Текст книги "Инволюция (СИ)"

Автор книги: А. Кауф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

«Было бы здоровы, если бы кто-то ещё мог оценить старание Терри». На долю секунды в голове вспыхивает болезненная сцена. Мотнув головой, Агата переводит мысли в другое русло. Но от цепкого взгляда ребёнка это невозможно скрыть.

– Я что-то делаю не так?

– Нет. Ты большой молодец. У тебя отлично получается.

Губы Терри расплываются в гордой улыбке. С довольной мордочкой он принимается насвистывать мелодичный мотив.

– Честно сказать, меня никто до тебя не хвалил. В лучшем случае игнолиловали заслуги, а в худшем —уплекали и славнивали с длугими, более достойными детьми, по их мнению. Увелен, у тебя всё было иначе. С такими мозгами только и остаётся, что купаться в похвальбе. Так ведь?

Девушка замирает. Неожиданный вопрос застаёт врасплох. В старшей школе она была изгоем-одиночкой. Несмотря на выдающиеся способности в науках, учителя побаивались её. В университете ситуация только ухудшилась. Про Научный Центр Генетических Исследований и говорить нечего. Там каждое её слово ставили под сомнение. Что же до родителей… Отец всегда горячо любил дочь, всячески поддерживая любые начинания. Правда, из-за особенностей работы появлялся дома нечасто. Ну, а мама… Агата сглотнула. Та считала успехи дочери само собой разумеющимся. Агата обязана была выглядеть под стать репутации матери и вести себя, как примерная дочь. Наивысшей похвалой считался короткий кивок с секундной улыбкой, промелькнувшей на губах.

– Тебе нет смысла завидовать мне. За свои достижения я получила столько же «похвалы», сколько и ты, если не меньше, – наконец-то выдавливает из себя Агата.

– Стланно. Как ты всё не блосила?

– Просто какие-то вещи окупаются только со временем, – тяжелое прошлое давит, выводя из равновесия.

Терри задумчиво осматривает черепок. Аккуратный, практически без царапин. Самодельная чистилка из проволоки помогла без существенного вреда убрать остатки мозга и мяса. Без ценных советов Агаты он бы вряд ли смог бы сделать что-то подобное.

– Без подделжки полой плиходится туго. Те, чьего одобления так жаждешь получить, могут не замечать твоих добытых кловью и потом лезультатов. И хотя селдце плодолжает настаивать на победе, где-то глубоко ластёт ощущение, будто ты обманываешь сам себя, – отложив экспонат в сторону, Терри устремляет взгляд к Агате. Желтые, как долька лимона, глаза вопросительно оглядывают взволнованное лицо девушки. – Что делать тогда? Блосить всё и попытаться найти новое пледназначение или идти до конца, делая вид, будто душу не давит незлимый камень?

Агате хочется подбодрить Терри. Горький опыт прошлого с ней не согласен. Порой то, что ты считаешь кровным предназначением, может обратиться в прах всего за один день.

– Никто и никогда не отберёт у тебя то, что стало для тебя смыслом жизни. Но если душу терзают сомнения собственного разума. Если вера в сотворенное подводит тебя. И, оглядываясь назад, ты всё чаще жалеешь об упущенном времени, лучше действительно остановиться и подумать: верный ли был выбор сделан.

Маленький практикант откладывает в корзинку готовый экземпляр, но новый не берёт. Сложив ручки на коленях, он поворачивается к Агате. Будто ожидая продолжения. Агата до последнего не желает ворошить пыльные воспоминания, не потерявшие своей боли за столько лет. Но ведь Терри доверился ей. Пришел её черед доставать обезображенные от горьких слёз косточки из шкафа.

– В малом возрасте я всерьёз увлекалась музыкой. Думала стать профессионалом и выступать в духовом оркестре. По крайней мере, меня в этом убедила мама. Уже на первом занятии я показала впечатляющие результаты. Меня признали маленьким гением и направили в лучшую музыкальную школу. Все были уверены в том, что это мой главный талант и пожизненное призвание.

– А на чём ты иглала?

