Текст книги "За пределом. Инструкция к бессмертию"
Автор книги: А. Эверс
Жанр:
Прочая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Лиля уже была на второй курсе института, изучала генетику и параллельно брала дополнительные занятия по биофизике, когда в лаборатории Глории было принято решение о расширении. Её офис переехал в престижный бизнес-центр, а Глории разрешили взять себе помощника и добрать в свой отдел ещё одного сотрудника. Нельзя сказать, что разработки её отдела приносили большой доход фирме – далеко не самый большой. Но так как с появлением Глории прогресс в разработках лекарств от старения значительно продвинулся вперёд и препараты фирмы начали пользоваться спросом, по крайней мере, на внутреннем рынке исследовательских компаний, то у директора были все основания полагать, что Глории удастся разработать комплексное и универсальное средство.
Её директора, Сергея Гургеновича, это лекарство интересовало скорее в личных целях. Глория считала, что он спонсирует её отдел ещё и потому, что подозревает, к каким результатам могут привести её проекты. Глория считала, что он коварен, безжалостен, а его внутренний мир несбалансирован, хотя никогда никому не говорила о своём мнении и вела себя всегда уважительно по отношению к нему. Слишком много разума и совсем нет понимания о сочувствии и сострадании. Если хоть немного разбираешься в людях, всё это можно прочесть по одному его взгляду, мечущемуся в поисках скрытой от него истины. В то же время за последние семь лет два раза Глории приходилось видеть, как он выходил из себя. Полным контролем над своими эмоциями он не обладал. За его холодной недюшеновской улыбкой33
«Дюшеновская улыбка» – искренняя улыбка, которая характеризуется сокращением мышц вокруг глаз. Гийом Дюшен де Булонь подробно изучал психологию улыбки и научился различать фальшивую и искреннюю улыбки.
[Закрыть] всегда крылось презрение ко всем, с кем он общается. Если бы это не считалось верхом неуважения, он бы предпочёл не общаться ни с кем напрямую, а использовать своего личного помощника для этих целей. Впрочем, личного помощника в общении с людьми он привлекал не столь часто, как своих телохранителей. Вот кто был его настоящими и единственными друзьями. Их беспринципность и непоколебимость красноречиво говорили о способах ведения бизнеса, применяемых Сергеем. Но ещё лучше они свидетельствовали о том, что Сергей Гургенович очень опасный человек и держаться от него стоит подальше.
Глава 2. Неразрешимая загадка безысходности.
Посвящая каждый день науке, у неё почти не осталось времени на простые человеческие взаимоотношения. За последние три недели она только кратко и по делу говорила с мужем и детьми и несколько раз с руководством. Этим её социальные контакты ограничивались. Она испытывала острую необходимость в чувстве принадлежности к человеческому обществу, её начинали поглощать негативные эмоции отчужденности и одиночества, поэтому с работы Любовь решила поехать на метро. Она поздно возвращалась, так что толчея в час пик ей не грозила, но людей всё равно было достаточно, чтобы насладиться их присутствием, полюбоваться их разнообразием и причудами. Она заняла свободное место. Все пассажиры были чем-то заняты: читали, смотрели видео, играли в игры на смартфонах, дремали, слушали музыку, – поэтому она могла спокойно наблюдать за ними или пристально разглядывать, не опасаясь привлечь внимание. Любовь подмечала все детали: цвет носков, камни в кольцах, надписи на пакетах и майках, подведённые глаза, испуг в этих глазах, усталость, фрустрацию, счастье. Если кто-то казался ей грустным или несчастным, она про себя сочувствующе желала ему добра, любви, денег или счастья в зависимости от собственных ощущений.
– У тебя красивый маникюр, – неожиданно сказал мужчина, севший рядом.
Любовь повернулась, чтобы поблагодарить его за комплимент и замолчала на полуслове. Это оказался Смерть.
– Зачем тебе вся эта ерунда? – тихо спросил он. Окружающие и так не могли их услышать, но он не хотел нарушать её умиротворённо-расслабленного состояния. – Даже если все перестанут умирать от смерти, существуют ещё миллионы угроз, которые могут стереть человечество в порошок, хоть на Земле, хоть в космосе.
– Значит, я буду работать над созданием такого человека, которому не угрожают все эти беды.
