Текст книги "Хлеб богословия"
Автор книги: Афанасий Евтич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
С одной стороны, легко и быстро крестить – это опасно. Но все-таки лучше поступать по примеру святых отцов, которые говорили, что лучше крестить мальчика, чем отпускать его к сарацинам или к каким-нибудь антихристианам. Лучше крестить, потому что времена такие: может погибнуть, может умереть. Наша жизнь всегда в руках Божиих, но, скажем, в Греции от несчастных случаев погибает большое количество людей. Я имею в виду не только автомобильные катастрофы, но и другие случаи. В общем, не следует слишком откладывать крещение, надо идти узким путем, мудрым, царским путем. У нас же склонность впадать то в одну, то в другую крайность. Надо и одно делать, и другого не оставлять.
Особенно важно быть проницательным в общении с человеком, понять состояние его души, его настроение, чтобы с помощью Божией помочь ему. Формализм очень опасен. Случалось, что некоторые из западных христиан крестились и становились православными, а затем, увидев обстановку в Церкви, уходили. Это бывает и по дьявольскому наущению, и по недостатку нашего труда и пастырского усердия.
Конечно, у нас преобладают случаи (судя по всему, и у вас тоже), когда мы быстро крестим человека, без предварительной катехизации и приготовления и без дальнейших усилий с нашей стороны. В пастырской работе надо действительно сораспинаться Христу (см.: Гал. 2,19).
У сербов, по-моему, дело обстоит хуже. Бывает проблема со священниками, которые впадают в рутину, в инерцию, как сказал Господь, делают как наемник (Ин. 10, 12–13). У русских, наверное, не так остро стоит эта проблема. Иногда священник служит как бы только для того, чтобы содержать свою семью. Говорит: «У меня семья, переведите меня с этого прихода на лучший, потому что мой сын должен учиться». Если так ставить вопрос, тогда выходит, что для него служение Церкви просто средство получать деньги, чтобы содержать семью. Бывает и так.
В общем, легко крестим, и получается, что люди, недавно пришедшие в Церковь, как бы получают привилегии, а христиане, которые несли свой крест во времена коммунизма, иногда даже обижены на неофитов. Особый спрос будет и с нас, но это и их слабость, как у старшего сына, когда вернулся блудный сын. Так что есть и такая сторона проблемы.
– Владыка, Вы учились и преподавали в богословских учебных заведениях разных стран. Где, по Вашему мнению, выше уровень преподавания и богословской науки?
– Я учился в Сербии, Греции, на острове Халка был только пять месяцев. Там была проблема, турки собирались закрыть Халку. Так что в отношении Халки трудно сказать. Образование в Константинополе было по образцу русских академий, выдающегося богословия там не было. В Греции школы государственные, но есть хорошие богословы. Правда, есть и соперничество среди богословов. В общем, жизнь динамичная и богословие там есть, но не всегда академическое, лучшее даже иногда не в школах. Там сейчас сильный подъем богословский, но при этом много опасностей и сложностей. На Афоне есть молодые ученые люди в Филофее, Симонопет-ре, Григориате, Ватопеде, Ивероне. Есть богословы и в других монастырях. Некоторые пишут, некоторые только начинают писать. В общем, развитие идет повсюду. Мне сказал митрополит Иоанн Пергамский (Зизиулас), что в России есть молодые богословы, которые через десять лет превзойдут нас. Десять лет прошло, я не видел еще, чтобы превзошли конкретно его. Он очень хороший богослов, глубокий, динамичный, хорошо знает труды отцов Церкви, но все время хочет диалога с современной миссией… К тому же он хороший философ, ему это удается, он хороший ученик Флоровского, я имею к нему доверие, хотя и не во всем согласен. Такие богословы, конечно, нужны; это глубокий человек. В патристике, скажу прямо, он продвинулся дальше отца Георгия Флоровского. Так вот он говорил: «Никогда нельзя сказать, что есть направление, которое кто-то ведет, потому что это всегда откровение Духа Святого».