– На гобое. Это духовой инструмент из чёрного дерева. Выглядит, как дудочка. Только более сложный. Знаешь, Терри, играть на нём – это почти как заниматься магией, – Агата складывает руку, изображая, будто держит в руках инструмент. – Ты вдуваешь в него воздух, и он словно оживает. Пальцы направляют этот поток, и само пространство начинает содрогаться от прекрасной музыки. Руки сливаются с деревом, становясь частью тебя. Единое целое невидимой красоты, живущей у каждого в сердце.

Агата прикрывает глаза. Улыбка касается её губ. Но лишь на мгновение. Свет в глазах потухает. Голова опускается. Что-то невидимое и очень печальное давит незримым грузом боли.

– Иногда будущее казалось мне туманным. Но я продолжала играть, считая это своим призванием. Мама не выказывала особого интереса к моим успехам. Как мне тогда казалось, я прикладываю недостаточно усилий. Ведь она не могла ошибаться в моем будущем. Талант, он ведь один, верно? И именно ему дано вершить судьбу. Шаткая вера укреплялась приближающимися выпускными экзаменами. «Там-то я и проявлю всё своё мастерство». Какая же наивная глупость.

В глазах защипало. Агата быстро смаргивает, судорожно набирая в легкие воздух.

– Мы играли в духовом оркестре. После него всем выдавали корочки, а самым преуспевшим рекомендации в консерватории. Это был один из самых торжественных и важных дней в моей жизни. День, когда я покажу себя.

Агата пытается взять себя в руки. Дрожь в голосе не унимается.

– Одна из ведущих партий на гобое.

Слёзы капают на ноты.

– Годы тренировок.

От перенапряжения из носа струится кровь.

– Когда моя партия заканчивается, я бросаю взгляд в толпу зрителей. На самом краю заполненного зала брешь. Пустое сидение.

Глаза не верят увиденному. Хочется встать и закричать, перекрывая вой трубы.

– И в тот момент я будто очнулась ото сна. Зачем это всё? Ради чего? Бессмыслица.

Лица сливаются в разноцветное пляшущее пятно. Мысли путаются. Только руки не подводят, продолжая играть заученную мелодию.

– А когда всё заканчивается, люди высыпают в холл. Родители фотографируют своих детей, а потом забирают их домой на машинах. Всех. Кроме меня.

На старое ночное платье падает пара капель. Агата быстро утирает глаза, безрезультатно пытаясь вернуть безжизненность лицу. Она не должна показывать своих эмоций. Быть непоколебимо стойкой. Как и её мать. Быть столпом для маленького неуча. А не сидеть, размазывая по лицу горькую боль.

«Какая из меня опора? Её фундамент давно прогнил от яда окружающих».

Маленькая ручка ложится на голову Агате. Болезненное прошлое способно надломить любого человека. И бравый генетик с показным равнодушием не исключение. Маленькая лапка ласково поглаживает медные волосы. Ему не нужны подробности или оправдания. Для того, чтобы понять боль человека, не всегда нужен схожий опыт. Но каждый может попытаться найти уголок в собственном сердце, где рядом с сочувствием поселится чужое страдание.

Глава 9

Дурное предчувствие. Оно чем-то похоже на интуицию. Рационально объясняя – паранойя, характерная для пессимистических личностей, склонных к недоверию. Или для тех, кто не уверен в своём положении. Пока Терри скрупулёзно очищал последние экземпляры, Агату всё чаще посещали мысли о Клок-Холле. Что, если кто-то пробрался в него? Хлипкие затворы на окнах и шаткий замок не гарантировали полную защиту имущества. Вдруг спецслужбы её нашли и терпеливо ждут возвращения?

А препарат? Агата спрятала его в первый же день. Во время уборки она заметила за печной кладкой давно не разжигаемого камина полость. У хозяина тоже были свои секреты. Потрёпанные оккультные принадлежности и вещицы сомнительного предназначения. Новая тайна поселилась за треснувшими кирпичами. Но что, если её всё же отыщут?

– Терри, мне нужно домой.

– Как? Уже?

Чувство ещё не случившейся, но ощутимой утраты пеленой застилает разум малыша. Теперь, когда у него только-только появился настоящий друг, он вынужден прощаться с ним! Агата не смотрела на него с жалостью или презрением. Убирала потёкшие слюни, когда у того были заняты руки. И хотя холодная отстранённость прослеживалась в её действиях, Агата определённо наслаждалась его обществом, не испытывая дискомфорта.

