Текст книги "«Святая инквизиция» в России до 1917 года"
Автор книги: А. Булгаков
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
«Вице–император»
Историки разных школ по–разному оценивали роль личности в истории. Однако обойти вниманием личность Константина Петровича Победоносцева, с 1880 г. по 1905 г. занимавшего пост обер–прокурора Святейшего Синода, невозможно. Он был влиятельнейшим лицом в правительстве при трех императорах. Кое–кто называл его даже «вице–императором», и мы видим в этом косвенное подтверждение его влияния. Автор данной книги не склонен абсолютизировать роль Победоносцева, но не считает правильным и умалять ее.
Вехи его жизненного пути, ступени его восхождения, закончившегося в общем–то бесславной кончиной (конкретное место захоронения до сих пор предположительно), мы описывать не будем. Нас интересует только, если можно так сказать, «профессиональная деятельность» К. П. Победоносцева в русле темы данной книги.
Владимир Соловьев и Сергей Трубецкой отдавали себе отчет, когда совместно написали эпиграмму на «вице–императора»:
Обозначенный период можно по праву назвать победоносцевским – в течение четверти века К. П. Победоносцев победоносно реял черным ангелом над инославящими христианами. Хотя А. Блок скажет о нем иначе:
«В те годы дальние, глухие,
В сердцах царили сон и мгла;
Победоносцев над Россией
Простер совиные крыла…
И не было ни дня, ни ночи,
А только тень огромных крыл…»
Можно не соглашаться с поэтом относительно «сна и мглы», потому что Россия не спала; да и нельзя назвать «мглой» время, когда общественную мысль представляли такие корифеи, как Тургенев, Некрасов, Толстой, Достоевский, Соловьев, Чехов, Лесков, Короленко. Но все же «совиные крыла» покрыли своей тенью всю империю (вспомним письма Лескова).
Невозможно забыть фотографический портрет Победоносцева: почти голый череп, запавшие глазницы, из которых смотрят леденящие душу глаза, настороженно растопыренные уши, «совиные крыла»… Как не вспомнить мудрое наблюдение, что лицо – зеркало души. Предоставим, однако, слово тем, кто знал его воочию. Послушаем, как они воспринимали Победоносцева в период, когда освобожденные крестьяне, студенты, правоведы, философы, журналисты, немалая часть духовенства хотели, чтобы россиянин обрел, наконец, право самостоятельно решать свою судьбу хоть в религиозном, хоть в каком ином смысле.
Как ни сильно было влияние обер–прокурора Св. Синода, но под напором возмущения засильем этого Святейшего ведомства, который князь Евг. Трубецкой назвал «духовным департаментом полиции», Николай II вынужден был в 1905 г. отправить Победоносцева в отставку. Перед этим отмечался своеобразный юбилей – четверть века его руководства Синодом. Касаясь празднования Победоносцевым весной 1905 года 25–летия службы в звании обер–прокурора Св. Синода, газета «Гражданин», которую уж никак нельзя заподозрить во враждебности к консерватизму, беспощадна в своем приговоре:
«Страшна была, – пишет князь В. П. Мещерский, – роковая судьба нашей церкви в лице ее Синода: в течение каких–нибудь 60 лет три долгих века аракчеевых в должности обер–прокурора – первый (граф Протасов) в лице воспитанника иезуитской школы, второй (граф Толстой) в лице деиста, третий (К. П. Победоносцев) в лице самого, казалось бы, фанатичного любителя культа церкви православной. Результаты оказались одинаковы: все трое сыграли одну и ту же роль Аракчеева по отношению к церкви, заглушив все живое, самостоятельное и независимое и требуя рабского перед своей личностью преклонения…» [179]179
Салтамов А. К. П. Победоносцев. СПб., 1997, с. 691.
[Закрыть].
