Текст книги "Баба Люба. Вернуть СССР 3 (СИ)"

Автор книги: А. Фонд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Ну да ладно.

Раз надо, буду сидеть и ждать. Мне, главное, чтобы решились два вопроса – вопрос с землёй под домом любашиного отца, жалко же старика. И вопрос с моей поездкой в Америку. Причём я нынче планирую в разведку туда смотаться. А дальше уде надо будет регулярно ездить. А кое-кому и поселиться там, а то ведь не накатаешься.

Сидеть было скучно, и я начала перебирать в голове варианты, куда ещё можно вложить деньги и делать бизнес. А то, что что-то с деньгами нужно было решать и то срочно, я знала точно. Или я их вложу, или они пропадут. Но вкладывать тоже нужно было с оглядкой и с пониманием. Чтобы была прибыль, и чтобы, если бизнес пойдёт, то бандиты потом не отжали.

Куда ни кинь, выходило, что нужно Всеволода тоже в долю брать. Если бруклинская секта крышевать нас будет, то ничего бандюки не сделают. Оставалось только подвести под это дело правильную идеологию.

И только я начала размышлять, как бы всё эдак закрутить, чтобы одним выстрелом с десяток зайцев бабахнуть, ну так вот я люблю. Как скрипнула дверь и на пороге возникла рыбина Зинаида Петровна.

Увидев меня, она сперва удивилась, потом обрадовалась:

– Любовь Васильевна! – воскликнула она, – а чего это вы здесь как бедная родственница сидите?

– Тс-с-с! – приложила палец к губам я и кивнула на закрытую дверь, из-за которой раздавался приглушенный голос старейшины, и по которому было понятно, что он на кого-то сильно ругается.

– Ага. Понятно, – полушепотом сказала Зинаида Петровна.

– Садитесь, – я подвинулась, и Рыбина примостилась рядом на пуфике.

Теперь мы вдвоём уже как бедные родственницы. Но Всеволод и не старался побыстрее завершить разговор, наоборот – ещё больше вопил. Уже аж стены тряслись.

– Сердитый, – вздохнула Рыбина.

– Угу, – согласилась я.

Помолчали под аккомпанемент отголосков криков.

Мне-то можно было и молчать, я нормально к этому отношусь, а вот Рыбина явно тяготилась.

Наконец, она не выдержала:

– Любовь Васильевна! – доверительно сказала она, – ходят слухи, что из наших не все поедут в Америку. Это правда?

– Правда, – кивнула я.

– А кто не поедет? – заволновалась Рыбина.

– Это будет зависеть от результатов работы нашей группы, – ответила я.

И Рыбина заволновалась:

– Послушайте, Любовь Васильевна, – конфиденциальным голосом сказала она, – позвольте дать вам совет.

– Давайте, – позволила я, ну а что, всё равно сидим. Так хоть любопытно, что она там себе надумала.

– Мне кажется, что в Америку не следует брать эту Зыкову. Ну, сами подумайте, у неё даже высшего образования нет. И английский она не знает. Ну, вот что ей там делать⁈

– А вы английский хорошо знаете? – с наивным видом поинтересовалась я.

– Ну, в школе я проходила… я хорошо в школе училась. Без троек, – даже и не подумала смутиться Зинаида Петровна.

– А в институте?

– А у нас там немецкий был… вроде… – задумалась она.

– Да вы, Зинаида Петровна, полиглот, я смотрю, – усмехнулась я, но рыбина моей шутки юмора не поняла и переключилась на более важную тему:

– Ну так вот, не берите вы эту Ксению. И вообще, нужно её из нашей группы гнать. А вместо неё можно взять одну женщину. Это моя хорошая знакомая. Знаете ли, очень приятный человек. Если хотите, я вас прямо сегодня познакомлю.

Но я не хотела ни знакомиться с милой женщиной, ни обсуждать с Зинаидой Петровной причины, чтобы выгнать Ксюшу.

– А ещё лучше Белоконь выгнать! – продолжила проявлять мудрость Зинаида Петровна, – до чего бескультурная женщина. Вы знаете. Любовь Васильевна, говорят, она так задолбала своего мужа, что он не выдержал и повесился. А она потом к нам пришла. Думаю, что скоро мы все повесимся.

Я аж икнула.

