Текст книги "Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 2"
Автор книги: А. Велидов (редактор)
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 45 страниц)
1) На вопрос о том, что из себя представляет «Союз возрождения»: группу лиц, принадлежащих к разным партиям, но объединенных общей программой для известного политического момента, или объединение разных политических партий, делегировавших в «Союз» своих представителей? – я очень затрудняюсь ответить что-либо определенное, так как слишком мало знаком со структурой этого «Союза», образовавшегося в условиях подпольного существования, лишенного всех необходимых условий для свободного и правильного развития, отрезанного от своих главных политических единомышленников и даже некоторых своих главных организаторов, действующих от имени «Союза» за пределами РСФСР, не имея от них никакой информации; «Союз возрождения» в Москве едва ли фактически мог иметь какую-нибудь строго выдержанную схему организации.
Однако, насколько я могу судить, повторяю, по очень недостаточным данным, «Союз возрождения» мне представляется организацией, объединяющей не персонально тех или других лиц, а политические если не партии, то определенные группы, части бывших партий. Я полагаю, что в настоящее время в России, за исключением недавно сравнительно образовавшейся единой коммунистической партии, нет ни одной политической партии, а есть лишь осколки прежних партий, с обрывками прежних, уже устаревших программ. Это мое мнение касается, конечно, как социалистических, так и либерально-демократических и консервативных партий, выступавших ранее на политической арене. «Союз возрождения», имея в своем составе и социал-демократов, и социал-революционеров, и народных социалистов, и кадетов, является объединением лиц, делегированных для участия в «Союзе» частями этих партий, ибо, как мне представляется, группы эти ни в какие другие вновь образовавшиеся политические организации уже не входили; исключение составляют представители к.-д. партии, которые, вероятно, входили в состав «Союза возрождения» персонально, как персонально члены той же партии входили и в другие политические группировки: в «Национальный центр» и в «Совет московских общественных деятелей». Имена членов «Союза возрождения» – Потресова, Розанова, Цедербаума, Авксентьева, Аргунова, Мякотина, Пешехонова, Мельгунова, Чайковского, Н. Н. Щепкина – говорят сами за себя, и, конечно, эти люди, образуя «Союз возрождения», были не одиноки, а вокруг них были и есть иногда значительные группы их единомышленников, их делегировавшие.
Ничего более о составе «Союза возрождения» я сказать не могу, причем признаю, что я принимал участие в качестве представителя, уполномоченного на то «Советом московских совещаний», в совместном заседании с представителями «Союза возрождения» и «Национального центра». Заседание это, действительно, имело место в Научном институте у профессора Н. К. Кольцова, и названные мне при допросе лица были на этом заседании: С. П. Мельгунов, Н. Д. Кондратьев, Цедербаум, Волк-Карачевский, Н. Н. Щепкин и один из городских деятелей Москвы времен городского головы Руднева, фамилию не помню.
2) Столь же мало могу сказать что-либо на вопрос о составе «Национального центра», и о структуре этой политической организации мне совершенно неизвестно. На упомянутом выше совещании действительно принимали участие названные мне на допросе лица: О. П. Герасимов, С. Е. Трубецкой, проф. С. А. Котляревский, проф. Н. К. Кольцов, проф. Фельдштейн; был ли В. Н. Муравьев, не помню.
Совещание это, на котором от «Совета московских совещаний» были Дим. Митр. Щепкин и я, было первой попыткой столковаться о возможности какого-либо объединения трех политических групп, найдя общий язык для формулировки тактической программы. Попытка эта тогда положительных результатов не дала, так как после довольно продолжительных прений выяснилось, что вопрос об объединении еще недостаточно назрел в среде указанных групп и каждая из них, защищая свою точку зрения, не желала допускать правильности иного и идти на какие-либо соглашения. Я лично больше не участвовал в столь же многолюдном собрании представителей всех трех групп, так как в дальнейшем обсуждение вопроса о желательности тактического соглашения шло, с одной стороны, в соглашательной комиссии, где от нас участвовал Д. М. Щепкин, с другой – непосредственно в «Совете московских совещаний», о чем я уже говорил в своем показании от 23 февраля.
3) Лица, вошедшие в состав так называемого «Тактического центра», о котором я уже давал показания, были избраны в отдельности каждой от соглашающихся организаций после того, как между ними было достигнуто единомыслие в самой общей форме по основным программным вопросам, о чем подробно я изложил в своем показании от 20 февраля.
