Текст книги "Нагая мишень (СИ)"
Автор книги: Адам Вишневский-Снерг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
Очертания будущего
Лючия поднимается со стула и водит по сторонам отсутствующим взглядом. С лежанки отзывается София:
– Что это было? – Она приподнимается на локте. – Антонио, ты слышал этот крик?
– Да. Где-то очень близко.
Лючия возвращается на свое место под стеной и закрывает глаза. София всматривается в меня. Она, явно, перепугана.
– Мне показалось, будто бы кто-то вопил рядом с моим ухом. Я долго спала?
– Долго.
София глядит на часы.
– Восемь минут первого. Можно было бы поспать еще с полчаса, если бы не этот крик. Вы тут все время сидите?
– Да. Скажи, когда же, наконец, будет утро. Я устал от этой ночи.
– Какой ночи?
Я показываю на полумрак за окном. София закуривает. Дым я чувствую, но огня спички не вижу.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – говорит она. – Или мой отец пробовал тебя загипнотизировать?
– Так гипнотизер Лиситано – твой отец?!
– Да.
– Он пытался внушить мне, будто бы я сижу на лесной поляне под стеной собственного дома, освещенного Солнцем. Только я не позволил уболтать себя. Я в полнейшем сознании и жду, когда наступит настоящий день.
София ненадолго задумывается.
– Судя по всему, ты не совсем в сознании, раз в самый полдень спрашиваешь, когда же закончится ночь.
– Но я же нигде не вижу солнца…
– Оно светит чуть ли не вертикально сверху. Если ты не слепой, выйди, погляди сам.
– Я смотрел уже много раз.
– И что же?
– На небе я вижу только полную Луну. Вот уже больше десятка часов она встает над северным горизонтом. В одном этом факте уже таится куча загадок.
– Антонио, ты что плетешь? Наверняка ты под воздействием гипноза. Что, не видишь, что стоит яркий день?
– Нет.
– Но меня же видишь?
– Только лишь тогда, когда ты выходишь из тени. Все вокруг выглядит так, будто бы я смотрю через очень темные очки.
– Интересно, что же это может быть. Наверняка тебя чем-то ослепили. Обязательно обратись к окулисту. Или же поговори с моим отцом. Он тебе объяснит, почему вместо солнца в зените ты видишь луну над горизонтом.
Я думаю над тем, а не сказать ли ей, что иногда эта луна взрывается перед моими глазами в сиянии термоядерного взрыва.
– Твой отец все знает? – спрашиваю я.
– Не будем преувеличивать. Всего он не знает. Но ему известны факты, которые и не снились вашим мудрецам.
– Где-то я уже это слышал…
Пытаюсь вспомнить, кто мне это говорил. София просит меня налить ей рюмку «Мартини». Подхожу с бутылкой к лежанке.
– Ты знаешь, Антонио, – говорит София, – иногда мне кажется, будто бы я тебя знаю.
– Но ведь мы встретились впервые…
– Тем не менее… – София подносит рюмку к губам. – Знаю! Ты тот самый знаменитый американский певец. Фамилия – Сухари!
– Это правда.
– Вот это неожиданность!
– Так ты обо мне уже слышала?
– Слышала? Ты мой идол!!!
– Но, прежде чем меня узнать, ты долго раздумывала.
– Потому что ты выглядишь так, что тебя и родная мать не узнала бы.
– Иначе, чем на снимках и по телевизору?
– Парень, да ты посмотри в зеркало. Я думала, ты знаешь, как выглядишь.
– И как?
– Как трубочист.
– Что, грязный?
– Ты весь обшмален огнем, измазан в саже, покрыт пылью и грязью, словно ползал по каким-то пожарищам. Что ты делаешь тут?
Я оглядываюсь на Лючию. Девушка сидит с закрытыми глазами. В лунном свете ее лицо бледное и чистое.
– Случайно… проходил мимо горящего дома и принял участие в спасении, – выдумываю я.
– Наверное, это там…
– Погоди, а какое сегодня число?
– Тринадцатое июля.
– Вот это да… Уже тринадцатое?
– Какой ты странный. Никак не решишь, уже поздно или еще рано?
