Текст книги "Всегда в бою"

Автор книги: Афанасий Белобородов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

– Это опасно, – возразил я. – Фашисты бьют по НП с обеих сторон – из Великих Лук и Ширипино.

– Не то говорите, – перебил он.

– Я за вас отвечаю. Командующий фронтом приказал...

Г. К. Жуков поднял на меня строгие глаза:

– Вы отвечаете за корпус. Все прочее к делу не относится. Пошли!

В поисках поддержки я посмотрел на генерала Хлебникова, но тот пожал плечами. Дескать, в твоих хлопотах я не помощник. Это верно. Николай Михайлович и сам в эти дни едва ли не ежедневно бывал на переднем крае. Его у нас так и звали: "полевой генерал".

Они вышли к машине. Я позвонил в 357-ю дивизию, предупредил Кроника, что к нему выехал представитель Ставки. Услышав это, Александр Львович заволновался. Оказывается, он хорошо знал Георгия Константиновича, когда тот командовал еще кавалерийским эскадроном. А Кроник был старшиной этого эскадрона... 7-я Самарская кавдивизия, 38-й Ставропольский полк, 1923 год.

– С тех пор не встречались, – добавил Кроник.

С высоты Воробецкой генерал Жуков вернулся часа три спустя, покрытый пылью с головы до ног, – попал там под артиллерийский обстрел. Теперь он хотел помыться. Мороз стоял крепкий, но Георгий Константинович разделся до пояса, вышел из блиндажа в траншею и попросил облить его из ведра. Закаленный был человек, очень сильного телосложения.

Еще до возвращения Г. К. Жукова позвонил генерал Пуркаев. Он крепко выговорил мне за то, что я пустил представителя Ставки на передний край. И когда генерал армии сел пить чай в нашем блиндаже, я сказал ему, что можно было бы повидать полковника Кроника, вызвав его на НП корпуса.

Он рассмеялся:

– Эх, Белобородов! Решил, значит, что я отправился на высотку навестить Кроника? Встретиться со старым сослуживцем, конечно, приятно, однако Воробецкая нужна была мне для дела. Мы решаем вопрос: вводить ли в прорыв второй механизированный корпус? А если вводить, то с какого направления? Сегодня я обязан доложить решение Верховному Главнокомандующему. И высота с хорошим обзором мне потребовалась для рекогносцировки...

Могу к этому добавить, что направление от Воробецкой к Новосокольникам, видимо, не удовлетворило представителя Ставки. 2-й механизированный корпус, точнее, часть его сил была введена в прорыв южнее, через центр боевых порядков нашего корпуса.

9-я гвардейская изготовилась к решительному штурму опорных пунктов ширипинской группировки противника. Окруженный нашими частями, район этот представлял собой удлиненный овал, протянувшийся с севера на юг на 4 – 4,5 км и с востока на запад на 2,5 – 3 км. Внутри овала находилось шесть основных опорных пунктов и несколько мелких. Мы уже знали состав окруженной группировки. В нее входили 251-й и 257-й пехотные полки (четыре батальона) 83-й немецкой дивизии, саперный и охранный батальоны, 1-й учебный минометный химический полк и несколько артиллерийских и танковых подразделений. Опорный пункт в деревне Маркове насчитывал около 400 пехотинцев, 25 орудий различных систем, 10 шестиствольных минометов, 8 танков и самоходных орудий и 5 бронемашин. Гарнизон опорного пункта в деревне Федьково был еще более многочисленным – до 1000 пехотинцев, усиленных артиллерией, минометами и танками{53}.

Командир 9-й гвардейской дивизии располагал, считая части и подразделения, временно переданные в его подчинение, 12 стрелковыми батальонами. По его решению, 22-й гвардейский полк (три батальона) должен был сковать ширипинскую группировку с востока. Севернее удар на Шелково и Ширипино наносили 1188-й полк (три батальона) и учебный батальон 357-й дивизии. С юга наступали на Забойниково и Маркове 18-й гвардейский полк (два батальона) и учебный батальон, с запада на Мар-ково и Федьково – 31 гвардейский полк (два батальона). С гвардейской дивизией взаимодействовал 27-й танковый полк, огнем ее поддерживала также армейская артиллерийская группа.

