Текст книги "Малютка с лесного озера"

Автор книги: Аделаида Котовщикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Маська в Ленинграде

В ленинградской квартире Мася освоилась очень быстро. Она живо обегала и облазила все углы. Её темносерая сплюснутая голова с тупой мордой, широким ртом, напоминающим лягушечий, короткими круглыми ушами и живыми чёрными глазками неожиданно появлялась то из-под стола, то из-под шкафа, то из-под дивана. Ловко орудуя низкими ногами с перепонками между пальцами, как у утки, Мася взбиралась на диван, на стулья, на кровати. Со стула она карабкалась на стол, со спинки кровати на комод.

– Какие-то обезьяньи у неё повадки, – удивлялась мама.

И мама и папа очень дивились на выдру, когда Женя с бабушкой привезли её из деревни. У мамы кончился отпуск, и она вернулась в Ленинград раньше, чем появилась выдра.

Женя и его товарищи нарадоваться не могли на Маську. Особенно весело было смотреть, как она купается. Бабушка ставила посреди передней корыто с водой. Мася ныряла и резвилась, как рыбка. Она плавала и на животе, и на боку, и на спине, сложив на груди передние лапки и отталкиваясь от воды хвостом.

Когда Маську купали, Марья Сидоровна выходила из своей комнаты.

– Из воды-то не выскочит ваше чудо озёрное? – с опаской спрашивала старушка, издали засматривая в корыто.

В первый раз, когда Маська прошмыгнула возле её ног, Марья Сидоровна вскрикнула, побледнела и чуть не упала в обморок.

Женя соврал Лиде, что никто не боится Маськи. Два обитателя квартиры не могли преодолеть страх и отвращение к выдрёшке: Марья Сидоровна и кот Мурза.

Мурза был кот почтенный, длинношёрстый, от старости лохматый, как болонка. Шумику он когда-то надавал когтистой лапой крепких пощёчин. Щенок завизжал от боли, обиделся и больше к суровому коту не совался. Старый ленивец Мурза проводил дни в сладкой дремоте на диване и на креслах, снисходительно позволяя гладить и ласкать себя. И вдруг его покой был нарушен.

Ко всему, что привлекало её внимание, Маська бесстрашно мчалась на своих перепончатых лапах. Мурза безмятежно спал на ковре. Выдра увидела кота и стремительно понеслась к нему, опустив широкую голову и, как всегда на бегу, немного изогнув спину.

Кот поднял голову и на мгновение остолбенел. Его глаза, обычно сощуренные, превратились в два зелёных кружка. Он подобрался, зашипел и вдруг обратился в бегство. С неожиданным проворством крупными прыжками он достиг буфета и вспрыгнул на него.

Немного позднее, крадучись вдоль стены, кот вошёл в кухню и на почтительном расстоянии брезгливо смотрел, как выдра жадно съела рыбу из своей чашки, а потом принялась и за его блюдце.

Женя отнял у Маськи Мурзину еду и поставил её перед котом. Но Мурза отвернулся и пошёл прочь. Пришлось его кормить в комнате Марьи Сидоровны, куда Маська категорически не допускалась.

Кот почти совсем переселился к старушке, а по всей квартире ходил с опаской и спал только на возвышениях: на буфете, на комоде, на подоконниках.

– И чего бояться такую хорошенькую, миленькую? – поражался Женя. Дурак ты, Мурза!

Сам Женя вместе с Васей Грачёвым, который часто у него бывал, возился с Маськой без конца. Такая она была игривая, весёлая. Ляжет на спину, голову выгнет и ловит кончик хвоста лапами и дубами. Потеха! Маська и спать любила на спине, презабавно сложив на животе передние лапки. И перед тем, как заснуть, всегда сосала старый мамин капроновый чулок, точно грудной ребёнок соску-пустышку.

Косичка

Женя рассказал ребятам в классе, что Лида Костина до смерти боится маленькой выдры из озера и что она «трусишка-мамрышка». Мальчики хохотали и кривлялись: «Ой, боюсь! Ой, страшно, спасите меня!». Девочки заступались за Лиду: «А если ей показалось, что это крыса? Подумаешь, хвастуны! Будто сами ничего не боятся!»