– Потому что все зависит от точки зрения. Относительно определенного факта, одна сторона нынешнего дня кажется мне определенным прошлым, которое я каким-то образом проспал, а вторая – мрачным настоящим.
– Я уже говорила, это под влиянием какого-то внушения. Отец тебе объяснит.
– По-видимому, синьор Лиситано знаменит среди гипнотизеров. Ты могла бы рассказать о нем поподробнее?
– Он живет в Риме и преподает там психологию. Иногда он приезжает в Сорренто. Тут он построил для меня этот вот домик.
– И наверняка он не построил его в твоем воображении. Но если ему известны таны человеческой души, и он понимает больше, чем другие, быть может, ему удастся предсказать ближайшее будущее.
– Чье?
– Мое и твое.
– Они не имеют ничего общего друг с другом.
Я наполняю рюмки вермутом. София вынимает из ящичка лак и начинает подкрашивать ногти.
– А где Кейз и Нузан? – спрашивает она.
– Кейз осталась в Лондоне, а Нузан сейчас в «Voce del Silenzio» на Капри.
– Он живет в «Голосе Тишины»?
– Да, вместе со мной.
– Отлично! У нас тоже есть номер в этой гостинице.
– Мы – это кто?
– Я и Елена, моя подружка. В принципе, она живет со мной здесь. На остров переезжает тогда, когда жарко. Иногда я приезжаю к ней. Ей тоже очень нравятся ваши песни. Вы будете петь в Италии?
– Выступать здесь мы не собираемся. Мы приехали сюда в отпуск. И вы давно знаете нашу группу?
– С того самого времени, когда вас начали рекламировать по телевизору. Погоди… Кажется, первый концерт был в самом начале июня. И через две недели ваши песни вышли на первые места в хит-парадах.
– Выходит, рекламная кампания «То тут, то там» началась в Италии полтора месяца назад?
– Где-то так.
– Интересно.
– Ты удивляешься тому, что так поздно?
– Наоборот. Нужно будет кое о чем спросить у Нузана. Ладно, хватит об этом. Твое здоровье. – Я подал ей рюмку. – Если Елена живет у тебя, тогда зачем она снимает номер на острове?
– Ты, видимо, уже заметил, что в Сорренто и на Капри все берега крутые и скалистые. В солнечные дни на маленьких пляжах просто невозможно найти свободное место, а Елена очень любит загорать и плавать. Поэтому она ходит в бассейны, построенные возле гостиниц в прошлом году. Сама я в «Голосе Тишины» бываю редко, поскольку мне не совсем нравится его атмосфера.
– Когда ты пришла, то попросила меня, чтобы я передал Елене, что тебя нет дома. Ты от нее прячешься?
– Ну да, потому что Елена все время пытается вытащить меня в бассейн. Сегодня утром она забегала сюда уже три раза: то под предлогом, будто забыла здесь полотенце, то за кремом… Мне бы хотелось выйти из дома, самое позднее, в половину второго, так что она в это время должна оставаться в гостинице. Быть может, после обеда она встретит Нузана и оставит меня в покое.
«Странная ситуация», – думаю я. «Из слов Софии следует, что ее дом в Сорренто находится рядом с гостиницей на Капри, но ведь на самом деле расстояние между ними составляет около пятнадцати километров: чтобы попасть к Софии домой, нужно сесть на корабль и переплыть по морю».
– …в любом случае, если бы она снова пришла, попроси ее об этом.
– О чем?
– Ты все витаешь в облаках. – Какое-то время она с улыбкой глядит на меня. – Знаешь что, спящий рыцарь? Может ты, наконец, умоешься? Ванная рядом.
Я выхожу в прихожую. Снова слышны подозрительные звуки. Сверху доносятся стоны балок и треск горящей крыши. Сквозь окна в комнату врывается треск огня, охвативший деревья. Одновременно, снизу раздаются голоса людей, оживленно обсуждающих празднество. Я уже привыкаю к этой необычной накладке. Нажимаю на выключатель у двери ванной, но свет лампы не разгоняет царящей там тьмы. Разыскиваю мыло наощупь и умываюсь в полнейшем мраке.
