Текст книги "Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 годов"

Автор книги: А. Спиридович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 48 страниц)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

С 23 по 26 февраля в Царской Ставке. – Лица, сопровождавшие Государя. Приезд в Ставку. – Два первых дня. – 25 февраля. – Первая телеграмма генерала Хабалова о беспорядках. – Телеграмма Протопопова о беспорядках. – Доклады обеих телеграмм Государю и личная телеграмма Государя генералу Хабалову. Отношение к известиям Алексеева и Воейкова. 26 февраля. – Письмо Государю от Императрицы. – Дополнительная телеграмма от Хабалова. – День Государя. Беспокойство в Ставке. – Уклонение полковника Герарди. – Генерал Воейков и доклад ему по телефону из Царского генерала Спиридовича – Взаимоотношения старших чинов свиты и Ставки. – Телеграмма Государю от Родзянки. Решение Государя вернуться в Царское Село. – Мысль Дубенского использовать генерала Иванова для прекращения беспорядков. – Телеграмма Родзянки Алексееву политического характера. – Телеграмма ген. Хабалова.

23 февраля, в 3 часа дня Государь прибыл в Ставку в Могилев. В этой поездке Государя сопровождали: в поезде Литера А: Министр Имп. Двора, ген.-адъютант граф Фредерикс, флаг-капитан ген.-адъютант Нилов, Дворцовый комендант, Св. Е. В. ген.-м. Воейков, в должности гофмаршала, Св. Е. В. ген.-м. князь Долгорукий (В. А.), начальник Военно-походной канцелярии Св. Е. В. ген.-м. Нарышкин, командир Конвоя Е. В. Св. Е. В. ген.-м. Граббе, лейб-хирург С. П. Федоров, флигель-адъютанты Е. В. – полковник герцог H .H. Лейхтенбергский и полковник Мордвинов, инспектор императорских поездов Ежов.

В поезде Литера Б: за начальника Канцелярии министра Двора, церемониймейстер барон Р. А. Штакельберг, командир Собственного железнодорожного пойка г.-м. Цабель, прикомандированный к Канцелярии м-ра Двора для описания поездок Государя, отставной ген.-майор Дубенский, заведующий охранной агентурой полковник Невдахов, завед. службой прессы чиновник Канц. м-ра Двора А. В. Суслов, офицеры Конвоя железнодорожн. полка, фельдъегерского корпуса, шоферы, прислуга.

Комендантом поезда Лит. А был начальник дворцовой полиции полковник Герарди, комендантом поезда Лит. Б – полковник Ратко, а при обратном пути подполковник фон Таль.

В Могилеве Государь был встречен начальником Штаба ген.-адъютантом Алексеевым, ген.-адъют. Ивановым и высшими чинами Ставки. Проехав во дворец, Государь принял небольшой доклад Алексеева. Последний казался усталым. Сам Государь чувствовал себя простуженным. Первым разговором с Алексеевым Государь остался очень доволен. Перед обедом Государь получил телеграмму от Царицы о болезни детей и сообщил о том за обедом военным иностранным представителям, которые особенно сочувственно справлялись о Наследнике.

С 24 числа жизнь пошла обычным порядком. С 10 с половиной до 12 с половиной Государь работал с Алексеевым. Вернувшись, принял Бельгийского генерала Рикеля, который вручил Его Величеству от Бельгийского Короля ордена для Его Величества, Царицы и Наследника. Рикель очень жалел, что не мог лично передать орден Наследнику, с которым был очень дружен. Ордена в тот же день были отправлены в Царское Село.

К Высочайшему завтраку были приглашены: Вел. Кн. Сергей Михайлович, ген.-адъют. Иванов, иностранцы военных миссий.

Государь был, как всегда, спокоен, приветлив. Некоторые уже знали, что в Петрограде какие-то беспорядки. Но официально еще ничего не было известно. День был холодный. Крутила метель. И потому Государь гулял в садике, около дворца.

Из полученного вечером письма от Царицы Государь узнал, что у Ольги Николаевны корь, также у Наследника. Это очень обеспокоило Государя, он вызвал Федорова, беседовал с ним и даже говорил о поездке детей в Крым.

Уже поздно вечером из разговора с Императрицей по телефону Государь узнал кое-что "о голодных беспорядках". Узнали о них к вечеру и в свите, но серьезного значения им не придали.

