Текст книги "Дом стрелы"

Автор книги: А Мейсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Ано застыл как вкопанный с папкой на ладони, как будто взвешивая ее. Джиму показалось, что он приведен в замешательство. Наконец детектив положил папку в ящик и бесшумно задвинул его.

– Итак, ваша лондонская фирма получила сведения, мистер Фробишер!Чуткое ухо Фробишера уловило в спокойном голосе Ано нотки угрозы.– А сегодня только среда! В наши дни новости распространяются на удивление быстро! Что ж, вашу фирму информировали правильно. Поздравляю. Один ноль в вашу пользу.

Джим Фробишер сразу ухватился за эти слова. Всю дорогу он думал, какой подход к детективу может оказаться наиболее эффективным. Полное горечи замечание Ано предоставило ему благоприятную возможность.

– Но, мосье Ано, я вовсе не придерживаюсь подобной точки зрения,энергично запротестовал Джим.– Счастлив вас заверить, что между нами не должно быть никакого антагонизма. В противном случае я бы оказался в проигрыше. Не сомневаюсь, что вами движет только стремление добиться истины. Мое же желание состоит в том, чтобы вы смотрели на меня как на скромного коллегу, который в случае удачи может оказать вам посильную помощь.

На лице Ано мелькнула улыбка, и оно вновь стало добродушным.

– Грубая лесть всегда идет на пользу,– усмехнулся он.– О какой помощи вы говорите, мистер Фробишер?

– При мне два письма Бориса Ваберского с требованием денег, причем второе из них содержит угрозы. Оба получены моей фирмой до того, как он предъявил обвинения, и, разумеется, остались без ответа.

Джим достал письма из продолговатого конверта и передал их через стол Ано, который медленно прочитал их, переводя в уме текст на французский. Фробишер наблюдал за ним, ожидая увидеть на его лице облегчение или удовлетворение. Но никаких изменений не произошло, а когда Ано посмотрел на него, в его взгляде светилась досада.

– Несомненно, эти два письма достаточно важны. Но мы не должны преувеличивать их значение. Дело очень сложное.

– Сложное?– вскричал Джим. Ему казалось, будто он тщетно колотит в непробиваемую стену тупости. Тем не менее сидящий перед ним человек отнюдь не выглядел тупым.– Не понимаю! Ведь это самый явный случай шантажа, какой только можно вообразить.

– Шантаж – скверное слово, мистер Фробишер,– предупредил его Ано.

– И скверное деяние,– отозвался Джим.– Если Борис Ваберский живет во Франции, мосье Ано, вы должны что-то о нем знать. У вас наверняка имеется досье...

Ано расплылся в улыбке, весело погрозив посетителю пальцем.

– Досье! Я ожидал этого слова. Вы тоже верите в великую легенду о Франции и ее досье, мистер Фробишер. Если в стране иссякнут угольные копи, она сможет согреться, сжигая свои досье! В тот момент, когда вы впервые высаживаетесь в Кале {Кале – портовый город на севере Франции, на берегу пролива Па-де-Кале}, на вас заводится досье, куда вносятся все ваши поступки – едете ли вы в Париж, обедаете ли в отеле "Риц", ходите ли туда, куда ходить не следует, и так далее. А если вы возвращаетесь в отель позже обычного, вам не по себе, так как вы уверены, что где-то в ночи шестеро чернобородых чиновников при свете ламп с зелеными абажурами записывают все это в ваше досье! Погодите!

Ано внезапно поднялся со стула, приложив палец к губам и широко открыв глаза. На цыпочках он подошел к двери, бросил быстрый взгляд на Фробишера, бесшумно повернул ручку и открыл дверь внутрь. Этот классический способ застигнуть подслушивающего врасплох, применяемый в сотнях комедий и фарсов, был спародирован настолько точно, что Джим даже здесь, в одном из кабинетов Сюртэ, почти ожидал увидеть любопытную горничную, от неожиданности упавшую лицом вниз. Но он не увидел ничего, кроме мрачного коридора, освещенного электричеством, где люди терпеливо ждали своей очереди. Ано закрыл дверь, облегченно вздохнув.

