Текст книги "Тюремная энциклопедия"
Автор книги: А. Кучинский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
Френкеля все-таки отправили на Соловецкие острова. Но пока он шел по этапу, его письмо заинтересовало некоторых должностных лиц. По прибытии в соловецкий лагерь Френкеля поселили в отдельное помещение, приставили адъютанта и поручили руководить экономическим отделом лагеря. В 1928 году на Соловках уже внедрялась четкая схема по использованию человеческих ресурсов с максимальной отдачей и минимальными затратами. Френкель опробовал свои идеи, создав предприятия по изготовлению обуви. Он мог свободно перемешаться по лагерю, наблюдая за рабочим процессом и изучая микроклимат зоны.
В 1929 году Нафталия Ароновича пожелал увидеть сам Иосиф Виссарионович. На остров прилетает самолет и уносит изобретателя-рационализатора в Москву. Беседа со Сталиным шла при закрытых дверях. Когда двери открылись, Френкель имел особые полномочия и развернул свое бурное воображение на полную мощность. Он предложил ввести в лагерях обязательную трудовую повинность для каждого зэка (если он не болен и не пребывает в карцере), установить наряды и нормы. Для особо трудолюбивых зэков предусматривалось досрочное освобождение или дополнительный паек. По мнению Френкеля, порядок в зоне должен поддерживаться изнутри. Для этого необходимо сделать ставку на категорию зэков, которая имеет силу и лагерный опыт. Реальную силу и богатый тюремно-каторжный опыт имели профессиональные уголовники, а именно урки (авторитетные воры). Администрация лагерей получила негласные инструкции использовать воров, но никакие соглашения с ними не заключать. В качестве эксперимента выбрали Беломорстрой, где Френкеля ждала необычная должность – начальник лагерных работ.
За заслуги в строительстве Беломорканала бывший турецкоподданный получил новое назначение и возглавил строительство БАМлага. А за саму плодотворную идею Нафталию Ароновичу вручили орден Ленина.
Блатные распоряжались в зонах, посмеиваясь и подтрунивая над лагерным начальством. Культ воров служил не только для трудового порядка, но и для подавления массовых волнений среди "врагов народа". Блатарей, словно десант, выбрасывали в конфликтные зоны, где преобладали политзаключенные или где местная воровская власть дала сбой. Александр Солженицын в романе "Архипелаг ГУЛАГ" описал прибытие "блатного десанта" в кенгирский лагерь (Казахстан):
"Перед первомайскими праздниками в 3-й мятежный лагпункт... хозяева привезли и разместили шестьсот пятьдесят воров, частично и бытовиков (в том числе много малолеток) ". Прибывает здоровый контингент! – злорадно предупреждали они Пятьдесят Восьмую ("фашистов " – Авт.) – теперь вы не шелохнетесь". А к привезенным ворам воззвали: "Вы у нас наведете порядок!" И хорошо понятно было хозяевам, с чего нужно порядок начинать: чтоб воровали, чтоб жили за счет других, и так бы поселилась всеобщая разрозненность. И улыбались начальники дружески, как они умеют улыбаться только ворам, когда те, услышав, что есть рядом и женский лагпункт, уже канючили в развязной своей манере: "Покажи нам баб, начальничек!"
Свое новоселье в Кенгире воры отметили еще в карантинном бараке: разломали тумбочки и развели костры. Когда начальство попыталось закрыть "здоровый контингент" на ночь, уголовники позабивали замки щепками. Лагерь для них напоминал курорт. Ранним утром в промзону они шли вместе с политическими, но там они раздевались и загорали. Воровская молодежь нашла свое развлечение – забирала у надзирателей фуражки, с криками носилась по крышам бараков, а ночью пугала вертухаев (охрану на вышке). Она бы и в женский лагпункт полезла, но мешал охраняемый хоздвор.