25 февраля в Ставке уже с утра все говорят о петроградских беспорядках. Государь был на обычном докладе. За завтраком некоторые по лицу Государя старались что-либо заметить, но напрасно. Государь ровен и спокоен, как всегда.

После завтрака, несмотря на сильный мороз и ветер, Государь поехал в автомобиле на прогулку. Сперва Государь заехал в монастырь и приложился к иконе Божией Матери.

Об этом его просила Царица. Затем сделали хорошую прогулку по шоссе.

Вернувшись с прогулки в 5 часов, Государь получил письмо от Царицы от 24 февраля, в котором были такие строки: "Вчера были беспорядки на В. Острове и на Невском, потому что бедняки брали приступом булочные. Они вдребезги разнесли Филиппова и против них вызвали казаков". Казалось, ничего важного. Государь, знавший хорошо, что Петроград в изобилии обеспечен хлебом, мог объяснить случившееся каким-то недоразумением.

В 6 ч. Государь пошел ко всенощной. Его Величество был в пластунской черкеске, без пальто. После службы, старушка, мать архиерея, благодарила Государя за пожертвование Их Величеств на церковь и просила передать благодарность Царице.

В этот день (25 числа), с запозданием на два дня, Ставка начинает, наконец, получать официальные сведения о том, что делается в Петрограде. Сведения поступают двумя путями: начальнику Штаба доносят военный министр Беляев и командующий войсками Хабалов. Дворцовому же коменданту сообщает заведующий Особым отделом его Канцелярии полковник Ратко и министр Внутр. дел Протопопов

Генерал Беляев сообщил в первой телеграмме о забастовках и о том, что на почве недостатка продуктов начались беспорядки, но ничего серьёзного нет и меры приняты. Во второй же телеграмме Беляев сообщал о демонстрациях с революционными песнями и красными флагами, но успокаивал, что "к 26 февраля беспорядки будут прекращены", Обе эти телеграммы Алексеев доложил Государю и, благодаря успокоительному тону Беляева, они не возбудили беспокойства.

Но перед обедом Государю была представлена Алексеевым следующая телеграмма, полученная от генерала Хабалова в 18 ч. 8 м., 25 февр. и отправленная из Петрограда в 17 ч. 40 м.

"Доношу, что 23 и 24 февраля, вследствие недостатка хлеба, на многих заводах возникла забастовка. 24 февраля бастовало около 200 тысяч рабочих, которые насильственно снимали работавших. Движение трамвая рабочими было прекращено. В середине дня 23 и 24 часть рабочих прорвалась к Невскому, откуда была разогнана. Насильственные действия выразились разбитием стекол в нескольких лавках и трамваях. Оружие войсками не употреблялось. Четыре чина полиции получили неопасные поранения. Сегодня, 25 февраля, попытка рабочих проникнуть на Невский успешно парализуется. Прорвавшаяся часть разгоняется казаками. Утром полицмейстеру Выборгского района сломали руку и нанесли в голову рану тупым орудием.

Около трех часов дня на Знаменской площади убит при рассеянии толпы пристав Крылов. Толпа рассеяна. В подавлении беспорядков, кроме Петроградского гарнизона, принимают участие пять эскадронов Девятого запасного кавалерийского полка из Красного Селау сотня Л.-Гв. сводно-казачьего полка из Павловска и вызвано в Петроград пять эскадронов Гвардейского запасного кавалерийского полка. No 486. Сек. Хабалов."

Воейков же доложил Государю следующую телеграмму, полученную им от Протопопова:

"Ставка. Дворцовому коменданту. Внезапно распространившиеся в Петрограде слухи о предстоящем, якобы, ограничении суточного отпуска выпекаемого хлеба взрослым по фунту, малолетним в половинном размере, вызвали усиленную закупку публикой хлеба, очевидно, в запас, почему части населения хлеба не хватило. На этой почве 23 февраля вспыхнула в столице забастовка, сопровождавшаяся уличными беспорядками. Первый день бастовало около 90 тысяч рабочих, второй до 160 тысяч, сегодня – около 200 тысяч. Уличные беспорядки выражаются в демонстративных шествиях, частью с красными флагами, разгроме некоторых пунктах лавок, частичном прекращении забастовщиками трамвайного движения, столкновениях с полицией. 23 февраля ранены два помощника пристава. Сегодня утром на Выборгской стороне толпой снят с лошади, избит полицмейстер полковник Шалфеев, ввиду чего полицией произведено несколько выстрелов в направлении толпы, откуда последовали ответные выстрелы. Сегодня днем более серьёзные беспорядки происходили около памятника Императора Александра III на Знаменской площади, где убит пристав Крылов. Движение носит неорганизованный стихийный характер. Наряду с эксцессами противоправительственного свойства, буйствующие местами приветствуют войска. К прекращению дальнейших беспорядков принимаются энергичные меры военным начальством. В Москве спокойно. МВД Протопопов. No 179. 25 февраля 1917 г."

Прочитав обе телеграммы, Государь, не советуясь ни с кем, написал Хабалову телеграмму: "Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией. НИКОЛАЙ."

Так энергично и отчетливо реагировал Государь на первое же официальное донесение о беспорядках в столице. Будь Государь в Царском Селе, беспорядки были бы превращены немедленно по их проявлении.

Обед прошел, как всегда, спокойно. Но некоторые, видимо, были озабочены. Государь вскоре ушел после обеда к себе. Он долго занимался в кабинете.

Среди лиц, сопровождавших Государя, в тот вечер уж шли оживленные разговоры о беспорядках. Особенно волновался Дубенский. Он то и дело переходил от барона Штакельберга к Федорову. Он вернее других схватил всю важность происходящего.

Он находил, что ни Алексеев, ни Воейков (два человека, которые могли говорить с Государем) не обращают на случившееся должного внимания. Он был прав. Но Алексеева успокаивал Беляев, Воейкова же Протопопов. Ведь прощаясь в последний раз в Царском Селе с Воейковым, Протопопов "клялся", что никаких осложнений не предвидится.

***

26-го февраля. Воскресенье. В Могилеве ясный морозный день. Государь, бодрый, в сопровождении Фредерикса и дежурного флигель-адъютанта, отправился пешком в церковь. Много народу стояло на пути следования. Кланялись. Некоторые женщины кланялись в ноги. Некоторые, глядя вслед, крестили Государя. Какое-то странное настроение.

Церковь полна молящихся. Свита, генералы, офицеры, солдаты, публика. Особенно горячо молятся казаки, генерал Алексеев. Государь впереди, на левом клиросе, скрытый иконами. В эту службу с Государем случился первый припадок. Государь почувствовал мучительную боль в середине груди. Она продолжалась с четверть часа. – Я едва выстоял, – сообщал о том Государь Царице, – и лоб мой покрылся каплями пота. Я не помню, что это было, потому что сердцебиения у меня не было, но потом оно появилось и прошло сразу, когда я встал на колени перед образом Пречистой Девы.

После обедни Государь прошел в Штаб и принял доклад от Алексеева. За завтраком приглашенных было больше, чем всегда. С тревогой вглядывались многие в Государя. Его Величество казался спокойным. Государь только что получил вчера написанное письмо от Царицы, в котором Царица со слов Протопопова описывала все движение, "как хулиганское движение мальчишек и девчонок".

В 1 ч. 40 м. Алексеев получил от Хабалова дополнительную к вчерашней телеграмму, отправленную 26 февраля в 13 ч, 5 м. следующего содержания:

"К No 486. Доношу, что в течение второй половины 25 февраля толпы рабочих, собиравшихся на Знаменской площади и у Казанского собора, были неоднократно разгоняемы полицией и воинскими чинами. Около 17 ч., у Гостиного двора демонстранты запели революционные песни и выкинули красные флаги с надписью "Долой войну". На предупреждение, что против них будет применено оружие, из толпы раздалось несколько револьверных выстрелов, одним из коих был ранен и голову рядовой 9-го Зап. кав полка. Взвод драгун спешился и открыл огонь по толпе, при чем убито 3 и ранено 10 человек. Толпа мгновенно рассеялась. Около 18 час. в наряд конных жандармов была брошена граната, которой ранен один жандарм и лошадь. Вечер прошел относительно спокойно. 25 февраля бастовали двести сорок тысяч рабочих. Мною выпущено объявление, воспрещающее скопление народа на улицах и подтверждающее населению, что всякое проявление беспорядков будет подавлено силою оружия. Сегодня, 26 февраля, с утра в городе спокойно. No 3703. Хабалов".

