Текст книги "ШОА. Ядовитая триада"

Автор книги: Аб Мише

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Страх бездомности и нищеты затмил прежнюю преданность религии. За отказ от крещения испанские власти не карали евреев ничем. «Анусим» («изнасилованные») – так ли уж словцо правомерно?..

Португалия – вот где определение «анусим» в самый раз на месте. Деловитый португальский король Хуан II за деньги впустил к себе 10000 испанских изгнанников на восемь месяцев, после чего стал продавать их в рабство. Сменивший его в 1495 г. Мануэль I, лавируя между соблазнами экономики и политики, сперва обласкал евреев в надежде на доходы от их деятельности, а затем ради дружбы с юдофобской Испанией насильственно их крестил. " Людей за волосы волокли к крестильным купелям", – свидетельствовал португальский епископ [11, 145]. Евреи дали взятку папе римскому Александру Борджиа, его вмешательство вместе с усилиями некоторых влиятельных португальцев привели к более мягкому, чем в Испании, режиму жизни «новых христиан»: они могли соблюдать иудейские традиции, им позволялась доходная коммерция, от которой выгадывали власти благодаря поборам с марранов. Льготы и обогащение марранов, конечно, усугубляли народную нелюбовь к ним вплоть до погромов: в Лиссабоне в 1505 г. убито при погроме больше тысячи крещёных евреев.

С другой стороны, португальские марраны научились служить двум религиям, и это дало им " беспрецедентную живучесть" [Л. Поляков, 11, 147]. Она вполне проявилась после того, как нарастание юдофобии в Португалии привело к усилению давления на марранов, введению инквизиции испанского образца (1536 г.) и выезду их в другие страны (до 1507 г. нелегально, потом по разрешению короля). Возможно, их дальнейшие успехи на новых местах в немалой степени обусловливались португальской школой приспособляемости (и спасительного двуличия?).

Португалия короля Мануэля I – мировая торговая держава, океанские волны качают её корабли, и среди процветающих негоциантов доля марранов куда больше пяти процентов – относительной численности их в стране. Купеческая гильдия португальских марранов завела свои заграничные отделения – международное сообщество, укреплявшееся по мере внедрения марранов в европейские страны. Сюда их влекла возможность вернуться в иудаизм, а ещё более – коммерческая конъюнктура: города их новой жизни – в XVI в. Антверпен, Венеция, Салоники, Бордо, Анкона; в XVII в. Амстердам (его называли «новым Иерусалимом»), Лондон, Гамбург – все они были важнейшими центрами торговли, взаимопомощи поселившихся здесь марранов никакие границы не могли помешать, тем и определялся во многом деловой успех.

Исповедование двух религий позволяло марранам быть «своими» и у евреев, и среди христиан. Житейское удобство, оно часто подмораживало их преданность иудаизму. Например, в Нидерландах они вернулись в еврейство только из боязни, что правящие страной протестанты изгонят их как католиков. И массовый возврат марранов к иудаизму внешне выглядел торжеством религиозного возрождения, но чаще его диктовал вполне земной интерес «держаться своих», сообщества преуспевающих.

Клановая спайка испанских евреев – детей одной культуры и одной судьбы – окрепла, когда они стали португальскими марранами, и особенно после их возвращения в иудаизм: в XVI-XVII вв. проникшие в те же места немецкие евреи не принимались «португальцами» настолько, что они изгоняли из своей общины того, кто смел жениться на еврейке из Германии. В амстердамской и лондонской синагогах немецкие евреи отделялись барьером; в Венеции португальские евреи выселили из своего района евреев непортугальского происхождения.

(Тому предшествовал другой выразительный пример забвения заповеди «не притесняй пришельца»: римские евреи в конце XV в., опасаясь ущерба своему благополучию от прибытия нищих и голодных изгнанников из Испании, предложили папе Александру VI взятку в 1000 дукатов, чтобы тот не впускал в Рим их испанских собратьев.)

Двести лет продолжалось проникновение в Европу марранов и евреев с Пиренейского полуострова, и все они вели себя гордо и замкнуто, подобно португальским марранам. Эта обособленность замечательно соседствовала со старанием европейских евреев ослабить отчуждённость от христианского окружения. Разделение среди «своих» выглядело вроде внутрисемейной разборки, поссорились – помирились, чего не бывает; с чужими нелады куда страшнее, тут и злоба густа, и дерутся до крови.