4) О «Государственном объединении», об его составе, деятельности и отдельных выступлениях я решительно ничего сказать не могу за моей полной неосведомленностью. После возвращения из Киева И. Б. Мейснера, а это было уже год тому назад, «Совет московских совещаний» никаких вестей с Юга от своих политических друзей, находящихся там, не получал. И. Б. Мейснер действительно сообщал, что, если мне память не изменяет, в Одессе образовалось объединение лиц, назвавшееся «Государственное объединение», что в числе деятелей этого объединения были лица из состава «Совета московских совещаний»: В. В. Меллер-Закомельский и В. И. Гурко, что объединение это базировалось приблизительно на те же общественные группы, что и «Совет московских совещаний». Но больше никаких подробностей мы не получали – ни о программе этого объединения, ни о тех соглашениях с другими группами, в которые оно входило. Документ, о котором мне было сообщено при допросе, подписанный Федоровым как председателем «Национального центра», Мякотиным как председателем «Союза возрождения» и Кривошеиным как председателем «Государственного объединения» и составленный по поводу признания Деникиным Колчака «верховным правителем» государства, совершенно неизвестен, и ни в «Совете московских совещаний», ни в «Тактическом центре» документ этот не обсуждался, так как о нем не имелось никаких сведений.
5) На вопрос о деятельности Гершельмана я вновь повторяю, что Гершельмана не знаю, что мною уже было сказано в показании моем от 20 февраля. Не отрицаю, что от Д. М. Щепкина слышал, что Гершельман по собственному почину уезжает из Москвы и будет иметь возможность передать вести из Москвы на юг, но и только, о посылке его на юг речи не было. Сам ли Гершельман мог передать вести о положении в Москве, или только при его посредстве была эта возможность, точно не знаю. О том, что Гершельман стоял во главе какой-то организации, курьером за пределы РСФСР или об организованном якобы им «Союзе» молодежи, я услыхал впервые на допросе и ничего абсолютно об этом не знаю.
6) Признаю, что получил от Марии Ивановны Смирновой для передачи «Национальному центру» шифрованное письмо. Передавая мне это письмо, Мария Ивановна сказала, что доставлено оно в Петроград для «Национального центра», но так как то лицо, которому курьер должен был его передать, арестовано, то курьер, имея какие-то поручения и к ней, передал ей это письмо. Она же сообщила мне и шифр. Я расшифровал письмо и подлинник и расшифровку передал Н. Н. Щепкину. Содержание письма я помню очень смутно, так как совсем не в курсе того, кто пишет и кому. Действительно, в письме было упоминание и о каком-то Никольском и о Вике, но кто эти лица, я не знаю. Помню, что в письме действительно говорилось о семье погибшего Павла и о каком-то Г., но все это для меня неизвестные лица. В общей своей части письмо говорит о наступлении на Петроград из Финляндии и при участии финских войск, о какой-то международной комиссии, которая должна была появиться в Петрограде при его занятии. Далее сообщалось о затруднениях, испытываемых русскими в Финляндии, об интригах Германии, о германофильстве финнов, о разногласии в среде русских эмигрантских кругов. Наконец, помню, что письмо содержало вполне категорическое указание, что наступление на Петроград должно произойти не позже как через месяц и что через 24 часа после его занятия население Петрограда будет обеспечено в избытке всем необходимым (продовольствие и пр.). Это единственное, насколько помнится, вполне конкретное сообщение было ко времени получения письма уже лишено всякого интереса, так как письмо было датировано числом первой половины мая месяца, а получено, кажется, в половине июля, когда давно прошли и указанные в письме сроки и когда ясно уже было, что общая конъюнктура в Финляндии совершенно изменилась и все эти планы оказались дутыми. Н. Н. Щепкину это письмо нового, по-видимому, ничего не дало, так как, прочтя и уничтожив его, он сказал, что все это устарело и ему ранее уже известны сведения. На вопрос, какие мною передавались Марии Ивановне письма, я еще раз, как и на допросе 13 февраля, совершенно чистосердечно заявляю, что никаких писем или вообще каких бы то ни было документов мною, от меня или при моем посредстве от кого-либо другого не передавалось Марии Ивановне и к ней не посылалось. Ее адрес в Петербурге был известен Н. Н. Щепкину, как она мне сообщила, и, кто и что ей туда посылал, если вообще посылалось, я не знаю.