Штурм опорных пунктов было решено начать вечером 2 декабря. Еще днем я приехал в деревню Креплянка, на НП генерала Простякова, проверил на месте, как идет подготовка к штурму, связался с артиллеристами. Казалось, все складывалось хорошо. Примерно за полчаса до артподготовки, когда я уже собрался выехать в штаб корпуса, оттуда позвонил полковник Бибиков. Он доложил, что фашисты предприняли сильные атаки на внешнем фронте окружения, 508-й полк дивизии Карапетяна ведет тяжелый бой.

– Еду! – ответил я.

Вместе с адъютантом капитаном Е. С. Сотниковым я поспешил в штаб, где сходились нити управления корпусом. Угроза, возникшая на участке 508-го гвардейского полка, сильно меня встревожила. Еще неделю назад этот полк глубоким клином врезался во вражескую оборону, его боевой успех завершился прорывом 9-й гвардейской дивизии на северо-восток и созданием внешнего фронта окружения всей великолукской группировки противника. Теперь полк как бы заслонял с юга наши части, окружившие район опорных пунктов.

Наша машина мчалась по дороге на восток. Падал густой снег, он налипал на ветровое стекло, и я невольно подумал о том, что снегопад затруднит артиллеристам наблюдение и корректировку огня. Грохот канонады, донесшийся с севера, дал знать: артподготовка штурма ширипинской группировки началась.

Внезапно на дороге возникла фигура в облепленном снегом полушубке с автоматом на груди. Человек предупреждающе поднял руку, и водитель притормозил. Дверца распахнулась, я увидел лицо лейтенанта.

– Товарищ генерал! – доложил он. – Проезд опасен. Фашисты прорвали фронт пятьсот восьмого полка. Они уже подходят к деревне Брюхны.

– А вы что здесь делаете?

– Занимаю оборону по приказу генерала Карапетяна.

Он махнул рукавицей за дорогу, где, едва различимые в падающем снегу, бойцы катили противотанковую пушку.

– Немедленно пошлите связного в Креплянку. Пусть доложит обстановку командиру девятой дивизии генералу Простякову.

– Есть, послать связного! – Он повернулся и побежал к своим бойцам.

Мы свернули на едва различимый в снегу проселок. Между деревнями Брюхны и Ботово в наступающих сумерках показались силуэты немецких танков, вспышки выстрелов. Нет, нас они не видели, они с места вели огонь в северном направлении. Мы сделали крюк по какому-то замерзшему ручью и, переехав взорванное полотно железной дороги, благополучно добрались до штаба корпуса. С порога спрашиваю Бибикова:

– Связь с Простяковым?

– Нет связи. Прервалась. Связисты докладывают, что в Креплянке фашисты.

– Что у Карапетяна?

Бибиков передает мне трубку телефона, слышу голос Сергея Исаевича:

– Противник прорвал фронт пятьсот восьмого полка. Второй батальон окружен в Торчилихе, третий отходит к железной дороге. Выдвигаю резерв, готовлю контратаку.

– Простякова успел предупредить?

– Нет. Проводная связь прервалась, послал к нему офицера связи. Он еще не вернулся.

Из всего, что я видел и слышал, было ясно: противник, прорвав правый фланг дивизии Карапетяна, вышел в район наблюдательного пункта Простякова и вот-вот соединится с ширипинской группировкой. А возможно, уже соединился. Опасность нависла над всем центром боевых порядков корпуса.

Штаб наш работает с предельной нагрузкой. Бибиков связывается с корпусным резервом, Царьков – с армейской артиллерийской группой. Звоню в 22-й гвардейский полк, к Романову:

– Связь с генералом Простяковым имеешь?

– Нет.

– С восемнадцатым и тридцать первым полками?

– Не имею. В районе Креплянки слышу сильный бой, шум танковых моторов.

– Противник тебя атакует?

– Нет. Только артминометный огонь.

