Текст книги "Баба Люба. Вернуть СССР 3 (СИ)"

Автор книги: А. Фонд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Тётя Люба, смотри, как я умею! – Изабелла стояла посреди двора и улыбалась.

– Ты молодец, Белочка, – дипломатично похвалила её я, ещё не понимая, что она хочет мне показать.

– Да нет, тётя Люба, ты смотри! – выпалила она и сделала несколько шагов по траве.

Я тут я поняла. Белка шла без костылей!

– Потрясающе! – выдохнула я и аж слёзы появились на глазах, – как тебе удалось, малышка?

– Да это дед Василий ей систему придумал, – из двери летней кухни высунулась Анжелика в платке и переднике, – тёть Люба, я сейчас рыбу дожарю, и будем ужинать.

– А где мужчины? – спросила я и полной грудью вдохнула свежий деревенский, пропахший полынью, землёй и жареной рыбой воздух.

– Так на рыбалке, где же им ещё быть, – буркнула Анжелика, – я уже устала рыбу чистить. Мы её и жарим, и варим, и даже вялиться повесили. Я скоро светиться от фосфора буду, как собака Баскервилей!

– Я тоже хочу светиться! – воскликнула Белка, обнаружив, что на неё перестали обращать внимание, – вот скажи, тётя Люба, это же хорошо, если человек умеет светиться в темноте⁈ Я хочу светиться, ем эту рыбу, ем, а оно всё никак!

– Это ей дедушка так сказал, а то она рыбу есть не хотела, – шепнула мне Анжелика, глаза её смеялись, – он говорит, что рыба для костей полезна.

– Ну, так он правду говорит, – согласилась я, – гляди, она уже сама ходит.

– Так это деда ей трёх личных цыплят подарил, щенка и козлёнка. Она сама их кормить должна. А как же ей кормить, если на костылях? Вот она и приноровилась.

Я только головой покачала – вот уж не думала, что дед Василий таким мощным педагогом окажется.

А вечером пришли Ричард с дедом Василием, и мы сели ужинать в обвитой диким виноградом беседке во дворе.

– Я вот что скажу, Любка, – дед Василий пил чай из большой пузатой чашки со щербинкой. Прихлёбывал шумно, неспешно, отдуваясь, – ты сейчас Анжелику в город заберёшь, я понимаю, ей поступать надо. Потом Ричард тоже уедет, учёба. А вот Белку ты у меня оставь. Хотя бы на осень. У нас яблоки будут, капустку заквасим, грибы пойдут. Красота.

– Да, тётя Люба! – закричала Изабелла и даже чашку отставила, – ты пойми, у меня же Мишка и Мухтар! И цыплята – Ниф-ниф, Наф-наф и Нуф-нуф! Они же совсем пропадут без меня!

– Мишка? – удивилась я.

– Это она так козла назвала, – степенно ответил дед Василий и взял очередную булочку из тарелки. Булочки с корицей и орехами и пирожки со смородиновым повидлом я напекла дома в духовке и сейчас они с удовольствием объедались.

– Тёть Люба, ну пожа-а-алуйста! – заканючила Белка.

Я видела, что ей здесь, в селе, хорошо. После жизни, проведённой взаперти в больницах и детдоме, она тут прямо расцвела.

– Я посмотрю, что можно сделать, – не стала кормить их пустыми иллюзиями я.

Дети наелись и убежали в дом смотреть «Мишки Гамми», а мы с Любашиным отцом остались в беседке одни:

– Так ты серьёзно оставишь? – он поднял на меня взгляд выцветших голубых глаз.

– Если опека разрешит – то почему нет? Вот только тебе же тяжело с нею будет?

– Да что там тяжёлого, – усмехнулся старик, – а детские голоса – всё же веселей. Своих внуков нету у меня, Тамарка так сглупила, в молодости аборта, дура, сделала, да и ты сына зря тогда отдала…

Я чуть чаем не поперхнулась. В который раз уже всплывает этот Любашин сын. Таки у Любы был свой ребёнок. Интересно – где он? Кому она его отдала? Кто отец? И что с этим сыном случилось дальше?

Но спрашивать подробности я не решилась – ведь Люба должна всё знать сама. Иначе как я ему объясню, почему я вообще не в курсе?

Отложив выяснение этой ситуации на потом, мы продолжили пить чай. И пили его до тех пор, пока из-за забора, с улицы не раздался крик.

