Текст книги "Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 годов"

Автор книги: А. Спиридович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 48 страниц)

Государь видимо не обеспокоился и, переговорив по содержанию телеграммы после чаю с Воейковым, поручил ему справиться о поездах и отправился на военный совет.

На совете обсуждался план военных действий на 1917 г. Государь и заместитель Алексеева генерал Гурко стояли за проведение в жизнь программы, принятой на военной совещании союзников в Шайти в ноябре 1916 года. Но Государь, председательствуя, не высказывал своего мнения дабы не стеснять присутствующих. Перед обедом был объявлен перерыв, а Государь, выслушав доклад Воейкова, что поездов сегодня нет, телеграфировал Царице (в 20 ч. 5 м.):

– "Сердечно благодарю. Ужасно, что для Воейкова нет поезда до завтра. Не может ли помочь Калинин (Протопопов) ".

Затем Государь снова председательствовал на совете.

Между тем слух об убийстве Распутина облетел вечером Ставку. Из Петрограда было передано сообщение "Биржевых Ведомостей". Генерал Воейков доложил слух Его Величеству. В 23 часа 15 м. (принята в 23 ч. 10 м.) подали телеграмму от Государыни: – "К. (Протопопов) делает все возможное. Пока еще ничего не нашли. Феликс, намеревавшийся уехать в Крым, задержан. Очень хочу, чтобы ты был здесь. Помоги нам Боже..."

Государь взволновался. Схватился за голову. Быстро пройдя по коридорчику, Е. В. отмахнул пытавшегося что-то доложить гофмаршала. Свита в смятении. Вышедший через несколько минут от Государя камердинер на обращенные к нему вопросы махнул безнадежно рукой и прошептал, что Его Величество в ужасном расстройстве и ничего не хочет слышать. Разошлись по своим комнатам. Воейков, вызвавший в такой неурочный час своего начальника канцелярии, сказал только о том, что произошло. В свите сторонников Старца не было. С ним дружил только Н. П. Саблин. Но к убийству все отнеслись серьезно сдержанно и ожидали больших и серьезных последствий. Барон Штакельберг долго беседовал с Воейковым, а вернувшись к себе, еще дольше разговаривал о случившемся о ген. Дубенским, сын которого дружил с Вел. Кн. Дмитрием Павловичем и отец естественно волновался за сына, не замешан ли. Он уже узнал, что офицерство в Ставке ликует. В столовой потребовали шампанского. Кричали ура.

18-го, воскресенье, Государь с Наследником были у обедни. Многие с любопытством вглядывались в Государя, стараясь прочесть, что либо по его лицу, но напрасно. Государь, как всегда, спокоен. После обедни Государь прошел в штаб. Доклад должен был делать генерал-квартирмейстер Лукомский. Как всегда спокойный, Государь поздоровался, закурил.

– "Ну, что нового" – послышался обычный, ровный приветливый голос. Генерал стал делать доклад. Как рассказывал он мне позже о том, он от волнения о случившемся почти не спал всю ночь. Служивший последние годы в Петербурге генерал разбирался в событиях. Убийство Распутина встревожило его. Оно казалось началом чего-то сложного нехорошего. И хотелось предупредить Государя. И вот он один на один с Государем. Удобный момент. И не отдавая себе отчета, как он будет говорить, Лукомский закончив доклад, не без волнения, попросил у Государя разрешения сделать доклад по вопросу постороннему, не относящемуся к военному докладу... Государь поднял на Лукомского глаза, как-то особенно внимательно посмотрел на него и затем, взяв генерала за руку повыше локтя, сказал мягко с доброй улыбкой – "Нет, Лукомский, у нас нет времени. Нас ждут на совещании... А вот я вижу у вас два набитых портфеля, так я вам помогу и возьму один..." И как ни старался растерявшийся генерал помешать Его Величеству, Государь взял один портфель. Много лет спустя, волнуясь, Лукомский рассказывал мне эту сцену. Государь спокойно провел совещание.

