Текст книги "Лик в бездне (сборник)"
Автор книги: Абрахам Грэйс Меррит
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Голос Тени был мелодичен, прозрачен, словно лесная флейта в сумерках.
Голос рассеивал страх, ослабляя бдительность.
– Я знаю вас, Грейдон, – тек шепот. – Знаю, зачем вы пришли в Ю–Атланчи, знаю, насколько безнадежен ваш приход – без меня. Я привел вас сюда, Грейдон, приказав, чтобы вам не причинили вреда. В противном случае вы были бы убиты возле той пещеры. Не бойтесь меня. Вы не боитесь меня, Грейдон?
Слушая этот медленный шепот, Грейдон ощутил странную приятную вялость.
– Нет, Нимир, – полусонно сказал он, – я не боюсь вас.
– А!
Тень поднялась на троне, частично из ее голоса исчезла успокаивающая страхи мелодичность, частично вместо этого появилось в его голосе что–то угрожающее.
– Так вы меня знаете!
Опутавшие Грейдона чары начали слабеть, его разум рывком обрел настороженность. Тень поняла это, и все сладостные, утешающие, навевающие соблазн звуки вновь заструились в ее шепоте.
– Но это очень хорошо, Грейдон. Несомненно, вам рассказали обо мне много лживого. Вы уже видели этих людей Ю–Атланчи. Они находятся в состоянии упадка. Они гниют. Но если бы в былые дни они последовали моему совету, сейчас они были бы великим народом, сильным, жизнеспособным, властителями всей земли. Но не погибла еще древняя мудрость. Она создаст новый, лучший мир. Вы видели этих людей, Грейдон, и, думаю, оценили их. Неужели вы верите, что у них есть основания благодарить тех, кто изгнал меня и, следовательно, обрек их на подобный конец? Я бы не покинул их, как это сделали те, остальные Властители, оставив их шарлатану и змее женского пола, которая, не будучи человеком, не может поэтому понять человеческие нужды. А я повел бы их вперед и дальше к достижению большей силы и большей мудрости. С моей помощью они достигли бы самых высоких высот, только звезды были бы выше их. Я не оставил бы их в этом болоте, не дал бы им сделаться добычей косности и упадка. Вы верите мне, Грейдон?
Грейдон обдумал сказанное. Думать было чуточку трудно, мешало охватившее его лениво–приятное настроение, а также странное ощущение радостной приподнятости. Но – да: все сказанное – правда.
В этом была ясная, холодная логика.
Кстати, Грейдон и сам думал то же самое.
Наверняка, со стороны Властителей, кем бы они там ни были, это была подлость – спокойно уйти, как будто они не несли никакой ответственности за этот народ.
А кто шарлатан? Ну Властитель Глупости, разумеется. А Мать? Полузмея! Чертовски подходящая характеристика. Он совершенно согласен.
– Правильно, Нимир, вы правы! – сказал Грейдон.
Он торжественно кивнул.
Призрачный аромат сада незаметно проникал в Грейдона. Грейдон с жадностью пил его. Странно, что он считал этот сад злом. Сад – не зло. Грейдон чертовски хорошо себя чувствует, а запах сада позволяет ему чувствовать себя еще лучше.
Во всяком случае, что есть зло? Все зависит от точки зрения.
Он неплохой парень – эта Тень, чрезвычайно логичен, разумен.
– Вы сильный человек, Грейдон.
Шепот тени сделался еще мелодичнее.
– Вы сильнее любого человека Ю–Атланчи, сильны телом и духом. Вы похожи на людей Старой Расы, которых, если бы не обман, я вознес бы до самых небес. Не сила победила меня, а лишь хитрые проделки Змеи–женщины, которую не заботит ничто человеческое. Запомните это, Грейдон, Змею не заботит ничто человеческое! Когда я недавно боролся с вами, то не для того, чтобы причинить вам вред, а желая испытать вашу силу. Вы достаточно сильны, чтобы сопротивляться мне. Я рад этому, Грейдон, поскольку знаю, что, наконец, нашел человека, который мне нужен!