«Нет ничего плохого, если она немного задержится, – соображает Терри. – К примеру, до вечера. Что же касается повода…»

– Как погляжу, с участью пилата ты смилилась. Йо-хо-хо и плобилка с мозгами? – язвительно бросает Терри. Короткий кивок адресован болтающемуся рукаву, где у нормальных людей находится конечность.

Попытка Агаты скрестить руки на груди приводит к нелепому промаху. Сделав неуклюжий вираж, рука отправляет остывшую чашку ромашкового чая в счастливое падение на пол. Жидкость растекается по ковру. Терри издаёт насмешливое фырканье, и, демонстративно взяв полотенце для рук, принимается вычищать пятно. Девушка ретируется на кровать. Помнится, Терри предлагал отрастить руку обратно.

«Безумство, – проскакивает мысль. Но после всего увиденного накануне поверить в подобное гораздо легче. – Да и что плохого случится, если меня не будет ещё пару часов», – убеждает сама себя Агата.

Давящая паранойя умоляет вернуться. Проверить, не приезжал ли обещанный человек. Недобрые предчувствия затухают, стоит только любопытству раззадорить воображение предстоящей операцией над рукой.

– Но как мне вернуть её назад?

Терри удивленно оборачивается. Он не ожидал, что Агата отступит от своего замысла так быстро.

– Только одному нелюдю в Ливингстон Бэй по силам отластить твою луку, – тряпка с капающим чаем занимает почётное место на бельевой веревке. – Единственная загвоздка, у нашей семьи с ней… как бы сказать… не ладужные отношения.

Терри мнётся, не зная, как продолжить. Раздирающее изнутри противоречие и желание помочь раскачивают весы решений. Ему очень хочется ещё побыть с Агатой, но старые ссоры так просто не забываются. Стоит ли ворошить осиное гнездо в надежде на мёд?

«Только если с тобой надёжный человек», – отвечает сам себе Терри.

– Культ этой мадамы пошёл по швам. Так что ей плишлось искать убежище у более мощных союзников. То есть у нас. И ладно бы от неё толк был. Но нет. Она деньги тлатит, только успевай считать! Ещё и слугу своего плитащила сюда. Туфу! – Терри с пренебрежением сплевывает на пол. – Мне она с самого начала не понлавилась. Да и я ей тоже. Глупая волона! Может, лет двести назад её культ и вызывал тлепет у смелтных, но тепель от его былого величия остался только дохлый хвост. И тот белый.

Молниеносная мысль успевает вихрем пронестись у Агаты в голове. «Будет забавно, если…» Предательский язык озвучивает вопрос скорее, чем его успевает обдумать мозг.

– Это случайно не Маргарет Мор?

– Ты её знаешь⁈ – Терри выпучивает глаза.

– Да. Познакомилась с ней прошлым утром. Никогда не встречала настолько неуклюжего человека.

– Не дай себя обмануть, – глухо отозвался ребёнок. – Мор-р-р-р глупа, но лезвия пельев всегда делжит наточенными. Видела её зубы? А глаза? Ты хоть лаз заглядывала за стекла её очков?

Агата хмурит брови. Сколько она помнит, Мор скрывала глаза за очками, не снимаемая их даже в помещении. Может, у женщины змеиные зрачки? Или кроваво-красные глаза, как у вампиров из фильмов?

– Не доводилось.

– То-то.

Довольный Терри кладёт вычищенный череп в миску с содой. Всегда приятно открывать глаза на истинное положение вещей в Ливингстон Бэй. Смотреть, как расширяются от страха зрачки и начинают подгибаться колени у столичных блюстителей порядка. Только проживший всю жизнь бок о бок с Тьмой может спокойно взирать на отвратительную изнанку города. Чаще всего для этого нужно немного сойти с ума.

– Она точно мне поможет?

Голос сух, но за ним скрыта надежда. Агата старается лишний раз не смотреть на культяпку. Кто бы мог подумать, что поглотить руку можно настолько ровно и безболезненно. Будто там никогда ничего и не было.