Значит, полк Романова сейчас – единственный заслон, прикрывающий с запада тылы корпуса. Информирую Ивана Никаноровича о создавшейся обстановке, приказываю готовить контратаку в направлении Креплянки.

Докладываю командующему армией. Неприятное это дело – докладывать обстановку, которая самому тебе недостаточно ясна. Но, как говорится, горькая правда лучше сладкой лжи. К сожалению, на фронте бывали случаи, когда тот или иной командир не спешил сообщить о своей неудаче старшему начальнику, надеясь выправить положение. Подобные умолчания, как правило, приводили к печальным результатам. Причем не только для данной части или соединения, но и для их соседей.

Выслушав мой доклад, генерал Галицкий сказал, что корпусу придается 44-я лыжная бригада полковника П. Ф. Лобова. Спросили, как я намерен ее использовать. План у меня был, но я попросил разрешения повременить с докладом, пока обстановка прояснится.

Вскоре через штаб 1188-го полка мы установили связь с 18-м и 31-м гвардейскими полками. Я был рад услышать голос начальника штаба 9-й гвардейской дивизии полковника Витевского. Спрашиваю:

– Где комдив?

– Неизвестно. Немецкие танки появились у нашего НП неожиданно, мы отходили двумя группами. Я свою вывел в расположение восемнадцатого полка. Взял управление дивизией на себя. Организую контратаку.

– Правильно! Связь с артиллерией в порядке?

– Проводной связи с сорок первым артполком нет – танки порвали. Послал к командиру полка Викторову офицера связи.

Позвонили из 22-го полка. Оказалось, это командир дивизии генерал Простяков. Воспользовавшись темнотой, он вместе с заместителем по политчасти Бронниковым, командующим артиллерией Полецким и группой работников штаба пробился к 22-му гвардейскому.

Эта напряженная ночь казалась долгой. Было еще далеко до рассвета, когда я доложил командарму о прояснившейся обстановке.

Противнику, прорвавшему внешний фронт окружения, удалось выйти с юга к району опорных пунктов и соединиться с ширипинской группировкой. Однако дальнейшее его продвижение было остановлено. Командиры полков – и Романов, и Кондратенко, и Белев, – потеряв связь со штабом дивизии, действовали четко и смело. Не дожидаясь указаний, они предприняли ряд контратак и не позволили противнику выйти за границы района опорных пунктов. Полковник Витевский, восстановив управление полками и связавшись с 41-м гвардейским артполком, принял все меры для того, чтобы вновь захлестнуть горловину мешка вместе с прорвавшимися к ширипинской группировке извне танками и пехотой гитлеровцев.

С целью помочь в этом дивизии и ускорить развязку я выдвинул 44-ю лыжную бригаду Лобова далеко за правый фланг, нацелив ее с запада на горловину мешка. Командарм одобрил это решение.

Перед рассветом артиллеристы полковника Викторова выкатили все свои пушки и гаубицы на прямую наводку. Пехота и танки противника, попытавшиеся с утра развить прорыв на северо-восток, в сторону Великих Лук, были сметены шквалом артиллерийского огня и отброшены назад, к опорным пунктам. Охватывая их с запада, севера и востока, 44-я лыжная бригада и 9-я гвардейская дивизия начали штурм укреплений.

К десяти утра 31-й гвардейский полк вышел к проволочным заграждениям, густо оплетавшим подступы к деревне Федьково. 1-й батальон наступал с севера. Под сильным орудийно-пулеметным огнем фашистов пехота залегла. Тогда командир полка майор Белев поставил боевую задачу наводчику полковой батареи сержанту Н. С. Титову. Тот выкатил пушку на прямую наводку и с пятисот метров ударил по орудийному дзоту, устроенному на выходе из лощины. Стрелял сержант метко, попал в амбразуру. Из нее вылетел клуб дыма, вражеское орудие смолкло. Сержант перенес огонь на высоту, где в развалинах дома маскировалось второе орудие, разбил и его.

