Текст книги "10 гениев бизнеса"

Автор книги: А. Ходоренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Третьяков продолжал пополнять собрание. Например, в 1894 году он передал галерее 30 картин, 12 рисунков и мраморную статую «Христианская мученица» работы М. М. Антокольского; занимался изучением коллекции, с 1893 года издавал ее каталог (с 1896 года – под названием «Каталог художественных произведений Городской галереи Павла и Сергея Третьяковых»).

Но, несмотря на грандиозность и значимость предпринятого дела, Павлу Михайловичу были присущи сдержанность и некоторая замкнутость. Даже его обширная переписка не дает исчерпывающего представления о вкусах, мнениях и взглядах этого человека. Но некоторые факты могут показаться интересными.

Третьяков избегал встреч только с двумя категориями представителей власти – светской и духовной. Однажды ему сообщили, что в галерею прибудет Иоанн Кронштадский. Популярность этого священнослужителя среди верующих была огромной, многие считали его святым. В день посещения галереи Иоанном Кронштадским Третьяков ранним утром уехал в Кострому, на свою фабрику: «Скажите, что меня экстренно вызвали по делам фирмы на несколько дней».

Был только один визит высокого гостя, когда Павла Михайловича все-таки вынудили присутствовать при осмотре его коллекции: в 1893 году галерею посетил Александр III с супругой. Их сопровождали министры граф С. Ю. Витте, граф И. И. Воронцов-Дашков и президент Академии художеств, брат царя Великий князь Владимир Александрович.

Одним из отличительных качеств Третьякова была его неприязнь ко всякого рода политической рекламе, чинам и званиям. Павел Михайлович неоднократно отказывался от торжественного празднования основанных им благотворительных учреждений. Пожалование званий также вызывало в нем только раздражение. В одном из его писем жене можно найти следующие слова: «Я был бы в самом хорошем настроении, если бы не неприятное для меня производство в Коммерции Советники, от которого я несколько лет отказывался и не мог отделаться. Теперь меня уже все, кто прочел в газетах, поздравляют, и меня это злит. Я, разумеется, никогда не буду употреблять это звание, но кто поверит, что я говорю это искренне».

Когда же П. М. Третьякову сообщили о пожаловании ему императором Александром III дворянства, то речь шла уже не о нелюбви к чинам, а о вошедшей в поговорку купеческой гордости. Третьяков ответил: «Очень благодарен Его Величеству за великую честь, но от звания дворянина отказываюсь… Я родился купцом, купцом и умру».

Естественно, П. М. Третьяков пользовался огромным общественным уважением. В наши дни, когда большинство простых людей по меньшей мере настороженно относится к предпринимателям, следующая сцена кажется почти невероятной. Е. К. Дмитриева вспоминает: «Как-то мой муж ехал на извозчике по Мясницкой. Впереди он обратил внимание на кого-то, едущего на плохой лошадке, в стареньких санках… вид кучера какой-то неказистый, а самого седока почти не было видно за большим поднятым воротником шубы – однако все встречные, и на хороших рысаках, и просто прохожие… только увидя встречную скромную фигуру, усиленно все кланяются. Мужа это заинтересовало – кто же это, заслуживающий такого почета? Он попросил извозчика обогнать впереди едущего, и, когда обогнали, муж мой оглянулся и с восхищением увидел Павла Михайловича. Обеими руками он снял шапку и как можно низко поклонился Павлу Михайловичу – великому создателю Третьяковской галереи».

В конце ноября 1898 года Третьяков слег, началось обострение язвы желудка. Он отказался от консилиума врачей. Скрывая свои страдания от близких, каждое утро вызывал к себе служащих галереи и торговой конторы с докладами. О галерее он думал и в свое последнее утро 4 декабря 1898 года. Молча выслушав сообщения, Павел Михайлович угасающим голосом произнес: «Берегите галерею…» и тотчас умер. Эти слова были последними.

Похоронили П. М. Третьякова на Даниловском кладбище. А в 1948 году прах был перенесен на Новодевичье кладбище. В. В. Стасов в некрологе на смерть Павла Михайловича писал, что Третьяков умер знаменитым не только на всю Россию, но и на всю Европу: «Приедет ли в Москву человек из Архангельска или из Астрахани, из Крыма, с Кавказа или с Амура – он тут же назначает себе день и час, когда ему надо, непременно надо, идти на Замоскворечье, в Лаврушинский переулок, и посмотреть с восторгом, умилением и благодарностью весь тот ряд сокровищ, которые были накоплены этим удивительным человеком в течение всей его жизни».