Оказавшись не у власти, Победоносцев, будучи уже глубоким стариком, все–таки пытался замедлить процесс церковного реформирования. Первенствующий в Синоде митрополит Петербургский Антоний и председатель Комитета министров С. Ю. Витте старались ускорить принятие решения о церковной реформе, о возвращении к православной соборности, – и даже в преддверии смерти Победоносцев посылает царю свои многочисленные возражения по поводу подготавливаемого проекта. Трудно все перечислить, но по каждому пункту у него в разных вариациях следует лишь одно: «нельзя».
Сразу после смерти отставного обер–прокурора Св. Синода Николай Бердяев пишет о нем статью «Нигилизм на религиозной почве», пишет со свойственной ему интеллигентной сдержанностью и с нескрываемой христианской болью:
«Победоносцев вызывал к себе жгучую ненависть, он был надеждой темных сил, долгие, тяжкие годы был он кошмаром русской жизни. Но, когда читаешь его, ненависть слабеет: звучат у него такие искренние ноты, искреннее смирение перед высшим, любовь к народному, романтическая привязанность к старому быту…
Какая основная черта Победоносцева, его умопостигаемый характер? – Неверие в силу добра (выделено Бердяевым. – А.Б.), неверие чудовищное, разделяемое русской официальной Церковью.
…Победоносцев был религиозный человек, он молился своему Богу, спасал свою душу, но к жизни, к человечеству, к мировому процессу у него было безрелигиозное, атеистическое отношение; он не видел ничего божественного в жизни, никакого отблеска Божества в человеке: лишь страшная, зияющая бездна пустоты открывалась для него в мире, мир не был для него твореньем Божьим, он никогда не ощущал божественной мировой души. Этот призрачный, мертвенный старик жил под гипнозом силы зла, верил в зло, а в Добро не верил… Он – из числа загипнотизированных грехопадением, закрывшим бытие, отрезавшим от тайны Божьего творения..; добро, божественное не имеет объективной силы, на нем нельзя строить жизнь, с силой добра нельзя связывать никаких исторических перспектив» [180]180
Бердяев Н. А. Нигилизм на религиозной почве // сб. «К. П. Победоносцев: Pro et contra». СПб., 1996, с. 387.
[Закрыть].
Бердяев делает отступление:
«Государственный абсолютизм есть учение православия о том, как устроить землю, как задержать победный ход зла в мире. Русский абсолютизм называют теократическим, но очень неточно: освященный православием абсолютизм есть результат неверия православной Церкви в возможность теократии на земле, Царство Бога и правды Божией на земле. Так как Божья правда не для земли, а для неба, то на земле пусть насилием удерживает человечество от зла государственная власть, – вот суть православного учения об абсолютной монархии.
…Победоносцев – трагический тип, это один из тех, в которых христианство убило Христа, для которых Церковь закрыла Бога. Христос сделал Бога бесконечно близким человеку, усыновил человека Отцу Небесному; дух Победоносцева делает Бога бесконечно далеким человеку, превращает сына в раба» [181]181
Там же, с. 288–290.
[Закрыть].«Почему Победоносцев, скептик во всем, так верит в государство, в его добрую природу? Только государственная власть казалась Победоносцеву хорошей и доброй, единственной светлой точкой на земле, тут скепсис его прекращается. Это понятно.
…Это все та же теория и практика Великого инквизитора, не верившего в человечество, спасавшего его с презрением и насильственно. Атеистический дух инквизитора движет Победоносцевым, он, подобно этому страшному старику, отвергает свободу совести.., отстаивает религиозный утилитаризм… Повторяю, я не сомневаюсь, что Победоносцев был лично религиозный человек, что душа его питалась культом и таинствами православной Церкви, но для мира и человечества в нем ничего религиозного не было, одна пустота, заполненная призраком государственной власти» [182]182
Там же, с. 291.
[Закрыть].
