Текст книги "Сын повелителя сирот"

Автор книги: Адам Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Капитан – моя семья, – ответил Чон До. – Если вам есть что сказать о нем, то говорите.

– Да ничего особенного. Просто он пришел ко мне и попросил перевести тебя на другой корабль.

Чон До уставился на него, не веря своим ушам.

– Капитан сказал, что устал от героев, что ему немного осталось, и он хочет просто заниматься своим делом, рыбачить. Не бери в голову – он способный малый, крепкий и надежный, но все мы стареем, и сердце черствеет. Я видел это сотни раз.

Чон До опустился на стул.

– Это из-за его жены, – произнес он. – Наверняка, причина в этом. Это вы с ним сделали, отняв у него жену.

– Сомневаюсь, что так оно и было. Я не знаком с этим делом, но она ведь была старухой, да? За ней очередь не выстраивалась. Капитан сел в тюрьму, и она бросила его. Скорее всего, так. Как говорит наш Великий Руководитель, «самый простой ответ – обычно самый верный».

– А жена второго помощника? Вы занимаетесь этим делом?

– Она красавица, так что все у нее будет хорошо. Не переживай. Ей больше не придется жить под собаками, это уж точно.

– Что с ней будет?

– Кажется, смотритель из Синпо давно уже ждет очереди, а в Чхонване – чиновник Партии, уже на пенсии, он прямо-таки рвется прибрать ее к рукам.

– Я думал, таких девушек, как она, отправляют в Пхеньян.

Старик вскинул голову.

– Она не девственница, – сказал он наконец. – К тому же ей уже двадцать, и она слишком своевольная. Большинство девушек, которые попадают в Пхеньян, не старше семнадцати – они умеют только слушать. Тебе-то какая разница? Ты ведь не хочешь взять ее себе в жены?

– Нет, – ответил Чон До. – Конечно, нет.

– Потому что это совсем не по-геройски. Если хочешь девчонку, мы тебе найдем девчонку. Но жена павшего товарища – это не поощряется.

– Я не говорю, что хочу этого, – заметил Чон До. – Но я ведь герой. У меня есть права.

– Привилегии, – поправил его старик. – Получишь кое-какие привилегии.

* * *

Весь день он возился с приемником. На подоконнике было достаточно светло.

Плоский конец проволоки он использовал как отвертку и делал аккуратные спайки над пламенем свечи. К тому же оттуда он мог поглядывать на пристань, где капитан мерил шагами палубу «Чонма».

Когда спустились сумерки, жена второго помощника вернулась. Она была в прекрасном настроении, светилась от счастья.

– Вижу, некоторые еще работают, – сказала она.

– Мне скучно лежать в постели, к тому же рыбины исчезли, не на что смотреть. Я их разглядывал, как скульптуры.

– Что люди подумают, – произнесла она, – если я появлюсь в Пхеньяне с чемоданом рыбы. Откинув назад волосы, она продемонстрировала ему новые сережки из тонких золотых «хвостиков».

– Неплохой обмен, да? Нужно поднять волосы, чтобы все их видели.

Женщина подошла к приемнику.

– Работает?

– Да, – ответил он. – Я смастерил антенну. Но надо установить ее на крыше, пока свет не отключили.

– Хорошо, но сначала мне нужно кое-что сделать, – сказала она, схватив американские ботинки.

Осторожно спустившись на шестой этаж, они прошли мимо квартир, гудящих семейными спорами, но в большинстве помещений было до ужаса тихо. Стены украшали слоганы, славящие Дорогого Вождя и Великого Руководителя, а также изображения детей, поющих о Революции, и крестьян с поднятыми серпами на изобильных полях, взирающих на чистый свет бесконечной мудрости.

Жена второго помощника постучала в дверь одной из квартир, подождала минуту, затем зашла внутрь. Окна в комнате были закрыты бумагой, пахло гнилью, как в туннеле демилитаризованной зоны. На пластмассовом стуле сидел мужчина, положив перевязанную ногу на табурет. Судя по всему, пальцы на ноге отсутствовали. На нем был комбинезон консервной фабрики, а на именной табличке значилось «Бригадир Ган». Глаза Гана вспыхнули, когда он увидел ботинки. Он протянул к ним руки, стал рассматривать со всех сторон, даже понюхал.

