Текст книги "Остров Свободы 12.04.1961 (СИ)"
Автор книги: А. Морале
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
Я поднял голову повыше, кашлянул погромче и всё разом стихло.
– Мистер Алехандро! Вы живы?!
– Товарищ Кастро…
– Команданте…
– Братишка! Фиделе! Ну ты и испугал нас! Жив, чертяка! – Радостно воскликнул Рауль и медленно двинулся в мою сторону, с опаской поглядывая на меня, следя, не собираюсь ли я снова отбросить копыта.
Со стороны повара донеслось громкое всхлипывание, очередная порция громких молитв на испанском, и радостные возгласы незамутнённого искреннего счастья. Вот кто действительно радовался моему воскрешению из мира мёртвых. Хотя, все остальные тоже радовались. Вряд ли кто-то из присутствующих желал мне смерти.
– Та жив, жив. – Отмахнулся я сразу от всех и тихо добавил: – Теперь жив.
Только жрать хотелось неимоверно. Желудок просто требовал что-то срочно закинуть в него. Bruja! Или как ругаются русские – «блядь»! Столько еды за столом, что… Я протянул руку и отдёрнул её назад. А есть то и нельзя. Как раз из-за этой еды я и сдох. Вернее, сдох мой предшественник. Обидно!
Кроме как пожрать, ещё сильнее всего хотелось подмять под себя горячее податливое женское тело… Почему так, интересно? Даже не знаю, чтобы я выбрал, если бы мне предложили оба варианта сразу – еду или голую женщину. Наверное, всё-таки второе… Забавно. Давно я не испытывал это приятное чувство… Оно заставляло меня чувствовать себя живым. Не старым дряхлым стариком, а именно живым, молодым и сильным. Это очень приятно!
Maldito sea! Бля! Я – жив! Не просто жив. У меня молодое, здоровое тело, лёгкость, сила, ясность ума! Ничего не болит, не ноет, не скрипит и не хрустит. Руки работают отлично и не трясутся… Голова – варит! Мне кажется, всё работает даже лучше чем раньше. Может регенерация, которая воскресила это тело, повлияла на весь организм в целом? Хотя, может это мне только так кажется, может я просто забыл, что значит быть молодым.
Как же это прекрасно, словно я под каким-то допингом или выпил сразу ведро кофе. Как же приятно быть живым, молодым и здоровым!
В зал вбежал запыхавшийся доктор с чемоданчиком, и я небрежно махнул рукой в его сторону, отпуская его:
– Отбой!
– Отбой. – Повторил за мной один из охранников, развернул доктора и выпроводил его за двери.
Рауль подошёл, ещё раз внимательно осмотрел меня, кивнул сам себе и присел рядом на стул. Протянул мне салфетку и уставился на меня преданным, обеспокоенным взглядом.
– Всё нормально, Алехандро? Хорошо себя чувствуешь?
– Всё хорошо, братишка. – Подтвердил я, чувствуя, как на моём лице расплывается довольная улыбка. Так хорошо я давно себя не чувствовал. – Не переживай. Какая-то сволочь подсунула отраву в еду, но снова не рассчитала дозу. Не в первый раз.
– Не в первый. – Согласился Рауль, протянул слегка подрагивающую от нервов руку к бокалу с вином и тут же отдёрнул её обратно, тяжело вздохнув: – И не в последний… Что хоть отравлено было?
– Да хер его знает! – Я оглядел стол, пожал плечами и поморщился. – Но желудок печёт, словно его кислотой обожгли. – Не моргнув глазом соврал я, придерживаясь легенды случайно выжившего после неудачного покушения.
– Может, всё-таки вернём врача? – Снова обеспокоился братишка.
– Нет. Всё пройдёт и так, я чувствую. Уже гораздо легче.
– Ну ладно. – Он щёлкнул пальцами, подозвав двух солдат к себе, и строго скомандовал: – Еду всю убрать. Проверить, кто сегодня подавал, кто сервировал и кто… Проверьте всю цепочку.
– Будет сделано, команданте! – Кивнул тот, что постарше, и принялся бодро раздавать указания по цепочке.
– Какой сейчас год, Рауль? – Невзначай поинтересовался я, подловив момент, когда братик был в меру задумчив.
