Текст книги "Абджед, хевез, хютти... Роман приключений. Том 4"

Автор книги: А Адалис

Соавторы: И Сергеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Глава третья
АНГЛИЧАНИН

Арт Броунинг вернулся в Индию 18 мая. По всем видимостям, он сразу же вступил в исполнение обязанностей лейтенанта индийского авиационного флота и возобновил старые знакомства. Вечером 30-го, когда Арт кружил по губернаторскому саду в сопровождении белокурой Энни Беккет, «личное дело» за № 5–478-а было окончательно комментировано и снабжено резолюцией: «дополнить сведения». По странному стечению обстоятельств, Арт Броунинг беседовал с Энни о русских большевиках, и если раньше за ним утвердилась репутация беспокойного малого, то теперь он попал в разряд опасных чудаков. Но лейтенант воображал себя горячо и сентиментально любимым. Поэтому он был почти искренен в своих определениях и утаивал только то, что обязан был утаить. К чести Арта, как светского собеседника, надо однако добавить, что в его описаниях больше места занимали ледяные пейзажи Мурманского побережья, чем история интервенции 1919–20 годов.

– Невообразимо, – заключила Энни, – а потом?

– Потом? – снова Англия, банкеты, военное министерство, авиация.

Лейтенант вздохнул. Это была последняя встреча с Энни перед отъездом на Афганскую границу. Любой из полковых товарищей Арта, получив назначение в такую дыру, как Гакуч, пустил бы в ход все связи, чтобы увильнуть, но Броунинг интересовался самыми непредвиденными для колониального офицера вещами: восточными наречиями, траволечением, кустарным производством, боем баранов и разоблачениями индусских йогов. Помимо всего этого, он отличался легкомыслием в отношениях с туземцами: был ласков со своими слугами, а с чужими мягок.

Ко дню прибытия Броунинга на место назначения дело за № 5–478-а, рожденное в Архангельске при штабе английской армии и выросшее в политическом отделе Скотланд-Ярда, уже акклиматизировалось на индусской территории. Чуткость преследуемой дичи вырабатывалась у Броунинга туго; Индия располагала его к старым спокойным занятиям: коллекционерству, спорту и прогулкам. Ему не приходилось так болезненно привыкать к ядовитой экзотической земле, как это принято на колониальной службе: здесь прошло его детство и ранняя юность. Безнадежно лиловый на солнце и изрытый зноем Гакуч не пугал лейтенанта. Наоборот, Арту Броунингу пришлось еще спасать от самоубийства и выхаживать младшего субалтерн-офицера Джона Уикли. По английским законам субалтерн-офицеру полагалась кара за малодушный поступок, и первой инстанцией был лейтенант; но лейтенант сам нарушил закон, сохранив тайну подчиненного. С этого времени Уикли стал исполнять обязанности пилота-механика при лейтенанте несколько усердней. Уикли был всего на два года моложе своего начальника. Франтоватый малый, с красивыми карими глазами и ямочкой на подбородке, механик с ужасом отсчитывал потерянные в глуши месяцы, как девушка, стремящаяся замуж. Сын бедного манчестерского портного, получивший образование на военных авиационных курсах, он отправился в Индию волонтером – выдвинуться и разбогатеть. Джон Уикли не был трусом для горожанина, но Азия подавляла его. Первый человек, принесший ему облегчение в этой убийственной стране, лейтенант Броунинг, завоевал воображение своего подчиненного. Самолюбие субалтерна было удовлетворено первый раз в жизни.

Жизнь в Гакуче текла медленно, как мед, но несколько отличалась от него вкусовыми свойствами. Утро проходило дисциплинированно и скучно. В остальное время занимались разговорами об Англии и культурной жизни, вистом или шахматами. Прошедший день походил на завтрашний, как близнец на близнеца. Ночи же были тревожны: по крайней мере, дважды в неделю приходилось летать, сломя голову, на низкорослых горных лошадках к западной границе, где бунтовали афганские князьки, из которых никакие доллары и подтяжки от Маквеля не могли выбить азиатчины. Нередко лазарет в Гакуче, рассчитанный на десяток кроватей, был переполнен жертвами чернильных ночей и предательских выстрелов: афганцы хорошо знали свои горы.

