Текст книги "ШОА. Ядовитая триада"

Автор книги: Аб Мише

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Есть ещё одна продуктивная версия: в Пурим – праздник избавления евреев от поголовного уничтожения они издеваются над изображением своего легендарного гонителя Амана. Нашлись толкователи: мол, поругание Амана и его символическое убийство – обряд благодарения богов – древнее языческое жертвоприношение, спасительное, кровавое. (Упомянутый выше погром антиохийских евреев христианами в V в. произошёл именно в Пурим – может быть, неслучайно?)

Дальше тянется логическая цепочка (желающие тянуть всегда находятся, от стародавних до сегодняшних дней). Пурим по времени близок к еврейскому празднику Песах, когда евреи пекут свою мацу. Её поедание – жертвоприношение, только Амана ушлые евреи заменяют христианским ребёнком: детская кровь чистая, она злодеям сладостней. Тогда же и христиане отмечают Пасху – воскресение Христа после его казни по воле тех же евреев. Всё увязывается: Песах, Пасха, жертва, кровь. «Евреи – слуги дьявола» – плодотворное слово евангелиста Иоанна. (Историк Сало Барон весьма скептически относится к легенде о связи Пурима с Песахом [30].)

Главная святыня христиан – иерусалимский храм Гроба Господня на месте распятия Иисуса Христа – горе Голгофе. Голгофа(греч.) – от голгалта(ивр.) – «лобное место», привязано к арамейскому гулгалта– «череп». Католики и православные утверждают, что эта их Голгофа (есть неподалеку другая, протестантская) находится над «гробницей Адама», которую они позаимствовали у еврейской традиции, утверждающей, что первочеловек Адам был похоронен на том же месте. И череп Адама находится как раз под Голгофой, и в горе есть расселина («вот, видите?» – показывает гид паломникам), и по ней при распятии Иисуса стекала его кровь на этот череп и тем искупились грехи человечества – потомков Адама. Кровь – спасение. Оттого евреи так охотятся за нею: на погибель неевреям.

В годы средневековья учёные мужи и простонародье находили разные причины потребления евреями христианской крови. В XVII в. православный теолог архимандрит Иоанникий Голятовский в своей книге, напечатанной на польском и на русском языках, выделил основные объяснения, зачем евреям та кровь: 1) для «жидовских чар», т.е. колдовства; 2) для подмешивания в еду и питьё христианам, дабы расположить их к евреям; 3) для натирания тела, чтобы заглушить еврейское природное зловоние, и, наконец, 4) для помазания умирающего еврея с целью очищения его от грехов. Находились и другие резоны для евреев употреблять христианскую кровь– она еврею жизнь продлевает, еврейке при родах помогает. Особая сила была в крови младенцев благодаря её безгрешности.

Что ни скажи – всё впрок. Чем нелепей – тем приманчивей. Наваждение расплескивается широко и вольно, и с ходом веков становится ещё одним религиозным мороком.

Английская народная баллада «Сэр Хью или Дочь еврея» и «Рассказ настоятельницы» из «Кентерберийских рассказов» классика XIV в. Джеффри Чосера описывают события в Линкольне (Англия), когда 19 евреев были повешены за распятие христианского мальчика Хью (1255 г.).

В современной Бельгии отмечается годовщина обвинения евреев в осквернении гостии в 1370 году; тогда убили (частью сожгли) 500 евреев и соорудили памятные часовни. В Брюссельском соборе Сен-Гюдюль о событии напоминают витражи, картины и гобелены часовни Сен-Сакрамент-де-Миракль.Миракль («чудо») – так обозначено спасение гостии из еврейских рук. Это сегодняшний Брюссель – столица либеральной Объединённой Европы.

Австрийский городок Юденштайн («Еврейский камень») назван в связи с преданием о казни в 1462 г. здешними евреями христианского отрока; в местной церкви двести лет, до недавнего времени родители показывали детям скульптурную группу: три еврея заносят свирепые ножи над просящим пощады ровесником детей, распростёртым на камне.