– Да… – нерешительно протягивает Терри. – Хоть в Ливингстон Бэй живет нечисть со всех концов тьмы, швея у нас только одна. Если кто и сможет выклоить из пелволодной мателии конечность, так это она.

– Тогда в чём сомнение?

– Мне как-то довелось позаимствовать у неё одну вещичку. Э-м-м-м. На влемя. Но потом я её… потелял.

Старательно отводя взгляд, Терри принимается по второму кругу вычищать черепки, всем своим видом показывая, как он занят.

– То есть, пока мы не вернём эту вещь, Мор нас даже слушать не станет?

– Меня точно. Возвлащенная потеляшка увеличила бы наши шансы на успех.

– Отлично! – Агата встаёт из-за стола и широким шагом направляется к комоду с одеждой. – Где ты в последний раз видел эту вещь?

– Постой! Ты что, хочешь плямо сейчас заняться поиском? А как же косточки? Мы ещё не закончили с ними!

– С двумя руками у меня будет больше возможностей обучить тебя. К тому же, ты уже освоил базовую составляющую, – критично оглядывая скомканные груды нестиранной одежды, протягивает девушка. – Собирайся. Без возражений, – открывший было рот ребёнок, захлопнул его обратно, обиженно надув губы. – Раз решили вернуть руку, так нечего разглагольствовать. Нужно идти и делать. Запомни, Терри: Melius non incipient, quam desinent 4.

* * *

Северная погода как нельзя ярче проявляется здесь, в Ливингстонской Бухте, чьи скалистые, изуродованные ветрами уступы каждодневно омываются холодным морем. Выглянувшее из-за туч солнце тут же прячется за свинцовыми облаками, с ужасом созерцая последствия ночного шторма. За считанные минуты температура падает ниже нуля, устилая болотистые пространства ледяной коркой. Согнувшиеся под порывами ветра деревья замирают в скрюченных позах, пораженные налетевшим холодом. Капли дождя, скользящие по крыше, превращаются в маленькие льдинки. Застывшие лужи отражают в мутной воде омертвевшую высь неба. Мир медленно погружается в сон, закутываясь в одеяло молочной пелены тумана.

Вдыхая морозный аромат мокрой земли, по деревянной дорожке идут две фигуры. Несмотря на подступающий холод, худенький силуэт довольствуется толстовкой на молнии и совершенно не торопится надевать капюшон. Хоть внутренняя подкладка выстлана мехом, под ней лишь лёгкая футболка. Стёртые чёрные джинсы хвастаются кусками застывшей грязи и потёртостями. Более-менее новыми считаются кеды с символикой покровительствующего их землям королевства. Подаренные на вырост, они, спустя немало лет, нашли своё применение. Долгое ожидание среди украденной с бельевых верёвок или найденной на свалке одежды немного подпортило изначальный вид, но не общую ауру моды.

Вторая фигура, более приземистая и с явно недовольным лицом, плетётся следом. Жертва гигиенических процедур, чье сопротивление было подавлено ещё на стадии отрицания, бросала злые взгляды на девушку. Облаченный в дутую жилетку и неумело связанный свитер, она едва тянет ноги, шипя каждый раз, стоит только кроссовкам попасть в лужу. Отваливающаяся подошва, приклеенная на честном слове, еле-еле справляется с нагрузкой. Скопившаяся злость ищет выход и очень скоро его находит.

– Зачем нужно было заставлять меня одевать эту дулацкую шапку! Я уже не маленький! Бесит! – Терри срывает убор, замахиваясь в сторону болотной жижи.

– Надевать, – длинные пальцы выхватывает предмет из лапок, ловко напяливая его обратно на голову.

– Сама-то вон—без неё ходишь!

Завистливый взгляд обращается к распущенным медным локонам. Спутанные на ветру они мягкими волнами покрывают спину девушки. Может, когда-то у него будет такая же роскошная шевелюра?

– Зато посмотри, какой симпатичный помпон. Тебе идет.

Бунтарь недовольно надувает губы.

– Стоило тогда меня мучить. Никто бы и не увидел мою… как ты сказала? Копну сена вместо волос?