На высочайшем завтраке в числе приглашенных был и Вел. Кн. Павел Александрович. Государь был спокоен и приветлив, как всегда, между тем как перед самым завтраком он получил телеграмму от Царицы в которой говорилось: "Есть опасение, что эти два мальчика затевают еще нечто ужасное".

После завтрака Государь спросил ген. Гурко много ли осталось вопросов на совещании, которые требуют его личного участия. Генерал ответил, что потребуется с час времени. Тогда Государь сказал, что в таком случае, закончив совещание, он сегодня же выедет в Царское Село. Затем Государь сообщил генералу, что он предполагает сказать в виде заключительного слова на совещании. Последнее вполне соответствовало взглядам и желанию Гурко. Так совещание и было Государем закончено. На нем было решено произвести весною 1917 года общее наступление, причем главный удар предполагалось нанести армией генерала Брусилова. Все армии были уже настолько готовы во всех отношениях, что в успехе предстоящего решительного удара по противнику можно было не сомневаться. Веря в армию, в ее вождей Государь был в том вполне убежден.

После трех часов, Государь с Наследником приехали в царский поезд. Государь несколько минут прогуливался с генералом Гурко, говорил о делах, но ни одним словом не обмолвился о Петербургском событии.

В 4 часа 30 м. императорский поезд отбыл в Царское Село.

Только что императорский поезд отошел, как привезли из Штаба телеграмму для Его Величества от Государыни об аресте Вел. Кн. Димитрия Павловича, о которой сказано выше. Ее передали вслед поезду.

За пятичасовым чаем Государь оживленно беседовал со Свитой о разных предметах. И когда разговор перешел на старообрядцев, Государь внимательно слушал рассказ графа Шереметьева, как он, в качестве флигель-адъютанта Его Величества, объявлял в Москве в 1906 году Высочайшую волю об открытии церквей. Государь спрашивал подробности, Видно было, что это его действительно интересует.

Перед Оршей был встречен фельдъегерь с почтой из Петрограда и передана телеграмма, что шла вслед поезда из Ставки.

Телеграмма отправленная из Царского Села в 3 часа (15 ч.) гласила:

"Срочно. Приказала Максимовичу твоим именем запретить Д. (Димитрию) выезжать из дому до твоего возвращения. Д. хотел видеть меня сегодня, я отказала. Замешан главным образом он. Тело еще не найдено. Когда ты будешь здесь..." Полученное же письмо от Царицы от 17 числа, приведенное выше, впервые знакомило Государя подробно с тем, что случилось в Петрограде. Государь был крайне взволнован и из Орши, в 18 ч. 38 м., отправил Ее Величеству такую телеграмму:

"Только сейчас прочел твое письмо. Возмущен и потрясен. В молитвах и мыслях вместе с вами. Приеду завтра в 5 ч. Сильный мороз. Заседание окончилось в 4 ч. Благословляю и целую".

Эта характерная телеграмма, второй факт (первый был вчера, когда Государь схватился за голову), которым Государь выдает свое действительное отношение к убийству Распутина, за время до приезда в Царское; выдает какое впечатление произвела на него действительно смерть Распутина. Эта смерть задела самое таинственное, самое сокровенное Государя, чего он не скрывает только от Царицы, так как он с ней "едино". Это вера в Распутина, как в посланника Божия, вера в Ами де Дье, его не станет – все кончится, будет катастрофа...

Но в это святая святых души Государевой доступ только Царице. Для всех остальных Государь – монарх.

И вот почему, послав Царице телеграмму, Государь за обедом и после него кажется всем спокойным, как всегда. Даже с генералом Воейковым, единственным человеком, с которым вне Царского Государь говорит об убийстве, даже с ним Государь разговаривает так, что тот введен в заблуждение и думает, что Государь как будто чувствует некоторое облегчение от ухода из жизни Распутина. Между тем смерть Распутина настолько сильно ударила по психике Государя, что она надломила его.