– Ну вот зачем она в группе? Вот какая из неё польза? Ксюху можно хоть за чаем сгонять. А от Белоконь какая польза? Её ни в Америку пускать нельзя, мы там только напозоримся с нею, ни в группе оставлять.

Я издала какой-то нечленораздельный звук, который сложно было внятно идентифицировать, но рыбиной и не нужны были мои мудрые мысли. Ей достаточно было, что я молча сидела рядом. И она воодушевлённо продолжила:

– Но самое главное, что нужно сделать – это избавиться от этой «консультанта» Таисии. Вы бы знали, какая же она беспардонная! Лезет и лезет! Ей говоришь. Что надо сделать, а она в ответ сто слов противоречий. Нет, такие люди нам в группе не нужны. И в Америку её пускать никак нельзя. Что американцы о нас подумают! Стыдобища!

Она не договорила, когда из библиотеки выглянул Всеволод и поманил меня к себе:

– Проходите, Любовь Васильевна!

Глава 11

Я прошла в библиотеку, и Всеволод самолично прикрыл за мной дверь.

– Садись, – велел он, и было видно, что он на взводе, – время у меня чуток поджимает, так что слушай. Когда будешь передавать Ростиславу письмо, он с тобой начнет разговор вести за ответную услугу. Так вот. Ты попроси его взамен, чтобы он сделал тебе тоже услугу.

– Какую? – спросила я (аж самой интересно стало).

– Через две недели в соседней области будет большой Съезд христианских конфессий и ассоциаций. И Ростислав туда делегирован.

– Ого! – прокомментировала я.

– Я тоже так считаю, – раздражённо скривился Всеволод, – на наши вожаки решили, что молодым нужно давать дорогу. Вот и даём, раз нужно.

Он тяжко вздохнул и задумался, забарабанил пальцами по столу. Я сидела молча и не перебивала.

Наконец, Всеволод отмер и продолжил:

– И там будут выбирать нового делегата в Генеральную конференцию от нашего округа. Голосованием, само собой. Так вот, ты попроси его, чтобы он проголосовал за Кирилла Тихонова. Поняла?

– Поняла, – кивнула я. – А кто он такой и почему за него?

– Неважно, – отмахнулся Всеволод. – Просто сделай это. Иди. Потом поговорим. Мне сейчас некогда.

Я вышла из библиотеки, вся в сомнениях и подозрениях. Кто это такой я не знаю. Моя память из будущего ничего не подсказывает. Что это за человек и что он сделал для истории – непонятно. А, с другой стороны, мне-то какое дело? Будет Вася или Петя? Для моей миссии это ровным счётом ничего не решает. Кроме того, я уже не раз сталкивалась, что выбирают не тех, за кого проголосовали, а тех, кого надо.

Но попросить – попрошу.

А вечером нарисовался Алексей Петрович.

Когда тогда в ресторане он предложил мне выходить замуж, я сперва позорно подавилась крабовыми палочками. Но, пока откашливалась и приходила в себя, как всякая взрослая и прошедшая огонь и воду женщина, не стала сгоряча рубить мосты, и взяла небольшую паузу.

Срок паузы сегодня заканчивался, и мне предстояло что-то ответить этому человеку.

Нет, что ответить я сразу знала. Но вот как ответить так, чтобы человек, устроивший меня на хорошую должность с живой зарплатой, не обиделся и не принял соответствующих мер.

Потому и паузу брала. Чтобы обдумать.

И вот сегодня мы должны были сходить в кино.

В это время, начало девяностых после развала Страны Советов, кинотеатры совсем схлопнулись, и в них практически никто не ходил, причем давно уже. Однако полностью их не демонтировали, и в нашем городе, к примеру, один сохранился. Все люди давно уже ходили в видеосалоны, а многие достали себе видики и смотрели американские фильмы дома.

Но вот Алексей Петрович, видимо, за неимением в Калинове других вариантов, где бы развлечь женщину, выбрал вариант с кино. А что, дёшево и сердито.

Я отказать вот так вот внезапно не могла, ведь точка не была поставлена – пришлось собираться и идти на ночь глядя.

Я вздохнула и вытащила из китайской сумки джинсовую юбку прямого кроя с вышитыми вставками (для этого времени это был шик и блеск), надела простую однотонную блузку, сделала лёгкий макияж и вышла к кавалеру в полной боевой готовности.