В полуверсте от казарм и офицерских квартир, за высокими стенами из гофрированного железа, находился аэродром и ангары с аэропланами, составлявшими секрет будущих войн. Там шла работа по сборке и испытанию авиационных частей, присылаемых из мастерских, местонахождение которых было покрыто официальным мраком; по ночам над аэродромом стояли молочные столбы прожекторов. Гигантский шум пропеллеров пугал афганских пограничников.

Но что помогало Броунингу собираться с мыслями и с волей – это ночные полеты. Резкий холод бодрил его. Так шло до времени, когда на имя лейтенанта пришла посылка в 24 грамма весом. Так легко и скромно было гладкое кольцо, подаренное Артом Энни Беккет! Письма при посылке не полагалось, ни крошки письма. И Гакуч сразу сменил для Броунинга свой тощий образ на замогильный и величественно-ужасный. Несчастье породнило лейтенанта с отчаявшимися коллегами, но утешение последних – карты и крепкие напитки – оказалось слабым для него. К тому же наступили жары; у полковых лошадей трескались уши. Воздух иссяк.

Приезд приятного штатского джентльмена не мог не стать крупным событием для Гакуча. Джентльмена звали Инносент Смайлерс. Он отрекомендовался ученым геологом и ежедневно подтверждал это звание фундаментальными разговорами о местности. Сблизившись с Броунингом на первом же вечере в офицерском клубе, он стал просиживать часами в одичалом со времени посылки, но все же комфортабельном бунгало[15]15
  Летнее помещение.


[Закрыть] лейтенанта. Арт невзлюбил профессора за бесстрастные белесые глаза и извилистые губы, углами книзу; но разговоры о Средней Азии, такой близкой и так нелепо мало исследованной, приятно тревожили лейтенанта.

Однажды воскресным вечером разговор шел горячей обыкновенного. Инносент Смай лере нервно сосал нижнюю губу и постукивал по столу ключом от своего бунгало:

– Лакомейшие кусочки Средней Азии пока еще принадлежат русским, – сказал он. – Какое большое упущение для культурного мира!

Он долго ждал ответа. Потом продолжал:

– Впрочем, мы несправедливы к Советской России. Делать опыты хорошо. Очень хорошо. Почему бы русским не делать социальных опытов… Вы не слушаете меня, лейтенант?

Броунинг сидел, поставив локти на поручни соломенного кресла и крепко скрестив пальцы под подбородком. Почти сонный, он навязчиво смотрел на руку профессора, гулявшую по светлому кругу на скатерти.

Арт вздрогнул и улыбнулся:

– Простите, меня за последнее время отвлекают тяжелые мысли. Вы говорите, что ваши раскопки на Гиндукуше длились почти весь июль?

Соломенное кресло профессора заскрипело.

– 29-го я выбрался оттуда! Проклятое место! Вот где настоящие дикари.

Ключ перестал выстукивать фокстрот. Рука Смайлерса принялась за бумажные шарики. Это была узкая рука с длинными ногтями, одновременно чересчур холеная и недостаточно опрятная. «Сколько времени понадобится коротко остриженным ногтям, чтоб отрасти до светской нормы?» – эта мысль больше не покидала Арта, вместе с ответной мыслью – «не менее десяти дней». Арт прошелся по комнате и остановился в дверях бунгало. Ночь освежила его.

Когда геолог попрощался, Броунинг спустился к озеру. Он был оживлен и почти весел. Загадка ногтей геолога заставила его подтянуться. Навязчивый образ Энни потускнел. Когда Сатта, старый индус из Раджпутаны, принес в бунгало поднос с первым кофе, первое, что бросилось ему в глаза – склоненный над столом профиль саиба[16]16
  Господин.