19-го числа, в Малой Вишере, в два часа дня Государь получил телеграмму от Царицы, в которой были и такие слова: "нашли в воде". Получил телеграмму о находке трупа и Воейков и доложил Его Величеству.

В 6 часов приехали в Царское. Государыня с дочерьми встретила на павильоне. Красные пятна заливали лицо Ее Величества. Крепче обыкновенного сжаты губы. В двух автомобилях все проследовали во дворец.

Как только генерал Воейков вошел в свою квартиру, он тотчас же протелефонировал Министру Внутренних Дел Протопопову о приглашении его с докладом к Его Величеству в 9 с половиной часов. Генерал высказал ему несколько соображений, считая ошибкой, что результаты розыска трупа стали известны публике. Это было странное мало понятное ошибочное мнение Воейкова, с которым не соглашался Протопопов. Перед докладом Протопопов заехал к Воейкову, переговорили о случившемся. Воейков считал, что тело Распутина надо увезти скорее в Покровское, на родину. Протопопов, как будто, соглашался с этим мнением и обещал заехать к генералу после доклада.

Во дворце Протопопов был встречен очень милостиво. Его энергичные действия по дознанию об убийстве и по розыску трупа нашли полное одобрение. Докладывая, как министр, он изображал в то же время собою не только сторонника, но и поклонника умершего Старца, который был для него Григорием Ефимовичем, провидцем, молитвенником. То была неправда. То было политическое шарлатанство. Но не надо забывать, что Протопопов был министр не бюрократ, а министр из нашего парламента, министр общественник, министр политик.

Он и политиканствовал с Распутиным так же, как некогда политиканствовал первый парламентский министр Алексей Хвостов. Но только тот спекулировал на живом Распутине, а Протопопов, схватив всю мистическую подкладку отношения к Старцу с первого же доклада, после его смерти, стал спекулировать мертвым Распутиным. Милостивый прием приободрил его. Он сделал подробный доклад Их Величествам...

Пользуюсь перлюстрацией, он доложил, что о готовившемся убийстве знали многие. Что молодых энтузиастов подталкивали на убийство люди пожилые, с положением, люди, которых знала Царская семья. Что говорилось об устранении не только Распутина, но и А. А. Вырубовой и даже самой Императрицы. Министр представил две телеграммы Вел. Кн. Елизаветы Федоровны. Одна гласила:

"Москва. 18 декабря 9 ч. 38 м. Великому Князю ДИМИТРИЮ ПАВЛОВИЧУ. Петроград. – Только что вернулась вчера поздно вечером, проведя неделю в Сарове и Дивееве, молясь за вас всех дорогих. Прошу дать мне письмом подробности событий. Да укрепит Бог Феликса после патриотического акта, им исполненного. Елла".

Вторая телеграмма:

Москва. 18 декабря. 8 часов 52 м. КНЯГИНЕ ЮСУПОВОЙ. Кореиз. Все мои глубокие и горячие молитвы окружают вас всех за патриотический акт вашего дорогого сына. Да хранит вас Бог. Вернулась из Сарова и Дивеева, где провела в молитвах десять дней. Елизавета".

Представил копию письма княгини Юсуповой, матери, к сыну от 25 ноября. 3. H. ЮСУПОВА писала:

"... Теперь поздно, без скандала не обойтись, а тогда можно было все спасти, требуя удаления управляющего (т. е. Государя) на все время войны и невмешательства Валиде (т. е., Государыни) в государственные вопросы. И теперь я повторяю, что пока эти два вопроса не будут ликвидированы, ничего не выйдет мирным путем, скажи это дяде Мише, от меня".

Представил министр также и копию письма жены Михаила Владимировича Родзянко к княгине ЮСУПОВОЙ (3. H.) от 1 декабря, в котором была такая фраза:

"... Все назначения, перемены, судьбы Думы, мирные переговоры – в руках сумасшедшей немки, Распутина, Вырубовой, Питирима и Протопопова".