Так он человек, который нужен Нимиру?
Ну раньше он был благонадежным человеком, чертовски благонадежным и сделался таковым без всякой помощи кого бы то ни было. Не так ли? Нет, подождите немного – кто–то помогал ему.
Кто? Неважно. Он был благонадежным человеком, но кто–то помогал ему. Кто–то…
Шепот Тени вкрадчиво вторгся в лениво ползущие мысли.
– Вы нужны мне, Грейдон! Еще не слишком поздно переделать этот мир, чтобы он стал таким, каким должен быть. Еще не слишком поздно исправить причиненное в древности человеку зло, совершенное, когда меня предали. Но для этого я должен иметь тело, Грейдон – сильное, способное вместить меня тело. Одолжите мне ваше тело, Грейдон! Только на время. Это время вы будете владеть им совместно со мной. Вы будете видеть, когда я вижу, будете наслаждаться, когда я наслаждаюсь, разделите со мной власть и будете пить вино моих побед. Когда я достигну моей былой силы, тогда, Грейдон, я оставлю его вам в полное владение. Я сделаю его бессмертным, да, бессмертным, пока существует солнце! Разрешите мне совместно с вами владеть вашим телом, сильный Грейдон!
Шепот смолк. По жилам Грейдона крепким вином струился, вздымая волны, яркий, хмельной, безрассудный поток жизни.
Он слышал громовые звуки победных труб. Он был Чингисхан, сметающий государства метлой татарской конницы.
Он был Атилла, поднятый на щитах ревущими гуннами, Александр Македонский, топчущий лежащий под ногами мир, Сеннахериб, держащий в руке, словно кубок, всю Азию. Он до сыта напился властью, он пьян от власти!
Пьян? Кто посмел сказать, что он, Николас Грейдон, Повелитель мира, может быть пьян? Ну, все правильно, он пьян.
Еще одна странная идея: кто захочет стать повелителем мира, если все, что от этого имеешь – быть пьяным? Каждый может быть пьяным, поэтому каждый, кто пьян – повелитель мира. Странная идея, логичная. Нужно рассказать этой логичной Тени об этой странной идее…
Он понял, что уже очнулся, и грохочуще расхохотался. Он тупо осмотрелся вокруг, и смеяться ему уже не хотелось, поскольку сейчас он был на полпути к агатовому трону, а Тень согнулась над ним и манила убеждала его, шептала.
С Грейдона спали опутавшие его чары соблазна, которые тянули его, как выводят на удочке рыбу, в добычу Тени. В гневе и горечи, ненавидящий этот туманный призрак на черном трона, ненавидящий самого себя, шатаясь, он поспешно вернулся к каменной скамье и упал на нее, спрятав лицо во вздрагивающих ладонях.
Что спасло его? Не рассудок – в этом он отдавал себе отчет, – а что–то, глубоко лежавшее в его подсознании, какая–то не поддающаяся изменению здоровая часть души, которая юмором, иронией смогла нейтрализовать яд, впитываемый его ушами.
Теперь Грейдон испугался: так испугался, что в остром приступе отчаяния принудил себя поднять голову и посмотреть прямо на Тень.
Тень в упор смотрела на Грейдона.
Призрачная рука подпирала безликую голову. Грейдон почувствовал, что Тень в замешательстве, как в самом начале, когда она, невидимая, пыталась пробить его защиту. Он почувствовал так же ее безудержную, адскую ярость. Внезапно ощущение замешательства и ярости исчезло. Вместо них плыл поток спокойствия и глубокого умиротворения. Грейдон изо всех сил, понимая, что это ловушка, сопротивлялся ему, но не мог преодолеть его. Поток плескал вокруг маленькие волны, ласкал, успокаивал.
– Грейдон, – донесся шепот, – я доволен вами, но вы ошибаетесь, отвергая меня. Вы сильнее, чем я думал – вот почему я доволен вами. Тело, которое я буду делить с вами вместе, должно быть очень сильным. Разделите со мной ваше тело, Грейдон!
