Текст книги "Только (не)любовь (СИ)"
Автор книги: Агата Чернышова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– А теперь, если вопросов более нет, прошу расписаться в установленном документе, о том, что оглашение завещания состоялось десятого июня сего года.
Нажав кнопку под столом, Сергей Сергеевич вызвал секретаршу она торжественно разносила папку, в которой каждый поставил подпись. Ко мне девушка подошла в последнюю очередь.
Я взяла предложенную перьевую ручку и увидела, насколько дрожит моя рука. Конечно, можно совсем отказаться от наследства, но, с другой стороны, квартира и особняк плюс четверть фирмы – совсем неплохо.
Чувствуя, как все, кто находится в комнате, смотрят на меня, я взяла себя в руки и поставила в самом низу размашистую подпись. Ручка соскользнула, и я случайно перечеркнула часть подписи Ярослава.
Глава 3. За знакомство
Только поставив подпись, я осознала, что всё это, с большой долей вероятности, не сон, не шутка и не розыгрыш.
Определенные сомнения всё же присутствовали: ничего не стоит арендовать на неделю офис, обустроить здесь всё и пригласить актёров, играющих роли. Только это требует значительных затрат, а взять с меня нечего.
Квартира в Саратове не считается, она в ипотеке, так что продать её без разрешения банка нельзя. Да и подпись можно будет оспорить в суде. Мол, похитители запугали, ничего не соображала.
А вообще, если я права, и всё это маскарад, то похитители ведут себя более чем странно. Телефон забралию. Чило привезли сюда, но паспорт не отняли, даже не спросили.
И это настораживало сильнее мрачных взглядов, которые кидал на меня Ярослав и того болезненного любопытства, что светилось в глазах остальных «родственников».
– Откуда вы знаете, что я та, за кого себя выдаю? – спросила я, обращаясь к старичку, воспользовавшись возникшей паузой.
Он скрупулезно и с самым невозмутимым видом перекладывал бумаги, будто это были единственные экземпляры давно утраченной остальным человечеством реликвии.
В воздухе сгустилось напряжение. Оно и раньше электрическими искрами проскакивало во взглядах украдкой, скупых жестах, тяжелых вздохах, вылезало на свет вместе с бумажными платочками и влажными салфетками, призванными утереть слёзы собравшихся.
А по поводу чего все эти люди печалятся, мне, как постороннему, было неясно. То ли оплакивают усопшего, то ли свою малую долю в наследуемом имуществе. Правда, как всегда, пряталась посредине.
А тут я посмела обратить на себя внимание. Ещё и усомниться в реальности той пьесы, в которой меня заставили участвовать.
– Мы слишком долго вас разыскивали, госпожа Багирова, – ответил Полушкин и посмотрел в глаза. Сейчас он напоминал мне не старого ворчливого нотариуса, получающего удовольствие от наблюдения за наследниками, а проницательного и хитрого интригана, передвигающего фигуры на шахматной доске, о чём последние и не подозревают. – В завещании есть оговорка. Если мы не найдём вас и не сможем уговорить присутствовать на оглашении завещания, то наследства не получает никто. И сделать это надо было, не мешкая. Всего за тридцать календарных дней. Самое сложное было найти вас в столице.
– Почему вы решили, что я живу в Москве? – сорвался с губ следующий вопрос.
Хотелось знать всё и немедленно, не упустить никакой важной детали или жеста, слова, могущих заставить меня усомниться в той правде, что пытаются тут представить честная компания.
– Ваш отец перед смертью уже нашёл вас и сообщил, что вы в столице, – последовал ответ Сергея Сергеевича. Нотариус откинулся в кресле, во взгляде старичка мелькнула усталость, но уже через пару секунд он был сама внимательность и любезность. – А разыскать человека, если знаешь, где и кого, дело наработанной техники и связей.
– Если вас что-то не устраивает, можно подписать отказ от наследства, – тут же вставил «пять копеек» Ярослав, продолжавший стоят спиной к окну, скрестив руки на груди.
Его лицо оставалось в тени, но я чувствовала, что он неотступно следит за мной.