По обыкновению Алексей Петрович ожидал меня во дворе: на лавочке у подъезда.

Тут же, рядышком, сидели две соседки – Варвара Сидоровна, коренастая суетливая старуха с крепкими, словно доски, ладонями, и Клавдия Тимофеевна, пухленькая благообразная старушка, но при этом въедливая, словно серная кислота.

По кислому виду Алексея Петровича было понятно, что ему последние минуты приходилось нелегко, под напором двух любопытных пенсионерок. Поэтому моё появление для него стало изрядным облегчением, а вот для соседок, словно команда «фас».

– Люба! – увидев меня, вскинулась Клавдия Тимофеевна, – ты что же, в кино идёшь? С ним, да?

– С ним, – подтвердила я, легализовав кандидатуру бойфренда в глазах общественности (в виде двух соседок).

– Правильно, – пошамкала губами Варвара Сидоровна, – нечего одной дома сидеть. Ты девка уже не молодая, не всякий замуж позовёт.

– И когда успела? – изумлённо покачала головой Клавдия Тимофеевна, – только ведь совсем недавно муж бросил, а уже с новым женихом в кино идёшь.

– В наше время такого не было, – строго заявила Варвара Сидоровна, – в наше время женщины честь блюли…

– И не разводились по сто раз! – осуждающе посмотрела на меня Клавдия Тимофеевна. – Но всё равно ты молодец, Люба, такого жениха отхватила. Вон Тамарка из шестнадцатой квартиры так до сих пор замуж ни разу и не вышла. А уже почитай сорок лет скоро.

– Да больше! – опровергла неверные математические выводы Варвара Сидоровна.

Пока они принялись спорить и подсчитывать возраст Тамарки, мы с Алексеем Петровичем переглянулись и быстренько сбежали.

– Фух, – смеясь, сказал Алексей Петрович, – уже думал, что и не вырвусь!

– А представьте, я каждый день от них отбиваюсь, – хихикнула я.

– Я бы так не выдержал, – покачал головой Алексей Петрович и добавил. – Вот выйдешь за меня замуж и переедешь в мою квартиру. У нас там хорошие соседи. Точнее равнодушные. Им ни до чего нет дела, хоть голышом по двору бегай.

Я аж дёрнулась и слегка невнятно пролепетала:

– Но у меня трое детей, куда я их?

– Они же приёмные. У этих детей есть родители, – сурово сказал Алексей Петрович, но, увидев моё перекошенное лицо, торопливо поправился, – но я, конечно же, понимаю, что там не всё так просто. У меня комфортабельная четырёхкомнатная квартира, так что разместимся.

Мы шли по проспекту города Калинов в кинотеатр. Был тихий тёплый вечер. Пахло пионами с муниципальных клумб и сбежавшим гороховым супом из чьего-то окна. Я искоса поглядывала на Алексея Петровича и не знала, как красиво и правильно сформулировать свой отказ. Нужно же, чтобы он не обиделся.

– Так что ты решила, Люба? – спросил вдруг Алексей Петрович прямо посреди тротуара и взял меня за руку, – скажи сейчас, потому что если подавать заявление, то не позже послезавтрашнего дня надо, там же месяц ждать. Как раз хорошо получается, на эти даты я смогу приличный ресторан заказать и недорого.

Я посмотрела на Алексея Петровича и сдержала вздох – рачительный и бережливый какой. Вот есть же такие мужчины. Вместо того, чтобы больше зарабатывать, пытаться что-то сделать, они лучше каждую копейку экономить будут. Причём у некоторых дело доходит до бытового абсурда. Помню, был у нас сотрудник, который в былые годы треугольные (пирамидальные) упаковки от молока аккуратно разрезал и накопленный там на стенках молочный жир, аналог масла, счищал ножиком, намазывал всё это на хлеб и ел. Другой знакомый, экономил на всём. К примеру, чтобы сэкономить спички, он поджигал газовую конфорку с помощью клочка свёрнутого в трубочку газетного листочка от другой конфорки, которая была всегда зажжённой. Но несомненным лидером был брат жениха моей знакомой, из коренных народов. Так вот, когда он получил от государства трёхкомнатную квартиру, то внезапно поселился в двухкомнатной квартире у брата, у которого уже была семья из пяти человек. Когда его спросили, в чём дело, он ответил, что таким вот образом он экономит, чтобы не платить за коммунальные услуги. Мол, раз я там не живу, то зачем платить.