– Нет! Клянусь богом, нет! – простонал Грейдон.
Он ненавидел себя за желание кинуться к этому призрачному существу и позволить ему слиться с собой.
– Вы не правы. Я не причиню вам вреда, Грейдон. Я не хочу, чтобы это сильное тело, которое должно стать моим домом, сделалось слабым. На что вы надеетесь? На помощь Хуона? Его дни сочтены. Дорина предаст его Лантлу, как уже предала мне вас. Его убежище будет взято до праздника Делателей снов, и все, кто останется в живых, послужат пищей для ксинли. Или моей… они будут умолять об этом!
Шепот умолк, будто Тень сделала паузу, чтобы посмотреть, какой эффект возымело его сообщение. Если это был тест на глубину оцепенения, охватившего Грейдона, Тень могла быть довольна.
Грейдон не шевелился, не мог отвернуть лицо от его пристального, зачаровывающего взгляда.
– Одолжите мне ваше тело, Грейдон! Змея не сможет помочь вам. Одолжите ли вы его мне или нет, но скоро я добьюсь своего воплощения. Я завладею вашим телом раньше, чем оно ослабеет. Только разделите его со мной… И лишь ненадолго. За это – власть, бессмертие, мудрость – все! Все будет ваше. Одолжите мне ваше тело, Грейдон! Вы томитесь по некой женщине? Что одна женщина по сравнению с теми, которыми вы сможете обладать? Смотрите, Грейдон!
Изумленный взгляд Грейдона последовал за призрачной указывающей рукой.
Он увидел, как цветы сада зла кланяются и кивают друг другу, словно живые, и услышал колдовскую песню. Лютни, колокольца, систрумы вплелись в поющий весело и ритмично хор. Голос сада. Над садом пронесся порыв ветра и обнял Грейдона.
Грейдон вдохнул его аромат, и в крови его зажегся дикий огонь. Исчезли кивающие цветы, исчез кроваво–красный поток.
Ржаво–черный свет сделался прозрачным и ярким. Возле ног Грейдона бежал журчащий, смеющийся ручей. За ручьем была буковая и березовая рощица. Из рощицы потоком выбегали женщины удивительной красоты, белые и коричневые нимфы, полногрудые вакханки, стройные и изящные девственницы – дриады. Они простирали к Грейдону жаждущие руки, их глаза обещали ему невообразимое наслаждение.
Женщины приблизились к берегу ручья, манили его, звали к себе голосами, от которых огонь в его крови запылал экстазом желания.
Боже, какие женщины! Эта – в короне бронзовых локонов – могла бы быть Верховной жрицей Танит, жрицей тайного сада храма Танит древнего Карфагена, а та, у которой потоком лились золотые волосы, могла бы быть самой непорочной Афродитой! Да по сравнению с любой из них прекраснейшая из гурий Магометова рая выглядит не более, чем кухонной служанкой! Жарче разгорелся огонь в жилах Грейдона. Он рванулся вперед.
Стой! Та девушка, которая держится в стороне от других – кто она? У нее черные, как ночь, волосы, они закрывают ее лицо. Она плачет! Почему она плачет, когда все се сестры поют и смеются? Когда–то Грейдон знал девушку, у которой было такое же облако черных, как ночь, волос.
Кто же она была? Неважно. Кто бы она ни была, никто, похожий на нее, не должен плакать, и сама она никогда не должна плакать. Ее звали…
Суарра!
Волна сострадания захлестнула его, потушила колдовской огонь в его крови.
– Суарра! – закричал он. – Ты не должна плакать!
Закричав, он содрогнулся. Исчезла череда манивших его женщин, исчезла девушка с облаком волос, исчезли смеющийся ручей и березовая и буковая роща.
Перед Грейдоном раскачивался сад зла. Грейдон стоял неподалеку от агатового трона. Сидевшая на троне Тень наклонилась далеко вперед, дрожала от нетерпения и шептала:
– Одолжите мне ваше тело, Грейдон! Все они будут ваши, если вы одолжите мне свое тело!