Яша Шлыков, чтобы подольститься к Жене, подскочил к Лиде и высунул язык:

– Трусишка-мамрышка!

И сейчас же получил кулаком в бок. Если Женя поддразнивал Лиду, это вовсе не значило, что Яшка имеет право так делать. И вообще, – чего он лезет? То ябедничает на Женю учительнице: «Елена Сергеевна, Сомов опять вертится», «Елена Сергеевна, Сомов на перемене дрался», то подлаживается к нему.

Лида стояла, прислонившись к стене в коридоре, возле двери в их класс. Глядя прямо перед собой и раздувая ноздри от обиды, она гордо молчала.

На уроке списывали с доски предложения, где в некоторых словах надо было вставить пропущенные буквы.

Лида еле-еле водила пером и после каждых двух-трёх букв смотрела по сторонам. Так ей легче думалось, а думала она о том, что, когда вырастет, купит десяток крыс и всех сразу выпустит на Усатика. Вот закричит-то – по всем школьным этажам будет слышно! Уж кого-нибудь она подговорит донести мешок с крысами до школы. Да зачем ей ждать, пока она вырастет? Пусть Усатик завтра же провалится в какой-нибудь подвал, и там на него накинутся пятнадцать крыс.

Лида содрогнулась от отвращения, а Елена Сергеевна в третий раз сказала:

– Лида, не отвлекайся, пиши быстрее. И думай о работе.

Лида послушно склонилась над тетрадкой. Но вскоре мысли её опять начали бродить по подвалам и чердакам, полным страшных, длиннохвостых крыс, а взгляд невольно блуждал по всему классу. И только одно место в классе он тщательно обходил. Кто там ёрзает и сопит на другой половине парты? Лиде это совсем неинтересно.

И вдруг Лида нечаянно в упор посмотрела на своего соседа. Усатик усердно писал, помогая себе кончиком чуть-чуть высунутого языка. Ну-ка, чего он там намазюкал? Лида заглянула в Женину тетрадку и коварно улыбнулась. Так и есть! Буквы в Жениной тетрадке точно пришли к кому-то в гости: раскланиваются направо и налево.

– Как пло-охо! – с притворным сочувствием шепнула Лида.

Женя загородил локтем тетрадь:

– Ничего не плохо!

Минуты не прошло, и снова над его ухом прошелестело:

– Ой, ка-ак пло-охо!

Нижняя губа у Жени оттопырилась, уши начали медленно краснеть. Его взяло сомнение.

– А что у меня неверно? Костина, где у меня ошибка?

Лида будто не слышала. Перед Женей темнел её затылок. Торчали тугие косички с коричневыми бантами. Лида ещё больше повернулась спиной, немного склонила голову набок. Одна косичка свесилась над чернильницей в углублении парты.

Искушение было слишком велико. Просто невозможно было пропустить такой удобный случай, тем более, что девчонке жалко показать, где ошибка. Женя осторожно ухватил двумя пальцами кончик косички, и он погрузился в чернильницу.

Затем всё произошло очень быстро. Лида внезапно шевельнулась. Мокрый хвостик, роняя фиолетовые капли, мазнул Женю по лицу и превратил его не только в Усатика, но и в Бородатика. Раздался вскрик Лиды, испуганно глядевшей на свою тетрадку, всю в кляксах.

И вот Лида стоит и плачет и зажимает в руке кончик косички. Между лиловыми пальцами стекают у Лиды лиловые капли.

Елена Сергеевна берёт Женю за руку и сама отводит его в угол:

– Останешься после уроков и при мне будешь снова писать это упражнение. Лида, ступай в умывальную и хорошенько отмой косу и руки. Галя Степанова, проводи её, помоги ей умыться.

Галя Степанова выводит плачущую Лиду. В классе напряжённая тишина. Лицо учительницы не просто строгое, а необычно недовольное.

Женя стоит в углу за счётами, но его не тянет потрогать пальцем белые и чёрные костяшки.