В польском городе Сандомеже (Сандомире) тянется в небо с XIV века замечательный собор Рождения Богородицы Девы. Готические своды, барочный интерьер: стройные серебряные аккорды органных труб, музыка витражей, сияние люстр, резное дерево, по стенам в гигантских картинах что-то и от задумчивости Кранаха и от прозрений Гойи – живопись мощная, дух и душу вздымающая. Таково и творение Лукаша Орловского «Рождение Богородицы» (XVIII в.), оно на задней стене вместо канонического Страшного суда. Всё по делу. Но работа Лукаша заслоняет другую картину, на которой прихожане до 2008 г. столетиями разглядывали подробности убийства христианского младенца евреями: ведьмообразная женщина и ангельски нежное дитя, в другой сцене, центральной, оно уже на столе, там режут его, бедного, палачи-бородачи с полузвериными еврейскими лицами; рядом собака грызёт оторванную бело-невинную ножку страдальца, морда пса, и та очерчена еврейски; в мрачном колорите только христианский лик мученика просвечивает – всё талантливо, живо, доходчиво, хочешь-не хочешь, а выходя из храма, всмотрится прихожанин. И вспомнит: картина-то верная, «историческая».

В 1698 году здесь, в Сандомеже случился с одной незамужней христианкой грех: родила. Младенец умер. Мать подбросила трупик во двор еврейского старшины Берека. Привычно возникло дело о ритуальном убийстве евреями христианского ребёнка. На суде мать под присягой показала, что ребёнок умер естественной смертью. Берека оправдали. Это не устроило ни поляков, соперничавших с евреями в деловой сфере, ни церковь – дело пошло на пересмотр.

Под пыткой мать объявила, что она раньше солгала, будучи околдована евреями; на самом-то деле они купили у неё ребёнка и убили. На суде в Люблине посланцы сандомежского духовенства требовали мести евреям. Кончилось традиционно: Берека казнили, евреев погромили, а потом изгнали. О том и картина в соборе: здесь и продажа ребёнка несчастной матерью, и еврейское убийство, леденящее душу. Веками рассматривали посетители храма ту живопись, пропитывались еврейским злодейством. Говорят, в годы Второй мировой войны настоятель укрыл в соборе нескольких евреев, их выдал немцам доносчик, наверно, внимательный зритель той картины.

Неувядаем кровавый навет! Через 1800 лет после Апиона Эдуард Дрюмон во Франции писал: " Факт убийства христианских детей евреями столь же очевиден и несомненен, как солнечный свет... То, что евреи в средние века постоянно совершали ритуальные убийства, неоспоримо доказано" [цит. по 3, 186]. Уж так неоспоримо, что когда в России в 1879 г. суд снял с оболганных грузинских евреев обвинение в убийстве шестилетней христианки Сарры Мадебадзе, мировой гений Фёдор Достоевский в частном письме откровенничал: " Как отвратительно, что кутаисских жидов оправдали. Тут несомненно они виноваты" [цит. по 33, 66]. У него, великого душеведа и человеколюбца в «Братьях Карамазовых» самый светлый герой, добрейший христианин Алёша Карамазов на вопрос экзальтированной 14-летней девочки: «Алёша, правда ли, что жиды на Пасху детей крадут и режут?» отвечает многозначительно: «Не знаю». Для читателя звучит: «Вполне возможно».

Ещё век минул, пришла пора нацистского «Окончательного решения еврейского вопроса» и ответственный за это гитлеровец Гиммлер поручил сотрудникам вылавливать любые сообщения о пропаже нееврейских детей и распространять их в оккупированной Европе как достоверные сведения о «еврейских ритуальных убийствах» – чтобы население охотнее поддерживало истребление евреев.

1946 год. Война окончилась, а убийцы евреев не насытились: жителям польского города Кельце показалось, что местные евреи похитили христианского мальчика, и вот результат – сорок два еврея растерзаны.

Идут годы, уплывают десятилетия... В городке Освенцим добродушный, по-польски радушный старичок приезжим иностранцам объясняет, что немцы убивали «жидов», потому что те убивают христианских младенцев для своих пасхальных хлебцев – мацы. И посетивший Израиль министр захолустной, правда, страны, но двумя университетами остепенённый, любопытствует в частной беседе: «Вправду евреи подмешивают в свою мацу христианскую кровь?»

