Текст книги "Александр III, его личность, интимная жизнь и правление"

Автор книги: А. Колосов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Его доверие было даже настолько поколеблено, что даже на пост министра иностранных дел он не хотел назначить графа Игнатьева. Этот портфель был поручен упомянутому уже выше фон-Гирсу, т. е. иными словами уже второй раз Александр III, стоявший на словах горой за всё русское, назначал министром и своим советником прирожденного немца. Граф Игнатьев разобиделся и вышел через несколько дней в отставку. По совету и настоянию Каткова, Александр III назначил министром внутренних дел графа Дмитрия Андреевича Толстого. Граф Толстой был уже более не новичок на посту министра. Когда при Александре II, всегда безвольном и бесхарактерном, вместе с переменой нескольких министров народного просвещения переменились в начале шестидесятых годов системы в деле университетского образования, тот же Катков и с ним Леонтьев, бывшие вожаками русской консервативной партии, сумели приписать вину в покушении на жизнь Александра министру Головнину, который своим университетским уставом 1863 г. распустил де студенческую молодежь. Не малую роль в свержении министра и выборе ему преемника сыграла известная графиня Антония Дмитриевна Блудова, ханжа первой руки, имевшая неограниченное влияние на императрицу. Благодаря её правильно и талантливо организованному походу пост министра народного просвещения был поручен графу Толстому, бывшему уже тогда обер-прокурором святейшего синода. Как известно, обер прокуроры этого гнуснейшего из российских учреждений всегда были и остаются горем и несчастьем России. Когда же графу Толстому дали к тому же еще и полномочия министра народного просвещения, он не замедлил повергнуть в слезы и стенания весь русский народ. Он выдал начальную школу во власть жадным и грубым попам. Он насильно ввел в польских школах русский язык. Он ввел систему массового исключения студентов из университетов за малейший пустяк. Он настаивал на том, чтобы к студентам применялись самым суровым образом заключение в тюрьме и ссылка в Сибирь. Когда Лорис-Меликов, ставший к концу правления Александра II всемогущим диктатором, порешил начать по отношению к студенческой и революционной молодежи политику поощрения и примирения, ему удалось добиться в 1880 г. отставки графа Толстого, которому Александр II в течение четырнадцати лет оказывал весьма большое доверие. II вот, как мы видели выше, когда понадобилось на место графа Игнатьева назначить министра внутренних дел, который мог бы и должен был бы действовать в духе Александра III, граф Толстой снова был призван к силе и власти. У всех еще свежо в памяти, как много горя, зла и страданий причинил этот министр внутренних дел русскому народу. Но покончим раньше с перечислением и характеристикой лиц, появившихся вокруг Александра III в качестве его любимцев и ставленников.

Мы уже упоминали выше имя министра народного просвещения Сабурова, заменившего в 1880 г. графа Толстого. Сабуров был человеком умеренным и другом реформ, но насколько мало он понимал нужды русских университетов и нужды русской студенческой молодежи, показывает то обстоятельство, что на большой студенческой сходке в Петербурге в феврале 1881 г. он был публично назван лицемером и лгуном и даже чуть не избит. Конечно, Александр III заставил его выйти в отставку не по той причине, что студенты не были довольны им, а потому, что хотел вообще окружить себя совершенно новыми людьми. Выбор его пал на этот раз на барона Николаи, бюрократа с головы до ног, который столько же годился в министры народного просвещения, как много лет спустя ныне покойный уже Боголепов. Барон Николаи не сумел долго удержаться на своем посту и спустя почти год уступил свой портфель статс-секретарю Ивану Давидовичу Делянову. Последний выказал наибольший талант в том, что продержался на посту министра народного просвещения очень долго, дольше всех своих предшественников. Но ко благу России и к счастью русского народа это нисколько не повело. Делянов был человеком в высшей степени ограниченным, бюрократом и реакционером с головы до ног. Созданный жалкой креатурой, начавший свою служебную карьеру с низших должностей, зависимый от милости и гнева своих начальников, Делянов и на посту министра был не более, как послушным орудием в руках министра внутренних дел. Справедливость требует отметить, однако, что Делянов обладал весьма добрым сердцем и не отказывал ни одному студенту, являвшемуся просить его о чём нибудь.