Так что экономных мужиков на свете хватает. И один из таких стоит сейчас передо мной. Захотелось его послать на три буквы. Но, разумеется, я этого не сделала, а вслух ответила:

– У меня сейчас проблемы, Алексей. Причём серьёзные.

– Что случилось? – искренне забеспокоился он и легонько погладил мою ладонь.

– Бандиты отбирают землю под домом моего отца, – я вкратце рассказала ситуацию с рэкетом.

– Не беспокойся! – тоном настоящего мужика и альфа-самца, сказал Алексей Петрович, – ничего они старику не сделают. Тем более из-за дома. У меня есть участок, за городом. Я всё равно там дом собирался достроить. Поселим там твоего отца.

– А, может, ты поговоришь с ними? По-мужски? – вкрадчиво предложила я, – чтобы они от этой улицы отстали.

– Да ты что, Люба! – от бандитов лучше держаться подальше. И тебе советую.

– Но я не могу бросить отца! – сказала я.

– Какая же ты невероятная, Люба! – восхищённо посмотрел на меня Алексей Петрович, – и пахнет от тебя вкусно…

Он попытался привлечь меня к себе, но я отступила в сторону.

Вечер, и так начавшийся не ахти как приятно, теперь был окончательно и безнадёжно испорчен.

А ещё я поняла, что таки придётся искать новую работу.

А на следующий день (который я партизанила, стараясь на работе не попадаться на глаза обиженному Алексею Петровичу), состоялось собрание нашей группы в Доме молитв.

Я хотела оценить всех членов группы и проверить, как продвигается подготовка к жизни в Америке. Нет, я не собиралась огорошить народ этой новостью, но нужно было выяснить их планы и степень готовности (моральной) жить в чужой стране. Да не просто жить, но и осуществлять диверсии.

Я начала собрание, поздоровалась:

– Здравствуйте, товарищи!

– Какие мы вам товарищи! – фыркнула Белоконь, – мы теперь господа!

– Господа – это те, кто в Рио-де-Жанейро по променаду в белых штанах ходит, вот они господа. А мы так – голозадые оборванцы, – парировала Рыбина.

– Говорите только за себя! – возмутилась Белоконь, – не надо обобщать! Я вот себя голозадым оборванцем не считаю. В отличие от вас, Зинаида Петровна!

– Да что вы себе позволяете, Ирина Александровна! – взорвалась Рыбина.

– Это у вас хамские манеры, Зинаида Петровна!

– Да вы знаете, что я…

– А ну тихо! Обе! – рыкнул вдруг Пивоваров, оборвав их на полуслове, и обе дамочки притихли.

– Спасибо, Пётр Кузьмич, – кивнула я, – если все вопросы выяснили, я продолжу. Итак, в первую очередь меня интересуют две вещи. Первая – ваш уровень знания английского…

– Зачем нам английский? – вскинулась Белоконь, – разве у нас там переводчика не будет? Я вообще считаю…

– Да уймитесь же вы, наконец! – опять рыкнул Пивоваров. – Вам задали вопрос. Вот и отвечайте на него конкретно! Не надо тут каждый раз дискуссию базарных баб устраивать.

– Кто базарные бабы? – пискнула Рыбина, правда осторожно и очень тихо.

Пивоваров оставил без внимания её выпад, а я, после секундной паузы, продолжила:

– Итак, ваш уровень знания английского. Сейчас пусть каждый из вас, по очереди, скажет, насколько хорошо он владеет английским. Это и разговорный, и умение читать и писать. Слушаю вас.

– А кто начинает? – напряженно спросила Белоконь и переглянулась с Рыбиной.

– А давайте с любого начнём и пойдём по кругу, – предложила я. – Кто хочет первый?

Все молчали. Никто не хотел.

– Давайте тогда начну я, – откашлявшись, начал Пивоваров. – Разговорный английский у меня хромает. Причём сильно хромает. Не было практики. Но я хорошо понимаю разговорную речь. Если не слишком быстро говорят, конечно же. В свое время «Голос Америки» слушал. А ещё я фанат «Битлз», Луи Армстронга и Джеймса Брауна. Поэтому на слух воспринимаю язык отлично. Читать могу, недавно с внуком уроки учили, так я текст и прочитал, и сразу всё понял. Хотя там был школьный текст, за девятый класс. А вот писать – вряд ли. Думаю, я забыл уже.