В Европе XVI век, а за ним и XVII-й – время кризиса. Развратившаяся католическая церковь, изживающий себя феодализм... Против них поднялось протестантское движение в христианстве – Реформация. С упоением дрались в религиозных войнах христиане. Только в Варфоломеевскую ночь 24 августа 1572 г. католики в Париже за 12 часов убили тысячи протестантов, затем развернулись по всей Франции – за два месяца десятки тысяч трупов. На той крови вызревала новая протестантская Европа, буржуазная, капиталистическая.

О евреях, конечно, не забывали: драма на европейской сцене да без еврейских ролей? Вождь Реформации Мартин Лютер с любезным народному сердцу изяществом стиля втолковывал: " Дьявол помочился и опорожнил желудок – эти вещи и есть подлинная святыня для евреев... – целовать, пожирать, лакать и поклоняться; в свою очередь, и Дьявол жрёт и лакает то, что эти его добрые ученики выплёвывают и извергают сверху и снизу" [25, 222].

( Первый погром нацистов, «Хрустальную ночь» в ноябре 1938 г., немцы объявили празднованием годовщины рождения Лютера.)

Народ внимал и подхватывал, власти охотно откликались: евреев пришибали неравноправием, громили, изгоняли, закупоривали в гетто...

Гетто было евреям не в новинку, они с древних времён сами стремились жить защищёнными стеной или своей кучностью. А с XI в. власти и церковь старались оградить христиан от "каинова племени", "иудейской заразы". В XV в. собор в Базеле потребовал, чтобы евреи жили в гетто "во избежание излишних контактов". С XVI в. гетто замыкается буквально, стенами; его ворота охраняют христиане, оплачиваемые евреями. Внутри стен – ужатая, задыхающаяся жизнь. Римское гетто – десять тысяч евреев на одном квадратном километре, по весне заливаемом рекой. Франкфуртское гетто – четыре тысячи евреев в 190 домах одной улицы. В тесноте и в обиде.

Еврейский историк Сесил Рот: " Началось вырождение... Два столетия такого существования принесли свои плоды. Еврей стал меньше ростом, приобрёл сутулость, сделался боязливым и неврастеничным. Унизительные профессии, разрешённые ему законом, такие, как ростовщичество и торговля тряпьём, сделались его второю натурой. Солидарность со своими собратьями-евреями стала фантастически преувеличенной и сопровождалась постоянной обидой на нееврея, ответственного за их унизительный жребий" [12, 153].

В гетто стала чахнуть еврейская учёность; отгородясь от европейских веяний, она опиралась на Талмуд – собрание норм еврейской жизни, рождённых в III-VII вв., и в XVII-XVIII вв. могла без труда отвернуться от своих мыслителей мирового масштаба Баруха Спинозы или Моисея Мендельсона.

Талмуд заменил евреям когда-то потерянную родину, он стал в гетто путеводным в их тягостном существовании. Э. Фланнери: " Талмуд усилил еврейский сепаратизм" [12, 112].

Но жизнь заставляла выныривать из-за стен гетто, торговать, рукодельничать, рыскать за мелкой прибылью, ловчить с деньгами и товарами.

Хочешь-не хочешь приходилось сожительствовать с христианами. А правила еврейского законодательства – Ѓалахи– требовали от избранного народа держаться вдали от идолопоклонников и их скверны. Не есть, к примеру, пищу, изготовленную нееврейскими «нечистыми» («некашерными») руками, не иметь христианской прислуги, не способствовать идолопоклонству, продавая нееврею скот (он может как жертва использоваться при поклонении идолам) или другие товары, пригодные для греховного гойского (нееврейского) обряда, например, вино, не принимать от христиан клятв, ибо клясться они могут лишь своими идолами... С раскупориванием еврейского гетто в средневековой Европе и особенно с размыванием границ еврейской общины в XIV-XV вв. стало жизненно важным отказаться от подобных запретов или умягчить их. В старину еврейское сообщество было достаточно велико, чтобы найти внутри себя покупателя своему скоту, а что делать, когда община стала мала и бедна? Не продашь соседу-христианину – помрёшь с голоду. Уже с Х в. раввины-толкователи Ѓалахи исхитрялись обойти запреты, выискивая в каждом отдельном случае свои резоны. Суровый рабби Гершом бен Йеѓуда Меор ѓа-Гола, крупнейший германский талмудист, узаконивший отлучение от общины в качестве наказания за нарушение Ѓалахи, на рубеже X-XI столетий отменил запрет на торговлю с христианами в дни их праздников, ибо, по его словам, праздников у христиан много и если евреи не будут вести торг в эти дни, то вообще ничего не заработают [49, 56].

