Текст книги "Белые ночи"

Автор книги: Абдурахман Абсалямов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Джигангир вспомнил своих боевых друзей: лейтенанта Каурова, добродушного великана Грая, шустрого Измаилджана, маленького Чижа, задумчивого Лунова. Где они сейчас? Удалось ли пройти через болото? Как задание? Если выполнили, они должны пробраться сюда, может быть, здесь дождаться их?

Но как Саша? Вдруг, не выдержав пыток, он расскажет немцам о плане наших действий. Смерть в тысячу раз лучше плена. Теперь на всю роту может лечь пятно позора.

Джигангир с трудом поднялся и, шатаясь, подошел к одинокой березке, росшей между двух валунов. Острым, как нож, камнем он снял бересту и, отыскав в кармане огрызок карандаша, вывел слова:

«Саша – в руках гитлеровцев. Иду выручать. Дж.»

Укрепив бересту на приметном камне (может быть, до друзей дойдет его весточка), Джигангир стал спускаться вниз. Путь его лежал к Валзаме.

У него не было ни компаса, ни карты. В лесу, где нет ни дорог, ни тропинок, где столько оврагов, озер да топких болот, заблудиться легко. Но Джигангир, несмотря на молодость, был отличным разведчиком: ведь недаром он прошел боевую выучку у Опанаса Грая.

Ему было известно, что Валзама северо-западнее Орлиной скалы. Направление он определял по густоте листьев на деревьях и по заросшим мхом камням. Джигангир долго шел, пока дремучий старый лес не сменился молодым.

Теперь идти было веселее. Воздух свежий, чистый. Птицы поют, цветы веселят глаз. Но Джигангиру было не до любования природой.

Впереди внезапно залаяли собаки. Джигангир метнулся назад, но собаки уже взяли след. Послышались тяжелые шаги немцев, бегущих вслед за ищейками.

Джигангир кинулся в сторону, чтоб запутать след. Но это не помогло. Тогда он залег в кустах и прислушался. Лай собак слышался то справа, то слева. Стало быть, преследователи разбились на две группы. Но какие это немцы? Те ли самые, что увели Сашу? Но с ними не было собак. Видимо, эти пришли с вершины гряды. Однако предположение Джигангира было не верным. Он встретился с новой группой, направленной по получении телеграммы от Иогансона.

Между Джигангиром и его преследователями оставалось самое большее метров двести – двести пятьдесят. Джигангир поднялся и побежал. «Не хотят спускать собак с привязи. Думают взять живым. Как бы не так!»

Лай собак слышался ближе. Джигангир, нагибаясь, добежал до огромного камня и залег. Позади была поляна, залитая водой. Как только ищейки дойдут до этого места, они наверняка потеряют след и задержатся.

Так и случилось. Пользуясь моментом, Джигангир прицелился и нажал спусковой крючок. Тишину леса прорезали выстрелы. Одна из ишеек свалилась. Упал и немец, державший собаку на ремне. Остальные гитлеровцы попрятались за деревья и открыли ответный огонь. Джигангир переполз к другому камню и снова нажал спусковой рычаг. Немцы успели рассредоточиться, а спущенные с ремней собаки снова ползли к Джигангиру. Чтобы даром не тратить патронов, Джигангир стрелял одиночными. Но руки дрожали, и пули не попадали в цель. А три серые огромные ищейки продолжали ползти.

Джигангир вскочил и побежал. Неожиданно для себя он очутился на крутояре – внизу плескалось озеро. Высота – с двухэтажный дом. Раздумывать не приходилось. Джигангир разбежался и прыгнул. Падая, он сильно ушибся, так как озеро было неглубоко. То вплавь, то вброд стал он торопливо пробираться к противоположному берегу. Собаки не рискнут броситься в озеро, надеялся Джигангир. Однако наученные ищейки недолго крутились на берегу, вслед за ним они нырнули в озеро и поплыли, прижав уши. Через редкие островки камыша Джигангир отчетливо мог видеть их вытянутые морды. Сами немцы не полезли в воду, а двумя группами побежали вдоль берега, чтобы оцепить озеро.