– Ладно, представим, что ты достигла практически бессмертия, и человечеству удастся создать летательные аппараты, чтобы вовремя улететь с Земли до её уничтожения и подальше от единственной самой крупной чёрной дыры, которая уже поглотила большую часть космического пространства, но, достигнув конца Вселенной, вдруг окажется, что за её границу нельзя попасть. Любой предмет, попадающий за грань нашей Вселенной, просто расщепляется и превращается в ничто (потому что там действуют другие законы, другая материя, другое измерение). Каково будет твоё отчаяние оказаться на грани Вселенной и выбирать между уничтожением вне Вселенной и засасыванием в +6чёрную дыру, где вскоре после того, как тебя засосёт, тебя вместе во всем остальным космосом, сжатым в этой точке, разнесёт на кусочки Большим Взрывом, призванным создать новую Вселенную? Страшно? Насколько хватит тебе твоего нового технологичного тела? Чтобы дожить до взрыва и разлететься на атомы? Или чёрная дыра спагеттирует44
Спагеттирование – термин для описания визуальной деформации, удлинения объекта, приближающегося к чёрной дыре.
[Закрыть] тебя до смерти ещё на подходе? Зачем все эти многовековые страдания и для кого, если конец всё равно один, сколько бы препятствий ты не преодолела?
– Я заранее найду решения всех возможных "безысходных ситуаций".
– Не из всех ситуаций есть выход. Вот, например, жизнь заканчивается только смертью сейчас. И пока даже ты не смогла найти выход из этой ситуации. А мой предыдущий гипотетический пример с чёрной дырой подсказывает, что его в принципе не существует, – он перевёл взгляд с жалких пассажиров, которых рассматривала Любовь на неё саму. – Тебе же страшно от одной этой мысли! Я вижу, как ты впиваешься ногтями в ладонь, чтобы сдержать страх. Боишься умирать?
– Нет. Просто в твоей зарисовке – я одна. Боюсь оказаться на этой границе Вселенной одна.
– Ты прямо как смертные стала! Что изменится от того, что умирать ты будешь не одна, а вместе с кем-то?!
– Если я буду одна, мне некого будет для проверки закинуть за грань Вселенной. Может, там просто другой формат существования, невидимый глазу, а вовсе не расщепление, – премило улыбнулась Любовь.
– Ах, вот теперь узнаю эгоистичный цинизм, – и презрительно добавил, – показной. Можешь врать сколько угодно. Себя-то ты не обманешь. Боишься оступиться, сделать неверный выбор. Ты не можешь знать, что за гранью смерти, сколько бы ты ни вещала всем о том, что там ничего нет. Сомнения всё же точат. "А вдруг я ошибаюсь, вдруг я останусь одна в темноте Вселенной, единственная уничтоженная и испепелённая душа. А вдруг за гранью смерти что-то есть…"
– А что разве есть? – мимолётно спросила Любовь, надеясь, что Смерть, увлёкшись осуждениями, даст ей в пылу ответ на волнующий всех вопрос.
– Так я тебе и сказал!
Любовь усмехнулась, но промолчала в ответ. Спорить бессмысленно. Было бы хоть что-нибудь, чем он мог её завлечь, он бы уже давно выдал все секреты. Значит, нет там ничего, что могло бы её привлечь. Ни памяти, ни чувств, ни сознания. Она немного окрепла в своих намерениях и попыталась мысленно поддержать саму себя: у неё должно получиться!
– Если всё действительно так безысходно, как ты говоришь, то последний, кого засосёт в эту чёрную дыру и будет победителем в игре. Я в любом случае не останусь в проигрыше. А, как известно, победители имеют право либо на преимущество в следующем коне, либо становятся ведущими следующего кона. Будучи всезнающей и бессмертной победительницей, я явственно вижу себя в роли ведущего в новой Вселенной.
– Бога? – Смерть не сдержал смешка.
– Называй как хочешь, – Любовь выходила из себя, и в горле встал ком.
– Уверен, это невозможно, ты…
– И завидуй молча. Твои доводы меня не интересуют, – и, кусая ногти, она быстро выскочила из вагона через уже закрывавшиеся двери как раз на своей станции. Она терпеть не могла чужих сомнений. Ей нужна полная уверенность и поддержка. Ей хотелось не слышать его слов и забыть их. Теперь её саму гложут сомнения, и из-за раздражения она допустила серьёзную ошибку. Ей надо было до последнего убеждать его, что это нужно им обоим, а теперь он думает, что она хочет стать единственной, кто управляет этим миром, избавившись от него.