– Ни в коем случае! – Ольга Денисовна улыбнулась так тепло, что мне стало не по себе. – Не надо давить на девочку. Ей бы всё хорошенько обдумать. В тишине, да в одиночестве, но ничего, у неё ещё будет время.
– Не сердись на моего сына, он пока до конца не пришёл в себя после смерти отца, вот и городит всякую чушь, – приятная дама повернулась ко мне и одарила глубоким многозначительным взглядом. Мол, так-то он другой, ну, ты понимаешь…
– Мама, мы уже это обсуждали! Не надо говорить за меня, а тем более комментировать мои слова, – отрезал Ярослав и, кивнув нотариусы, первым направился было к выходу, как вдова покойного растерянно произнесла:
– Не расходитесь, пожалуйста! Мы же собирались на обед. Всё уже готово, Алексей был бы рад видеть всех нас вместе, – и девушка тяжело вздохнула, будто одно упоминание о покойном муже стоило ей громадных усилий, чтобы не расплакаться.
Мальчик опустил голову и всхлипнул, утирая слезу ладошкой. Его скорбь была искренней, поэтому и трогала до глубины души.
Девушка, заметив расстройство сына, вытерла ему слёзы платком и крепче прижала к себе, поцеловав в светлую макушку.
– Конечно-конечно, дорогая, – поддакнула Эльвира Алексеевна, сестра усопшего, подсаживаясь к племяннику и шепча что-то о том, что надо быть сильным и оберегать маму. – Мы все едем.
– Сергей Сергеевич, надеюсь, вы с нами? – спросила у нотариуса девушка-вдова, которая и в чёрном траурном платье выглядела так, будто собралась в театр или на выставку.
Я всегда восхищалась такими девушками: даже макияж не попортился, хотя было заметно, что она расстроена.
– Я заеду к вам, Анастасия Павловна, позже, – покачал головой нотариус и развёл руками, указывая на стол, заваленный толстыми папками-скоросшивателями. – Как бы мне не хотелось сейчас быть с вами, но дела, увы, не терпят отлагательства.
– Решено, едем, – засуетился племянник умершего и пристально посмотрел на меня, снова приветливо улыбнувшись.
Это был тот самый молодой человек, приятной наружности и манер. Он напоминал Лиса, облизывающегося возле курятника и прикидывающего, как бы там поживиться без лишнего шума. Сразу видно, дамский угодник. Таким лучшим не давать и повода думать, что ты слабая и лёгкая добыча. Поэтому на улыбку я не ответила.
– Мой сын довезёт вас, Герда Алексеевна, – приятная дама подошла ко мне ближе, но за руки, слава богу, не хватал и обниматься не лезла. Люблю людей, уважающих чужие границы. – Вот и увидите, где ваш отец провёл последние годы жизни. Не самые трудные, кстати.
Иронично изогнув бровь, Ольга Денисовна скользнула взглядом по вдове, с улыбкой обольстительницы принимавшей соболезнования от племянника своего покойного мужа.
– А насчёт наследства, не сомневайтесь. Возможно, отец хотел как-то компенсировать вам и вашей маме все те сложности, что сам и создал.
Ольга Денисовна подбирала слова, будто шла по минному полю. И я догадалась, почему:
– Он ведь никогда не говорил обо мне, верно?
– Нет. Но мы уже лет десять как в разводе. И не беседовали, знаешь ли, на задушевные темы. Алексей вообще, царство ему небесное, не был разговорчивым и душевным человеком. Мог обидеть и не извиниться. Никогда не извинялся, – первая жена моего отца говорила о покойном без злости, с грустной улыбкой, но не старалась представить его святым, в отличие от сестры. Та громко рассказывала Ярославу, которого держала за руку, как они с покойным были близки духовно.
Мажор кивал, хмурился, но терпел приставания тётки, с нетерпением посматривая в сторону. И иногда на меня.
Я видела на себе его заинтересованный взгляд, но не тот, каким мужчина обычно смотрит на женщину. Пасынок моего отца видел во мне досадную помеху. Особенно, а это было заметно по взгляду светло-коричневых глаз, его бесило условие отца.