Одна из собак совсем было настигла Джигангира. Вот-вот она схватит его за шиворот. Теперь – конец! Но в эту секунду ноги Джигангира коснулись дна. Он прицелился и выстрелил в упор. Ищейка заскулила, пустила пузыри… Оставалось свести счет еще с двумя овчарками. Джигангир снова нажал на крючок, но выстрела не последовало. Кончились патроны…

9. На Валзамском мосту

Когда группа лейтенанта Каурова выходила из подземелья для выполнения боевого задания, она лицом к лицу столкнулась с двумя немцами. Эти двое, озираясь как воры, крались в глубь пещеры. Третий немец – Ланге, соблюдая предосторожность, как всегда, оставался у входа.

Встреча была такой неожиданной, что все опешили. Первым опомнился Опанас. Он вскинул автомат и дал очередь. Гитлеровцы, не успев выстрелить, повалились замертво.

Ланге, несмотря на гул падающей воды, услышал треск автомата. С криком «русс! русс!» он побежал к своему отряду. Минеры не успели заметить Ланге, и хотя никто его не преследовал, он часто оборачивался и пятился в испуге: каждый куст ему казался советским солдатом.

Он два раза падал, наконец, почувствовав, что дальше идти не может, несколько раз выстрелил в воздух.

А в это время Кауров со своими ребятами пробирался по глубокому оврагу. Они направлялись к мосту. Каждая минута была дорога. Противник сумел их обнаружить. Надо действовать решительно, не считаясь ни с чем.

Впереди, согнувшись, шел Опанас Грай, за ним Лунов, Измаилджан, замыкал Чиж.

Внизу заблестела широкая водная гладь. Минеры повернули направо и стали осторожно двигаться вдоль берега, прижимаясь к отвесной стене.

Когда отчетливо стали видны пролеты моста, Кауров приказал остановиться. Где-то вдали прогремел выстрел, и снова установилась тишина.

– Повторяю, – прошептал Кауров, – задание должно быть выполнено любой ценой, даже если в живых останется только один из нас. Сейчас ждите нас здесь, а мы с Опанасом пойдем разведаем. Будьте начеку.

Лунов, Юлдашев и Чиж замерли, прислонясь к обрыву. Лица их суровы, губы крепко сжаты.

Метрах в двадцати – двадцати пяти, в излучине реки, ныряли и плескались дикие утки. Странно было видеть беспечность птиц там, где бушевал огонь войны. Видно, они уже ко всему привыкли.

Ветер гнал мелкую рябь. В косых лучах солнца река сверкала, как посеребренная. Шелестела листва прибрежных деревьев. Как ни в чем не бывало проносились майские жуки.

Опанае и лейтенант вернулись быстро.

Стояла невозмутимая тишина. Выстрелы никого не встревожили. Стало быть, здесь они не редкость. По мосту взад-вперед прохаживались двое часовых. Один из них – на ближнем конце моста, другой – посередине. Возле землянок царило полное спокойствие.

Крутой берег позволит скрытно подойти к мосту. Впереди – открытый участок шириной в десять-пятнадцать метров, но его можно пересечь, когда часовой повернется спиной.

– Начали, – сказал лейтенант со скрытым волнением. – Порядок таков: трое – Опанас, Юлдашев и я – подползаем и закладываем взрывчатку. Чиж, остаешься на краю поляны и, в случае необходимости, будешь прикрывать нас огнем. Лунов, ты наблюдаешь в кустах за часовым. Если противник заметит нас, уничтожай без шума. Перед взрывом я тихо свистну. Постарайтесь отойти подальше от моста. Пункт сбора – на том конце оврага.

Сняв с Чижа мешок со взрывчаткой, Опанас передал его Каурову.

– Пошли, товарищи.

Осторожно ступая, прижимаясь к берегу, они двигались цепочкой. Достигнув открытого участка, Опанас подождал, пока часовой отвернется, и пополз. За ним – лейтенант. Прошло несколько долгих минут. Юлдашев незаметно пробрался под мост. Лунов юркнул в кусты и ближе подполз к мосту. Чиж остался лежать на краю прогалины.

Опанас кивнул:

– Где будем закладывать взрывчатку?

Кауров указал на балку. Опанас подтянулся на сильных руках, мигом перебросил на нее свое грузное тело и лежа протянул руку вниз. Юлдашев подал ему мешок со взрывчаткой.

Толкая мешок впереди себя, Опанас по балке перебрался к каменной свае, поддерживавшей мост. Все затаили дыхание. Казалось, вот-вот немцы обнаружат минеров и поднимут тревогу. Гулкие шаги часового звучали над самой головой Опанаса.