– Год? – Удивлённо переспросил Рауль.
– Да, год.
– 1961.
– Нет! Год, когда нас снова не смогли сломить! – Спрятал я свой интерес к сегодняшней дате за простой патриотической шуткой, и брат повеселел. – Год, когда мы с тобой построим новое государство. В этом году всё будет иначе. Поверь! Пока я был в отключке, я видел странный сон. Мы построили, наконец, светлое будущее…
Рауль тяжело вздохнул и проворчал:
– Построим… Если выживем…
Мы оба кивнули и одновременно задумались, каждый о своём…
1961 год. Два года назад мы свергли этого cabrono, ублюдка Батисту. Два года… Тяжёлые два года…
1961 – один из самых сложных. Столько всего предстоит сделать и не ошибиться. Любая маленькая ошибка может стать роковой, не поможет даже два моих шанса на воскрешение. Я ненароком взглянул на запястье с часами – с двумя часами. Одни – самый обычный Ролекс, вторые – Ролекс от Петра, на которых время замерло на отметке 12:02.
Хотя… Зачем повторять всё, что я сделал в прошлой жизни? Можно же сделать всё иначе. Но об этом подумаю потом. Не могу сейчас нормально думать ни о чём другом. Этот Педро-Пётр не предупреждал ни о чём таком… Сейчас нужно пожрать и… И что-то сделать с переполнявшими это молодое тело гормонами. Почему-то раньше я за собой такого не замечал. Или это так повлияло воскрешение, или перенос сознания? Странно.
– Рауль, а можешь организовать пожрать? Что-то в желудке сосёт, словно я десять лет ничего не ел. – Обратился я к своему младшему братишке.
Какой же он зелёный, совсем ещё пацан, хотя ему уже под тридцать. Похож на худенького пугливого мышонка. Но всегда хорохорился и храбрился, пытаясь подражать старшему брату – мне.
– Да, конечно. Сейчас организую. Сам! – Он нахмурился и поднялся со стула. – Лучше сам, не хочу снова видеть тебя лежащим мордой в тарелке, не подающим признаков жизни.
– Спасибо, братишка!
Рауль задумчиво кивнул, посмотрел на суетящихся в зале людей и солдат, и двинулся в сторону выхода.
– Рауль! – Окликнул я его, идя на поводу возникшей в голове мысли.
– Да?
– А ты проверил гостей?
– Гостей? – Переспросил он и нахмурился.
– Ну да! Гости… Люди, которые посещают, навещают, с целью повидаться, побеседовать, вместе провести время… – Я улыбнулся растерянному брату. – Те, кто обедали с нами. Может это кто-то из них пытался меня отправить на тот свет?
Я ещё раз оглядел стол. Почему только я один лежал мордой в тарелке? Накрытых мест за столом как минимум десять? Где все остальные?
– Что-то не могу сообразить, – я поморщился, словно от острой боли, но и пытаясь не переигрывать, чем вызвал очередное осуждающее покачивание головы у Рауля, – кто ещё со мной обедать изволил? Ты проверил их, они хоть живы?
– А! Это! Все живы… Пятеро наших, ты, я, госпожа Кеннеди с сестрой и её ручной ЦРУшник. Наши все целы, засели в переговорной, а американцы разбежались в панике, но тоже живы-здоровы. Я приказал не выпускать никого из резиденции, хотел побеседовать лично с каждым. Теперь и не знаю, стоит ли…
– Госпожа Кеннеди? – Удивился я. – Жаклин?
– Ну да. И её сестра, миссис Ли Радзивилл.
– Где она сейчас, не знаешь?
– У себя, в гостевой. Наверняка, очень испугана. Когда её уводил под ручку её ручной хорёк, на ней лица не было. – Он хмыкнул. – Если бы ты умер, не уверен, что она выбралась бы с острова невредимой. Если только лет через двадцать, после отсидки в нашей тюрьме.
– Дурак? Лучше повода для вторжения к нам не придумать – спасение невинной девушки, жены президента. И им было бы насрать, живую её спасать или мёртвую. Второй вариант даже предпочтительнее, ещё и мученицу из неё бы сделали.