Протопопов доложил Государю как отнеслись ко всему делу премьер Трепов и Министр Юстиции Макаров. Спрошенный Императрицей о том, где хоронить Распутина, Протопопов, знавший уже желание поклонниц похоронить в Царском Селе, высказался именно здесь, приведя в числе доводов и тот, что перевозка тела в Сибирь вызовет в пути демонстрации.

Протопопов имел полный успех. Государь его благодарил и поручил благодарить полицию. Сам Протопопов был утвержден в должности Министра Внутренних Дел. Покидая дворец, Протопопов чувствовал себя настолько окрепшим в своем положении, что даже не заехал, как обещался, к Дворцовому Коменданту, а уехал на моторе в Петроград.

Генерал же Воейков в тот вечер окончательно провалился в глазах Императрицы. Не будучи тонким психологом, а глядя на дело прямо – честно, по военному, генерал не учел всей деликатности того момента по отношению "мистицизма" Царицы. Он, как и многие тогда, наивно посчитал, что с физическим исчезновением Распутина прекратилось и его влияние. Допустил он и некоторую оплошность при разговоре с Протопоповым. Он раскритиковал его действия по розыску трупа, которыми Протопопов по праву гордился, так как его полиция всех видов блестяще выполнила свою обязанность и в короткий срок раскрыла все дело, не побоявшись высокого положения преступников и, несмотря на пассивность самого генерал-прокурора, министра Юстиции.

Генерал очевидно не понимал, что за эти дни действительным генерал-прокурором, воодушевлявшим всех на работу, являлась Императрица Александра Федоровна. Затем генерал считал, совершенно правильно, что тело убитого надо увезти в Сибирь. Повидав тогда А. А. Вырубову, генерал старался убедить ее в этом, но напрасно. Он доказывал, что погребение в Царском, чего хотела Анна Александровна поведет лишь к скандалам, а могилу Старца просто будут осквернять. Вырубова спорила и, конечно, передала все Царице.

Сейчас же после отъезда из дворца Протопопова, в двенадцатом часу ночи, генерал Воейков был вызван к Их Величествам.

Императрица прямо поставила ему вопрос, где по его мнению надо хоронить; и генерал прямо же ответил, что надо увезти тело в Сибирь и похоронить на родине, каковое желание покойный, будто бы, высказывал близким. Это был неудачно придуманный экспромт, неправда, что отлично знала Императрица. Как неправда, она сразу настроила Царицу против генерала. Когда же генерал доложил, что здесь, в Царском, могила подвергнется осквернению, Государыня очень рассердилась. Для Царицы осквернение могилы Старца казалось просто святотатством.

В конце концов, Их Величества решили, что погребение состоится на земле, принадлежащей А. А. Вырубовой, между Александровским парком и деревней Александровкой, и оно было назначено на 21 число. На этом и расстались. Когда же на следующий день генерал Воейков, узнав о желании Государя быть на погребении, попытался уговорить Его Величество не делать этого, Государь лишь молчал. Императрица же еще больше разгневалась на генерала, как говорил он мне лично и как писал позже, рассказывая о тех тревожных днях.

Доклад Протопопова, рассказы Императрицы и дам с бесконечными комментариями из Петрограда, ввели Государя в полный курс всех событий истекших дней со всем ужасом их мельчайших гадких житейских подробностей. Безысходное горе Императрицы охватило Государя тяжелой атмосферой потери как бы близкого человека. Ожидание же неизбежной катастрофы, нависшей над Государем, сразу при известии о смерти Распутина, здесь, в Царском Селе, сделалось длительно тяжелым. Атмосфера во дворце была подавляющая. А. А. Вырубова рассказывала, что Государь не раз повторял тогда: – "Мне стыдно перед Россией, что руки моих родственников обагрены кровью этого мужика". Государыня же была буквально убита письмами и телеграммами, представленными Протопоповым. Все, что казалось раньше только гадкими сплетнями, оказалось жестокой правдой. Государыня "плакала горько и безутешно".