О победоносцевском обскурантизме с горечью писал и известный юрист А. Ф. Кони:
«Мог ли я тогда думать, что через четверть века после этого тот же Победоносцев, к которому я вынес из Университета большую симпатию как к своему профессору, будет мне говорить с презрением «о той кухне, в которой готовились Судебные уставы», и, сделавшись моим влиятельным хулителем, станет жаловаться на то, что я «ставлю палки в колеса» миссионерской деятельности православного ведомства моими публичными обер–прокурорскими заключениями по вероисповедным преступлениям, дела о которых доходили до уголовного кассационного департамента, – и настаивать, чтобы некоторые согласные с этими заключениями решения Сената, вопреки закону, не печатались во всеобщее сведение?» [183]183
Кони А. Ф. Цит. по: «К. П. Победоносцев: Pro et contra». СПб., 1996, с. 277.
[Закрыть].
A. Ф. Кони был авторитетом в области юриспруденции, обер–прокурором Уголовного Кассационного департамента при Сенате; до него доходили «дела» осужденных за религиозное инакомыслие. По каким–то из этих «дел» Кони публично выступал, показывая вопиющее беззаконие, творившееся при судебных производствах.
B. В. Розанов опубликовал статью «Скептический ум», где рассуждает о «Московском сборнике» Победоносцева.
«Неужели люди так глупы и непоправимо глупы, что могут только сломать шею, идя вперед. Неужели люди так дурны в обыкновенном и пошлом смысле, что если они хотят идти вперед, то делают это как злые и испорченные мальчишки, только с намерением дебоша, а не чего–нибудь прекрасного?.. Автор как бы рассматривает все худое в увеличительное стекло, а все доброе в отражении вогнутого уменьшительного зеркала» [184]184
Розанов В. В. Около церковных стен // сб. «К. П. Победоносцев: Pro et contra». СПб., 1996, с. 299.
[Закрыть].«Автор любит многие институты: Церковь, отечество, закон; больше всего – церковь и древности. Но человека в его индивидуальности? Не видим этого. Человек представляется ему несчастным червяком, который ползет в великом мавзолее истории. Это бедное и неверное представление» [185]185
Там же, с. 300.
[Закрыть].
В статье «Когда начальство ушло…» Розанов припоминает инцидент, случившийся в жизни тогдашнего обер–прокурора:
«Однажды в Севастополе Победоносцев, всходя на палубу, оступился на сходни и упал в воду на глубоком месте. Нашелся добрый чудак, который его вытащил. Это – Осип Фельдман, известный гипнотизер. Затем между спасителем и спасенным произошел следующий выразительный разговор:
«Это вы меня вытащили? – Я. – Благодарю. – Помилуйте! Мой долг. – Ваша фамилия? – Фельдман. – Какого исповедания? – Еврей. – Креститесь».
Этот благочестивый совет был единственным знаком признательности…» [186]186
Там же, с. 329.
[Закрыть].
Розанов припоминает протокольные выдержки из речи только вступившего во власть обер–прокурора Победоносцева на заседании Государственного Совета 8 марта 1881 г.:
«Что такое конституция? Орудие всякой неправды, источник всяческих интриг»;
«К чему привело освобождение крестьян? К тому, что исчезла надлежащая власть, без которой не может обойтись масса темных людей»;
«Что такое новые судебные учреждения? Новые говорильни адвокатов…»;
«Что такое печать? Самая ужасная говорильня, которая… разносит хулу и порицание на власть…» [187]187
Там же, с. 330.
[Закрыть].