– Прости. – Рауль нахмурился ещё сильнее. – Не подумал. А какие варианты? Если это она пыталась тебя отравить, мне нужно было поцеловать ей ручку и отпустить?
– Именно! – Кивнул я. – Сами пригласили, сами прошляпили, и сами виноваты. Тут только наша вина, Рауль. Но я думаю, она не при чём. Она не дура, не стала бы так рисковать.
– Никого мы не приглашали. – Проворчал Рауль.
– Хм. Ладно. Ты приготовь пожрать, а я пойду разберусь. Вернее, скажу, что со мной всё в порядке, чтобы не переживали. Ну и заодно, проведу с ней беседу…
– Хорошо. Только парней не забудь захватить, не отказывайся хоть сейчас от охраны.
– Захвачу, конечно. – Легко согласился я, удивив братишку.
– Спасибо! – Поблагодарил он меня, словно я сделал ему огромное одолжение. Затем махнул на меня рукой, развернулся и вышел, прихватив с собой повара и пару человек сопровождения.
Я поднялся, с сожалением взглянул на стол, не сдержался, взял два спелых банана, и, развернув один, проглотил его почти за секунду. Фух! Немного попустило. Махнул рукой суровым парням, стоящим в дверях с автоматами в руках, и вышел из обеденного зала, двинувшись по широким коридорам бывшего дворца Батисты…
Я шёл по коридорам своего огромного дома в Гаване, любовался стенами, мраморным полом, слушал городской шум, доносившийся с улицы, предавался ностальгии и наверняка глупо улыбался. Хорошо, что навстречу мне никто не попался и не увидел выражение моего лица. Иначе, подумали бы, что команданте немного не в себе. Давно я здесь не был, лет тридцать, наверное.
Сзади меня безмолвно шагали мои парни, моя охрана. Четверо самых лучших и преданных солдат, готовых отдать жизни за своего команданте. Они не знали этого, но я тоже готов был отдать жизнь за каждого из них. Моя жизнь ничуть не дороже жизни любого из них. Тем более сейчас, когда у меня есть пара жизней в запасе. Распускать я их, конечно, не буду из-за этого, это их работа, да и не поймёт этого никто, ещё решат, что я спятил. Первое лицо государства, на которое постоянно совершаются покушения – и без охраны. Этого никто не поймёт…
Как давно всё это было… Воспоминания хлынули на меня стремительным потоком. То ли так подействовала обстановка шестидесятых, то ли ясный разум, помолодевший и скинувший сразу пять десятков лет и открывший шлюзы моей памяти.
Никогда не жаловался на память, она у меня была феноменальной, но ум молодого и старого – это всё-таки две большие разницы. Словно с меня слетела какая-то пелена, мешающая думать последние несколько десятков лет. Все стало таким ясным и чётким…
Война, революция, свержение Батисты и приход нашей маленькой группы к власти. Я никогда не думал, что у нас всё выйдет. Надеялся, мечтал, готовился принести себя в жертву, чтобы подтолкнуть следующих за нами людей – но никогда всерьёз не думал, что у нас, именно у нас всё получится.
Да и не думали мы лезть на баррикады, поднимать восстание и брать в руки оружие. Сначала…. Сначала хотели решить всё мирно, по закону. По закону… Смешно! Какими наивными мы были тогда…
Через две недели после прихода к власти Батисты, мы подали иск в суд Гаваны, в котором потребовали привлечь Фульхенсио Батисту к уголовной ответственности за нарушение конституционных норм и незаконный захват власти. Заодно и судьям предложили снять с себя полномочия, если они не смогут выполнять свой профессиональный и патриотический долг перед народом.
Наверняка, они тогда долго смеялись, попивая ром вместе с Фульхенсио и куря его любимые сигары. Все они были повязаны между собой, все доили Кубу как дойную корову.
Мы рассердились, когда поняли, что всем им насрать на законы нашей страны. Взяли в руки оружие, и реши действовать вне правового поля… Сотня смельчаков пыталась захватить власть целой страны. Да, это было безумием, но мы надеялись, что нашему примеру последует остальной народ. На то, что мы хотя бы просто выживем – мы даже не рассчитывали.