***
Хотя Глория и уделяла большую часть времени, отведённого семье, на воспитание дочери, про сына она тоже не забывала. Она любила этого мальчугана не меньше, чем других членов семьи, а может быть, даже и больше, поэтому давала ему больше свободы. В отличие от Лили Дэнни никогда не получал чётких наставлений и руководств к действию, но он любил мать и всячески старался добиться её внимания и восхищения. В детстве он старался подражать сестре, но позже выбрал свой путь, который также был связан с наукой, но относился скорее к её инженерной стороне. Хотя он ещё учился в школе, Дэнни уже весьма преуспел в понимании механизмов робототехники и сути программирования. Глория всё же надеялась как-нибудь заинтересовать его биоинженерией, которая отвечает за конструирование искусственных внутренних органов и клонирование.
Вернувшись с работы, Глория вновь села за анализ своих экспериментов в рабочем кабинете, по обыкновению даже не перекусив. Но заботливый сын принёс ей в кабинет чашку горячего чая и бутерброд.
– Как продвигаются исследования? – деловито поинтересовался Дэнни.
– Изначальное предсказание о влиянии теломер на продолжительность жизни не сбылось, – поделилась Глория. Она уже рассказывала всю теорию целиком и мужу, и дочери, и сыну. Нередко, когда она проговаривала в слух цели исследований и проблемы, возникавшие на её пути, в голову приходили те самые решения, которые она искала месяцами. – Их удлинение даёт лишь некоторую отсрочку в старении клеток и то не всех. Мы выяснили, что удлиненные теломеры не соответствуют по длине хроносомам, которые и отсчитывают прожитый биологический возраст, количество делений клеток. Именно хроносомы, находящиеся в клетках центральной нервной системы, отвечают за отведенный человеку срок… – она сделала паузу, давая сыну время обработать полученную информацию, и, видимо, слишком философски подвела итог. – Всё в голове на самом деле.
– Точно, так и есть, – Дэнни обрадовался, что может поддержать беседу даже на такую тему. – Мне друг недавно рассказал подходящий случай. В его доме был пожар. И в больницу с сильными ожогами попал парень тридцати лет и его соседка бабушка. И у бабули ожоги были даже хуже, чем у парня. На ней врачи сразу поставили крест. То есть, конечно, лечили, но не верили в её выздоровление. А в парне не сомневались. Только вот парень сам не видел смысла в своей жизни, так был подавлен и расстроен полученными ожогами, что в итоге не оправился и скончался. А бабуля, полная уверенности в том, что ей ещё много чего нужно сделать: внуков воспитать, квартиру отремонтировать – быстро выздоровела и как ни в чём не бывало продолжила свою жизнь. Всех врачей поблагодарила и на своих ногах из больницы ушла. Потому что всё в голове – в желании жить, в мыслях, на которые ты себя настраиваешь.
– В целом да, ты прав, но я не это имела в виду, – Глория улыбнулась, умиляясь юношескому представлению об устройстве мира. – Программа жизни заложена в клетках головного мозга…
– А ты об этом!
– Да… сейчас нам надо разгадать последовательность акромер (концевых повторяющихся и со временем укорачивающихся отрезков редусом), чтобы найти фермент, который будет их достраивать параллельно с теломеразой. Или надо придумать, как заставить акромеры копировать теломеры, – Глория поняла, что её речи начинают наскучивать сыну и упрекнула себя в том, что снова всё время говорит только о себе. – Но неважно… как у тебя-то дела, мой дорогой?
Глория пила маленькими глотками слишком горячий для неё чай и просто наслаждалась минутами общения с сыном. Разговаривая с ним, она отдыхала, даже если речь шла о делах. Работа подождёт, а в успехе она не сомневалась. В мире, который её окружал, всё говорило о том, что время для лекарства от смерти пришло. Этот вопрос занимал умы людей, хотя у большинства лишь косвенно. Люди всё ещё не дерзали думать о бессмертии открыто, но искали лекарства от старения, желали оставаться всё время здоровыми. И мечтали только в кино про вампиров. Люди давно уже подсознательно молят о новом этапе эволюции – вечной жизни. Только молить нет смысла, надо брать и делать. А раз пришло нужное время, то у неё непременно получится.
Только дома она могла так душевно поговорить и отдохнуть, потому как в лаборатории Глории работают специально подобранные сотрудники. Она тщательно отбирала их не только по выдающимся способностям, но и по психологическим аспектам. Всех своих сотрудников она про себя называла люди-миры.