После смерти Павла Михайловича Третьякова, галерея, по его завещанию, отошла в собственность города Москвы. В июне 1899 года Московской городской думой был создан попечительский совет – коллегиальный орган по управлению Галереей. Кроме Городского головы, князя В. М. Голицына (председателя совета), в него вошли В. А. Серов – от российских художников, И. С. Остроухов и И. Е. Цветков – от московских коллекционеров. Семью основателя представляла вторая дочь Третьякова, Александра Павловна Боткина.

Главной своей целью совет видел пополнение коллекции. Приобретались как произведения старого, так и нового искусства. Члены совета пристальное внимание уделяли приобретению картин современных художников. Их интересовало творчество молодых петербуржцев, создавших в 1898 году объединение «Мир искусства», москвичей из Союза русских художников, экспонентов выставки «Голубая роза». За первые три года существования совета в собрании прибавилось около семидесяти произведений. Во времена попечительства И. С. Остроухова в Галерее существенно расширился раздел, посвященный портретам, кисти живописцев XVIII века. Но вновь поступавшие работы размещались отдельно от основного собрания – в залах, которые специально отстраивались в бывшем жилом доме Третьякова.

Во время реконструкции 1900–1905 годов музейные здания обрели новые фасады, выполненные по проекту В. М. Васнецова в «русском стиле». Главный фасад с изображением Георгия Победоносца стал символом Третьяковской галереи. Неудобства, связанные со строительством, не мешали все более растущему потоку посетителей: за один только 1903 год в Галерее побывало 130 548 человек.

В 1899 году наследники Павла Михайловича передали совету завещанные Галерее 62 иконы, которые были тщательно изучены известным византологом и специалистом по древнерусскому искусству Н. П. Лихачевым. На основе проведенной им атрибуции в 1904 году была создана экспозиция икон. В ее устройстве принимали участие профессор Н. П. Кондаков, художник В. М. Васнецов, члены совета Галереи И. Е. Цветков и И. С. Остроухов.

К 1911 году стало ясно, что экспозиции необходима коренная перестройка. Московская городская дума в 1913 году избрала попечителем Третьяковской галереи Игоря Эммануиловича Грабаря, художника, архитектора и историка искусства. В Совет вошли Р. И. Клейн и А. П. Ланговой, от семьи основателя – старшая дочь, Вера Павловна Зилоти, а из прежнего состава остался князь Сергей Александрович Щербатов, живописец и коллекционер.

В 1913–1915 годах Грабарь полностью изменил экспозицию. Объединив старое третьяковское и новое собрания, он разместил картины каждого художника в одном зале или на одной стене, расположив художественный материал в хронологическом порядке. Экспозиционный маршрут начинался с древнерусского искусства и в соответствии с хронологической последовательностью важнейших этапов развития русской живописи шел по кольцу залов вплоть до произведений художников 1900-х годов. Таким образом Грабарь впервые в отечественной практике использовал историко-монографический принцип, который и в настоящее время остается главным в построении музейных экспозиций художественных музеев России.

Основные итоги перестройки и комплектования музея получили отражение в первом научном описании собрания – каталоге Галереи, изданном в 1917 году. В нем не только фиксировался состав собрания, это был еще и путеводитель по новой экспозиции. Здесь впервые появились очерки о Павле и Сергее Третьяковых и истории Галереи. Каталог включал новый план расположения экспозиции и залов, давал четкую схему развития русского искусства. В это же время была создана постоянная реставрационная мастерская.

Во время Октябрьской революции и Гражданской войны многие владельцы художественных ценностей, считая Третьяковскую галерею единственным надежным местом, временно размещали там свои коллекции. Но вскоре, 3 июня 1918 года, Третьяковская галерея была объявлена «государственной собственностью Российской Федеративной Советской Республики». Так в галерее оказались частные собрания Е. В. Борисовой-Мусатовой, М. П. Рябушинского, В. О. Гиршмана и других. Национализированный музей получил название Государственная Третьяковская галерея. Первым ее директором стал И. Э. Грабарь.