Тем временем гаубичная батарея 28-го гвардейского артполка вела борьбу с артиллерией гитлеровцев, бившей из глубины опорного пункта. Наблюдатель батареи оказался раненным, и корректировку огня взял на себя лейтенант Д. М. Романов. Это был фронтовик с июня сорок первого года, опытный пулеметчик. Доводилось ему в свое время служить и в артиллерии, и теперь он отлично скорректировал стрельбу гаубичной батареи. Так были подавлены вражеские орудия и в глубине опорного пункта.

Ослаблением вражеского огня немедленно воспользовались подразделения 31-го полка. Командир 3-й роты лейтенант И. Г. Сидоров выполз вперед и стал резать саперными ножницами колючую проволоку. Его примеру последовали бойцы. Проходы были проделаны, и рота во главе со своим командиром первой ворвалась в Федьково. Вскоре опорный пункт был очищен от фашистов.

В полдень учебный батальон 357-й дивизии уничтожил противника в Ширипино, а 1188-й полк майора М. Е. Хейфеца – в Шелково. Наши части с востока, севера и запада врезались в район опорных пунктов, дробя вражескую группировку войск. Противник заметался. 18-й гвардейский полк Кондратенко штурмом взял опорный пункт в деревне Марково, а последнюю точку в разгроме ширипинской группировки поставил 22-й гвардейский полк Романова, овладевший деревнями Тележниково и Забойниково. Уже ночью, преследуя отступавшего противника, подразделения полка вышли в район Креплянка, Ботово.

А вскоре бойцы за своим левым флангом увидели снопы разноцветных ракет, услышали бешеную автоматную пальбу и слитный рев сотен голосов. То шли плотной массой гитлеровцы и что-то пели. Это был их ночной вариант психической атаки, с которой гвардейцы уже встречались в боях с эсэсовской дивизией "Рейх".

Подполковник Романов выдвинул к левому флангу приданный ему пулеметный взвод 6-го отдельного гвардейского пулеметного батальона. Пулеметчики лейтенанта B. C. Трескова подпустили гитлеровцев поближе и открыли огонь. Фашисты залегли, их минометы начали бить по пулеметным вспышкам. Лейтенант Тресков был дважды ранен, выбыли из строя несколько его бойцов и сержантов. К одному из пулеметов бросился заместитель командира роты по политчасти старший лейтенант П. И. Киселев. Он перекатил пулемет на другую позицию и, как только фашистская пехота поднялась, ударил по ней кинжальным огнем. К утру все поле за левым флангом полка было завалено вражескими трупами.

Так закончился последний бой с ширипинской группировкой. Она была полностью ликвидирована. Бежать на юг, к станции Чернозем, удалось лишь отдельным мелким группам фашистов. Захваченные вскоре пленные показали: 1 – и учебный минометный химический полк потерял всю материальную часть (шестиствольные минометы) и почти весь личный состав. Прекратили свое существование охранный и саперный батальоны. В 251-м пехотном полку из 2000 солдат и офицеров осталось лишь 120{54}.

Гвардейцы захватили много трофеев. Только в Федьково и Марково в их руки попали 32 исправных орудия, 7 шестиствольных минометов, самоходная пушка и более 50 автомашин.

С ликвидацией ширипинской группировки и ее опорных пунктов провалилась также и первая попытка фашистского командования деблокировать свой великолукский гарнизон. Большую роль в срыве этой попытки сыграли помимо 5-го гвардейского корпуса и другие соединения 3-й ударной армии.

Удар 8-й немецкой танковой дивизии на Великие Луки с северо-запада успешно парировали 31-я стрелковая бригада и один полк 381-й стрелковой дивизии. Другие два полка этой дивизии и 18-я механизированная бригада, атакуя Новосокольники, сковали там крупные силы противника. А наши соседи слева 21-я гвардейская и 28-я стрелковые дивизии, нанося по врагу сильные упреждающие удары, помешали ему перебросить к нашему левому флангу 20-ю моторизованную и 291-ю пехотную дивизии, направлявшиеся из Невеля.

Таким образом, активные и целеустремленные действия всех соединений 3-й ударной армии на внешнем фронте окружения вынудили немецко-фашистское командование дробить свои усилия и вводить войска в бой разновременно, без должного их сосредоточения в решающих пунктах. Враг явно проиграл борьбу за инициативу, отсюда и его неудача в целом.