Глава 9

– Что там такое⁈ – мы с любашиным отцом синхронно подхватились и побежали на улицу. Из дома выглянула встревоженная Анжелика:

– Тётя Люба, что случилось⁈

– Не знаю ещё, иди в дом, если что – позову.

Анжелика скрылась обратно в доме, а мы выскочили за калитку.

Орала и плакала тётка Шура. Напротив неё стоял чёрный автомобиль с тонированными стёклами, из которого высунулся огромных размеров коротко стриженый мужик с золотой цепью с крестом на бычьей шее. Примечательно, что цепь была толщиной с палец, а столь увесистому кресту мог позавидовать любой настоятель церкви.

– Я вам русским языком повторяю! Я в этом доме живу всю жизнь! Я здесь родилась! Моя мамка здесь родилась! И моя бабка тоже! И ни про какую землю я не знаю! И знать не хочу! Это всегда был наш двор! И огород наш!

– Ещё раз повторяю, – монотонно-угрожающе выплюнул слова мужик, – мы выкупили всю землю по этой улице. Освободите её. Срок – четыре дня. Потом приедет бульдозер и всё снесёт.

– Ах, ты ж божечки мои! – охнул дед Василий и растерянно посмотрел на меня. – Как же так?

– А вы кто будете? – спросила я мужика.

– Тебе, мать, чего надо? – скользнул по мне неприветливым взглядом мужик.

– Я тебе не мать! Я здесь живу! – отрезала я, – что за землю ты выкупил и почему не посоветовался с жильцами?

– Буду я отчитываться перед всякими! – рявкнул мужик и сурово припечатал, – срок вам – четыре дня! Вся улица. От первого дома до двадцать шестого. Всё!

Он закрыл тонированное стекло и автомобиль, взревев, покатил прочь.

– Ой, что теперь буде-е-е-ет! – тоненько, на одной ноте, завыла тётка Шура.

– Люба, что теперь делать? – на деда Василия было больно смотреть.

– Так! Тихо! – велела я и скомандовала, – пошли в дом.

– Так у Шурки же тоже, – запричитал дед Василий. – И другие соседи. Пётр Фомич вон тоже, и Алевтина Степановна…

– Отец, – сказала я строгим голосом, – прекращай причитать. Ещё ничего не случилось. Ну, приехал какой-то мудак, поугрожал. К тому же не нам, а соседке. Документов он не показал. Поэтому давай заранее не паниковать. Пошли в дом, говорю.

Но дед Василий уже «поплыл», съежился, втянул голову в плечи и побрёл за мной во двор, еле-еле переставляя ноги. На улице осталась голосить тётка Шурка. На шум начали выглядывать другие соседи.

– Люба, как же так? Как так-то? – он сел как-то боком на деревянный чурбачок, обхватил голову руками и, раскачиваясь, тихо стонал на одной ноте.

Это меня разозлило окончательно.

– Хватит! – рявкнула я, и дед очнулся и посмотрел на меня испуганным, но уже более осмысленным взглядом. – Прекращай голосить, Василий Харитонович. Детей мне перепугаешь.

– Ну, так сама же видишь… – растерянно развёл руками он.

– Вижу! – спокойно сказала я, – во-первых, он угрожал не тебе. Во-вторых, у нас есть ещё аж целых четыре дня, в-третьих, если даже всё рухнет, то тебе есть, где жить. Хоть у меня, хоть в Тамаркиной квартире. Она, кстати, сейчас пустует. Так что на улице ты не окажешься. И не забывай, я ведь работаю в ЖЭКе. Так что кое-какие связи у меня есть. Завтра вернусь в город, пойду к своему начальнику и попрошу всё выяснить. И у нас есть Олег. Ну, помнишь, юрист, который помог тебе дом вернуть?

– Наверное, не надо было этот дом возвращать, – тяжко вздохнул старик, – это меня боженька наказал…

Я ещё минут десять уговаривала его не раскисать. Очевидно, Любашин отец относился к той категории людей, для которых любое потрясение сродни апокалипсису. И они раскисают от малейшего дуновения ветерка перемен.

Но ничего, выход есть всегда. Во всяком случае, должен быть.

С ребятами – Олегом и Игорем – я встретилась на следующий день, когда мы с Анжеликой уехали в город.