В середине 1920-х годов в Галерее был организован методико-просветительский отдел, который занялся экскурсионным и лекционным делом, что с тех пор стало одним из важнейших направлений музейной работы. Отдел начал выпускать краткие путеводители, адресованные самой широкой аудитории. Среди первых его изданий был сборник «Изучение музейного зрителя» – возможно, единственный в то время.

В это же время к Третьяковской галерее присоединили коллекции несколько музеев, в том числе Цветковская галерея (в основном произведения графики), Музей иконописи и живописи имени И. С. Остроухова, собрания русской живописи из Румянцевского музея (где, в частности, находилась картина А. А. Иванова «Явление Христа народу»), Пролетарский музей Рогожско-Симоновского района, часть коллекции которого составляло собрание И. С. Исаджакова. В 1925 году собрание западно-европейской живописи С. М. Третьякова было передано в Музей изящных искусств, ныне Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Такие шедевры живописи, как Владимирская икона Божьей Матери и «Троица» Андрея Рублева, поступили в Третьяковскую галерею из Успенского собора Московского Кремля. Продолжались и закупки, в основном приобретались произведения советских художников.

Постоянно увеличивавшиеся коллекции требовали расширения галереи. В 1929 году к музею присоединили дом Соколикова, расположенный рядом с галереей, а в 1935–1936 годах по проекту архитектора Щусева возвели новый корпус в правой части музейного комплекса.

Грандиозная реконструкция Третьяковской галереи в Лаврушинском переулке связана с именем директора Третьяковской галереи Юрия Константиновича Королева (1929–1992). За успешное выполнение этого задания в 1995 году Ю. К. Королев (посмертно) и авторский коллектив были удостоены Государственной премии Российской Федерации.

В январе 1986 года Третьяковская галерея в Лаврушинском переулке закрылась для посетителей. В специально оборудованный депозитарий (хранилище экспонатов), пристроенный в 1985 году с северной стороны исторического здания, перенесли произведения из экспозиции и ее запасника.

В том же 1985-м Государственная картинная галерея, располагавшаяся на Крымском валу, была объединена с Третьяковской галереей в единый музейный комплекс с сохранением исторического названия – Государственная Третьяковская галерея. В здание на Крымском валу для экспонирования и хранения перевезли произведения живописи, графики и скульптуры, созданные после 1917 года.

Новое музейное здание на Крымском валу собирались разместить еще в 1956 году, когда отмечалось столетие Галереи. Место было выбрано напротив Центрального парка культуры и отдыха имени А. М. Горького на берегу Москвы-реки недалеко от Кремля и исторического дома в Голутвине, где в 1832 году родился П. М. Третьяков. Закончить стройку планировали в 1961-м и полностью перевести сюда все коллекции Галереи.

Но в 1959 году решением правительства проектируемое здание было закреплено за вновь созданной Государственной картинной галереей СССР. В 1962 году последовало объединение Картинной галереи СССР и Выставочных залов Союза художников (ныне Центральный Дом художника). Новый проект, выполненный в мастерской имени И. В. Жолтовского (архитекторы Ю. Шевердяев, Н. Сукоян, М. Круглов и другие), был утвержден в 1962-м, а строительство начато в 1965 году.

Гигантские выставочные площади (более 12 тысяч квадратных метров), анфилады просторных залов, предусматривающие разнообразные трансформации площадей и объемов для развески, единое пространство вестибюля, лестничных маршей и антресолей, огромные окна, открывающие эффектные панорамы на Кремль, Москву-реку и парк, – все это таило интересные экспозиционные возможности.

Закрытие основного здания галереи в Лаврушинском переулке «переадресовало» посетителей в помещение на Крымском валу. Перед зрителями открывалась основная экспозиция – широкая картина творческого наследия отечественных мастеров, работавших в 1920—1960-е годы.

В 1987 году была показана выставка произведений Д. Г. Левицкого, организованная Государственной Третьяковской галереей и Русским музеем при поддержке других музеев СССР. А потом пошла череда выставок художников русского авангарда: 1989 год – В. В. Кандинского, К. С. Малевича, 1990 год – Л. С. Поповой, А. С. Голубкиной, П. Н. Филонова, Эль Лисицкого, 1991 год – «Шагал в России», «Русский модерн», 1992-й – «С. И. Мамонтов и русская художественная культура», А. И. Куинжди, В. В. Верещагин. В 1994 году состоялись выставки работ В. Е. Татлина, И. Е. Репина и В. Д. Поленова.

