Текст книги "Свет в окне (СИ)"

Автор книги: А. Белых

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Может чуть позже? – жалобно предложил Володя. – Проверю еще пару работ и пойдем. Как считаешь?

– Вот уж дудки, господин профессор! – категорически возразил Григорий. – Знаем мы ваши ухищрения. Где пять минут, там и час пройдет. Нет уж! Сначала прием пищи, а затем работать продолжишь. Перерыв, брат, он даже и заключенным полагается.

– Тиран ты, Гриша, – с ропотом заметил Петренко, но более противиться не стал и дал позволить увести себя на кухню.

Друзья неспешно отобедали, Григорий поведал товарищу, как провел день.

– Татьяна Владимировна женщина волевая, – заметил Володя. – Если обещала помочь, то слово сдержит обязательно. Так что найдется твой парень. Вот только что дальше?

– Как что? – не понял Туполев.

– Ну вот найдешь ты молодца. Вернешь ему рукопись. А дальше?

– А дальше обязательно с ним поговорю. Признаюсь, что прочел повесть. И дам совет.

– Думаешь, нужен он ему?

– Да разве может быть иначе? – возмутился от подобной фразы Туполев. – Если человек пишет, значит, желает издаваться! Никто не пишет лишь для того, чтобы написать. Да и кощунство это. Хорошая история должна быть передана окружающим.

– Люди все разные, – не согласился с приятелем Петренко.

– Глупость и вздор! Не стану цитировать слова Волонда из всем известной книги. Люди по сути хотят одинакового. В этом они и неизменчивы.

– Что-то мы отвлеклись и опять ушли в степи пустой полемики, – оборвал спор Володя. – Ладно, Гриша. Ты извини, но мне нужно продолжить работу.

– Иди-иди, труженик невидимого фронта, – хмыкнул Туполев, принявшись мыть посуду, и крикнул вдогонку: – Не разочаровывай своих птенцов!

– Нет, ну вы только посмотрите! Ну как можно было допустить такую элементарную ошибку? Словно не студент вовсе, а школьник, причем младших классов! – ворча и сокрушаясь каждый раз, когда кто-нибудь из его подопечных совершал ошибки в вычислениях, бурчал Петренко. – Такой простой пример и тот загубил!

Григорий, читающий рядом книгу, отвлекся и выдал собственное мнение на данный счет:

– Это для тебя математика открытая книга. Читай – не хочу. А другим дебри похуже Борнео. Не губи товарища студента, не суди строго.

– Да какая сложность? – возмутился преподаватель математики. – Просто есть ленивые, которых думать не заставишь! И зачем только учиться пошли? На заводе от таких толку вышло бы больше.

– И этот человек еще меня прозвал Тираном, – усмехаясь откликнулся Григорий и отложив книгу, поднялся со стула. – Ну-ка, господин профессор, разрешите взглянуть.

– Это еще зачем?

– Сегодня выступлю в качестве адвоката. Предлагаю следующее пари: если я решу пример, то пусть на нерадивого студента обрушится заслуженная кара. А коль не решу, значит не так уж и плох парень. И быть ему прощение в виде слабой оценки в три балла.

– Гриша, да ты сам то, что помнишь из курса математики? – с улыбкой спросил Володя. – Таблицу умножения?

– Не скалься. Не надо! – отмахнулся от нападки Туполев. – Вершин небесных руками не хватаем, конечно, но и по земле не ползаем презренно. Давай сюда свой пример, плебей. И бойся исхода сражения неравного!

– Опять заворковал, соловей, – смеясь, отозвался Петренко. – Раз так, держи тетрадь и дай правильный ответ. А я пока чаю поставлю. Как раз хватит времени завариться.

– Да мы его сейчас раз и готово! – с бравадой произнес Туполев. – Что нам косинус, что синус, пусть хоть троичный интеграл!

– Ну-ну. Дерзайте, товарищ бумагомарака! – не остался в долгу Петренко, и весьма довольный собой, отправился на кухню.

Пример оказался скользким как мыло. Решение простое и очевидное, лежащее на поверхности, почему-то все время ускользало. Не выходило у него стройных рядов вычислений, вечно так и норовила затесаться ошибка. И вроде все верно посчитано, а потом раз – и беда! Григорий и так подошел, и с другой стороны попытался. Все никак!

– Дурацкая наука, – ворчал журналист, усердно, давя на грифель карандаша. – Эх, ведь все вроде бы помню, а толку нет. Но не станем сдаваться, товарищ. Не таких раскладывали по полочки. Терпение и труд, как завещал наставление великий вождь!