[Закрыть] с твердо сжатыми губами и энергично выдавшимся круглым подбородком. Четвертушка бумаги, лежавшая перед лейтенантом, была получена им на заре и заключала в себе приглашение явиться в штаб к начальнику авиационного парка к 11-ти часам утра.

Волнение Арта оказалось преждевременным: точно такие же извещения были получены всеми его товарищами, столь же неожиданно и секретно.

К назначенному часу офицеры собрались в штабе, где получили приказ приготовиться к маневрам, назначенным на полночь. Из Калькутты ждали членов правительства. День прошел в ангарах. Напевая сквозь зубы «Мэри Левлинг» и перебрасываясь редкими замечаниями с Джоном Уикли, Броунинг напряженно продолжал ночные мысли. Привычное нытье Джонни проходило мимо сознания и не раздражало. К вечеру настроение совсем прояснилось. Около 6-ти, когда усталые летчики собирались отдохнуть, был созван весь летний состав, а начальник авиационного парка – командующий маневрами – раздал инструкции и сообщил план ночных полетов.

Через пять часов прибыли сдержанно-веселые автомобили. Правительство осталось довольно парадом на аэродроме, и оживленные офицеры смешались с гостями около большой ярко освещенной палатки.

Броунинг не терпел церемоний. Он уже собирался пройти в ангар для последних приготовлений, когда ему пришлось вздрогнуть и на секунду потерять присутствие духа. Давно забытое, круглое кошачье лицо с рыжими усами и узким лбом холодно улыбалось навстречу. «Мерлушковая шапка с наушниками шла ему больше», – подумал Арт и пришел в себя.

– Вы ли это, дорогой товарищ Броунинг?

Скрипучий голос по-старому растягивал слова.

– Здравствуйте, мистер Бришер!

Они молча стояли друг против друга. Бришер продолжал первым, подчеркивая фразы: – Как ваше здоровье? Мое пошатнулось от перемены климата. Россия делает людей неустойчивыми.

– Кажется, я чувствую себя превосходно, – сказал Арт и добавил, улыбаясь неожиданному воспоминанию о вопросах и ответах школьного учебника: – но моя машина заждалась меня.

Верная машина, действительно, ждала Арта нетерпеливей, чем когда-либо. На этот раз только в кабинке пилота он мог почувствовать себя устойчиво и прочно, как на твердой земле. Когда тридцать аэропланов новейшей конструкции, построенные в 5 шеренг, уже были готовы к отлету, кошачье лицо проплыло еще раз в облаке сигарного дыма и смешалось с толпой.

Справа от эскадрильи вспыхнули два огня – зеленый и желтый. Моторы первой шеренги торжественно загудели. Луч прожекторов дал линию полета, и первая шеренга взвилась.

* * *

Вторая снималась через пять минут. Артом уже овладевало любимое, щекочущее ноздри ощущение, которое он называл предчувствием свободы; вдруг к нему подошел адъютант командующего маневрами в сопровождении профессора геологии Инносента Смайлерса.

– Профессору дано разрешение лететь с вами, лейтенант, – сказал первый и отошел, поглядев прищуренным взглядом на ноги Арта. Арт машинально снял перчатку и провел рукой по мгновенно вспотевшему лбу.

«Игра сделана!» – подумал он и, тяжело усевшись на свое место пилота, пригласил Смайлерса в двухместную каюту для наблюдателей. Джон Уикли занял место по левую руку лейтенанта и по старой привычке попробовал крепость тяжей.