Казалось бы наряду с министрами, которым всё же приходилось по меньшей мере подписывать входящие и исходящие бумаги, вокруг Александра III не было недостатка в дармоедах всяческих рангов и званий, не делавших решительно ничего, но зато исправно получавших и проживавших свои высокие оклады из кровных народных денег. Тем не менее Александр III был, можно сказать, неистощим в создании всякого рода новых званий, рангов и придворных учреждений, оплачиваемых всё теми же народными деньгами. Одним из первых подобных учреждений была т. н. императорская главная квартира, созданная в начале 1884 г. в интересах лучшей охраны царской особы. К этой главной квартире принадлежат и командующий ею, и его помощник, и их огромная свита, и комендант, и штаб-офицер для особых поручений и лейб-врачи, и придворные духовники, и огромнейшая канцелярия. Словом, чтобы кормить всё это сборище бездельников, нужны ежегодно чуть ли не миллионы. Но Александр III не привык считаться с тем, насколько в состоянии русский народ кормить своим трудом всех царских нахлебников. Он задал своей главной квартире чрезвычайно много дела: она должна была охранять всюду и везде его особу, сопровождать в полном составе его во время переездов и путешествий и принимать все прошения и ходатайства, поступавшие на личное имя царя. Последнее было наиболее легкой обязанностью, так как корзинки для бумаг были заказаны чрезвычайно глубокие и вместительные, и в каминах всегда весело сверкал огонь, жадно пожиравший бросаемую в него груду бумаги. Александру же III докладывали изо дня в день, что Россия находится в полнейшем счастье и благополучии, а русский народ настолько доволен и благодарен, что на имя царя не поступают никакие жалобы или ходатайства. Зато много труда и хлопот выпадало на долго той специальной канцелярии, которую Александр назначил для рассмотрения правильности предложений, поступающих относительно наград, орденов и повышений в чинах. Тут уже, конечно, каждому хотелось урвать кусочек от обильного пира, и названная канцелярия стала настоящим адом мин и контрмин, подкопов и подвохов, подкупов и взяточничества. Одни пускали в ход деньги, другие протекцию, и канцелярия, конечно, одобряла всяческие поступавшие предложения и представления о наградах и орденах. Мерзости и взяточничество настолько широко и властно дарили в этой канцелярии, что вскоре уже сам Александр III, а позже и ныне царствующий Николай II сочли необходимым реформировать ее. Не мало кровных, нажитых потом и трудом денег пожирает у русского народа т. н. министерство двора. Не самое это министерство было бы столь тяжелым бременем для русского народа, если бы не ухлопывались миллионы и десятки миллионов народных денег на жизнь и содержание царя и царской семьи, как и всех великих князей и великих княгинь. Сколько ухлопывается на это денег, неизвестно никому из тех, кто не может поживиться какой нибудь частицей их. Александр III постановил, чтобы министр двора, который в тоже время министр уделов и орденский канцлер, давал отчет в своих расходах одному царю. Таким образом, центром этого реформированного министерства двора является частный кабинет царя. В его тиши тратятся, распределяются и расшвыриваются вполне бесконтрольно народные миллионы. Само собою разумеется, министр двора становится при подобных условиях чрезвычайно влиятельной особой и имеет честь считаться чуть ли не ближайшим доверенным лицом царя. Как, при Николае I министром двора был граф Адлерберг, так при Александре II ту же должность занимал сын названного министра, граф Александр Адлерберг. Он был до того могуществен и влиятелен, что его в шутку называли Александром III. Это задевало и оскорбляло наследника Александра Александровича, никогда не пользовавшегося при жизни отца властью и влиянием. Когда он, наконец, стал Александром III, граф Адлерберг понял, что его роль окончательно сыграна, и немедленно вышел в отставку. Вместе с ним пал и его брат, граф Николай Адлерберг, бывший с 1866 г. финляндским генерал губернатором. Финляндское генерал губернаторство при Александре III особой роли не играло, хотя в самое последнее время и старались с русской официальной стороны лансировать слух, будто все нынешние стеснения, примененные