– Спасибо, Пётр Кузьмич, – поблагодарила я и отметила себе в блокнотик. – Следующий… Ксюша, давай ты.

– Ну… я не очень хорошо училась в школе, – покраснела девушка и запнулась, – у нас сначала был немецкий, до шестого класса. А потом училка уехала, и стал английский. Но мы там, в основном, класс убирали. Те, кто хотел тройку в четверти.

Она совсем смутилась и умолкла.

– Понятно, – кивнула я и отметила у себя в тетрадке. – Давайте дальше. Кто там следующий?

– Я сдавал кандминимум по английскому, – сообщил Кущ.

– У вас научная степень, Фёдор Степанович? – поразилась я.

– Да нет, я потом женился, в аспирантуре. Дети сразу пошли, один за другим. Пришлось думать, как их прокормить. Стипендия в аспирантуре маленькая, а в сельской школе платили хорошо. Ещё и жильё дали. Мы переехали и всё. – Он вздохнул и задумчиво посмотрел в окно невидящим взглядом.

Я тоже вздохнула. Вот так молодёжь часто на два шага вперёд не думает. Что стоило его жене подождать год-два с детьми? Да и с замужеством. А так карьеру мужику на взлёте испортила. Видно же, как он мается, чувствует себя не на своём месте. Иначе бы в секту эту не пошёл. Хорошо, хоть пить не начал.

А вслух сказала:

– Но всё равно, вы конкретизируйте, пожалуйста. Разговорный? Чтение? Письмо?

– Да, пожалуйста, – кивнул Кущ, и конкретизировал, – чтение и письмо нормально. Хотя нет, письмо – хорошо. Мы с ребятами статьи пишем в научный журнал и там нужно аннотации на английском. Я сам пишу их. Причём переводчик почти не исправляет после меня. А вот разговорный – плохо. Нету практики, как и у остальных.

– Ясно, спасибо, – черканула себе заметку я, – давайте дальше. Ефим Фомич?

– Я свободно разговариваю на английском, – неожиданно заявил Комиссаров.

Честно говоря, у меня глаза на лоб полезли. Да и не только у меня. По комнате прошелестели удивлённые шепотки. Наш Комиссаров чаще всего был угрюм и крайне молчалив. Зачастую молчалив. В склоки и разборки старался влезать минимально. Я, честно говоря, о нём единственном конкретного впечатления так и не сложила, до сих пор. Но вот то, что простой постсоветский слесарь из глубокой провинции свободно владеет английским языком – поставило меня в тупик. Вроде не врун он.

Видимо моё лицо от удивления вытянулось, потому что Комиссаров рассмеялся:

– Здесь всё просто, я служил на флоте, а потом после мореходки на корабле дальнего плавания работал. Мы много стран повидали. Английский так и выучил.

– А кем вы работали на корабле? – заинтересовался Пивоваров.

– Я ж говорю. Так и работал. Слесарем, – развёл руками Комиссаров. – А потом травму ноги получил, вот меня и списали на сушу. В КАлинов приехал, к мамке. Здесь женился. Работаю вот, на нашем фаянсовом заводе, слесарем.

Все опять зашушукались. Степень уважения к Комиссарову резко скакнула вверх и задралась на заоблачную высоту.

– Понятно, – я это отметила тоже у себя и продолжила, – так, про Зинаиду Петровну и Ольгу Ивановну я знаю. Остается одна Ирина Александровна. Слушаю вас.

– А почему это они не рассказывают при всех? – сразу пошла спорить Белоконь.

– Потому что про их уровень мы уже поговорили, и я его выяснила.

– Ничего не знаю! – психанула Белоконь, – сейчас мы слушали только мужчин и Ксюшу.

– Они мне в личном разговоре рассказывали, – ответила я.

– А почему это они за спиной у всех какие-то личные разговоры с вами ведут, а мы должны тут как на собрании анонимных алкоголиков всё о себе выкладывать? Может, я не хочу!