Отношение к "делу" заинтересованных, но не оправдавших доверие Государя министров, нашло суровую и правильную оценку Его Величества. 20-го числа Макаров был уволен от должности Министра Юстиции и заменен сенатором Добровольским, которого Государь и принял того же 20 числа. Он уже раньше был рекомендован Щегловитовым и за него хлопотал Распутин.

В тот же день был принят с докладом и освобожден от должности премьер А. Ф. Трепов. Умный и энергичный вообще человек, Трепов своей попыткой денежного подкупа Распутина в начале премьерства и странным, непонятным поведением после его убийства окончательно запечатлел себя в глазах Их Величеств, как человек нехороший и потому неподходящий.

Тяжелый по настроению был тот вечер во дворце. Государь записал в дневнике: – "После обеда вечер провели вместе".

А с 10 ч. вечера в покойницкой палате Чесменской кладбищенской церкви известный профессор Косоротов в присутствии полицейской и следственной власти произвел вскрытие и осмотр трупа Распутина. Были установлены три пулевые раны: одна через левую часть груди в желудок и печень, вторая через правую сторону спины в почки и третья через лоб в мозг. Мозговое вещество издавало спиртной запах. Присутствие яда не обнаружено.

На покойном оказался нательный золотой крест с надписью: "спаси и сохрани". На руке же браслет из золота и платины с застежкой, на которой буква H с короной и двуглавый орел. Эти вещи и голубая рубашка покойного были вытребованы через несколько дней во дворец и следователь выдал их под расписку Министра Юстиции.

После полицейского медицинского осмотра и вскрытия, к трупу были допущены дочери, племянница покойного, Акулина, и Муня Головина. Последнюю в этот день князь Юсупов предупреждал по телефону, чтобы, она не была на похоронах, так как возможно, что будут бросать бомбы. Муня не поверила. Акулина убирала тело. Наступило уже 21 число. Приехали епископ Исидор и друг покойного Симанович. Уложили в гроб. Акулина положила в гроб икону, которую 16 числа А. А. Вырубова привезла Распутину от Императрицы. Она была привезена из Новгорода. На оборотной стороне Государыня, все Великие Княжны и А. А. Вырубова написали свои имена.

Епископ Исидор отслужил заупокойную обедню (чего не имел права делать) и отпевание. Говорили после, что митрополит Питирим, к которому обратились об отпевании, отклонил эту просьбу. В те дни была пущена легенда, что при вскрытии и отпевании присутствовала Императрица, что дошло и до Английского посольства. То была типичная очередная сплетня, направленная против Императрицы.

После отпевания дубовый гроб был погружен в фургон и, в сопровождении родных и Акулины, направлен к Царскому Селу, к месту погребения. Это место находилось к северо-востоку от так называемой Елевой дороги Царскосельского Александровского парка, между парком и деревней Александровкой, у опушки леса. Оно было куплено А. А. Вырубовой для постройки на ней подворья. Там уже была приготовлена могила, куда гроб и опустили в присутствии священника Федоровского Собора отца Александра Васильева. Приехали порознь А. А. Вырубова и г-жа Ден. Было серое, морозное утро.

В 9 часов, проследовав мимо фотографии, в двух моторах прибыли Их Величества с четырьмя дочерьми. Никого из Свиты не было. Даже не было Дворцового Коменданта, которому своевременно доложили о заказе экипажей. Императрица держала пук белых цветов. Отец Александр, духовник Их Величеств, отслужил литию. Царица поделилась с детьми и дамами цветами. Их бросали в могилу с землей. Стали закапывать. Их Величества отбыли во дворец. Государь сделал обычную утреннюю прогулку и начался прием министров.