– А тебе не понравился результат? – улыбнувшись, отзывается Агата. Терри ей не отвечает. Признать, что вымытые и заплетённые в косички со стеклянными бусинками локоны выглядят симпатичнее, чем прежняя прическа, – значит окончательно проиграть бой. Ведь к своему негодованию, Терри обнаруживал себя весьма привлекательным в столь непривычном виде.

Продираясь сквозь густой туман, путники всё чаще встречают здоровую растительность. Их стебли и корни не отдали свои жизненные соки болотистой дрязге. Гнилостная сеть вод теряет свою власть, уступая место сорным травам. Вскоре поверхность оголяется до скалистой породы с редкими кустарничками. У обрыва поджидает ржавая лестница. Обломанные перила и отсутствующие ступеньки спускаются к берегу моря. Безбрежная гладь, подобно живому существу, не смолкает, и, после изнуряющего шторма, шумом волн нашептывает новые тайны глубин.

– Может, хватит дуться?

Терри демонстративно ускоряет шаг, опережая Агату. Отрывистые движения вспугивают птиц с насиженных гнёзд. Взмывая в небо, они оглашают округу своими недовольными криками.

– Так мы потерянный предмет точно не отыщем, – сухо констатирует Агата, отмахиваясь от снопа перьев, поднятых в воздух. – Или ты уже передумал мне помогать?

– Тебе лишь бы слушать, – огрызается Терри. Не столько из-за обиды, сколько из-за упрямства. – Ласскажи то, объясни это. А о себе ни слова. Сомневаюсь, что каждый в столице за обедом чистит звелиные тушки. П-ф-ф-ф. Да лыбы и те лазговолчивее.

Подобное обвинение на удивление воспринимается со стойким спокойствием.

– Знаю. Извини.

Остановившись, как вкопанный, Терри поворачивается к Агате. Непривычное слово отражается в удивленном взгляде, переваривается в голове и закрывает ещё одну дыру в сердце. Смутившись, Агата негромко откашливается. Теперь её очередь стараться поскорее уйти из поля зрения. Не то, чтобы она никогда не извинялась. Особенности характера не раз обрушивали лавину холодного равнодушия к единственному заинтересованному в её жизни человеку. Но как это часто бывает, извинения скрывались под маской «Хочешь кофе?» или «Как самочувствие?». Сказать напрямую – никогда.

– Ну, так как выглядит эта вещь?

Отвлечённая тема срабатывает. Терри с трудом прячет улыбку. «Багряный румянец на щеках ей явно не к лицу».

– Шар-р-р-р, – натужно выговаривает он, – из лунной смолы нейтлального цвета. Внутли осколки калманных часов.

– И как ты его умудрился позаимствовать? – последнее слово берется в кавычки.

– Ну-у-у… Дядя пелиодически навещает важных нелюдлей и ведёт с ними самые скучные беседы в миле. Там-то я его… того.

– А сюда зачем принёс?

Разогнавшись, Терри перепрыгивает последние пять ступенек и приземляется на четвереньки. Не услышав радостных аплодисментов за спиной, он делает оскорбленный вид.

– Моему дяде взблело в голову пловести экскурсию по заводу кошачьего колма. Не мог же я оставить добычу где-нибудь в кустах! Плишлось тащить с собой. Бежал как ошпаленный челез склады. На Утёс заблался. Чтоб никто не увидел. Там он… то есть, я его… Да это всё чайки виноваты! Они меня спугнули. Калоче, выпал он. Укатился. И вжу-у-ух! – взмахнув руками, Терри изображает пикирующий полёт. – Плямо вниз, челез клай. Ой!

Костлявая рука мёртвой хваткой впивается в плечо ребёнка.

– Ты хоть понимаешь, насколько ничтожна вероятность отыскать пропавший объект?

Голос мрачный. Взгляд загробный. Персонал лаборатории в такие минуты старался уйти как можно скорее из поля зрения, чтобы не навлекать на себя ещё больших проблем. Однако храброго Терри подобные запугивания совершенно не пробирают. Издав что-то среднее между смешком и фырканьем, он, не торопясь, отвечает:

– Не пушись, мать. Шал сделан из клепкой смолы. В клайнем случае, собелём хотя бы осколки. Их свечение можно заметить и в такую погоду.