Лунов, лежа в кустах, не спускал глаз с часового. Тот с автоматом на груди спокойно прохаживался по мосту Пройдет метров десять – пятнадцать, посмотрит вокруг – и идет обратно.

Сердце Лунова готово было выпрыгнуть из грудной клетки. Как громко оно бьется! Но еще громче кажутся шорохи под мостом…

То ли отстал от стены и полетел в реку кусочек бетона, то ли упал камешек, – внезапно послышался вплеск воды. Тотчас часовой подбежал к перилам и, нагнувшись, крикнул:

– Вилли, это ты?

Ответа не последовало. Часовой перебежал на другую сторону и, видимо, что-то заметил: стал снимать с груди автомат. Одновременно он махнул рукой часовому, стоявшему на противоположном конце моста.

Все это произошло на глазах у Лунова. Мгновенная мысль – «нас обнаружили!» – прошла, как ток. «Сейчас немец поднимет тревогу! Тогда все, все погибнем! Ну нет, не бывать этому». Лунов подбежал к мосту и притаился. Часовой не заметил его: стоял спиной. Лунов настиг немца и с размаху вонзил в плечо нож. Но с противоположного конца моста открыл огонь другой часовой. Лунов выстрелил, прижимаясь к барьеру. Часовой свалился.

Послышался резкий свист. Под мостом никого не осталось. Лунов отбежал к кустам.

Беспорядочно стреляя, приближались немцы. Лунов, ломая ветки, пустился наутек. Но вдруг он замер. По его расчетам, мост должен был давно взлететь на воздух. Прошла секунда, другая… Никакого взрыва! Что за черт! Раздвинув кусты, Аркадий посмотрел вниз. Бикфордов шнур, протянутый к балке, больше не тлеет. Да он же порван! В него угодила шальная или меткая снайперская пуля.

Лунова будто окатили холодной водой. Как быть? Надо что-то делать, иначе задание сорвется. Скорей! Медлить нельзя!

Еще смутно соображая, он побежал под мост, но, изменив решение, повернул обратно и поднялся на полотно дороги.

Навстречу бежали немецкие солдаты. Из-за поворота показался поезд. На всех парах он приближался к мосту.

Аркадий почувствовал острую боль в плече, но не обратил на это внимания. Не отрывая глаз и почти не дыша, следил Лунов за поездом, грозно приближавшимся к мосту.

– Думаешь пройти? Врешь!

Над головой прожужжали пули. Аркадий спрятался в будке часового. На пол закапала кровь. Только тут Лунов заметил, что он ранен, но сейчас было не до этого. Поезд уже вступил на мост, и мост, как живое существо, мелко-мелко задрожал.

Сжимая в руке противотанковую гранату, Лунов посмотрел вперед. Немцы успели подойти совсем близко, но теперь они не страшны. Лунов видел, где заложена взрывчатка. Если он бросит гранату на мост в то место, под которым она находится, тол сработает по детонации, и мост поднимется в воздух.

Перед его глазами на мгновение мелькнул распятый в пещере солдат.

– Прощайте…

Могучий взрыв потряс воздух. Мост рухнул. И вместе с ним, объятый пламенем, полетел в воду немецкий эшелон.

…Опанас Грай тоже переживал страшные минуты: мост не взрывался. Он отстал от лейтенанта, прислушиваясь к беспорядочной стрельбе на мосту.

Эх, не досмотрели! – воскликнул он и побежал обратно. Взрыв!.. Тугой, как резина, воздух ударил Опанасу в лицо, свалил с ног. Возле него упали обломки взорванного моста и шлепнулось что-то мягкое.

Когда старшина очнулся, он увидел, что рядом лежало окровавленное тело. Опанас окаменел. Ведь это Лунов! Его сбросило с моста взрывной волной. Не дышит… Взвалив на плечи безжизненное тело друга, Опанас стал догонять товарищей. С противоположного берега вели сильный огонь по береговому скату. Пули пролетали над самой головой Опанаса и впивались в красную глину. Падали сбитые ветки. Вскоре ожили доты и на этом берегу.

Минеры поджидали Грая на краю оврага.

– Живой? – шепотом спросил лейтенант, но оглохший старшина не расслышал.