Правда, немецкое командование еще надеялось перехватить инициативу. Остатки своих 251-го и 257-го пехотных и 1-го учебного минометного полков и четырех отдельных батальонов оно свело в боевую группу, подкрепив ее 138-м горнострелковым полком и танками. Уже с 5 декабря противник предпринял ряд сильных контратак в центре боевых порядков нашего корпуса. Отражая контратаки, корпус медленно продвигался вперед и к исходу 9 декабря вышел на рубеж Кожине, Изосимово, Башмаково, Семениха, высота 163,7, Отрепки, Платоново, Петрягино, Усадищи, Павлово. На этом рубеже, по приказу командарма, мы перешли к обороне. Справа от нас вели бой за Новосокольники 2-й мехкорпус и 381-я стрелковая дивизия, слева на рубеже Мал. Медведково, Шведрино – 21-я гвардейская дивизия.

10 декабря расстояние, отделявшее окруженный великолукский гарнизон противника от внешнего фронта окружения, составляло в полосе 5-го гвардейского корпуса 13-20 км. Правый наш фланг опирался на железную дорогу Великие Луки Новосокольники, а левый – на железную дорогу Великие Луки – Невель. Ближе всего к Великим Лукам противник находился перед центром боевых порядков корпуса, на участке Башмаково, Семениха. Этот выступ он оборонял особенно упорно и, как показали ближайшие дни, с определенной целью. Именно этот выступ вражеское командование использовало для очередной попытки прорыва к Великим Лукам.

Командование 3-й ударной армии готовило к решительному штурму (он был намечен на 12 декабря) соединения, блокирующие великолукский гарнизон фашистов. В связи с этим наша 357-я дивизия перешла в непосредственное подчинение командарма. 44-я лыжная бригада передавалась в состав 2-го механизированного корпуса, в нашем же корпусе остались только две дивизии 9-я и 46-я гвардейские с приданным первой из них 27-м танковым полком.

А противник уже начал сосредоточивать свои свежие силы перед фронтом нашего корпуса. Первый сигнал об этом мы получили вечером 10 декабря. Генерал Простяков доложил:

– Разведчики двадцать второго гвардейского полка взяли пленных.

Пленные были схвачены близ деревни Креплянка, в лощине, всем нам хорошо известной. Еще 27 ноября 18-й гвардейский полк, прорываясь на северо-запад, в обход Великих Лук, разгромил в той лощине штаб вражеской части. Потом в добротных блиндажах обосновался штаб 9-й гвардейской дивизии. И тоже их покинул, когда в ночь на 3 декабря противник прорвался через Креплянку к своей ширипинской группировке.

Четверо бойцов во главе со старшим сержантом Р. В. Рьяновым, комсоргом роты, отправились к лощине в уверенности, что по такому морозу блиндажи вряд ли пустуют. Так оно и оказалось. Разведчики еще издали услышали голоса и бряканье котелков. Вражеские солдаты – их было более двадцати – толпились около полевой кухни.

Старший сержант Рьянов, бойцы Хромов, Жидеев, Шориков и Морувьяничев подползли поближе и, взяв автоматы на изготовку, встали над краем лощины. "Руки вверх!" – скомандовал Рьянов. Солдаты выполнили команду, но тут выскочил из блиндажа офицер. Он крикнул: "Фойер!" ("Огонь!") – и, заметив замешательство своих подчиненных, выстрелил в одного, который все еще стоял с поднятыми руками. Солдаты схватились за автоматы, но разведчики их опередили и первыми открыли огонь. Оставшиеся в живых гитлеровцы второй раз за эти десять минут подняли руки вверх. Разведчики доставили в штаб дивизии пятерых пленных, в том числе фельдфебеля, и 19 трофейных автоматов{55}.

На допросе выяснилось, что застигнутая в лощине группа солдат – не взвод, как думали разведчики, а целая рота 138-го немецкого горнострелкового полка, точнее ее остатки. Пленные рассказали, что, по слухам, к ним в подкрепление прибыла из Невеля целая пехотная дивизия, что прибывают и другие части. Их номеров они не знали.