Я усмехнулась, вполуха слушая Ольгу Денисовну. Пусть Ярослав Дмитриев не беспокоится: легче, как Анна Каренина, под поезд лечь, чем пойти замуж за столь неприятного типа, всем видом выражающего, что ты птица не его полёта.
Словно почувствовав моё настроение, мажор подошёл к матери, чтобы предложить её подвезти. Вся эта компания, похоже, под предлогом поминального обеда решила отпраздновать благополучное вступление в наследство. И хоть я не простила папашу, но в этот миг, глядя на общее возбуждение, стало его жаль. На минуту.
– Не буду вам мешать, молодёжь, – улыбнулась Ольга Денисовна и так посмотрела на сына, что тот только скривился, но спорить не стал.
– И верните мне телефон, – глухо произнесла я, стараясь не смотреть на неприятного типа.
– Всенепременно, снежная, – отозвался Ярослав, иронически хмыкнув. Точь-в-точь, как мать, когда она смотрела на вдову.
– О, вы уже и прозвища друг другу придумали. Как это мило и по-детски! – бросила Элеонора Алексеевна, спеша за сыном, поглощённым рассказом вдовы о её душевных муках.
– Подожди, Нора, я с вами, – мать Ярослава не дала нам обоим опомниться, как уже оставила одних. Не считая Сергея Сергеевича, с грустной улыбкой взирающего на получивших наследство.
– До свидания! – произнесла я, обращаясь к старичку, когда его кабинет опустел. Из приёмной доносились оживлённые голоса тех, кто ещё недавно
– До свидания, милая леди! – он встал из-за стола и чинно поклонился нам обоим. – Был рад познакомиться. Вижу, что вы хотели бы поговорить. Я дам вам свою визитку, позвоните мне, скажем, послезавтра после шести вечера.
Я с благодарностью приняла карточку из толстого лощеного картона с выгравированными на нёй именем-фамилией и названием конторы. «Мойры» – прочла я на карточке. Странное название. Слепые богини из мифов Древней Греции.
– Богини судьбы, – пояснил нотариус. – Я суеверен, знаете. И убеждён, что любые встречи не случайны. До свидания, Ярослав.
Мужчины пожали друг другу руки, и мы покинули кабинет Полушкина. Проходя через пустую приёмную я заметила, как секретарша, кивая на прощание, шепнула Ярославу: «Я позвоню». Тот только улыбнулся и махнул девушке рукой.
– Не смотрите на меня так, будто я вам денег должен, – заметил мои взгляды мажор, когда мы подошли к лифту. – Иногда мы с Викой обмениваемся энергией.
– Это теперь так называется? Буду знать, – хмыкнула я и попыталась первой юркнуть в открывшуюся кабину лифта.
– Как и то, что лифт – объект повышенной опасности, – Ярослав бесцеремонно схватил меня за руку и оттащил в сторону. – Первым заходит мужчина, а вот выходят сперва женщины и дети. Неужели не знала?
Я вспыхнула, но промолчала. Не имеет смысла язвить и обмениваться шпильками. Мы друг другу никто, пусть так и останется.
***
Стоило нам спуститься к парковке, как Ярослав отпустил амбалов и сам сел за руль, предложив занять место рядом. Поколебавшись, я согласилась.
Неудобно было отказываться, боялась выглядеть глупой провинциалкой, да и в бардачке лежал мой телефон, так что если я сяду рядом с водителем, смогу достать его сама. Так будет спокойнее и просить лишний раз не придётся.
– Всё ещё не доверяешь? – первым нарушил молчание Ярослав, когда мы выехали на запруженные московские улицы.
– А мы уже на «ты»? – ощетинилась я, испытывая возмущение от того, что этот малознакомый мужчина раз за разом бесцеремонно нарушал мои границы.
– Да. А что? Ты против?
Выражение лица Ярослава, который словно нарочно выпячивал всё свои недостатки и был нарочито груб, говорило само за себя: нахмуренные брови, сосредоточенный на дороге взгляд, руки, крепко сжимавшие руль – он обращался со мной так, будто я была врагом. Препятствием, которое устранить весьма непросто, особенно для того, кто привык решать дела по щелчку пальцев.