Древний запрет евреям давать деньги в рост своим единоверцам к XVI в. стал нетерпимой препоной: без процентов нет резона ссужать деньги, а без ссуд как вести дела? И придумывают евреи "разрешение на сделку", в котором никаких процентов от ссуды заимодавцу, да и нет ни ссуды, ни кредитора, просто один еврей со своими деньгами входит в долю к другому еврею и от его деятельности уже как соучастник получает оговорённую часть прибыли: он вовсе не заимодавец, упаси Боже, а компаньон.

Позже хасидский рабби Нахман из Косова (XVIII в.) на упрёк, что он читал молитву в синагоге не так, как это делали " наши отцы и праотцы, великие в своё время", ответил: " А кто докажет, что они в раю?" [50, 377]. Этой замечательной логикой задолго до косовского рабби Нахмана еврейские мудрецы руководствовались неоднократно, пока не догадались решить проблемы одним махом: Тора, мол, говоря об идолопоклонниках, имеет в виду живущих на древней земле Израиля, а за её пределами, в галуте, нет идолопоклонников, есть просто иноверцы. Христиане тем более не идолопоклонники, они, как и евреи, «сыны Ноя» и, по словам крупнейшего авторитета XIII-XIV вв. рабби Менахема ѓа-Меири, признают Всевышнего, единого и всемогущего, " хотя в отдельных вопросах... у них и существует определённая путаница", а " все, кто принадлежит к нациям, служащим Всевышнему... в этом смысле совершенно равны сынам Израиля" [49; 56, 179, 183].

( Веротерпимость ѓа-Меири, порождённая насущными потребностями, вела к медленному, но неуклонному пересмотру еврейского отношения к другим религиям, к ослаблению противостояния культур – к еврейскому вольномыслию, которое позднее, через века, вызовет к жизни Ѓаскалу– еврейское Просвещение, устремлённое, в конечном счёте, в сторону ассимиляции.)

Еврей, втиснутый в гетто, вызвал у коренного народа новый оттенок отвращения: евреев – не без оснований, но очень преувеличивая, – обвиняли в мошенничестве, скупости, обмане. Могло ли это подсластить еврейскую жизнь? Погромов тогда было относительно немного, но притеснений в быту хватало: от ограничения числа браков, чтобы не слишком размножались, или закрытия для евреев определённых территорий, или взимания денег за проезд, до мелочных запретов гулять вдвоём или покупать на рынке прежде христианина.

Усиленные контакты с местным населением не шли евреям на пользу. Подробности – в Польше и, в частности, в Украине, где в XVII в. коренной житель воспринимал еврея не носителем мистического Зла, потусторонней дьявольщины, как это было в средневековой Западной Европе, а реальным человеком, кое-кому полезным, большинству – вредным. В народном сознании еврей-антихрист замещался осязаемым евреем-нехристем; для украинцев ещё точнее и ненавистней: евреем-притеснителем. Антисемитизм становился бытовым, от чего не снижалась его свирепость.

Слово про обычаи

Западноевропейская юдофобия давно гнала евреев на восток, в менее развитые государства, где в них нуждались. Польские короли с XIII в., а особенно Казимир Великий в XIV в., звали к себе евреев, соблазняя их правом землевладения и другими льготами, вплоть до того, что убийство еврея каралось, как убийство знатного поляка. Польша потянула на себя еврейское одеяло. С конца XV в. и до 1648 г. еврейское население Польши выросло в 10 раз и достигло 300 тысяч человек – вероятно, четверть евреев Европы.