Итак, противник стягивал силы для нового удара на Великие Луки. Факт этот был тем более настораживающим, если учесть, что 44-я лыжная бригада выходила из состава корпуса и прикрыть плотно ее участок мы могли только за счет растягивания и без того широкой полосы обороны 9-й гвардейской дивизии.

Фронтовики знают, что в подобной обстановке смена частей на переднем крае всегда чревата неожиданностями. Так случилось и у нас. В ночь на 11 декабря 3-й батальон 22-го полка сменил 44-ю лыжную бригаду на участке Сурагино, Изосимово, Башмаково, выставив боевое охранение в Кожине. Сдача и прием этого 4-километрового участка были закончены в 8.30 утра, а шесть часов спустя именно здесь противник нанес первый удар.

Два фашистских пехотных батальона под прикрытием артиллерийско-минометного огня атаковали батальон старшего лейтенанта Демина. Это подразделение, имевшее в своем составе лишь 72 бойца и командира и не успевшее как следует оборудовать позиции, стойко встретило натиск численно превосходящих сил. За день ожесточенного боя противнику удалось продвинуться на 2 – 2,5 км. Подполковник Романов бросил в контратаку подкрепление – батальон лейтенанта Меркулова, и фашисты были остановлены.

Вечером, докладывая командующему армией обстановку, я сказал, что, судя по всем признакам, сегодняшний удар – это только разведка боем. В тылу противника происходят крупные передвижения войск, в том числе – артиллерии. Генерал Галицкий ответил, что его мнение такое же. Командарм подчинил мне только что прибывшую 19-ю гвардейскую стрелковую дивизию генерал-майора Д. М. Баринова. Дивизия эта была поставлена во втором эшелоне корпуса, а ее 61-й гвардейский полк передан в подчинение командира 9-й гвардейской дивизии.

Последующая неделя прошла в атаках противника, который ежедневно двумя-тремя батальонами при поддержке танков и авиации наносил короткие удары, пытаясь нащупать слабости в нашей обороне. Некоторого успеха он добился лишь 14 декабря. Атаковав на этот раз более крупными силами (два пехотных полка 291-й пехотной дивизии), фашисты захватили Громово. Однако на следующий день они были выбиты из деревни контратакой 18-го гвардейского полка.

Эти события в моей памяти связаны с именем Николая Степановича Гальпина. О том, что полк сдал Громово, он узнал в полевом госпитале, где лечился от ранения. Капитан Гальпин в ту же ночь, забинтованный, с подвешенной в лубке рукой, прибыл на передовую, к своим бойцам. И сразу из окопа в окоп, от солдата к солдату передавалась ободряющая весть: "Комбат с нами!" Гальпину подчиненные верили беспредельно, за ним они шли, как говорится, в огонь и в воду. Так было и на этот раз.

Утром командир полка доложил командиру дивизии, а тот – в штаб корпуса: "Громово взяли. Первым ворвался в деревню 2-й батальон капитана Гальпина".

С 16 декабря в полосе корпуса установилось относительное затишье. Противник, видимо, подтягивал резервы. Если он и предпринимал атаки, то малыми силами и на узких участках. А на левом фланге корпуса, в полосе 46-й гвардейской дивизии, вообще был пассивен.

Затишье, однако, никак не свидетельствовало о том, что враг выдохся. Наоборот, мы понимали, что предыдущие его бои являлись лишь подготовкой к более сильному удару. Он берег свой главный козырь: подвижные части – танки и мотопехоту. Об их рассредоточении информировал нас и штаб армии, об этом же докладывали разведчики 9-й гвардейской дивизии. Один из них, старший сержант М. Г. Кондратьев, мастер глубокого разведывательного поиска, еще 13 декабря доставил в штаб корпуса контрольного пленного. Пленный был из состава 20-й немецкой моторизованной дивизии. Он рассказал, что кроме его 76-го моторизованного полка из Невеля прибыл 90-й мотополк этой дивизии, ее артиллерия и танки.

Сомнений не осталось: противник продолжит наступление к Великим Лукам именно здесь, на правом фланге корпуса, в полосе обороны 9-й гвардейской дивизии.