Не спрашивая разрешения, я открыла бардачок и, выудив оттуда своё имущество, захлопнула крышку. Звук получился громче, чем думала, но извиняться не собиралась.
Телефон работал исправно, а от Стаси было пять пропущенных. Подруга совсем меня потеряла.
– Против. И да, вам не доверяю. Да и вся эта история с наследством кажется мне выдуманной.
– Так откажись и живи, как прежде. Или миллиард рублей душу греет? Заметь, это помимо прочего наследства.
Ярослав произнёс слово «прочего», будто в этом имуществе было что-то постыдное. Или оно казалось ему столь несущественным, что ради какой-то там квартирки в Черемушках мажор и пальцем бы не пошевелил.
Возможно. А вот я, чем дольше об этом думала, тем больше приходила к выводу: это мой шанс. Больше не надо будет платить за жильё чужим людям, я получу московскую прописку, особняк продам или буду сдавать.
Надо ещё посмотреть на него, а то мало ли, вдруг там недострой или что-то подобное и проблемное? А квартиру в Саратове продам. Всё равно она теперь мне без надобности.
– Молчишь? Правильно, – продолжил Ярослав язвительным тоном. – Миллиард рублей, работая психологом на телефоне, не заработаешь, если это не какие-то особые услуги.
И тут меня прорвало. Какое он имеет право так со мной обращаться? Хочет уничтожить конкурента? И если не получается уговорить, так можно и угрозами действовать? Авось, девчонка испугается и сольётся…
– Если вы так уж обо мне всё знаете, то наверняка в курсе, что я не только работаю психологом на телефоне, но и в кризисном центре. Я помогаю людям вырваться из круга проблем, отстраниться и посмотреть на всё иначе. Небольшая помощь, но и её иногда взять не от кого. И да, иногда женщинам надо выговориться, потому что в их жизни очень часто встречаются такие чёрствые и самодовольные…типы.
Я уже нарушила своё табу и вместо последнего политкоректно-нейтрального слова сказала другое, нелитературное.
– Что ты так покраснела? – заметил Ярослав, время от времени отвлекаясь от дороги. Он смотрел чуть с прищуром, а в глубине хищных глаз вспыхивали жёлтые искорки. Или всё дело было в свете, падающем под определённым углом.
К несчастью, мы попали в пробку и были заперты наедине в пустом салоне джипа, поэтому гордо повернуться и уйти не получится, значит, придётся терпеть его насмешки или ставить нахала на место.
Будь я на работе, безусловно выбрала бы первое, но сейчас всё внутри закипало от гнева, и я решила дать эмоциям выход. Хочет словесную дуэль? Пожалуйста.
– Душно, – процедила я, отвернув голову к окну и скрестив руки на груди.
У меня снова начала болеть голова, видимо, таблетка перестала действовать, или против того, что на меня свалилось за последние часы, медицина была бессильна.
– Правда? Я думал прибавить температуру, здесь, как в холодильнике, – протянул Ярослав, и я снова уловила в его тоне сдержанную насмешку.
Ему нравилось меня раззадоривать, наверное, он думал, что я тихая и забитая провинциалочка, которая не сможет дать достойный отпор его шуткам и завуалированным оскорблением.
Эта игра в «кошки-мышки» мне надоела. Пора показать коготки.
– Чего вы добиваетесь? – спросила я, резко повернувшись и посмотрев на его профиль. Ярослав по-прежнему смотрел на стоящую впереди машину и молча слушал, постукивая пальцами по рулю. Ритм то убыстрялся, срываясь на барабанную дробь, то становился редким, будто осторожные шаги. – Зачем эти перепалки? Да, я приехала из провинции и никогда не знала своего отца. Возможно, это даже к лучшему. Меньше разочарований!
– Нет! Не смей! – внезапно он схватил меня за запястье и притянул к себе.
В глазах рыси полыхала холодная ярость. Такая, когда хочется сделать больно в ответ. Мне показалось, что он сейчас выкинет меня из машины и заблокирует двери, но вместо этого мужчина медленно разжал пальцы и отпустил руку.