– Премьер-министр нас не подслушивает. Мы в полной безопасности,громким шепотом объявил он и, вернувшись к Фробишеру той же бесшумной походкой, удивительной для его массивной фигуры, наклонился и зашептал на ухо ошеломленному молодому человеку: – Я могу рассказать вам об этих досье. На девять десятых они состоят из сплетен, которые консьерж передает полицейскому, считающему, что каждому было бы лучше пребывать в тюрьме. "Во вторник этот мистер Фробишер вернулся в час ночи,– сообщает консьерж,– а в четверг – в три, причем в маскарадном костюме", полицейский докладывает, что мистер Фробишер ведет беспорядочную жизнь, и эти сведения попадают в ваше досье. Но мы здесь в Сюртэ, подобно вашей мисс Бетти Харлоу, отмахиваемся от них.

Джим Фробишер обладал упорядоченным умом и не привык к столь быстрым переменам настроения. Минуту назад Ано был серьезным служителем закона, а сейчас без всякой подготовки ударился в буффонаду, предаваясь ей с наслаждением подростка или клоуна. Джиму казалось, что он слышит звон бубенцов на его шутовском колпаке. Он молча уставился на Ано, который с печальной улыбкой опустился на свой стул.

– Если нам предстоит совместная работа в Дижоне, мосье Фробишер, она не доставит мне такого удовольствия, как работа с моим дорогим другом мосье Рикардо в Эксе. Он бы наблюдал эту маленькую пантомиму, выпучив глаза и шепча: "Значит, премьер-министр приходит по утрам подслушивать у вашей двери?" Его бы это потрясло до глубины души. А вы холодно смотрите на меня и думаете: "Этот Ано обычный фигляр!"

– Вовсе нет,– серьезно возразил Джим.– Я очень рад, так как ваши слова подали мне надежду, что мы будем работать вместе.

Ано склонился вперед, опираясь локтями на стол.

– Вы были искренни и откровенны со мной,– дружелюбно сказал он,поэтому я облегчу вам душу. Ни префект полиции Дижона, ни я не принимаем всерьез обвинение этого Ваберского. Но раз речь идет об убийстве, необходимо тщательное расследование.

– Разумеется.

– И конечно, за этим что-то кроется,– продолжал Ано, удивив Джима тем, что произнес почти ту же фразу, что и мистер Хэзлитт вчера, хотя один из них говорил по-английски, а другой по-французски.– Как адвокат, вы должны это знать. Какой-то мелкий, но неприятный факт, который лучше держать при себе. Но дело достаточно простое, а с этими двумя письмами, которые вы принесли мне, оно станет еще проще. Мы попросим Ваберского объяснить эти письма и некоторые другие вещи. Посмотрим, как ему это удастся. Тело мадам Харлоу сегодня будет эксгумировано, врачи дадут свое заключение, после чего дело, несомненно, закроют и вы сможете разбираться с Ваберским, как вам будет угодно.

– Л тот маленький секрет?– спросил Джим.

Ано пожал плечами.

– Разумеется, он станет известен. Но какое это имеет значение, если эта известность ограничится кабинетом магистрата?

– Никакого,– согласился Джим.

– Мы вовсе не так болтливы, и ваша юная клиентка сможет спать спокойно, не опасаясь, что ей причинят вред.

– Благодарю вас, мосье Ано!– горячо воскликнул Джим Фробишер, удивляясь испытываемому им колоссальному облегчению. Он был охвачен жалостью к незнакомой девушке в большом доме, преследуемой полубезумным негодяем и не имеющей ни одного защитника, кроме подруги своего возраста.– Для меня это хорошая новость.

Но его тут же одолело сомнение в искренности человека, сидящего напротив. Каким бы неопытным ни был Джим, он не желал, чтобы его подцепили на крючок и выбросили на берег, как безмозглую рыбу. Не являлась ли теперешняя искренность Ано столь же притворной, как и его иные настроения? Сначала неумолимый судья, потом шут, а теперь друг! Что было притворством, а что правдой? К счастью, существовал вопрос "на засыпку", который только вчера задал мистер Хэзлитт, глядя в окно на Расселл-сквер. Джим повторил его.

– Говорите, дело простое?

– Проще не бывает.