А Россия с её заскорузлыми «преданиями старины глубокой»? Дикое убийство большевиками царской семьи профессиональные патриоты называют ритуальным еврейским, и особо громкие деятели говорят о «ритуальном убийстве России», и в Москве жалостливая русская няня еврейского мальчугана, любя его, отнимает у ребёнка мацу: «Не ешь, там кровь».

Страшно.

Вот так же века назад прибредшему сюда на Бесов Нос бродяге, а скорее, монаху – лик беса отблеснул жутью и почудилось пришельцу повеление свыше: побороть диавола крестом. Христианской любовью осилить злобу языческую. И многолетним неусыпным трудом подвижника высекся на скале рядом с бесом огромный, подстать ему, крест с двумя перекладинами и буквами «Х.С.» вверху. Х.С. – Христос Спаситель. Чур меня, чур...

Теперь как бы под сенью того креста, но выше и его, и собственно беса нынешний хозяин мыса, маячник, радушный, хлебосольный, принимал у костерка заезжих туристов. Маячниковой ухе и соленьям туристы ответствовали фляжкой спирта и тушёнкой.

Обстановка сложилась на зависть. Комары, правда, доставали, но у туристов нашлась мазь, а маячник был привыкши, да и борода его защищала. И костёр помогал, а спирт ещё более.

Узкий язык скалы покойно уходил из-под воды вверх, к редкому мелкому сосняку, за которым высилась зелёная мощь леса, простёганная пробелами берёз. Над лесом плыли облака, северные, дымные, чреватые дождём, но не сплошные, так что солнцу можно было местами поджигать предвечернее озеро – по воде шмыгали последние блики.

По обе стороны мыса волны расшлёпывались в пенистое кружево. В сотне метров от берега покачивался катер рыбинспектора Васьки, который привёз туристов. Их принял подчаливший к борту катера на лодке смотритель маяка. Васька, дорогой ещё заглотнувший спиртовый гонорар и оттого мучительно рыскавший кораблём по озеру, дошёл, однако, до цели, где многолетний опыт заставил его, боясь камней, стать на якорь поодаль от берега; теперь он здесь спал, упав на штурвал.

Тихий, в общем, ласковый стоял кругом русский север.

– Самое время беса глядеть, – сказал маячник.

И верно: на скале возле беса в косых лучах заката выявились и другие высечки неолитных времён: выдра, подобно бесу распластанная по камню, с длинным хвостом, вытянутым в струну и словно замершим на высокой ноте; разбросанные по камням разных размеров олени; грациозная рыба с острой мордой и телом, утоньшающимся к хвосту до нити; полёт изящных уток... Мелодии шей и хвостов сливались певуче, утешно.

Душа отходила от суеты. Лес неколебимый, словно памятник застывший, вода плоская, сиреневая, небу сумеречному в лад. И выпивка душевная, и тушёнка на костре пахуче растревоженная.

– Хорошо у нас, – размякал маячник. – Живи – не хочу.

– Хорошо, – охотно соглашались туристы, их тоже грел спирт и пейзаж располагал. – Тихо здесь, мирно.

– Ну не скажи, – хмыкнул маячник. – Быват шторм не хуже морского. Как-то приплыли ко мне два катамарана, побыли, на беса глянули и пошли, а ночью ветра, и после те катамараны с вертолётом искали, не нашли. Ну ладно, чего тосковать. Давайте ещё на грудь грамм по сто примем за знакомство...

Чокнулись кружками, глотнули, пустили по кругу банку с тушёнкой.

– Эк, жалость: хлеба мало, – сказал маячник.– Не ждал я гостей, а что было – почти всё сам ещё позавчера ужрал, вчера должны были мне завезть свежий, да вот – нету.