Передний край этой дивизии проходил в основном по низменности, которая двух-трехкилометровой полосой простиралась с севера на юг, между двумя железными дорогами, сходящимися в Великих Луках. В глубине нашей обороны и параллельно низменности подымалась гряда высот (отметки – 165 – 180 м над уровнем моря). Еще далее на восток, тоже на господствующих высотах, располагались опорные пункты, где недавно мы уничтожили ширипинскую группировку противника. При необходимости корпус мог опереться и на эту готовую укрепленную позицию.

В целом местность представлялась весьма выгодной для обороны. Попытка лобовым ударом прорваться через два естественных рубежа, к тому же заранее подготовленных к обороне, сулила противнику, прежде всего, большие потери. Но, как покажут дальнейшие события, гитлеровские генералы пошли именно этим путем, полагая, видимо, что потери окупятся оперативным выигрышем, что ударная группировка сможет прорваться к Великим Лукам по кратчайшему направлению. Спешить на выручку великолукскому гарнизону вынуждала противника и обстановка, сложившаяся там. Соединения 3-й ударной армии, ведя уличные бои, уже овладели западной частью города Великие Луки.

В ночь на 19 декабря штаб армии предупредил нас о том, что в ближайшие часы надо ждать наступления противника. Его 20-я моторизованная дивизия полностью сосредоточилась за боевыми порядками 291-й пехотной дивизии. Я тотчас выехал с оперативной группой управления на свой наблюдательный пункт, находившийся в полосе 9-й гвардейской дивизии.

Светало медленно, хмуро. Мела мелкая поземка. Горизонт сливался с серой пеленой облаков. Лишь около девяти утра несколько прояснилось, и далеко впереди, на снежной равнине, проступили темные пепелища сожженных деревень Громово, Плехново, Гусаково. Там был наш передний край.

В 9.30 громыхнул первый залп вражеской артиллерии, за ним второй, а потом залпы слились в единую, непрерывную канонаду. Она еще продолжалась, когда генерал Простяков доложил:

– Танки пошли!

Черные коробки выползли с опушки леса, что близ деревни Пупкова (вост.){56}, и, огибая замерзшее озерцо, двинулись по склону высоты. Пять машин, за ними цепочка пехотинцев. Их встретил огонь 2-го гвардейского истребительно-противотанкового дивизиона и стрелков 54-го гвардейского полка. Фашистская пехота залегла в снегу, танки попятились назад, к лесу, за одним из них тянулся, распухая, шлейф черного дыма.

– Мелочь! – сказал полковник Царьков. – Вон оно где, главное-то!

Перевожу окуляры стереотрубы влево, на заснеженную низменность. Оптическая система, многократно увеличив, приближает ко мне и развалины деревни Громово, и вспышки разрывов, мелькающие над передним краем, и валко наползающие на него танки. Их очень много – десятки.

Звонит Простяков:

– Пятнадцать танков, два батальона пехоты атакуют полк Кондратенко, восемь танков и два батальона атакуют полк Романова.

– "Ромашка"! – вызывает Царьков КП 41-го гвардейского артполка. – Беру на себя управление вторым дивизионом...

Он сосредоточил огонь двенадцати гаубиц на подступах к деревне Громово. Разрывы встают ровной шеренгой, высоко взбрасывают снег и черную землю. А когда стена опадает, в сером дыму проступают бронированные машины. Они идут на Громово, и уже видно, как группами, перебегая и отстреливаясь, отходят из деревни наши стрелки.

Очень велико желание немедленно бросить в контратаку 45-й танковый полк. Но я сдерживаю себя. Полк имеет только тридцать машин, в том числе десять легких и два десятка средних. Большой некомплект, но все-таки полк представляет собой значительную силу, если умело ею распорядиться. Теперь еще не время.

12.00. Определилось направление главного удара фашистов. Два их пехотных полка с 40 – 45 танками наступают на Гусаково, Громово почти строго на восток, к гряде господствующих высот. По флангам – вспомогательные удары: один на север, к железной дороге Великие Луки – Новосокольники, другой на юго-восток, к железной дороге Великие Луки – Невель. В совокупности на флангах действуют еще 10-15 танков и до полка пехоты.