– У тебя его глаза, – произнёс он глухо, откинувшись на сиденье и смотря прямо перед собой. – Прости, я не хотел причинить тебе боль. Просто давай договоримся: ты никогда больше не станешь о нём говорить в таком тоне.
– Могу только обещать, что никогда не стану о нём говорить с вами, – ответила я, так и не сумев пересилить себя и сказать «ты». – Но делать вид, что мне очень жаль, что я его не застала, не буду. Я понимаю, что для вас он был идеалом и самым лучшим отцом на свете. А для меня – нет. Его вообще не было в моей жизни.
– Ну и дура! – фыркнул он.
– Зато у тебя ума хватает, только на то, чтобы оскорблять тех, кто слабее!
– Будем считать, что мы в расчете, – произнёс Ярослав после небольшой паузы, когда мы наконец тронулись с места. – Извини, снежная.
– Не называйте меня так! – оборвала я мужчину на полуслове. – Я не собака, чтобы придумывать мне прозвище! И мы не друзья и не…
Тут я запнулась и почувствовала, как запылали щёки.
– И не любовники. Ты это хотела сказать, Герда?
Он снова посмотрел на меня с лёгкой смешинкой во взгляде, теперь ничем не напоминая разъярённого хищника, которым был несколько минут назад.
– Возможно, – я пожала плечами и снова покосилась на так и не включенную стерео-систему. Сейчас бы ехали и слушали радио, вместо того, чтобы придираться к словам друг друга. Господи, когда кончится эта бесконечная поездка?!
– Ты каждый раз кривишься, когда я произношу твоё имя, – отметил он, поймав мой взгляд, но музыку не включил.
– Оно мне не нравится. Слишком детское, – ответила я сухо.
Не стану же распространяться, что собственное имя меня бесит. Что всплывает в голове, когда люди слышат его? Белокурая девочка с голубыми глазами, отважная и жертвенная, готовая идти до конца за любимым, на рай света, если понадобится.
А я не такая. Брюнетка, пусть и худощавая, высокая. И я совсем не намерена идти на жертвы ради мужчины. Я уже видела, чем это заканчивается. Моя мама любила отца и ждала, что он одумается.
А у него в это время была другая семья. Знаю, что ни Ярослав, ни Ольга Денисовна в этом не виноваты, но я помимо воли испытывала к ним обоим неприязнь. Переносила это чувство с фигуры отца, которого не знала и который не желал знать меня. И который внезапно оставил мне наследство. Жизнь – странная штука, что ни говори!
– Я хотел поговорить, – Ярослав крутанул руль вправо, и машина резко повернула на боковую улицу. Я уже потерялась в них и даже предположить не могла, где мы и сколько осталось до конца пути.
– О нашем браке не может быть и речи. Не сердись. Я… Словом, привык к другим женщинам и не собираюсь менять свои взгляды. Но предлагаю купить твою часть фирмы. Дам хорошие деньги, вполне хватит на жильё в Саратове. И не надо будет видеться, думаю, такое общение никому из нас не доставит удовольствия.
Он посмотрел на меня таким холодным взглядом, словно барин, бросающий дворовой девке милостыню. И я решила ответить в том же тоне:
– Жаль, не могу принять столь щедрое предложение, Ярослав Родионович. Да и в Саратов возвращаться не собираюсь. так что, будьте любезны, довезите меня туда, куда собирались. Меня пригласили на обед.
Глава 4. За одним столом
– Как скажешь, – буркнул Ярослава, и остаток пути мы проделали в полном молчании. И без музыки.
Делать было нечего, затянувшееся молчание напрягало, поэтому я решила позвонить Стасе. В конце концов, нехорошо и дальше игнорить подругу, решившую, должно быть, что меня похитили инопланетяне.
Стася обожала подобные темы и в подробностях рассказывала мне о случаях, подтверждённых рассказом «очевидцев». Как-то она даже обмолвилась, что неплохо бы ей самой стать либо похищенной зелёными человечками, либо очевидцем этого события.
Я покосилась на того, кто сидел рядом. Мужчина сосредоточился на дороге, полностью игнорируя моё присутствие.