– Боже!
Грейдон застонал, а затем крикнул:
– Нет, дьявол! Нет!
Тень выпрямилась. Исходившее от нее биение ярости ударило Грейдона, словно нечто материальное. Он заметался под ударом, спотыкаясь, поплелся обратно к своей скамье, в безопасность. Тень заговорила, и вся методичность исчезла из ее голоса. Злоба была в ее шепоте, холодная воля.
– Вы болван! – сказала Тень. – А теперь слушайте меня. Я получу ваше тело, Грейдон! Отказывайте мне, сколько угодно, но я получу его. Спите, и я, кто не спит, войду в ваше тело. Боритесь со сном, но когда усталость истощит силы вашего тела, я войду в него. Какое–то время вы будете жить в нем вместе со мной, как осужденный к смерти раб. Понимание этого будет для вас такой пыткой, что вы снова и снова будете умолять меня уничтожить вас. И потому, что мне так нравится ваше тело, я проявлю благодарность и разрешу надеяться. Когда вы наскучите мне, я уничтожу вас! А сейчас спрашиваю вас в последний раз: подчинитесь ли вы? Одолжите мне ваше тело не как раб, а как хозяин всего того, что я обещал вам, дайте мне владеть им вместе с вами.
– Нет! – твердо сказал Грейдон.
На агатовом троне взметнулся крутящийся вихрь. Трон был пуст. Тень исчезла, но сеялись все еще сквозь свет на возвышение черные атомы, и хотя трон казался пустым, Грейдон знал, что это не так, и что темная сила находится все еще там и наблюдает за Грейдоном, выжидает подходящего момента ударить.
Грейдон, неподвижный как статуя, сидел на своей скамье. Он не знал, сколько уже часов прошло с той поры, как исчезла шепчущая Тень. Тело его онемело, но разум бодрствовал, и был светел. Тела Грейдон своего вообще не чувствовал, а разум был, как не знающий устали страж на объятой сном башне, как негасимый свет в охваченном темнотой замке. Грейдон полностью находился в безмятежной концентрации на собственном сознании. Он не ощущал ни жажды, ни голода. Он даже не думал.
То, чем он был, полностью ушло вглубь самого себя, терпело, не сдавалось, оказавшись в мире, где нет времени.
Сперва все было не так. Он погружался в сон и боролся со сном. Он дремал и чувствовал, как Тень вытягивается вперед, касается его, испытывает его способность к сопротивлению. Из последних, казалось, сил он отбрасывал ее.
Грейдон старался абстрагироваться от окружающего, представлял вместо этого сохранившиеся в памяти картины нормальной жизни. Снова подкрадывался к нему сон. Он просыпался и обнаруживал, что скамья находится позади, а он ползет по направлению к черному трону. В панике Грейдон бежал обратно, падал, хватался за край скамьи, словно потерпевший кораблекрушение моряк – за обломок мачты.
Грейдон понял, что для Тени существуют ограничения, что она не сможет овладеть им, пока не принудит его подняться на трон, или он не поднимется туда по собственной воле. Пока он остается на скамье, он в безопасности. Поняв это, Грейдон уже не осмеливался смежить глаза.
Ему хотелось знать, не может ли он, мысленно сосредоточившись на Матери Змей, установить с ней связь. Он бы установил связь, если бы смог вытащить одетый на руку браслет и сконцентрировать взгляд на фиолетовых камнях. Рукав кольчуги прилегал к руке слишком плотно, Грейдон не мог достать браслет.
Предположим, Мать позовет его, как она это делала раньше. Разве не сможет Тень тут же забраться в оставшееся без охраны тело? Холодный пот стекал со лба Грейдона. Он с бешеной силой закрывал свой разум от Женщины–змеи.
Он помнил, что у него подмышкой в кобуре пистолет. Если бы только Грейдон мог добраться до пистолета, это дало бы ему некоторый шанс. Во всяком случае, он смог бы помешать Тени заполучить его тело и использовать его, как ей вздумается. Нимиру не слишком понравится тело с разрушенным мозгом!