Есть богословы во Франции. Например, француз Жан-Клод Ларше, через год-два будет сербским священником. Он в Сербской Церкви. Он опубликовал хорошие книги. Владыка Каллист – очень хороший, глубокий богослов.
В Америке немного ослабло богословие после отцов Георгия Флоровского, Александра Шмемана, Иоанна Мейендорфа. Мало их там. Свято-Сергиев институт тоже ослабел, но что делать? Как говорит отец Георгий Флоровский, в истории Церкви бывают и подъем, и упадок. Есть православные, которые думают, что вот приходит эра Православия, будет Святая София наша, православная, и так далее. Вряд ли, это немного утопический взгляд, но вовсе не значит, что мы не должны работать.
Я вижу в Русской Церкви подъем, поэтому, между прочим, и приехал, не только из-за вашей любви, но и для того, чтобы немножко посмотреть, немножко почувствовать. Есть живая жизнь в Русской Церкви. Пусть это иногда бывает внешне, но все-та-ки тут жизнь. Но есть проблемы унаследованные, и есть новые проблемы. Дьявол ведь не оставляет в покое.
О богословском образовании вот что я вам скажу. Где лучше? Повсюду. По-моему, Греция и Россия сейчас здесь держат первое место. Сербы что-то делают, конечно, пока вместе с владыкой Амфилохием[14]. Есть там и молодежь, но посмотрим.
Особенно важно вернуться к традиции святых отцов. Вам намного легче, у вас уже многие святоотеческие труды переведены, вы читаете их в русском переводе. У сербов этого нет. Я начинал читать отцов в русском переводе. Тогда у нас было переведено очень мало, но сейчас уже больше, и работа продолжается. Без знания наследия святых отцов вряд ли возможно возрождение богословия. И кроме того, нельзя ограничиваться только чтением. Богослов не значит хороший начетник, кто читал много книг. Нам необходима благодать Божия и жизнь. Святой Григорий Палама сначала плохо учился. Он молился Богородице: «Просвети мою тьму!» – и получил просимое, стал великим богословом. Дай Бог и вам учиться, но всегда с жизнью. Как говорил митрополит Филарет, жизнь все время свидетельствует. Так что Бог даст по сердцу, по смирению, по труду, по борьбе, по подвигу. Это не бывает сразу, нельзя всего достичь и все получить быстро. Нужно пройти курс в школах, в академиях. Нужно сдать экзамены, нужно освоить программу. Но необходимо и самообразование. Человеческая жизнь такова, что надо быть осторожным, трудолюбивым и надо подвизаться. Вообще ничто не дается просто так, и слава Богу. Как говорили святые отцы, Бог больше наивных Адамов не принимает в рай. Надо пройти большой путь подвига. Но не забудьте, дорогие, что богословие нужно. Не абстрактное, как если бы кто-то просто читал книги и стал мудрецом. Святой Максим так говорит о богословии: «Бог сказал Адаму: возделывай землю и питайся хлебом от земли. Это наше бытие, душа и тело. Вот это наша земля. Делай себя, обрабатывай себя, чтобы есть хлеб богословия».
– Владыка, как Православная Церковь относится к войне? Как участие в военных действиях соотносится с заповедью не убий?
– Знаете, история непрямолинейна. Наш православный опыт в том, что мы должны бороться. Нас обвиняли, Сербскую Церковь и меня лично: «Что это вы говорили?» Даже перед патриархом я ругал некоторых белградских интеллектуалов. Патриарх собирал, они приходили, часто были заседания иерархии, и было трудно. Я им предлагаю: «Дорогие, придите в мою епархию, там будем говорить с вами!» Один мой белградский друг, писатель, христианин, говорит мне: «Как же ты можешь одобрять то, что там происходит: разрушают мечети, хватают мусульман?» Было много клеветы, но и много зла. Мы и не скрываем. Я ему говорю: «Дорогой, приди ко мне, мы там будем говорить, а не здесь. Я не твой епископ, и ты мне не будешь читать лекции!» И он замолчал.