София лишила меня одной иллюзии, но погрузила в другую. После разговора с нею в голове у меня сплошная каша. Я догадываюсь, что необычная реальность всего моего окружения является собранием картин из взаимно проникающих трех совершенно различных видений. Такая композиция напоминает мне комбинированные съемки из фильмов на плоских экранах: один раз в них доминирует чудовищная вспышка ядерного взрыва, затем пейзаж, сожженный этой вспышкой, а через них просвечивает живописный вид веселящегося Сорренто.
Эта последняя картина кажется мне наиболее выразительной, хотя иногда мне кажется, будто бы она принадлежит прошлому. Я расщеплен надвое, духовно и телесно: замечаю день сегодняшний в ослепительной вспышке завтрашнего времени или же застряю сегодня с мыслями, блуждающими во мраке дня вчерашнего. Сейчас я умираю, но в не столь отдаленном прошлом могу предотвратить свою смерть. Поэтому, сквозь мираж перепутавшихся стереонов пробивается хоть какая-то надежда. И одновременно, в собственной ситуации я вижу противоречие, столь типичное для явлений, растянутых во времени: бомба, вне всяких сомнений, взорвется; но ведь, раз за несколько дней до взрыва я узнал, где он произойдет, то с легкостью могу катастрофу предупредить.
Бомба взорвется в Неаполе. Через три дня – повторяю я про себя. Нужно как можно скорее связаться с Мельфеи. Пускай отдает приказ выслать самолеты за террористами, разбросанными по тюрьмам на территории всей страны, и пускай всех их соберут в месте планируемого мега-покушения. И сообщение о концентрации «Черных Перьев» следует тут же объявить. Таким образом, мы предотвратим катастрофу.
Но тут же в голову приходит морозящая кровь мысль: «Если мне не удастся связаться с Мельфеи, все потеряно!» Где я, собственно, нахожусь? Живой человек не может перейти рамки экрана. Неужели Ибрагим находится где-то рядом со мной, в Сорренто? На первый взгляд, дом Софии и гостиница на острове стоят рядом друг с другом. А вдруг их разделяет непроходимая стена, и у меня нет возможности попасть в «Бриллиантовое Поместье»? София с Еленой постоянно контактируют одна с другой, поскольку призраки людей (так я это пытаюсь себе объяснить) исчезают с одной стороны экрана и появляются с другой. «Взрыв уже произошел», – размышляю я. «Выходит, должна существовать какая-то причина, которая не даст мне возможности передать ценную информацию».
Я спускаюсь на первый этаж. Несколько минут брожу среди пьяных гостей Софии, на фоне которых мелькают прозрачные тени фигур, принадлежащих иному времени. В доме таких привидений полно, но в одной из комнат никого нет. Там я вижу телефонный аппарат. Он стоит возле окна, залитый лунным сиянием. Рядом лежит телефонный справочник. В нем я нахожу номер телефона «Бриллиантового Поместья» и набираю его.
В трубке раздается голос Мельфеи. Я облегченно вздыхаю и обращаюсь к нему по-английски:
– Говорит Энтони Сухари.
– Сухари?
– Да, это я.
– Где вы находитесь?
– В Сорренто.
– Мы разыскиваем вас уже четыре дня, привлекли специальных агентов. Зачем вы покинули остров?
– Я попал сюда вопреки собственной воли. Но не будем об этом. Расскажу как-нибудь в другой раз.
– Вас похитили?
– Нет.
– Тогда что же произошло?
– Это неважно. Сейчас не стану об этом говорить, поскольку вначале нужно передать вам чрезвычайно важное сообщение. Слушайте меня внимательно.
Я размышляю над тем, как ему все рассказать. Информация секретная и взята из источника, который сам не могу определить. Но на конце языка уже вертятся четыре страшных слова: «Бомба взорвется в Неаполе!»
В трубке слышен голос Мельфеи. Он разговаривает с кем-то, находящимся рядом с ним. В комнату ко мне заглядывает Лючия. Выглядит она сонно. Тут она замечает меня и подходит.
– Я искала тебя по всему дому, – говорит она. – Что ты здесь делаешь?
– Звоню знакомому.
– Такая замечательная погода. Пошли к морю?
– С удовольствием. Сейчас пойдем.