Мы всё никак не могли пересечься: то у Игоря приболела мать, и он ездил с нею в санаторий, то Олег улетал на свадьбу к сестре в Кишинёв. Так что наш будущий бизнес всё отодвигался и отодвигался. А сейчас причина у меня была железная, поэтому им пришлось отложить все насущные дела и таки встретиться.

– И он дал четыре дня… точнее уже три, – со вздохом продолжила я и печально вздохнула.

– Так, документы на ваш дом я помню, – задумчиво кивнул Олег, – а вот по земле вопрос нужно выяснять. Если земельные участки принадлежали сельсовету, то это одно, если какому-то предприятию – другое. В общем, я посмотрю, кто там собственник, и потом скажу.

– Только ты поскорее, пожалуйста, а то мужик тот сказал, что с бульдозерами приедет и всё снесёт. Отец волнуется, соседки плачут. Они же всю жизнь там прожили.

– Я постараюсь, – вздохнул Олег, – но вы готовьтесь к переезду. Если там серая схема, то ничего уже не сделаешь.

Я внутренне вздрогнула. Что значит, ничего не поделаешь⁈ Нет, я смириться и тихо сложить лапки не могу.

Я задумалась. И тут одна занятая мысль пришла мне в голову.

– Любовь Васильевна, мы в прошлый раз так ничего и не порешали по бизнесу, – вернул меня к реальности Игорь. – Время-то идёт.

– Ну, деньги у меня есть, – сказала я, – но сам понимаешь, сейчас их тратить я не могу, пока с отцовским домом вопрос не прояснится. А то я вложу, у отца дом снесут, а что я потом буду делать? У меня двухкомнатная квартира и полный дом людей. В смысле детей. Старику там будет некомфортно. Дети, они же шумные, а ему днём поспать часок надо, чтобы всё тихо было. Так что ему отдельное жильё всё равно надо. К тому же он в квартире не хочет. Всю жизнь в деревне прожил.

– Да я понимаю, – кивнул Игорь, – просто хотелось бы какой-то определённости.

– Определённость будет, – пообещала я и рассказала ситуацию, – в общем, у меня есть пай моего зятя. Он в коме, и, скорее всего не выйдет. Но, даже если и выкарабкается, то ему будет не до завода. И там нужно деньги вложить, за паи. Одна я стопроцентно не потяну. Мы могли бы втроём выкупить весь пакет.

– Что за завод? Сколько процентов? – живо заинтересовались ребята.

Я коротко обрисовала ситуацию, и они прямо вдохновились. Игорь вообще размечтался со временем весь завод под себя взять. Он пообещал всё выяснить о позициях завода (вдруг он там банкрот или ещё что-то), через знакомых. Олег тоже был озадачен, ну а я, распихав свои проблемы на других, с чистым сердцем отправилась в Дом молитв.

Всеволод меня, как оказалось, уже давно ждал. Не успела я войти в зал, как он кивнул головой, поманив в свой дом. Видимо, разговор предстоит серьёзный. Я прошла через весь огромный зал для молитв, провожаемая злым взглядом лучезарной Марины, прошла через двор, где цветы сестры Инны пышно разрослись и пьянили пряными ароматами. И вошла в дом старейшины.

– Любовь Васильевна, проходите! – сказал Всеволод.

Ну ладно, я прошла по обыкновению в библиотеку.

– Не туда! – крикнул из соседней комнаты Всеволод, – сюда идите, в кабинет. Здесь никто не подслушает и не помешает.

Мда, начало было многообещающим. Прямо уж любопытно стало.

Я вошла в кабинет старейшины «Союза истинных христиан» и огляделась. Здесь обстановка коренным образом отличалась от обстановки остальных комнат. И хоть я нигде, кроме библиотеки не была, но, проходя через прихожую, мельком видела через распахнутые двери другую комнату – и везде обстановка была у Всеволода крайне аскетичная.

Здесь же, наоборот, дубовые резные стеллажи для книг, часть открытые, часть – закрытые. Явно работа непростого краснодеревщика. Посередине кабинета – массивный стол, крытый зелёным сукном, стул, где сидел сам старейшина, напоминал небольшой трон, инкрустированный дорогим поделочным камнем камин, на полу – затейливые узоры паркета и небольшой ковёр ручной работы под двумя мягкими креслами.