– Сумеешь еще достать? – спросил он женщину.

– Возможно, – ответила она, увидев коробку на столе размером с похоронный торт. – Это оно?

– Да, – кивнул он, любуясь ботинками, а затем показал на коробку.

– Нелегко было достать, понимаешь, – прямо с Юга.

Не заглядывая внутрь, она сунула коробку подмышку.

– Чего хочет твой друг? – поинтересовался Ган.

Чон До огляделся вокруг – и увидел коробки с подозрительным китайским ликером и мешки старой одежды, болтающиеся провода на месте репродуктора, да еще птичью клетку, битком набитую кроликами.

– Мне ничего не надо, – ответил он сам.

– Да, но я спросил, чего ты хочешь, – уточнил Ган, впервые улыбнувшись. – Возьмешь от меня подарок? Думаю, у меня найдется пояс, который подойдет тебе.

Он потянулся к пластиковой сумке, стоявшей на полу, полной поношенных поясов.

– Не стоит, – отказался Чон До.

Жена второго помощника заметила туфли, которые ей понравились. Черные и почти что новые. Пока она примеряла, Чон До разглядывал корзины и ящики с товарами. Тут были и русские сигареты, и мешочки таблеток с надписями, сделанными от руки, и тарелка с солнечными очками. Поодаль стояла стопка кастрюль с повернутыми в разные стороны ручками, они показались ему почти что печальными.

На небольшой полке он нашел английские словари и отыскал свои старые заметки на полях, где отмечал все непонятные ему выражения, например, «dry run» или «close but not cigar». Поискав еще, он обнаружил кисточку для бритья из барсучьей шерсти, которая принадлежала капитану. Чон До не винил второго помощника за то, что тот воровал – даже их личные вещи, но когда он, обернувшись, взглянул на жену второго помощника, разглядывавшую черные туфли в зеркале, ему вдруг очень захотелось узнать, кто продавал здесь награбленное – она или он.

– Хорошо, – сказала женщина. – Я беру.

– Прекрасно смотрятся, – сказал Ган. – Кожа японская, знаешь ли, самая лучшая. Принеси мне еще ботинки «Найк», и мы в расчете.

– Нет, – возразила она, – «Найк» стоят намного больше. Когда я достану вторую пару, посмотрим, что у тебя найдется интересного.

– Когда достанешь вторую пару, принеси мне. Договорились?

– Договорились, – сказала она.

– Хорошо, – согласился он, – бери эти туфли, но ты остаешься у меня в долгу.

– Я у тебя в долгу, – повторила она.

– Не делай этого, – предупредил ее Чон До.

– Я не боюсь, – усмехнулась она.

– Хорошо, – сказал ей Ган. – Когда ты понадобишься, я приду, и тогда мы будем в расчете.

Они повернули к двери, унося коробку с туфлями. Вдруг взгляд Чон До задержался на небольшом столике, где лежали часы начальника станции на цепочке. Он взял их. У Повелителя сирот были такие же часы, именно по ним он управлял жизнью мальчиков – с рассвета до заката, когда вырубали свет, по ним он отправлял ребят чистить выгребные ямы и отстойники или в шахты, где они, повиснув на тросах, чистили маслосборники. Каждое мгновенье подчинялось этим часам, он никогда не говорил мальчикам, который час, но они научились угадывать по его лицу, что им придется делать до его прихода.

– Возьми часы, – сказал Ган. – Я получил их от старика, который заверял, что они проработают целую вечность.

Чон До положил часы обратно. Когда за ними закрылась дверь, он спросил жену второго помощника:

– Что с ним произошло?

– Он поранил ногу в прошлом году на паровых трубах высокого давления, что-то в этом роде.

– В прошлом году?

– Рана не закрывалась, так сказал бригадир.

– Не надо было с ним договариваться, – заметил Чон До.

– Когда он придет за своим, – ответила она, – меня здесь уже не будет.

Чон До посмотрел на нее. Сейчас он всем сердцем сочувствовал ей. Он подумал о мужчинах, которые старались заполучить ее, – о смотрителе из Симпо и старом партийном начальнике из Чхонвана – о тех, кто сейчас готовил свой дом к ее приезду. Интересно, видели ли они ее фото, знали ли ее историю или слышали по радио печальную новость о герое, павшем жертвой акул, у которого осталась прекрасная жена?