к финляндцам, вырабатывались и разрабатывались уже при Александре III. На место же того графа Адлерберга, который был министром двора, Александр III назначил своего любимца и друга, графа Иллариона Ивановича Воронцова-Дашкова. Мы не находим в обширном русском словаре достаточно сильных слов, чтобы выразить на бумаге, как колоссально велико было влияние и могущество графа Воронцова-Дашкова во всё время правления императора Александра III Последний доверял ему, как никому другому. Граф сопровождал царя всюду и везде, как и был своим человеком у него во дворце. Надо отдать справедливость, граф злоупотреблял своим могущественным положением только лишь постольку, поскольку было необходимо пристроить всех своих чад, домочадцев и родственников, а равно и всех нужных и рекомендованных человечков. Слово министра двора стало прямо таки законом для всех высших чинов придворной знати и аристократии. Большую роль играло при этом то обстоятельство, что к графу Воронцову-Дашкову относилась с большими симпатиями императрица Мария Федоровна. Особенно явно она этих симпатий своему любимцу выказывать не могла, и не потому, что опасалась людских толков или доказанного факта, что дворцовые стены всегда имеют уши, готовые слышать и глаза, жаждущие подглядеть то, что им видеть не полагается. Нет, она просто на просто боялась мужа, который не в пример всем своим предшественникам на русском престоле держался строгой семейной морали. Он жил в честном единобрачии с Марией Федоровной, не заводя себе ни второй морганатической жены, ни гарема любовниц. Это факт, что он никогда не соблазнялся роскошными фигурами или смазливыми личиками придворных дам или камер-фрейлин. Той же высокой семейной нравственности он требовал от всех окружавших его, и кто знал доподлинно его суровый, решительный характер, тот понимал, что он собственными руками задушил бы или избил до смерти Марию Федоровну, если бы имел повод и право заподозрить ее в супружеской неверности. Мария Федоровна знала это не менее хорошо и в своих симпатиях к графу Воронцову-Дашкову не шла дальше пределов, предписываемых приличиями и невозможностью хранить во дворце тайну. Боже упаси, если бы нечто подобное могло дойти до ушей Александра III: он ведь в сущности был её благодетелем и мог бы свое благодетельствование сменить жесточайшими поруганиями. Мы должны заметить, что Мария Федоровна в бытность её датской принцессой сделалась сначала невестой не Александра, а его старшего брата Николая, который в совсем молодые годы умер в Ницце не то от чахотки, не то от сухотки. Насколько сей принцессой руководила нелюбовь к своему жениху, а только лишь желание блистать и властвовать в качестве будущей русской императрицы, явствует из того, что немедленно после смерти Николая Мария Федоровна стала ловить в свои сети Александра, ставшего отныне русским наследником цесаревичем. Это ей и удалось: отчасти молодой Александр попался в расставленные сети, отчасти он завидовал уже и раньше своему старшему брату, нашедшему себе столь красивую невесту. Словом, он женился на Марии Федоровне, и она достигла пока что долгожданного блеска. Но ей этого было мало: она жаждала власти, власти и власти. II долго, очень долго пришлось ей ждать этой власти. Сначала при дворе Александра II, её супруг, бывший в течение долгих, долгих лет наследником, играл роль чуть ли не равную нулю. Затем, когда он стал, наконец, царем, он забрал энергично и решительно всю власть в свои руки, не позволяя ни жене, ни вообще кому бы то ни было из числа бабского сословия вмешиваться в государственные дела. Умная и хитрая Мария Федоровна из опасения кулака и окрика своего супруга делала вид, что решительно ни во что не вмешивается. Влиять же она на супруга и на его решения и постановления всё-таки влияла: косвенным путем, через графа Воронцова-Дашкова, которому она оказывала и женское внимание и который уже превосходно знал, как нужно влиять на Александра. Когда последний умер, развязались во всех отношениях руки Марии Федоровны: теперь и близкую дружбу с графом Воронцовым-Дашковым можно было свободно проявить, и при бесхарактерности сына ей удалось забрать весьма значительную долю власти в свои руки. Но мы зашли несколько много вперед.