На сигнальной вышке вспыхнули красный и красный. Арт нервно включил мотор. Он чувствовал, что вот-вот сейчас, вслед за молочным лучом прожектора откроется свободный путь с единственным сторожем, охраняющим выход. Лейтенант повернул голову и увидел в слюдяном иллюминаторе сутуловатые плечи профессора и его голову, похожую на морду легавой. Вторично прожектор перешагнул небо, оставляя за собой след потухших звезд. Вторая шеренга, мягко прокатившись несколько саженей, отделилась от земли. В мерцающем холодном небе, около янтарных пятен и туманностей четко светились красные сигнальные звезды первых аэропланов.

По инструкции, прочитанной Артом за час до отлета, маневры должны были производиться следующим образом: вторая колонна эскадрильи шла из Гакуча над шоссе в Гупис, где должна была соединиться с 4-й и вместе продолжать путь до Мастуджа. Военные аэропланы новейшей системы имели на борту 12 пулеметов и несли 6 бомб: 4 – по 1/4 тонны, начиненные веществом огромной взрывчатой силы; 2 – по 1/2 тонны – льюизитные, – «королем газов». Две первых бомбы Арт должен был сбросить за перевалом Таль, севернее Бандал-Гуджара. Длительность полета была рассчитана на 7 часов, маневры оканчивались на заре. Запасов бензина и масла хватало на двое суток.

Арт Броунинг соображал четко и трезво – одно из двух: либо воображение его и нервы категорически расстроены разрывом с Энни, либо положение действительно серьезно. Последнее казалось более вероятным. Участие Смайлерса в ночном полете не могло иметь места, будь он простым смертным профессором, ибо разрешение на участие в маневрах было исключительным случаем в практике военного министерства.

Арт стиснул губы еще крепче.

6000 метров! С альтиметра взгляд Броунинга перешел на Джонни. Девические глаза механика выражали напряженную тоску. Сегодня он снова трусил.

«Что я буду делать, если…» – Арт не докончил мысли и нащупал холодную ручку своего стейера. Весь ужас создавшегося положения впервые представился ему с достаточной ясностью. Он решил идти напролом.

– Джонни, примите машину. – Арт переключил рули управления на левую сторону.

– Есть. Курс?

– NNW.

– Есть.

Аэроплан летел, мягко вздрагивая. Лейтенант надавил ручку двери с слюдяным иллюминатором, ведущей в каюту.

Смайлерс стоял, прильнув к окну и держась за металлические поручни.

– Мистер Смайлерс!

Глушители действовали превосходно. Геолог быстро обернулся, изобразив на лице обязательную улыбку. Его бесцветные глаза приобрели выражение неопределенной настороженности. Голос Броунинга звучал чисто и просто.

– Почему вам вздумалось лететь со мной? Раскопки в воздухе?

Смайлерс слегка пожал плечами:

– Вы недовольны?

– Нет, что вы? Меня удивляет только, как вам разрешили это удовольствие?

Смайлерс понял выражение лица лейтенанта. Пятилетняя работа по побочной специальности научила геолога менять курс решительно и смело. Он быстро опустил руку в карман рыжего пальто.

– Вы угадали, – хрипло отчеканил он.

Секунда запоздания оказалась роковой для владельца стейера № 31585. Кольт сыщика уставился в переносицу лейтенанта.

– Сильное ощущение, – говорил Смайлерс, наслаждаясь чувством безопасности. – Поднимите руки, тем более, что по возможности я не стану вас убивать. Вы способны на нечто более интересное для нас, чем смерть. Нам нужны признания и разоблачения. Я не предполагал однако, что дело пойдет таким кинематографическим темпом.

– То есть как кинематографическим темпом? – Артом овладевало спокойное бешенство.

Смайлерс продолжал:

– Да так, за вами следовало еще последить. Кроме того, вы совершили новое преступление, бросив управление аппаратом во время ответственных маневров. Руки выше!

Сухой, короткий звук выстрела заставил Арта вытянуться и судорожно глотнуть воздух; но он так и не почувствовал знакомого горячего удара. Секунда прошла резким толчком крови в висках, еще около секунды, – и револьвер Смайлерса покатился по полу каюты. Сам геолог медленно осел, как стеарин на горящей свече. Лежа на полу в неестественной и жуткой позе, он дернулся раза два и затих.