Хуже всего, пожалуй, что Елена Сергеевна не ругает Женю ни на уроке, ни на перемене. После звонка она, не глядя, говорит ему: «Иди в коридор». Она так рассердилась, что совсем не смотрит на него, точно его нет ни в классе, ни вообще на свете. Женя засматривает в лицо учительницы, но ни разу не может поймать её взгляд.

На следующем уроке Лида, которую Галя отмывала всю перемену, неподвижно сидела на самом кончике парты. Можно было подумать, что на другом конце парты змея и Лида боится нечаянно к ней прикоснуться. На арифметике Женя придвинулся к Лиде и пробормотал:

– Я не нарочно обмакнул… Коса сама влезла в чернильницу…

Лида не шелохнулась.

Два урока она совсем не замечала Женю. А на последнем уроке, на «ручном труде», она показала подбородком на крышку парты и язвительно расхохоталась:

– Ха-ха-ха! Это что за уродики?

Им было задано сделать из бумаги домик и коробочку.

Женя и сам видел, что его изделия не очень красивы. Не то, что у Васи Грачёва, например. У того из весело раскрашенного дома с дверью и окнами даже вился клубами серый дым. Женин дом был просто белый и притом кособокий, а на коробочку точно кто-то немножко наступил ногой… Но разве так уж плохо?

Уже не обращая внимания на Женю, Лида с торжеством извлекла из коробки от маминых туфель, которую она всегда приносила с собой на уроки ручного труда, блестящую коробочку из голубой бумаги, сплошь усыпанную серебряными звёздочками.

Коробочка была великолепна, и рядом с ней Женина придавленная коробчонка выглядела такой неуклюжей и жалкой, что Женя растерянно заморгал. Потом рывком, двумя руками схватил свои творения, над которыми вчера просидел не меньше сорока минут, и скомкал их.

Елена Сергеевна обходила парты, рассматривая домики и коробочки, и многих ребят хвалила.

– А где твоя работа, Сомов?

Красный и надутый, как индюшонок, Женя молча показал кивком головы на два белых комка на крышке парты.

– Ах так? – сказала Елена Сергеевна. – Ставлю тебе единицу!

– Кол! Кол! – зашептали ребята.

На лице у Лиды появилась довольная улыбка.

Учительница заметила это и нахмурилась.

– Очень нехорошо, Костина, радоваться чужим неудачам, – сказала она грустно. – Сомов тебя сегодня обидел и за это был и ещё будет наказан. А радоваться чужим неудачам не по-товарищески.

Маня Гусева подняла руку:

– Он её еще дразнит часто, что Лида его выдру боится.

Лида вся порозовела:

– Не так уж и боюсь!

Елена Сергеевна пристально посмотрела на Женю:

– А я тебя считала добрым мальчиком… – она вздохнула. – Видно, и правда, вас придётся рассадить. Не умеете вы жить мирно. С завтрашнего дня, Лида, поменяешься местом с Валей Груздевой. Она сядет к Жене, а ты – к Васе Грачёву.

– И очень хорошо, – чётко сказала Лида.

Учительница оглядела класс:

– Ребята, вы понимаете, за что я поставила единицу Сомову?

– Задание не сделал! – закричал Яша Шлыков.

– Нет, не за это. Ведь работу он сделал, но потом уничтожил её. За неудачную работу я бы не поставила единицу, все мы еще учимся, у каждого может случиться неудача. А вот за то, что у Жени терпения, выдержки нет совсем, он и заслужил единицу. В прошлом году мы советовались, как помочь Жене терпеливо сидеть на уроках. Не пришлось бы нам и в этом году опять всем классом заняться Сомовым…

Лиде очень захотелось спросить Женю, – как это в прошлом году весь класс им занимался? Но она, конечно, не спросила, а, наоборот, повернулась к нему спиной.

И ещё в этот несчастный день Женя около часа просидел в классе вдвоём с учительницей. Елена Сергеевна проверяла домашние тетради, потом что-то выписывала в общую тетрадь из очень толстой книги. А Женя всё писал и писал упражнение, в третий раз подряд, потому что первые два раза вышло очень грязно. На душе у Жени было уныло и как-то мутно.