Если бы во время войны я не был в рясе, не был священником, владыкой, я бы взял оружие и боролся. Кто-то другой пусть пойдет молиться на горе или еще что-то, а я бы так делал. И пусть на Суде Божием буду как последний пустынник и молитвенник. Невозможно это определить. Во время нашего страдания под турками что мы претерпели? Тридцать восстаний в Сербии было, и никогда нам не давали освободиться, и сейчас не дают, и все время навязывают свою волю. Мы не должны воевать, а они могут развязать войну? Американцы могут? Вот сейчас эти господа из Гааги делают все, что велят американцы. Убивают мирных людей, и американцы говорят: «Это нормально».
Это война. Когда возьмешь «Калашников», то первой жертвой этого «Калашникова» будешь ты сам. Ты уже не сможешь остаться нормальным. Надо быть искренним и смотреть правде в глаза: не может быть нормальным человек после этого. Я видел войну, исповедовал людей, которые защищали свой народ! Помните «Три разговора» Соловьева? Читайте их, это лучшее из того, что он написал. Много у него дурачества: «Римская империя и папа», «Вселенская Церковь» и так далее. Но «Три разговора» – лучшее. Почитайте.
Господин Толстой говорил: не противься злу. Он это из-за суеты говорил. Но я не буду здесь теорию излагать. Никому нельзя дать рецепт, вроде того, какой вам выпишет доктор. Но я скажу другую вещь. И этим, в Женеве, говорил. Они спрашивают: «Как это ты говоришь, что сербский народ Божий?» – «Ну да, Божий народ». – «А войну ведет!» А Израиль что сделал? Был Божий народ и воевал. Мой народ Божий.
Да, он грешный, но Бог не имеет другого народа на этой территории, кроме того, который я имею, и это Божий народ. Бог в мир и пришел именно такой народ спасать. Вы знаете, какое лицемерие у этого Фишера из Швейцарии[15]. Они прислали помощь из Швейцарии, 2000 маленьких пакетиков, и следили, кому я буду их раздавать. Я давал всем, и мусульманам, и хорватам, но там их было немного, они ушли!
Как же можно не бороться против зла? Другое дело, что нельзя злом отвечать на зло. Но не бороться против зла – не по-христиански, не по-человечески, я это утверждаю. Вы можете этого не принимать, но я так думаю.
Вот у Соловьева в «Трех разговорах». Офицер побил башибузуков, которые сожгли армянскую деревню. Он говорит: «Я первую ночь уснул со спокойной совестью». Скажем, насилуют девочку, а отец видит это. Если он убьет, я не буду его судить. Пусть Бог судит. Он будет судить.
Патриарх наш Павел говорил, что есть и праведная война. Архангел Михаил поднял войну против дьявола и выбросил его с неба, и хотел и дальше гнать, но Бог сказал ему: «Подожди». Знаете, как было трудно остановиться Архангелу Михаилу. Вот мы говорим, что святые Борис и Глеб были чудом мученичества и терпения. Но не все были, как Борис и Глеб.
Во время войны я не искал смерти, но и не бегал от нее. Кто-то в Белграде сказал, что никто из нас, священников, не был убит. Неправда! Были убиты, и двое – действительно мученически[16].
В общем, не надо поддаваться поспешным оценкам. Сербов ругали, а что сейчас сделали с сербами? Кто может сказать тому или иному народу: «Не защищай себя»? Мы все против войны, но какой войны? Я не защищаю войну, но нельзя ставить вопрос так: не противиться злу. Тогда идите к Толстому. По-человечески я не принимаю Толстого. Если, скажем, в один автобус войдут двое и начнут всех бить, я что, буду говорить: «Дорогие, не противьтесь»? Я бы сразу сказал: «Возьмите и свяжите их!» Я бы так сказал даже как епископ. Почему один должен терроризировать 30 или 50 человек?
– Каково Ваше отношение к коптскому богослову Шенуде?