"Когда режимные офицеры, или воспитатели, или оперуполномоченные заходили на дружеское собеседование в барак блатных, воришки-малолетки оскорбляли их лучшие чувства тем, что в разговоре вытаскивали из их карманов записные книжки, кошельки или с верхних нар вдруг оборачивали куму фуражку козырьком на затылок – небывалое для ГУЛАГа обращение! – но и обстановка сложилась невиданная ".
В 1954 году власть воров в законе стала ослабевать. Тогда они решили разыграть свою карту и полностью установить в советских лагерях воровскую власть. Лучшие блатные силы, не попавшие под амнистию 53-го (кто-то же должен держать порядок), стали организовывать в зонах массовые беспорядки (размораживать зону). В Кенгире они начались 16 мая 1954 года. Накануне блатные пошли на союз с политическими, которые пообещали им не мешать. По команде паханов мятежники вооружились палками, выстроились в шеренги и двинулись к охраняемым воротам хозяйственного двора, за которым находился женский лагерь.
Администрация растерялась и попросила помощи у "фашистов". Надзиратели бегали по баракам и кричали: "Ребята! Смотрите! Воры идут ломать женскую зону. Они идут насиловать ваших жен и дочерей! Выходите на помощь! Отобъем их!" Политзэки сдержали слово, данное блатным, и остались в бараках. Тем временем блатные подошли к воротам. Но их ломать не пришлось. Ворота широко распахнулись, и навстречу зэкам вышли солдаты. Они были безоружны, но пустить в ход палки уголовники не решились. Мятежников стали оттеснять к стене, и тем в конце концов пришлось ретироваться. Отступление прикрывал град камней, летящий в солдат с крыш бараков.
Эта выходка для воров осталась безнаказанной. Администрация лагеря решила простить законникам очередную проказу. Но глубокой ночью воры решились на реванш. Блатные протаранили бревном ворота и проникли в хоздвор. Там нашли рельс и пробили дыру в женскую зону.
Терпение у хозяина иссякло. Некто капитан Беляев со взводом автоматчиков вломился на территорию хоздвора, и при свете осветительных ракет они принялись расстреливать блатных. Такого "обращения" с ворами ГУЛАГ доселе не видывал. Автоматчики шли цепью за убегающими бунтарями. За ними следовали солдаты и докалывали штыками раненых. В последних рядах шли надзиратели и ломами добивали тех, кто шевелился.
Паханы мужественно перенесли первое поражение и отдали приказ возводить баррикады. Ломались вагонки, из досок мастерились щиты, готовились камни. Под утро блатные были готовы к новому сражению. Но его не последовало. Остановил кровопролитие министр внутренних дел Казахстана. Спустя несколько часов в Кенгир прилетел заместитель Генерального прокурора Вавилов и один из высоких чинов ГУЛАГа Бочков. Они пообщались с мятежниками, пообещали удовлетворить все требования блатных (даже посещать через пролом женский лагпункт) и покарать инициаторов расстрела. Но радовались блатари недолго. К вечеру надзиратели законопатили пролом и начали возводить дополнительные огневые рубежи в запретных зонах.
С приходом темноты опять последовал бунт. На помощь блатным пришли "фашисты". Из рогаток перебили все фонари и стали бить столами по колючему заграждению. С вышек застрочил пулемет и уложил нескольких зэков на месте. Но бунтовщикам удалось развалить стену в соседний лагерный пункт и проникнуть в хоздвор. Там нашелся строительный инвентарь, которым крушили все подряд. Кирками проломили стену тюрьмы и выпустили узников на свободу (относительную). Перепуганные надзиратели бросились бежать.
Мятежники укрепились в лагере и заняли круговую оборону. Они забаррикадировали входы, подготовили новую порцию камней, выставили своих часовых на крышах бараков. Прибывшему для переговоров руководству МВД зэки передали свои требования: установить восьмичасовой рабочий день, разрушить внутренние стены между лагпунктами, не запирать бараки, снять с окон решетки и т.п. Генеральские чины улетели в Москву. Спустя несколько дней размороженный лагерь взяли штурмом. Часовых на крыше барака сняли снайперы. В зону, ломая стены, ворвались танки, волоча за собой мотки колючей проволки. За танками вошли автоматчики и расстреливали за любую попытку сопротивления.