Двери опять открываются. Входит молодой человек и направляется к Лючии. В руках у него две наполненные рюмки.
– Выпьешь со мной? – спрашивает он.
Лючия отрицательно качает головой. Парень ставит рюмки на телевизоре и усаживается в кресло.
– Мельфеи, минуточку… – бросаю я в трубку и с треском кладу ее на подоконнике. После этого обращаюсь к пришельцу: – Не были бы вы столь добры перейти в другую комнату? Мне это крайне важно.
Парень меня игнорирует. Он включает проигрыватель и под звуки музыки из четырех колонок пытается пригласить Лючию потанцевать.
– Вы слышали, о чем я просил? – спрашиваю я у него.
– Да.
– Тогда прошу вас выйти отсюда.
– Зачем?
– Потому что нам хотелось бы остаться одним.
– В качестве гостей, мы все здесь имеем одинаковые права. Этот дом принадлежит Софии.
– Тем не менее, прошу вас выйти хотя бы на пару минут.
– Не понимаю, почему это вы должны остаться, а я – нет.
– А я не собираюсь вам этого объяснять.
– Я пришел сюда не к вам, а к вот этой вот блондинке.
– Она не намерена разговаривать с вами.
– А может вскоре она и передумает. Подождем. У нас одинаковые шансы.
Под стеной появляется полупрозрачная тень человека, который мечется в пространстве, наложившемся на нашем окружении. Огня я не вижу, но догадываюсь, что этот человек превратился в живой факел. Привидение проникает в комнату через закрытую дверь, но уже через несколько секунд исчезает за ними же.
«Так вот почему погиб Неаполь», – думаю я. – Разве можно представить себе более абсурдную причину? Понимаю, что беседу с Мельфеи можно было бы отложить или провести ее с другого места, но сейчас уже не могу сдержать бешенства. Я хватаю нахала за воротник и вытаскиваю его из кресла. По дороге к двери парень бьет меня по голове. Я же отвечаю сильным ударом в лицо. Тот падает на пол, поднимается и пытается продолжить драку. Из носа у него течет кровь. Я вытаскиваю его в прихожую, откуда доносятся возбужденные голоса.
«Сейчас сюда заявятся его дружки», – думаю я и тут замечаю лежащую на подоконнике телефонную трубку. Подбегаю к окну и подношу трубку к уху.
– Pronto! Синьор Мельфеи!
– Слушаю, – отвечает знакомый голос.
– На всякий случай, продолжаем говорить по-английски.
– Согласен. Что это вы так тяжко дышите?
– Потому-что какой-то щенок пытается вывести меня из себя. – Я оглядываюсь в направлении двери. – Вы, видно, догадываетесь, почему я не могу свободно говорить по телефону.
– Это сообщение касается операции МТ?
– Вот именно.
– Так в чем дело?
– Я уже знаю, в каком городе.
– Ну, так где же?
– В Неаполе.
– Интересно.
– Вы меня хорошо понимаете?
– Ну да. Вы утверждаете, будто бы планируемый на шесть вечера шестнадцатого июля финал акции наших противников должен произойти в Неаполе.
– Отлично.
– А откуда вам это стало известно?
Какое-то время я размышляю над тем, что ответить, чтобы Мельфеи поверил, что он может полностью доверять переданному ему сообщению. Мне нельзя открыть, какая картина стоит перед моими глазами, ведь за три дня до планируемого взрыва никакой нормальный человек его увидеть не может. Если же я скажу правду, то, в самом лучшем случае, меня посчитают визионером, без каких-либо оснований на то предсказывающим будущее. И тогда террористов в Неаполе не соберут, а взрыв произойдет на самом деле.
– Мне сообщила об этом одна из наших знакомых, – отвечаю я и тут же меняю тему: – А Ибрагим Нузан находится сейчас на Капри?
– Он не покинул своего поста.
– Это точно?
– Он здесь.
– Вы его видели?
– Утром он посетил нас в «Бриллиантовом Поместье».
– А где он находится в данный момент? Прошу прощения, если я вам надоедаю, но мне хотелось быть абсолютно уверенным в том, что Ибрагим не покинул острова.
– Четверть часа назад я ему звонил. Он в «Голосе Тишины». До обеда он собирался заглянуть в номер 1123.