И далее:
«В царствование Николая I Апраксин или Бутурлин откровенно заявили, что Евангелие следовало бы запретить, если бы оно не было так распространено. Победоносцев Евангелие не запретил, но упорно изгонял из России, душил ссылкою и тюрьмой всех людей, желавших жить по Евангельскому идеалу… В своей статье о школе он прямо протестует против введения Евангелия в систему школьного образования. И, действительно, с тех пор, как Победоносцев имеет влияние на судьбы русского просвещения, религиозный элемент угас в последнем, окончательно сменяясь церковно–обрядовьй… Я не знаю, верит ли в Бога г. Победоносцев, да и не мое это дело, но смело утверждаю, что никто более Победоносцева не содействовал падению веры в Бога среди школьных русских поколений; никто не принизил так религиозности русского народа, обратив ее в пустую, сухую, но скучно и досадно требовательную государственную повинность и формальность; никто не дал вящего соблазна к бегству сколько–нибудь свободных умов в материализм и атеизм, для которых, однако, г. Победоносцев имеет дерзость вздыхать по средневековым кострам» [188]188
Там же, с. 332.
[Закрыть].
Заканчивает Розанов весьма резко: «Но люди религиозного миросозерцания ненавидят и презирают его за то, что Победоносцев – это воплощенное царство от мира сего – разбивает и пачкает их идеал своим лжехристианским самозванством, что религию он превратил в полицию и священника – в участкового надзирателя по духовно–государственной части. У Победоносцева нет больших врагов, как те немногочисленные священнослужители, которые искренно веруют в свое призвание и в возможность проводить в народ евангельский идеал» [189]189
Там же, с. 333.
[Закрыть].
Бердяев был прав, когда признавал за Победоносцевым его искренность в отношении к государственной православности; более того, Победоносцев был убежден в том, что без самодержавной власти погибнет и православная Церковь [191]191
Там же.
[Закрыть]. Он исповедовал известную «симфонию» Церкви и государства. «При обсуждении в правительстве вопроса о сектантах, когда все уже согласились, что необходимы послабления, Константин Петрович произнес следующую фразу: «Я знаю, господа, государства, в которых допущено обращение иностранной монеты, но я не знаю такого, в котором допускалось бы обращение фальшивой» [192]192
Салтамов А. К. П. Победоносцев. СПб., 1997.
[Закрыть]. Все, что не являлось православием, для обер–прокурора, профессора права, было фальшивой монетой, не имеющей права обращения в России. И таков дух законов, которые он фактически диктовал безропотным митрополитам, членам Св. Синода. Но зато как подписывал свои послания церковным иерархам: «Испрашивая молитв Ваших, с совершеннейшим почтением и преданностью имею честь быть Вашего Преосвященства, Милостивого Государя и Архипастыря, покорнейшим слугою – К. Победоносцев». На самом же деле «милостивых государей и архипастырей он ни во что не ставил.
«На своем посту обер–прокурора Победоносцев оказал сильнейшее влияние на православную Церковь и государство в переходный период между XIX и XX столетиями. Профессор права и наставник императора Александра И… Победоносцев, несмотря на ум и усердие, был одним из тех, кто подготовил падение императорского строя. Отпечаток цинизма лежал на этом чрезвычайно консервативном государственном деятеле. Его полнейшее неверие в людскую честность и добродетель вело к политике угнетения в религиозной и культурной жизни» [193]193
Зернов Н. Русское религиозное возрождение в начале XX века. Париж, 1991.
[Закрыть].
В этой же книге старого эмигранта, на которую мы сослались, приводится ссылка на журнал «В ограде церкви» (1933, № 3, Варшава), где припоминается характерный случай. Однажды один из почитателей Победоносцева выразил восхищение единодушием епископов на сессиях Синода под его председательством. Обер–прокурор презрительно ответил: «Они нарушают единство своими подписями: у каждого из них свой почерк».