– Он монофизит. Он написал книгу, в которой ясно сказано, что у Христа одна природа. Ее печатали на греческом языке. Я не согласен с теми, кто называет их дохалкидонитами. Они монофизиты. Без Шенуды они ничего не делают. На всех этих собраниях посылают факс Шенуде, чтобы он одобрил. Он их мозг.
Кстати, Ларше очень хорошо об этом написал. Я перевел на сербский. На ста страницах Ларше дал хороший, серьезный анализ насчет диалога с ними.
В общем, мы не можем соединяться с ними, пока они не принимают Халкидонский Собор. Без этого никакого соединения не будет – будет ложь.
– Владыка, у нас в Церкви происходят нестроения из-за того, что в некоторых странах называется социальными номерами, а у нас индивидуальными номерами налогоплательщика и тому подобным. Мы знаем, что в Греции были подобные проблемы.
– Я разговаривал с греческими специалистами. Никаких тайн в этих номерах нет, и никакого демонизма. Так можно дойти до того что нужно выбросить всю технику, выбросить компьютеры, выбросить все остальное. В Греции вопрос был связан с тем, чтобы в паспортах и карточках была вписана принадлежность к Православию как религии. В Греции Церковь подняла вопрос, чтобы в паспортах писали «православный». Церковь три миллиона подписей собрала, чтобы добиться записи в паспортах о православном вероисповедании, а государство это игнорировало. А ведь это половина населения, имеющего право голоса! Там есть люди, которым заплатили со стороны, чтобы показать, что греки неправославные. Эта история еще не закончилась. Личные номера – это совсем другое.
Мы должны защищать подлинную свободу человека, и внутреннюю, и внешнюю. И конечно, должна быть гарантированность личной жизни человека. Нельзя все выносить на площадь, нельзя вторгаться в семейную жизнь, как делала ЧК, да, наверное, и в Америке делает ЦРУ, вмешиваются в частную жизнь людей. Это подобно тому, как если бы мы, христиане, открывали грехи один другого и выносили их на всеобщее обозрение. В Европе есть такая тенденция, и вообще в ветхом человеке есть. Необходимо, чтобы Церковь, насколько возможно, с этим боролась.
Думаю, что если реально смотреть на вещи, то вряд ли Церковь может избежать обязательных правил и норм всеобщей регистрации. Это не наше дело. В Греции были такие, их там немного, зилоты, которые стали говорить, что вот это номер антихриста, 666, и это будет каждому вклеено, и будет печать антихриста на нас. Но я считаю, что все это чепуха. Разве так поверхностно будет нас обольщать дьявол через компьютер, через нумерацию? Это слишком примитивно. Но мы можем потерять больше – потерять чувство, он глубже может воздействовать. Вот, скажем, одобряют все, что делает с бен Ладеном Буш, и Буш нас ведет к этому поверхностному противостоянию: или с Америкой, или с бен Ладеном. А я ни с бен Ладеном, ни с Америкой! Оставьте меня, мне не до вас и не до бен Ладена! Скажут: «Ах, вы за терроризм?» Я не за терроризм. Разве в Афганистане одни террористы сейчас? Сколько людей страдает и гибнет от самых ужасных американских бомб! Это страдает бедный народ. В Ираке страдает народ, но американцам никакого дела нет до иракского народа.
Надо быть осторожным, надо быть бережливым, но надо и открыто смотреть на жизнь, надо относиться ко всему реалистично. Если завтра меня начнут контролировать, не смогу поехать, например, в Швецию или какую-нибудь другую страну, ну, ничего. Они могут ввести международную полицейскую систему, через Шенгенское соглашение могут контролировать въезд и выезд, могут сказать, что, например, русский патриарх опасен, и запретить ему передвижение.