– Вечная слава герою! – произнес Грай, бережно положив на землю тело Лунова. Кауров снял с головы пилотку. За ним – все остальные.

– Унесем в лес и похороним.

Печально шли минеры по оврагу. Позади все еще гремели выстрелы.

Опанас Грай шагал словно в тумане. Придя в себя, он посмотрел вокруг и поразился: кругом было по-прежнему светло и все так же сверкало солнце.

Задание выполнено, но какой ценою… Невыносимо тяжело расставаться с Луновым после того, как потеряли Сашу и Джигангира. Минеры все еще не могли поверить, что задумчивого Аркадия уже нет в живых.

Прошли километров пять – шесть и остановились. Впереди, на вершине холма, виднелись стройные березки. Внизу серебрилось озеро. Все напоминало о родной России.

– Похороним здесь нашего друга. Это будет высота имени Аркадия Лунова!

Выкопали могилу, дно устлали зелеными ветками, бережно опустили тело. У изголовья положили финский нож, сделанный самим Аркадием. Брошена в могилу первая горсть земли…

Могилу разровняли, чтобы немцы не обнаружили ее и не разрыли. На стволе березы вывели ножом две буквы: «А. Л.»

Полагалось бы дать салют, но в тылу врага это опасно.

– Прощай, наш боевой друг. Ты геройски сражался с врагом и умер смертью храбрых. Клянемся отомстить за тебя.

С трудом сдерживая слезы, минеры еще немного постояли над могилой и тронулись в путь. Скоро они вышли к берегу заросшего камышами озера и тут столкнулись с гитлеровцами. Затрещали автоматы. Немцы стали поспешно отступать. И вдруг откуда ни возьмись выскочила овчарка. С лаем она бросилась на Измаил-джана.

– Ножом! – крикнул Кауров.

Но было поздно. Измаилджан и овчарка уже катались по земле. Наконец, Измаилджану удалось освободить руку, и он ударил собаку финкой. Нож пришелся ей в горло.

В ту же минуту неизвестно откуда выскочил человек в отрепьях и кинулся было в кусты. Но Опанас успел пересечь ему дорогу.

– Джигангир! – вскрикнул он. От неожиданности все замерли.

– Дядя Опанас! – Удивленный Джигангир бросился в объятия, как ребенок. Разведчики радостно обступили Джигангира.

– А где же Саша? – спросил Кауров.

Джигангир потупил взгляд.

– Что с Сашей? – еще тише переспросил Кауров, – Убит?

– Нет, хуже, – тихо, не поднимая головы, ответил Джигангир, – он у гитлеровцев.

– Как, Саша в плену?

– Что?! – грозно спросил Опанас. – А ты? Ты чего смотрел?! Бросил друга в беде?

10. В логове врага

Дело, начатое Густавом Ланге так успешно, вскоре позорно провалилось. Вооруженные немецкие солдаты средь бела дня проворонили русского пленного. Выскользнуть из рук самого Ланге – для этого нужна смелость! Трудно поверить, но это случилось. Связанный по рукам русский солдат столкнул в овраг конвоира. Еще куда ни шло, если б он только себя спасал. Нет, у него хватило дерзости напасть на целый отряд!

– Всех под арест! Всех в штрафроту! – бесновался Ланге. Потом стал себя успокаивать: «Не все ли равно сколько пленных: один или два? В пещере все равно развяжет язык!»

И снова ярость охватила Ланге. Он стал поносить Роберта Иогансона самыми последними словами. Именно его он считал виновником всех бед.

Если бы боем на скале руководил сам Ланге, все было бы иначе. Идиот – этот Иогансон!

– А-а! Ты, стало быть, убил шестерых русских? Как бы не так! Убитые воскресли и взорвали мост. Постой-постой, я разоблачу твои проделки! Ты… – Ланге в бешенстве выкрикивал все известные ему ругательства.

Саша сам идти не мог. По приказу Ланге его волокли два рыжеволосых солдата. Однажды раздался лай собак и треск автоматов. Саша радостно вскинул голову. Затеплилась надежда на спасение. Но вскоре все стихло.

Добрались до озера, окруженного камышами, и остановились. Ланге куда-то скрылся в сопровождении двух солдат. Тишину нарушили выстрелы. Но гитлеровцы продолжали лежать спокойно и с хрустом жевать сухари.