Кенгирский бунт был самым мощным среди лагерных беспорядков 1953-1954 годов. Равновесие было нарушено. Силовые ведомства начали контратаку на лагерных паханов, большинство из которых были ворами в законе. Для законников наступала эра перековки.
С началом перестройки на долю лагерных блатарей выпало новое испытание. МВД СССР и КГБ СССР, объявив борьбу с преступниками среди государственных чинов, не забыли и о чинах уголовных. В то время начинался небывалый доселе процесс сращивания блатного контингента с органами власти и правопорядка. Обновляющаяся держава вдруг "обнаружила" воров в законе и открыла "второй фронт" – напустила на них КГБ, которого наделила дополнительной функцией – борьбой с коррупцией и оргпреступностью.
Очень скоро чуткий воровской клан обнаружил на себе чье-то неусыпное внимание. Угроза шла от нового противника, пугавшего своей неизвестностью. Это были уже не менты.
По инициативе ПГУ КГБ СССР в регионах, где наблюдалась высокая концентрация исправительно-трудовых учреждений (Урал, часть Казахстана, Сибирь, Донбасс), начали создаваться новые оперативные подразделения. Они должны были внедриться в зоны и установить полный контроль над ними.
Чекисты взялись за дело с привычной энергией и творческим огоньком. Легче всего поддались вербовке мужики (работяги) и суки (активисты). Но они не могли подступиться к "закулисной" жизни зоны. Тогда КГБ, обладавший богатейшим опытом и арсеналом спецсредств, принялся за окружение законников. Иногда удавалось склонить к сотрудничеству самого вора. Сценарий вербовки оригинальностью не отличался и сводился к примитивному, но эффективному шантажу. Авторитету обещали этап в небезызвестный "Белый Лебедь", где его ждала перековка с пристрастием. Только на этот раз перевоспитывать рецидивиста будет не МВД, а другое ведомство. Его асы в считанные дни гарантируют "покаяние", письменное "отречение" от всего на свете и подписку о сотрудничестве. После такого комплексного подхода законнику придется остаток своей жизни бежать от блатных санкций. Наиболее впечатлительные авторитеты, уяснившие, что "другое ведомство" может и зайца заставить курить (если долго бить), снизошли на определенный контакт. Сотрудник КГБ, стараясь не перегнуть палку, требовал от законтаченного вора скромной услуги: держать порядок в зоне и не мешать агентурному внедрению.
В 1987 году рыцари плаща и кинжала опутали сетью внегсотов (внегласных сотрудников) почти все ИТК строгого, особого и крытого режимов. Через лагерных агентов чекисты пытались подступиться к уголовным лидерам, вплотную приблизиться к командному пункту теневого бизнеса. На советские зоны начал опускаться оперативный контроль. Блатные заволновались, началась "охота на ведьм". Воры подозревали друг друга в измене и сотрудничестве с комитетчиками, которых причисляли к ментам. Почти на всех сходняках объявляли о новом гаде и требовали блатную санкцию. Лагерные паханы, обладавшие сверхъестественным чутьем, выявляли внегсотов (комитетских сук) и запускали торпеду (зэка, проигравшего в карты собственную жизнь), который инсценировал несчастный случай или открыто убивал комитетчика в назидание другим.
В 1988 году МВД СССР в лице В. Бакатина начало открытое наступление на блатарей. Но уже служебными инструкциями. В лагерях ужесточалась дисциплина, урезался суточный паек для штрафников, тюремный карцер стал доступнее. Если раньше пахан мог преспокойно жить в палате лагерной санчасти как "туберкулезник", целый день смотря телевизор и читая прессу, то теперь ему грозил возврат на нары. Когда же вору удавалось доказать свою "болезненность и немощность", ему предлагали облегченные условия труда. Все заканчивалось саботажем и водворением в штрафной изолятор. На исправительно-трудовые учреждения посыпались проверки на предмет выполнения инструкций МВД.