Политический портрет К. П. Победоносцева можно было бы написать более привлекательными красками. У него были, и есть сейчас, почитатели, которые Церковь понимают не иначе как некую организацию, способствующую в тесной связке с государственной властью объединению нации. Как же не вспомнить Сергия Радонежского, благословившего князя Дмитрия на битву с татарами и своим духовным авторитетом способствовавшего собиранию русский земли. Может быть, Церковь и можно было рассматривать как государственную структуру, если бы у Церкви не было совсем иного предназначения. Уместно привести цитату графа С. Ю. Витте из его позднейших мемуаров:
Справедливости ради отметим: не Победоносцев сделал из православной Церкви духовно–полицейское ведомство; многие говорят, что начало тому положил Петр Великий. Следует, однако, признать, что упразднение патриаршества было реакцией Петра I на чрезмерное и нескрываемое желание православной Церкви в предшествующие века стать выше царя. После Петра светский человек единолично правил Церковью (а через него фактически сам государь).
«Обер–прокурор имеет в русской церкви такую власть, какой не может иметь никакой патриарх. Всякий патриарх в своем округе ограничивается мнением своего Синода и собирающихся в церкви соборов, а обер–прокурорская власть в России со стороны церковной ничем не ограничивается. Будучи исключительным посредником между светской властью и Синодом, обер–прокурор никому не представляет отчета в своих действиях, кроме одного Государя, и притом представляет в таком виде, как сам хочет; апелляция почти что невозможна… Никто не может обличить его ни в какой неисправности или своеволии; все находится в безусловной зависимости от него. Над всяким решением собственно духовных членов Синода он во имя общих государственных интересов всегда может произнести veto» [195]195
Калинин Г. М. Реформы веротерпимости на пороге XX века и состояние государственной Церкви в России. Нижний Новгород, 1905, с. 57.
[Закрыть].
Такая же система власти церковной была на местах.
«В епархиальном управлении, вместо древнего собора пресвитеров, учреждены были так называемые «консистории» – бюрократические коллегии из четырех–пяти членов из духовенства, назначаемые Синодом по выбору епископа, при светском чиновнике–руководителе. Таким образом от представительства отдельных приходских обществ на епископальном соборе – в консистории не осталось и следа» [196]196
Салтамов А. К. П. Победоносцев. СПб., 1997, с. 658.
[Закрыть].
Даже если не говорить о политике Победоносцева по отношению к многомиллионным неправославным христианам, она и для православной Церкви оказалась губительной.
«Крупным фактом, изменяющим судьбу и масштаб всего дела о церковной реформе, без сомнения, явился конституционный манифест 17 октября. После этого К. П. Победоносцев как крайний монархист и охранитель должен был подать в отставку, и на его место 20 октября назначен князь А. Д. Оболенский, человек более широких современных воззрений и с тенденциями к реформе Церкви в духе В. С. Соловьева. Уход железного канцлера нашей Церкви знаменует собой решительный перелом в ее жизни от рабства к свободе, от застоя к движению…» [197]197
Карташев А. Русская Церковь в 1905 году. СПб., 1906, с. 8.
[Закрыть].
Как мы говорили выше, даже после своей отставки Победоносцев делает все, чтобы повлиять на Николая II. Он чувствовал свой политический закат, и еще весной 1905 г. в его письмах императору звучат интонации человека, судорожно старческими руками цепляющегося за власть. Когда вопрос относительно отмены синодального управления православной Церковью и необходимости созыва всероссийского православного Собора был уже близок к разрешению, Победоносцев пишет царю:
«Они (русские люди. – А.Б.) испытали и знают, что архиерейское управление почти всюду наполнено неправды, хищений и самовластия. Все видели себе заступничество и прибежище в обер–прокуроре и теперь страшатся архиерейского всевластия» [198]198
Религии мира: история и современность (ежегодник). М., 1983, письмо К. П. Победоносцева Николаю II от 25 марта 1905 г.
[Закрыть].
Вот так сам обер–прокурор оценивал положение с церковной властью на местах.