А на другой день он уже сидел с Валей Груздевой, толстой, спокойной девочкой. Лида переселилась к Васе Грачёву.

Юннатовский профессор

На перемене пионер из шестого класса, Владик, подошёл к Жене.

– У тебя, говорят, ручная выдра живёт. Разреши нам её посмотреть. Мы – юннаты, и нам очень интересно.

Женя смерил мальчика взглядом, для чего ему пришлось задрать голову, и милостиво разрешил:

– Что ж, приходите. А вас не очень много? А то наши ребята тоже приходят. Если куча народу, Масенька может испугаться.

– Нет, мы только вдвоём с Катей придём. Хищниками мы с ней занимаемся. Катя больше львами, а я всякими другими.

Владик спросил Женин адрес и отошёл. Женя смотрел ему вслед с недоумением. При чём тут хищники? На Маську хочет посмотреть, а про львов говорит… Чудно́!

Женя подошёл к Васе Грачёву и сказал ему небрежным тоном:

– Уже из шестого класса просятся к Маське. Пионеры-юннаты… с хищниками.

– С какими хищниками? – удивился Вася.

– Со львами… может быть, и с этими… с носорогами. Кто их разберёт! Ты непременно тоже сегодня приходи.

Вечером пионеры пришли к Сомовым. Долговязый, веснушчатый Владик и темнокосая, худенькая, застенчивая, невысокая для своих двенадцати лет Катя. Было совершенно непонятно, – что она может делать со львами, такая слабосильная и робкая?

Вася, Геня и Коля Прохоров подталкивали Женю:

– Спроси её, спроси! Ты же здесь хозяин, это твой дом. И выдра твоя!

Женя нерешительно шагнул к гостье и от смущения выпалил очень громко, почти крикнул:

– А львы где?

Все засмеялись. А народу в этот час собралось много: папа вчера вернулся из рейса, и мама уже пришла с завода, и бабушка никуда не ушла.

Один Женя не засмеялся, а, наоборот, надулся.

– Львы у неё в кармане передника, – весело ответил Владик. И опять все засмеялись.

Потом Катя спокойно сказала:

– Львы в зоопарке. Я за ними наблюдаю. Львёнка иногда вожу на прогулку. Мы там в кружке юннатов. А где же ваша выдра?

Бабушка сидела на диване, закутанная в большой пуховый платок. Она приподняла край платка. На коленях у бабушки лежал темносерый клубок.

Катя и Владик наклонились над ним, чуть не сталкиваясь лбами:

– Как спит сладко!

Бабушка пощекотала серый бочок:

– Просыпайся, Масенька! Гости пришли.

Тихонько, мелодично свистнуло, потом застрекотало.

– Кричит чудно́, – сказал папа. – Вроде по-птичьи, вроде и не по-птичьи, не поймёшь.

– Это она говорит: не мешайте мне спать, – сказала бабушка и положила выдру на пол: – Просыпайся, соня! Купаться будем.

Маська словно поняла. Развернулась и зашмыгала, заскользила по полу, ничуть не смущаясь присутствием стольких людей.

Почти все мальчики второго «б» класса, в котором учился Женя, да и многие девочки, уже не раз видели Маську; она потеряла для них прелесть новизны, поэтому не только Женя, но и Вася, Геня и Коля больше смотрели на Владика и Катю, чем на выдру. Зато пионеры глаз не спускали со зверька.

Вот Маська опрокинулась на спину, показав светлосерое брюшко, и стала ловить свой хвост. Поймает и покусывает его белыми острыми зубами.

Катя присела на корточки и погладила её. С молниеносной быстротой метнулась Маськина голова с разинутой пастью. Катя поспешно отдёрнула руку.

– Не цапнула за палец? – спросил Владик.

– Не успела, – спокойно ответила Катя и смело потрепала перевернувшуюся на бок выдру по затылку.

Женя бросил на пол красный целлулоидный шарик-Шарик покатился. Маська весело гонялась за ним, точно и не она только что свирепо скалила зубы. Мурза презрительно смотрел с буфета, как ненавистная выдра резвится с его игрушкой.