– Но что, если его унесло морское течение!

– Вес не позволит. Ставлю клык на то, что он и сейчас лежит в гнезде пелнатого.

Разжав руку, Агата делает пару шагов назад. Непоколебимая уверенность Терри вселяет надежду. И Агата готова ему поверить, если бы не крохотная мысль, буравящая напряжённый мозг.

– Если всё так просто, тогда почему ты сам его не забрал за всё это время?

– Э-э…

Терри отводит взгляд. Жёлтые кружки сыра старательно изучают шнуровку кроссовок. Но Агата не собирается отступать. В очередной раз пролетев с попыткой сложить единственную руку на груди, она в конце концов суёт её в карман толстовки. Правый рукав завязан на узел. Слабый ветерок треплет опустелую ткань, удивляясь лёгкости. Торопиться некуда. Пока что. А стоять над душой, с грозным видом вынуждая жертву изложить сокровенный ответ, для неё не в новинку. К тому же погода сегодня отличная.

– Я боюсь мор-р-р-р-я, – сжав кулаки, решительно выдает Терри.

– Но ты же живешь на болоте.

– Ты не поняла. Меня не пугает вода. Только когда дело касается водных плоцедул. Бесклайние плостланства соленой воды. Вот где таится настоящий ужас. Оно живое, как ластения, своенлавное, как люди, и злое, будто тысяча адских псов. И на твоём месте я бы не поволачивался к нему спиной.

Невольная дрожь пробегает по телу девушки. Обернувшись, она впирает взгляд в тревожную гладь. Пасмурное небо смешивается на границе горизонта с пепельной водой. Над ней вьёт невесомую перину туман. Причудливые гребни волн раз за разом накатывают на песчаный пляж, соревнуясь друг с другом, кто первый окажется на суше. Непроглядные просторы внушают величие, зазывая окунуться в прохладную воду и потеряться в ней навсегда. Море никогда не умолкает и не засыпает, продолжая рассказывать свои сказки битым ракушкам и сгнившим водорослям.

– И снова вся работа на мне, – усталый вздох невольно вырывается у Агаты. – Идём. Время ждать не будет.

Быстрым шагом она устремляется к подножию Утёса. Старательно держась подальше от набегающих волн, к ней присоединяется Терри.

– Вообще-то, может. Плавда, мне пока удавалось договолиться с ним не более, чем на полчаса. И то, в основном, на готовку да сушку белья.

– Да что ты говоришь…

– Плавда-плавда! Но для этого необходимо быть частью Детей Тьмы. Лодня может и дальше не плизнавать меня, но плотив воли дедули идти побоится. Я криволотый кошачий улод. Это моё блемя и моя сила.

Агата не удерживается от смешка. Она чувствует, как начинает всё больше пропитываться симпатией к маленькому изгою. Большая часть людей всегда предпочтет скрыть истинную суть вещей. Не говоря уж о детях, в силу возраста, не способных рассуждать подобным образом.

– Да. А что тут стыдиться? – Терри пожимает плечами. Его походка расслабленна, но глаза неотрывно следят за морским пространством. Тревога и скрытый страх, подобно окутывающего их туману, затмевают разум. Иной раз он сплёвывает слюну в сторону моря, всем видом выражая презрение. – В Ливингстон Бэй почти не осталось тех, кого плинято называть нолмальными людьми. И я в этот балаган вписываюсь как нельзя лучше. Хотят этого местные тупоголовые или нет.

Агата невольно бросает взгляд в сторону набережной. Нос улавливает запах шоколадных маффинов, пробравшийся сквозь плотную пелену тумана. Но то лишь мимолётное видение. Игра разума. В отличие от хлопанья крыльев. Задрав голову, девушка успевает различить силуэт одинокого ворона, спешащего по своим делам. Увиденное могло быть тут же заботливо стёрто экономной памятью, если бы не окрас птицы. Светло-бежевый, с пепельными переливами, будто зола из камина. Не такого же она видела в заколоченном доме Этель? И не он ли прилетал к окну после исчезновения монстра-оленя? На секунду мысли распарывает словно раскалённым металлом далёкая фраза.