Есть люди, которые живут только в чужих мирах, у них нет собственного. Они интеллектуально развиты, у них есть специфические интересы, но, когда ты с ними знакомишься, ты не чувствуешь, будто пересекаешь берлинскую стену и скоро окажешься в другом мире. Они открыты и ведут международную политику со всеми желающими, вечно путешествуют по чужим мирам. И есть люди, у которых собственные миры, которые не нуждаются во внешних контактах. Чтобы попасть в их мир, придётся отказаться от своего. Это нестрашно, если у тебя нет собственного мира. Но когда у тебя тоже свой замкнутый мир, это грозит полной потерей суверенитета. У каждого в команде Глории был свой мир, и они почти не общались без дела друг с другом. Свой мир Глория держала в тайне, будто его и вовсе нет, и свободно путешествовала по чужим. Она дружила со всеми коллегами и была их объединяющим звеном, потому что интересовалась исключительно ими и почти не говорила о себе. В её отсутствие сотрудники снова погружались каждый в свой собственный мир. Им не о чем было говорить друг с другом, кроме как о работе.
В процессе работы между коллегами отдела никогда не возникало конфликтных ситуаций, все были настроены на дружелюбное общение, но вот с более высоким начальством и сотрудниками других отделов нормально общаться удавалось только Глории и Лили. Антон Николаевич руководил всем департаментом, к которому относился отдел Глории. И это был ещё один человек, который от части объединял всех сотрудников, только причиной было не взаимопонимание, а всеобщая неприязнь к этому типу. Он старался подражать Сергею Гургеновичу, но скорее походил на школьника-подлизу, и, что больше всего выводило Глорию из себя, слишком откровенно флиртовал с Лилей, будучи на двадцать лет старше.
– Как дела, гений чистой красоты? – в этот раз Антон Николаевич радостно обнаружил, что Глория вышла из отдела, и не преминул воспользоваться возможностью сделать комплимент Лили. Свой вопрос он использовал как предлог, позволяющий слегка коснуться предплечья этой юной особы. Но Лиля тут же резко отклонилась, избегая контакта.
– Что ж ты такая стеснительная и закрытая? Нельзя быть такой застенчивой! – он вдруг занял назидательную позицию. Тот факт, что он был старше, давал ему, как он сам считал, безоговорочное право раздавать жизненные советы и поучать.
– Вы ошибаетесь, я не стеснительна и не застенчива. Просто сейчас я очень открыта, у меня как будто голая душа, которая каждым своим нервом соприкасается с этим миром, – театральным голосом вещала Лиля. – Представьте, если бы с вас сняли кожу – вы чувствовали бы малейшее дуновение ветра, и оно ранило бы, как лезвие. Тоже сейчас и со мной. Я абсолютно незащищена от этого мира, потому что открыла душу. Но так мне хочется. Хочу проветрить помещение, открыть все окна настежь. Пусть подышит этим миром. Мне нужен глоток свежего воздуха… И от того, что я сейчас совсем незащищена, ничем не отгорожена от мира, мне приходится быть очень осторожной. Слишком близкий контакт с миром мною воспринимается болезненно. То, что вы считаете застенчивостью, – это лишь моя настойчивая попытка избежать слишком близкого контакта с миром.
Антон Николаевич фыркнул в ответ и с насмешкой спросил:
– И часто с тобой такое случается?
– Всегда, когда я за работой, – с милой улыбкой заявила Лиля так, что собеседник не понял, издеваются над ним или серьёзно делятся своими нестандартными переживаниями.
– Нельзя такой быть и работать так много нельзя. Ты молодая, тебе надо подумать о муже. Тебе уже рожать пора, а ты пугаешься каждого прикосновения.
– В мире перенаселение. Зачем рожать больше? – не мудрствуя лукаво, ответила Лиля.
– Но ведь в нашей стране, нашей нации вымирание, и смертность выше прироста населения.
– Конкретно в нашей стране – да. Но в целом мире нет. Ресурсы и так на исходе.
– Так это же не из-за нас, а из-за других национальностей. Ты мыслишь слишком глобально.
– Но спасение начинается с каждого отдельно мыслящего человека. В первую очередь каждый должен подумать о том, что людей достаточно. Что пора остановиться, ограничиться одним ребенком на одного родителя или даже на одну пару. Мы сможем прогрессировать, только если каждый будет думать глобально.
– Но если ты будешь мыслить глобально, а китайцы не будут, то в мире останутся одни китайцы, например, или другая плодовитая нация, а твой род исчезнет.