В 1565 г. папский легат в Польше писал о здешних евреях: " Они не живут в унижении... Они владеют землёй, занимаются коммерцией, изучают медицину и астрономию. Они владеют большими богатствами... Они не носят никаких отличительных знаков, и им даже разрешается иметь при себе оружие" [11, 337]. А польские священники жаловались: " В королевских городах синагоги каменные и обширные, красивее костёлов".

Евреи в Польше – почти как масло в воде: замкнутое на себя сообщество. Свои богачи: банкиры, откупщики, землевладельцы, международные коммерсанты, управляющие польскими имениями. Свои бедняки: мелкие торговцы, ремесленники, крестьяне. Свои учёные и раввины – охранители иудаистских традиций. Автономия культуры идиш, общины ( каѓалы) с объединяющим их выборным самоуправлением.

Масса европейского еврейства, сместившаяся в Польшу, отыграла свою «моторную» роль в становлении польской экономики, пока по мере «возмужания» поляков в ремёслах, торговле и финансах они не стали вытеснять евреев-конкурентов. И – напряжённо становилось в Польше, включая подвластную ей Украину, где жило множество евреев. Антиеврейская пропаганда церкви, интересы соперничающих ремесленников и купцов со временем то здесь, то там приводили к притеснению евреев, к погромным вспышкам в конце XVI в. (Львов, Брацлав), к запрету на постоянное жительство (Каменец-Подольск, 1598 г.; Киев, 1619 г.). Но в этих украинских местностях, в общем, жизнь евреев до XVII в. можно считать относительно спокойной.

Евреи в Украине появились в IX в. Они бежали от преследований из Византии в царство хазар, часть которых под их влиянием приняла иудаизм. Хазарские завоевания привели евреев на южнославянские, крымские и кавказские земли. Украинские названия Козаки, Козары, Казарки, Кацары – всё от «хазары». Есть предположение, что и слово «жид» от хазарского джихид– искажённого персидского джухуд, повторяющего ивритское йеѓуди[46, т.7, кол.286].

В IX-IX вв. развивается торговый центр – Киев. Еврейские купцы тут как тут. Украинский летописец сообщает, что в 986 г. евреи уговаривали князя Владимира обратить Русь в иудаизм. (То-то потеха могла бы приключиться!)

Сейчас украинские власти, заигрывая с европейским либерализмом, стараются приголубить евреев. И у евреев Украины забота: сделать сегодняшнюю державную ласку постоянной. Подыгрывая и выгадывая, кое-кто уже срабатывает и учёный труд: евреи с украинцами испокон веков жили дружно, а гонения да погромы – ну, шесть лет Хмельничины, да сколько-то гайдамачины, да гражданская война – кругом-бегом какой-нибудь десяток годков, в истории миг мотыльковый, бугорок чуть видный на широком шляху...

Вроде бы правда, да вот случился в давние благостные времена казус – еврейский погром в Киеве в 1113 г. Согласно одним исследователям, это европейские крестовые походы отозвались, другие считают, что погром вызван экономическими причинами, а вовсе не присутствием евреев.

Что на самом деле? Умер князь Святополк, наследник его Владимир Мономах в городе отсутствовал, толпа (что верно, бедствовавшая) пошла против княжьей вдовы и правителя Путяты. " Кияне же разграбиша двор Путятин... идоша на Жиды и разграбиша" («Повесть временных лет»). Вернулся в Киев Владимир Мономах с дружиной, прибил своих, унял бунт и с ним погром. Хэппи-энд или по-народному: всё путём. Только почему, возмутясь против своих властей, христианскому люду надо бить евреев? И почему, тому люду угождая, тут же в Киевской Руси " уставили закон таков:"Ныне из всей Русской земли всех жидов со всем их имением выслать и впредь не впускать; а если тайно войдут, вольно их грабить и убивать", – писал историк Василий Татищев [100, 147]. Шагает, понимаете ли, народ по своим историческим делам, а евреи под ногами путаются, под горячую руку подворачиваются...