Впрочем, этот штрих, напоминающий образ Иудушки Головлева, не кажется уже нанесенным искусственно. В свое время «железный канцлер,, не погнушался под своим именем перепечатать книжку статс–дамы Бахметьевой, на что Вл. Соловьев отозвался эпиграммой:
И напоследок: «вице–император» знал, чего стоит насильственная обязанность быть православным, и в очередном письме Николаю II предостерегал:
«А на Востоке полный разгул будет мусульманам и бродячим проповедникам. Тысячи и десятки тысяч инородцев разом увеличат мусульманскую массу и дадут ей неизмеримую силу давления…» [200]200
Религии мира: история и современность (ежегодник). М., 1983, письмо К. П. Победоносцева Николаю II от 10 апреля 1905 г.
[Закрыть].
Его опасения пророчески сбылись; массовый отход от православной Церкви начался еще при последних днях жизни всесильного некогда обер–прокурора.
Все сошлось: и характеристика Н. Бердяева, когда он говорил о Победоносцеве как верующем только во внешнюю принудительную силу государственной власти; и замечание В. Розанова, что обер–прокурор не верил в доброе начало в человеке как творении Бога, потому и был циничен по отношению к этому человеку. Правы были и те, кто опасался, что политика террора и репрессий по отношению к инакомыслию со стороны Победоносцева обойдется России слишком дорого. Теперь же мы переходим к изложению религиозных нормативов, по которым обязаны были жить россияне. Решающее слово в законотворчестве было за Победоносцевым.
У кого учились большевики?
Мы открываем весьма непопулярную страницу нашей истории. Автор данного исследования знакомил с содержанием ряда статей религиозного законодательства своих знакомых, в этом вопросе совершенно неподготовленных. Их первой реакцией на услышанное было недоверие. И это здоровая реакция психически здоровых людей, потому что мало кто в современной России может предполагать, что у нас тоже была «святая инквизиция» с той лишь разницей, что наша работала вплоть до февраля 1917 г.
Конечно, никогда об этом не скажут церковники, внедряющие в сознание россиян мысль, что в России всерьез можно говорить лишь об «исторической и первенствующей» Церкви; они не скажут, что Церковь – это и православие, и католицизм, и протестантизм, и что по численности даже (если уж так учат мыслить по принципу: нас много – значит, мы и правы) православие стоит далеко позади двух первых деноминации.
Уже вырисовывается и «железная рука», которая будто бы намерена положить предел экономической и прочей анархии. А под эту благую цель нам предложат и государственную религию не просто де–факто, что уже есть, а и де–юре. После этого не нужно будет тратить время на идеологическую обработку «электората», тем более, что с ним возиться и так много не нужно: «ах, обмануть меня не трудно, – я сам обманываться рад». Народ, по Бердяеву, никогда на самом деле свободу не любил (имеем в виду «свободу совести» в добром смысле этого слова, а не разнузданную вседозволенность). По Достоевскому же, нет заботы для человека мучительнее того, как, ставши свободным, скорее сыскать бы того, кому эту свободу отдать. Пусть проблемы совести решает кто угодно: государство, традиционная религия, – а мне останутся те или иные предписания, те или иные магические обряды, освященные веками. Таким образом я могу быть спокоен перед Богом. И в самом деле, что может быть проще: отнеси умершего, в жизни своей бывшего откровенного безбожника, в храм и закажи за деньги панихиду, – и можешь, как говорит налоговая инспекция, спать спокойно: умерший – соответственными таинственными обрядами жрецов – обрел себе блаженство в небесных обителях, где несть печали и воздыхания.
Всегда непросто идти к Богу лично, а не косяком. Проще – всем сразу, «всем – не страшно», как поучал Штирлица в поезде эсэсовец. Эту психологию хорошо изучили те, кто хочет властвовать. Что это была за власть и на каких законах она держалась, – об этом данная глава.
Автор поначалу наивно полагал, что в царской России при ее дотошном чиновничестве существовал конкретный свод религиозного законодательства и что не составит большого труда вникнуть в его статьи и сделать выводы. Но с наивностью пришлось расстаться. Встречались упоминания об отдельных законах, ссылки на них, их разъяснения и даже отдельные цитаты, но все это было россыпью, и доныне невозможно составить представление об интересующем нас законодательстве в его целостности.