– Сейчас ко мне часто наведываются, беса глядеть, – говорил маячник. – Учёные были, старик – плешь босиком, очки, всё чин-чинарём, мозговитый, ну и помоложе два с рюкзаками здоровенными. Ну, старик всякое травил, мол, бесу нашему десять тыщ лет, здесь людей ему в жертву приносили, кровь текла. Это ж сколь кровищи за такие года! А крест, говорил, высекли лет с полтыщи назад, от сглаза бесовского. Может, и правда. Я вобще-то не верю. Я и в бога никакого не верю. Где там бог, когда народ один на другого напирает – сил нет как злобятся. Почём зря. От прям здесь, у нас прошлого рыбинспектора сожгли вместе с катером его. Правда, ей-богу. С им ишо моторист был. Ну, упились они. Может, от курева запластало... Они в моторном отделении, внизу заснули. Огонь оттедова и пошёл. Катер-от на якоре стоял, от берега метров десять. Ну, мужики увидали – катер горит, на лодках скόчили до его... А его уж весь пламем взяло. Тут ишо с берега орут тем возле катера: «Вертай взад, взорвётся!» А с катера дыму, дыму!.. Ну, моториста всё ж вынули. Обгорел, но живой... А инспектора вынать не стали, сильно утеснительный был для народа, шибко браконьеров гонял. Теперь-от инспектор подобрей, Васька-то. Сильно пьёт, но ничего, служит. Ко мне людей возит вроде вас. И то добро, мне от скуки. Ну, а окроме приезжих, тута кто быват? Своих-от вобще не увидать, в город сбегли. Видали наши деревни?

Туристы кивали: они видели в полутора километрах отсюда безлюдье, бревенчатые двухэтажные домищи, заросшие крапивой и лебедой в рост человека, бельма пыльных окон, рассыхающееся дерево резных причелин и наличников – всё отжившее, ненужное, музейное...

– Уходят люди, – повторил маячник. – И не от бедности, не... Я с мешком в лес пойду – на месяц жизни заработаю. Без браконьерства, без охоты, без рыбы. Заметь, всё по закону. Лыко драть или там грибы, ягоды. Всё сдавать можно. И ещё зарабатывать хоть здесь, хоть в леспромхозе. Не ленись и будешь завсегда сыт, пьян и нос в табаке... А молодые – бегут. Им в городе – непыльно. Восемь часов отработал и пошёл – руки в брюки, член на вывод... Опять же телевизор, дискотеки... Это не деревня, пить без памяти да беса моего пужаться... Ныне сказкам-то не сильно верят...

Туристы плеснули по кружкам спирт, разбавили водой. Маячник разбавлять не стал. Поднял кружку: – Ну, будем...

Выпили. Маячник крякнул, зачерпнул торопливо уху, заглотнул со всхлипом. Последнюю свою горбуху хлеба разломил на троих, ткнул туристам. Снова застрадал: – Ах, ети твою, жалость какая с хлебом приключилась. Без его не то что еда не в горло, но и выпивку не занюхать.– Его голубые глаза горестно посинели.

Один из туристов шагнул от костра к рюкзакам, порылся там и вернулся, неся странные сухие хлебцы, – тонкие пластинки с полосками волнистыми.

Турист протянул одну пластинку маячнику. Тот спросил: – Это чего у тебя?

– Хлеб такой, еврейский. Маца называется.

– Маца? – переспросил маячник. – А, слыхал. Извини, не буду. Дед-очкарик говорил, мол, был слух, что там кровь. То ли есть, то ли нет, но от греха подальше... Не буду, – повторил маячник.

Не меркнет наваждение.

В 2011 г. атаман казаков Крыма (Украина) Виталий Храмов объявил, что евреи ритуально убили двух христианских девочек. Интернетовский сайт русских патриотов подхватил это сообщение, разъяснив: " Каждый год перед праздником иудейской пасхи погибают дети... В угоду дикому, человекообразному зверью гибнут тысячи детей..." [97].

В 1820 г. Русская православная церковь причислила к лику святых «младенца Гавриила». Его 6-летнего в 1690 г. перед Пасхой в белорусской деревне Зверки евреи похитили, распяли и кровь выкачали. Тело оказалось потом нетленным, даже после пожара вблизи места погребения, обгорев, самовосстановилось. Всё, конечно, по слухам, никаких других свидетельств.