Завернув на лестницу, ведущую на крышу, они распахнули металлическую дверь и вышли во тьму, к звездам. Взрослые собаки оказались не на привязи и проявляли явное любопытство. Посреди крыши стоял решетчатый вольер, защищающий собак от насекомых – натертый крупной солью и дроблеными зернами зеленого перца.

– Здесь красиво, – отметил он.

– Иногда я прихожу сюда поразмышлять, – сказала она. Они посмотрели на море.

– Каково там? – спросила она.

– Когда берег исчезает из виду, – произнес он, – можешь стать кем хочешь, откуда хочешь. Будто у тебя нет прошлого. Там все непредсказуемо, каждый всплеск воды, каждая птица, появляющаяся из ниоткуда. По радиоволнам люди передают такое, что сложно даже представить себе. А здесь нет ничего непредсказуемого.

– Мне бы очень хотелось послушать радио, – вздохнула она. – А можно поймать поп-музыку из Сеула?

– Это не такое радио, – сказал он, втискивая антенну через стальную сетку вольера для щенков, которые заметались от страха.

– Не понимаю.

Чон До сбросил кабель с выступа, чтобы можно было достать его из окна.

– Это радио не ловит передачи, – объяснил он. – Оно передает их.

– Зачем?

– У нас есть сообщение, которое нужно отправить.

В квартире он быстро приладил кабель антенны и небольшой микрофон.

– Я видел сон, – сказал он ей. – Знаю, это бессмыслица, но мне приснилось, что у твоего мужа есть радио, что он плывет в шлюпке по мерцающей воде – сияющей, как тысячи зеркал.

– О’кей, – согласилась она.

Чон До включил радио, и они оба уставились на желтый отсвет измерителя мощности. Он настроил передатчик на 63 мегагерц, затем нажал на кнопку передачи:

«Третий помощник второму помощнику, третий помощник второму помощнику, прием. – Чон До повторил это, хотя прекрасно знал, что не сможет услышать ответ, а второй помощник не сможет ответить. – Друг мой, я знаю, ты там. Не теряй надежды».

Чон До мог бы объяснить ему, как отмотать медный провод с аккумулятора и присоединить его к обоим полюсам, чтобы можно было прикурить сигарету. Чон До мог бы рассказать второму помощнику, как сделать компас из магнита в обмотке передатчика или как, замотав конденсатор фольгой, можно использовать его в качестве сигнального зеркала.

Чон До мог бы передать второму помощнику необходимые ему навыки выживания – умение справляться с одиночеством и неизвестностью, в этом у него был опыт.

«Спи днем, – наставлял его Чон До, – ночью мысли будут яснее. Помнишь, мы вместе разглядывали звезды – составляй карту звездного неба каждую ночь. Если они на своих местах, то все в порядке. Воображение включай только тогда, когда думаешь о будущем, но никогда – размышляя о настоящем и прошлом. Не пытайся представить себе лица людей – ты впадешь в отчаянье, если картинка не получится четкой. Если к тебе явятся люди из далекого прошлого, не считай их призраками. Обращайся с ними, как с членами семьи, задавай вопросы, будь гостеприимным.

Тебе нужна цель, – объяснял он второму помощнику. – У капитана была цель – вернуть нас домой в целости и сохранности. Твоя цель – не терять сил, чтобы спасти девушку, гребущую по ночам. Она в беде, ей нужна помощь. Ты единственный, кто может помочь ей. Исследуй горизонт по ночам, ищи свет или сигнальные огни. Ты должен спасти ее ради меня.

Прости, что подвел тебя. Я должен был присматривать за тобой. Я должен был спасти тебя, но не сумел. Ты был настоящим героем. Когда появились американцы, ты спас всех нас, а когда ты нуждался в нашей помощи, нас не оказалось рядом. Когда-нибудь я все исправлю».

Чон До умолк, и стрелка на регуляторе замерла.

Жена второго помощника смотрела на него.

– Наверное, это был очень грустный сон. Это самое печальное послание, какое я когда-либо слышала.

Когда Чон До кивнул, она спросила:

– Кто эта девушка, которая гребет по ночам?

– Не знаю, – ответил он. – Просто приснилась мне.