– Я не отказываюсь от своего рода. Я лишь говорю, что надо ограничить этот род, чтобы будущему поколению было где жить и чем питаться. Иначе – не останется ни меня, ни китайцев, никого из людей. Если китайцы не могут это сами понять, значит, придётся им внушить, объяснить, принудить. Но только после собственного показательного примера. Все уровни существования взаимосвязаны – начиная с чистоты помыслов отдельного человека и заканчивая сознательностью всего человечества. Банальный пример. Если каждый отдельный человек не готов распределять мусор для дальнейшей переработки и показывать таким образом пример своим детям, то и правительству незачем строить соответствующие перерабатывающие заводы и организовывать урны с раздельным сбором мусора. Ничего страшного, если я разок поступлю неправильно, не выскажу своё мнение, не подпишу петицию, не проголосую, выброшу батарейки в урну для бумаги, сорвусь на ком-то, буду судить о людях, будто они все склоны к самым худшим поступкам, не пытаясь их оправдать, или обвинять другого за его личные качества, а себя оправдывать обстоятельствами – это и есть всеобщий хаос, беспорядок. Всего разок, но от каждого в мире, и не даёт эволюции и прогрессу сдвинуться дальше. Не даёт шагнуть в более осознанную реальность, где можно было бы жить вечно, трудиться только в интересах всеобщего развития и только тогда, когда тебе хочется, отдыхать, сколько хочется, жить, где хочется, и быть, кем хочется, без каких-либо ограничений. Наш мир до сих пор далёк от совершенства, управляется единицами и не самыми благородными, потому что в таком несовершенном и плохо воспитанном обществе попасть на верхушку мира можно только такими же далёкими от совершенства методами.
– Жить вечно! Не работать! Придумаешь тоже! – возмутился Антон Николаевич. – Лиля, кто же забил вашу голову такой ерундой? Наслаждайтесь моментом и радуйтесь всему.
– А что из перечисленного, по-вашему, противоречит получению удовольствия от жизни? Распределение мусора? Вам нужно непременно бросить мусор на улице, чтобы чувствовать себя счастливым?
– Нет, конечно, меня пугает не мусор от продуктов. А мусор в голове. Если всё время думать о целом мире и жить с такими мыслями, то для радости совсем не останется места.
– В моей жизни хватит места всему, а теперь, если позволите, я всё-таки продолжу, пока не забыла, что делала, – Лиля поняла, что допустила ошибку, проговорившись о вечной жизни и мечтах о совершенном обществе, и тут же поспешила закрыть тему для разговора. Она чувствовала внутренний протест, недовольство этим индивидуалистом и готова была защищать свои идеи до последнего, но понимала, что должна лучше оберегать свои мечты. Их и так за две минуты сравняли с мусором, дальнейший спор с дураком ни к чему хорошему не приведёт.
Разработкам в лаборатории не было конца, но Глория не думала об этом, не думала о том, сколько времени это займёт. Главное, чтобы жизни хватило. Не думая о всём объёме целиком, а выполняя задачи шаг за шагом, она продвигалась куда быстрее, чем можно было предположить. Она и сама понимала, что у любого, кто попытался бы охватить и осознать всю задачу целиком, опустились бы руки, поэтому даже для сотрудников старалась делить все задачи на небольшие подзадачи, с которыми они легко и быстро справлялись. Но кроме разработок было ещё много других проблем, которые необходимо было продумать и решить ещё до создания лекарства от старости и смерти.
Глория перебрала в голове сотни и тысячи вариантов развития событий. Любому человеку, который узнает об этом лекарстве, сразу станет очевидна проблема быстрого перенаселения планеты, кризиса экономики и истощения ресурсов. Заставить людей ограничиться одним ребёнком до момента колонизации Марса или других планет? Заставить их всех работать в направлении развития на общее благо? Заставить их думать о будущем и перестать жить одним моментом? Всё это кажется намного сложнее, чем убить изобретателя лекарства и позволить лишь самой верхушке влиятельных и богатых людей оставаться бессмертными. Заявляя об открытии, она моментально поставит под угрозу и свою жизнь, и жизни всех, кого она знает. Скрыть от всех?! Дать лекарство только тем, кто ей дорог?! Варианты кишели в голове, строя схемы по теории игр. Предугадать действия других невозможно. Но можно, как в шахматах, продумать все ходы, разыграть в голове все партии и выбрать ту, которая будет выигрышной для каждого отдельно и всего человечества в целом.