Но в кольчуге не было отверстия, через которое Грейдон смог бы вытащить пистолет. Он гадал, не сможет ли он придумать какой–нибудь план, чтобы убедить человекоящеров раздеть его, если они вернуться. У него бы хватило времени пустить в ход оружие до того, как они смогут отнять его.
Сознание Грейдона медленно отступило в эту неприступную крепость.
Он больше не боялся уснуть, сон остался где–то в другом мире. Когда страж, то есть его сущность, покинет свой пост, его тело умрет, оно потеряет свою ценность для Темного в качестве пристанища. Грейдон знал это точно и был этим доволен.
Ржавый свет над троном начал сгущаться, как это было в первый раз, когда Тень явилась Грейдону. Вначале бесформенная, колеблющаяся, она обретала форму, конденсировалась, становилась резко очерченным контуром. Грейдон смотрел с отвлеченным интересом случайного наблюдателя.
Тень не обращала на него никакого внимания, даже не повернула в его сторону свою безликую голову. Она восседала на троне, неподвижная, как и Грейдон, и пристально смотрела на дальнюю стену мрака, сквозь которую ушли люди–ящеры.
Будто в призыве, Тень подняла руку.
Где–то далеко послышался глухой стук множества мягко шагавших ног, слабый хор шипящих голосов, быстро делавшийся громче. Грейдон не повернул головы, чтобы посмотреть, не смог бы, даже если бы хотел. Мягкие шаги приблизились и остановились, шипение прекратилось.
Грейдона обволокло мускусное зловоние человекоящеров.
На скат большими шагами взошел человек в маске ящера.
Отвратительная голова покоилась на широких плечах, мощное, ловкое тело облечено в плотно облегавший зеленый костюм. В руке – тяжелый ременный кнут.
На Грейдона человек не обращал никакого внимания. Он подошел к подножию агатового трона и низко поклонился Тени.
– Привет тебе, Повелитель Тьмы!
Голос, исходивший из клыкастой пасти, был мелодичным и слегка насмешливым. За насмешкой явно сквозило высокомерие.
– Я доставил тебе еще один сосуд. Возможно, тебе захочется перелить в него вино своей души!
Грейдону показалось, что Тень смотрит на человека в маске ящера со злобой, с более чем ужасающей злобой.
Но если и так, это осталось незамеченным человеком в маске. Когда Тень ответила, шепот ее был просто пропитан лаской.
– Благодарю тебя, Лантлу!
Лантлу! Спокойствие Грейдона поколебалось. Оно тотчас вернулось, но недостаточно быстро, поскольку Тень тут же обернула лицо к нему, словно рыболов, дергающий леску, когда почувствовал, что рыба клюет.
– Благодарю тебя, Лантлу, – повторила Тень, – но, полагаю, мне удалось найти лучший сосуд. Сейчас он на гончарном круге, надо кое–что в нем вылепить по–другому, потому что сосуд о себе думает, что предназначен для других целей.
Лантлу повернул красные глаза своей маски к Грейдону и подошел к нему.
– Ах, да, – сказал он. – Полный надежд дурак, который пришел извне, чтобы избавить Ю–Атланчи от меня и от тебя, Повелитель; который, чтобы потрясти нашу власть, вступил в заговор со слабаком Хуоном; который крался сквозь ночь, чтобы встретиться со своей любимой. Его любимая! Собака… Осмелился взглянуть на ту, которая отмечена мною! И Суарра… Отдать свои губы такому, как ты! Тьфу! Она выйдет замуж за урда! Да, сперва будет принадлежать мне, а потом – замуж за урда!
Вот теперь сооруженная Грейдоном крепость зашаталась.
Он снова ощутил свое тело и напрягся, чтобы рвануться к глотке Лантлу. С почти слышным лязганьем сомкнулись открытые врата его мозга. Стоявшее где–то в стороне сознание вновь уверенно взяло власть в свои руки. Отразить нападение!