Наконец воры пошли в контратаку и решили использовать свой главный козырь – разморожу зон. Они разослали по всем ИТК призывы к массовым беспорядкам. Сотрудникам МВД удалось перехватить несколько подобных посланий. Вот одна из маляв, подписанная шестью законниками:
"Бродяги! Нас хотят затоптать и ссучить. Покажем ментам и сукам, кто в зоне хозяин. Готовьте веселье".
Воры разыграли свою карту. По колониям строгого и особого режимов, по тюрьмам и СИЗО прокатилась мятежная волна. Отрицали заставили мужиков прекратить работу, зоны вовсю стали греться спиртным и наркотиками. В Нижнем Тагиле разморозились все семь колоний, к ним присоединились другие уральские лагеря. Вспыхнул бунт в московской Бутырке. Не остался в долгу и Донбасс. В Дзержинской колонии во время медосмотра несколько зэков захватили в заложники двух женщин-врачей. Для подавления мятежа в Днепропетровской тюрьме внутренних войск оказалось недостаточно, и на подмогу бросили ОМОН. На борьбу с мятежниками бойцы выходили без огнестрельного оружия и вступали в рукопашную схватку.
На Урале в особо опасные лагеря этапировали законников, с которыми сотрудники МВД нашли общий язык. Так было в ИТК-5, ИТК-40, ИТК-17. Прибыв в зону, воры начали насаждать свой авторитет, компрометировали организаторов бунта, избивали и калечили отрицал, выгоняли работяг в промышленную зону. Восстановив порядок, новые паханы тем самым прибрали зону к своим рукам и продиктовали свои условия. Все вернулось к исходным позициям.
Силовым структурам пришлось ослабить хватку и под лозунгами демократических преобразований начать в зонах эти самые преобразования. Были введены щадящие формы режима. На вечерней поверке разрешили присутствовать в спортивной одежде, а летом в локальных секторах зэк мог носить спортивную обувь и рубашку с короткими рукавами. Был упразднен нагрудный знак и разрешена прическа "полубокс". Увеличился суточный паек, пересмотрен график свиданий с родней. Зэку разрешили называть "гражданина начальника" по имени и отчеству. Тем не менее, с 1988 года в системе УВД стали создаваться отряды специального назначения для борьбы с массовыми беспорядками и терроризмом в зонах) а также поиска и задержания беглецов. Формировался спецназ из офицеров внутренних войск, прошедших боевую подготовку. Спецназ возглавили мастера рукопашного боя, бывшие офицеры-афганцы, руководители ОМОНов. Если раньше в случае ЧП в зону входили солдаты внутренних войск, вооруженные пластиковыми щитами, то теперь врывался спецназ, призванный не охранять, а усмирять зэков.
В пригородах на полигонах УВД выстроили "эрзац-лагеря" – возвели сторожевые вышки, установили запретполосы и колючие заграждения. На этих макетах бойцы отрабатывали все боевые операции с использованием спецсредств. В случае настоящего ЧП они незаметно проникали в мятежную зону по специальному "коридору", созданному охраной, локализовывали и ликвидировали конфликт. При мятеже из толпы вычленялись подстрекатели, звуковыми и световыми эффектами создавалась паника, толпа разбивалась на несколько частей и укрощалась. Отряды вооружили спецсредствами, бронеодеждой, радиофицированными шлемами, снайперским оружием, пистолетами Стечкина, позволяющими вести автоматическую стрельбу. В штате отряда появился офицераналитик, составляющий схемы предстоящей операции. Новое подразделение превратилось в такую грозную силу, что его стали привлекать и для "гражданских" ЧП.