Есть склонность многих людей в Православии к тому, чтобы легко сделать раскол. Но тогда утратится дух соборности, и Дух Святой не будет снисходить на разделение. Он раздается всем, но нельзя разделить Святой Дух, и нельзя его приватизировать. Это делали монтанисты, это делали катары, это делали староверы – Аввакум и другие. Есть зилоты на Афоне. Они написали на монастыре: «Православие или смерть!» Черный такой флаг и – «Православие или смерть!» Зачем это? И привезли даже бензин: если бы захотели силой их выгнать, то они бы сожгли монастырь. Это изуверство, это не вера. Но таких мало, и это не характерно для Афона. Есть много настоящих отцов на Афоне, есть люди подлинной духовной жизни.
Нельзя так жизнь упростить, чтобы все было без проблем и без соблазнов. Без проблем и соблазнов не будет, так Спаситель сказал, и в истории так. Но не надо бояться соблазнов, и «горе тому человеку, через которого соблазн приходит» (Мф. 18, 7), или тому, кто поддерживает соблазны, развивает их, так что ответственность всегда за это существует. И не надо навязывать свою меру, себя как меру, как канон.
Я помню, мне рассказывали, как старушки в Петербурге ругали митрополита Никодима (Ротова). И ничего, Никодим был таким, каким был. Он не мера для Церкви, как сейчас не мера я или еще кто-ни-будь. Христос – мера Церкви. Не надо беспокоиться, но надо стараться, чтобы не соблазняли души, вот в чем проблема! Я не против зилотов, Бог свидетель. И те дипломаты, которые занимаются церковной политикой или мировой и вообще такими большими масштабами, забывают, что ревность их как христиан тоже нужна. Тело Церкви защищается всеми верными, но верные возглавлялись всегда своими пастырями, своими священниками, своими владыками, своей церковной организацией. Канон Церкви – святыня. И если, бывает, по икономии, по нужде преступают канон, то только ради спасения людей, а не для того, чтобы попирались каноны…. Но не надо держаться за них, как буквоеды. Каждый канон – как будто бы догмат. Это как старостильники-греки. Бедные, они хотели сохранить старый стиль, но потом последовало большее зло: разделились теперь уже на пять частей. Плохо, что переменили стиль, но не в календаре догма. Иерусалимская Патриархия, Русская Патриархия, Сербская, Синайская, Афон, другие сохраняют календарь, и ничего. Отец Иустин, мой духовный отец, был такой человек, что за каждое слово канона готов был умереть, но и в то же время пожертвовать любым каноном, чтобы спаслась хотя бы одна душа. Вот свобода отцов.
Есть акривия Церкви, есть икономия, но Дух Святой определяет, и Он имеет конечное слово, как Утешитель
Церкви. Когда нужна икономия и когда акривия? Нельзя отрицать одно либо другое в Церкви. Святой Симеон Новый Богослов говорит, что много даров в Церкви, но знак подлинности каждого тот, что один признает другой. Вот я люблю молитву, ты любишь милостыню, тот активист, этот проповедник, другой книги печатает, этот богослов, а этот простой рабочий. Один больше любит богослужение, другой – гуманитарную деятельность. Все это – дары Духа Святого, все это нужно Церкви. Но отказаться одному и сказать: вот я такой молитвенный, я ревную, а этот беспечный и индифферентный… Есть ли такие? В Церкви всё есть. Это как нива Господня, на которой не только пшеница и урожай. Господь не хочет сразу ее очистить.