И опять это произошло недостаточно быстро, потому что как раз, когда врата закрывались, Грейдон почувствовал, как Тень ударила в них. Будто прочитав фразу, написанную огненными буквами, Грейдон понял: что бы он ни услышал, ни увидел – он не должен обращать на это внимания, иначе тень скрутит его.
Лантлу поднял кнут и примерился, чтобы сплеча опустить его на лицо Грейдона.
– Что? – Он усмехнулся. – Даже это не пробуждает тебя? Ну а это пробудит!
Кнут свистнул.
– Стой!
Шедший от трона шепот был пропитан угрозой. Рука Лантлу отлетела назад, и – будто сильная рука сжала тисками его запястье – кнут выпал на камень.
– Не трогай этого человека! Я, Тень Нимира, говорю тебе это!
В шепоте ясно слышалась злоба.
– Ты осмеливаешься ударить мое тело, смеешь обезобразить мое тело? Иногда ты раздражаешь меня, Лантлу. Постарайся, чтобы это происходило не слишком часто!
Лантлу нагнулся, подбирая кнут.
Рука его дрожала, но Грейдон не мог бы сказать – от страха или от ярости.
Лантлу поднял голову и заговорил. Давно ставшее привычным высокомерие слышалось в его голосе.
– У каждого свой вкус, Повелитель Тьмы! – отчетливо сказал он. – Поскольку это тело вызывает у тебя одобрение, полагаю, что это в какой–то мере оправдывает Суарру. Но это не то, что выбрал бы я.
– Есть в теле и кое–что большее, чем его внешняя форма, Лантлу, – язвительно прошептала Тень, – точно так же, как есть в голове нечто большее, нежели ее череп. Вот почему он только что одержал над тобой победу, хотя ты свободен, а он в цепях. Полагаю, ты и сам это понимаешь.
Лантлу затрепетал от ярости, рука его снова крепко сжала кнут, но он овладел собой.
– Что ж, – сказал он, – он увидит плоды своей глупости. Сосуд, который я доставил тебе, Повелитель тьмы, – это тот, кто должен был предоставить убежище предпочитаемому тобой сосуду.
Лантлу свистнул. Вверх по скату поднялся, спотыкаясь, человек расы Ю–Атланчи, такой же высокий, как Лантлу, за руки его держали два человекоящера. От красоты человека и следа не осталось: лицо исказил страх. С желтых волос каплями стекал пот. С ужасом он уставился на туманную фигуру на троне.
Человек смотрел, и крошечные пузырьки пены надувались и лопались на его губах.
– Иди, Кадок, – глумился Лантлу. – Ты нс ценишь честь, оказанную тебе. Что ж, через мгновение ты уже не будешь больше Кадоком. Ты станешь Темным! Это обожествление, Кадок, единственно возможное обожествление в Ю–Атланчи! Улыбайся, дружок, улыбайся!
Грейдону снова показалось, что при этой зловещей насмешке невидимый пристальный взгляд Тени с мрачной злобой остановился на человеке в маске ящера, но, как прежде, когда Тень заговорила, никакой угрозы в ее голосе не было.
– Я уверен, что этот сосуд слишком слаб, чтобы вместить меня.
Тень протянулась вперед, безразлично изучая дрожащего дворянина.
– Да и не будь я уверен, все равно бы я не влил себя в него, Лантлу, поскольку там, на скамье – тело, которого я жажду, но я войду в него. Думаю, я немного устал, и это, по крайней мере, освежит меня.
Лантлу жестоко рассмеялся. Он подал знак человекоящерам. Те содрали с Кадока одежду, оставив его, в чем мать родила.
Тень наклонилась и поманила его.
Лантлу сильным ударом толкнул Кадока вперед.
– Ступай, получи свою высокую награду, Кадок!
Внезапно с лица Кадока исчезло выражение беспредельного ужаса. Лицо сделалось детским, как у ребенка, оно сморщилось, и крупные слезы покатились по его щекам. Глаза остановились на подзывавшей к агатовому трону и взошел на него.