Он протянул ей микрофон.

– Думаю, ты должна что-то сказать ему.

Она не взяла микрофон.

– Это ведь твой сон, а не мой. Что мне сказать? – спросила она. – О чем с ним говорить?

– Что бы ты сказала ему, зная, что никогда больше не увидишь его? – спросил он. – Хотя ты можешь ничего и не говорить. Он рассказывал мне, как любит твое пение.

Чон До опустился на колени и перекатился на тюфяк. Лежа на спине, он сделал несколько глубоких вдохов. Когда он попытался стянуть рубашку, это ему не удалось.

– Не слушай, – попросила она.

Он заткнул уши пальцами, словно надел наушники, и смотрел, как двигаются ее губы. Она говорила недолго, не сводя глаз с окна, а когда он понял, что она поет, то стал прислушиваться. Жена второго помощника пела детскую колыбельную:

 
Кошка забралась в колыбельку, а малыш – на дерево.
Птицы в вышине щелкают клювами.
Папа в туннеле, готовится к штурму,
Вот идет мама, руки у нее в мозолях.
Она держит свой передник, чтоб видел малыш.
А он, доверившись ей, прыгает с дерева.
 

Голос был простой и чистый. Все люди знают свои колыбельные, но откуда он узнал свою? Неужели кто-то пел ему – еще в те времена, которые он не помнит?

Закончив песню, она выключила приемник. Скоро отключат свет, поэтому она зажгла свечу. Когда она подошла к нему, в ее глазах блеснуло что-то новое.

– Это именно то, что мне было нужно, – произнесла она. – Я и не знала, – женщина глубоко вздохнула, – Будто груз свалился с плеч.

– Очень красиво, – заметил он. – Я помню эту колыбельную.

– Конечно, – сказала она. – Ее все знают. – Она положила руку на коробку. – Я ношу это с собой, а ты ни разу не спросил, что там.

– Так покажи мне, – попросил он.

– Закрой глаза, – велела она ему.

Он закрыл. Она расстегнула молнию своего фабричного комбинезона и открыла коробку: послышалось шуршание плотной парчи, затем шепот – когда ткань обвила тело, и вот ее руки почти бесшумно скользнули в рукава.

– Можешь открыть глаза, – разрешила она.

Но ему не хотелось этого делать. Так он видел ее кожу, словно озаренную вспышками молнии, укромно устроившись, как человек, которого никто не замечает. Она доверилась ему полностью, и он ни за что на свете не хотел, чтобы это кончилось.

Она опустилась на колени рядом с ним, и когда он все же открыл глаза, то увидел ее в блестящем желтом платье.

– Такие носят на Западе, – сказала она.

– Ты прекрасна, – прошептал он.

– Давай-ка снимем эту рубашку.

Она перекинула ногу через него, подол ее платья скользнул по его животу. Сидя на нем верхом, она потянула его за руки, пока он не приподнялся, затем ухватилась за рубашку и, когда он соскользнул обратно на спину, стянула ее.

– Мне видны отсюда твои серьги, – сказал он.

– Может, тогда не нужно стричь волосы.

Он посмотрел на нее. Желтое платье блестело на фоне черных волос.

Она спросила:

– Почему ты не женился?

– Плохое происхождение.

– Да? – удивилась она. – Твоих родителей судили?

– Нет, – ответил он, – люди думают, что я сирота.

– Довольно об этом, – попросила она и смутилась. – Прости, это грубо прозвучало.

Что тут скажешь? Чон До пожал плечами.

– Ты говорил, что цель моего мужа – спасти девушку, которая гребла в твоих снах.

– Я сказал это только для того, чтобы он не терял присутствия духа и сосредоточенности, – ответил Чон До. – Основная цель всегда одна – выжить.

– Но мой муж мертв, да? Ты бы сказал мне, правда?

– Да, сказал бы, – вздохнул Чон До. – Но он мертв.

Она взглянула ему в глаза.

– Моя колыбельная, все услышали ее?

– Все в Восточном море.

– А в Пхеньяне? Там тоже слышали?

– Нет, – ответил он. – Это слишком далеко, там горы. Сигнал дальше идет по воде.

– Но его поймали все, кто слушал? – сказала она.

– Корабли, навигационные станции, военно-морские суда, – все они слышали. И, уверен, он тебя тоже слышал.