Телеграмма была направлена Государю. После завтрака Государь поехал на автомобиле на прогулку по Бобруйскому шоссе, к часовне в память боев 1812 г. Государя сопровождали: Воейков, Граббе, Федоров и герцог Лейхтенбертский. У часовни вышли. Пошли пешком. Государь казался озабоченным. Задумчивый, Он почти не разговаривал.

Чай прошел обычно.

В 6 ч. с половиной Государь поблагодарил Царицу телеграммой за письмо и написал ей коротенькое письмо, в котором были такие строки: "Я надеюсь, что Хабалов сумеет быстро остановить эти уличные беспорядки. Протопопов должен дать ему ясные и определенные инструкции. Только бы старый Голицын не потерял голову".

Видимо, Государь совершенно неправильно, ошибочно представлял себе взаимоотношение высших властей теперь в столице, если считал, что Протопопов может давать какие-то инструкции Хабалову. Видимо, Государь все еще верил во всезнание, энергию и распорядительность Протопопова. Протопопов же, как мы видели, ровно ничего не делал полезного, сообщал Императрице неправильные, успокоительные сведения, радовался, что свалил всё на Хабалова и затем, перетрусивши, совсем исчез.

***

Однако, в Ставке далеко не все были так спокойны. С утра все только и говорили, что о столичных событиях. Всеми путями из Петрограда приходили самые тревожные сведения. Начальник Дворцовой полиции, полковник Герарди настолько потерял равновесие, что, придя в тот день к Дворцовому коменданту, просил разрешения уехать в Царское Село к семье.

"Увидя, что Герарди совершенно потерял голову, – писал позже Воейков, – я счел за лучшее отстранить его от исполнения ответственных обязанностей, на которые он в подобном состоянии был уже неспособен". Воейков разрешил Герарди уехать и заменил его чиновником Дворцовой полиции Гомзиным, когда-то служившим в гвардии.

Воейков был взволнован тем более, что в этот день он не получил от полковника Ратко никакой информации из Царского Села. Его попытки переговорить по телефону с кем-либо из старших чинов его канцелярии оказались безрезультатными. Их в канцелярии не было. Как иронизировал позже генерал, они были заняты составлением конституции у Вел. Кн. Павла Александровича.

Вызванный в 5 ч. к телефону из Царского Села генералом Спиридовичем, о чем сказано выше, ген. Воейков, видимо, не принял должного значения тому разговору, хотя позже, наговорив в своей книге комплиментов Спиридовичу, писал так о том разговоре:

"То обстоятельство, что, передавая мне эти сведения, полученные от Департамента полиции, генерал Спиридович не сказал мне ничего утешительного от себя лично, еще более утвердило меня в убеждении, что положение безвыходно".

Сам генерал Воейков заявляет: "В этот день это был единственный мой разговор с Царским Селом". Раз это так, то приходится признать, что в тот важный исторический момент осведомленность единственного, чисто политического органа около Его Величества, осведомленность Дворцового коменданта была неудовлетворительна. Даже 26 февраля, вечером, Дворцовый комендант еще не знал, что, как и почему происходит в Петрограде.

***

После пятичасового чая, Государь получил следующую телеграмму от председателя Гос. Думы Родзянко:

"Положение серьёзное. В столице анархия.

Правительство парализовано. Транспорт продовольствия и топливо пришли в полное расстройство. Растет общее недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы этот час ответственности не пал на Венценосца."

Телеграмма эта вполне отражала всю растерянность, царившую в Петрограде, растерянность самого Родзянки, но в Ставке этого не понимали. Государь показал телеграмму графу Фредериксу и Воейкову, причем сказал графу: – "Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать".

Однако, телеграмма Родзянки не могла не произвести тревожного впечатления. К тому же Воейков доложил про разговор со Спиридовичем. Обед прошел, как обычно. Но, после обеда Государь, несмотря на кажущееся спокойствие, решил возвращаться в Царское Село.

В 9 ч. 20 м. вечера Государь послал Императрице телеграмму, в которой писал между прочим: "Выезжаю послезавтра". Около 10 ч., вышедший от Государя Воейков, объявил заведывающему своей канцелярией, что отъезд назначен на 2 ч. 30 м. 28 февраля и стал отдавать предварительные распоряжения.