Предупреждение генерала Воейкова сбылось. Через несколько времени могила была осквернена. Пришлось для охраны установить военный пост. Часовому вменялось в обязанность охранять находившиеся вблизи лесные склады. Часовой наряжался от артиллерийской команды подполковника Мальцева, ведавшего батареей воздушной охраны. Он был подчинен Дворцовому Коменданту. Вот когда генералу Воейкову пришлось таки ведать охраной Распутина... Чины, подчиненной ему охраны, наблюдали за дорогой, которая вела к могиле. Туда иногда во время прогулки заезжала Царица с кем-либо из дочерей или с А. А. Вырубовой, и привозила на могилу друга цветы. Там Царица почерпала бодрость и энергию.

За исключением Их Величеств и их детей, вся Царская фамилия встретила повсюду известие об убийстве Распутина с радостью. В убийстве увидели избавление России от величайшего зла. На убийство смотрели, как на большой патриотический акт.

Даже умудренная большими годами вдовствующая Императрица Мария Федоровна, по словам Вел. Кн. Александра Михайловича, который первый сказал Ее Величеству об убийстве, реагировала так: – "Слава Богу, Распутин убран с дороги. Но нас ожидают теперь еще большие несчастья..."

Как Императрица, она сочувствовала, но как христианка она не могла не быть против пролития крови, как бы ни были доблестны побуждения виновников. И как только Императрица получила достоверные сведения о происшествии, Ее Величество телеграммой просила Государя прекратить дело. Хлопотать за виновных стали приехавшие в Петроград отец Димитрия Павловича, Вел. Кн. Павел Александрович и тесть князя Юсупова Вел. Кн. Александр Михайлович.

("Книга воспоминаний" см. ldn-knigi) Последний в детстве играл с Государем – мальчиком Ники, в первые годы царствования дружил с Государем, имел на него влияние, он в полной мере член семьи Императора Александра III-го, помнящий с молодых офицерских лет личное обаяние Царя-Миротворца. Стали думать, как помочь виновным и все бывшие в Петрограде члены династии.

21 числа у больного Вел. Кн. Андрея Владимировича, по инициативе Вел. Кн. Павла Александровича, собрались его матушка, оба брата, Вел. Кн. Павел Александрович и Вел. Кн. Александр Михайлович. Обсуждали положение и решили, что Павел Александрович и Александр Михайлович от всей фамилии будут просить Государя прекратить дело и изобразят Государю всю политическую обстановку страны.

Вел. Кн. Павел Александрович рассказал, что Димитрий Павлович поклялся ему, что его руки не запачканы в крови, что он уже был у Государя и просил его об освобождении сына, но получил письмом отрицательный ответ. Он составил проект письма Государю и прочел его, и оно понравилось. На этом и расстались.

Великий Князь Александр Михайлович получил аудиенцию у Государя на 9 часов 22 числа. Государь встретил Вел. Кн. тепло и ласково, что сразу сбило у того агрессивный тон. Великий Князь произнес горячую защитительную речь в пользу виновных, прося не смотреть на Юсупова и Димитрия Павловича, как на обыкновенных убийц, а смотреть, как на патриотов, пошедших, правда, по ложному пути, но вдохновленных желанием спасти родину. Государь слушал внимательно, сказал даже комплимент по поводу красноречия Вел. Кн. и возразил лишь, что никому, ни мужику, ни Великому Князю не дано права убивать... С этим спорить было невозможно. Прощаясь, Государь обещал быть милостивым при выборе наказания.

Великий Князь старался воздействовать и на Министра Юстиции и на Трепова, но Трепов был бессилен, Добровольский же сам считал, что дело надо прекратить. Наши законы не предусматривали суда над членом династии. Чтобы поставить Вел. Кн. Димитрия Павловича на одинаковый уровень с другими обвиняемыми, его надо лишить прерогатив династических. Уже одно это вызовет скандал. А самый суд – новый скандал. Здравый смысл требует прекращения дела.

Все говорило за прекращение дела, а главное – просьба Императрицы-матери. И 23 декабря Государь телеграфировал Императрице Марии Федоровне: – "Благодарю за телеграмму. Дело будет прекращено теперь. Целую. Ники".