– А кто там проживает?
– София и Елена. Сегодня эти две девушки поднялись на самый верх нашего списка. Синьор Нузан познакомился с Еленой.
«Прекрасно», – думаю я. Скажу Мельфеи, что тайну доверила мне София. Сообщение из данного источника покажется ему наиболее достоверным.
– То есть, Ибрагим познакомился с Еленой? – спрашиваю я.
– Да, да… Они уже встречались… Утром…
– Послушайте, это именно ее подружка сообщила, где произойдет финал.
– София?
– Ну да.
– Где вы с ней встретились?
– Здесь, в Сорренто.
– Точно! Девица проживает именно там. Синьор Нузан говорил мне об этом. Поздравляю, хотя никак не пойму, каким образом вы покинули остров. Ведь в порту дежурят наши люди.
– Объясню, когда вернусь.
– Согласен. Во всяком случае, вы сняли с меня огромное бремя. Благодарю от всего сердца и прошу как можно скорее вернуться в «Голос Тишины», где ждем более подробного отчета.
– Не нужно ждать! Надеюсь, что еще перед моим прибытием на остров вы потянете за все нужные шнурки. Вам нужно незамедлительно реализовать план, который разработали ранее. Это необходимость! Вы понимаете, о чем я говорю?
– Естественно.
– До свидания.
Кладу трубку на аппарат. Нервы ни к черту, хотя во время второй части моей беседы с Мельфеи мне уже никто не мешал.
Увидеть Неаполь
Лючия сидит на пушистом ковре. На ней то же самое платье, застегиваемое на пуговки, в котором я видел ее в последний раз. Склонив голову на плечо, она пересматривает диски. Ее волосы доходят до пола, лицо в приглушенном блеске термоядерного взрыва приняло таинственное выражение.
«Какая красивая девушка», – думаю я. Думает ли она до сих пор, что я ее муж? Сколько это раз я ее встречаю, но мне почти что ничего о ней не известно. Постоянно какое-нибудь странное событие разделяло нас, не давая возможности поговорить. Фуникулер в порт Марина Гранде – вспоминаю я – потом лифт в «Голосе тишины», затем встреча в центре Капри перед рестораном «Кампанилле», во время которой мы перенеслись на берег моря в Сорренто, и, наконец, трагический финалу обрыва под указателем, дающим направление к молодежному лагерю «Ostello per la Gioventu», и такой убедительный сон о нашей совместной жизни в домике на лесной поляне, вызванный в комнате Софии ее отцом, гипнотизером Лиситано. Так часто она находилась рядом со мной, и в то же самое время была так далеко, словно бы она вообще не существовала.
«Глупо, что я выбросил того нахала за двери», – думаю я. Этот парень не играет тут никакой роли. Может быть, со стороны таинственной Лючии, если она террористка и знает английский, после разговора с Мельфеи нам всем грозит гораздо большая опасность. Хотя во время этой беседы я ничего открыто и не сказал, кто-то, ознакомленный с ситуацией и принадлежащий к организации «Черных Перьев», легко мог бы сориентироваться, к чему я вел.
Ну почему я такой неосторожный? Что привело меня к тому, что именно это, наиболее секретное сообщение я передал Мельфеи в тот самый момент, когда рядом со мной находилась женщина, которую подозревают в террористической деятельности? Боже, как мне далеко до совершенства асов разведки, приключения которых представлены в шпионских кинофильмах. Я уже пробуждаюсь от волшебного сна, но до полного сознания еще далеко.
Как поведут себя террористы, когда узнают, что все их планы нам известны? Догадываются ли они о том, что мы собираемся сделать? Если они размышляют подобным образом, то будут спешить, чтобы развеять наши надежды, связанные с концентрацией заключенных. То есть, они взорвут бомбу до шестнадцатого июля или же вывезут бомбу из Неаполя еще до того, как город будет окружен плотным кольцом. Во втором случае, поиски придется начинать с самого начала.