Было в Церкви такое движение – монтанисты, во II и в III веках, и большое зло делали они Церкви. Тертуллиан был хорошим богословом, а потом ушел к монтанистам. Афонцы говорят: есть зилоты, это хорошие, а есть «зурот», это такой, кто совсем ушел. Потом были катары, которые говорили: мы чистые! Они разрешали покаяние только в конце жизни. И другие были, разные…
Были такие движения в Церкви, и сейчас есть напряжение, но я не боюсь этого. По-моему, это нормально. Есть некоторые епископы, которые говорят: «Вот к нам пришел зилот с Афона и народ возбуждает!» Ну, пусть. Кто его слушает, пусть слушает. Я буду говорить, а кто хочет услышать, тот услышит. А этот ушел с Афона, чтобы других, а не себя спасать в первую очередь. Первое, что он сделал, это проявил непослушание. Некоторые зилоты с Афона даже снова крестились у старостильников! Это хула. Он был крещен, а снова крестился, будто бы его и не крестили. Это такое нечувствие Церкви, соборности Церкви! Необходимо «держать собор» со всеми святыми и, прежде всего, – в своем сердце, а потом в своем доме, в своем приходе, своем монастыре, своей епархии, своей Церкви, во всем мире. Хранить соборность Православия – значит слушаться голоса всех отцов, не только аскетов, не только мучеников. Можно сказать: «Пойдемте все в мученики!» А что же слабые, которые не смогут выдержать этого? Это тоже соблазн. Или пойдемте только проповедовать народу Священное Писание. А что Священное Писание? Протестанты из него сделали кумира, и более 300 сект образовалось. Но Священное Писание в этом не виновато.
– Как бороться с уходящей ревностью о Боге после нескольких лет монашества?
– Одна опытная монахиня как-то сказала мне: «Батюшка, помни свои первые дни и всегда туда возвращайся». Или как святые отцы говорили: ты еще не положил начала своему спасению. Так снова нужно возвращаться в своей жизни. Молитвой прежде всего и искренним, здоровым самоосуждением. У русских есть такая склонность, чтобы себя мучить, на себя нажимать. Это плохо. Достоевский это ясно показал.
Надо иногда простить себя, говорил кто-то из русских, простить душе. Всегда помните слова Иоанна
Богослова: «Дети мои, если сердце ваше зазирает, судит вас, то знайте, что Бог больше сердца вашего». Критерий наш – не наше сердце, не совесть, а Бог, и молитесь Богу: «Господи, войди в меня!» – искренне, глубоко, – и Бог поможет. А если Он ожидает, то надо потерпеть: терпи, казак, атаманом будешь! Надо потерпеть. Терпя потерпех Господа, как пророк Илия говорил. Терпением вашим спасайте души ваши (Лк. 21, 19).
Терпение – огромная сила, мощь. Надо ожидать Господа, не терять упования. Отец Иустин говорил: держаться Бога вздохом, слезой, желанием, воздыхать сердцем. И пока это есть, значит, и Дух Святой в нас тоже есть. Он никогда нас не покидает. Слава Богу!
Никогда не позволяйте себе уныние или безнадежность уравновесить с верою и надеждой. Никакой грех, никакая ситуация не может иметь равновесие с Божественной милостью и Божественной любовью. Сербы говорят, когда бывает тоска и уныние: «Удри бригу на веселье!» Брось все это и будь веселым.
– Владыка, как Вы сейчас со стороны видите процессы, которые происходят в Русской Церкви?
– Честно скажу, я не могу претендовать на то, что хорошо знаю Россию. Я не много путешествовал, но русских знаю давно, и русских за границей, служил в русской церкви в Афинах, служил в Париже четыре года. С интересом читаю ваши журналы, получаю информацию. К нам сейчас приезжают русские, и мы к вам приезжаем. По-моему, Русская Церковь давно уже находится в таком обновляющем пульсе жизни. Это подлинное дело христианства: образ Божий в нас обновляется, обновляется вера. Обновляйтесь духом – говорит апостол Павел. Это не обновленчество, которое уже ересь. А это оживление, то, о чем апостол говорит: Духа не угашайте (1 Фес. 5, 19). Дух горит, но надо его разжечь, надо его оживить. Это обновление жизни, обновление ума; обновиться духом ума вашего (Еф. 4, 23), – говорит апостол Павел.