По телу Арта медленно разлилось радостное тепло. Еще ничего не понимая, он машинально повернулся к кабине и увидел пробитый иллюминатор.

– Джонни!

Арт бросился в кабину.

– Да, сэр.

Правая рука механика, белая от напряжения, цепко впивалась в руль высоты. Нижняя губа на бледном, как смерть, лице растерянно отвисла.

Броунинг быстро принял управление.

– Бензин?

– Хорошо.

– Масло?

– Хорошо, сэр. Он мертв?

– Я думаю, что да. Спасибо, Джонни. Какая скверная история.

– Он был шпион?

Арт нервно улыбнулся углом рта.

– Да, шпион. Спасибо, Джонни.

Щеки Уикли порозовели. Он почти успокоился. Старая мысль о повышениях и наградах приобретала вес и форму.

«Что я буду делать с ним?» – снова мучительно подумал Арт, бросая искоса взгляд на повеселевшее лицо.

План собственных маневров ждал немедленного разрешения. Очевидно, приходилось свернуть в сторону и на свободе обдумать дальнейшее. Арт отдал приказание – потушить сигнальные огни.

Красные звезды на хвосте и голубые на крыльях – погасли.

Внизу слева проплыл Тупик. Зеленая ракета на мгновенье осветила блестящие силуэты других аэропланов и пропала.

Броунинг снова вышел в каюту.

В карманах трупа, лихорадочно вывернутых Броунингом, оказались бумажник и пара аккуратно вскрытых писем на имя профессора геологии Инносента Дж. Смайлерса. В бумажнике находились документы полковника генерального штаба Иакова О’Греннеля, фотографическая карточка которого изображала знакомое сухое лицо геолога с пустым взглядом и длинными извилистыми губами. В этом же приятно хрустящем бумажнике ждал срочной отправки доклад на желтоватой военной бумаге. Пробегая его, Арт буква за буквой вспоминал свои последние дни в Гакуче. Предыдущие уже стали, вероятно, известными тайной полиции.

«Кроме того, – читал он, – мною выяснено с несомненной очевидностью, что лейтенант пробыл в России не менее полутора лет, что блестяще подтверждается докладной запиской № 853. Пребывание же его в Архангельске длилось не более 5 недель».

В мозгу Арта пробежали – ледовитые ночи, бледное северное сияние, дикий Петербург 1918 г., брошенные корпуса Путиловского завода, замкнутое на запоры английское посольство, нищая, оборванная Москва. Он ярко припомнил Кремль, ощетинившийся штыками, как дикобраз, вшивые переполненные теплушки, лавины мешочников, забитые тифозные станции, искромсанные полустанки и дальше, в прошлое – хлебная, дородная Украина, австрийская граница, обмен пленными, долгий путь пешком к освобождению, туда, где братание, где разрывы границ и начало революции…

На третьей странице Арт читал:

«В посылке из Калькутты ничего не оказалось, кроме маленького золотого кольца. Кольцо и бумага тщательно осмотрены. Проверка дала тождественные результаты между удельным весом и поверхностью».

«Ловко», – подумал Арт. Но через несколько строк высоко поднял брови. Заключительные слова письма привели его в искреннее недоумение:

«…каждый день. Мой искренний и почтительный совет не медлить со снятием с должности и арестом лейтенанта Броунинга, который официально провести, как перевод на другое место службы. Сношения лейтенанта Броунинга с Советской Россией не подлежат более для меня никакому сомнению. Все материалы по данному пункту высылаю одновременно через 8.11. Z. 4 Р. 19. 6.1. К.».

«Игра, действительно, сделана», – подумал Арт и выключил свет в каюте. В абсолютной темноте заглушенное жужжание пропеллеров стало явственнее и ближе.