Что случилось потом, Саша помнил очень смутно. С завязанными глазами его повезли на машине. Он не мог видеть ни высоких сосен по обеим сторонам дороги, ни опрокинутого в воду моста, ни покореженных вагонов. Качало немилосердно. Саша догадывался, что на дороге много выбоин.

Примерно через полчаса машина остановилась. Сашу втолкнули не то в землянку, не то в погреб, развязали глаза.

Оставшись в темноте, Саша долго не мог понять, где находится. Потом он разглядел сырой заплесневелый потолок и окно с железной решеткой. Свет в землянку едва проникал. Не найдя ничего, на что можно сесть, Саша опустился на сырой холодный пол и прислонился к стенке. Его пальцев коснулось что-то холодное и омерзительное. Жаба! Саша отдернул руку.

Он сидел в темноте и думал о своих боевых друзьях. Помнится, еще до рейда Аркадий за любовь к белым ночам причислил его к романтикам. Что ж, Аркадий, называй меня как хочешь, а белые ночи я действительно люблю!

Вспомнились родной город Ленинград, мать, сестренка, невеста Наташа, с нетерпением ждущая его с войны. И так приятно было думать об этом, что ему на миг показалось, что он на воле, среди друзей, даже раны как будто перестали ныть, а сырая землянка с противными жабами – лишь сон.

А в это время Густав Ланге получал сильнейшую трепку от начальника.

– Из-за вашего ротозейства великая германская армия лишилась единственного на данном участке моста. А русские солдаты не будут ждать, их наступление ожидается с часу на час!

Ланге, чтобы оправдаться, всю ответственность за неудачи взвалил на Роберта Иогансона.

– Если Иогансон правильно проинформировал бы нас, ни один бы русский не ускользнул и мост продолжал бы стоять! Но в наших руках пленный…

Конечно, о побеге второго русского Ланге благоразумно умолчал.

Начальник крикнул:

– Роберт Иогансон вел себя так, как не подобает немецкому офицеру. Он будет расстрелян! Я верю, господин Ланге, вы оправдаете наше доверие, – придя в себя, заключил начальник.

Ланге, ожидавший, что в самом лучшем случае ему не миновать штрафной роты, облегченно вздохнул.

Вернувшись в свою резиденцию и насвистывая бравурный марш, он прошел в рабочий кабинет. Возле двери навытяжку стоял денщик.

– Ганс, привести пленного. Шнель! – распорядился он, самодовольно потирая руки. Ганс кинулся исполнять приказание.

Запустив в волосы длинную пятерню, Ланге прошелся из угла в угол, затем опустился в плюшевое кресло, доставленное ему из разграбленного Петрозаводского музея, и вынул из ящика лист белой бумаги для записи показаний пленного.

Отворилась дверь. Два солдата втолкнули Сашу. Он еле удержался на ногах.

Ланге с плохо скрытой злобой спросил по-русски:

– Фамилия? Какой части?

Володаров молчал.

– Фамилия! – повторил Ланге, повышая голос, – Сколько вас есть? Какой ваш цель?

Володаров по-прежнему хранил молчание. В его взгляде Ланге прочел издевку и презрение. Но разве связанный русский солдат, а не Ланге – хозяин положения? В глазах фашиста сверкнула ярость.

– Будете говорить?! – угрожающе крикнул гитлеровец. Не дождавшись ответа, он вскочил из-за стола и подступил к Саше.

– Я спрашиваю, вы глухой? Я буду научить вас! – взревел он и ударил пленного по щеке. Саша, хотя и закачался, но не упал.

Ланге шагнул к стене и дернул шнур. За радвинувшейся шторой виднелись железные крючки, плети, клещи и огромный чан. Топилась печь.

– Ну?

Фашист показал пальцем на все это.

Володаров молчал. Он старался не смотреть на застенок. Его внимание привлекло бушующее море, созданное рукой знаменитого художника. Постой-постой, где же он раньше видел эту картину? Уж не в Эрмитаже ли? Шуми, шуми, непокорное море!

Ланге достал из кармана зажигалку и поднес ее к голове Саши.

– Говори, или волос пох-пох!

Саша, рванувшись вперед и собравшись с силами, ударил немца сапогом в живот. Тот отлетел в дальний угол комнаты.

– На крюк! На крюк! – в ярости закричал он.

На Сашу набросились два немца и, повалив его, стали избивать.