Дмитриев Ярослав был явно не из тех, кто мог бы верить в подобную чушь и спокойно слушать рассказы того, кто верит. Ещё одно доказательство, что мы вращаемся в разных кругах, и между нами нет ничего общего.
Но неужели из-за этого мне и позвонить подруге нельзя? Чушь какая! Как учила меня тётя Надя, родная сестра мамы, надо не только следить за тем, чтобы не доставить неудобства окружающим, но и за тем, чтобы было комфортно самой себе.
А мне сейчас позарез надо успокоить подругу. Я набрала номер и приготовилась ждать соединения:
– Да где ты, чёрт возьми, пропадаешь? – сдержанно произнесла Стася.
Она, видимо, уже успокоилась, потому что на литературные ругательства подруга переходит только тогда, когда её гнев сменяется тревогой.
– Долгая история, – обтекаемо ответила я, чувствуя на себе взгляд Ярослава. – Я пока не могу говорить. Вечером позвоню и всё расскажу, хорошо? Только не вздумай дуться и не брать трубку!
Стася коротко рассмеялась и добавила на прощанье:
– Ты там не одна, верно? И попробуй не позвонить, я возьму бутылку текилы и приеду к тебе. Тогда ты мне живо всё выложишь!
– Договорились! В восемь жду, – улыбнулась я и нажала отбой, щекой чувствуя недовольство владельца джипа.
Мужчины не любят, когда их обсуждают с подругами, но Ярослав не мой мужчина, более того, он весьма неприятный тип. Он жаждет избавиться от меня как можно скорее, поэтому расстройство спутника не моя забота.
Главное, возмущаться не начал, и то хорошо!
До Хамовников мы доехали почти через час, и всё это время я копалась в интернете, пытаясь выяснить информацию о своих новых знакомых.
Нотариальная контора «Мойры»отзывов не имела, но если судить по вывеске и обстановке, пользовалась успехом. Возможно, срабатывало сарафанное радио.
Я вытащила из кармана джинс визитку, что мне вручил Сергей Сергеевич, и повертела в руках, а потом набрала адрес сайта, приписанный внизу.
Ничего особенного в двустраничнике не было, такие создаются десятками в день, и так же быстро исчезают. Проверить подлинность конторы по сайту я лично не смогла.
Зато в социальных сетях нашла Дмитриеву Анастасию Павловну. Некоторые фотографии были выложены пару лет назад, поэтому, скорее всего, аккаунт подлинный. Вот только на её фото со всех уголков света не хватало мужа.
Сын был, но не муж, мой предполагаемый отец. Либо покойный не любил фотографироваться, либо Анастасию наняли сыграть роль вдовы. Не знаю, можно ли создать аккаунт за несколько дней и сделать его таким, будто он числится на сайте пару лет?
Закрыв браузер, я поняла, что ни на шаг не приблизилась к ответу: правда ли всё, что мне сказали, или обман. Да и рассуждать было некогда, мы уже приехали.
В этом районе Москвы мне довелось побывать только один раз. Когда я приехала в столицу, то посвящала дни знакомству с достопримечательностями. Именно тогда я составила список того, что должна была увидеть.
Фрунзенская набережная и памятник Александру второму входили в список, и я исправно и методично вычёркивало из него то, что уже удалось посмотреть. Мельком, проходя мимо, но удалось.
И вот теперь я проезжала по тем улицам, по которым полгода назад, в начале декабря брела пешком, кутаясь в тонкое пальтишко. Не потому, что у меня не было денег на нормальное, тёплое, а потому что мне казалось, что в последнем я выгляжу толстой.
Потом я устроилась на две работы и раз в месяц ездила волонтёром в социальный центр для несовершеннолетних одиноких матерей в трудной жизненной ситуации. Поэтому все глупости касательно мнимой пухлости собственной фигуры выветрились из головы с приходом крещенских морозов.
Мы свернули в центр района и припарковались на закрытой территории новосторойки, свечкой возвышающейся над трёхэтажными домами сталинской эпохи.