– Тогда, мосье Ано, почему полицейский судья Дижона счел необходимым обратиться за помощью к одному из шефов парижской Сюртэ?

По-видимому, Ано ожидал этого вопроса. Он устремил на Джима оценивающий взгляд и кивнул.

– Я расскажу вам все, если вы дадите слово, что это останется строго между нами. Дело очень серьезное.

На сей раз Джим не сомневался ни в искренности, ни в Дружелюбии Ано. Они буквально озаряли его лицо, словно яркое пламя.

– Даю вам слово,– сказал Джим и протянул руку.

Ано пожал ее.

– Тогда я могу говорить свободно.– Он достал голубую пачку абсолютно черных сигарет.– Закуривайте.

Двое мужчин зажгли сигареты, и Ано начал объяснения сквозь голубоватое облако табачного дыма.

– Я еду в Дижон совсем по другому делу. Обвинение Ваберского – всего лишь предлог. Полицейский судья, который меня вызвал, стремится, как гласит весьма выразительная английская идиома, спасти свое лицо. Вы убедитесь, друг мой, что оно очень в этом нуждается. Меня бросает в жар, когда я думаю об этом человеке!– Он вытер лоб платком.– В маленьких городках, где жизнь не слишком веселая и людям хватает времени интересоваться делами соседей, существуют специфические преступления, самым пагубным из которых, возможно, являются анонимные письма. Они появляются внезапно, как чума, полные злобных обвинений, которые трудно опровергнуть и которые иногда оказываются правдивыми. Адресаты хранят молчание. Если у них требуют денег, они безропотно платят, а если автором движет исключительно злоба, все равно держат язык за зубами. Но каждый начинает подозревать своего соседа. Жизнь в городе пропитывается ядом. Над ним нависает пелена страха, которая опускается все ниже, покуда стук почтальона, которого при обычных обстоятельствах ожидают с нетерпением, не начинает вызывать дрожь и не происходят ужасные события.

Голос Ано был настолько серьезным, что Джим поежился, несмотря на то что он мог видеть солнечные блики, играющие на воде, и слышать шум парижских улиц. Но в ушах у него звучал стук почтальона, а перед глазами стояло смертельно бледное лицо, на котором застыло отчаяние.

– Такая чума обрушилась на Дижон,– продолжал Ано.– Она бушует уже больше года. Но полиция не обращалась в Париж за помощью, надеясь решить проблему самостоятельно. Письма поступали снова и снова, а горожане жаловались. "Спокойно!– увещевала их полиция.– У магистрата есть ключ к разгадке. Дайте ему время". А спустя год Бог послал дело Ваберского, и префект с магистратом решили: "Мы обратимся к Ано с просьбой разобраться в этом простом деле, а он найдет для нас автора анонимных писем. Мы пошлем за ним тайно, а если кто-нибудь узнает его на улице и закричит: "Это Ано!", мы скажем, что он расследует дело Ваберского. Таким образом, автор писем не будет встревожен, а мы спасем наши лица". Но, к сожалению, они послали за мной только сейчас, потеряв целый год!

– И в течение этого года происходили ужасные события?– спросил Джим.

Ано мрачно кивнул.

– Одинокий старик, который никому не причинял вреда, бросился под Средиземноморский экспресс. Влюбленная пара застрелилась в Муассоньерском лесу. Молодая девушка вернулась домой с бала, весело пожелав друзьям доброй ночи, и утром ее обнаружили повесившейся на бальном платье в своей спальне, а в камине нашли обгорелые клочки одного из анонимных писем. Сколько их получила бедняжка, прежде чем это последнее довело ее до отчаяния? Ох уж этот магистрат со своим лицом!

Открыв ящик стола, Ано достал оттуда зеленый конверт.

– Здесь два письма,– сказал он, протянув Фробишеру два листа бумага с отпечатанным на машинке текстом.– Похоже, это не слишком приятный десерт к вашему завтраку?– добавил он при виде отвращения на лице собеседника.

– Они ужасны!– отозвался Джим.– Никогда бы не поверил...– Он оборвал фразу и воскликнул: – Одну минуту, мосье Ано!– Снова склонившись над двумя листами, Джим начал сравнивать их. Здесь было всего две опечатки, которые он заметил сразу же. Но какие опечатки! Для человека, имеющего некоторый опыт в обращении с пишущими машинками, они могли резко ограничить круг поисков.