Мда, а Всеволод-то, оказывается, тот ещё гедонист-затейник. Никогда бы не подумала.

– Нравится? – просто спросил старейшина и я кивнула.

Ну не буду же я ему говорить, что обстановка меня ошеломила. Не то, чтобы я никогда раньше такого не видела, видела, и не такое, но вот кабинет этот был как бы чужеродным элементом, который, казалось, выдернули из другой обстановки и поместили сюда, в убогое аскетичное хозяйство закоренелого холостяка.

– Я здесь морально отдыхаю, – вздохнул Всеволод. – Так раньше мы жили.

Я не стала расспрашивать, где же живут советские люди в таких хоромах, явно он не из простых обывателей.

Тем временем Всеволод сполна насладился моим растерянным видом и, когда я села напротив, сказал:

– Письмо готово.

– В смысле? – сперва не поняла я.

– Письмо для Ростислава, – пристально глядя мне в глаза, сказал Всеволод. От него полыхнуло сдерживаемым раздражением.

– А! Теперь понятно! – кивнула я, – я уже и забыла со всеми этими проблемами и мероприятиями. Думала, вопрос отложен на неопределённый срок.

– Я никогда ни о чём не забываю, Любовь Васильевна, – сдержанно похвастался Всеволод, – пришлось повозиться, пока мой знакомый гравёр скопировал всё идеально.

– Эммм… Всеволод Спиридонович, – замялась я, – я понимаю и полностью поддерживаю мысль, что оригинал Ростиславу давать в руки никак нельзя. Но у меня сомнение…

– Можете говорить смело, Любовь Васильевна, – подбодрил меня старейшина. – здесь нас никто не подслушает.

– Вы не боитесь, что когда текст письма прочитают те, кому Ростислав его потом передаст, и узнают что «Союз истинных христиан» тогда вел переписку с Гитлером, то судьбу конфессии я прогнозирую как малооптимистичную. И это в лучшем случае.

– Не волнуйтесь, Любовь Васильевна! – самодовольно улыбнулся Всеволод, – я всё предусмотрел. Копировальщик срисовал только вид букв и состарил бумагу. А вот текст послания мы немного подправили. Точнее полностью переписали…

– Так как вам надо, – понятливо подхватила я.

– Именно так, – с хитринкой взглянул мне в глаза Всеволод и мы дружно рассмеялись.

– Давайте сюда, я передам его Ростиславу, – я протянула руку и бережно приняла копию письма.

– Потом сразу же мне расскажете, – впился в меня требовательным взглядом Всеволод.

– Конечно, – кивнула я, – сразу же всё и расскажу.

– Теперь такое, – со вздохом задумчиво посмотрел на меня старейшина, – он захочет узнать, что вы хотите за эту услугу. Услуга немаленькая, и он это понимает. И что вы планируете?

– Но мы договаривались, что он поможет мне попасть в Бруклин, – ответила я.

– Это вы тогда договаривались, – покачал головой Всеволод, – но с тех пор вы сами прекрасно нашли несколько способов как туда попасть. И все здесь об этом знают. Думаю, скоро вы уже туда поедите. Надеюсь, на это…

– Я тоже надеюсь, – согласилась я.

– Так что вы потребуете от Ростислава за это? – нахмурился Всеволод, – повторюсь, услуга немаленькая. Если бы Ростислав передал настоящий текст послания, то даже говорить не хочу, чем бы это чревато для всех нас было…

Я сдержала ухмылку. Надо же – «для нас». Это письмо простых прихожан никак не коснётся. Тем более дела минувших дней. А вот лично Всеволоду я вангую крах карьеры.

Но вслух сказала:

– Есть у меня одна просьбочка, которую нужно выполнить, и то срочно.

– Ну-ну, интересно, – заинтересовался Всеволод.

А я возьми и расскажи ему о мордовороте с золотой цепью, который выкупил землю под домом моего отца.

– Ну и вот, – закончила я, – попрошу его посодействовать, чтобы землю не трогали. А лучше, чтобы выкупить её нам и нашим соседям.

– Ростислав вам ничем не поможет, – покачал головой старейшина, – он балабол. Только амбиции и глупость. А вот я могу. Есть у меня в нашей администрации свои люди.

– Хм… – только и сказала я.