Выбравшись на улицу, я почувствовала себя свободной. Вот сейчас возьму и уйду, гордо мотнув головой! И не нужен мне ни обед, ни милостыня новых родственников! Хотя тогда я действительно буду дурой, какой меня и считает Ярослав.
Нет, наследство мне пригодится, как ни крути, глупо отказываться! Лучше потерпеть не самое приятное общество, но остаться при деньгах.
Я собиралась спустя час извиниться и тихо уйти, сославшись на головную боль. Она и вправду сдавливала виски металлическим обручем, а таблетки в сумке не было.
Консьержка, женщина средних лет с видом «владычицы морской», увидев меня, поднялась с места, сняв очки, и уже собиралась задать вопрос, что мне угодно, как заметила Ярослава. Он шел чуть поодаль, и держательница коридора заулыбалась, приветливо поздоровавшись с нами обоими.
– А Анастасия Павловна с гостями уже поднялись, – произнесла она таким тоном, будто речь шла об императрице. Интересно, в обязанности консьержа входит запоминание всех жильцов по имени-отчеству? Вероятно, да.
Мы прошли по ковровой дорожке к одному из лифтов, бесшумно распахнувших зеркальное нутро, стоило только нажать кнопку вызова. На этот раз, помня о замечании спутника, я подождала, пока в лифт первым войдёт он.
– Испугалась, снежная?
Я лишь покачала головой. Делать замечания этому типу бесполезно. Он только рад меня подзадорить.
Двери закрылись, и я вспомнила сцену из «Пятидесяти оттенков серого». Грей и Анастейша в лифте начинают целоваться так страстно, будто у них не будет больше ни одной свободной минуты наедине. А ведь до этого они были едва знакомы…
Чёрт! Что за глупости лезут в голову!
На двадцать первый этаж мы ехали секунд десять. И всё это время я чувствовала, как мой спутник рассматривает меня со спины, будто свиную тушку в мясном ряду.
Мне хотелось повернуться и сказать что-нибудь колкое. Мол, нехорошо пялиться, но я сдержалась и тяжело вздохнула, мечтая лишь о том времени, когда обед закончится, и я обрету свободу.
Вряд ли мы станем часто видеться с моими вновь обретёнными родственниками. Да и назвать их так тяжело, разве что тётку Эльвиру и её сына, да маленького Платона. Мальчик – единственный из всех, кого я не могла обвинить в скрытых мотивах.
Остальные будут рады, если мой брак с Ярославом не состоится. Впрочем, конечно, так и будет. Надо порадовать их и плюнуть на мифический миллиард рублей, в существовании которого я не верила.
Откуда у моего отца миллиард? « Оттуда же, откуда и недвижимость, украшения и фирма», – ответил внутренний голос, и я согласилась. мы совсем не знали друг друга.
– А мы вас ждём, – Ольга Денисовна будто специально вышла на площадку возле двери, из-за обилия искусственных цветов в кадках выглядящей, как холл частной клиники или какого-нибудь офиса.
Даже скамейки на площадке имелись. Так и подмывало спросить: это для ожидающих гостей, пришедших, когда хозяев нет дома, или для тех, кто вышел покурить? Или скамейки предназначались тем, кого не хотели пускать в гости, предпочитая общаться с нежелательными визитерами на лестничной площадке?
– Пойдёмте, Герда Алексеевна, – мама Ярослава взяла меня в оборот и явно не собиралась выпускать из своего поля зрения. И из цепких пальцев. – Мы вас только и ждём.
– Сегодня у меня странный день, Ольга Денисовна, – произнесла я, переступая порог шикарной квартиры, оформленной в светло-голубых и пастельных тонах. – Везде меня ждут.
И я услышала, как сзади хмыкнул Ярослав.
***
Обед оказался более торжественным, чем я рассчитывала.
Он проходил в большом зале, почти лишённом мебели, если не считать кожаного дивана и двух кресел, на каждом из которых можно не только сидеть, но и лечь спать. И выспаться, как на вполне удобной кровати.
И вот теперь посреди этой залы, стены которой были увешаны большими чёрно-белыми фотографиями хозяйки, поставили круглый стол, накрытый шёлковой скатертью.