7) На вопрос о том, какую информацию привез прибывший в Москву к «Национальному центру» курьер от Колчака, некто Василий Васильевич, я мало что могу добавить к тому, что уже показал по этому вопросу в своем показании от 26 февраля, так как именно этот Василий Васильевич и привез деньги «Национальному центру» и то общее сообщение о плане наступления Колчака, о котором я уже говорил. Помню, что отступление Северной армии генерала Пепеляева было, как нам сообщал Н. Н. Щепкин, объясняемо стратегическими соображениями, в связи с необходимостью изменить общий план наступления из-за несостоявшегося соглашения с Финляндией и затруднений, испытываемых для наступления Северной армии союзников, но что с помощью имеющихся резервов Колчак предполагал восстановить положение и новым ударом достигнуть поставленной цели, как я уже говорил, информация эта явилась в Москву очень запоздалой и ко времени ее получения вполне определился полный неуспех Колчака и развал его сил. Фамилия означенного Василия Васильевича мне неизвестна. Куда он после ареста Н. Н. Щепкина делся, я тоже не знаю. В военной комиссии Н. Н. Щепкин говорил о намерении отправить это лицо на Юг, но удалось ли это, я не знаю. Никакой политической информации этот курьер из Сибири не привозил, за исключением партийного к.-д. письма к Н. Н. Щепкину, содержание которого мне осталось неизвестным.
8) На вопрос о роли отдельных лиц, входивших в состав комиссии трех при «Тактическом центре», имею показать следующее: какого бы то ни было разделения обязанностей между нами – членами этой комиссии не существовало и, как я старался установить своим показанием 26 февраля, не вызывалось характером комиссии. Это не была комиссия по управлению делами военной организации, связь с которой поддерживал исключительно Н. Н. Щепкин, причем вспоминаю, что им не раз упоминалась фамилия какого-то Тихомирова, мне неизвестного, как лица, между прочим, служившего ему этой связью. Были ли у С. Е. Трубецкого как члена «Национ. центра» какие-нибудь обязанности по связи с военной организацией, я не знаю, но из очень критического отношения Трубецкого к организации, а также из неоднократно им мне высказываемой малой его осведомленности о ее внутренней жизни я вывожу заключение, что Трубецкой, как и я, был членом комиссии без каких бы то ни было специальных обязанностей. В своем показании от 26/П я подробно изложил, каковы были взаимоотношения военной организации, уже ранее существовавшей, к «Тактическому центру» и к его комиссии. С. Е. Трубецкой был одним из тех, кто особенно горячо возражал против самой мысли о допустимости военного выступления, хотя по этому вопросу мнения членов «Тактического центра» были вполне единодушны. Могу в этом отношении сослаться кроме С. П. Мельгунова, о котором я уже упомянул в показании 26/ II, еще и на О. П. Герасимова.
Леонтьев Сергей
7 марта 1920 года
ПОКАЗАНИЯ С. П. МЕЛЬГУНОВАКогда образовалась шестерка в качестве представителей трех групп, участники искали помещение для заседания. Я предложил свою квартиру, но она, очевидно, не всем нравилась (надо иметь в виду, что я только на страстной неделе был выпущен из Особого отдела ВЧК). Тогда я просил разрешения у А. Л. Толстой в комнате правления Толстовского общества устраивать иногда маленькие заседания людей, которых она лично знает (она со всеми была знакома по своей деятельности в Земском союзе), на что было получено разрешение. Здесь иногда и происходили заседания, когда я на них бывал и когда А. Л. бывала в Москве.
На заседаниях А. Л. Толстая никогда не присутствовала, конечно, а иногда входила, принося чай.
Такого я не знал. В начале лета 1919 года ко мне явился из Харькова Иван Яковлевич (фамилия приблизительно та, которая мне была названа при допросе, я точно ее не помню). Передал привет от А. А. Титова и просил его свести со Щепкиным Н. Н., что я и сделал, то есть передал Щепкину о таком желании, о моем впечатлении об этом лице. О моих товарищах И. Я. сообщил мне очень немногое. Я понял, что он находится в оппозиции, что И. Я. не одобрял, и говорил, что ездил в Ростов со специальной целью добиться соглашения между действующими на Юге политическими организациями. Так как общественная физиономия И. Я. для меня была неизвестна, то я довольно скептически отнесся к информации И. Я. и к его роли объединителя. Н. Н. Щепкин пожелал свидеться с И. Я. После переговоров со Щепкиным И. Я. было предложено сделать сообщение в «шестерке», что им было исполнено. Сообщение его сводилось к тому, что положение Деникина блестящее, что не позже октября он будет в Москве, что понемногу у него выправляется политическая линия, что надо готовиться и собирать общественные силы, что преступно, что Москва не ведет никакой агитации и т. д. В положениях И. Я. многое, по моему мнению, было правильно. Но сам И. Я. как-то придавал себе чрезмерно большое значение. В сущности, я не мог выяснить, кем он прислан и для чего. Слова его не давали ответа на поставленный вопрос.