Офицеры спецназа были далеки от тайн лагерной иерархии, от воровских обычаев, интриг и званий. В отличие от кумов, вертухаев и хозяина (начальника ИТК), они перевидели за свою службу столько крови и смертей, что души их огрубели. Я лично знаком с бойцами спецназа. Эти ребята жили по своим законам, имели свое братство, застрелили и прикончили ножами далеко не одного уголовника. Блатари при задержаниях убивали их товарищей. Офицерам было попросту плевать, кто находился перед ними – законник, мужик или петух. Перед ними был зэк. Рассказы о блатных законах, уставах и санкциях воспринимались, словно добрая сказка о советской тюрьме. Конфликт с паханом офицер мог разрешить мордобоем или членовредительством, и его бы беспокоило только одно обстоятельство: признает ли прокуратура его действия правомерными?
Георгий Подлесских и Андрей Терешонок в книге "Воры в законе" описали массовый беспорядок в нижнетагильской ИТК-5, где пребывал законник по кличке Хорь:
"Хорь, Загребенников Алексей Васильевич, 1956 года рождения, осужден в 1984 году по ст. 144, ч. Ill, 198, ч. II УК РСФСР к 7 годам лишения свободы, наркоман. Коронован в качестве вора в законе в тюрьме Златоуста 2 декабря 1989 года. В феврале 1990 года препровожден в ИТК-5 Нижнего Тагила. Отличался лояльным отношением к администрации колонии, насилие порицал. В 1991 году при проведении режимного мероприятия в ИТК был избит спецназовцами, которые заставили его на виду у всей зоны бежать босиком через плац. Проведенной экзекуцией был напуган. Предложил свои услуги администрации колонии: готов был позвонить в ИТК-40 и повлиять на местных авторитетов в зоне, чтобы они при работе спецназа не оказывали сопротивления. Однако у офицера спецназа, случайно оказавшегося рядом, видно, было не самое лучшее настроение. Мало ли огорчений у служивого человека. Короче, вместо благодарности получил Хорь мощнейший удар в челюсть. При обыске же у него было изъято 100 плиток шоколада, несколько бутылок коньяка, большое количество сигарет. Хорь пытался возражать против обыска, ссылаясь на то, что он-де вор в законе, и был снова избит тем же спецназовцем, как видно, слабо разбиравшимся в преступной иерархии. Что и говорить, неважный выдался денек!"
Устав блатного братства
Воровские законы 30-х и 90-х годов сильно отличаются. Явление вполне объяснимое. За последнее десятилетие страну перевернули вверх дном. Чего уж тут удивляться, что перестройка коснулась и воровской братии. Часть законников вновь устояла и по сей день продолжает чтить классические традиции братства. Таких называют нэпманскими ворами. В новые воры пошли те, кто приспособил законы на новый лад. По мнению оперативников, вражды между кланами не наблюдается: они решили друг другу не мешать и ограничились лишь обоюдным презрением.
Первый закон воровского братства запрещал вору трудиться. На свободе он должен воровать, в лагере – сидеть, причем в прямом смысле. Прибыв в зону, вор сразу же попадал в отрицали, нарушая режим и отказываясь работать.
Известный всему миру московский законник Слава Иваньков (Япончик), получивший в 1982 году 14 лет за рэкет, был доставлен на Колыму, в одну из колоний строгого режима. Через три месяца за отказ работать его сослали в Тулунскую тюрьму. За первые несколько лет отсидки на крытом режиме Японец свыше сорока раз водворялся в ШИЗО и карцер. В его деле администрация иркутской тюрьмы день за днем фиксирует: "Отказался приступить к работе". Каждый раз, выйдя из карцера, Иваньков писал заявление начальнику тюрьмы и прокурору, где жаловался на условия содержания:
"Прошу предоставить мне любую физическую работу, так как хочу накопить средства на своем лицевом счете. Почти все время меня держат в карцере и штрафном изоляторе, придираясь по каждому поводу и отстраняя от трудовой деятельности ".
В очередной раз Иваньков попал в карцер за то, что избил сокамерника и запустил стулом в голову сотрудника тулунского ИТУ.