– Мосье Ано, я могу оказать вам еще кое-какую помощь!– с энтузиазмом заговорил Джим, не замечая довольной улыбки, внезапно осветившей лицо детектива.– Помощь, которая способна очень быстро привести вас к автору этих писем!

– В самом деле? Говорите, мой юный друг! Не заставляйте меня дрожать от нетерпения! Только если вы имеете в виду, что письма отпечатаны на машинке "Корона", нам это уже известно.

Джим покраснел как рак. Именно это он и заметил, гордясь своей проницательностью. В одном месте текста вместо заглавного "Д" в начале фразы стоял символ процента, а в другом вместо заглавного "С" – знак доллара. Джим был хорошо знаком с машинкой "Корона" и помнил, что, если по ошибке использовать регистр цифр вместо регистра заглавных букв, возникают подобные опечатки. Видя перед собой улыбающееся лицо Ано, он понял, что Сюртэ не упустила эти указания, даже если их проглядел магистрат в Дижоне, и тоже улыбнулся.

– Я сам на это напросился, верно?– сказал Джим, возвращая письма.– Но я был прав, мосье, выражая радость, что мы не противостоим друг другу.

Лицо детектива вновь стало серьезным.

– Не преувеличивайте мои достоинства, молодой человек, иначе вас может постигнуть разочарование. Даже лучшие из нас всего лишь слуги Удачи. Наш опыт помогает нам ухватить ее за подол, когда он мелькает у нас перед глазами в течение доли секунды.

Спрятав анонимные письма в зеленый конверт, Ано положил его в ящик, а потом вернул Джиму два письма Бориса Ваберского.

– Они понадобятся вам в Дижоне. Вы едете туда сегодня?

– Да, во второй половине дня.

– Отлично!– кивнул Ано.– Я отправляюсь ночным экспрессом.

– Я мог бы вас подождать,– предложил Джим.

Но Ано покачал головой.

– Нам лучше не ехать вместе и не останавливаться в одном отеле. В Дижоне быстро пронюхают, что вы английский поверенный мисс Харлоу, и тот, кто находится в вашей компании, тоже станет меченым. Кстати, каким образом ваша фирма узнала, что я веду это дело?

– Мы получили телеграмму,– ответил Джим.

– Вот как? Любопытно, от кого же?

– От мисс Харлоу.

От Джима Фробишера не ускользнуло, что Ано второй раз за время их беседы выглядит раздосадованным. Некоторое время детектив сидел неподвижно, покуда сигарета едва не обожгла ему губы, потом посмотрел на Джима и горько усмехнулся.

– Знаете, чем я занимаюсь сейчас, мосье Фробишер?– спросил он.– Задаю себе загадку. Ответьте на нее, если сможете! Какая страсть самая сильная в мире? Алчность? Любовь? Ненависть? Как бы не так! Стремление одного государственного чиновника огреть другого дубиной по затылку! В субботу все было устроено таким образом, чтобы я тайно приехал в Дижон, имея определенный шанс на успех. А уже в понедельник мои коллеги так широко распространили эту новость, что во вторник утром мисс Харлоу смогла сообщить вам о ней телеграфом! Какая любезность! Могу я взглянуть на эту телеграмму?

Фробишер достал телеграмму из продолговатого конверта и протянул Ано, который положил ее на стол и стал читать так медленно, что Джим подумал, не слышит ли детектив сквозь строчки, как в телефонной трубке, жалобный крик о помощи, который слышал он сам. Когда Ано поднял голову, досада исчезла с его лица.

– Бедняжка здорово напугана. Она уже не отмахивается от угрозы, не так ли? Ну, через несколько дней мы сумеем ей помочь.

– Безусловно,– уверенно подтвердил Джим.

– А пока что я, с вашего позволения, порву эту телеграмму. Здесь упомянуто мое имя, а это лишнее. Все клочки бумаги в этом кабинете к вечеру сжигаются.– И он взмахнул телеграммой перед глазами Джима.

– Разумеется,– кивнул Фробишер.