Огромные толпы посетителей собрала «Выставка произведений из собрания Арманда Хаммера» (1986); администрации Галереи даже пришлось пойти на организацию двухчасовых сеансов для ее просмотра.

Строительные работы в Лаврушинском были начаты еще в 1983 году. Через два года введен в строй депозитарий. Там же расположились и реставрационные мастерские Государственной Третьяковской галереи.

А в 1986 году настало время приступить к реконструкции основного здания Третьяковской галереи. Авторы проекта (архитекторы И. М. Виноградский, Г. В. Астафьев, Б. А. Климов и другие) своей главной задачей считали сохранить облик исторического ансамбля. Центр комплекса – основной дом и «щусевский корпус» – были расширены за счет застройки двух внутренних дворов. Здесь разместилась основная экспозиция.

В 1989 году был построен еще один новый корпус, уже с южной стороны от основного здания. Он предназначался для выставочных залов, конференц-зала, информационно-вычислительного центра, детской изостудии. В этом же здании находится большая часть инженерных систем и служб, поэтому оно получило название «Инженерный корпус».

Принципиальной особенностью проекта было включение в музейный ансамбль храма Святителя Николая в Толмачах (памятник архитектуры XVII века). Ныне он восстановлен, освящен и действует в статусе домового храма-музея при Третьяковской галерее.

В 1986 году к Галерее на правах отделов был присоединен ряд мемориальных московских музеев: Дом-музей П. Д. Корина, Дом-музей В. М. Васнецова, Музей-квартира А. М. Васнецова, Музей-мастерская А. С. Голубкиной. В связи с этим Галерея получила статус Всесоюзного музейного объединения (с 1994 года – Всероссийское).

В апреле 1995 года для посетителей открылась обновленная экспозиция классического русского искусства в Лаврушинском переулке. Традиционный маршрут и расположение материалов были во многом сохранены. В новом-старом доме Третьяковской галереи стало возможным значительно расширить экспозицию древнерусского искусства, выделить залы для скульптуры XVIII – первой половины XIX века и рубежа XIX–XX веков. Требующая особого светового режима графика теперь демонстрируется в специально оборудованных залах, появилась «Сокровищница», где можно увидеть произведения прикладного древнерусского искусства, миниатюры, иконы в драгоценных окладах.

Застройка внутренних двориков дала возможность создать новые залы для картин К. П. Брюллова, А. А. Иванова, И. Н. Крамского, А. И. Куинджи. Самый большой из них был специально спроектирован для огромного декоративного панно «Принцесса Греза» М. А. Врубеля (1896), поступившего в галерею в 1956 году из Государственного академического Большого театра СССР.

Еще в 1953 году из Большого дворца Московского Кремля было передано пятиметровое полотно И. Е. Репина «Прием волостных старшин Александром III во дворе Петровского дворца в Москве» (1886), которое писалось по «высочайшему» заказу. Оно также включено в новую экспозицию.

Многие коллекционеры дарили Галерее произведения искусства, продолжая традицию ее основателя – П. М. Третьякова. Музей всегда с благодарностью принимал и принимает как отдельные работы, так и коллекции из частных собраний.

Пополнение коллекции музея происходит также благодаря Обществу друзей Третьяковской галереи, образованному в 1995 году. Оно объединяет индивидуальных и корпоративных членов, оказывающих музею благотворительную помощь в реализации самых разных проектов, в том числе в приобретении произведений искусства.

В сентябре 1996 года был воссоздан попечительский совет Государственной Третьяковской галереи, председателем которого стал мэр Москвы Ю. М. Лужков.

В декабре 1998 года в здании Третьяковской галереи на Крымском валу была открыта первая часть новой экспозиции «Искусство XX века», охватывающая период от рубежа веков до послевоенного времени. В мае 2000 года последовало ее завершение: от середины 1950-х годов до конца 1990-х. Таким образом, сегодня в залах Галереи наиболее полно представлена панорама русской культуры прошлого столетия впервые за многие десятилетия развития музейного дела в России.

В 2006 году Государственная Третьяковская галерея собирается отметить свое 150-летие. Этому событию будут посвящены специальные выставки, издания, проект «Третьяковские встречи», программы для детей и многое другое.