Воры новой формации в большинстве случаев предпочитают работать. Они учреждают фирмы и компании, открывают сеть ресторанов и казино (как это сделал московский вор в законе Витя Калина, получивший корону не без помощи самого Япончика). Известны случаи, когда преуспевающие российские банки приглашали на работу воров в законе. Авторитет занимал должность руководителя службы безопасности и сам устанавливал себе месячное жалование. Торг, как правило, был неуместен. Взамен вор возвращал банку долги. Он даже в руки не брал гражданско-процессуальный кодекс. Ему было достаточно лишь названия фирмы-должника и фамилии директора...
Тот же Японец, поселившись в США, открыл в Бруклине несколько собственных фирм. Годовые доходы составляли миллионы долларов (чистоплотность финансовых операций – вопрос отдельный). Иванькову удавалось еще заниматься в Хабаровском крае золотодобычей и контролировать судовую компанию Приморья.
Второе классическое правило воровского братства – не имей семьи. До 70-х годов законникам запрещалось жениться, иметь детей и даже поддерживать связь с родителями. Считается, что известная татуировка "Не забуду мать родную" имеет несколько иной смысл. Под "матерью" понималась воровская семья, которая вскормила и воспитала авторитета. В зоне или тюрьме воры в законе могли переписываться лишь друг с другом или письменно отдавать приказы. В 1964 году сорокалетний рецидивист Бакин, коронованный на Урале, загадочным образом получил письмо от матери (родня не должна знать о месте отсидки законника). Тяжелобольная мать, в последний раз видевшая сына двадцать лет назад, просила его приехать, чтобы повидаться перед смертью. Длинное письмо растрогало вора, и он, досидев оставшиеся два года, едет в родной поселок
Мать умерла у Бакина на руках, отписав единственному сыну дом и всю домашнюю живность. Вопреки воровскому обычаю, вор не посмел бросить хозяйство. Он устроился шофером в колхозе и вскоре женился на продавщице сельмага. В самый разгар безоблачной семейной идиллии вор получает приказ явиться на сходку куда-то на север России. Проигнорировать маляву мог лишь самоубийца. Вор отправляется в путь и домой больше не возвращается. Спустя полгода, его труп находят в Северодвинске. Вор умер от выстрела из пистолета, который нашли рядом. В кармане была записка приблизительно такого содержания: "В моей смерти прошу никого не винить. Я сам выбрал этот выстрел". Графологи установили, что это – почерк рецидивиста Бакина, и следователь местной прокуратуры отправил дело с пометкой "самоубийство" в архив. Некоторые кинокритики считают, что именно эта история натолкнула Шукшина на создание известного кинофильма "Калина красная".
Сегодняшнему вору в законе позволяют жениться, заводить детей и чтить родителей. Иногда отец или мать даже помогают добыть сыну воровской венец. Так было с Витей Калиной, мать которого была связана с Вячеславом Иваньковым – "Японцем".
Воровской устав запрещал законнику окружать себя дорогими вещами особняком, автомобилем и тому подобным, носить любые украшения (единственным украшением должна быть лишь татуировка) и копить личные деньги. Образ жизни вора старой закваски лаконично выразил главный герой известной комедии "Джентльмены удачи": "Ты – вор. Украл, выпил – в тюрьму. Украл, выпил – в тюрьму". Действительно, часть своей добычи законник отдавал в обшак, а на остальные – гулял. Разгульная жизнь обычно длилась не более гола. Затем вор был обязан возвратиться в "дом родной": сначала в СИЗО, затем в зону.
Это правило оказалось едва ли не самым болезненным для законника. Даже среди нэпманских воров то и дело появлялись автолюбители, пижоны и поклонники частных коллекций. О новых ворах даже говорить не приходится: большинство из них предпочитают роскошь традиционному босоногому скитанию. Новый вор, хотя и не боится зоны, все же старается ее избежать. По оперативным данным МВД, шестая часть нынешних законников вообще не имеет судимости, что вызвало бы шок в 30-е или 50-е голы. Но самым диким, по мнению нэпманов, является возможность просто купить воровскую корону, которая всегда добывалась кровью, и не только чужой
Сегодняшний вор разъезжает в шедеврах мирового автомобилестроения, возводит трехэтажные особняки, в просторечии называемые "спортзалы". Он окружает себя телохранителями, ибо жизнь законника еще никогда не была в такой опасности, как сегодня (самому же вору до сих пор запрещено носить какое-либо оружие). Шестидесятилетний Павел Захаров по кличке Цируль, предполагаемый держатель московского общака, возвел в престижнейшем районе Подмосковья трехэтажный особняк и отгородил его двухметровым бетонным забором. Два года назад боевое подразделение ФСБ штурмовало мощную обитель Паши Цируля и удивилось роскоши старейшего российского вора в законе – немецкая сантехника, новейшая видеоаппаратура и огромная библиотека редких книг. При обыске у законника обнаружили пистолет. На следствии Цируль заявил, что пистолет ему подбросили опера, дабы скомпрометировать перед братвой...