Ано разорвал телеграмму на мелкие кусочки и бросил их в корзину.

– Вот так! А теперь скажите мне вот что. В Мезон-Гренель проживает еще одна молодая англичанка?

– Энн Апкотт,– кивнул Джим.

– Расскажите мне о ней.

Джим ответил Ано так же, как мистеру Хэзлитту:

– Я никогда в жизни ее не видел и не слышал о ней до вчерашнего дня.

Но если мистер Хэзлитт воспринял ответ с удивлением, то Ано оставил его без комментариев.

– Значит, мы оба познакомимся с этой юной леди в Дижоне,– сказал он с улыбкой и поднялся.

Джим Фробишер чувствовал, что разговор, начавшийся достаточно скверно и продолжившийся сердечно и искренне, завершается на не слишком приятной ноте. Он ощущал едва уловимую перемену в поведении Ано. Не то чтобы детектив стал держаться менее дружелюбно, но... Джим мог охарактеризовать эти изменения только фразой самого Ано. Казалось, детектив поймал за подол Удачу, когда она мелькнула у него перед глазами. Но в какой момент это произошло, Джим не имел понятия.

Он взял шляпу и трость. Ано уже стоял у двери.

– До свидания, мосье Фробишер. Искренне благодарен вам за ваш визит.

– Увидимся в Дижоне,– сказал Джим.

– Разумеется,– с улыбкой согласился Ано.– И не раз. Возможно, в кабинете магистрата и, несомненно, в Мезон-Гренель.

Однако Джим не был удовлетворен. Еще несколько минут назад Ано, казалось, с нетерпением ожидал подлинного сотрудничества. Сейчас же он, напротив, уклонялся от него.

– Но если мы собираемся работать вместе...– начал Джим.

– Вы можете захотеть быстро связаться со мной,– продолжал Ано.– А мне может понадобиться связаться с вами, если не быстро, то тайно.– Он задумался.– Полагаю, вы остановитесь в Мезон-Гренель?

– Нет,– ответил Джим, не без некоторого злорадства наблюдая за разочарованием на лице собеседника.– Борис Ваберский больше не сможет ничего предпринять. Обе девушки в безопасности.

– Пожалуй,– согласился Ано.– Тогда отправляйтесь в большой отель на плас Дарси {Дарси Анри-Филибер-Гаспар (1803-1858) – французский инженер-гидравлик, построивший водопровод в Дижоне}. Я остановлюсь в менее заметном месте и под чужим именем. Как бы мало шансов ни оставалось на соблюдение секретности, я ими воспользуюсь.

Он не назвал ни отель, где собирался остановиться, ни имя, которым намеревался воспользоваться, а Джим не стал спрашивать. Ано все еще стоял у двери, задумчиво глядя на него.

– Доверю вам один мой маленький трюк,– улыбнулся детектив.– Вы любите кино? Нет? Что касается меня, то я его обожаю и всегда стараюсь урвать часок для похода туда. Глядя на экран, я могу потихоньку разговаривать с другом, а когда зажигается свет, мы оба уходим, и только пустые бутылки из-под пива указывают на места, где мы сидели. Кинозалы с их постоянно меняющейся публикой, а также людьми, которые входят во время сеанса и плюхаются вам на колени, потому что не видят ни на дюйм дальше собственного носа, бывают очень полезными. Надеюсь, вы не выдадите мой маленький секрет?

Ано снова улыбнулся, а Джим воспрянул духом при новом проявлении доверия к нему. Он ощущал странное возбуждение при мысли, что оказался так далеко от чопорной обстановки Расселл-сквер. Джим не мог себе представить, чтобы господа Фробишер и Хэзлитт стали встречаться с клиентом в темном углу кинотеатра на Мэрилебон-роуд {Мэрилебон-роуд – улица в лондонском районе Мэрилебон}. Фирма не прибегала к подобным маневрам, и Джим начал радоваться происходящим с ним переменам. В конце концов, возможно, атмосфера в офисах "Фробишер и Хэзлитт" стала немного затхлой. Ей не хватало озона полицейской работы.

– Конечно, я сохраню ваш секрет,– сказал Джим, довольный придуманной им фразе насчет озона.– Мне бы и в голову не пришло такое великолепное место встречи.