Семьдесят моих братьев тогда погибли под пулями продажной полиции, и наши мечты о правосудии исчезли так же быстро, как и появились.
Но гибель моих друзей, товарищей была не напрасна. Люди поняли – так жить нельзя. Именно тогда мы заронили в души людей зёрна революции, зёрна свободы и справедливости, которые зрели долгие три года. Уже через три года на нашу сторону перешли не только обычные люди, студенты и рабочие, но даже несколько тысяч солдат Батисты. Это была победа! Наша жертва была не напрасной, как я и думал.
Я много говорил, что власть меня не интересовала… Так и было. Но только когда режим Батисты пал, когда из страны сбежали все его прихвостни и слуги, править было некому. Смешно… Мне пришлось занять место диктатора, чтобы диктатор не вернулся снова или не появился новый, такой же беспринципный и наглый, как Батиста.
И вот когда мы подумали, что победили, голову подняли истинные хозяева Кубы, хозяева Батисты. Штаты со скрипом, но всё же запустили свою пропагандистскую машину против нас и открыли свою денежную кубышку, снабжая местных агентов по полной.
Мы были и коммунистами, и тварями, незаконно захватившими власть, и монстрами, которые казнили честных людей тысячами за один неверный взгляд или одну только мысль. Сотни людей, сидевших на довольствии у Вашингтона, принялись отрабатывать свой хлеб, поливая нас, меня, грязью, придумывая сказки и подбивая народ на новое восстание.
Батиста – святой! Он заботился о народе, все были сыты и накормлены, все работали, все были обеспечены как минимум самым необходимым, а плохой парень Фидель просто решил свергнуть легитимное правительство, чтобы заграбастать себе всю власть. Фидель – жадный, подлый кровожадный диктатор! Он просто жестокий тиран, маньяк, который хочет утопить Кубу в реках крови невинных людей.
Да, может в эти сказки верили те, кто ни разу не бывал на Кубе, или те, кому платил Вашингтон, чтобы они закрывали глаза на кричащую правду…
ФульхенсиоБатиста – незаконно свергнутый, честный и искренний правитель своей страны!
Чем безумнее ложь, тем легче в неё поверить – так, кажется, принято говорить.
Как говорится – у медали две стороны… Да, у моей «медали» их тоже две, я не святой, и я это прекрасно знаю. Но Батиста… Если с одной стороны «медаль» Батисты была грязная, то обратная сторона была вся измазана дерьмом!
При Батисте моя родная Гавана превратилась в филиал американского порока. Американские друзья Фульхенсио контролировали туристический и игровой бизнес, они строили отели, рестораны и казино на острове. А с другой стороны, в стране расцвела проституция, при этом молодых девушек очень часто похищали прямо на улицах, заставляя выходить на панель силой.
Несколько лет назад в Гаване работало около восьми тысячи публичных домов, а девушки, женщины, работавшие в них, содержались, словно скотина в стойлах. Маленькие грязные комнатки, в которых они жили… не жили – существовали, миска еды, ведро с водой в углу комнаты… Кому шла вся прибыль от их заработков и от этого «туризма»?
Ладно, не нравится вам сфера обслуживания – уезжайте из столицы и займитесь спокойной фермерской жизнью. Земли много – купите коровку, парочку свиней, выращивайте тростник или возделывайте банановую плантацию. Нахер эта столичная жизнь! Ну да…
Американские землевладельцы прибрали к рукам почти все плодородные земли, пригодные для ведения сельского хозяйства, нанимая людей за гроши и заставляя работать по 12-15 часов в день за доллар. За сраный доллар!
Да, народ Кубы был обеспечен работой и куском хлеба, благодаря заботе «святого» Батисты и американцам, которые любили приезжать на Кубу и развлекаться с любвеобильными и роскошными кубиночками.
Пока Батиста и его друзья набивали карманы деньгами, кубинцы жили в нищете. У них не было доступа ни к образованию, ни к медицине, об остальных, самых простых человеческих благах можно даже не говорить.
Именно тогда президент Батиста за все свои выдающиеся заслуги на посту главы государства, за развитие Кубы, за вклад в кубинское процветание получил от своих американских друзей подарок – золотой унитаз и золотой телефон. Медальки и грамоты были/есть у каждого, а вот золотой сральник... почему бы и нет.