Только вот, о чем я, собственно, думаю? Ведь взрыв произойдет в Неаполе! Выглядываю через окно. Точно ли, все будет именно так? А вдруг картина катастрофы, это какая-то иллюзия, техническая ошибка фабрики материальных снов, которая допустила ошибку не только во времени, но и в месте планируемого взрыва? Такая ошибка может случиться в кинотеатре, когда киномеханик включить два проектора одновременно; бывает и такое, что на фоне одного изображения на телевизионном экране маячит некий таинственный мираж. Если такая композиция задумана не специально, диктор извиняется за технические помехи. Наверняка, в стереонах тоже случаются помехи, хотя трудно ожидать, чтобы в них появлялись надписи «Просим прощения за технические накладки». Но почему стереовидение взрыва действует только на мои чувства? Никто, кроме меня, не замечает вспышку, освещающую дневной мрак над Неаполем, никто не слышит грохота и треска безумствующих по сторонам пожаров. Неужто все это происходит только лишь потому, что в Сорренто я единственный живой человек? Видимо, так оно и есть, поскольку стереонные миражи (точно так же, как и действующие лица фильмов на плоских экранах) не могут видеть посторонних изображений, проникающих сквозь их окружение: их замечает лишь наблюдатель, не управляемый центрами фабрики снов – то есть, некто, обладающий вольной волей и не подчиняющийся установленным правилам. Ведь киногерой не заметил бы картины катастрофы, проектируемой на экран другим аппаратом. Он попросту не заметил бы ее – он продолжал бы играть собственную роль, в соответствии с беззаботным сценарием, который был ранее зафиксирован на кинопленке. Правда, в стереоне фабула зрелища не определена заранее во всех подробностях, ведь в каждый данный момент поведением всех персонажей управляет механизм, спрятанный под Крышей Мира, но в ситуации, когда две различные станции демонстрируют программы на одном канале, естественная реакция на помехи в приеме возможна только лишь со стороны живого зрителя.
Лючия пересматривает пластинки. Она берет их из лежащей на ковре кучи и, время от времени, заинтересованно поглядывает на меня.
– Ты знаешь английский язык? – спрашиваю я ее по-итальянски.
– Не знаю.
Девушка поднимает голову и, всматриваясь в меня, застывает над дисками. Мне кажется, что она вот-вот о чем-то меня спросит. Но на ее губах появляется легкая улыбка. Похоже, Лючия чем-то весьма заинтригована.
– И ты никогда не учила английский?
– Никогда.
Из прихожей доносится голос Софии, которая прощается с группой гостей. Я похожу к двери и закрываю ее на ключ. Лючия следит за моими действиями.
– Антонио, а тебе известно, что у тебя есть двойник?
– Да!? И кто же он такой?
– Посмотри.
Я опускаюсь на ковер рядом с девушкой. Она подает мне цветной конверт, на котором вижу собственную фигуру. На мне тот же самый костюм, что был в тот самый момент, когда на Крыше Мира нас окружила призрачная сцена и толпа экранных поклонников нашей песенки.
Я гляжу прямо в глаза Лючии.
– Не узнаешь?
– Кого?
– Это я.
– Ты?
– А ты что, не знала?
– Откуда твоя фотография на обложках всех этих пластинок?
Она раскладывает перед собой и другие обложки – их много. После разговора с Софией я уже не удивляюсь тому, что именно эти диски были собраны в ее доме. Фотографии представляют группу «То тут, то там» в полном составе. У меня и у Ибрагима в руках гитары.
Лючия в шоке. Ее изумление выглядит совершенно неподдельным. Я смеюсь:
– Но ведь я и есть тот самый поп-певец. Ты что, ничего не слышала про группу Нузан – Кейз – Сухари?
– Нет.
Я включаю проигрыватель и ставлю на него одну из пластинок. В комнате раздаются музыка и пение. Среди других я узнаю и свой собственный голос. Нет никаких сомнений, что это пою именно я, хотя записанный на диске голос настолько чистый, словно бы запись появилась при помощи другого мужчины, одаренного абсолютным слухом, и являющегося моим недостижимым идеалом.
После того приходят мысли, откуда фабрика снов могла знать, что когда-то я мечтал о карьере певца. Понятия не имею, как они все это сделали. Лючия слушает очень внимательно и отрывает взгляд от проигрывателя только тогда, когда музыка замолкает.
– Хорошая песня, – говорит она. – Даже и не знала, что у тебя такой замечательный голос.