В древней Киевской Руси евреи – свободные люди без правовых ограничений, полезные, деятельные в разных областях. Так продолжалось столетиями. И на Украине под польской властью евреи успешно занимаются торговлей, доходными промыслами, имеют свои ремесленные цехи, развивают еврейское образование, даже несут воинскую службу. В 1551 г. евреи Браслава участвовали в обороне города от татар. В 1606-1613 гг. 11 евреев в рядах запорожских казаков воевали вместе с поляками против Московской Руси.

Всему, однако, свой срок: в XVII в. сосуществование евреев с украинцами и поляками стало жизнью на пороховой бочке. И дело было не только в обычном процессе подавления евреев оперившимися соперниками из коренного населения.

Польские магнаты поручали свои огромные украинские владения евреям-арендаторам. В договоре 1594 г. князь Пронский за 12 тысяч злотых передаёт в аренду на три года евреям А. Борецкому и Авраѓаму бен Шмуэлю " родовое поместье..., то есть крепость и город Лукач с окрестностями, сёлами, фольварками, землями, постройками, людьми..." Арендаторы согласно договору получают все доходы от имения, могут судить своих подданных и наказывать их " смертною казнью без права обжалования перед нами" [51, 118-9].

Крупный арендатор мог сдавать более мелким часть аренды: поле, село, корчму – сеть евреев-арендаторов множилась, опутывала украинских селян. Израильский историк Шмуэль Эттингер отмечал плюсы и минусы ситуации: " Аренда способствовала значительному увеличению сельскохозяйственного производства на востоке Польши... Благодаря... деятельности евреев более передовые методы государственной и общественной организации проникали во многие районы... Концентрация экономического влияния и административных возможностей в руках евреев усиливала могущество последних, к озлоблению коренных горожан и мелкой шляхты" [51, 126-7]. Картина, как говорится, до боли знакомая: кошке – игрушки, мышке – слёзки. Арендаторы собирали подати, скупали задёшево плоды крестьянского труда, бывало, что и слуг приобретали, иногда обращали их в иудаизм (для религиозного, например, комфорта, чтобы не потреблять еду из некашерных рук) – всё это пища для исконной юдофобии. Ей, юдофобии, конечно, не было дела до положительной стороны еврейского арендаторства. Ш. Дубнов писал о ситуации в Польше XVIII в., которую вполне можно отнести и на сто-полтораста лет назад: " Незавидно было положение арендатора между расточительным паном-самодуром и забитым холопом... В дневнике волынского помещика от 1774 года сохранились такие, например, записи: «Арендатор Гершко не уплатил мне ещё с прошлого срока 91 талер. Я принужден был прибегнуть ко взысканию. По статье контракта, в случае неуплаты, имею право его с женой и детьми держать в тюрьме сколько мне угодно... Я приказал его заковать и запереть в хлеву со свиньями... младшего сына Лейзя взял на мызу и приказал учить его катехезису и молитвам (католическим)»... Мальчика насильно заставляли делать крестное знамение и есть свинину..." [35, гл. 1].

Евреи в массе своей нищенствовали; до двух процентов их буквально побирались. Но украинский глаз высматривал среди жидов не попрошаек, а кровопийц.

Ш. Дубнов: " Одним из главных промыслов евреев в то время было «шинкарство», то есть содержание питейных домов в городах и деревнях... У пана-помещика еврей брал в аренду и панское «право пропинации», то есть винокурения и продажи питей в деревенских шинках и корчмах. Эти занятия часто приводили еврея в столкновение с крестьянином, с тем закрепощённым холопом, который шёл в кабак не от достатка, а от крайней нужды и горя... Последняя стадия крестьянского обнищания кончалась у дверей кабака, – и поэтому естественно являлась мысль, что еврей-шинкарь разоряет крестьянина. Это обвинение против евреев выдвигалось теми панами-крепостниками, которые являлись действительной причиной бедности своих крестьянских рабов и извлекали наибольшие выгоды из своего права пропинации..." [35, гл. 1].

Позднее, как положено, на реальные подробности наложились мифы, например, об аренде православных храмов жидами-нехристями, сдиравшими с христиан плату за возможность помолиться. (Украинцы, писатель Иван Франко и историк Михаил Грушевский показали, что это выдумка польских авторов XVIII в., но её до сих пор пестуют и украинцы, и украинофобы, ухмыляющиеся: «Ключ от церкви можно было доверить только еврею, хохол бы его пропил».)