Его окутала Тень.
Мгновение Грейдон ничего не мог разглядеть, кроме Кадока, корчившегося в страшном тумане. Туман окутал Кадока плотнее, начал проникать в его тело. По широкой груди человека бежала дрожь, мускулы дергались в агонии.
Все тело Кадока, казалось распухало так, будто само стремительно расширялось, стремясь поглотить ту часть липнувшего к нему тумана, которая еще не впиталась. Очертания голого тела расплылись, сделались мутными, будто плоть и туман перемешались, образовав нечто менее материальное, чем плоть, но более материальное, чем алчный туман. Лицо Кадока, казалось, плавилось, его черты перепутались, затем вновь вернулись на место.
Над напрягшимся в муке телом появилось – Лицо из пропасти!
Уже не каменное, ожившее!
Мечущие искры бледно–голубые глаза оглядывали пещеру и простершихся ничком, пресмыкающихся на животах, спрятавших головы человекоящеров; и – с сатаническим весельем – Лантлу; и – с торжеством – Грейдона.
Внезапно тело Кадока затряслось и обрушилось. Оно корчилось, скатилось с трона на возвышение и лежало там, дергаясь, странным образом уменьшившись наполовину в размере.
На троне осталась только Тень.
Но теперь Тень была менее разреженной, более плотной, будто она поглотила то, что ушло из тела Кадока, после чего оно так уменьшилось. Тень, казалось, дышала. Еще виднелось в ней лицо Люцифера, еще сверкали бледно–голубые глаза.
Лантлу снова рассмеялся и свистнул.
Находившиеся на возвышении два урда вскочили на ноги, подняли ссохнувшееся тело и, отнеся его в сад, швырнули в красный поток.
Подняв руку, Лантлу небрежно отсалютовал агатовому трону, не взглянув на Грейдона, повернулся на каблуках и вышел, поигрывая своим кнутом. Вслед за ним вышла свора урдов.
– Вы–то нет, а он – дурак, Грейдон, – прошептала Тень. – Сейчас он служит мне, но когда я… Лучше одолжите мне ваше тело, Грейдон, не заставляйте отбирать его силой. Я буду обращаться с вами не так, как с Кадоком. Одолжите мне ваше тело, Грейдон! Я не буду вас мучить, я не уничтожу вас, как угрожал. Мы будем жить вместе бок о бок. Я обучу вас, и скоро вы оглянетесь на тело человека, которым вы сейчас являетесь, и удивитесь, почему у вас когда–то появилась мысль сопротивляться мне, потому что вы будете жить, как никогда не жили прежде, Грейдон! Вы будете жить, как никогда еще не жил ни один человек на земле! Одолжите мне ваше тело, Грейдон!
Грейдон молчал.
Тень испустила шепот–смех, заколебалась и исчезла.
Грейдон ждал, словно заяц, услышавший, что лиса уходит от того места, где он прячется, но выжидающий для пущей уверенности. Спустя некоторое время, Грейдон определенно знал, что Тень ушла, от нее ничего не осталось, никакой припавшей к земле, невидимой, затаившийся в засаде силы, выжидающей возможность нанести удар.
Грейдон расслабился. Он стоял на занемевших, подгибающихся ногах и боролся с сильной тошнотой.
Он стоял и вдруг ощутил прикосновение к своей лодыжке. Он поглядел вниз и увидел, что из–за края щита протянулась длинная, мускулистая, покрытая алыми волосами рука.
Похожими на иглы заостренные пальцы осторожно легли на металлическое звено цепи, сковавшей Грейдона. Грейдон стоял тупо, с недоверием глядя, как пальцы переломили звено, переползли к другой цепи и тоже ее расцепили.
Из–за края щита высунулось лицо без подбородка. На скошенный лоб падали пряди алых волос. На Грейдона пристально смотрели налитые меланхолией золотые глаза.
Это было лицо Кона, человека–паука.