Пришлось перебирать Свод Законов Российской Империи (СЗРИ), и лишь тогда стало что–то конкретизироваться. Но именно «что–то». Когда сбор научного материала уже подходил к концу, удалось–таки найти книгу упоминавшегося нами видного тогда государственного деятеля сенатора А. Ф. Кони под названием «На жизненном пути». Это мемуары. Уже в 1911 г. («уже» – потому что позади были фанфарно прозвучавшие манифесты о даровании начал веротерпимости, свободы совести, слова, собраний), выступая на Государственном Совете с докладом по вопросу о веротерпимости, он свидетельствовал о ненормальном положении дел даже в расположении законов относительно друг друга в СЗРИ:
«Такие вопросы, как о свободе вероисповедания, нельзя затушевывать или запихивать куда–нибудь в дальний уголок свода законов и помещать, например, в 14 том, – в устав о предупреждении и пресечении преступлений, между уставами о ссыльных и законами об азартных играх, пьянстве и непотребстве. Этих вопросов, путем недоговаривания, нельзя ставить так, чтобы недоумевающие обыватели не знали, на что они имеют право, и, для разрешения сомнений о пределах свободы своей совести, вынуждены были обращаться к подпольным советчикам и мелким ходатаям по делам, подвергаясь всякого рода злоупотреблениям и подчиняясь всевозможным истолкованиям» [201]201
Кони А. Ф. На жизненном пути, М., 1916, с. 421.
[Закрыть].
Удивляться, собственно, не приходится: в России инакомыслящих всегда помещали рядом с уголовниками. Неупорядочение законов о религиозных вопросах, кажется, было сознательным: чтобы запутать людей, пытающихся выяснить свои права в области вероисповедания.
Итак, прежде всего исследуем основные статьи Свода Законов издания 1906 г. Делаем акцент на этом издании по двум причинам: во-первых, поправки к интересующим нас статьям не делались с 1832 года, а если что–то и изменялось, то только в сторону ужесточения; во–вторых, позади – Манифест 1903 г., Манифест 1904 г., Высочайший Указ 1905 г. о даровании начал веротерпимости, – и после всего этого цитируемые ниже статьи по уголовным преступлениям. Придется сказать сразу: вероисповедная сторона жизни россиян регулировалась Уложением о наказаниях уголовных деяний.
Основной материал находим в 14–м томе, как и говорил А. Ф. Кони, хотя и в других томах обнаруживаются отголоски: в статьях о земельных наделах, о правах и обязанностях семейственных…
При вчитывании в какую–либо статью, самую на первый взгляд разрешающую, не приходится доверять ее букве, потому что «буква» следующей статьи может начисто стирать значение предыдущей.
Вот ст.39 (раздел 1, гл. 3, отделение 1):
Видимо, эта статья была написана для того, чтобы показывать ее иностранцам, и те, законопослушные, должны были сразу успокоиться: в России в вероисповедных вопросах все нормально. Кстати, так К. П. Победоносцев и делал. Но уже в 3–м отделении этого же раздела читаем 53–ю статью:
Чиновнику дано полное право судить, что есть «ересь».
Заметим: в Своде Законов есть статьи о признанных в Российской Империи христианах римско–католического и армяно–католического исповедания, христианах протестантского исповедания (для лиц иностранного происхождения), Евангелическо–Аугсбургской Церкви, караимах, евреях, магометанах, ламаитах (так в источнике) и даже язычниках. Но нет ясности о русских неправославных христианах, ибо русских Свод Законов не мыслит их вне лона православной Церкви, хотя сектанты существовали во все века, просто сведения о них не всегда исчерпывающи, да и сами сектанты часто как бы уходили «в подполье». Кроме того, официальные источники не всегда давали верную информацию.