23 декабря Государь, не касаясь производившегося следствия, повелел прекратить судебное преследование лиц, замешанных в убийстве Распутина или в сокрытии следов того преступления. Повелел князю Ф. Ф. Юсупову выехать немедленно в его именье Курской губернии, что и было выполнено в тот же день.

Утром же Вел. Кн. Димитрий Павлович был вызван к Ген.-Адъютанту Максимовичу и ему было объявлено Высочайшее повеление отправиться немедленно на Персидскую границу в распоряжение начальника действовавшего там отряда генерала Баратова. Поезд был назначен на 2 часа ночи. Для сопровождения Великого Князя назначался генерал Лайминг и флигель-адъютант Кутайсов.

Почти все члены династии заехали попрощаться к высылаемому, в 2 часа ночи на 24-ое число Вел. Кн. Димитрий Павлович выехал по назначению.

Таким образом, виновники сенсационного убийства остались ненаказанными. Нельзя же было считать наказанием командировку боевого офицера из одной армии в другую, или высылку молодого человека в именье. Про Пуришкевича же вообще и не говорили. За его неприкосновенность, как за члена Думы, горой стоял... Протопопов.

Наступил сочельник, 24 декабря. Утро в Царском Селе было ясное, морозное. Государь с семьей ездил в Федоровский собор к обедне. Дежурным флигель-адъютантом, по желанию Государя, был Н. П. Саблин. Он был приглашен к Высочайшему завтраку. Перед пятичасовым чаем во дворце была зажжена елка для царских детей и для офицеров частей охраны. В 6 ч. 30 м. Царская семья была у всенощной. К семейному обеду были приглашены А. А. Вырубова и Саблин. Саблин близкий человек, десятилетний друг Царской семьи, единственный друг Государя после смерти генерала Орлова. Когда-то молодой лейтенант "Штандарта", в которого влюблены были все дети, теперь это уже солидный капитан первого ранга, командир одного из батальонов Гвардейского экипажа, что на фронте. Приехав на отдых в Петроград, он, перед убийством Распутина, предупреждал Императрицу о том нехорошем настроении, которое царило в столице. Теперь у Государыни даже мелькнула мысль о назначении его командиром Сводного полка, вместо полковника Ресина. Ресин, строгий для солдат, распустил офицеров (так думала Императрица). Надо их прибрать к рукам. Николай Павлович сумеет это сделать. И затем это свой, верный человек. На него можно положиться.

С Саблиным говорят откровенно, даже и о политике. В тот день, разговаривая о министрах, Государь высказал ему, что при назначении их он руководствуется только пользою дела и никогда не считается и не будет считаться с мнением общественности.

Вечером во дворце стало известно, что в тот день председатель Гос. Думы Родзянко завтракал у Вел. Кн. Марии Павловны (старшей) и что там, после завтрака, происходило совещание, на котором резко критиковались переживаемые события и порицали Императрицу Александру Федоровну. Разговор принял настолько резкий против Их Величеств характер, что Родзянко, извинившись, уехал домой. Выражалось удивление дружбе Владимировичей с Родзянко.

25 декабря. Рождество Христово. Хороший солнечный, морозный день. Царская семья ездила к обедне в Федоровский собор. В два часа, в манеже была зажжена елка для первой очереди нижних чинов различных частей охраны. Как всегда, играл прелестно оркестр балалаечников Собственного полка, пел хор песенников, лихо танцевали лезгинку казаки. Государь благодарил.

Младшие Великие Княжны развлекались около елки. Вел. Кн. Ольга Николаевна раздавала подарки за Императрицу. В первом томе у меня подробно описаны эти елки. Они доставляли много радости и счастья не только детям, но и всем нам, взрослым людям. Уловить на себе мимолетный взгляд Их Величеств, услышать ласковое слово Государя, детский смех царских детей было счастьем.