Еда, животные, энергия, вода. После тщательного изучения всех вопросов у Глории не осталось сомнений в том, что это всё при должном отношении восполняемые либо заменяемые источники. Под вопросом только уровень рациональности населения планеты. Их адекватность и разумность, о которых можно легко судить по выпускам новостей, слишком часто вызывают сомнения. И самый сложный вопрос: каким образом заставить людей хотя бы на время ограничить себя в новых детях? Наказывать смертью? Делать очереди на детей? Насколько безумны должны быть люди, чтобы пришлось принуждать их к такому?!
Глория часто делилась своими мыслями не только по поводу разработок, но и по поводу дальнейшего развития событий с Лилей, Алексом и даже Дэнни. С Лилей – потому что она разделяла её мечты, с Алексом – потому что он никогда не высмеивал и всегда старался помочь. С Дэнни – потому что он отличался невинным и простым взглядом на мир, приемлющим всё и всех.
– Чем ты так обеспокоена, мам? – Дэнни зашёл в комнату, чтобы распечатать свою домашнюю работу для университета, и прервал мысли Глории, когда она пыталась набросать очередную линию развития событий в мире с появлением лекарства. Их было так много, что она решила записать всё, сидя на диване в гостиной с чашкой какао и маршмеллоу.
– Я не уверена, что все будут рады моим лекарствам. И кто-то возможно будет настолько против, что его запретят.
– Почему ты думаешь, что кто-то будет против? – Дэнни по-ковбойски сел в крутящееся кресло напротив.
– Некоторые считают, что реальность похожа на сон, – Глория внимательно рассматривала лицо сына. Когда он успел так вырасти? Недавно был наивным мальчишкой, маленьким сынишкой, а теперь она с ним уже разговаривает, как со взрослым, как совсем с другим человеком. – Такие люди верят, что, умирая здесь, они «проснутся» в каком-то другом мире, другой реальности или в другой форме жизни более высокой и развитой. Они называют эту другую форму жизни душой. Поэтому где-то глубоко в подсознании очень многие боятся вечной жизни на Земле. Они боятся, что, выбрав вечную жизнь здесь, они потеряют её там, как бы умрут в том «загробном» мире, не смогут никогда туда попасть, упустят возможность узнать все тайны и секреты мироздания, кроющиеся за завесой смерти. Но никакого мира там нет, и никакие тайны им не откроются.
– Почему ты так уверена в этом? Может, там и есть что-то? – хитро улыбнулся Дэнни, и на доли секунды ей показалась эта улыбка похожей на чью-то ещё. Тёмные волосы, оливковые глаза – весь в отца.
– Нет никакого смысла скрывать какие-то важные вещи от живущих и потом выдавать их мёртвым, которые уже ничего не смогут изменить. Это абсолютно бессмысленно. Все тайны можно раскрыть, только оставаясь живым. Жизнь и сознание людей – это активность нейронов мозга, и единственная более высокая форма развития, которая им доступна на данный момент, – это постоянно поддерживать жизнь нейронов в теле. Потом, возможно, они научаться создавать более совершенные тела и формы существования. Но первый шаг к принятию этой новой формы и этапа развития – это отказ от смерти.
Ещё одна из причин, по которой люди не хотят отказываться от смерти, это их неспособность смириться. Смириться с тем, что те, кто умер, уже никогда и нигде не встретятся на их пути, хотя даже я не исключаю, что накопленные умершими знания и информация хранятся где-то в информационном поле, если такое существует. Если это так, то такая информация по сути являлась бы ими самими. Но чтобы узнать это наверняка, потребуются ещё тысячи или миллионы лет, а для этого нужно отказаться от смерти.
– Но, если ты всё объяснишь людям, как мне сейчас, они точно примут твоё лекарство! – радостно подбадривал Дэнни. Глория грустно улыбнулась в ответ – ей бы столько оптимизма.
– Я спрашивала некоторых людей из любопытства, хотели бы они получить такое лекарство. Нередко даже те, кто боятся смерти и не верят в «жизнь после», говорили, что отказались бы принять это лекарство, если бы оно у меня было. Может, и лукавили. Но ведь не могли знать наверняка, что у меня его нет…
– Почему?! – возмутился Дэнни.
– Не знаю. Я этого не спрашивала, – Глория задумалась и рассмеялась своей догадке. – Вероятно, потому что, когда все умирают, они не хотят чем-то отличаться от других. Страшно быть не таким как все. Люди всегда будут этого боятся, пока не познают суть бытия. Только самые самобытные не побоялись бы.