– Давайте поступим так. – предложил Всеволод, – я порешаю вашу проблему, а вы взамен попросите у Ростислава услугу, нужную мне?

– Да я не против, – удивлённо пожала плечами я, – для меня главное, порешать все дела и выполнить обещания. А что за услуга?

– Когда вы планируете передать Ростиславу письмо? – спросил Всеволод.

– Надо бы сегодня, но максимум – завтра вечером, – ответила я, – завтра с утра просто у Анжелики первый экзамен в училище.

– Отлично. Тогда после экзамена, как только освободитесь, загляните ко мне, – сказал Всеволод, – я расскажу вам, о чем надо попросить Ростислава. Сегодня ещё сказать не могу, надо сперва кое-что уточнить.

– Хорошо, – кивнула я, мимоходом заметив, как изменился взгляд Всеволода.

Пауки в банке. Иначе и не скажешь.

А мне приходится крутиться и изворачиваться, чтобы манипулировать ними.

Из дома старейшины я выходила окрылённая, что моя проблема с деревней будет решена, так что пропустила тот момент, когда нос-к-носу столкнулась с лучезарной Мариной.

– Какие люди и без охраны! – рисуясь, пропела она, явно рассчитывая, что собравшиеся неподалёку прихожане, среди которых было немало её приятельниц и знакомых, всё это услышат.

– И вам не хворать, – кивнула я и уже хотела пройти дальше, как Марина прямо-таки заступила мне дорогу:

– А что это вы к Всеволоду Спиридоновичу зачастили, а, Любовь Васильевна? – проворковала она, – не староваты ли вы для всего этого?

– Возможно, я и старовата, если брать сугубо биологический возраст, – в тон ей ответила я, также растягивая слова, – но зато на фоне некоторых плохосохранившихся тёток я выгляжу просто отлично. Рекомендую брать с меня пример.

И я смерила Марину столь говорящим взглядом, что ни у кого даже сомнений быть не могло, кого именно я имею в виду под термином «плохосохранившиеся тётки».

Дамочки, что стояли неподалёку, рассмеялись. А Марина вспыхнула и пронзила меня злым взглядом.

Но я не стала оставлять последнее слово за ней и давать возможность сохранить лицо. Я просто обошла её по широкой дуге и отправилась дальше.

Дома я сидела на кухне за столом, ждала, когда доварится рагу и записывала в тетрадку план. Я вообще человек-планировщик. Обожаю всевозможные планы и всё планировать. Я обычно планирую на год, на месяц, на квартал, на неделю и ежедневно. Планирую к мероприятию, планирую к выходным, планирую уборку, и так далее. И всё это я люблю записывать на список (потом я, конечно же всё уничтожаю, чтобы никто не прочитал).

Так вот сейчас я сидела и записывала «План подготовки к поездке в Америку».

Перво-наперво следовало сходить в библиотеку. Допрос Ольги Ивановны, нашего агронома из группы, показал, что она, может и была когда-то хорошим агрономом, но про инвазивные виды ни черта не знает. Точнее знает, но очень мало. Она знала только, что инвазивные виды – это чужеродные растения или животные, которые попали в чужую для себя страну и вытеснили все местные виды. Ну, так это любой школьник нынче знает.

Поэтому подготовка к поездке в Америку включала поиск тех видов растений (просто животных перевезти через кучу границ будет трудно, практически нереально), так вот нужно было отыскать те виды растений, которые наведут там такого шороху, что заставит их заняться своими проблемами и отстать от нас.

Я понимала, что это почти экологическая диверсия, или, другими словами говоря, экологический теракт, но угрызений совести я совершенно не чувствовала. Будем считать, что если я завезу им какой-нибудь борщевик Сосновского или подкину самшитовую огнёвку, то это будет очень даже небольшой расчёт за того же колорадского жука.

Вообще-то я больше склонялась к насекомым. Та же самшитовая огнёвка из пары гусениц навела шороху на тысячи гектар самшита колхидского, как помнилось мне из горячих репортажей послеолимпиадного периода в моём родном мире. Так что завезти им чего-нибудь эдакого обязательно надо. Вот только я переживала, что если буду везти в какой-то пробирочке, то не задохнётся ли там букашечка? Поэтому в библиотеку нужно было идти в первую очередь.