– Не дури, Ирина! – хмуро сказал Пивоваров, – Любовь Васильевна не просто так опрос проводит.

– А почему она со всеми по-разному его проводит? – чуть не плача, сказала Белоконь, губы её дрожали

– Так, Ирина Александровна, – решила прекратить весь этот дурацкий балаган я, – насколько я понимаю, вы не особо дружите с английским языком, да? Правильно?

Белоконь покраснела, но потом через силу кивнула.

Я поняла, что нужно успокоить народ, а то сейчас начнётся. И сказала:

– Мне эта информация нужна не для того, чтобы выставлять кого-то дураком или полиглотом. На основании её я подготовлю для каждого из вас индивидуальную траекторию развития. Потому что когда вы все поедете в Америку, то вы должны не только уметь сказать «здравствуйте» и «Лондон – столица Англии». Но и свободно общаться, бегло читать и писать.

– Да зачем это нам⁈ – отмахнулась Рыбина, – и без всего этого столько лет прекрасно жили.

– Я потом вас всё объясню, – пообещала я, – но чуточку позже. И уж поверьте, когда вы узнаете мои планы, вы наперегонки побежите учить английский. Вроде всё обсудили?

И тут Зыкова подняла руку.

– Что тебе, Ксюша? – удивилась я.

Она чуть покраснела от внимания стольких людей, но всё-таки тихо сказала:

– А что во-вторых?

Глава 12

И только-только я собралась ответить на ксюшин вопрос, как распахнулась дверь и заглянул Ростислав. Лицо его было при этом какое-то… растерянное, что ли.

– Любовь Васильевна! – сказал он, скривившись, дескать в комнате много народу, – вы сейчас мне нужны.

– Но у нас собрание, – ответила я, кивнув на собравшихся членов моей группы.

– Перенесите на другое время. Жду вас на выходе, – строго отрезал Ростислав и закрыл дверь.

Мои возбуждённо загомонили. Насколько я понимаю, в общине так было не принято.

– Всем спасибо, – сказала я, поднимаясь с места, – все всё слышали. Так что сейчас разбегаемся. Обдумайте свои стратегии изучения английского. Давайте соберемся… эммм… так, завтра я не смогу. Давайте послезавтра?

– Послезавтра я не смогу! – заявил Пивоваров, – у нас проверка и меня подключили.

– Так вы же на пенсии, – едко заметила Зинаида Петровна.

– Ну и что? Аркадий часто ко мне обращается. До сих пор, кстати, – приосанился Пётр Кузьмич, – это молодой юрист. Пришел на моё место.

– Так мы что, из-за вас не сможем собраться? – возмутилась Белоконь. – Давайте тогда без Пивоварова.

– Ну как это? – вскинулся в поддержку того Кущ, – нам же всем надо.

– Так, давайте, чтобы зря не спорить, – оборвала очередную зарождающуюся дискуссию я, – после общей проповеди и соберемся.

– Так это аж в субботу, – разочарованно протянула Ксюша, – я же умру от любопытства.

Я улыбнулась и не сказала ничего.

Народ, ворча и обсуждая, расходился, а я заторопилась к Ростиславу.

Он ждал меня на выходе.

После той, памятной, поездки в Нефтеюганск, когда он показал себя абсолютно безынициативным и не склонным к принятию ответственных решений, человеком, моё отношение к нему кардинально изменилось. Я – продукт двадцать первого века, с его раздутыми инновациями, «диким» капитализмом, и прочими боевыми корпоративными прелестями. Я давно уже даже не морщусь, когда отработавшего лет сорок на производстве человека увольняют по надуманной причине за два года до выхода на пенсию и полностью вычеркивают из всех процессов. Или когда молодой амбициозный сотрудник, используя родственные связи, показательно подсиживает своего более опытного и умного коллегу, отбирает все его проекты, присваивает его результаты и получает за это только похвалу вышестоящего руководства. Но даже меня как-то покоробило то, что этот, по сути, безынициативный червяк, вот так, готов не просто подсидеть Всеволода, но и, по сути, поставить всю общину на грань закрытия. Потому что я не думаю, что после обнародования настоящего письма с перепиской к Гитлеру, этой секте что-то бы светило. Приклеили бы соответствующий ярлык и запретили на территории всей страны. Это проще, чем отмывать потом репутацию, ведь можно и самим запачкаться.