От вида аппетитных закусок я почувствовала, что голодна и готова наброситься на еду. Особенно вон на те жаренные баклажаны, свёрнутые рулетиками, внутри которых прятался белоснежный творожный сыр с вкраплениями зелени.
– Платон ушёл погулять с няней. Я подумала, что так ему будет легче, – почему-то отчитывалась передо мной вдова, будто ей было неловко. – Присаживайтесь, пожалуйста.
Хозяйка уже успела переодеться в лёгкое платье и выглядела в нём ещё моложе, почти подростком, которого по нелепой случайности накрасили, как взрослую даму.
Если бы не траурная повязка в виде широкого ободка, украшавшая волосы, и живая чёрная роза, приколотая к лифу платья, можно было бы подумать, что у длинноволосой нимфы с большими, влажными, как у лани, глазами день рождения.
Горничная в нарядном, белоснежном переднике расставляла приборы и чинно приносила с кухни новые блюда, пока их стало некуда ставить.
Хозяйка же, Дмитриева Анастасия Павловна, была не то что грустна, скорее взирала на все эти приготовления с меланхоличной задумчивостью. Будто сама удивлялась: зачем всё это теперь?
Племянник покойного взял на себя заботу о вдове, чем несказанно огорчал мать, хотя Эльвира Викторовна, специально выбравшая место рядом с сыном, старалась этого не показывать.
Она лишь морщилась и кривила рот, будто съела лимонную дольку, когда вдова снова и снова принималась рассказывать о своём покойном муже.
По разговорам хозяйки, если не знаешь всю подноготную, можно было подумать, что у девушки умер не муж, но отец.
Мне живо представилось, что говорила сестра брату, когда тот сообщил о своёй новой невесте. Конечно, если он делился планами, а не ставил людей перед свершившимся фактом!
Я чувствовала себя неловко. Так, будто подглядываю в замочную скважину за частной жизнью совершенно незнакомых людей. Здесь и психологом быть не обязательно, у собравшихся всё на лицах написано: зависть, злость, печаль или тревога о будущем. Иногда, скорбь.
К счастью, почти никто не обращал на меня внимание. Все словно разом ослепли и перестали глазеть в мою сторону. Как по команде или по договорённости.
Что ж, это меня вполне устраивало. Я сидела между сестрой отца и Ольгой Денисовной, которая накладывала в мою тарелку деликатес за деликатесом, взглядом уговаривая попробовать. Я лишь благодарно кивала и подчинялась, лишь бы мне не начали задавать неудобные вопросы.
На Ярослава я и вовсе старалась не смотреть, чтобы он снова не стал упрекать меня в заговоре, посягающем на его свободу. Сколько бы я не возражала, мужчина от своего мнения не отступал. Раз он выдал мне роль охотницы за миллиардом, то возражать было бесполезно. Да я и не собиралась никому ничего доказывать.
Казалось, всё обойдётся обычным обедом, по завершении которого все забудут о моём существовании. Или сделают вид, что особняк в Подмосковье и квартира на окраине Москвы не стоят того, чтобы продолжать знакомство со вчерашней провинциалкой.
Анастасия Павловна позволила себе выпить красного вина, и на щеках девушки заиграл лёгкий румянец. Эльвира Викторовна бросала на сына и вдову осуждающие взгляды, но что-либо комментировать не смела.
Негромкие разговоры, чинные воспоминания о покойном – всё шло по плану этого светского общества, пока вдова не начала сетовать на усталость последних месяцев.
Есть девушки, которым нельзя пить. Настя Дмитриева была из их числа. Она не напивалась до безобразия, а лишь начинала корчить из себя жертву. Это было бы вполне уместно, находись она в компании молодых мужчин, но не женщин, которым когда-то перешла дорогу.
– И почти никто мне не помогал, – горестно вздохнула вдова и сделала очередной глоток вина, глядя на собственное фото, занимавшее полстены.
Глаза на этом портрете, судя по дате, сделанном фотографом за несколько месяцев до сегодняшнего дня, были такими выразительно-задумчивыми, будто на Настю уже тогда свалилась непосильная ноша, с которой она совсем не представляла, что делать.