– В твоем сне?

– Да, в моем сне, – подтвердил Чон До. – Когда мне снилось, как он плывет в шлюпке, яркие огни, его радио. Это так же реально, как акулы, поднимающиеся из темной воды, как следы зубов на моей руке. Я понимаю, одно было на самом деле, а другое во сне, но путаю – где что, и то и другое настолько правдиво. Я их больше не различаю. Не знаю, что выбрать.

– Пусть будет прекрасная история, в которой он слышит нас, – предложила она. – Эта правдивая. А не та ужасная, с акулами.

– Разве не ужаснее плыть одному по волнам, вдали от всех остальных, без друзей, без семьи, без цели и направления, когда приемник – единственное утешение?

Она провела рукой по его щеке.

– Это твоя история, – ответила она. – Ты пытаешься рассказать мне о себе, да?

Чон До впился в нее взглядом.

– О, мой бедный мальчик, – вздохнула она. – Бедный маленький мальчик. Так не должно быть. Выбирайся из воды, все может быть по-другому. Тебе не нужно радио, я рядом. Тебе не придется выбирать одиночество.

Она нагнулась и нежно поцеловала его в лоб и в каждую щеку. Затем выпрямилась и посмотрела на него. Погладила его руку. Наклонившись, чтобы поцеловать его, она вдруг замерла, глядя на его грудь.

– Что случилось? – спросил он.

– Как глупо, – прошептала она.

– Нет, не глупо. Скажи.

– Я привыкла смотреть на мужа и видеть свое лицо на его груди. Ничего другого я никогда не знала.

* * *

Когда утром раздались заводские гудки и многоэтажный дом наполнился гулом репродукторов, они поднялись на крышу, чтобы снять антенну. Лучи утреннего солнца блестели на воде, но грели уже не так сильно, чтобы оживить мух и вонь собачьих экскрементов. Собаки, которые весь день возились и кусались, в бодрящем дыхании утра сбились в одну большую спящую кучу, покрытые светлыми капельками росы. Жена второго помощника подошла к краю крыши и села, свесив ноги. Чон До присоединился к ней, но, взглянув вниз с высоты десятого этажа, на мгновенье зажмурился.

– Я больше не смогу прогуливать работу из-за траура, – произнесла она. – Мне объявят выговор на заводе и повысят норму выработки.

Внизу рабочие в комбинезонах строем шли через двор, пересекали дорожки для рыбных тележек и двигались дальше – мимо дома директора консервной фабрики, направляясь на рыбозавод.

– Они никогда не смотрят наверх, – заметила она. – Я сижу здесь каждое утро и смотрю на них. И ни разу ни один из них не поднял голову и не заметил меня.

Чон До набрался смелости и взглянул вниз, это было совсем не похоже на то, когда глядишь в глубину вод. Сто футов воздуха и сто футов воды – и то и другое сулит смерть, но вода понесет тебя, бережно покачивая, в новый мир.

Над морем солнце сияло так, что больно было смотреть, так ярко бликовали волны. Это напомнило ей о сне, в котором Чон До видел ее мужа, но она не обмолвилась ни словом. «Чонма» выделялась среди других кораблей на пристани тем, что раскачивалась от носа до кормы при малейших волнах, набегавших от проходящего мимо судна. Зажмурившись от солнца, Чон До различил на пристани человека, смотревшего на воду. Так мог делать только капитан.

Во двор въехал черный «Мерседес». Он медленно пересек узенькую, изрезанную колеями дорожку для рыбных тележек и остановился на траве. Вышли двое в синих костюмах.

– Глазам своим не верю, – произнесла она. – Вот оно.

Мужчины внизу, жмурясь от солнца, оглядели дом. При звуке захлопнувшейся дверцы машины собаки вскочили, стряхивая с себя росу. Она обернулась к Чон До:

– Это действительно происходит.

Затем бросилась к металлическим дверям, ведущим на лестницу.

Первым делом жена второго помощника натянула на себя желтое платье и на этот раз не просила Чон До закрывать глаза. Она лихорадочно носилась по комнате, бросая вещи в чемодан.

– Не верится, что они уже здесь, – удивилась она, растерянно оглядывая комнату, будто никак не могла найти то, что ей нужно. – Я не готова. Я даже не успела постричься. Еще столько надо сделать.