«Не доверяй серому ворону!»

– Всю жизнь я скептически относилась к оккультизму, мистике и прочей чепухе, – голос едва заметно подрагивает. Запинки перед словами крохотные, но они свидетельствуют о трещинах в рациональной обороне. – Однако обстоятельства вынуждают меня пересмотреть знания о мире. Трудно осмыслить подобное с ходу, но, когда ты и сам не совсем человек – поверить становится намного проще.

– Х-м-м, – вытянув мордашку, ребёнок принюхивается. – Я не чувствую в тебе кор-р-р-р-ней Тьмы. Они плонизывают всех нелюдей. Меня тоже. Знаешь поговолку? Нелюдь нелюдя чует издалека. Хе-хе. Меня этому научила… э-э… не помню, кто, – почесав затылок, Терри возвращается к изначальной теме. – От тебя, к плимелу, пахнет обычным человеческим существом. Хотя я бы смело вписал в список психов Ливингстон Бэй.

– И много там уже есть?

– Весь голод.

Беззаботный смех срывается с губ Агаты. Тут ей самое место. Терри прав. Среди таких же ненормальных, как и она.

– Значение слова «человек» многогранно. И не обязательно оно должно быть связано с Тьмой. Люди привыкли называть человеком то, что укладывается в их сознании. По-настоящему это понятие имеет бесчисленное количество смыслов, и все они зависят от умственных способностей, предрассудков, суеверий, воспитания и так далее. Мне не раз приходилось сталкиваться с подтверждением данной теории.

– Это как-то связано с твоей лаботой?

– Ха-х. А ты проницателен. С лабораторными исследованиями, если быть точнее.

– С лабола… лабла… ло-то-то… что?

– Лаборатория – место, где умные люди проводят опыты для получения новых, ранее не известных результатов, которых не добиться в домашних условиях. Понятно объясняю?

Терри утвердительно кивает. Он ничего не понял. Однако чувства подсказывают. Истина, скрывающаяся за словами, исходит из самых глубин души. Ушки поддёргиваются. Агата, постоянно уходящая от вопросов о прошлом, изъявила желание рассказать о нём. Такое нельзя пропускать.

– Работая ведущим лаборантом немало известного научного комплекса, мне не раз приходилось выслушивать укоризненные трактаты о бесчеловечности. Только представь, эти невежды говорили, что своими опытами я оскверняю мир! Извращаю законы природы!

Презрительный смешок срывается с губ Агаты.

– Твои знакомые плосто огланичены в познании оклужающего их мила. Им не хватает лешимости. Не хватает смелости взглянуть бездне в глаза и увидеть там явления, лежащие за гланью описуемого, – Терри кивает головой, подтверждая сказанное для самого себя. – Я вот, если чего-то очень сильно хочу, всегда нахожу способ получить это. Даже если он не самый плавильный.

– Некоторые мои методы отличались жестокостью и не раз заканчивались летальным исходом, – Агата чувствует, что за много лет наконец-то обрела человека, верующего в такие же идеалы. Уильям вне списка. – Но получаемые результаты в десятки, тысячи раз искупали затраченные ресурсы! Чёрт, как можно было быть настолько слепыми!

Агата замолкает, переводя дух. Терри дружески похлопывает её по спине. Прилив злобы, дразнящий ненавистными лицами сотрудников перед разгоряченным разумом, отступает. За долгие годы работы Агата не раз сталкивалась с исступленным отрицанием, ставящим под сомнение все её начинания. «Правильно ли я поступаю?» – вопрос, ответ на который не мог дать никто, кроме неё самой. Но каждый раз Агата отметала все сомнения и продолжала дальше двигаться к цели. Жизни, погасшие от её рук, не канут в неизвестность. Она будет верить в это до конца. И Уильям, возможно, уже идущий на поправку, поставит точку в споре с неверующими идиотами раз и навсегда.

Какое-то время они идут в тишине. По крайне мере, так кажется Агате. Погруженная в собственные мысли она не сразу различает требовательный голосок Терри. Уходить в себя для неё всегда было чем-то обыденным. Особенно, когда дело касалось работы над проектами. В таких случаях Агата иной раз забывала поесть, пока не падала от истощения прямо в лекционной.