– Любовь Васильевна! – нервно оглядываясь, прошипел Ростислав, – мы с вами о том письме говорили. И вы обещали! Сегодня же последний срок.

– Есть письмо, – обрадовала я его, – мне удалось.

– А где оно? – жадно протянул Ростислав, ноздри его аж раздувались.

– У меня, конечно, – пожала плечами я.

– Ну так давайте, – одними губами произнёс Ростислав. – В Америку вы поедите через два месяца.

– Э нет, – с усмешкой покачала головой я, – По поводу Америки – это я сама устроила. Без тебя. Так что условия теперь меняются.

– В смысле⁈ – чуть не подпрыгнул от возмущения Ростислав, – как это меняются⁈ Мы же договорились! Вы едите в Америку! А я получаю письмо.

– За просто так я ничего делать не буду, – покачала головой я, – в Америку меня берут и без твоей помощи. Значит, я поменяю его на что-нибудь другое. Ты же согласен, что отдавать тебе с таким трудом добытое письмо за просто так – глупо?

– А я бы отдал, если бы человеку нужно было, – сказал Ростислав и вильнул взглядом.

– А я вот – нет, – развела руками я, – поэтому только равноценный обмен.

– На что? – стараясь не показать, что он расстроен, спросил Ростислав.

– Первое. Когда ты поедешь на конгресс, нужно будет проголосовать за одну кандидатуру. – Я пересказала ему пожелание Всеволода, естественно не выдавая того.

– Но я не считаю… – начал было Ростислав, но был безжалостно перебит:

– Значит, останешься без письма. Я вообще думаю, что может, я и сама его, кому надо, передам.

Ростислав побагровел. Потом побледнел. Потом взял себя в руки и сказал сиплым голосом, цедя слова сквозь зубы:

– Хорошо. А второе?

– Землю под всей улицей в нашем селе какие-то бандюки собираются выкупить. Или уже выкупили. В четверг придут бульдозерами дома сносить. Узнай, кто эту сделку провернул, и как её перебить – и письмо будет у тебя в ту же минуту, – я протянула Ростиславу клочок бумажки с торопливо накорябанным адресом.

У Ростислава глаза на лоб полезли:

– Но как я…?

– Но ты же хочешь потом стать старейшиной? – понятливо ухмыльнулась я, – а для этого нужно уметь не только проповеди медовым голоском читать, чтобы прихожанки млели. Быть руководителем – это на девяносто процентов закулисная чёрная работа. Вот и покажи, как ты можешь.

– Но рыпаться к бандитам – это же самоубийство! – пролепетал Ростислав и попытался вернуть мне бумажку с адресом обратно.

– Ты думаешь, что достать письмо было легче? – тоном еврейской бабушки ответила я. Так надо было самому попробовать.

– Ладно, я постараюсь всё выяснить, – с кислой миной вздохнул Ростислав. – Но письмо мне нужно сегодня.

– У меня тоже времени нету, – вздохнула и я. – Так что сходи выясни, и я сразу отдам тебе письмо.

– Ладно, – кивнул Ростислав, по его лицу промелькнула такая ненависть, что мне на мгновение стало аж страшно. Но да ничего. Где наша не пропадала.

Мы расстались, договорившись, встретиться через три часа в кафе «Нивушка» (вот что значит правильно мотивировать человека) и я сразу отправилась домой.

К моему несказанному удивлению, у подъезда на лавочке меня поджидал… Алексей Петрович (!). Собственной персоной.

Вот скажу честно, первые секунды при виде него я здорово струхнула. На работе всё ждала, когда он меня уволит. Причём чтобы уволить нужны же основания. Поэтому я старалась приходить на полчаса раньше, уходить – на полчаса позже. Выполняла все задания досрочно и старательно. Да, я прекрасно знала, что это всё равно меня не спасёт, но подстраховаться и успокоить свою совесть было надо.