Нынешнее собрание Третьяковской галереи насчитывает более 100 тысяч произведений и делится на несколько разделов: древнерусское искусство XII–XVIII веков – иконы, скульптура, мелкая пластика, прикладное искусство (около 5 тысяч экспонатов); живопись XVIII – первой половины XIX века, второй половины XIX века и рубежа XIX и XX веков (около 7 тысяч произведений); русская графика XVIII – начала XX века (свыше 30 тысяч произведений); русская скульптура XVIII – начала XX века (около 1000 экспонатов); коллекция старых антикварных рам, мебели, прикладного искусства и огромный раздел (более половины всей коллекции) послереволюционной живописи, скульптуры и графики, размещающийся в помещениях на Крымском валу.

Нобель Альфред Бернхард

Как у открытий, так и у людей, свои судьбы. Одни с самого начала становятся баловнями судьбы, другие же входят в мир незаметно и долго остаются в тени. А бывает ли золотая середина? Оказывается, да. И подтверждение этому – жизнь и творчество основателя громадной промышленной империи, доктора философии, академика, учредителя премии, увековечившей его имя в человеческой памяти (список заслуг может быть продолжен), – Альфреда Нобеля.

Облик Нобеля действительно сплетен из противоречий. Швед, почти никогда не живший в Швеции; инженер, не учившийся в школе; академик, не публиковавший научных работ; мечтатель с проницательностью и расчетливостью прирожденного дельца; глава мирового концерна, отдавший свое состояние человечеству; владелец пороховых заводов, завещавший средства на премии мира…

Головокружительная карьера Альфреда Нобеля становится еще более значительной, если обратиться к скромным истокам его фамилии, которая имеет крестьянское происхождение. Нобель – это совсем не шведская фамилия, и она звучит странно для уха его соотечественников – Карлссонов, Андерссонов и Юханссонов. Слово «нобель», заимствованное из латыни, означает «благородный, знатный», но совпадение это чисто случайно. В свое время одному из предков Альфреда, Петеру Олофссону, талантливому сыну крестьянина из местечка Ноббелев, удалось попасть в университет. Гордый своим успехом, он, по обыкновению образованных людей того времени, принял латинизированное имя Нобелиус – по названию своего родного местечка. Дед Альфреда, цирюльник-кровопускатель, укоротил свою фамилию в 1775 году. Его старший сын, Эммануил (1801–1872), стал отцом Альфреда. В 1827 году он женился на Каролине Андриетте Алсель (1803–1879) и у них родилось восемь детей, только трое из которых дожили до юношеских лет: Роберт, Людвиг и Альфред.

Альфред Бернхард Нобель (с ударением на последнем слоге) родился в 1833 году в Стокгольме и стал четвертым ребенком в семье.

Его родители были людьми, на долю которых выпало все – и успех, и поражение. Эммануил Нобель был одаренным механиком, чертежником, изобретателем. Он мог бы стать и хорошим архитектором, но в 1833 году молодая семья попала в полосу неудач. Несчастья посыпались одно за другим. В этот год дом и имущество семейства Нобелей сгорели дотла. В огне погибли деньги, облигации, бесчисленные патенты… Это было знамением.

Когда пожар уничтожил дом Нобелей, они переселились в более чем скромную квартиру на Норлендсгартен в северной части Стокгольма.

Испытания, выпавшие на долю семьи, навсегда запечатлелись в памяти юного Альфреда.

После неудачных попыток организовать свое дело по производству эластичной ткани для Эммануила Нобеля наступили тяжелые времена. И в 1837 году, оставив семью в Швеции, он уехал от кредиторов сначала в Финляндию, а оттуда – в Санкт-Петербург, где довольно активно занялся производством заряжаемых порошковыми взрывчатыми составами мин, токарных станков и станочных принадлежностей. Андриетта осталась в Швеции с детьми – Робертом, Людвигом и Альфредом. Это были времена тяжелых испытаний. На те скудные средства, которые удалось занять у друзей и родственников, Андриетта открыла маленькую зеленную лавку, а два старших сына, Людвиг и Рудольф, чтобы хоть как-то свести концы с концами, торговали на углу спичками, словно герои сказок Андерсена. Альфреду к тому времени едва исполнился год – тридцать лет спустя он уверял, что помнит пожар в самых мельчайших подробностях: гудящее пламя, оранжевые искры и отец, которого удерживали два дюжих пожарных, чтобы он не ринулся в огонь.