Спустя еще пять минут Туполев уже не был настроен столь же оптимистично. По всем признакам пример просто не мог иметь решения и таил в себе не то ошибку, не то насмешку над журналистом. И все же сдаваться не хотелось. Григорий проигрывать не любил. Покосившись на дверь, мужчина решил прибегнуть к хитрости и заглянуть в другую тетрадь. И вовсе не для того, чтобы банально списать. Нет! Лишь с целью освежить память и вспомнить необходимую формулу. Взяв первую попавшуюся тетрадь, Григорий быстро пролистнул страницы, отыскивая нужный пример и замер, забыв о первоначальной цели.

Среди формул, цифр и закорючек шел текст на несколько абзацев, видно с обоснованием, какого-то решения. Но внимание Григория завлекло отнюдь не решение, а подчерк! Тот самый подчерк, написавший рукопись! Туполев мог поклясться, что писал один и тот же человек. Та же буква "т", то написанная прописью, а то печатно, та же буква "р", имеющая причудливый хвост. Определенно и без каких-либо сомнений Григорию удалось отыскать чудом, по случайности, необходимого студента.

– Списывать неспортивно! – послышался осуждающий голос за спиной.

Однако Григорий лишь отмахнулся, схватил тетрадь, вскочил и замахал ею у носа товарища.

– Нашел, Володька! Нашел пропащую душу!

– Что ты сделал? – обескуражено спросил Петренко.

– Студента своего. Рукопись написавшего!

– Где нашел? – все еще ничего не понимая, вновь задал вопрос Володя.

– Студент он у тебя, дурья голова. – Ликовал Туполев. – Ну же, братец, отвечай живо, как звать героя?

– Да там все тетради подписаны, – отозвался Петренко.

Григорий принялся лихорадочно перелистывать страницы и на первой обнаружил искомую надпись: Лисицын Николай...

НЕЛОВКИЙ РАЗГОВОР

В любом рассказе, повести или романе имеется цель, к которой стремится главный герой. И пусть ему вечно мешают, строят козни и всячески отговаривают, рано или поздно он достигнет эту цель, несмотря ни на что. Таков удел героя.

Григорий тоже достиг искомой цели. Журналист обнаружил неизвестного студента. Казалось бы, торжественный финал, но отчего тогда так неловко он себя чувствует? Не знает как дальше себя вести, что говорить. Нелепая выходит ситуация. Нелепая и глупая.

Туполев стоял за воротами института и курил.

Позиция оказалась выбрана не случайно. Хорошо все обдумав, Григорий решил подойти к парню не в институте, и даже не на территории, на глазах преподавателей и других студентов. Нет. Разговор намечался лично характера. Подобную беседу нужно вести с глазу на глаз, без свидетелей. Так и комфортней и правильней. Предусмотрительно увидев Лисицына в здании института – показал Петренко, Туполев не боялся упустить парня из виду. Стоял, курил, хмуро глядя на серые небеса.

День выдался пасмурный и холодный, с порывами ветра. Руки озябли, и спешно докурив, Григорий сунул их в карманы пальто.

Лисицын показался, когда журналист уже изрядно замерз. Парень неспешно шел к воротам. Что хорошо – в одиночестве. Куда сложней было бы, пойди он к примеру с приятелями или девушкой. Но пока все шло как нельзя лучше.

– Николай! – окликнул парня мужчина, едва тот прошел мимо.

Лисицын обернулся, и покосившись, угрюмо отозвался:

– Да.

– Меня зовут Григорий, – представился Туполев.

– И? – настороженно спросил парень, покосившись на двор института.

– Ты не пугайся, – улыбнувшись и постаравшись выглядеть дружелюбно, сказал Туполев, и поспешно добавил: – Не думай, будто я маньяк.

От этих слов парень не стал менее настороженней. Наоборот заволновался. А журналист мысленно обругал себя почем зря. Не один маньяк в жизни не представится маньяком, а вот отрицание вполне послужит намек. Прекрасно давая отчет, что нужно как можно быстрее исправить сложившееся положение, Григорий взял папку с рукописью, все это время сжимаемую подмышкой и протянул ее Лисицыну.

– Николай, это твое. Там рукопись, которую ты обронил в трамвае.

В глазах парня читались смешанные чувства. И испуг, и неловкость, и где-то в глубине мелькнула искра облегчения. Все же утрата не прошла незамеченной. Потерять труд, над которым корпел долго и мучительно очень и очень жалко.

Нерешительно Лисицын взял протянутую папку, буркнул спасибо и замешкавшись, спросил, краснея:

– Вы прочли ее?

Щеки парня зардели от смущения.

– Прочел, – не стал лгать журналист и ответил не дожидаясь столь важного для любого писателя вопроса: и мне понравилось. Честно.

– Не врете? – еще больше смутившись спросил парень.

– Не вижу смысла врать. – Ответил просто Туполев. – Да и зачем мне это? Мы не знакомы, не друзья, смысла лести я не вижу. А повесть хорошая. Это я тебе как литератор говорю.