В России после всех страданий, благодаря мученикам, которые пред Богом за нас заступаются, устояло Православие. На Западе смеялись и говорили: «Что там Русская Церковь – одни бабушки только!» А кто-то ответил: «Да, если пятьдесят лет церкви полны только бабушками, то это что-то значит». Но были не только бабушки, была жизнь живая. Выстрадала Русская Церковь столько миллионов мучеников. Владыка Каллист сказал в своей книге: «Русская Церковь в XX веке дала мучеников больше, чем в прежние века». Благодаря этим мученикам и подвижникам Русская Церковь не просто выжила, но обновляется. Бывают, конечно, в каждом таком периоде напряженной жизни и соблазны, и нестроения. Невозможно, чтобы не было соблазнов! В Церкви всегда живые люди. Каким был IV век, какое было потом иконоборчество, потом споры об исихазме, и так в каждом периоде! И тем более сейчас конец не только века, а тысячелетия. Начинается новый период, а вызовы мира серьезные. Мы вносим с собой в
Церковь многие свои проблемы. Но не надо бояться проблем.
Ни в коем случае нельзя, чтобы были раздоры и критика внутри Церкви с самоволием, когда кто-ни-будь считает, что он один – защитник Православия, вроде Аввакума. Сейчас есть такое движение: мол, антихрист, конец мира и так далее. Это изуверы, это люди, которые не имеют достаточно веры и боятся, которые затем свой страх преобразуют в какую-то самозащиту и суррогат духовной жизни.
Надо, конечно, беспокоиться, но главное – преобразовывать это в молитву к Богу: «Господи, Ты Спаситель Церкви!» Надо иметь глубокую веру, но эта вера не может явиться сверху или извне, она должна быть выражением нашей молитвы, нашего смирения, нашего внутреннего распятия, нашей борьбы!
– У нас сейчас идут постоянные дискуссии о том, что необходимо созвать Поместный Собор по образцу Собора 1917–1918 годов, на котором были бы представители мирян, священники и епископы…
– Я скажу открыто: Собор 1917–1918 годов не образцовый Собор Православия. Он сыграл позитивную роль – восстановил патриаршество, но нельзя во имя демократии разорять христологическую структуру Церкви. В Церкви Христократия, не демократия и не монархия. Христос владеет, Христос в каждом верующем, Христос первый из верных. Христос диакон, Христос священник, Христос епископ, Христос все во всем (1 Кор. 15, 28); и каждый из нас выражает Христа, и Христос выражается через каждого, но порядок в теле Церкви такой, какой дал Бог, а не мы.
Во все времена на Соборах миряне, монахи, священники права определения не имели. Кто читал акты Соборов, тот это знает. Василий Великий так об этом сказал: «Епископы определяют, а народ принимает или не принимает эти определения».
В истории Церкви бывало такое, что на Вселенских и других Соборах присутствовали и монахи, и еще кто-то, но все-таки благодать, и место, и служение, и власть, принадлежащая епископам, никак не может быть уравновешена народом. Епископ – не клирик даже он в себе объединяет Церковь. Но если он не выражает полноту Церкви, то надо ему помочь: для этого есть другие епископы, есть народ. Пусть даже будет давление, напряженность, но не разорительность и не разобщение.
Бывает, что соборные определения не принимаются всей Церковью; значит, есть особое традицио-нальное право или практика рецепции Соборов. И если это необходимо, то бывает, что Собор может снова рассмотреть свое определение. И не стыдно его по-другому высказать. Вот это действительно православное Предание. Значит, есть роль каждого, но никогда на Соборах миряне, даже цари, ничего не определяли. «Определяю» и «соглашаюсь» – вот что значит право епископов. А те, другие, может быть, подписывались, но не определяли. Они имели только совещательный голос. Можно потом согласиться, присовокупить к этому свое согласие, но это не определяющий выбор.