О том, что «шестерка» платила жалованье И. Я., является каким-то поклепом, по моему мнению, на него. Во-первых, «шестерка» не обладала такими функциями; во-вторых, как он говорил, у него были деньги, которые он привез с собою и, по-видимому, передал на хранение Н. Н. Щепкину (что-то около 150 тысяч). И. Я. желал какой-то агитационной работы, а ее не было, во всяком случае у «Союза возрождения». Поэтому никаких взаимоотношений у нас не устанавливалось; приглашать его в нашу группу он не считал возможным и нужным. Об его информации я просил осведомить товарищей.
С. А. Студенецкий, как и все мы, приблизительно в одно время примкнул к платформе группы – он был одним из тех участников в партийных совещаниях, о которых я говорил в предшествующих показаниях. Бывал на заседаниях реже других, а в последнее время, по моему мнению, совсем перестал бывать. В своей позиции он занимал, пожалуй, наиболее непримиримое положение по отношению к некоторым точкам зрения «Национального центра» (как по вопросу о строительстве государственной власти, так и в вопросе земельном).
Такое показание со стороны В. Н. Муравьева совершенно абсурдно. Как новый человек в Москве, мало осведомленный, очевидно, о «Задруге», видавший меня всего два-три раза, и то мимолетно, он, наверно, представил себе положение дела под влиянием каких-либо разговоров, бывших в «Национальном центре».
«Задруга», а равно и «Голос минувшего» – учреждения, возникшие в 1912 году по моей инициативе и, несомненно, мною руководимые, представив из себя настоящий кооператив авторов. «Задруга», по типу английских копартнершипов[246]246
Копартнершип (англ. – copartnership) – сотоварищество, участие рабочих в прибылях.
[Закрыть] Англии, несколько расширилась, так как членами товарищества состоят не только пишущие, но и работающие вообще в «Задруге» (все служащие, часть рабочих – по уставу в виде временной меры допускаются 20 процентов наемного труда). Крупными пайщиками являются лишь некоторые центральные кооперативные учреждения. Создание «Задруги» преследовало цели борьбы с капиталистическим издательством. Так как идея подобной артели вызывала большое сомнение, так как приходилось вести борьбу в самой кооперации за эту идею, то в денежных вопросах мы всегда были щепетильны, быть может, более или менее крупным паем. «Задруга» строилась очень медленно, и только революция дала ей возможность развернуться, приобрести через посредство московского Народного банка типографии в Москве и Петербурге. Только Народный банк нас финансировал вначале под векселя – для приобретения типографии, а затем под наш товар (то есть книги и бумагу). За последние три года, как видно по нашему балансу, «Задруга» сильно выросла, почему мы получили право кредитоваться в Народном банке до 5 миллионов рублей. В «Задруге» теперь более 80 членов.
Показания Муравьева я могу объяснить только таким образом. Когда начались наши взаимоотношения с представителями «Национального центра» (наша, то есть группа «Союза возрождения»), явилась мысль объединить лиц на какой-нибудь литературной работе. Я предложил попытаться подвести как бы итоги русской революции в области политической, социальной, экономической и культурной. Разнохарактерность точек зрения при первом подходе к вопросу не могла бы помешать некоторому обмену мнениями и подведению итогов. У меня оставалась небольшая сумма денег, полученная в свое время редакцией «Голоса минувшего» от Комитета гражданского просвещения[247]247
Комитет гражданского просвещения – общественная организация либерально-буржуазного направления, образовавшаяся после первой русской революции. Разрабатывала проекты развития народного образования в России.
[Закрыть] (в начале революции) для обработки материалов по революции. Я мог бы ассигновать эту сумму на собирание необходимых материалов. Н. Н. Щепкин поднял в «Нац. центре» вопрос об ассигновании еще 25 тысяч рублей. Таким образом, образовался фонд в 45 тысяч рублей, который и был мною внесен в кассу «Задруги» и от имени редакции «Голоса минувшего» исключительно в целях бухгалтерских (им заведен особый отчет).