Я приближаю губы к ее лицу. Девушка опускает взгляд и отводит мою руку, затем глядит на кучу дисков.
– Почему я этого не знаю? – спрашивает она.
– О чем?
– Что ты певец.
– Все просто. Видимо, тебе еще не довелось встретиться с записями нашей группы. Итальянское телевидение начало рекламировать нас только с начала июня.
Но все равно, чего-то Лючия не понимает. Не поднимая взгляда, она задумчиво гладит мою руку. Но вдруг смотрит прямо в глаза.
– Но ведь я ничего о тебе не знаю.
– Совсем ничего не знаешь?
– Почти.
Я улыбаюсь в ответ.
– А почему тебе кажется, будто бы ты должна знать обо мне больше других?
– Ну, ведь мы… мы…
– Вместе?
Лючия подтверждает движением головы и только через какое-то время еще раз спрашивает:
– Так мы вместе, правда?
– Ну конечно.
Я прижимаю девушку к себе. Она очень серьезная. В ее глазах есть нечто такое, чего до сих пор я не находил ни у одной из женщин. Глаза ее затенены длинными ресницами, и в то же самое время они блестят в сиянии застывшего взрыва. Я вижу эти глаза прямо перед собой. Лючия приближает свои губы к моим и целует меня. Я чувствую движение ресниц на своей щеке, когда девушка закрывает глаза. Одновременно с тем. Она приоткрывает мягкие, горячие губы. Я кладу одну руку ей на колено, а второй расстегиваю ей платье.
Кто-то стучит в дверь. Лючия обнимает мою шею и тянет меня на ковер. Раздеваясь, я замечаю тень людской фигуры, которая подбегает к окну и тут же исчезает. Лючия призрака не видит. Я глажу ее по бедрам, по груди. Я совершенно уверен в том, что необыкновенная девушка, которую я держу в своих объятиях, не слышит бушующего вокруг нас пламени; впрочем, довольно скоро я забываю о нем и сам.
Елена пришла к Софии и уговаривает ее отправиться в бассейн. Мы стоим перед домом, ожидая гипнотизера Лиситано, который задержался в саду, чтобы переговорить с людьми, спрятанными в тени горящих деревьев. Лючия сжимает мою руку.
Сейчас немного светлее, но цвет изменился. Сейчас – вместо подкрашенной фиолетовым белизны – повсюду царит багрянец. В его сиянии белый дом Софии сделался пурпурным. Предметы и люди уже не отбрасывают таких глубоких теней. По моим подсчетам, это утро четырнадцатого июля.
И все время я вижу две частично накладывающиеся одна на другую картины. То видение, которое соответствует обычному пейзажу Сорренто, значительно выразительнее, чем мираж умирающего города; но всех мелочей я не замечаю, скорее всего, потому что все еще ослеплен. В обеих картинах силуэты домов точно накладываются один на другой. Резкими остаются и контуры железных или бетонных колонн. Но весьма часто в постоянных рамах дверных проемов на одних и тех же петлях висят двойные двери: одни из них открыты, а другие закрыты. Внутренние части улиц затуманены. Силуэты деревьев тоже не резкие: в одном изображении дерево стоит вертикально и колышет живыми листьями; в другом – черные скелеты под напором дующего с севера вихря склонились в южную сторону.
Лючия положила мне голову на плечо. По улице движется живописный хоровод. София обменивается с Еленой замечаниями относительно нашей группы, а Лиситано крутится среди гостей, что сидят за столом прямо под голым небом и уговаривает их выпить вина.
Повсюду тихо. Даже не знаю, почему я не слышу треска огня. Я предполагаю, что пожар леса и города продолжался не более пары десятков секунд. Именно столько времени нужно, чтобы до побережья добралось первое, еще робкое, дуновение урагана, которое пророчит смерть в форме страшного удара фронта воздушной волны. Дуновение это – как ребенок пламя спички – за ночь, проведенную в доме Софии, сдуло все пожары и пепел безумствующей радиоактивной преисподней. Вскоре после него придет удар спрессованной волны, движущейся быстрее звука, так что рвущий пространство грохот взрыва в Неаполе доберется до Сорренто только через десяток секунд, к тому самому времени, когда город уже будет сметен с лица земли.