Ересью охотно называли любое инакомыслие (раскольники–старообрядцы или скопцы здесь не в счет, их как–то все же отделяли).
В следующей главе, 4–й, этого же раздела статья 70 гласит:
Следуем дальше. Вот том 15, гл. 2, ст.73:
«Виновный в возложении хулы на славимого в единосущей Троице Бога, на Пречистую Владычицу нашу Богородицу и Приснодеву Марию, на Бесплотные Силы Небесные или на Святых Угодников Божиих; в поругании действием или в поношении Святых Таинств, Святого Креста, Святых мощей, Святых икон или других предметов, почитаемых Православною или иною христианскою церковью священными; в поношении Священного Писания или Церкви Православной и ее догматов или вообще веры христианской, —
за сие богохуление или оскорбление святыни наказывается:
если оно учинено:
1) при отправлении общественного богослужения или в церкви: срочной каторгой или ссылкой на поселение
2) в часовне или христианском молитвенном доме, или публично, или в распространенных или публично выставленных произведениях печати, письма или изображений: ссылкой на поселение
3) с целью произвести соблазн между присутствующими: заключением в исправительном доме на срок не свыше трех лет или заключением в крепость на срок не свыше трех лет» [205]205
СЗРИ, т. 15, гл. 2, ст. 73.
[Закрыть].
Мы позволим себе только небольшие пояснения. По 73–й статье: конечно, хулить и кощунствовать относительно религиозных чувств нехорошо. Это нравственно осуждалось всегда. Но соизмерима ли степень наказания за столь «тяжкое» преступление? Кроме того, иной христианин вполне согласен со всеми членами Апостольского символа веры и по каждому из них он с верою скажет «аминь» – «воистину так». Но вот во святые мощи не верует, и не понятно ему, почему это ни один православный храм не освятят, если в антиминс (покрывало на алтарном жертвеннике) не будет зашита частица мощей какого–либо «святого». И сколько бы он ни веровал в единого Спасителя Христа, сколько бы он ни доказывал, что зашитые в антиминс частицы мощей – это чистой воды язычество, его уже ничто не спасет от срочной каторги. И если даже такой «нечестивец» выразил свое убеждение не во время богослужения, то это не значит, что несчастный будет сидеть в исправительном доме «не свыше трех лет». Практика показывала, что в местах лишения свободы с заключенными проводились периодически душеспасительные беседы, и если заблудшее чадо оказывалось строптивым и у него снова из уст вырывались какие–либо «хуления», то ему срок продлевали, чтобы ему было время подумать о своей заблудшей душе (см. Приложение).
Закон этот был широк по–русски: любое неосторожное слово или движение могло трактоваться как поношение веры православной.
Возьмем «хуление» на Приснодеву Марию. Если прочитавший Евангелие россиянин не находил там никаких поводов считать мать Иисуса Христа Небесной Владычицей, если об этом ни полсловом не обмолвились апостолы (а они обо всем необходимом христиан наставили); если даже на первом Соборе вопрос этот даже не упоминался, то как было понять это человеку, имевшему возможность своими глазами читать Евангелие? Впрочем, если некоторые обстоятельства вашего преступления окажутся смягчающими (например, вскрыли ваше письмо, где вы приватно делитесь своими мыслями со своим близким), тогда ссылка куда–нибудь в кавказский аул, где мусульманское окружение вдвойне утяжелит положение сосланного.
Правда, были и щадящие меры, хотя и без конкретного уточнения, – возможно, на усмотрение какого–нибудь начальника. Статья 76:
Как видим, вполне мягкое наказание. К примеру, если кто–то станет утверждать, что евреи на Пасху приносят в жертву кровь христианских младенцев, то в самом худшем случае ему грозит арест (правда, нигде не встречались упоминания о применении сих мер пресечения по этим поводам). В лучшем случае – вообще ничего не будет, и об этом мы знаем много по самым различным источникам.