Выше было уже сказано, что Александр III держал всю свою семью в страхе и безусловном повиновении. Того же самого он требовал и от всех вообще великих князей и княгинь, хотя между ними были лица значительно старше его. Вступил он на престол 36 лет от роду, имея уже наследника. Но мы же видели, при каких обстоятельствах совершилось его восшествие на престол. Бомба или пуля могли в то смутное время сразить его не то, что ежедневно, а даже ежечасно, и до достижения его старшим сыном законного совершеннолетия он назначил на случай своей смерти регентом своего брата Владимира. Это было одно из самых первых постановлений Александра III. Спустя несколько лет, когда он, можно сказать, пресытился всяческими интригами, в которых принимали участие за его спиной и против него даже многие великие князья, Александр III, выработал особый фамильный статут для русского царствующего дома. Согласно этому статуту на титул великого князя с прибавлением императорского высочества имели отныне право только прямые потомки русских царей по мужской линии, а также братья и сестры царей. Это не распространялось, однако, на правнуков царствовавших императоров. Эти правнуки, а также и их старшие сыновья имели право лишь на титул князей с прибавлением высочества. Наконец, младшие сыновья правнуков и их потомки мужского пола имеют право лишь на титул князей с прибавлением светлость. Наконец, титул цесаревича принадлежал одному только наследнику престола. Само собою разумеется, об этом распределении титулов и званий дали знать народу в торжественной форме. Но подавленный своими нуждами народ мог бы возрадоваться лишь в том одном случае, если бы его освободили, наконец, от тяжелой навязанной необходимости содержать всю эту громадную орду дармоедов и бездельников царской крови. Русский народ держится трезвого взгляда на вещи и не видит ничего сколько нибудь ценного и реального в громких титулах и орденах. Поэтому только лишь злым смехом и равнодушными» пожатием плечами встречено было определение Александра III о том, кому из великих князей полагаются все ордена в момент рождения, кому только лишь при достижении совершеннолетия и кому, наконец, никакие ордена без проявленных заслуг не полагаются. Все это было бы, конечно, только лишь смешно, если бы не было печально то обстоятельство, что все эти дорого стоящие ордена и звезды изготовляются на народные деньги. Среди великих князей и их клики фамильный статут Александра III произвел очень много переполоху: одни чувствовали себя обиженными и обойденными, а другие полагали, что они несправедливо оттиснуты на задний план. Следствием же было то, что интриги и злобствования начались еще в более значительной мере. Великокняжескую молодежь и всяческих царских кузенов можно было еще держать в известном страхе и почтении, но братья царя и дядьки его подняли шум и составили чуть ли не открытую фронду против Александра. Он нашел, однако, средство удовлетворить некоторых из фрондировавших великих князей назначением их на высокие и ответственные посты. Этим самым он надеялся поднять в народе чувство монархизма и респекта перед многочисленной царской семьей. Но народ оставался ко всему этому равнодушным, а развитая интеллигенция потешалась про себя над тем, что среди царской семьи открылось так много всяческих талантов. Великий князь Владимир Александрович стал командующим войсками петербургского военного округа. Великий князь Сергей Александрович попал в администраторы, получив пост московского генерал-губернатора. Великий князь Михаил Николаевич состоит президентом государственного совета, великий князь Константин Константинович-президентом академии наук и т. д. Были среди великих князей и такие, которые не пользовались любовью Александра III, как напр. великий князь Михаил Михайлович, женившийся против воли главы царского дома на графине Софье Меренберг. Александр был даже настолько рассержен, что приказал лишить великого князя Михаила Михайловича всех его титулов и воспретить ему проживание в России. Михаил Михайлович жил после этого с своей супругой на юге Франции, где у него и родилась дочь, носящая по имени матери звание графини Терби. Когда Александр III умер, сделаны были попытки и небезуспешно в пользу того, чтобы император Николай примирился с Михаилом Михайловичем и вернул ему почести, принадлежащие великому князю. Точно также при нынешнем императоре значительно облегчилось положение княгини Юрьевской и её семьи, которые при Александре III занимали весьма незавидное положение. Мы уже указывали выше, иго княгиня Юрьевская была второй морганатической женой Александра II. Последний вообще был чрезвычайно неравнодушен к женскому полу и при жизни еще своей супруги имел не мало любовных приключений с придворными дамами и фрейлинами. Все эти приключения были не долговечны до тех пор пока Александр II встретился с замечательно красивой княжной