Новые воры, в отличие от своих "отцов", сами на дело почти не ходят. Рэкет и всевозможные финансовые махинации они поручают своему окружению – пехоте. Засадить авторитета в зону сегодня крайне сложно: свидетелей, как правило, не бывает, никаких документов, кроме своих маляв, вор не подписывает. Если же его все-таки арестовывают, мгновенно вмешиваются влиятельные лица. Тот же Павел Цируль, подозреваемый в рэкете и хранении оружия, спустя пару месяцев после начала следствия обвинялся лишь в употреблении наркотиков.
Любопытна и судьба Япончика. В 1981 году при аресте (который без стрельбы не обошелся) Иванькову вменялся целый "букет" случаев рэкета. К концу следствия в его уголовном деле фигурировал только один вооруженный налет. Да и то едва удалось доказать его на суде. Впервые в отечественном судопроизводстве судью взяли под круглосуточную охрану, а самого Японца из "Матросской тишины" на процесс везли сложными маршрутами, опасаясь нападения на спецконвой.
Это был триумф столичной Фемиды. Иваньков отправился в зону. А через шесть лет начался поход за его освобождение. В Президиум Верховного Совета РСФСР пошла лавина писем в защиту узника иркутского допра. Туда же направляются и два депутатских запроса, которые председатель ВС России направляет в комитет по помилованию. Вопросом освобождения Японца занимался и Верховный Суд в лице зампреда А. Меркушева,
Первое ходатайство об амнистии Московский городской суд отклонил. Это решение никого не удивило: в начале 90-х правительство начало наступление на российских бандитов. В системе МВД России и бывших союзных республик уже создавались отделы по борьбе с оргпреступностью. Однако, в конце концов, законнику смягчили приговор на пять лет, и в ноябре 1991-го он возвратился в Москву. Через три месяца американское посольство в России вручает Японцу визу. В марте он поселяется в США, а в июне 1995 года вора в законе арестовывает ФБР
Связь с милицией, прокуратурой или КГБ воровской клан презирал и карал. Законнику позволялось хитрить во время следствия, имитировать контакт с сыскарями, чтобы запутать дело или отвести улар от другого авторитета, но не более. Воровская клятва "Бля буду!" плавно перешла в "Легавым буду!". Добрая часть блатных наколок посвящалась сотрудникам милиции и прокуратуры: "Бог создал вора, а черт – прокурора". "СЛОН – смерть легавым от ножа". "За все легавым отомщу". "Смерть прокурору!". "ЛОРД легавым отомстят родные дети" и прочие. Общаться с милиционером вне стен СИЗО для вора было большим западлом. Честных оперов уважали, хотя и ненавидели ("у вас своя работа, у нас – своя"). Тех, кто купился на воровскую подачку – презирали и ненавидели вдвое сильнее. Законник даже не смел помочь умирающему менту, скажем, попавшему в аварию. Он был обязан если не добить, то хотя бы равнодушно пройти мимо.