Почему люди его терпели, были ли недовольные, почему недовольные, если они были, молчали? Смешные вопросы…
Недовольных или тех, кто осмеливался идти против Батисты, закапывали живыми в землю, сбрасывали с крыш высоток, вешали, выкалывали глаза, кидали в подвалы тюрем и «забывали» о них. Некоторых отпускали… а потом стреляли им в спину. Фульхенсио любил такие развлечения.
Я поклялся сам себе, что этого никогда больше не будет на моей Родине! Никогда!
Когда-то давно в 80-х я разговаривал с одной ушлой американской репортёршей, желавшей уличить меня в жажде к власти, репрессиям, лжи, и пытавшейся поймать меня на каждом слове. Тогда репортаж пошёл не по её сценарию, и я просто предложил ей ради эксперимента пожить месяц на Кубе в условиях правления Батисты, а потом в условиях моего правления. Условия Батисты я бы с удовольствием ей воссоздал, это не сложно.
– Но ведь и Ваши условия не сахар… – Сморщила она свой маленький холёный носик на моё предложение.
– Не сахар. – Не стал спорить я. – Только эти условия создало твоё правительство в том числе. Санкции, запертая экономика, эмбарго. Людям просто перекрыли кислород, надеясь, что они одумаются, сдадутся, прогнутся и предпочтут свободе зависимость от Батисты и его хозяев. Так что, готова на эксперимент? А через два месяца поговорим. Репортёр же должен знать, о чём пишет, чтобы быть непредвзятым… Рауль! – Я махнул рукой брату, делая вид, что готов дать ему распоряжение заняться этой дурой.
– Вы не посмеете! Я американская подданная! – Испуганно выкрикнула молоденькая и наивная репортёрша, ещё совсем девочка.
– Не посмею… Смешно. – Я задумчиво потрепал свою бороду. – Пару минут назад ты утверждала, то я безумный диктатор… А, как мы знаем, безумцам законы не писаны…
– Я не утверждала. – Пошла она на попятную, сбавила свой гонор, а я продолжил своё интервью, которое так никогда и не было показано на американском телевидении.
– До нашей революции Куба представляла собой бордель для американцев и место для отмывания денег. Всё! А теперь у нас свои врачи, учёные, писатели, художники. За эти годы, за годы моего «тиранизма», как ты утверждаешь, мы шагнули далеко вперед. Бесплатная медицина и образование, пенсии, льготы – у вас такого нет. А если бы нам не мешало твоё правительство – мы бы достигли ещё большего! Я надеюсь, люди меня понимают, понимают то, что я делаю для них… Что пытаюсь сделать.
– Не все! – Всё-таки не сдержалась она и снова кольнула меня. – У вас же есть оппозиция и те, кто недоволен Вашим правлением, сеньор Кастро.
– Ты о гусанос? – Хмыкнул я. – Да, есть такие. Паразиты, которые хотят жить за счёт других. Они не хотят работать, учиться, что-то делать, но хотят быть при власти и просто жить богато и в достатке. Они ждут подачку от Вашингтона, и ждут, когда вы снова дадите им тёплое местечко или просто отсчитаете пачку зелёных бумажек. Они мечтают вернуть то «золотое» для них время, при этом прикрываются какими-то лозунгами о свободе, равенстве… Черви! На Кубе их презирают. Всегда презирали и будут презирать.
Девушка едва заметно поморщилась, наверняка думая, что я снова буду толкать одну из своих длинных речей. Толкать перед ней? Хм… В этом нет никакого смысла.
– Так что? Принимаешь моё предложение? – Закончил я. – Хочешь пожить на Кубе 50-х? Я организую.
Как ни странно, она не захотела вернуться в то благословенное, по её словам, для каждого кубинца время…
А вот и гостевая. За этими мыслями я и не заметил, как неспешно добрёл до одной из гостевых комнат дворца Батисты. Остановился, отогнав от себя грустные воспоминания и мысли, перевёл дух и выдохнул. Всё это в прошлом, в далёком прошлом. Мы победили, пора наводить порядок в стране. 1961-й год – самый хороший год для этого.