Екатериной Михайловной Долгорукой. Она пленила сластолюбивого царя настолько, что он забросили, все свои амурные похождения и был преданнее красивой княжне, нежели своей собственной жене. Вскоре он прижил с него сына. Это было в 1872 г. Спустя год княгиня Долгорукая имела уже от Александра II и девочку. Принужденный жить на две семьи, Александр II изо дня в день ездил из дворца в гости к княжне и своим детям. Повторявшиеся одно за другим покушения на его жизнь побудили его, наконец, прекратить эти ежедневные визиты. Сделано же было это таким путем, что княжна с детьми поселилась в зимнем дворце, т. е. под одной кровлей с законной женой Александра. Когда последняя умерла, Александр объявил своим детям и всем родным, что он хочет жениться на княжне Долгорукой. Можно себе легко представить, какой шум и гам поднялся по этому поводу во дворце. Во главе протестовавших стояли наследник Александр Александрович и его жена Мария Федоровна. Первый был сильно оскорблен за мать, которая была вынуждена жить в одном доме с любовницей своего неверного супруга, а оба они, наследник и его жена, чрезвычайно истосковались по власти. Они опасались, что вторая жена Александра II может иметь на него настолько крупное влияние, что пожалуй Александр II назначит своим наследником мальчика, рожденного ему княжной Долгорукой. Воспрепятствовать окончательно браку наследник и его супруга не могли, но добились того, что княжна Долгорукая, получившая ко времени её брака с Александром II, титул светлости и имя княгини Юрьевской, подписала за себя и за своих детей (вторую девочку она подарила императору Александру II в 1878 г.) полное отречение от какой бы то ни было политической роли. Александр III, вступив на престол, жестоко отомстил княгине Юрьевской, изгнав раньше всего ее и её детей из дворца и не оказывая им во всё время своего правления никаких знаков внимания. Он хотел даже лишить их всяких средств к существованию, но его предупредили, что благодаря этому пойдут несомненно толки, и народ узнает о втором браке его отца, тщательно скрытом от народа. Так до сих пор княгиня Юрьевская и получает приличное содержание всё из тех же многострадальных народных денежек. Её старший сын Георг служит офицером в лейб-гвардии гусарском полку, а её старшая дочь вышла в мае 1885 г. за графа Георга Меренберга.

Любопытно, что если Мария Федоровна не имела, как мы уже указали выше, весьма желанного ей влияния на государственные дела, то в вопросах иностранной политики она была чрезвычайно осведомлена и весьма деятельна. Объяснялось это очень легко тем, что она была дочерью поныне здравствующего датского короля и его супруги, скончавшейся года два назад. Покойная датская королева, достигшая весьма почтенного возраста, умела чрезвычайно хорошо пристроить всех своих детей, как и равно любила выгодно и удачно женить всех своих внуков и внучек. Мало-помалу она стала тещей всех крупных европейских дворов и династий. Сын датской королевской четы, ведь, греческий король, и женат он на русской великой княжне Ольге Константиновне, которая чуть ли не каждый год приезжает в Петербург, чтобы своим заступничеством у могущественного русского царя устраивать внешние дела маленькой и бессильной Греции. Ей это удается в очень высокой степени, благодаря её неустанным хлопотам русский царь предотвратил полный разгром Греции турками во время последней греко-турецкой войны, как равно и провел назначение сына Ольги Константиновны, принца Георга, Критским губернатором. Старший сын и наследник её и греческого короля женат на сестре германского императора, и в этом отношении покойная датская королева очень хорошо пристроила своего внука. Одну свою дочь Дагмару она сосватала, как мы видели выше, за русского наследника, а когда тот умер, немедленно же за нового русского наследника, и не мало радовалось её материнское сердце, когда Мария Федоровна стала, наконец, русской императрицей. Старушка королева не дожила лишь немного, чтобы видеть и свою вторую дочь могущественной королевой; вторая же её дочь замужем за нынешним английским королем. Но и при жизни матери, покойной королевы Виктории, принц Уэльский играл крупную роль. Умная и интеллигентная датская королева состояла со всеми своими влиятельными детьми и родственниками в неустанной переписке, очень часто приглашала их к себе в Копенгаген и Фреденсборг и там решались ними судьбы Европы. Благодаря просьбам Марии Федоровны, которую тянуло к своим родителям и которая получала от своей мамаши различные инструкции по вопросам внешний политики, Александр III довольно часто ездил с супругой и семьей в Данию. Там, в Фреденсборге, он даже построил для себя особый дворец и вел там жизнь мирного буржуа. Он ходил в цивильном платье, совершал прогулки по обширному парку и расхаживал по городу без всякой охраны.

– Только здесь, в Дании, я и могу подышать свободно, – любил говаривать он.