Вторым пунктом я написала: «Устроить Ксению в типографиюгазеты 'Нью-Йорк Таймс» по обмену. Имеется в виду обмен между филиалами секты. Наших на ихних. И Ксюша, согласно моим планам, скоро будет американкой.

Третий пункт… – я написала жирно цифру три и расхохоталась. Сюрприз для Америки я приготовила знатный. Им точно понравится.

Но дописать я не успела – в дверь позвонили.

Глава 10

К моему несказанному удивлению, на пороге квартиры стоял… Пивоваров.

– Пётр Кузьмич? – даже не смогла скрыть изумления я, – Что случилось?

– Добрый вечер, Любовь Васильевна, – чуть смущённо проговорил он, – извините, ради бога, что тревожу вас вечером. Нам нужно поговорить. Это не займёт много времени.

– Да… конечно, – растерянно кивнула я, – проходите.

Он вошел в квартиру, а я лихорадочно соображала, куда его пригласить. В детской комнате Анжелика готовилась на завтра к собеседованию. В моей же комнате места для приёма гостей вообще не было. Пришлось звать его на кухню.

– Извините, что на кухню, – сказала я, – живём в стеснённых условиях, отдельной комнаты для приёма гостей нету.

– Ничего, я по-простому привык, – снисходительно улыбнулся Пивоваров.

– Присаживайтесь, – сказала я, – сейчас рагу будет готово. Поужинайте с нами.

– Нет, Любовь Васильевна, спасибо, я не голоден, – ответил Пивоваров, но смягчил ответ, – а вот от чашки чаю я бы не отказался.

– Тогда минуточку, – я подошла к плите и поставила чайник на газ. Вытащила большой заварочный чайник с розочками. Обычно дома, для себя мы пользовались другим, попроще. А для гостей был этот. Я вытащила из ящика начатую пачку заварки, но не успела даже заварить чай, как за моей спиной раздался возглас:

– Что это⁈ – изумлённо воскликнул Пивоваров.

Я обернулась и обомлела – он смотрел на план, в моей тетради. Чёрт! Я же совсем забыла, что писала свой план и второпях бросила раскрытую тетрадь на столе. А теперь он читает. И вот что ему отвечать? Что я помогаю готовить Анжелике реферат? Ага, на тему диверсий в Америке!

– Вот уж не ожидал, – прищурился Пивоваров и вопросительно посмотрел на меня.

Я вспыхнула и отобрала у него тетрадь.

– Вы хотели поговорить, Пётр Кузьмич? – немного более резко, чем следовало, произнесла я, – ну так говорите. Я вас слушаю.

– Нет уж, – упёрся он, – мне любопытно, зачем вам такой план, Любовь Васильевна?

Я поджала губы:

– Не думаю, что вы именно за этим пришли, Пётр Кузьмич, – я сделала чай и поставила перед ним на стол чашку. – Так о чём вы хотели поговорить?

– Уже особо ни о чём, – он смотрел на меня каким-то непонятным взглядом, а потом всё же не выдержал и сказал, – так вот для чего вы всё это затеяли, Любовь Васильевна, да? А я-то, старый дурак, всё думаю, что происходит?

Я не ответила. Молча смотрела на него, раздумывая, как бы его выгнать из квартиры? И чтобы как-то без скандала. И чем для меня обернётся то, что он теперь всё знает?

– Любовь Васильевна, – весь подобрался Пивоваров, видя моё настроение, – вообще-то я пришел с вами поругаться. Но теперь вижу, что мы вполне могли бы быть и соратниками.

– Соратниками? – удивилась я, – вы тоже любите вязать салфетки крючком?

– Причём здесь крючок и салфетки? – теперь уже удивился он.

– При том, – ответила я, – что других увлечений у меня нету.

– Я вижу, – ехидно усмехнулся он и добавил, – всё по заветам великого Ленина? «Взять почту, телеграф, телефон, мосты и вокзалы»?

– Почему телеграф?

– Так он писал в своей статье о планировании вооруженного восстания, чтобы вся власть перешла к Советам. В октябре семнадцатого года.

– Я не планирую вооруженное восстание, – ответила я, но уши предательски вспыхнули.

Пивоваров заметил это и ещё более ехидно хмыкнул:

– Теперь мне стал понятен принцип, по которому вы отбирали кандидатуры. Ксюша должна будет работать в газете и несколько раз подменить тексты передовиц на нужные вам по смыслу? Сиюткина – устроить экологический теракт? Комиссаров взорвать коллектор?