– Мне не все равно, что с тобой произойдет, – сказал Чон До. – И я не могу позволить им сделать это с тобой.

Женщина вытаскивала вещи из комода.

– Очень мило, – ответила она. – Ты очень милый, но это моя судьба, я должна это сделать.

– Надо увезти тебя отсюда, – предложил ей Чон До. – Может, поедем к твоему отцу? Он подскажет, что делать.

– Ты с ума сошел? – воскликнула женщина. – Это из-за него я тут застряла.

Сама не зная зачем, она сунула ему в руки ворох одежды.

– Мне давно надо было тебе кое-что сказать, – начал он.

– О чем это ты?

– Старик следователь рассказал мне, кого для тебя выбрали.

– Кого же?

– Новых мужей.

Она остановилась.

– Их много?

– Один – смотритель из Синпо. А другой – старик, партийный чиновник в Чхонване. Следователь не знал, кому из них ты достанешься.

Она вскинула голову в замешательстве.

– Здесь какая-то ошибка.

– Давай уедем отсюда, – настаивал он. – Мы сможем выиграть время, пока они не вернутся.

– Нет, – сказала она, впившись в него взглядом. – Ты мне поможешь, ты герой, у тебя есть влияние. Они не смогут тебе отказать.

– Сомневаюсь, – ответил Чон До. – Вряд ли получится.

– Скажи, чтобы убирались, скажи, что ты на мне женишься.

В дверь постучали.

Она схватила его за руку.

– Скажи им, что ты на мне женишься, – умоляла она.

Он посмотрел ей в лицо – беззащитное, он никогда не видел ее такой.

– Ты не хочешь за меня замуж, – ответил он ей.

– Ты герой, – настаивала она. – А я жена героя. – Она подняла подол платья, словно передник. – Ты как тот малыш на дереве, тебе просто нужно довериться мне.

Чон До подошел к двери, но медлил открывать.

– Ты говорил о целях моего мужа, – сказала она. – А твои цели? Что если твоя цель – я?

– Не знаю, есть ли у меня цель, – усомнился он. – Но свою цель ты знаешь – это Пхеньян, а не радист в Кинджи. Не стоит себя недооценивать – ты выживешь.

– Выживу, как ты? – уточнила она.

Он ничего не ответил.

– Знаешь, кто ты? – спросила она. – Ты выживший, которому незачем жить.

– А ты бы предпочла, чтобы я умер ради того, что мне дорого?

– Так поступил мой муж, – ответила жена второго помощника.

Дверь распахнулась. На пороге стояли те двое из «Мерседеса». Видно было, что им пришлось нелегко – подниматься по всем этим лестницам.

– Пак Чон До? – спросил один из них, и когда Чон До кивнул, он сказал:

– Вам придется поехать с нами.

Второй спросил:

– Костюм у вас есть?

Люди в костюмах везли Чон До по фабричным дорогам, прежде чем выехать на военную трассу, которая петляла по горам, понимаясь над Кинджи. Чон До, повернувшись, смотрел через заднее стекло, как все исчезает вдали. Виднелись лодки в порту, раскачивавшиеся на синих волнах, и блеск черепицы на доме директора фабрики. На мгновенье мелькнул красный шпиль, возведенный в честь Пятнадцатого апреля. Город стал похож на один из тех счастливых поселков, которые рисуют на стенах производственных зданий. С горы виднелся лишь шлейф пара, поднимавшегося с консервной фабрики, затем мелькнула последняя кромка воды – и все исчезло. Пора возвращаться на грешную землю – ему наверняка поручат новое задание, и Чон До не питал иллюзий по поводу предстоящего. Он повернулся к мужчинам в костюмах. Они говорили о заболевшем коллеге, гадая, есть ли у него запас продуктов и кому достанется его квартира, если он умрет.

На «Мерседесе» были «дворники» – большая редкость – и радио, которое ловило передачи из Южной Кореи и «Голос Америки». За такое нарушение могли отправить на рудник, если только ты не над законом. Чон До заметил, что у его сопровождающих зубы золотые, а это можно сделать только в Пхеньяне. Да, подумал герой, это может стать самым неприятным заданием из тех, какие у него были.