Александр только не понимал, что достаточно было ему сказать только лишь одно слово, и он мог бы дышать не менее свободно и у себя в России, среди русского народа. Но он не хотел произнести этого великого и пленительного слова: свобода, и что же удивительного, если он жил в вечном страхе перед покушением и вечном, ежедневном, ежечасном и даже ежеминутном страхе и трепете за свою жизнь. И действительно недостатка ни в заговорах, ни в покушениях не было. Если они было в значительно меньшей степени известны публике, то это происходило по той причине, что при Александре II о покушениях на жизнь царя и его ставленников всё же официально публиковались краткие сведения. Теперь же не только, как и раньше, вся русская печать не могла ни единым словом или намеком сообщать читателям о происшедшем покушении или раскрытом заговоре, но и вообще всё, что ни случалось с особой Александра III или вокруг его, обставлялось чрезвычайной таинственностью, чтобы не только не узнавал об этом народ, чтобы не только сведения о раскрытом заговоре или состоявшемся покушении не проникали в западноевропейскую печать, но чтобы даже о покушениях и заговорах не знали придворные или тем паче иностранные послы. Вот почему в иностранных архивах, на основании которых мы составляем наше жизнеописание Александра III, говорится всегда о неопределенных слухах, будто состоялось покушение или полиции удалось открыть новый крупный заговор против жизни русского царя. Впрочем, справедливость требует отметить здесь же, что иностранные послы в своих донесениях предостерегали свои правительства от чрезмерной веры указанных выше слухов: при дворе составилась особая клика, пользующаяся страхом Александра и специально инсценирующая время от времени небольшие покушения, чтобы этим путем еще больше запугать его, как равно и под шумок обделать свои темные делишки. С другой же стороны, высшие чины полиции и жандармерии настолько полюбили щедроты Александра III, когда они в начале его царствования постарались на славу, что в ненасытной жажде орденов и отличий они то и дело благополучно раскрывали заговоры, составленные их же наемниками. Подымался радостный шум, чины и ордена сыпались как из рога изобилия: хорошо оплаченные наемники шли на короткое время в тюрьму и вскоре освобождались втихомолку, чтобы под другими именами, с сбритыми на этот раз усами или отпущенными на этот раз бородами сыграть ту же роль злокозненных заговорщиков против священной особы и драгоценной жизни царя. Настоящие же заговорщики были после разгрома 1881 г. в весьма малочисленном количестве, и к тому же теперь Александр III был окружен неприступной китайской стеной охраны.

Петербурга Александр не любил и чрезвычайно боялся. Он жил постоянно в Гатчине, где на значительное расстояние не было ни единой живой души, кроме приближенных придворных и дворцовых слуг. Гатчина была прямо таки крепость. На несколько верст вокруг день и ночь дежурили солдаты, сквозь цепь которых без разрешения дворцового управления не мог пройти живым ни в ту, ни в обратную сторону ни один человек. Мало того у всех входов и выходов дворца и парка, обнесенного крепостной стеной с бойницами, стояли опять таки солдаты с заряженными ружьями, имевшие приказ стрелять во всякого, кто сделает попытку проникнуть во дворец. Александр опасался и подкопов и поджогов: поэтому часовые не спали день и ночь в подвалах и на чердаках дворца. Наконец, у дверей кабинета и спальной царя стояли бессменно и беспрерывно его лейб-казаки с здоровеннейшими кулачищами, способными раздробить череп всякого, кто попытался бы проникнуть к царю. Приняты были меры и на тот случай, если бы заговорщики вздумали поднести Александру отраву. Против этого приняты были чрезмерные меры предосторожности. За провизией посылали каждый раз в другое место и к другому лицу, причем поставщики провизии никогда не знали, что у них забираются припасы для царского стола. Не доверяя поварам, Александр распорядился, чтобы очередной повар и его помощники назначались ежедневно в последний момент внезапно и неожиданно для них. При входе в кухню из их жилищ повара и поваренки тщательно обыскивались дежурными офицерами. Но и этого Александру было еще мало: он распорядился, чтобы кто-нибудь из его семьи постоянно дежурил на кухне. К тому же Александр садился за стол всегда в кругу семьи и приближенных, и пока последние не уписывали за обе щеки, Александр не дотрагивался до кушаний. Всё это было для него тем более мучительно, что он, как известно, любил чрезвычайно плотно и сытно поесть, и все его вечные страхи и тревоги не мешали его тучности и полноте.