В конце концов от отца из России пришли хорошие новости: Эммануил сумел-таки убедить российские власти в достоинствах изобретенных им мин. В 1841 году Нобель-старший получил от российского правительства 40 тысяч рублей за изготовленные им на небольшом заводике сухопутные мины. России пригодилось все: и разработанная им система водяного отопления, и опыт в станкостроении, и его главное изобретение – «заряд пороха, помещенный в металлический корпус», или попросту мина. Он наладил выпуск шпал, ружей и кораблей с паровым двигателем.

В октябре 1842 года, когда Альфреду было 9 лет, вся семья вновь смогла воссоединиться в Санкт-Петербурге. Эммануил Нобель стал богатым человеком. Он жил в большом собственном доме, четверо его сыновей получили блестящее домашнее образование под руководством лучших шведских и русских учителей. Но богатство не могло вернуть здоровье Альфреду. Лишенный из-за болезни возможности ходить в школу и играть со своими сверстниками, он привык к одиночеству, которое стало его уделом. В нем развилась сдержанность, переходящая в замкнутость – черта характера, которую он сохранил на всю жизнь. Слабое здоровье, однако, не мешало ему учиться с невероятным упорством. Он читал все, что попадало на глаза, и в неутомимой способности к работе не знал себе равных. С особым увлечением Альфред занимался химией – может быть, потому, что брал уроки у самого Зинина, прославленного ученого, ставшего впоследствии членом Российской и многих иностранных академий. К семнадцати годам Альфред мог свободно говорить на пяти языках: шведском, русском, английском, французском и немецком.

Очень скоро юноша проявил свои технические способности, но при этом был и большим любителем литературного чтения. Когда Альфред занялся поэзией всерьез и заявил, что хочет стать писателем, он встретил стойкое противодействие со стороны отца. В планах Эммануила Нобеля не было места сыну-литератору: он хотел видеть Альфреда изобретателем и технологом. Длительное зарубежное путешествие – вот то искушение, против которого не устоял юноша.

В 1850 году, когда Альфред достиг 17-летнего возраста, он совершил продолжительное путешествие по Европе, во время которого посетил Германию, Францию, а затем Соединенные Штаты Америки. По условиям, поставленным отцом, он смог отправиться в дальние страны, лишь дав обещание забыть о карьере писателя. Однако Нобель-старший так и не смог погасить огонь, пылавший в сердце сына: Альфред продолжал сочинять стихи. Но, даже став знаменитостью, он не рискнул обнародовать свои сочинения и в конце концов сжег все, что написал. Лишь в возрасте 63 лет Альфред Нобель опубликовал свою пьесу «Немесис», возможно, лишь потому, что почувствовал: жизнь подходит к концу, а его литературные мечты так и остаются несбывшимися.

В Париже Альфред Нобель продолжил изучение химии в лаборатории Пелуза. Жюль-Теофиль Пелуз, ученик Гей-Люссака, был одним из крупнейших химиков своего времени. Его шеститомный курс общей химии был настольной книгой для студентов и профессоров. В его частную лабораторию из разных стран мира приезжали работать и учиться многие талантливые химики, ставшие впоследствии знаменитыми. Пелуз впервые установил химическую природу глицерина. Он много работал со взрывчатыми веществами и вслед за Лавуазье и Гей-Люссаком занял пост консультанта Управления порохов и селитр Франции.

В лаборатории Пелуза Альфред познакомился с нитроглицерином и его замечательными свойствами. Это событие в значительной мере определило его жизненный путь: почти все крупнейшие изобретения и открытия Нобеля связаны с нитроглицерином. Эта удивительная жидкость впервые была получена итальянским химиком Асканио Собреро (также учеником Пелуза) в 1846 году действием азотной кислоты на глицерин. История его изобретения была самой обычной – кто-то случайно подогрел смесь серной и азотной кислот, и пробирка взорвалась. Потом Асканио Собреро добавил в эту же смесь немного глицерина и назвал вещество нитроглицерином. Итальянец не смог найти применения своему изобретению в военном деле. Собреро не нашел ничего лучше, как прописывать нитроглицерин сердечникам – «патентованное средство, по две капли на стакан воды для облегчения приступов». Эта жидкость была даже похожа на глицерин: такая же маслянистая и сладковатая на вкус. Однако уже от нескольких капель начинало сильно стучать сердце и болеть голова (лишь спустя сорок лет, в 1885 году, Британская Фармакопея официально признала нитроглицерин лекарственным препаратом). Пройдут многие десятилетия, сотни новых веществ получат химики, но ни одно из них не сможет сравниться по своей мощи с нитроглицерином. К сожалению, и по своей чувствительности к взрыву он уступает разве лишь гремучей ртути. Он чрезвычайно опасен. Его нельзя нагревать, опасно встряхивать, он легко взрывается даже в момент получения. Как-то один английский крестьянин выпил зимой по ошибке бутылочку нитроглицерина в надежде согреться. Естественно, он был найден на дороге мертвым. Когда замерзшее тело положили оттаивать возле печки, оно взорвалось, разрушив здание.