Бой продолжается уже более двух часов. На флангах все атаки противника отбиты, в центре ему удалось овладеть деревней Громово и продвинуться еще метров на триста в стыке 22-го и 18-го гвардейских полков. Надо поплотнее прикрыть дорогу Великие Луки – Новосокольники. Выдвигаю туда главные силы 19-й гвардейской дивизии генерала Баринова.

14.30. В центре наших боевых порядков напряжение нарастает. 18-й полк с боями отходит на Плехново и Максимиху. 22-й полк вынужден загнуть левый фланг. Противник бросает в стык полков до 20 танков с пехотой. Танки натыкаются на минное поле, пытаются его обойти. Пушечный дивизион майора Овсянникова бьет им в борта прямой наводкой. Потеряв 6 машин, фашисты отошли. За последние два с половиной часа их продвижение вперед составило метров триста.

15.00. Небо очистилось от облаков, выглянуло солнце. Налетели "юнкерсы". Бомбят Плехново и Максимиху. Потом – сильный артналет и новая атака в центре. 22-й полк после ожесточенного боя вынужден был оставить Гусаково (вост.), 18-й полк – Плехново и Максимиху. В образовавшийся разрыв генерал Простяков выдвинул 6-й гвардейский пулеметный батальон и приданный дивизии 61-й гвардейский стрелковый полк.

Пулеметный батальон занял оборону на высоте 164,5. Вперед выдвинулись расчеты противотанковых ружей. Фашистские танки, проскочив горящую Максимиху, устремились на высоту. Взвод бронебойщиков старшины В. Ф. Шкиля открывает огонь. Сам Шкиль подбил танк из "бронебойки", его бойцы подорвали гранатами и забросали бутылками с горючей смесью еще две машины. Четвертый танк, проутюжив окоп рядового Кудряшова, смял ствол противотанкового ружья и пошел дальше. Кудряшов швырнул ему вслед противотанковую гранату. Удачно. Танк встал. Кудряшов забрался на него и, когда вражеский танкист приподнял крышку люка, швырнул внутрь машины вторую гранату.

17.00. Быстро темнеет. В зимних сумерках горят деревни, горят фашистские танки. Нет-нет да и грохнет, взметнув снопы искр, взорвавшийся в танке боезапас. Ружейно-пулеметная стрельба слабеет по всему фронту. Бой затихает, в морозном небе загораются звезды.

Выслушиваю доклад с правого фланга, из 19-й гвардейской дивизии: "Атаки отбиты. Противник не продвинулся ни на шаг".

Доклад с левого фланга, из 46-й гвардейской дивизии: "Противник активности не проявлял".

И наконец, доклад из центра, из 9-й гвардейской дивизии, в полосе которой был нанесен главный удар: "На участке 22-го полка противник за день боя продвинулся на 400 – 500 метров; на участке 18-го полка – на 900 метров; на участке 31-го полка – на 300 – 400 метров".

Докладываю итоги командарму. Сообщаю также о потерях в стрелковых полках, в противотанковой артиллерии. 45-й танковый полк пока еще в резерве, но он последний мой резерв. В обороне корпуса нет достаточной глубины.

– Будет глубина! – отвечает генерал Галицкий. – Принимайте части, ставьте в оборону.

Командарм был щедр. В ночь на 20 декабря он передал нам 36-ю танковую и 45-ю лыжную бригады, 28-й и 29-й инженерные батальоны. К утру наша оборона в центре приобрела должную глубину. Танковую бригаду и 45-й танковый полк я поставил в ближнем тылу 9-й гвардейской дивизии с задачей действовать методом танковых засад. Восточнее, на рубеже опорных пунктов (Федьково, Марково и др.), развернулись 45-я лыжная бригада и оба инженерных батальона. Получили мы и артиллерийское подкрепление. Часть артполков, до этого сражавшихся в городе Великие Луки, была переключена на поддержку войск 5-го гвардейского корпуса. Словом, рассвет нового боевого дня мы встретили как никогда уверенные в своих силах.