– Тогда договорились. В девять вечера ежедневно, если мне не помешают какие-то серьезные обстоятельства, я буду сидеть в большом зале "Гранд-Таверн", который находится в углу площади напротив вокзала. Вы не сможете его не заметить. Ищите меня с левой стороны зала возле бильярдной. Но не подходите ко мне при свете, а если я буду с кем-то разговаривать, избегайте меня как чумы. Ясно?

– Вполне,– ответил Джим.

– Теперь вы владеете двумя моими секретами.– Ано больше не улыбался. Черты его лица словно заострились, а светлые глаза стали серьезными и неподвижными.– Храните как следует оба, мосье Фробишер. Начинаю думать, что мы станем свидетелями странных событий, прежде чем покинем Дижон.

Он с поклоном распахнул дверь и придержал ее. Выходя в коридор, Джим Фробишер не сомневался, что в какой-то момент их разговора Ано на момент увидел развевающуюся юбку Удачи, даже если не успел ухватиться за нее.

Глава 4

Бетти Харлоу

Джим Фробишер прибыл в Дижон слишком поздно для визитов, но уже в половине десятого следующего утра шел по маленькой улице Шарля-Робера. По одну ее сторону во всю длину тянулась высокая садовая ограда, поверх которой шелестели на ветру каштаны и сикоморы. Ближе к дальнему концу улицы ограда прерывалась сначала выступом дома с красным круглым окошком в стиле Ренессанса, нависающим над тротуаром, а еще дальше – высокими железными воротами, перед которыми остановился Джим. Он смотрел на двор Мезон-Гренель и чувствовал, как постепенно сходит на нет все его возбуждение. Для него, казалось, не было никаких поводов этим жарким безоблачным утром.

С левой стороны двора служанки хлопотали возле ряда подсобных помещений, в дальнем конце находился открытый гараж, где Джим разглядел два автомобиля и стоящего между ними шофера, а справа возвышался большой дом с ярко-желтой шиферной крышей и распахнутыми настежь окнами. Парадная дверь под веерообразным окошком тоже была открыта, как и одна из створок ворот. Даже полицейский в белых брюках спасался от солнца в тени ограды вместо того, чтобы наблюдать за улицей. Глядя на это мирное и спокойное зрелище, было невозможно представить, чтобы какая-то опасность грозила дому или его обитателям.

"Ано прав,– подумал Джим.– Никакой угрозы в самом деле нет".

Пройдя во двор, он направился к парадной двери. Старый слуга сообщил ему, что мадемуазель Харлоу не принимает, тем не менее взял карточку Джима и постучал в дверь в правой стене большого квадратного холла. Потом он открыл дверь, и Джим увидел библиотеку. В дальнем ее конце находилась окно, на фоне которого вырисовывались силуэты мужчины и девушки. Мужчина протестовал словами и жестами – излишне горячо для Джима с его британским воспитанием,а девушка звонко смеялась, причем в ее смехе слышались злые нотки.

– Я слишком долго был вашим рабом!– крикнул мужчина по-французски, но со странным металлическим акцентом.

Оглянувшись, девушка увидела слугу с карточкой на подносе, подошла к нему, взяла карточку и с радостным возгласом выбежала в холл. Ее глаза сияли.

– Это вы? Я не надеялась, что вы прибудете так скоро. Благодарю вас!– И она протянула Джиму обе руки.

Джим не нуждался в ее словах, чтобы узнать "малютку", которую описывал ему мистер Хэзлитт. Бетти Харлоу была не такого уж маленького роста, но хрупкая фигурка делала эпитет подходящим к ней. Темно-каштановые волосы, приобретающие бронзовый оттенок там, где на них падало солнце, были аккуратно причесаны и разделены пробором сбоку. Алые губы ярко выделялись на фоне бледного лица, которому большие зрачки серых глаз придавали одновременно испуганное и тоскующее выражение. Девушка казалась Джиму хрупкой, как фарфор. Окинув его быстрым взглядом, она облегченно вздохнула и улыбнулась.

– С этого момента я свалю на вас все мои хлопоты.

– Разумеется. Для этого я и здесь,– ответил он.– Но не считайте меня даром Божьим.