Чон До привезли вглубь страны, на заброшенную авиабазу. Некоторые ангары перестроили в теплицы, а неподалеку от взлетной полосы на траве стояли развалившиеся грузовые самолеты, в фюзеляжах которых теперь обосновались страусы – за мутным стеклом мелькали маленькие головки птиц. Они подъехали к небольшому лайнеру, двигатели гудели. По трапу спустились двое в голубых костюмах. Один в летах, небольшого роста – словно дедушка, вырядившийся в одежду своего внука. Старик взглянул на Чон До, затем обратился к сопровождающим.

– Где его костюм? – спросил старик. – Товарищ Бук, я же сказал, что он должен быть в костюме.

Товарищ Бук был молод и худощав, в круглых очках. Значок с изображением Ким Ир Сена – на должном месте. Но над правым глазом у него проходил глубокий вертикальный шрам. Он неправильно сросся, рассекая бровь на две части, которые не совсем сходились.

– Вы слышали, что сказал доктор Сон, – обратился он к водителям. – Он должен быть в костюме.

Товарищ Бук подвел того, который был поменьше ростом, и повернул его спиной к нему, чтобы сравнить их плечи. Затем велел сделать то же самое высокому. Когда Чон До почувствовал его лопатки, он начал, наконец, осознавать, что вряд ли когда-нибудь попадет на море и узнает участь жены второго помощника, останется лишь представлять, как старый смотритель из Синпо задирает подол ее желтого платья. Он подумал о том, сколько сигналов и сообщений пропустит, и о том, что жизнь продолжится без него. Всегда ему поручали задания без всяких предупреждений и объяснений. Нет смысла задавать вопросы или думать, почему, почему так, – это ничего не изменит, работу все равно придется выполнять. Но до сегодняшнего дня ему нечего было терять.

Доктор Сон сказал высокому:

– Давай, давай, снимай.

– Костюм из Шеньяна, – жаловался водитель, стягивая пиджак.

Товарищ Бук не терпел возражений:

– Ты получил его в Хамхуне, сам знаешь.

Когда водитель, расстегнув пуговицы на рубашке, затем манжеты, снял ее, Чон До предложил ему взамен рубашку второго помощника.

– Не нужна мне твоя паршивая рубашка, – отказался водитель.

Не успел Чон До надеть новую рубашку, как доктор Сон сказал:

– Не так быстро. Сначала взглянем на твою руку, – произнес он, опуская на нос очки и наклоняясь поближе. Очень осторожно он дотронулся до раны и повернул его руку, рассматривая швы.

В солнечных лучах Чон До видел покраснение и влагу вокруг нитей. – Очень убедительно, – заметил доктор Сон.

– Убедительно? – переспросил Чон До. – Я чуть не погиб.

– Как раз вовремя, – сказал товарищ Бук. – Швы скоро придется снять. Пусть этим займутся их врачи или лучше нам самим вытащить нити?

– А вы врач? – поинтересовался Чон До.

Доктор Сон не ответил. Его водянистые глаза уставились на татуировку на груди Чон До.

– Вижу, наш герой – большой поклонник кинематографа, – усмехнулся доктор Сон, похлопав Чон До по руке и приказывая ему одеться, а затем спросил:

– Ты знал, что Сан Мун – подруга товарища Бука?

Товарищ Бук снисходительно улыбнулся:

– Она моя соседка, – поправил он.

– В Пхеньяне? – спросил Чон До. И сразу почувствовал себя деревенщиной. Стараясь скрыть свое невежество, он сказал: – Тогда вы, наверняка, знакомы с ее мужем Командиром Га?

Доктор Сон и товарищ Бук промолчали.

Чон До продолжал:

– Он выиграл Золотой пояс по тхэквондо. Говорят, он очистил армию от гомосексуалистов.

В глазах доктора Сона исчез шутливый огонек. Товарищ Бук отвернулся.

Водитель достал из кармана расческу и пачку сигарет, протянул Чон До пиджак и принялся расстегивать штаны.

– Довольно о подвигах Командира Га, – сказал доктор Сон.

– Да, – согласился товарищ Бук. – Посмотрим, подойдет ли тебе пиджак.