Саша не просил пощады. Смерть не страшна. Главное – не дрогнуть в последнюю минуту.

Внезапно заверещал телефон. Ланге срочно вызывал начальник.

– Увести, – распорядился Ланге, кивнув головой на Володарова, и выбежал, на ходу натягивая перчатки. Возле дверей его ждали с мотоциклом. Через несколько мгновений мотоцикл скрылся из виду, оставив за собой клубы дыма.

Начальник встретил Ланге стоя. В руке он держал письменный приказ.

– Получены секретные сведения. Русские готовятся к наступлению. Как пленный? Постарайтесь поскорее дознаться и отправьте в штаб армии. Учтите, пленным заинтересовался сам командующий. Сопровождать русского будете сами.

– Слушаюсь.

– Дело серьезное. Не доверяйте никому, иначе.

Ланге на мотоцикле помчался обратно. Уж теперь он сломает упрямство русского разведчика!

– Пленного! – крикнул Ланге, вбегая в комнату. Он был в отличнейшем настроении. Появилась возможность предстать перед командующим. Генерал спросит: «Кто захватил пленного?» «Я», – ответит Ланге, вытянувшись. За это, может быть, и железный крестик дадут. Забудут его прежние грехи и повысят в должности.

Пленного привели минут через пять-шесть.

– Ну, надумал? – В ожидании ответа Ланге пристально взглянул на него и тотчас отступил с побелевшим лицом.

– Кого мне привели?! – вскричал он писклявым голосом. Перед ним навытяжку, с выпучеными от страха глазами стоял фриц из интендантского взвода.

11. На Орлиной скале

В частях нашей армии на Карельском фронте шли последние приготовления к наступлению. Поднявшись по тревоге, некоторые подразделения уже заняли исходные позиции. Отдельная рота минеров под командоваванием Разумова тоже двинулась к передовой. На нее была возложена задача: в составе первого батальона зайти обходным маневром в тыл противника и отрезать пути к отступлению. Предстояло двигаться мимо Орлиной скалы, и поэтому радости капитана Разумова не было границ. Он надеялся непременно встретить своих солдат, ушедших в рейд.

В первом батальоне Разумов встретил майора Чачуа. Тот был хорошо выбрит, черные глаза смеялись.

– Радуйся, старина, – покручивая усы, сказал Чачуа. – Валзамский мост взорван, авиаразведка сообщила.

– Правда?

– Мосты сами в воздух не взлетают!

– Стало быть, живы мои орлы?

Майор предложил капитану папиросу из своего серебряного портсигара.

– Угощайся. Подарок из Грузии.

Разумов папиросу взял, но закуривать не спешил.

– Значит, мои орлы живы! Спасибо вам, сынки, меня, старика, не опозорили. Спасибо!

И уже не скрывая радости, он сказал:

– Майор, вы не представляете, до чего это хорошие ребята! Сын мой тоже с ними.

– Сын? – постарался удивиться майор. – Почему же вы мне об этом раньше не говорили?

Капитан засмеялся и стал объяснять. Но, заметив добрую улыбку майора, осекся. Не оставалось никакого сомнения – Чачуа давно обо всем знает. Стушевавшись, Разумов промолвил:

– Огонек найдется?

Майор протянул зажигалку. Разумов затянулся папиросой.

– Ну, всего хорошего, счастливый папаша! Я вам, черт возьми, завидую. После войны приезжайте ко мне в Кутаиси с сыном в гости.

– Обязательно приедем. До свидания.

Минеры лейтенанта Каурова сидели в темном бору на поваленных деревьях. Лида их были суровые, сосредоточенные. Весть о Саше беспокоила их больше, чем что-либо другое.

– Как это ты, Мубаракшин, в трудную минуту смог товарища бросить?! Разве солдаты так поступают? Сам погибай, а товарища выручай! А ты… – говорил Чиж, размахивая руками.

– Кто друга забывает, тот больше не человек, – сверкнув черными глазами, сказал Измаилджан.

– Всю роту, весь полк опозорил!

Оборванный, с всклокоченными волосами и кровавым подтеком на щеке, Джигангир стоял молча, понуря голову. Вот, подняв глаза, он обвел товарищей медленным взглядом. Ни тени сочувствия на лидах тех, кто раньше был готов отдать за него жизнь.

– Я же не бросал его, – тихо произнес Джигангир.