Молва народная много чего на жида вешала. На плодородном украинском чернозёме («воткни, – говорили, – палку – вымахнет дерево») буйно шла в рост ненависть к евреям, и все обиды на них, хоть справедливые, хоть вздорные, накопившись, всплыли привычным образом. В 1621 г. на верховном сборе ( Раде) украинских казаков их руководитель гетман Бородавка сообщает, что некий еврей надругался над христианской иконой. Возмущённая Рада решает " грабить евреев по всей Украине", что, по словам польского наблюдателя Обороницкого, " казаки делают добросовестно". Начинаются погромы. А спустя двадцать семь лет вздымается освободительное восстание Хмельницкого: биться с Польшей – и бить евреев.

Иллюстрации из книги Николая Костомарова, украинского историка: " Казаки овладели Заславлем... перебили католиков, а над жидами потешались несколько времени: они их запихали в топлёные печи и медленно мучили жаром... <...>

Взяли Канев: со всех иудеев посдирали с живых кожи. «Таков был их козацкий обычай», – говорит летописец" [52, 321].

Написали художники впечатляющую Украину: пейзане – девчата в монистах, «рýса кóса до пояса», каблучок под тугой ножкой; хлопцы в шароварах шириной в море, весёлые силачи, грудь крутая, буйный чуб... И кобзарь – добродушный дед, на лысом черепе седая прядь-"оселедець", Тарас Бульба на пенсии, сидит, на бандуре своей или кобзе песни толпе играет.

Николай Гоголь, «Вечера на хуторе близ Диканьки»: " Собрался народ..., слушал, как слепец играл на бандуре. ...Сперва повёл он про прежнюю гетманщину за Сагайдачного и Хмельницкого. Тогда казачество было в славе: топтало конями неприятелей... Пел и весёлые песни старец и повоживал своими очами на народ, как будто зрящий; а пальцы, с приделанными к ним костями, летали как муха по струнам, и, казалось, струны сами играли; а кругом народ, старые люди, понурив головы, а молодые, подняв очи на старца, не смели и шептать между собою.

– Постойте, – сказал старец, – я вам запою про одно давнее дело.

Народ сдвинулся ещё теснее, и слепец запел..."

Оперная сцена. Что же пели кобзари лихим «парубкам» и красулям-дивчатам в год Хмельничины 1649-й? " Теперь не будет у нас ни ляха, ни жида, ни пана, и не будет на свете земли лучше нашей Украины". Исполнилось! Уничтожено больше ста тысяч человек, семьсот еврейских общин. Украинский историк Михаил Владимирский-Буданов подвёл итоги шести лет антипольского восстания: " Ни одного поляка, ни одного еврея нет в целой огромной стране" [53, 113]. (Гитлер, поклонись Хмельницкому: Украина – пионер геноцида евреев. Правда, в Хмельничине крещение могло, хоть и не всегда, уберечь еврея от казацкой сабли. Гитлер подобной потачки не давал.)

В Польше, в Испании, да и почти повсюду, дорога евреев, как они её ни обустраивали, как бы она ни виляла, – так непреложно вела в погромный тупик, что склонный очароваться ум легко углядит здесь Высшую волю. Апологеты еврейской «богоизбранности» почти с удовлетворением отмечают здесь её обратную сторону. Христианские историки считают юдофобию Божественной отметиной судьбы народа, отвергшего истину Иисуса.

С глубокомысленными теми соображениями недурно перекликаются указанные Костомаровым казацкие обычаи, неувядаемые. В XVIII в. евреев Украины резали восставшие гайдамаки(украинское слово от турецкого haydamak– «угонщик скота», «грабитель»), назвавшие себя наследниками Хмельницкого, и верно: десятки тысяч еврейских трупов положили они, только в Умани в 1768 г. около 20 тысяч. (Сегодня в Умани стоят памятники вождям гайдамацких погромщиков Железняку и Гонте.)

Гайдамаки восстали против польской политики принудительного "окатоличивания" украинцев, но тут же объединили в качестве врагов православной веры "ляхов с клятыми жидами (поляков с проклятыми евреями)". Гайдамацкие погромы – последние большие всплески христолюбия. Иная настала пора, прогресс...