Теперь в глазах Николая светилась неподдельная радость и ликование, а вот испуг провал вовсе.

– Так вы значит писатель? – восторженно спросил Лисицын, глядя на Туполева теперь уже по особому, будто рядом стоял кумир.

– Журналист. Публицист. – ответил мужчина. – Ну, и немного писатель.

И снова Туполев увидел смену эмоций, отображенных на лице молодого человека. Радость немного убавилась. Все же по мнению Николая журналисты славились куда меньше, нежели писатели. Пьедестал заметно стал ниже. Кумир померк.

Григорий улыбнулся и продолжил:

– Ты извини, что прочитал. Без спроса это не принято. Не удержался. Я человек от природы любопытный, а уж такая ситуация сама по себе оказалась притягательной: трамвай, спешка, забытая рукопись. Интригует ведь.

– Да я не обижаюсь. Спасибо вам. Сам бы я не рискнул ее показать. Страшно.

Туполев понимающе хмыкнул и промолчал. Молодость полна ярких эмоций, и положительных, и отрицательных. Страхи сильны, радость необъемлима. И первая работа, написанная с любовью, кажется величайшим трудом. И горько осознавать, что для других людей это просто очередное творение. Причем даже написанное не ахти как. С ошибками во всем, в чем только можно. Опыт приходит с годами, но и ведь и понимание происходящего тоже приходит с годами. Вот такой получается каламбур.

Николай боялся насмешек, критики или самого страшного: отсутствия всяческого интереса. Ведь критика по своей сути не так пугает, она несет и сор, и полезную пищу для размышлений. Куда хуже скупое клеймо – не понравилось, не интересно.

Они прогуливались, бредя просто вперед. Человек, уже нашедший себя и свое призвание в жизни. И человек, стоящий в самом начале пути.

– Как вы считаете, ей понравится? – неловко спросил Николай после молчания. Было видно, что парень долго хотел и не решался задать вопрос, не дающий покоя.

Это "ей" прозвучал, будто Григорий знал о ком идет речь. Мужчине представилась девушка, симпатичная, милая, ожидающая, куда более решительных действий от смущенного и неуверенного в себя молодого человека. Туполев мог дать разные ответы, но произнес именно нужное в данный час:

– Понравится. – сказал он коротко и добавил: – Главное не стесняйся. И все получится, вот увидишь.

– Мне бы вашу уверенность, – тихо откликнулся Лисицын.

"Эх, молодость", – подумал журналист, глядя на парня. – "Эх, глупость".

Неожиданно Григория посетило то редкое и необычное чувство, названное французами "дежавю". А в следующий миг мужчина вспомнил ночную бессонницу, как он курил на балконе, а внизу, невидимые его взору, стояли парень и девушка, и доносился их диалог. Тогда не прозвучало никаких имен, но отчего-то Григорий знал. Именно знал, кем был тот нерешительный парень, так и не поцеловавший свою спутницу перед расставанием.

Туполев взглянул на Николая, но молодой человек не знал, что промелькнуло в мыслях у спутника, и шел невозмутимо, крепко сжимая папку.

СНОВА НА СТАНЦИИ «ТИХАЯ»

Еще у любого произведения есть конец. По-другому просто нельзя.

Они подошли к перрону и крепко обнялись, прощаясь.

Прощаться всегда неловко, особенно с близкими и дорогими людьми. Особенно, когда прощаетесь, зная, что в следующий раз увидитесь нескоро.

Нужных слов не находилось. Так тоже бывает.

– Счастливого пути! – проронил Володя. – Когда доберешься – дай телеграмму.

– Обязательно, – подтвердил Григорий, неловко поправляя сжатый в руке чемодан.

– Как будет отпуск, вновь приезжай.

– Ну уж нет, – Туполев рассмеялся, – теперь жду ответного визита к нам в столицу!

– Постараюсь, – кивнул Петренко без уверенности в голосе.

Снова неловкая пауза. И голос из ретранслятора, сообщающий об отбытии поезда.

– Ну до встречи, брат, – произносит на прощание Туполев. И мужчины снова крепко обнимаются.

А затем Григорий направляется в свой вагон к ожидающей его проводнице. А Володя остается на месте, смотреть, как медленно набирая скорость отдаляется поезд...

Туполеву снился сон. Хороший, добрый. Сон о том, как в холодную по осеннему ночь, идут прижимаясь друг к другу парень и девушка. Они идут по ночному городу. И пусть мужчине не видно их лиц, он уверен, что они улыбаются.

А еще отчего-то Туполеву отчетливо видна деталь: букет, что девушка крепко сжимает в руке.

Букет, в этот раз, верно нашедший нужного адресата...

– 22 -