В 1975 г. известный православный богослов о. Александр Мень высказался за деканонизацию младенца Гавриила. Но в 1992 г. крестный ход в 60 тысяч человек перенёс его мощи в храм в Белостоке, и когда в 2012 г. сайт Московского патриархата сообщил: " Святейший Патриарх Кирилл поклонился святыням Белостока" – то надо иметь в виду, что святынь в Белостоке одна-единственная – мощи младенца Гавриила. Им-то и кланялся Святейший Патриарх всея Руси [98].

С переходом эстафеты юдофобии из слабеющих христианских рук в мускулистые мусульманские миф о потреблении крови евреями зажил новой жизнью. В 1984 г. вышла в Сирии книга М. Тласса «Маца Сиона» о Дамасском деле (1840 г.) – лживом обвинении евреев в убийстве христианского монаха и его слуги-араба: оно, разоблачённое тогда, представлено автором как достоверное.

16 февраля 2007 г. руководитель северного отделения «Исламского движения» в Израиле шейх Раад Салах в пламенной речи перед толпой единомышленников в Восточном Иерусалиме обвинял евреев в использовании крови младенцев для выпечки мацы. Шейх заверял, что Израиль хочет восстановить еврейский Храм на Храмовой горе, «пропитав для этого Храмовую гору арабской кровью». И правительственная египетская газета «Аль-Ахрам» 28.10.2000 г. разразилась статьёй А. Хамуда, названной общедоступно «Еврейская маца, изготовленная из арабской крови».

Тут как тут, конечно, и еврей, себя секущий, – уже в XXI веке, уже в Израиле некий профессор, он же сын раввина, учёным взглядом проник в дело об убийстве в XV веке в итальянском городе Триенте двухлетнего Симона. 14 евреев, измочаленные пытками, которые даже местный епископ посчитал бесчеловечными, признались в убийстве, их казнили, общину изгнали, синагогу разрушили. Обвинению не поверили ни венецианский дож, ни римский папа Сикст IV, который отказался признать убитого святым. Его канонизировали только через 100 лет, но после повторного расследования в 1963 г. католическая церковь нашла евреев невиновными и отменила канонизацию Симона. А израильский профессор посчитал признания из-под пыток достоверными. Мало того, он, знаток средневековья, бестрепетной своей академической мыслью оттолкнувшись от частного случая и определённого периода, пустился в обобщения и опубликовал книгу с великим открытием: оно хоть не доказано, но очень может быть, что отдельные евреи кое-где кое-когда таки да умучивали христианское дитя. Ахнули, негодуя, историки и евреи, среди них израильские депутаты, да и отец самого этого профессора, бывший главный раввин Италии, возмутился. Но еврейский научный подвижник неколебимо стоял на своём, хотя отказался от денег за свою книгу и прекратил её распространение, которое было весьма успешным и даже намечалось второе издание, поскольку восторг захлестнул юдофобов.

...От Апиона прошло две тысячи лет, от Беса десять тысяч. А культ крови неизбывен. «Вся сила в гемоглобине», – говорил комический герой сатирического романа.

И впрямь сила. Миф живёт. И плодоносит.

Не один этот миф. Ошибся пророк Исаия: никакое злословие никакой «одеждой, траченой молью» с еврейских плеч не опадает, на еврейском вороту любая ругань виснет.

Еврейское злодейство разнообразно. Ну, никакого на них терпения не хватает! Вот и гнали их, недобитков. Особенно тех, кто побогаче.

Милое дело – евреев грабить.

Английские короли в XII-XIII веках, взимая с евреев налоги и штрафы, намного большие, чем с христиан, обирали их весьма изобретательно. Король Иоанн Безземельный в 1210 году потребовал от одного богатого еврея 10000 марок, тот пытался увильнуть – король велел выдёргивать у еврея по зубу ежедневно, пока не уплатит. Короли нажимали – евреи беднели. Знать тоже не отставала – не хотела отдавать долги евреям, да и британским купцам, и ростовщикам-христианам мешали еврейские соперники – в угоду им всем король Эдуард I одним махом решил проблему: в 1290 году решительным указом изгнал из Англии евреев, все 16 тысяч. Всё нажитое ими за двести лет пребывания в Англии оставалось гонителям. Евреев ждали нищета и чужбина, и то если повезёт: один шутник-капитан высадил изгнанников на остров, затопляемый приливом, и отплыл, хохотнув: "Молитесь о спасении своему Моисею".