Трудно сказать, почему именно взрывчатые вещества вызвали особенный интерес Альфреда. Может быть, именно слабое здоровье особенно остро пробуждало в нем желание вступить в поединок со смертью, требующий мужества, внимания и хладнокровия. До конца своих дней, уже будучи богатым предпринимателем, способным нанять целый штат первоклассных химиков, Нобель продолжал проводить опыты самостоятельно или с помощью одного-единственного ассистента.

…Они уже час гуляли по парку – юный швед и молодая датчанка. Где-то вдалеке раздавались оживленные голоса – по четвергам в петербургском доме мадам Дезри собирались иностранцы, по воле судьбы осевшие в России. Альфред приехал в Северную Пальмиру вместе с отцом, Анна же родилась здесь – ее предка, известного датского судопромышленника, некогда пригласил на службу сам Петр I. Невысокая, грациозная, живая – когда Альфред впервые увидел Анну, ему показалось, что все любовные стихи были написаны о ней, только о ней. Петрарка, Шелли, Гете – потрепанные книжки, которые он брал с собой в каждую поездку, теперь казались ненужными, ведь рядом есть та, очарование которой не в силах выразить самые восторженные сонеты. Анна, впрочем, к кавалеру подобных чувств не питала – Альфред совсем не походил на байронического красавца из ее снов. Он, конечно, очаровательный меланхолик и чудесно читает стихи, но, право, тщедушность и бледность хороши до известных пределов. (Альфред и впрямь не отличался здоровьем – чахоточный цвет лица он имел от природы, и белилами, подобно записным модникам, ему пользоваться не приходилось.) Но с другой стороны, он был прекрасным собеседником – в свое время папа решил, что лучшее образование для сына – длительное путешествие, и в свои семнадцать Альфред уже объездил всю Европу и даже побывал в Америке. «Океан меня разочаровал, – говорил он скучающим голосом. – Мне он представлялся гораздо больше». Восхищенная Анна кокетливо наклоняла головку, поглядывая из-под ресниц в его сторону. Стихам она была особенно рада – маменька прятала от нее и Шелли, и Байрона, справедливо полагая, что эти «страсти роковые» окончательно задурят голову ее юной дочке. Иногда, дрожа от волнения, Альфред брал Анну за руку, пылко говоря что-нибудь вроде: «Все красоты мира меркнут перед вашей красотой», – и польщенная девушка – о чудо! – не отнимала руки. А затем возвращалась к себе, рассеянно размышляя – а не влюбилась ли она?

Для Альфреда дни проходили словно в тумане. Он с нетерпением дожидался четвергов, в прочие же дни сочинял мадригалы. Несколько месяцев спустя окончательно потеряв голову он уже грезил о семейном счастье, позабыв о своем решении учиться и помогать отцу: «Жениться, непременно, теперь же – и посвятить себя искусству, литературе, театру. Что может быть прекраснее?..» Слушая эти признания, брат Людвиг только качал головой. Однако все мечты рухнули в одночасье…

На статного красавца Франца Лемаржа Альфред сначала не обратил внимания – в доме графини бывало много народа. Но, увидев, какие взгляды бросает на него Анна, не на шутку заволновался. Франц сыпал любезностями и пересказывал последние сплетни австрийского двора – его отец служил там, пока его не направили в Петербург по дипломатической линии. Альфред ненавидел таких выскочек всем сердцем – известно, как эти великосветские хлыщи умеют задурить мозги неопытным девушкам. Да и по службе они всегда добиваются успехов, а приличные люди прозябают в безвестности. Альфред старался изо всех сил, рассказывал Анне самые занятные истории, какие только знал, но все тщетно – под любым благовидным предлогом она покидала его и уходила слушать Франца.