завтра же. Я ненавижу этот дом!

– Мы здесь всего четыре дня.

– Вполне достаточно! Ну, пожалуйста, Невил, давай уедем.

– Кэй, послушай, что я скажу. С меня довольно твоих капризов. Мы приехали сюда на две недели, и я не уеду отсюда ни днем раньше.

– Если не уедешь, – в голосе Кэй появились жесткие нотки, – пожалеешь. Ты и твоя Одри! Ты думаешь, она такая чудесная?

– Я не думаю, что Одри чудесная. Я думаю, что она очень милый и очень добрый человек, которому я причинил много горя и который, несмотря на это, был с нами так великодушен и снисходителен.

– Вот здесь-то ты как раз и ошибаешься, – сказала Кэй.

Она поднялась с кровати. Ее гнев улегся. Она заговорила серьезно, почти трезво.

– Одри не простила тебя, Невил. Раз или два я замечала, как она на тебя смотрит… Не знаю, что происходит у нее в голове, но что-то определенно происходит. Она не из тех людей, кто позволяет другим читать свои мысли.

– Было бы замечательно, – сказал Невил, – если бы таких людей было побольше.

– Ты меня имеешь в виду? – спросила Кэй, побледнев. В ее голосе появилась пугающая надрывность.

– Видишь ли, ты ведь пока не проявила особой терпимости. Всякий раз, когда тебя хоть что-то задевает, когда ты воображаешь, что тебе нанесена хотя бы малейшая обида, ты тут же выплескиваешь все в самых несдержанных выражениях. Ты выставляешь дурочкой себя, а заодно и дураком меня!

– Хочешь сказать еще что-нибудь?

Ее тон был холоднее льда.

Он ответил ей так же холодно:

– Мне жаль, если ты думаешь, что я несправедлив к тебе. Но это сущая правда. Ты можешь управлять своими поступками не больше, чем ребенок.

– Зато ты никогда не теряешь хладнокровия, не так ли? Всегда такой сдержанный, такой обходительный, вылитый саиб из сказки. Да у тебя и чувств-то, наверное, нет. Ты же рыба, дурацкая хладнокровная рыба! Почему ты постоянно держишь себя в узде? Почему не кричишь на меня, не ругаешься, не говоришь, чтобы я шла к черту?

Невил вздохнул и сник.

– О господи, – прошептал он и, круто повернувшись, вышел из комнаты.

III

– Ты выглядишь точно так же, как и в семнадцать лет, Томас Ройд, – сказала леди Трессилиан. – Все тот же совиный взгляд. И разговорчив не больше, чем тогда. Почему?

Томас ответил неопределенно:

– А бог его знает. Никогда не был боек на язык.

– Совсем не как Адриан. Адриан был глубоким я остроумным собеседником.

– Может быть, как раз поэтому. Всегда оставлял разговоры на его долю.

– Бедный Адриан.

Такое многообещающее начала Томас кивнул.

Леди Трессилиан переменила тему. Она давала Томасу аудиенцию. Своих гостей она предпочитала принимать по одному. Это ее не так утомляло, и она могла сконцентрировать свое внимание на каждом из них.

– Ты здесь уже сутки, – сказала она. – Что ты думаешь о нашей ситуации?

– Ситуации?

– Не старайся казаться глупым. У тебя это очень неестественно получается. Ты меня прекрасно понял: извечный треугольник, который образовался под моей крышей.

Томас осторожно произнес:

– Похоже, не все гладко.

Улыбка леди Трессилиан была прямо-таки демонической.

– Я признаюсь тебе, Томас, что я испытываю немалое удовлетворение. Все это произошло помимо моей воли – я сделала все, что могла, чтобы не допустить этого. Но Невил был так упрям. Он просто настаивал на том, чтобы эти две женщины встретились. Вот теперь он и пожинает плоды своих трудов!

Томас Ройд едва заметно шевельнулся на стуле.

– Непонятно как-то, – сказал он.

– Поясни, – потребовала леди Трессилиан.

– Никогда бы не подумал, что Стрэндж такой человек.

– Удивительно, что ты так говоришь. Потому что я чувствовала то же самое. Это совсем не похоже на Невила. Невил, как и большинство мужчин, стремится избегать неловких или чреватых неприятностями ситуаций. Я с самого начала подозревала, что это не его идея, но тогда я теряюсь в догадках, чья же она.

Леди Трессилиан помолчала, потом с интонацией, которая лишь чуть заметно отличает вопрос от утверждения, произнесла:

– Это не Одри?

– Нет, – сразу же ответил Томас. – Не Одри.

– И я едва ли могу поверить, что идея принадлежала этой несчастной юной женщине Кэй. Разве что она действительно выдающаяся актриса. Ты знаешь, последнее время мне ее почти жаль.

– Вы ведь ее не любите? Или я ошибаюсь?

– Нет, не люблю. Она мне представляется пустышкой, которая совершенно не умеет держать себя. Но, как я сказала, я начинаю жалеть ее. Она тычется повсюду, как долгоножка при свете лампы. И абсолютно не представляет, каким оружием ей воспользоваться. Капризы, дурные манеры, детская грубость – все это производит как раз обратный эффект на таких мужчин, как Невил.

Томас спокойно заметил:

– А я считаю, что в трудном положении находится Одри.

Леди Трессилиан пристально на него посмотрела.

– Ты всегда был влюблен в Одри, не правда ли, Томас?

Ответ прозвучал совершенно невозмутимо:

– Предположим, что так.

– Практически с того времени, когда вы вместе играли детьми?

Томас молча кивнул.

– А потом появился Невил и увел ее прямо у тебя из-под носа.

– Ну вообще-то я всегда знал, что шансов у меня никаких.

– Пораженец, – с укором выговорила леди Трессилиан.

– Со мной всегда бывает скучно.

– Старая кляча!

– «Добрый старый Томас» – вот что Одри думает обо мне.

– Верный Томас, – поправила его старая леди. – Ведь именно так она звала тебя раньше.

Он улыбнулся. Эти слова напомнили ему дни детства.

– Забавно! Я этого уже много лет не слышал.

– Теперь это может серьезно укрепить твои позиции, – заметила леди Трессилиан. Она прямо и выразительно посмотрела ему в глаза. – Верность, – сказала она, – как раз то качество, которое люди, прошедшие через все, что выпало на долю Одри, учатся ценить. Слепая преданность, которой хватает на всю жизнь, Томас, иногда бывает вознаграждена.

Томас опустил глаза. Его пальцы вертели трубку.

– В надежде на это я и приехал, – признался он.