Во Франции евреи, прожив там больше тысячи лет, намного превзошли английских собратьев богатством, да и количеством: их было тогда 100 тысяч. Соответственно увеличивался соблазн лёгкой добычи, и король Филипп Красивый в 1306 г. тоже повелел евреям убраться вон. В один месяц. Некоторые ушли в чём были, а " телеги, полные еврейским добром, серебром, золотом и драгоценными камнями, были отправлены королю; менее ценные вещи были распроданы по смехотворно низким ценам", – пишет историк Генрих Гретц [цит. по 25, 191].

Традиция ограбления сохранялась и в мусульманских странах, где евреи (как и христиане) были поставлены в унизительное положение иноверцев, обязанных оплачивать своё существование. Евреи ещё и в XIX в. платили властям и вымогателям разного ранга за безопасность, за сохранность могил, за право молиться возле своей святыни – Стены плача в Иерусалиме и т.п.

Сколько бы ни накапливал еврей добра – неевреи отнимали многое, а то и всё. Удобный инструмент иудеи, их стоило сохранять, не только прямой прибыли ради. Образованность евреев (в эпоху, когда и государи, бывало, крестом расписывались), их деловитость и сметка наряду с их солидарностью и международными связями требовались феодальным монархам и городам и для посредничества между ними, и как затравка при зарождении новых общественных ячеек: цехов и гильдий. В эту пору они были желанны, вернее, терпимы, поскольку оставались «врагами Христовыми» – пропаганда не прекращалась и притеснения тоже, разве что волны их были реже и ниже. Но как только государства, или города, или профессиональные объединения становились на ноги, они тут же изгоняли или избивали конкурентов-евреев.

Русский искусствовед В. Лазарев писал о средневековом строительстве в г. Владимире: «Романские каменосечцы работали с русскими мастерами и по мере выучки последних вытеснялись».

Показательны последние годы Советского Союза: физика, математика, шахматы, медицина – сферы, «еврейские» поначалу, к 1980-м годам стали чистыми от их основателей.

Беречь евреев заставляла христианскую церковь не одна лишь практическая корысть, наличествовала и идея. Без живых евреев лишается наглядности легенда о вечном наказании за Богоубийство, а без наказания нет и собственно Богоубийства, значит, нет воскресения, нет и Бога Христа – ох, опасно тянется цепочка!

Уже римский папа Григорий I (590-604 гг.) требовал сохранять евреев, позволять им соблюдать свои обряды и насильно не крестить. В 1120 г. римский папа Каликст II писал: " Хотя еврейское вероломство достойно безоговорочного осуждения, тем не менее благочестивым христианам не следует жестоко угнетать их, ибо через них доказывается истинность нашей собственной веры" [25, 105]. А сотнями лет раннее ещё весомее, из уст апостола Павла (I в.) и блаженного Августина (IV в.) прозвучало, что всеобщее крещение евреев – залог повторного пришествия Христа и, следовательно, спасения всех народов. Именно обращение евреев в христианство будет свидетельством полной и окончательной его победы. Церковь, на ту мысль, лестную для евреев, опираясь, объявила своей особо важной целью обращение в христианство именно евреев. ( " Церковь сделала всё, чтобы поддерживать среди евреев идею об их избранности и исключительности" [Л. Поляков, 11, 278], а значит, и о необходимости сохранить себя как особо ценный человеческий материал.) Христиане могли мучить и убивать евреев, но едва возникала реальная угроза их полного физического истребления, церковь тут же вмешивалась и трубила отбой. Христианство оказалось союзником иудаизма в деле сбережения евреев.

В 1205 г. папа Иннокентий III, считающийся покровителем евреев, запретил их убийство и насильственное крещение, но не упустил повелеть всем монархам Европы " порабощать их и держать в качестве бесправного и низшего сословия" [34, 71]. Унижение евреев до положения раба поучало и христиан (евреи отвергнуты Богом) и евреев: крестись и восстанешь из праха.