Бетти засмеялась и, держащего за рукав, повела Джима в библиотеку, где представила ему своего собеседника.

– Мосье Эспиноса. Он из Каталонии {Каталония – автономная область на северо-востоке Испании}, но проводит в Дижоне столько времени, что мы относимся к нему как к соотечественнику.

Каталонец поклонился, продемонстрировав ряд крепких зубов.

– Я имею честь представлять знаменитую испанскую винодельческую фирму. Мы покупаем здесь вино и смешиваем его с нашими лучшими сортами, наше вино продаем сюда, чтобы его смешивали с местным, более дешевым сортом.

– Вам незачем раскрывать мне ваши торговые секреты,– кратко ответил Джим.

Эспиноса не понравился ему с первого взгляда, и он не слишком старался скрыть свою неприязнь. Высокий широкоплечий каталонец с лоснящимися черными волосами, сверкающими темными глазами, румяным лицом, лихо закрученными усами и поблескивающими на пальцах кольцами выглядел чересчур броско.

– Мистер Фробишер прибыл из Лондона повидаться со мной совсем по другому делу,– вмешалась Бетти.

– Вот как?– не без вызова отозвался Эспиноса.

– Да.– Бетти протянула ему руку, которую он неохотно поднес к губам.

– Увидимся, когда вы вернетесь,– сказала Бетти, направляясь к двери.

– Еще неизвестно, уеду ли я, мадемуазель Бетти.– Отвесив Джиму церемонный поклон, он вышел из комнаты.

Бетти посмотрела ему вслед и перевела взгляд на Джима, словно сравнивая их друг с другом. Потом она улыбнулась, и Джим понял, что сравнение закончилось в его пользу.

– Похоже, ваш гость доставил вам очередные хлопоты,– заметил он,– но такого рода, какого вам уже много лет следовало ожидать.

Они подошли к одному из боковых окон, выходящих во двор, и Бетти села на подоконник.

– Я должна быть ему благодарна,– сказала она,– так как он заставил меня смеяться. По-моему, прошли годы с тех пор, как я смеялась в последний раз.Бетти посмотрела в окно, и ее глаза внезапно наполнились слезами.

– Пожалуйста, не плачьте!– испуганно воскликнул Джим.

На дрожащих губах девушки вновь мелькнула улыбка.

– Не буду,– ответила она.

– Я так обрадовался, услышав ваш смех,– продолжал Джим,– после вашей отчаянной телеграммы моему партнеру и прежде чем я сообщил вам хорошие новости.

Бетти вскинула голову:

– Хорошие новости?

Джим Фробишер в очередной раз достал из продолговатого конверта два письма Ваберского и протянул их Бетти.

– Прочтите и обратите внимание на даты.

Бетти посмотрела на почерк.

– От мосье Бориса!– воскликнула она и погрузилась в чтение. В коротком черном платье, с вытянутыми вперед ногами в черных шелковых чулках девушка казалась Биллу едва окончившей школу. Тем не менее она быстро оценила важность писем.– Я всегда знала, что мосье Борису нужны только деньги. Когда прочитали завещание моей тети, по которому все доставалось мне, я решила проконсультироваться с вами, чтобы как-то его обеспечить.

– Вы не обязаны это делать,– возразил Джим.– Ваберский фактически вам не родственник. Он всего лишь женился на сестре миссис Харлоу.

– Знаю,– улыбнулась Бетти.– Он всегда сердился, что я называю его "мосье Борис", а не "дядя". Но я все равно хотела что-нибудь для него сделать. Только он не дал мне времени. Он с самого начала стал мне угрожать, а я ненавижу угрозы.

– Я тоже.

Бетти снова взглянула на письма.

– Полагаю, мосье Борис написал это, когда я от него отмахнулась. А потом он выдвинул против меня это ужасное обвинение, так что предложить ему какое-то соглашение означало бы признать свою вину.

– Вы правы,– согласился Джим.

До этого момента в голове у него таилось подозрение, что девушка слишком сурово обошлась с Борисом Ваберским. Конечно, он был паразитом и нахлебником, не имеющим права на что-либо претендовать, но, с другой стороны, Ваберский не имел средств к существованию, а миссис Харлоу, от которой Бетти унаследовала свое состояние, соглашалась терпеть и содержать его. Однако искренность девушки стерла это темное пятнышко.