Глава четвертая
ПЕРЕЛЕТ

Джонни мучительно вытянул шею в разогревшемся кожаном воротнике. Тахометр показывал 2.400 оборотов.

– Вы устали, Джонни?

– Да, сэр.

Они летели над долиной реки Оби-Даркот. Справа синел колоссальный хребет Гиндукуша. Броунинг взглянул на часы – около трех. Надо было окончательно вырабатывать план действий. На юг – дорога закрыта: там арест, допросы, убитый геолог. Только к северу, только на север. Маски со сжатым воздухом лежат наготове. Взять крепкую высоту и поставить рекорд. Через Гиндукуш еще ни один аппарат не осмеливался перелететь: б. ооо метров не шутка! Уикли теперь тоже не место в Гакуче. За убийство полковника – расстрел. Правда, он, Броунинг, может взять на себя, но…

Броунинг не думал возвращаться обратно. Преступление вышибло родную землю из-под его ног; что касается механика, он был смирным и тихим английским гражданином. Несмотря на происхождение из рабочей среды, Джонни остался политически недоразвитым, и жизнь изгнанника была худшим, что он мог вообразить.

Джонни отдыхал, откинувшись на кожаную спинку и не спуская глаз с измерительных приборов. Арт заговорил, глубоко подчеркивая слова:

– Выслушайте, Уикли, все, что я вам скажу, и будьте, по возможности, спокойны. Дело непоправимое. Понимаете, Уикли?

Джонни тревожно пошевелился.

– Джонни, – Арт заговорил четко и резко, радуясь, что не должен смотреть на собеседника, – профессор Смайлерс был полковником армии его величества, понимаете? Вы убили полковника Иакова О’Греннеля. Нам с вами, Джонни, в сущности, один выбор – расстрел или бегство. А насчет бегства, Джонни… это очень трудно, юо против ю, что нам не удастся поставить рекорда.

Джонни тяжело дышал.

– Единственное спасение – русские колонии, – продолжал Арт. – Если аппарат не подведет, мы доберемся до Дюшамбе. Там сейчас спокойно и твердая власть. Хорошая власть, честное слово, Джонни!

Арт внезапно оборвал свою речь. Его оглушила мгновенная мысль, что Джонни может не согласиться. Никак не согласиться. И даже начать борьбу за обладание аппаратом! В конце концов, для механика не все потеряно. Вернуться, объясниться, выдать! Лейтенант машинально снял руку с руля и второй раз за эту ночь она тайно скользнула по ледяной ручке стейера, но Джонни заговорил, наконец:

– Полковник следил за вами, потому что вам не доверяют в армии?

«Умный малый», – пронеслось в мозгу Арта.

Джонни продолжал глухо и обиженно: – Я не должен предавать вас, потому что вы недавно спасли мне жизнь. Но ведь я сам хотел покончить с собой, так что ваше благодеяние выходит – ну, – как это сказать? – выходит из обычного понятия о спасении человека.

Арт улыбнулся:

– Это правда.

– Но, чтобы вернуться обратно к правосудию, я должен убить вас, потому что мы будем бороться за машину… или вы убьете меня.

– Да. Но это было бы ужасно.

– Да.

Они замолчали на секунду.

Арт продолжал первый:

– Мы приближаемся к Гиндукушу. Жуткая шутка – перелетать границу на такой высоте.

– Мы наверное задохнемся.

– Нет, я уже думал об этом. У нас есть маски. Маски от удушливых газов. Они с сжатым воздухом. Наденьте маску и примите на минуту управление, чтобы я мог надеть свою.

Джонни повиновался.

Его парализовала быстрота, с какой требовалось принимать решения и исполнять их. Он уже перешагнул этот решительный момент в своей жизни.

Почти рассвело. На огромной глубине сворачивалась черно-голубая карта предгорий Гиндукуша. Ветер переменил направление и дул в лоб машины. Казалось, она со скрежетом терлась о ледяные глыбы воздуха. Арт нажал руль высоты.