Рабский статус евреев в XIII в. научно обосновал самый авторитетный богослов Фома Аквинский. Фома объявил, что евреи со всем их имуществом принадлежат одновременно и светской власти, и духовной. Кроме того, еврейское имущество, постановил справедливый Фома, должно возвращаться тем, кого евреи обобрали ростовщичеством. Но Фома забыл уточнить, кто над евреями главнее, и пошли разборки: церковь и монархи воевали за "своих" евреев и их деньги; города избавлялись от долгов евреям, изгоняя их, после чего государи или епископы могли потребовать от горожан уплатить стоимость этих долгов им – владельцам еврейского имущества. Случалось и так, что когда изгнанные евреи на месте нового поселения своим трудом приносили доход властителю, их прежние хозяева требовали возврата своих евреев вместе с прибылью, наработанной ими на чужбине.

Историк средневековья Самуил Лозинский заметил, что евреям приходилось ещё хуже, чем рабам. Раб если обретал свободу, то навсегда, "выпущенного" же из какого-либо владения еврея всегда могли вернуть обратно [34, 75].

Когда-то в середине II тысячелетия до н.э., завоевав Ханаан, евреи осели на земле: библейский Саул, прежде чем стать царём, ходил за плугом, сменивший его Давид пас скот, евреи почти не ели мяса, главные еврейские праздники Песах, Шавуот и Суккот отмечают сроки сельскохозяйственной страды [35, ч. 1, гл. 10] – земледелие кормило евреев издавна. Но в раннем средневековье земледелие их уже не выручало: евреям не везде дозволяли владеть землёй, зато везде запрещали пользоваться христианской рабочей силой – от такого хозяйства прибыли кот наплакал. К XIII веку евреев в европейском сельском хозяйстве практически не осталось [36, 45].

В ремёслах та же история: какой местный мастер станет терпеть конкурента – чужеродного иноверного еврея? И кому власть – мать, а кому мачеха? Ответить большого ума не надо.

Изгнания не давали евреям ни обрасти недвижимостью – опорой благосостояния, ни выстроить сколько-нибудь надёжное благополучие. Не спасала и торговля – занятие, в котором евреи поднаторели после того, как пришли в Ханаан, где скрещивались древние торговые пути между Востоком и Западом. За несколько последующих столетий значительная часть евреев, писал еврейский историк Шимон Дубнов, " силой обстоятельств была вовлечена в промышленную и торговую деятельность. Сами цари со времен Соломона поощряли торговлю, снаряжая караваны и коммерческие суда в далекие страны то с помощью финикийцев, то самостоятельно. Во времена Ахава и Иосафата торговля уже процветала в обоих царствах" [35, ч. 1, гл. 10]. Евреи активно включились в тогдашнюю международную коммерцию соседей: финикийцев, сирийцев, египтян, греков. Товарами были драгоценности, пряности, дерево, металлы, кони, боевые колесницы, плоды сельского хозяйства, рабы. В первом тысячелетии новой эры еврейских купцов уже видели в Британии, Галлии, Германии, даже в Индии, Средней Азии, Иране, Китае... М. Горький отмечал заслугу евреев в том, что они сумели " раньше и успешнее всех народов установить торгово-промышленные отношения между различными странами Европы, между Западом и Востоком"и отмечал"глубокое культурное объединяющее мир значение этой деятельности" [8].

Но в раннесредневековой Европе еврейские купцы, поначалу удачливые, с V в. выдавливались из торговли: на дорогах их, почти не защищённых, разоряли крестоносцы или разбойники, на море первенствовал флот соперников из крепнущих городов Италии и Ганзы. Они на свои корабли могли просто не пускать евреев (Венеция, 845 г.) – и поди тут поторгуй за морем.

Что оставалось еврею? Денежный интерес.

Крестоносные мечи проложили пути на Восток, подтолкнули торговлю, и деньги, превращаясь в мерило любой стоимости, в первый и главный товар, входили в неотразимую силу.