Миссис Жаклин Кеннеди… Интересно, что она здесь делает? Точно! Я помню это. В моей прошлой жизни она с сестрой прилетала инкогнито – это было гарантией честных, искренних намерений от её мужа, который в очередной раз пытался уверить меня в своё дружбе и готовности к сотрудничеству.
Утром они прилетели, пообедали, передали мне на словах искренние и горячие уверения в том, что Джон готов начать переговоры, и вечером улетели… А потом… Не помню. Слишком давно это было. Не помню что, но что-то херовое началось после их визита… 1961-й год… Что могло начаться? Нужно будет напрячь память…
Глава 3. Откровенный разговор… Слишком…
Я остановился перед высокими деревянными дверями гостевой комнаты и задумчиво посмотрел на двух человек в строгих темно-серых костюмах, галстуках и с топорщащимися с левой стороны подмышками. Американцы... Личная охрана жены президента. Странно, что им разрешили оставить оружие. Хотя, в 60-х я ничего не боялся, что мне двое американцев с пистолетами?
Один постарше с роскошными усами, как дань моде, и хмурым профессиональным взглядом, а второй заметно младше, лет двадцати пяти, совсем ещё сопляк для такой работы. Парни округлила глаза, увидев меня живым и здоровым, переглянулись и с вопросом посмотрели на меня. Ещё бы! Наверняка, последний раз, когда они меня видели, я лежал бездыханным в тарелке с салатом. А сейчас я полон здоровья и сил. Я бы тоже растерялся на их месте.
– Миссис Кеннеди у себя? – Вежливо поинтересовался я.
Тот, что выглядел постарше, кивнул, нахмурился, но через секунду молча сделал шаг в сторону, пропуская меня к дверям.
Я ещё раз окинул фигуру усача критическим взглядом – сухой, жилистый, матёрый. Но этот серый костюм портил всё впечатление. Слишком пафосно, по-американски! Мои парни, в отличие от американцев, были в простой военной форме оливкового цвета – самые простые военные парни, без этой американской или английской чопорности, но прошедшие и огонь, и воду, и не раз заглядывающие смерти в лицо...
Уверен, каждый мой боец стоит трёх американцев, без преувеличений и хвастовства – нам ещё предстоит это доказать, но мы это сделаем, и не раз. Так что двое американцев на дверях это просто условность – если бы Первой леди что-то действительно угрожало, они ничего не смогли бы с этим сделать.
Я кивнул в ответ, бросил своим парням через плечо «ждите здесь», шагнул вперёд и толкнул от себя тяжёлые дубовые двери в апартаменты своей гостьи.
Роскошный дворец был у Фульхенсио… Я уже и забыл, насколько. Высокие потолки, роскошные люстры, зеркала, высокие подсвечники, картины которые он не успел вывезти, персидские ковры на полах…
У дальней стены на большой царской кровати сидела хрупкая стройная шатенка, а рядом с ней прохаживался взад-вперёд, заложив руки за спину, седой мужчина лет пятидесяти на вид. Военная выправка выдавала в нём именного того самого ручного ЦРУшника, о котором недавно говорил Рауль, и без которого Первую леди просто не могли отпустить в пасть бессердечному безумному деспоту-тирану, то есть мне.
Я успел сделать два десятка бесшумных шагов по мягкому полу, подошёл ближе, вежливо кашлянул, привлекая внимание, и улыбнулся, испуганно поднявшимся и широко распахнувшимся при виде меня, карим женским глазам.
Жаклин была напугана. Кажется, она даже успела поплакать. Интересно, это она оплакивала мою безвременную кончину, или свою незавидную участь, которая ожидала её, или то, как ловко её подставил муженёк? Хотя, он мог быть даже не в курсе, всё могли провернуть за его спиной. ЦРУ в это время с ним ещё совсем не считалось, для них он один из многих, так, досадная временная помеха. Мне его даже чуточку жаль, учитывая то, как он кончил… кончит.