Мне сейчас, именно в эти дни, никак нельзя было терять работу. Во-первых, Ричард пойдет в школу, а Анжелика – в училище. К этому нужно готовиться, и в материальном плане в первую очередь. Ричард так вообще вытянулся за лето, что придётся всё новое покупать. Изабеллу я решила водить в детский сад, но не на весь день, а только до обеда. Ей срочно нужна социализация. Плюс предшкольная подготовка. Детдомовский гардероб Изабеллы был в ужасном состоянии. Да, там были новые вещи, но такой расцветки и качества, что ей-богу, лучше было купить ей всё заново. Чем я и собиралась обстоятельно заняться. На лето мы ей что-то прикупили, что-то перешили из старых вещей Анжелики и Ричарда (для сельской местности вполне нормально, к примеру, она любила гулять во дворе в старых шортах Ричарда и рубашке Анжелики). А вот в детский сад, тем более на осень и зиму, её нужно полностью одеть.

Так что увольняться мне сейчас было никак нельзя.

И вот, когда я увидела Алексея Петровича, у меня чуть сердце не остановилось – я решила, что он пришел лично позлорадствовать и сообщить об увольнении.

– Алексей Петрович, – сказала я, – здравствуйте. Не буду говорить добрый вечер, потому что вряд ли он добрый. Вы пришли сообщить мне, чтобы я увольнялась из ЖЭКа? Сколько дней у меня есть в запасе? Или прямо завтра с утра?

– Любовь Васильевна! – глаза Алексея Петровича стали по пять копеек, – вот уж не ожидал, что вы так обо мне подумаете! И вам здравствуйте.

– Почему вас это удивляет? – пожала плечами я, – вполне логическое умозаключение. Большинство так бы и поступили.

– Я – не большинство! – поморщился Алексей Петрович.

– Ладно, – вздохнула я, – была не права.

Дальше я продолжать не стала, вопросительно глядя на него. И вот что ему надо? Если он не хочет, чтобы я увольнялась, значит, по логике, остается единственный вариант – будет уговаривать, чтобы я передумала и таки выходила за него замуж.

Вот чёрт. Это оказалось сложнее, чем я ожидала.

Но Алексей Петрович и тут удивил. Глядя на меня, он немного помялся и выпалил:

– Любовь Васильевна! Прошу вас познакомиться с моей мамой!

Хорошо, что рядом стояла лавочка.

– Что? – переспросила я, и где стояла, там и села.

– Прошу вас познакомиться с моей мамой! – дисциплинированно повторил Алексей Петрович, и, видя моё ошарашенное лицо, добавил, – она хороший человек. Вот увидите, она вам понравится.

Где-то минуту, а то и больше, я находилась в ступоре.

Это просто дикая дичь!

Наконец, я мощным усилием воли заставила хоровод взбесившихся мыслей остановиться, собрала их более-менее в кучку и сказала:

– Зачем?

– Что зачем? – не понял Алексей Петрович.

– Зачем мне знакомиться с вашей мамой?

– Она захотела с вами познакомиться и сказала, чтобы я вас привёл к нам на ужин, – ответил Алексей Петрович.

Я выдохнула и перевела недоумевающий взгляд на верхушки деревьев.

Бред какой-то. Нужно успокоиться и посчитать до ста. В той, прошлой жизни, я иногда смотрела на ютубе всякие психологические ролики. Так вот, там все коучи в один голос утверждали, что сперва нужно успокоиться. А для это лучше глубоко и быстро подышать и посчитать до ста. Но успела я досчитать только до пятнадцати, как меня перебили:

– Любовь Васильевна! – горячо принялся убеждать Алексей Петрович, видя мою реакцию, – это всего лишь ужин. Моя мама отлично готовит рыбу-фиш и рагу из кролика. А ещё она замечательно выпекает…

– Вы решили познакомить меня с еврейской кухней? Приобщить к шедеврам кулинарии?

– Почему?

– Потому что я совершенно не понимаю, зачем после того, как я отказалась выходить за вас замуж, мне знакомиться с вашей мамой? Рагу я и сама приготовить могу.

– А, вы об этом… – замялся Алексей Петрович.

Я подбадривать его не стала, просто молча сидела и ждала его ответ.

– Моя мама всё время хочет меня женить, – развёл руками он, – как-то зашел очередной разговор, и я сказал, что мне нравится одна женщина. Я имел в виду вас…

Здесь Алексей Петрович сделал театральную паузу, очевидно, чтобы я смущённо зарделась или радостно поохала. Но я охать и рдеть не стала. Всё также продолжала сидеть на лавочке с отстранённым видом и размышлять, как выкрутиться из этой ситуации.