– Ну, начнём водный кросс, – сказал Женин папа.

Посреди передней поставили корыто с водой. И Маська принялась нырять, плескаться, кувыркаться в воде.

– Видите, хвост у неё вместо руля, а передние лапы – вёсла, – говорил Владик. – Выдры плавают быстрее всех рыб, и, если бы выдре не надо было время от времени высовывать голову из воды, чтобы подышать, от неё не могла бы спастись ни одна рыба. Водятся выдры по всей Европе, в Северной и Средней Азии, в Сибири. Есть они и в Индии, и в Китае, и в Японии. Даже в Австралии, только там другая разновидность.

– Где ж их нет, этих сокровищ? – с неприязнью спросила Марья Сидоровна. Когда выдру начали купать, она вышла из своей комнаты и стояла позади всех, подпершись рукой.

– За Полярным кругом выдры не попадались, – ответил Владик.

Папа сказал:

– На Северном полюсе вы были бы в безопасности, уважаемая Марья Сидоровна.

Женя заметил, что мама сдержала улыбку, а бабушка укоризненно качнула головой.

– Ох, грехи, грехи! – пробормотала Марья Сидоровна и отодвинулась поближе к своей двери.

– Товарищ профессор, – обратился папа к Владику, – а выдры вообще в неволе живут? Или наш случай особенный?

– Известно много случаев приручения выдр, – ответил Владик, и в тоне его в самом деле было что-то профессорское. – Выдры отлично поддаются дрессировке. Конечно, в умелых руках. – Владик покосился на Женю. – В Китае, например, рыбаки даже приучают выдр к рыбной ловле. Надо с самого детства кормить выдру исключительно молоком и хлебом. Потом давать ей играть с рыбой, сделанной из кожи. Выдру заставляют доставать эту кожаную рыбу из воды и подавать хозяину. Потом ей бросают в воду настоящую, но мёртвую рыбу, а уж после – живую. Когда выдра выловит и подаст хозяину живую рыбу, не разорвав её, дрессировка считается законченной.

– Значит, и от них польза бывает, – с сомнением произнесла Марья Сидоровна.

– Конечно! Известны случаи, когда с выдрой даже на охоту за утками ходят, как с охотничьей собакой. Для этого надо…

Женя с тоской вспомнил Шумика. Как-то он охотится за утками?

– Подожди, Владик, – перебила бабушка. – Про охоту после расскажешь. Скажи лучше, какой величины она вырастет? Рост-то у Маськи какой будет?

– Взрослые выдры бывают больше метра. Некоторые виды достигают даже полутора метров. Конечно, с хвостом.

– В корыте не поместится, – решительно сказала бабушка. – У нас корыто маленькое.

Папа засмеялся. Но Владик оставался непоколебимо серьёзен.

– Корыто ей и совсем не подходит. Выдра – это настоящее водяное животное, в воде она проводит большую часть своей жизни.

– На озере ей жилось лучше, – задумчиво проговорил Вася. – Владик, а есть в зоосаду канавы с водой?

– Конечно, есть. Целые водоёмы.

– Ну, хватит. Всю воду уже на пол выплеснула. – Бабушка вытащила Маську из корыта и вытерла её тряпкой. Юннаты ещё немножко посидели и стали собираться домой. Мама проводила их и закрыла за ними дверь.

Дня через три Владик пришёл опять, на этот раз без Кати, очевидно занятой львами.

– Я поговорил в зоопарке, – сообщил он своим профессорским тоном. – Масю возьмут с удовольствием.

Женя оторопел.

– Куда возьмут с удовольствием? Кто возьмёт? – спросил он с недоумением и с испугом.

– В зоопарк возьмут. В отдел хищников.

– Да кто её отдаст, во-первых? – закричал Женя. – Ты дурак просто, хоть и юннат! И зачем её в хищники? Маська хищник, что ли? Что она – лев?

– Женя, не вопи и не ругайся! – сказала бабушка.