Жаклин… А ведь она красавица! Круглое личико, ровный маленький носик, пухлые губки. Её всегда немного портила эта дурацкая причёска, словно на голову девушки вылили несколько литров лака. Но сейчас никакого лака на волосах Жаклин не было. Волосы были небрежно взъерошены и только оттеняли её природную, естественную красоту. Да уж, выйдя она в таком виде на улицу, армия её поклонников и почитателей увеличилась бы в разы. Кажется, она сильно переплачивает своим стилистам, любителям лака. В 1961-м ей было… тридцать один.
– Добрый день, Миссис Жаклин… – Вежливо поздоровался я, хотя мы должны были видеться с ней совсем недавно, за обедом.
«Не глупи, Алехандро!» – Одёрнул я сам себя, удивившись своей тупости, и принялся беззастенчиво разглядывать гостью.
Короткое клетчатое яркое жёлтое платье-колокольчик без рукавов, заканчивающееся выше колен… значительно выше. Кажется, кто-то решил нарушить все правила приличия консервативной Америки шестидесятых, нарядившись так откровенно, хотя… Камер у нас не было, репортёров тоже, да и о её визите так никто никогда и не узнал, насколько я помню, так что настолько короткое платье она выбрала совершенно не случайно. Платье… А ведь именно такие платья эксплуатировал Голливуд во всех своих фильмах, снятых про эпоху шестидесятых-восьмидесятых годов.
Правила приличия… Смешно даже думать об этом. Американцы, богатые американцы и те, которые были у власти, строили из себя людей высшего света, пытаясь подражать англичанам. Соблюдали какие-то свои моральные принципы, видимые приличия. Любили они пустить пыль в глаза. А на деле…
Если не ошибаюсь, Жаклин считали что в это время, что в моё, той ещё давалкой. Клейма на ней негде было ставить. Народная молва, которая любила всякие сплетни и небылицы, приписывала ей как минимум пару десятков любовников. Только всё это была херня! Я точно знал – Жаклин всегда была верна своему мужу. А вот он ей никогда. У Джона любовниц была тьма.
Странное отношение было у Жаклин с американским народом. Американцы то любили свою Первую леди, то ненавидели, то боготворили, то презирали. От любви до ненависти, как говорят русские. Хотя, тут уместно что-то другое, например – как легко манипулировать толпой... А американская безмозглая толпа – это то ещё чудовище! Я сам сполна ощутил это.
После нашей победы в 59-м мы словно торнадо пронеслись с моими «барбудосами» по Нью-Йорку. На нас смотрели как на мировых знаменитостей, как на «Битлз», или на Элвиса в его лучшие годы. Мы были кумирами миллионов американцев, а особенно американок. Мои «бородачи» утопали в женском внимании и ласках. Герои! Молодые, горячие, сексуальные кубинские освободители, сражавшиеся за свой народ, за свою свободу.
Газеты сравнивали меня с Джорджем Вашингтоном, женщины и девушки ссались кипятком, намачивая трусики и падали в обморок. Действительно падали, без преувеличения. Так велика была фанатская любовь.
Чтобы перейти дорогу к своему отелю, мне потребовалась помощь Нью-Йоркского отделения полиции и полчаса времени. Толпа просто не пропускала нас. Ну ладно, я и сам не сильно хотел тогда уходить от такого внимания. Каюсь. Я постоянно перепрыгивал через полицейские заграждения в толпу, чтобы пожать руки людям, симпатизирующим нам, обняться с женщинами, выслушать от них горячие слова поддержки.
А уже через год американцы меня ненавидели! Всего год! В сентябре 60-го я вернулся в Нью-Йорк, чтобы выступить на Генассамблее ООН, а толпа под окном моего отеля кричала «Смерть Кастро!». Смерть Кастро… За что? Только за то, что я хотел блага для своего народа?
Вашингтону не нужна была сильная, процветающая и свободная Куба под боком. Достаточно того, что диктатор Кастро чуть не стал национальным героем. Героем Америки. В жёлтых продажных газетёнках америки меня называли чокнутым диктатором, не уставали поливать грязью и придумывать разные сказки. Такое впечатление, словно они соревновались, кто же придумает историю нелепее и грязнее.