Государь же, выйдя в столовую, сыграл несколько партий в домино с Ниловым, Граббе и Мордвиновым. Государь казался озабоченным и скоро распрощался с партнерами. Об отъезде Государь им, однако, не сказал.

В этот вечер, у горячившегося генерала Дубенского зародилась несчастная мысль прекратить беспорядки в Петрограде, послав туда с войсками генерал-адъютанта Иванова. "Ведь вот, в первую революцию Иванов блестяще усмирил какой-то бунт, а затем был отличным генерал-губернатором в Кронштадте". Дубенский отправился к лейб-хирургу Федорову и красноречиво убеждал его подсказать эту мысль Государю. До позднего вечера сидели несколько человек у Федорова и слушали горячую речь Дубенского. Прощаясь, Федоров обещал начать с утра хлопотать за посылку Иванова.

***

В 22 ч. 22 м., 26 февраля с аппарата Ставки приняли из Петрограда следующую телеграмму Председателя Государственной Думы Родзянко по адресу: Начальнику Штаба Верховного Главнокомандующего Алексееву:

"Волнения, начавшиеся в Петрограде, принимают стихийный характер и угрожающие размеры. Основы их – недостаток печеного хлеба и слабый подвоз муки, внушающий панику, но главным образом, полное недоверие к власти, неспособной вывести страну из тяжкого положения. На этой почве, несомненно, разовьются события, сдержать которые можно временно путем пролития крови мирных граждан, но которых, при повторении, сдержать будет невозможно. Движение может переброситься на железные дороги и жизнь страны замрет в самую тяжелую минуту. Заводы, работающие на оборону в Петрограде, останавливаются за недостатком топлива и сырого материала. Рабочие остаются без дела и голодная безработная толпа вступает на путь анархии стихийной и неудержимой. Железнодорожное сообщение по всей России в полном расстройстве.

На Юге, из 63 доменных печей работают только 28, ввиду отсутствия подвоза топлива и необходимого материала. На Урале из 92 доменных печей остановилось 44 и производство чугуна, уменьшаясь изо дня в день, грозит крупным сокращением производства снарядов. Население, опасаясь неумелых распоряжений властей, не везет зерновых продуктов на рынок, останавливая этим мельницы и угроза недостатка муки встает во весь рост перед армией и населением. Правительственная власть находится в полном параличе и совершенно бессильна восстановить нарушенный порядок. России грозит унижение и позор, ибо война при таких условиях не может быть победоносно окончена. Считаю необходимым и единственным выходом из создавшегося положения безотлагательное призвание лица, которому может верить вся страна и которому будет поручено составить правительство, пользующееся доверием всего населения. За таким правительством пойдет вся Россия воодушевившись вновь верою в себя и своих руководителей.

В этот небывалый по ужасающим последствиям и страшный час иного выхода нет на светлый путь, и я ходатайствую перед вашим Высокопревосходительством поддержать это мое глубокое убеждение перед Его Величеством, дабы предотвратить возможную катастрофу. Медлить больше нельзя, промедление смерти подобно. В ваших руках, ваше выс-ство, судьба славы и победы России. Не может быть таковой, если не будет принято безотлагательно указанное мною решение. Помогите вашим представительством спасти Россию от катастрофы. Молю вас о том от всей души. Председатель Государственной Думы Родзянко".

Тождественные же телеграммы Родзянко послал командующим армиями, прося их поддержать его перед Государем. Так впервые, официально втягивались командующие в политику. Родзянко заканчивал официально ту тайную работу представителей общественности, которые ездили с визитами по генералам, стараясь привлечь их к широкому общественному движению в целях переворота, о чем говорилось выше.

Были эти представители общественности и у генерала Алексеева, когда он болел в Севастополе. Генерал Деникин утверждал позже, что, будто бы, Алексеев в самой категорической форме указал на недопустимость каких-либо государственных потрясений во время войны.

Данной телеграммой Родзянко делал снова уже официально сильный нажим на высшее командование армией.

Было уже очень поздно, когда Алексеев прочел эту телеграмму. Он решил доложить ее Государю на ближайшем докладе, утром 27 числа.