– Не взорвать, просто испортить, чтобы дерьмом все улицы залило там, – вздохнула я, понимая, что меня только что полностью раскрыли.

– А Кущ?

– Он учитель физики. Он нужен для общего руководства этим всем… – поджала губы я.

– А эти две свиристелки? Рыбина и Белоконь? От них-то какой толк? Я не пойму.

– Они должны будут ходить по мероприятиям, и делать мелкие социальные диверсии – собирать и распускать слухи, подбрасывать листовки, – поникла я.

– А я?

– А вы – юрист. Хороший юрист, – подняла голову и вызывающе посмотрела на него я, – кто-нибудь из наших может в любой момент засыпаться. Нам нужен будет юрист.

– Ну, спасибо на добром слове, – чуть приосанился Пивоваров, – а то я уже решил, что мой удел – старушкам заборы ремонтировать.

Я промолчала.

– Получается, вы создали команду и сейчас натаскиваете её для последующих задач в Америке? – догадался Пивоваров.

Я не стала ни подтверждать, ни опровергать. Весь мой такой стройный и красивый план сейчас рушился прямо на глазах. И вот что делать? Убить его что ли? Так Анжелика дома. И куда я потом дену труп?

Пивоваров, видимо, поняв по моему взгляду, о чём я сейчас думаю, торопливо сказал:

– Раз так, Любовь Васильевна, то я целиком и полностью на вашей стороне. Можете рассчитывать на мою всестороннюю поддержку! Во всём!

Я промолчала. Потому что не знала, что говорить. Тем временем, Пивоваров, очевидно, поняв, что мне нужно время на подумать, сказал:

– А Таисия эта зачем? Только склоки провоцирует. Всех уже задолбала. Её же скоро дружно бить начнут…

– Вот за этим и нужна, – призналась я, раз деваться было всё равно некуда.

– Не пойму… – покачал головой Пивоваров.

– Есть такая наука, Пётр Кузьмич, – пояснила я, – называется «конфликтология». Если команда сразу не может сработаться, значит, им нужен общий враг, против которого все объединятся и начнут бороться.

– Умно! – оценил мою задумку Пивоваров. – И, кстати, уже начало работать. Ещё не на сто процентов, но скоро будет.

Я лишь пожала плечами, мол, к тому и стремимся.

– В общем, можете во всём на меня рассчитывать, – очень серьёзно сказал Пивоваров.

– Зачем это вам, Пётр Кузьмич? – устало спросила я.

– Понимаете, Любовь Васильевна, я старый коммунист. – Загорячился Пивоваров, – И жил я в Советском союзе, гордился этим и верил, что скоро наступит коммунизм, верил во всеобщее равенство и братство. Да, были у нас перекосы, было много… эммм… всякого, но я верил, что скоро это исчезнет. Нужно немного ещё подождать, поднажать, поработать. Подождали… на свою голову. И сейчас я смотрю, как все наши идеалы растоптаны, как такая великая страна рухнула. Как наши «старшие братья», снисходительно похлопывая нас на плечу, раздают жевательную резинку. Примерно то же самое они уже сделали с индейцами у себя на континенте. Теперь полезли к нам. Засирают нашим детям мозги… Не могу смотреть на всё это, Любовь Васильевна! Сердце кровью обливается! И что самое обидное – никому нет никакого дела! Все радостно жуют эту жвачку, смотрят тупые передачи по телевизору, и не обращают внимания, как нашу страну дерибанят. И свои, и «старшие братья». Эх!

Он обречённо махнул рукой и его плечи поникли.

Мы ещё долго сидели с ним на кухне и разговаривали о нашем прошлом, о будущем, о детях, и о том, что нужно сделать, чтобы вернуть Страну Советов.

И лишь, когда он ушел, я подумала – а интересно, зачем он приходил?

Наступил «день Икс». Я с самого утра места себе не находила. Слонялась среди толпы таких же взволнованных родителей, ожидающих своих чадушек.

И вот Анжелика вышла из кабинета, где проходило собеседование, и радостно, на весь коридор, воскликнула:

– Я поступила! – от восторга она аж взвизгнула и закружилась на одной ножке, так, что юбка поднялась колоколом.