Выше было спокойнее. Он прикрепил маску и проверил манометр. Давление полное. Перед отлетом аппараты проверялись; в план маневров включалась работа масок на обратном пути через Палесарский и Киниджутский хребты.

Было еще рано направлять аппарат к северу. Опасность разбиться об обманчивые вершины гор, затянутые облаками и снегом, стала близкой. Броунинг осторожно повернул аппарат влево. На никелированных и медных частях блеснули красные солнечные огни. Земля лежала в смутном тумане с черными прорывами плоскогорий.

«Пора», – подумал Арт. – Джонни, проверьте моторы.

– Хорошо. Моторы в исправности. В правом стынет масло, увеличьте обороты. – Арт услышал в наушниках глухой голос.

Броунинг вглядывался в приближавшиеся горы. Севернее перевала Хут он повернул машину. Низко под аэропланом проплыли розовые ледяные поля с синими глубокими тенями. Солнце светило в спину и освещало путь. Первый перевал был пройден.

– Теперь на север! Выдержим! Выдержим, Джонни? спросил он почти весело.

– О, да! Маска в исправности, а машина на славу. До сих пор ни одного перебоя. Я думаю, мы выберемся.

– Да, Джонни, я почти уверен в этом. – Арт успокоился с того момента, как было принято двойное решение. Руки твердо держали управление. Аппарат нервно вздрагивал, будто катясь по неровному снежному полю. Шум моторов исчез. Впереди вырастали огромные хребты и ледники Г индукуша.

Выше!

Аэроплан качнуло. Броунинг, учитывая, что сопротивление воздуха на такой высоте незначительно, полагал перелететь Афганский перешеек на полчаса раньше. Лишь бы только не сдала машина! Воздушных ям здесь, несомненно, нет, но можно опасаться сильных течений над ущельями.

Выше!

Аппарат прорезал смутную тучу и вынырнул из нее мокрый и сверкающий. Капельки росы на корпусе и крыльях блестели, как розовые бриллианты.

Вот уже совсем близко. Арт решительно нажал руль высоты и взглянул вниз, где крошечными пятнышками чернели строения английских пограничных кордонов.

Броунинг никогда не думал, что рекорд будет поставлен так просто. Он быстро взглянул на Джонни, согнувшегося над измерительными приборами. Все стало таким обыденным, будто они совершали очередной полет. Он мельком бросил взгляд на доску. Полчаса назад в Гакуче окончились генеральные маневры.

– Вторая шеренга прибыла с некоторой потерей, – улыбнулся Арт, – а у нас пока что спокойно, и путь до Дюшамбе открыт.

«Рубикон пройден, – думал он. – За горами свобода. Без геологов, полковников штаба, без шпионажа и вскрытия посылок. Так просто!» – Через капельку времени они будут в Дюшамбе. Несомненно, он быстро объяснит причину своего неожиданного прибытия.

Английский летчик – редкий гость в такой глуши. И, кроме того, за него поручатся немногочисленные знакомые в Москве и Ленинграде. «Гиндукуш пройден, – продолжал радоваться Арт, – делать много проще, чем думать». – Еще немного, еще меньше часа, – и он в дружественной стране.

Стало совсем светло. Внизу лежал Афганистан – гористый и суровый; в прорывах облаков над ущельями серебрились узкие полоски горных потоков, скованных головокружительными обрывами. На севере голубели вечные снега отрогов Памира, а дальше, за дымкой бледного воздуха раскинулась огромная чудесная страна, – там будет финиш и долгий отдых.

«Может быть, через несколько дней я, вернее – мы будем в Москве! В Москве, в столице “варваров”!». Арт еще раз улыбнулся, вспомнив вечерние беседы в офицерском бунгало с мнимым геологом. Все случившееся за последние дни и сегодняшняя дикая ночь казались ему мучительным сном и в то же время отчаянной реальностью, – и эту реальность утверждал труп геолога, застывший в одинокой каюте.