– Расскажи правду! – приказал Опанас.

Джигангир встрепенулся. Лицо оживилось. Он теперь понял, как жестоко неумолим суд чести. Нет, нельзя погибать нелепой смертью, приняв на себя такое тяжкое обвинение.

– И вы мне не верите, товарищ старшина? – спросил Джигангир. – Да, я потерял ваше доверие. Но я не виноват, Я хотел его спасти и не смог, не сумел…

– Говори, говори, – сказал молчавший до сих пор Кауров.

Джигангир быстро повернулся к нему. В какое-то мгновенье их взгляды встретились. Глаза Каурова говорили: «Я верю тебе».

По мере того, как Джигангир рассказывал, мрачные лица товарищей постепенно светлели. Первым к нему подсел Измаилджан, подвинулся ближе Чиж. Только Опанас сидел по-прежнему хмурый, покручивая усы.

– По-моему, – Кауров обвел всех взглядом, – Джигангир не спасался бегством, он в самом деле пытался выручить друга.

– Верно! – в один голос сказали Измаилджан и Чиж.

Только Опанас не проронил ни слова.

Лейтенант поднялся с места.

– Я верю, он говорил от чистого сердца. Мы его оставим в своих рядах. Старшина Грай!

Старшина поднялся.

– Дайте мне автомат Лунова.

Опанас протянул оружие.

– Встать! – скомандовал Кауров. С автоматом в вытянутых руках он подошел к Джигангиру.

– Вот тебе автомат героя. Бери и будь в бою таким же смелым, как Лунов. Будь настоящим другом.

Прижимая автомат к груди, Джигангир взволнованно проговорил:

– Верьте мне. Я оправдаю ваше доверие. Буду таким же, как Аркаша.

Спустя полчаса, Кауров со своими бойцами пробирался в немецкий тыл для спасения Саши Володарова. Они пересекли железнодорожное полотно и двинулись дальше по обочине шоссе, прячась за кустами.

Шли довольно долго и, перейдя глубокий овраг, заметили в стороне пожилого немца, пасущего лошадей.

– Вот бы схватить. Он у нас живо язык развяжет, – проговорил Опанас.

Лейтенант, Измаилджан и Чиж легли за камнями и стали наблюдать. Грай и Джигангир незаметно подползли к немцу. Тот вел себя спокойно, не оглядывался, видимо, ничего не подозревал. За высоким кустом Опанас выпрямился и, пробежав несколько шагов, одной рукой цепко схватил немца за горло, другой – выбил его автомат.

Поняв, в чьи руки попал, немец закрутился, завизжал. Пришлось засунуть ему в рот кляп.

Фрица подвели к лейтенанту. Немец замахал руками, что-то объясняя. Кляп вынули, и он заговорил:

– Я колбасник. Я… О, не убивайте ради бога. Я… я все расскажу. Только не убивайте. Я не фашист. Я…

Немец бухнулся на колени и стал судорожно извиваться, моля о пощаде:

– О-о-о, не убивайте!

– Далеко ли до Валзамы?

– А? Нет, недалеко, господин офицер.

– Говори точнее.

– А? Точнее? Два километра.

– Врешь!

– А? Не вру, господин офицер, один километр.

– Далеко ли до переднего края?

– А? Далеко? Семьдесят-восемьдесят километров, господин офицер.

– Где ваши разведчики?

– Разведчики? Э… э… Штурмфюрер Густав Ланге. Знаю, знаю.

– Где он находится?

– Что? Где? Показать?

– Нет, не нужно показывать, рассказывай.

«Эх, какой трус! – думал Джигангир, отвернувшись от пленного. – Я тоже был в плену, но не просил пощады у врага, как этот жалкий колбасник».

Следовало бы его прикончить тут же на месте. Шутка ли, таскаться с ним во вражеском тылу! Однако Кауров решил взять немца с собой.

Пленный не соврал. Вскоре минеры заметили впереди землянки и деревянные домики.

– Что это, Валзама?

– Да-да, Валзама. Предместье Валзамы, – прошептал немец еле слышно. От грозного взгляда Каурова он весь сжался.

Минеры залегли и стали наблюдать. Улица была пуста. Недалеко от крайней избы возвышался дом с железной крышей. Если верить немцу, в нем располагаются разведчики. Метрах в двухстах от дома виднелась землянка. У входа стоял часовой. Немец говорит, что именно сюда приводят всех пленных. О Саше немец ничего не знал: он уже третий день пас коней.