Я предложил в совете «Задруги» принять это издание в будущем, если оно будет осуществлено и если будет одобрено редакционным комитетом «Задруги».
Это и было принципиально принято, почему в наших печатных проспектах намечена подготовка издания по истории русской революции.
«Задруга» ни копейки не ассигновала на это издание по следующим мотивам:
1) Сомнительно было, чтобы издание, предназначаемое для более или менее отдаленного будущего, осуществилось; на нас лежали многочисленные литературные обязательства.
2) По правилам «Задруги» всякое издание должно было определить, что может в конечном результате получиться из издания при участии в нем лиц разных политических миросозерцании. «Задруге» в этом отношении приходится быть особенно осторожной при разнообразии в составе членов – от коммунистов до кадетов.
Из проектированного издания, впрочем, ничего не вышло. В счетах «Задруги» совершенно точно, кажется, указано, сколько израсходовано денег и куда.
Сергей Мельгунов
31 марта 1920 года
Относительно состава групп «Нац. центра» в Петрограде я не имел никакого представления. Никогда Розанов не осведомлял нас на эту тему. Почти то же могу сказать о группе «Союза освобождения». О вхождении Душечкина[248]248
В тексте книги «Мечкина». Исправлено по подлиннику.
[Закрыть] не знал, также меня постоянно просили указать какого-нибудь из нар. – соц. в Петрограде, и такого я не знал. О деятельности петроградской группы я имел весьма слабое представление и считал ее еще более аморфной и неопределенной, чем наша. Нам казалось, что вся ее работа сводилась к собиранию крайне неопределенной информации и к поддержке связей с инакомыслящими. Кроме Герасимова, никаких к.-д. в Петрограде не знал и о них не слыхал. Считал, что [Герасимов] – член «Нац. центра» и имеет только связи с Розановым и Потресовым.[249]249
В тексте: «Считал, что член «Нац. центра» и нашей не было связи с Розановым и Потресовыч». Исправлено по архивным документам.
[Закрыть] Совершенно убежден, что такое же представление имели и все мои товарищи. Никогда Москва не была всероссийским центром – во всяком случае с осени 1918 года, то есть когда основные члены «Союза» уходили. С той поры деятельность групп протекала именно в тех пределах, на которые я указывал в предшествующих своих показаниях. По существу ничего не могу добавить.
2. Деньги для московской группы СВ были оставлены Чайковским и находились у Щепкина. Из них ежемесячно передавались некоторые суммы в Петроград. Сумма, которой мы располагали осенью 1918 года, была около 300 тысяч рублей.
3. Никакого списка коммунистов с их местом службы и пр. никогда не составлялось и составлять не могли. Представители «Нац. центра» дают об этом показания, основываясь на этих деньгах, которые мною были получены через Щепкина для некоторых работ. Дело идет, очевидно, о том «Словаре» революционных деятелей, который мною был затеян осенью 1918 года по совету проф. Мазона. Словарь велся с марта 1917 года, и в него попадали все без исключения общественные деятели. Распоряжаться работой мог исключительно я один. Работа велась совершенно легально. В будущем предполагал ее издать под своей редакцией, если бы только работа была закончена. Пока она только в самой начальной стадии. В проспекте печатном «Задруги», который был представлен Государственному издательству. Была помечена та работа, как подготовляющаяся. В «Известиях» я прочитал сообщение, что на Юге образована комиссия для составления списков коммунистов. Никто ко мне с предложением участвовать в такой работе не обращался. После того сообщения я не раз высказывал опасения, что моя больше проектированная, чем исполненная работа будет смешана с какими-либо посторонними целями.
4. Н. Д. Кондратьев участвовал в собраниях московской группы СВ приблизительно в равной мере со мной. С лета 1919 года собрания стали происходить все реже и реже, и осенью наши собеседования почти замерли. Что касается С. Л. Маслова, то он бывал, как я уже указывал, крайне редко и в последнее время, примерно с весны 1919 года, совсем не бывал. Я лично считал его отошедшим от идеологии группы в силу позиции к партии с.-р. Кто из с.-р. участвовал в петроградской группе персонально, я не знал. Если Розанов и называл какие-нибудь фамилии, то не обратил внимания, так как никого из них не знал. Мне казалось даже, что с.-р. все остались в Петрограде в силу резолюции Центрального Комитета.
С. Мельгунов
12 мая 1920 года