– Она не лев, конечно, – невозмутимо ответил Владик. – Но она – самый настоящий хищник. Выдры куньей породы. А все звери из породы куниц – хищники, и очень кровожадны. Она сейчас добрая, потому что еще очень молодая. А что будет потом…

– Вот! Вот! – раздалось из кухни, где, прикрыв дверь, чтобы не проникла Маська, стряпала Марья Сидоровна. – Всех перекусает, перегрызёт. Мурзиньку-то бедного уж хватанула.

В самом деле, сегодня Маське удалось подкрасться к Мурзе, неосторожно заснувшему на ковре. С поразительной быстротой выдра в него вцепилась. Укусила она его прямо за горло. Кот заорал чужим, не котиным, голосом и удрал с окровавленной шерстью. Все очень испугались. Бабушка отлупила Маську кухонным полотенцем. Маська громко верещала и шмыгнула под буфет. А через минуту, как ни в чём не бывало, влезла на подоконник со стула, кем-то поставленного у окна, и столкнула на пол цветочный горшок. Горшок разбился, бабушкина любимая бегония измялась…

– А, уже укусила кота? Ну, понятно… – Владик кивнул головой. – Хорошо, что она не откусила кому-нибудь палец.

– Ничего не поделаешь, – вздохнула бабушка, – придётся с Масенькой расстаться, пока она совсем не освирепела.

– Конечно, если бы у вас был сад с водоёмом или с прудом… – начал Владик.

Женя громко заревел, подскочил к Владику и толкнул его.

– Да что ты там болтаешь? – крикнул он сдавленным голосом. – Всё равно мы Маську не отдадим! И кто тебя вообще просил говорить про неё зоосадникам? Чего ты суёшься? Ну, кто тебя просил?

Владик протянул руку, защищаясь от Жениных кулаков, и спокойно ответил:

– Твоя мама.

Женя отпрянул:

– Как, мама? Когда? Что ты врёшь?

– Нисколько не вру. Еще когда в первый раз мы приходили, твоя мама закрывала за нами дверь и сказала: «Поговори там в зоосаду, не примут ли туда Маську. Ведь не век её здесь держать. Бедокурит сильно».

У Жени перехватило дыхание.

Мама, всегда весёлая, добрая, от которой никогда не попадает Жене! Наоборот, маме самой нередко попадает от бабушки за то, что балует Женю. «Мои баловники», – вот как иной раз называет бабушка маму с Женей. Мама, от которой, когда она возвращается с завода и из вечернего техникума, всем только одна радость – и Жене, и папе, и бабушке. Со всеми мама шутит, ласковая, хохотунья.

И вдруг эта мама оказалась обманщицей! Возможно ли это?

– Ты врёшь, всё врёшь! – ревел Женя.

– Нет, это правда! – сурово сказала бабушка. – Твоя выдра из кухни и отовсюду нашу Марью Сидоровну выживает, – разве это хорошо? Человек на пенсии, живёт в этой квартире чуть не сорок лет. Какое ты имеешь право так распоряжаться? Да и вообще…

Женя ничего не слушал и голосил, зажмурив глаза. Владик ушёл с обычным своим профессорским, но сейчас – вдобавок – и расстроенным видом.

Вечером мама, немножко смущённая, уговаривала Женю:

– Ну, не подумала я, Женька, что надо бы сперва с тобой потолковать. В этом я виновата. А вообще куда нам выдра? Пожила, повозился ты с ней – и хватит. Грязь крутом разводит, беспорядок. Марью Сидоровну бы пожалел.

– Никого он не жалеет, – сердито сказала бабушка.

Женя отталкивал мамины ласковые руки, обнимавшие его за плечи, и упрямо твердил:

– Не отдам! Не отдам! Всё равно не отдам! Мне эта Маська, может, дороже всего на свете.

Мама встала с дивана и отошла от Жени.

– Ладно, пусть ещё поживёт зверюшка, – тихонько сказала она бабушке. – Видишь, как он убивается. Там посмотрим…

– Ты, конечно, и крокодила бы позволила ему держать, только бы не ревел, – отозвалась бабушка.