Прошло минут десять. Дверь большого дома отво рилась. Кто-то вышел на крыльцо, сел на мотоцикл и помчался по дороге.

Джигангир с первого же взгляда узнал мотоциклиста. Он хотел было сообщить минерам поразительную новость, как вдруг дверь снова отворилась. Двое немцев кого-то вывели под руки и направились к землянке. Будто от электрического тока вздрогнули минеры.

– Саша, – прошептал Джигангир, рванувшись. Опанас еле удержал его.

Гитлеровцы втолкнули Сашу в землянку и, что-то наказав часовому, ушли. Опанас, Кауров и Джигангир залегли в канаве. Старшина кивком головы указал на машину с закрытым кузовом, замаскированную под елями.

Кауров пристальным взглядом посмотрел вокруг и приказал:

– Опанас, Джигангир! Вы нападете на часового с того дальнего угла и бесшумно прикончите его. Чиж проберется к дороге и будет прикрывать нас. Измаил, охраняешь колбасника. Я посмотрю машину, и, если годится…

Выждали еще несколько минут. Все было тихо. Кауров махнул рукой – пора действовать. Чиж навел свой автомат на дверь дома. Опанас и Джигангир подползли к землянке.

Часовой почувствовал опасность лишь в самое последнее мгновенье. Удар финкой – и он свалился, как мешок, к ногам Джигангира. Опанас автоматом сбил замок и вошел в землянку.

– Сашко, – позвал он тихо, – Сашко!

Саша застонал. Грай бросился к нему и на руках вынес из землянки. Тем временем Измаилджан привел сюда немца-колбасника. Руки его были связаны, во рту кляп. Пленника загнали в землянку, на дверь повесили замок.

Саша от дневного света разжал веки и узнал склонившегося над ним Джигангира.

– Джигангир! Друг…

– Скорей, скорей, – торопил Кауров, – машина исправна.

Машина тронулась с места и завернула к шоссе. Кауров, высунувшись, посмотрел назад. Улица была пуста.

Впереди показался шлагбаум. Что делать? Вылезти из машины нельзя, это вызовет у немцев подозрение. Кауров пошел на риск: как только глаз стал различать полоски на шлагбауме, включил сирену, Конечно, если остановят, начнется заваруха.

Часовые, к счастью, хорошо знали эту черную закрытую машину и постарались заранее поднять шлагбаум. Машина пронеслась на полном ходу.

– Ауфвидерзейн! – помахал рукой Чиж, когда немцы остались позади.

Отъехав порядком, минеры остановились на краю глубокого оврага и столкнули машину вниз, а сами скрылись в лесу. Первым делом нужно было соорудить носилки для Саши. Ему становилось все хуже и хуже. Не приходя в себя, он продолжал стонать и бредить. Плечо распухло, рана гноилась. Может быть заражение крови.

Когда Саше обмыли лицо студеной ключевой водой, он, наконец, открыв глаза, прошептал:

– Где я?

– У своих, – ответили все в один голос. Лейтенант подошел к его изголовью:

– Саша, как ты себя чувствуешь?

Но ответа не последовало. Он опять впал в забытье.

– Плохи дела у хлопца, – промолвил Опанас. – Надо торопиться!

Послышался гул самолетов. Минеры разом вскочили, а зоркий Чиж раньше всех крикнул:

– Наши, наши! Звездочки вижу!

Самолеты скрылись, но приятно было слышать гудение их моторов.

– Тронулись, – произнес лейтенант.

Опанас и Измаилджан поддерживали носилки спереди, Джигангир и Чиж – сзади. Лейтенант был впереди, он выбирал дорогу.

Больше суток шли минеры, никто их не преследовал. Видимо, немцам было не до них. Как-то раз на привале Чиж изловчился и поймал куропатку. Лейтенант разрешил разжечь костер, чтобы зажарить ее. Обед показался удивительно вкусным. Сверившись по карте, лейтенант обрадовал всех приятной новостью:

– До Орлиной скалы рукой подать!

…На скалу взобрались с трудом и, осторожно опустив носилки на землю, сели отдохнуть.

На большом камне, понуря голову, сидит Джигангир и смотрит на свои сапоги: они начали уже разваливаться.