– Тише ты, люди смотрят! – сдерживая облегчённую улыбку, сделала замечание я. – я даже не сомневалась, что ты поступишь.

– Правда? – счастливая улыбка осветила ее лицо.

– Абсолютная правда, – подтвердила я, не став рассказывать, сколько мне пришлось выбегать, чтобы она попала на собеседование вне конкурса.

Пока Анжелика бегала в какой-то кабинет, узнавала что там дальше, ко мне подошла знакомая женщина, Лариса, и шепнула на ушко:

– Моя Олечка тоже поступила! Представляете⁈ Спасибо вам!

Я кивнула, мол, я старалась.

– Как с вами рассчитываться? – проворковала Лариса. – Сынуля Славочки завтра собеседование будет проходить. А у Иринки доча только послезавтра. Они сами потом к вам подойдут.

– Но вы же передали деньги, – удивилась я.

– Так то было «туда», – зарделась она, – а вам сто и юристу пятьдесят. А теперь Ольга поступила и я так рада. Давайте я вас в ресторан приглашу? И юриста вашего?

Я внутренне поёжилась – не хватало, чтобы меня тут коллективно поили.

– А вы где и кем работаете? – спросила я, забирая юридический «договор» обратно.

– Я на автовокзале диспетчером, – с гордостью ответила она.

Ну так себе связи. И я продолжила допрос:

– А ваш муж где?

– Он в администрации, в отделе по контролю и земельному кадастру.

– Во-о-оот! – удовлетворенно протянула я. – Я бы проконсультировалась с вашим мужем. И мы будем в расчёте. Пойдет?

– Конечно, пойдет, – довольно согласилась тетка.

Ну а что – консультация в ее понимании – это бла-бла-бла, а в ресторан сводить – это деньги. А так такая экономия.

Договорились на завтра.

Вот и отлично. У меня уже шестьсот долларов заработано. Завтра, может, ещё тысячу двести заработаю, если повезёт. Если не повезёт, то и так нормально. Эх, люблю делать деньги из воздуха! Жаль, не всегда это получается.

Лучезарная Марина, хоть и была вся такая намоленная и «воцерковлённая», затаила на меня зло. Так-то мне её переживания побоку. «Невиноватая я», как говорится. Но ей же мало было затаить зло и молча страдать.

Нет, Марина страдала громко и самоотверженно.

Я как раз шла на встречу с Всеволодом, мы вчера договорились, что он мне скажет, какую услугу взять с Ростислава взамен письма, как дорогу мне опять перегородила Марина.

– Вот мне интересно, – начала она издалека, явно играя на публику, коей скопилось достаточно. – Вы же, Любовь Васильевна, крещение не приняли, на молебны не ходите. Зато ездите то в Норильск, то в Америку, говорят, собираетесь? С чего это вам такие преференции?

Я пожала плечами и попыталась пройти, но Марина встала намертво. В народе говорят – «раскарячилась»:

– Нет! Отвечайте!

Я аж застыла. И вот что её – матом послать? Ну так неудобно. Тем более люди тут такие. Пусть это и секта, но они в Бога веруют. Нельзя материться. Но и вежливо отвечать отчего-то не охота.

Пока я размышляла, раздался сердитый окрик:

– Маринка, что ты опять комедию устроила тут? Нарываешься на пару ласковых? Так я тебе их сказал, когда тебя за неуспеваемость из института на первом курсе отчислили. Но с тех пор ума ты не набралась, я смотрю.

Я обернулась – там стоял Пивоваров и сердито отчитывал Марину. От его злых слов вся её лучезарность моментально потускнела, и она поторопилась ретироваться.

– Спасибо! – благодарно улыбнулась я.

– Ты если что, говори, разберёмся! – по отечески велел Пивоваров, – а то ишь. Моду взяли, в Доме молитв разборки устраивать. Да что с них взять, бабьё!

Я сдержала улыбку, Пивоваров воспринимал меня уже как соратника и совершенно забыл, что я тоже «бабьё».

В доме Всеволода было шумно. Он с кем-то разговаривал по телефону из библиотеки. Очевидно, что-то секретное, так как он плотно прикрыл дверь. Чтобы я не слышала.

– Любовь Васильевна, подождите, – велел он, и мне пришлось сидеть на невысоком пуфике в прихожей, ждать, так как в библиотеке был он, а в кабинет в своё отсутствие он меня не пригласил.