– Э-эй! Мадам-лаблатолный псих. Ты меня слышишь вообще?

– М?

– Я до тебя уже час достучаться пытаюсь! – возмущенный ребёнок размахивает руками, будто пытаясь взлететь.

– Ты преувеличиваешь.

Оглядевшись, Агата замечает, что они успели подойти почти вплотную к Утёсу. Рядом с ним из воды выглядывают бетонные глыбы, всё, что осталось от портового причала. Разрушенные буйным морем, гневными ветрами и временем, они из последних сил пытаются сохранить очертания сооружения. Заржавевшие цепи оборваны и утопают в воде. Перевернутые лодки с провалившимся дном грустно посматривают на море, в котором им никогда больше не придется побывать.

– Значит, ищем здесь, – произносит Агата, скорее, как утверждение, чем вопрос.

– Думаю, да. Я видел, как оно отскакивало от скалистых уступов Поющих Скал.

Под Утесом Молний действительно имелась гордая россыпь искорёженных ветрами каменных глыб. Они начинались от самого края и, огибая скалу, продолжались вдоль берега. В каждой из них было по сотне, а то и больше, дыр, часть из которых пробуравливала породу насквозь. Причём каждое из отверстий носило спиральные следы. Будто кто-то специально просверлил породу огромным буром.

– Скорее, у дырявых скал, – бормочет под нос девушка.

– Сейчас тихо, и ты их не слышишь. Когда ветел сильный, они начинают издавать звуки, складывающиеся в мелодию флейты. А в штолм их вообще слышно с набележной.

– Музицирующая порода – что-то новенькое. Ладно. Полезли. И не забывай смотреть под ноги.

– Да-да, мама.

Терри закатывает глаза. Ребёнком он уже давно себя не считал, и всячески старался это демонстрировать. Забота Агаты была ему приятна, но и показать самостоятельность хотелось. Потому обогнав девушку и совсем позабыв о фобии, Терри забирается на невысокий уступ. Гряда из скал окружает полукольцом Утёс. Практически плотно прилегающие друг к другу камни с обкатанными бараньими лбами от воды создают иллюзорную дорожку рядом с Поющими Скалами. Но стоит Терри сделать пару шагов, как уверенность улетучивается. Просачивающаяся вода меж уступов возвращает былой ужас. Терри вжимается спиной в Утёс и старается как можно дальше уйти от накатывающих волн.

– Ты в порядке? – Агата озабоченно следит за бледнеющим личиком.

Умоляющий взгляд и подгибающиеся ноги говорят за себя.

– Всё по-по-под контлолем.

– Как знаешь.

Равнодушно пожав плечами, Агата залезает на покатый уступ. Противореча внешнему безразличию, разум разворачивает тревожную бурю внутри. Ей редко доводилось за кого-то волноваться. Даже сейчас её переполняла уверенность за состояние Уилла. Но вот Терри с его побледневшим лицом и мечущимися в панике глазами пробуждает заплесневевшее от долгого ожидания чувство заботы о ком-то. Старательно подавляя волнение, девушка обращается к ребёнку:

– У тебя отлично получается.

Голос девушки кажется безразличным, но Терри чувствует, она не врёт. Улыбнувшись, он уже тверже встает на ноги. Сочувствие и жалость к нему, как брошенному выродку, нередко проскакивали в глазах окружающих. Редко кто относился к нему серьёзно. Вера в собственные силы подкреплялась долгое время лишь ненавистью к семье и походами в Проклятый Лес за дичью. Агата же не возилась с ним как с малышом, общаясь под стать взрослому. Её проницательный взгляд выцепил нерушимую сталь в душе Терри с самого первого знакомства. Волнение, проскальзывающее на лице, было лишь отражением скрытой заботы. Но никак не сомнением в его способностях.

Покатые камни сменяются острыми уступами, поросшими моллюсками и мерзкими водорослями. От последних исходит нестерпимая вонь. В некоторых местах импровизированная дорожка из камней сменяется песчаным берегом. В таких местах Терри обязательно останавливается, чтобы отдышаться и пошипеть на море. Враг спокойно воспринимает нападки, отвечая ребёнку снопами пенистых брызг.