Над восточным горизонтом на черном небе маячит едва заметный кружок солнечного диска. София заявляет, что я рассеянный, и что со мной сложно контактировать. Она спрашивает про Нузана, ей хотелось бы узнать, когда мы с ним познакомились и как легче всего сделать карьеру в сфере популярной музыки. Я отвечаю ей вежливо, но кратко, после чего поворачиваюсь в сторону Неаполитанского залива.
В течение прошедшей ночи в картине морской панорамы произошли принципиальные изменения. На северном горизонте вырастает гигантская ножка атомного гриба. Гигантская его шляпка достигает стратосферы и окрашена багровым отсветом. Темно-красное сияние падает справа, где маячит треснувший силуэт Везувия. Пропасть кратера раздирает землю вдоль краткого отрезка от эпицентра взрыва до вершины вулкана. Из внутренностей земли в небо вздымается застывшая струя раскаленной лавы. Огненный шар термоядерного взрыва, который до сих пор резал глаза бело-фиолетовой вспышкой, уже погас. Теперь весь залив покрыт алым цветом. В мраке ясного дня единственным источником света для ослепленных сделался вулкан.
София имеет претензии ко мне за то, что я ударил, а затем выбросил за дверь ее гостя. Парень, вроде бы, весьма крутой.
– Ренато не простит тебе этого, – говорит она. – Он позовет своих дружков. Было бы лучше, чтобы ты с ними не встретился.
– Я и не собираюсь их ждать здесь, – отвечаю я. – Вообще-то, я бы с удовольствием с ними поговорил, но именно сейчас мы с Лючией собираемся в Неаполь. Можешь сказать им об этом.
– Ну почему же ты такой раздраженный? Мне бы не хотелось здесь каких-либо скандалов.
– Если бы ты знала, почему я такой…
– Никакой осмысленной причины, скорее всего, и не было. Обычная ревность, потому что Ренато хотел потанцевать с твоей девушкой.
– Знаешь что? Не исключено, что вскоре мы еще вернемся к этой теме.
Я держу Лючию за руку. К нам подходит отец Софии и дружелюбно улыбается. Он принес нам апельсины.
– А мы плывем на Капри, – говорит он. – Девушек забираю с собой. Вы могли бы отправиться туда с нами. Не желаете?
Лючия отрицательно качает головой.
– На остров мы поплывем вечером. А сейчас мы бы хотели осмотреть Неаполь. Я там никогда не была.
– Увидеть Неаполь… – Лиситано смотрит вдаль сквозь стеклянистый мираж гигантской волны, которая, принимая форму огромной арки, уже достигла высоты горы и застыла посреди залива по пути к берегам Сорренто. – До свидания на Капри.
Все они спускаются вниз, за калиткой оглядываются и смотрят в глубину сада. Лючия махает им рукой.
– Попутного ветра!
Первый раз я вижу, как она улыбается.
– Пошли за ними, – предлагаю я. – Интересно, действительно ли они спустятся на пристань.
– Ты думаешь, они не сядут на корабль?
– Есть у меня такое предчувствие.
– Они спускаются вниз, за калиткой поворачиваются и глядят в глубину сада. Лючия машет им рукой.
– Попутного ветра!
Первый раз я вижу, как она улыбается.
– Пошли за ними, – предлагаю я. – Интересно, они и вправду сойдут на пристань.
– Думаешь, им не удастся сесть на корабль?
– Есть у меня такое предчувствие.
– Но зачем им нас обманывать?
Я не могу дать ей ответ. Мысли в голове совершенно запутались. Нужно решить такую кучу вопросов, что, в конце концов, мне не ясно, какой из них самый главный.
Мы идем по направлению главной улицы. Лиситано с девушками значительно опережают нас. Перед первым перекрестком гипнотизер задерживается и оглядывается через плечо. София с Еленой тоже глядят в нашу сторону. На мостовую они выходят задом. Я на секунду оборачиваюсь, считая, будто бы за нами что-то случилось, но в глубине улицы ничего необычного не происходит. И в тот самый миг, когда я отвожу от троицы взгляд, они исчезают.