Конечно, можно, если желаете, чтобы был и Собор. Но лучше сначала подумать: не получится ли так, что в условиях сегодняшней жизни многие к нему окажутся не готовы? Может получиться так, что более красноречивый, более горластый или начитанный будет надеяться, что он победит. А святой Ириней говорит о том, что не ум, не знание, не еще что-то, а Дух Святой побеждает. Но, конечно, Дух Святой победит, как Он побеждал всегда в истории и в Русской Церкви. По-моему, не время еще таких Соборов. Мы предлагали во время войны собрать церковно-народный собор, чтобы ограничить власть Милошевича, но это не получилось, потому что эти господа интеллектуалы – писатели, ревнители национальной идеи – не хотели сотрудничать между собой. Каждый из них имел план национального спасения: одни были за короля, другие были еще за что-то, но ничего не получилось. У нас король сейчас вернулся, но для этого еще не подходящая ситуация. Дай Бог, если это случится, от этого не будет плохо, потому что будет более стабильная ситуация, а то правительство меняется, партии уходят, приходят новые.
Я всегда всем советую и молюсь, чтобы было более трезвым, более терпеливым, более глубоким бытие, жизнь Церкви.
Спасибо вам еще раз. Я чувствую, что Дух Святой делает Свое дело. Не надо нам Ему помогать. Он нам будет помогать по мере нашего открытия Ему. И мы должны помнить, что Господь руководит Своей Церковью. Наш патриарх говорит всегда, что мы должны быть соработниками Божиими (1 Кор. 3, 9). Бог нашел нас; если бы были лучшие, нашел бы лучших. И найдет лучших! Дай Бог. «Слава Богу, я не непогрешим», – говорит наш патриарх. И еще говорит: «Напиши это папе. Я не непогрешим – слава Богу, что я не непогрешим». Вот это православный человек.
Вопросы епископу Афанасию задавали студенты и преподаватели Сретенской духовной семинарии
notes
Примечания
1
В интернациональной Encyclopedia of Jewis History (1986, Израиль; 1989, Франция) на странице 63 написано: «Иудеи под византийским законом: 1) Иудеям было запрещено жить в Иерусалиме и посещать его, кроме 9 апреля; обращать других в свою веру; иметь рабов, особенно христиан; участвовать в управлении; жениться на христианках; строить новые синагоги; ремонтировать старые синагоги, кроме тех случаев, когда они могут обрушиться. 2) Иудеям разрешалось: сохранять свою веру и собираться в синагогах; судиться по своим делам перед иудейскими судами; старейшины общин были освобождены от налогов; глава синедриона признавался главой иудеев».
2
Современный город Ниш на юге Сербии – античный Наисус, родина императора Константина Великого.
3
Специфическое сербское название и понятие. «Задужбиной» назывался храм или монастырь, строившийся «за душу» ктитора еще при его жизни и служивший впоследствии его усыпальницей.
4
После оккупации Югославии немецко-фашистскими войсками и их союзниками в апреле 1941 года вся территория страны была разделена на несколько оккупационных зон.
5
Неманичи – средневековая сербская династия, родоначальнику которой святому Стефану Немане (преподобный Симеон Мироточивый) первому удалось объединить под своей властью ряд сербских земель. Его младший сын Растко – святитель Савва стал первым сербским архиепископом.
6
Поспешное признание международными организациями самостоятельности новопровозглашенных государств на территории Югославии (бывших союзных республик) в начале 90-х годов происходило без учета воли значительного сербского населения этих бывших республик СФРЮ, которое в своем большинстве желало сохранения единого государства.
7
Энвер Ходжа (1908–1985) – с 1954 года первый секретарь ЦК Албанской партии труда (АПТ), в 1946–1954 годах – председатель Совета министров НРА, одновременно министр иностранных дел и министр национальной обороны, с 1976 года – главнокомандующий вооруженными силами и председатель Совета обороны Народной республики Албании.
8
Название Метохия происходит от слова метох – приход, обслуживаемый монастырем. Это название свидетельствует о наличии значительных земельных владений и церковных объектов на этой территории в средние века.
9
Радован Караджич, лидер сербов Боснии и Герцеговины, первый президент Республики Сербской.
10
Бывший президент СР Югославии Слободан Милошевич был выдан международному трибуналу в Гааге 28 июня 2001 года на Видовдан – в день Косовской битвы, священный день в сознании каждого серба.