Вернувшись с елки, Государь гулял с Вел. Кн. Ольгой Николаевной. Играл с любимыми собаками. Затем принимал Протопопова. Третий раз в течение шести суток министр Внутренних дел делал доклад Его Величеству. Вещь необыкновенная, указывающая на тревожность переживаемого времени. Министр доложил, между прочим, и об обыске, произведенном по его ордеру у Марианны Э. Дерфельден, дочери княгини Палей от первого брака. То был отзвук убийства и обыск касался кампании великосветских агитаторов-сплетников. Обыск был произведен в особом порядке генералом Поповым и отобранная по обыску переписка была сдана директору Департамента полиции.

После чая Государь принял члена Гос. Совета, старого князя Н. Л. Голицына, состоявшего председателем комитета по оказанию помощи русским военнопленным. По этой должности князь довольно часто имел доклады у Императрицы Александры Федоровны и заслужил доверие Ее Величества. Он был приглашен к Императрице, но когда явился во дворец, был принят самим Государем. Государь оказал, что Царица пока занята и начал с ним разговаривать, но затем, улыбнувшись, сказал: "Я с вами хитрю. Вас вызвал я, а не Императрица. Я долго думал, кого назначить председателем Совета министров, вместо Трепова, и мой выбор пал на вас". Поблагодарив, Голицын заметил, что при его преклонных годах ему будет трудно справиться с новой трудной заботой. Государь как будто и согласился с ним и милостиво распрощался. Через два дня был опубликован Указ об его назначении.

После обеда вся Царская семья, кроме Наследника, провела вечер у А. А. Вырубовой. Туда была приглашена семья Распутина. Их Величества обласкали детей убитого. Все были растроганы.

Следующие два дня были обычные елки для второй и третьей очередей частей охраны. Всё, казалось, было, как всегда. Только отсутствовала по нездоровью Императрица, Но на третий день Наследник, играя, ушиб руку. Это причинило ему большие страдания. Ничто не помогало.

Императрица принесла вытребованную от следователя голубую рубашку Распутина, положила больному под подушку и просила перед сном подумать об ушедшем Старце. Он поможет. После говорили, что Наследнику стало лучше. Императрица приписала это влиянию Друга.

28 числа, по старому обычаю, в 12 с половиной часов дня, Митрополит Питирим с братией "славили Христа" у Их Величеств. Им было затем устроено соответствующее угощение. А к завтраку были приглашены А. А. Вырубова и генерал П. П. Гротен. Последний получил назначение помощником Дворцового коменданта, т. е. Воейкова.

Блестящий строевой гвардейский генерал, б. офицер Л.-гусарского Его Величества полка, б. командир Сумского гусарского полка, Гротен, с осени 1915 года командовал Л.-гв. Конно-Гренадерским полком. Он пользовался любовью Их Величеств и был в давних хороших отношениях с А. А. Вырубовой и Воейковым. Об его назначении генерал рассказал мне следующее. Ощутив той зимой необходимость иметь официального помощника по делам охраны, он решил провести на новую должность одного, давно известного ему по совместной службе, генерала. Он осторожно высказал эту мысль Государю, не назвав, однако, фамилии генерала. Через несколько времени Государь, совершенно неожиданно, сказал однажды Воейкову: "А я нашел вам помощника". Удивленный генерал поинтересовался, кого именно. Государь назвал одесского градоначальника Княжевича. – Вы понимаете, говорил Воейков, – что, по нашим взаимным отношениям, это являлось для меня неприемлемым. Надо было убить эту кандидатуру, равнозначащей картой. Княжевич – Свиты генерал, лейб-гусар, бывший командир полка Императрицы, лично известен Их Величествам. Как молния у меня мелькнуло – Гротен. Я поблагодарил Государя и сказал, что Его Величество забыл одного своего генерала. Удивленный, Государь спросил: "Кого?". Я ответил: "Свиты Вашего Beличества, генерал Гротена". Государь улыбнулся и сказал:

"В самом деле, вы правы".