– В таком случае все в порядке.– Со вздохом облегчения Бетти вернула письма Джиму.– Но сначала я очень испугалась,– призналась она.– Меня вызвали к магистрату, но я испугалась не вопросов, а его самого. Очевидно, он обязан выглядеть суровым, но мне казалось, что если человек выглядит суровым до такой степени, то у него нет мозгов и он пытается это скрыть. А безмозглые люди всегда опасны, не так ли?

– Пожалуй.

– Он запретил мне пользоваться автомобилем, словно боялся, что я сбегу. А в довершение всего, выйдя из Дворца правосудия, я встретила друзей, которые сообщили мне целый перечень осужденных, чью невиновность удалось доказать, только когда уже было слишком поздно.

– Ничего себе друзья!– воскликнул Джим.

– Такие друзья есть у каждого,– философски заметила Бетти.– Хотя мои оказались особенно одиозными. Они обсуждали, как нечто само собой разумеющееся, что я должна нанять лучшего адвоката, так как миссис Харлоу меня официально удочерила и мне могут предъявить обвинение в матереубийстве. В этом случае на помилование нечего рассчитывать – меня бы отправили на гильотину босиком и с черной вуалью на лице.– Увидев ужас и негодование на лице Джима Фробишера, она протянула ему руку.– В провинции злоба не знает пределов, хотя...– Бетти подняла стройную ножку в лакированной туфельке и задумчиво на нее посмотрела,– я не думаю, чтобы при таких обстоятельствах меня беспокоило, есть ли у меня на ногах мои лучшие чулки и туфли или нет.

– В жизни не слышал ничего более мерзкого!– проворчал Джим.

– Как вы можете себе представить,– продолжала Бетти,– я вернулась домой в довольно взвинченном состоянии и отправила эту глупую паническую телеграмму. Когда я пришла в себя, то хотела ее отозвать, но было уже поздно. Телеграмма...– Внезапно она оборвала фразу.– Кто это?

До сих пор Бетти говорила спокойно и неторопливо, почти юмористически оценивая причины своих страхов. Теперь же вопрос прозвучал быстро и тревожно.

Массивный широкоплечий мужчина шел по улице вдоль ограды и внезапно свернул во двор, почти скрывшись под веерообразным стеклом портика.

– Это Ано,– ответил Джим, и Бетти вскочила, как подброшенная пружиной.

– Вам нечего опасаться Ано,– заверил ее Джим Фробишер.– Я показал ему оба письма Ваберского, и теперь он ваш друг. Вот что он сказал мне вчера в Париже.

– В Париже?– резко переспросила Бетти.

– Да. Я приходил к нему в Сюртэ и могу в точности повторить вам его слова. "Ваша юная клиентка сможет спать спокойно, не опасаясь, что ей причинят вред".

Как только Джим умолк, в дверь позвонили.

– Тогда почему он в Дижоне? Почему пришел сюда?– настаивала Бетти.

Но на этот вопрос Джим не имел права ответить. Он поклялся не обмануть доверия Ано. Какое-то время Бетти должна будет верить, что обвинения Ваберского – истинная причина присутствия Ано в Дижоне, а не всего лишь предлог.

– Ано – человек подневольный,– сказал Джим.– Он здесь, потому что получил приказ отправиться сюда.

К его облегчению, ответ произвел должный эффект. В действительности мысли Бетти отвлекла проблема, к которой у него не было ключа.

– Значит, вы встретились с мосье Ано в Париже,– тепло улыбнулась она.Вы не забыли ничего, что могло помочь мне.– Девушка положила руку на подоконник.– Наверное, моя паническая телеграмма в Лондон ему польстила.

– Он только сожалел, что вы были так расстроены.

– Выходит, вы показали ему телеграмму?

– И он ее уничтожил. Это был мой предлог для того, чтобы обратиться к нему по поводу писем.

Бетти снова села на подоконник и приложила палец к губам. За дверью послышались голоса, и в комнату вошел старый слуга. На сей раз он не принес поднос с карточкой, но был явно взволнован и слегка запыхался.