А тех людей, которые ещё сохранили остатки разума и которые симпатизировали нам, американские копы по указке начальства прессовали так сильно, как будто эти люди самые настоящие преступники. Толпой манипулировать легко, если у тебя есть для этого все рычаги, а у американского правительства и спецслужб они были…
– Миссис Кеннеди. – Нарушил я наше минутное неловкое молчание. – Я пришёл сказать Вам, что со мной всё в порядке. Вам не стоило так переживать.
Кажется, у неё на несколько секунд пропал дар речи. Девушка подскочила с кровати, нахмурилась и тяжело задышала, переполняемая эмоциями и гневом. Жаклин грозно посмотрела в лицо своего ЦРУшника, пытаясь пригвоздить того взглядом к полу, и сжала свои маленькие кулачки, словно готовилась к бою. Не знаю, кто из них победил в этой безмолвной схватке, но мужчина отвернулся первым. А Жаклин перевела взгляд на меня, тяжело вдохнула и мило улыбнулась.
И я снова залюбовался ей в ответ. Грация, царственность, женственность, стиль... Жаклин притягивала взгляд и вызывала желание покоряться и поклоняться ей, словно в её крови течет тысячелетняя императорская кровь с родословной в сотню поколений.
– Сеньор Кастро! – Взяла она себя в руки. – С Вами всё в порядке?! Вы живы?! – То ли спросила, то ли отметила это для себя Жаклин.
– Да, конечно! Со мной всё в порядке. Что со мной станется? – Я беззастенчиво нагло улыбнулся, демонстрируя, что не поверю ей, даже если она мне в этом поклянётся, и спросил: – Вы плакали из-за меня?
– Да… Но если честно, не только. – Откровенно призналась моя гостья. – Я же понимаю, в Вашей смерти будут винить меня. – Тяжело вздохнула Первая леди и бросила злой взгляд на безмолвно замершего мужчину слева от неё. – Я думала, что уже не выберусь отсюда живой.
– Миссис Кеннеди! – Кашлянул ЦРУшник, встрепенувшись и нахмурившись.
– Гарри! – Женщина добавила металла в голос. – Выйди, пожалуйста! Нам нужно поговорить с команданте Кастро наедине.
– Не могу. – Нахмурился мужчина ещё сильнее и слегка помотал головой. – Я должен быть рядом с Вами.
– Выйди! – Уже приказал я, и Гарри, секунду помедлив и фыркнув, быстрым шагом покинул комнату, что-то проворчав возле самой двери. Кажется, там прозвучало «шлюха», «поплатишься» и «умолять».
Ну-ну, Гарри. Не думаю, что ты так просто сможешь покинуть наш приветливый остров.
– Простите, сеньор Кастро… – Извинилась Жаклин, как только мы остались одни.
– За что? Это Вы пытались меня убить?
– Нет! Что Вы!
– Тогда Вам не за что извиняться. Но Вы знаете кто…
Она затравленно опустила взгляд в пол, а костяшки её сжатых в кулачки пальцев побледнели от напряжения.
– Ваш муж отдал это распоряжение?
– Нет. Точно не он!
– Точно? – Переспросил я.
Снова молчание, а затем тихо и неуверенно:
– Не точно…
– Он очень сильно Вас подставил этим… – Так же тихо проговорил я и ненадолго задумался.
Интересно, в прошлой жизни в этом возрасте я бы вспылил, как вспылил совсем недавно братишка Рауль. Разозлился, арестовал бы её и кинул в подвал, где она дожидалась бы справедливого республиканского суда.
На это был расчёт? Раз и навсегда покончить со мной таким образом? Даже если бы я выжил после очередного неудачного покушения, я подставился бы так, что Америка получила все основания пригнать сюда всю свою армию и раздавить нас за считанные часы. Хороший ход.
Только мне давно не тридцать лет, я не сопливый импульсивный и безрассудный революционер, а повидавший жизнь, хитрый и прожжённый политик, или диктатор, как любят считать меня большая часть мира. Сейчас я готов простить даже такое, видя в этом шанс… шанс сделать всё иначе и обратить это в нашу пользу.
– Ваш муж решил принести Вас в жертву, Жаклин. Возможно, у него появилась новая фаворитка. Кандидатка на новую Первую леди. Или, ему этот ход подсказали.