За связь с ментами или гэбухой могла последовать самая серьезная блатная санкция – смерть. Известен случай (его мне рассказал много лет спустя бывший розыскник, подполковник в отставке), когда в 1972 году воронежского законника Владимира Губанова по кличке Глупый удалось шантажировать при допросе. Следствие раскрыло мокруху, которую он совершил. Шесть лет назад, еще до своей коронации, тот убил во время кражи хозяина квартиры, проснувшегося не вовремя. Губанову грозила смертная казнь. Вору обещали помочь спрыгнуть с вышки в обмен на его рассказ о подельниках. Точнее, лишь об одном из них – скупщике краденого (барыге). Сначала Глупый обсуждать этот вопрос отказался. Но когда дело уже отправилось в суд, он заволновался. На допросы вора уже не вызывали. Через контролера следственного изолятора Глупый незаметно передал записку, в которой просил встречи со следователем.
Через два дня Глупого вызвали на последний в его жизни допрос. Следователь лишь развел руками: поздно, мол, гражданин Губанов, дело закончено. Вор избежал расстрела благодаря адвокату, сумевшему на суде переквалифицировать "умышленное убийство" на "тяжкие телесные повреждения, повлекшие смерть". Рецидивист получил 13 лет и в чудесном настроении отправился в зону. Но контакт с ментом не прошел незамеченным. Через несколько месяцев его труп нашли в мехцехе, с расплющенной под прессом головой. Резюме прокуратуры – нарушение правил по технике безопасности.
Среднеуральский вор в законе по кличке Седой, который за два дня навел порядок в бунтующей ИТК-17 и который подозревался в сотрудничестве с КГБ, был заочно приговорен к смерти. Дальнейшая судьба Седого неизвестна. Многие считают, что Седого убили.
Новые воры также избегают личных связей с милицией, не говоря уже о приятельских отношениях. Подкуп должностных лиц они ведут через свое окружение и об этих процедурах стараются не распространяться.
Законникам запрещалось служить в армии, интересоваться политикой, тем более состоять в партии или комсомоле, посещать добровольные народные дружины и воевать. Косились даже на тех, кто читал прессу – вор должен лишь воровать.
В комсомол или КПСС уголовнику попасть и так было почти невозможно, даже при всех его стараниях, а в Вооруженные Силы рецидивистов не призывали. Так что эти догмы выполнялись законниками наиболее успешно. В годы войны многие воры продолжали сидеть в лагерях, трудившихся на военно-промышленный комплекс. Часть авторитетов вместе с другими уголовниками попала на передовую. В окопах отрицал почти не было: военно-полевой суд расправлялся со строптивым зэком в считанные минуты, по закону военного времени. Хотя недавно мне попались мемуары бывшего офицера МВД, который в 1941-1942 годах ведал штрафными батальонами в Украине. Некто майор Земляной утверждал, что воры в законе и на передовой имели привилегии. Охрана из молоденьких призывников их просто боялась. Автор вспоминает случай, когда юный лейтенант расстрелял законника за отказ подняться в атаку. На следующий день молодой лейтенант во время очередного наступления погиб – "шальная" пуля попала ему в голову, к тому же в затылок...
Даже в окопах законники ухитрялись держать порядок не хуже ВОХРа (правда, в том случае, если в штрафроте преобладали уголовники). Примечательно, что криминальных авторитетов успешно использовали даже эсэсовцы в концлагерях. Законники, сражавшиеся на фронтах Великой Отечественной войны, стали называться автоматчиками.
В 50-х годах на очередной воровской сходке один из авторитетов внезапно заявил, что среди присутствующих есть кавалер орденов Славы. Воры даже растерялись, настолько необычным оказалось заявление. Попросили назвать кличку. "Пускай сам назовется", – ответил вор. Обвинение такого рода очень серьезно, ибо плюсовался еще и обман. Законник должен доказать обвинение, иначе оно будет расценено как оскорбление. Доказывать не пришлось. Пятидесятилетний вор Анатолий Черкасов признался: грешен, мол, защищал страну, награждали за отвагу. "Точно за отвагу, ерша не гонишь?" – спросила братва. – "Не гоню". Блатной санкции не последовало. Предлагали ударить по ушам, то есть разжаловать с воровской должности, но затем решили отпустить Черкаса с миром. Западла-то ведь не было.