Дрожала под евреями земля, не обнадёживали ни королевские обещания, ни защита римских пап, ни расписки должников, правило кровавый бал непредсказуемое своеволие враждебной толпы – в такую пору единственным залогом выживания оказывались деньги: их легче уберечь от завистливых глаз и погрома, они одни сулили спасение почти в любой передряге. Так складывалось еврейское отношение к деньгам: не почтение, а преклонение, почти обожествление их. Каждая еврейская община глядела в рот своему богачу, "банкиру" – главе и защитнику. "Бог еврея – деньги" – в этом утверждении Карла Маркса не только укор бывшим соплеменникам, но и наблюдение исторического опыта.

XI в.– время смены натурального хозяйства товарным, товар меняется на товар, деньги редки, их владелец легко становится заимодавцем. Рождалось ростовщичество.

Почти от самого начала христианства, с IV века, отцы католической церкви и церковные соборы многократно осуждали ростовщичество. А как развивать экономику без денег, без кредита? Евреи оказались тут как тут. Христианам непозволительно давать деньги в рост, а евреи прокляты Господом – почему им лишний грех на душу не взять? Грязному не замараться. Зато христианские души останутся чистыми. Церковь часто закрывала глаза на кредитные операции евреев-"банкиров", а с 1400 г. римские папы стали давать им за определённую мзду разрешение на торговлю деньгами. Сошлось: ростовщичество напросилось в еврейские руки.

Еврей-ростовщик. Околоеврейская мифология, как всегда, не преминула устрашающе раздуть его образ. Особенно усердствовали конкуренты – христианские финансисты, те, о ком писал уже в XII в. св. Бернар Клервосский, вдохновитель очередного крестового похода и яростный юдофоб: " Там, где нет евреев, христианские заимодавцы вымогают еще более высокие [чем у евреев] проценты ( peius iudaizare), если этих людей вообще можно называть христианами, а не крещеными евреями" [цит. по 30]. Ему вторил в XIV в. английский христианин Томас Вильсон: " У евреев можно получить ссуду под 10 процентов, а иногда даже и под 6, а английские ростовщики не знают Божьего милосердия и им главное – побольше содрать с вас" [цит. по 25, 136]. У Данте в Аду итальянские ростовщики находятся рядом с грязнейшими грешниками – содомитами.

Соотношение размеров еврейских и христианских денежных операций видно из сопоставления вносимых в казну налогов: в Священной Германской империи в 1241 г. еврейская часть составила 857 марок из общей суммы 7127,5 марок, в Париже в 1292 г. из 12 с лишним тысяч фунтов евреи внесли 126 фунтов, а банкиры-ломбардцы 1511 [11, 232]. Но для потомков символом ростовщика стал именно еврей – ну, как же, Иуда... христопродавец... тридцать сребреников... Чем бы ни кормилась основная масса евреев, мелкой ли торговлей или ремёслами, в глазах неевреев маячил только еврей-ростовщик – кровосос, жирующий на христианском теле. В Германии XV века слова "еврей" и "ростовщик" были взаимозаменяемы [11, 311].

И одинаково ненавистны. Повсеместно.

В старинных легендах – арабских, персидских, европейских – подлец-заимодавец (национальность не указана) требует от должника в залог кусок его тела. В творениях французского трубадура Герберса заимодавец – христианский рыцарь. Итальянец Джиованни Фиорентино сделал кровожадного кредитора евреем из-под Венеции (1378 г.). Новелла Фиорентино, переведенная, стала английской балладой. В Англии личный врач королевы Елизаветы I крещёный португальский еврей Родриго Лопес в результате придворных интриг был обвинён в попытке отравить королеву и казнён 7 июня 1594 г. Вскоре появилась пьеса, в которой безжалостный ростовщик-еврей Шейлок требовал от должника-христианина в уплату долга кусок его плоти. Зритель без труда улавливал еврейское родство губителей христиан Шейлока и Лопеса: в четвёртой сцене о Шейлоке говорилось, что его " гнусный дух жил в волке... который грыз людей" – от латинского lupus– волк и фамилия Лопес. Автор знал сюжет Фиорентино, любил свою королеву и не любил евреев (которых не мог ни знать, ни даже видеть: они были изгнаны из Англии за 300 лет до того).