Принимались прямо таки невообразимые для ума иностранца меры предосторожности, когда Александр должен был совершить более или менее дальнюю поездку. Переезжал ли он из Гатчины в Петербург или обратно, солдаты стояли неразрывной цепью на всём пути вдоль рельс и на улицах вплоть до въезда во дворец. В народе же очень умело распространили раз навсегда слух, будто этим путем войска по доброй воле всех, от высших командиров до последнего солдата, оказывают почести своему обожаемому монарху и царю. Если же Александр совершал более отдаленную поездку на юг или заграницу, сотни тысяч войска занимали заблаговременно всю многоверстную линию железных дорог. Вдоль пути тщательно засыпалась каждая малейшая рытвинка.

Те деревни, которые лежали неподалеку от рельсового пути, становились наглухо отрезанными от последнего. Обыскивалась каждая мужицкая хата, не ведет ли из неё подкоп под рельсы. За неделю или две до прохождения царского поезда солдаты становились уже в цепь и наблюдали, чтобы каждый, получивший надлежащее разрешение пройти или переехать через рельсы, действительно миновал цепь и по другую сторону переезда. В последние же три дня цепь стягивалась вплоть к рельсам. Ружья заряжались огнестрельными патронами, солдаты стояли спиной к рельсам и имели приказ стрелять во всякого, кто бы даже попытался приблизиться к рельсам. Но кроме всего этого императорская главная квартира, заботившаяся об охране царя во время пути, пускалась на всевозможные хитрости. Один раз внезапно менялось направление пути, так что только заранее расставлялись войска на всякий случай по различным железным дорогам. В другой раз пускались с небольшими промежутками один за другим три вполне одинаковых царских поезда, вследствие чего никто не знал, в каком поезде находился царь, или же наконец поступали и так: несколько дней подряд пускали в различные часы царский поезд, не давая, однако, никому приметить, в каком именно поезде находится Александр с семьей и свитой. Он уже давно проехал и укатил за сотни верст, а солдаты всё еще стоят десятками тысяч в холод и зной и оказывают воинские почести проходящим мимо пустым поездам.

Если принять всё это во внимание, то известное покушение близ станции Борки надо счесть прямо таки гениально задуманным и проведенным. Царский поезд со всей царской семьей шел с юга на север, когда вблизи названной станции раздался взрыв, поезд сошел с рельс, и все вагоны разбились вдребезги. Поднялся общий вопль и стон. Одним из первых, выбравшихся из под обломков и развалин, был Александр. С свойственным ему хладнокровием он приказал окружавшим его лицам и сбежавшимся солдатам приступить к розыскам всех членов его семьи и остальных, находившихся еще под обломками. Это, действительно было какое то чудесное спасение, ибо в то время как тяжело раненные и мертвые лежали десятками вокруг, вся царская семья спаслась: Александр отделался одним испугом, Мария Федоровна, как она сама об этом телеграфировала в Гейдельберг графу Шувалову, получила синяки под глазами, все же дети получили более или менее тяжелые поранения. Старшая дочь Александра Ксения осталась на всю жизнь горбатой, и это в значительной мере послужило причиной тому, что ее выдали замуж за своего же родственника, великого князя Александра Михайловича. Конечно, народу не было сообщено ни о том, что члены царской семьи понесли увечья, как равно ни о том, что крушение поезда было следствием удавшегося покушения. В официальных телеграммах, коими русский народ был оповещен о случившемся, говорилось лишь о неожиданном крушении по неизвестной причине, причём Александр будто бы сам передал в руки косо то из высших чинов, как объект для будущего следствия, собственноручно поднятую им гнилую шпалу. На картинах, пущенных в народ в миллионных экземплярах, были изображены и обломки царского поезда, и груды тел убитых придворных и слуг. Сам же Александр, был изображен стоящим в стороне и окруженным всеми членами своей семьи, здоровыми и невредимыми. Спасение было названо немедленно чудесным избавлением от опасности, как равно народу старались внушить, что божий промысл спас для России своего помазанника её царя, в то время как вся интеллигентная Россия скрежетала зубами и проклинала неудачу покушения, но вынуждена была вместе с остальной частью населения служить и выслушивать бесконечные молебны, принимать участие в поздравлениях, и, наконец, выражать свои верноподданнические чувства. Единственным сколько-нибудь благоприятным результатом, этого чудесного спасения было то обстоятельство, что всюду и везде сооружены были различного рода благотворительные и просветительные учреждения в память чудесного избавления и т. д. Кроме того, этот же день 17-го октября был отныне объявлен табельным, высокоторжественным днем, каковой все с тем же скрежетом зубовным подневольно празднуется русским народом и теперь, так как нынешний царь, тогдашний наследник, находился в числе спасенных.