Чон До напялил на себя пиджак. Он не понимал, подходит тот ему или нет. Водитель, стоя в одном нижнем белье, сунул ему штаны, а затем последний штрих – шелковый галстук. Чон До рассмотрел его со всех сторон – от широкого конца до узкого.

– Глядите-ка, – усмехнулся водитель, закуривая и пуская кольца дыма, – он даже не знает, как его завязать.

Доктор Сон взял галстук.

– Смотри, я покажу тебе особенности западного стиля, – сказал он, затем спросил товарища Бука:

– Как думаешь, лучше виндзорский узел или полувиндзор?

– Квадратный, – ответил тот. – Молодежь теперь так носит.

Они повели Чон До наверх. На лестнице товарищ Бук обернулся к водителю.

– Заполни заявку в своей службе распределения, – приказал он, – чтобы встать в очередь на новый костюм.

Чон До бросил взгляд на свою старую одежду, валявшуюся на земле: скоро порывом ветра от двигателя ее разбросает по всей округе.

* * *

Внутри кабины над дверью висели портреты Дорогого Вождя и Великого Руководителя в золотых рамках. В самолете пахло сигаретами и грязной посудой. Чон До догадался, что на борту были собаки. Он оглядел пустые ряды, но не заметил никаких признаков присутствия животных. Впереди сидел человек в черном костюме и военном головном уборе с высокими полями. Ему прислуживала стюардесса безупречной наружности. В хвосте самолета полдюжины молодых людей сидели за бумагами. У одного из них был компьютер, который открывался и закрывался. На сиденьях Чон До заметил желтую спасательную шлюпку с красной ручкой и инструкциями на русском языке. Чон До дотронулся до нее – море, солнце, мясные консервы. Столько дней на воде.

– Боишься летать? – спросил подошедший товарищ Бук.

– Не знаю, – ответил Чон До.

Двигатели загудели, и самолет направился к дальнему концу взлетной полосы.

– Я заведую снабжением, – сказал товарищ Бук. – На этом самолете я облетел весь мир – в Минск за свежей икрой, во Францию за бренди прямиком из погреба. Так что не волнуйся, не упадем.

– Зачем я здесь? – спросил Чон До.

– Идем, – позвал его товарищ Бук, – доктор Сон хочет познакомить тебя с министром.

Чон До кивнул, и они пошли в носовую часть самолета, где доктор Сон разговаривал с министром.

– Обращайся к нему только так – «министр», – шепнул товарищ Бук. – И никогда не говори с ним напрямую, только через доктора Сона.

– Министр, – сказал доктор Сон, – вот Пак Чон До, подлинный герой Корейской Народно-Демократической Республики, так?

Министр, человек с седыми бакенбардами и кустистыми бровями, заслонявшими ему глаза, презрительно покачал головой.

– Конечно, министр, – продолжил доктор Сон, – парень силен и красив, не так ли?

Министр кивнул.

– Вероятно, нам придется провести вместе какое-то время? – спросил доктор Сон.

Министр пожал плечами и бросил неопределенный взгляд – может да, может нет.

На этом беседа закончилась.

Возвращаясь на свое место, Чон До спросил:

– Он министр чего?

– Бензина и покрышек, – ответил доктор Сон и рассмеялся. – Он мой водитель. Но не беспокойся, он повидал все, что можно увидеть в этом мире. Он силен. Единственная его задача – не произносить ни слова в течение всего путешествия и отвечать «да», «нет» или «возможно» на мои вопросы. Ты заметил, как я направлял его ответы? Это отвлечет американцев, пока мы будем колдовать.

– Американцев? – переспросил Чон До.

– Неужели водители ничего не сказали тебе? – удивился доктор Сон.

Самолет развернулся в конце взлетной полосы и начал ускоряться. Чон До схватился за спинку кресла.

– Думаю, наш герой никогда не летал, – заметил товарищ Бук.

– Это правда? Ты еще не летал? – спросил доктор Сон. – Тогда тебе нужно пройти на свое место, а то мы скоро взлетим.

С деланной учтивостью доктор Сон проводил Чон До и товарища Бука к их к креслам.

– Вот ремень безопасности, – показал он Чон До. – Герой может пристегнуться или нет, как пожелает. Я старик и не нуждаюсь в безопасности, а вот вы, товарищ Бук, просто обязаны пристегнуться. Вы молоды, у вас жена и дети.