Текст книги "Белая Кошка (СИ)"

Автор книги: Zero Leaf

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

   I

   – Эй, Фьёл, ты чего там размечтался?

   Охотник встрепенулся. Взглянув на следы ещё один раз, Фьёл поднялся с колен и обернулся к своему спутнику. Тот вопросительно смотрел на него, возвышаясь на краю поросшего осиновым молодняком оврага.

   – Ну, куда дальше-то?

   – Стадо похоже в ту сторону ушло, – Фьёл указал вглубь сырого, полускрытого предрассветной дымкой леса. Не став терять времени зря, он снял с плеча тисовый лук и пошёл по следу.

   – Вот это другое дело, братец. Теперь я узнаю первого охотника не деревне! – Трир весело скатился на дно оврага и принялся догонять своего брата. – А то стоял на месте как заворожённый, точно муравьиную невесту себе нашёл.

   – Как будто она нужна мне, – усмехнулся Фьёл.

   Трир остановился, чтобы глянуть на то место, которое столь пристально разглядывал его братец, но ничего необычного там действительно не нашлось.

   – И как он только додумался тебе вызов бросить? Я ничего тут кроме смятой травы не вижу, а ты, охотник, след смог подобрать.

   – Ты про Олафа-то? – отозвался Фьёл ему в ответ. – Старина Олаф всё перед Галкой своей покрасоваться хочет. Ну да ничего. У него есть всего пара дней, чтобы поймать добычу получше моей. А как начнётся Солнцеворот, тогда и посмотрим кто из нас двоих охотится лучше.

   – А сам-то ещё ничего не поймал, – весело подмигнул Трир своему братцу. – Кстати, с этим вашем спором ничего не произойдёт, если он узнает, что я тебе помогаю?

   – Ты-то? Помогаешь мне? Лук-то хоть знаешь за какой конец держать! Девок в деревне ты кадрить горазд, а вот как дело доходит до охоты ... ты, братец, разве что тушу тащить подсобить можешь.

   – Но-но-но. Я все-таки на два года старше тебя! – сказал он, наконец нагнав шедшего впереди Фьёла.

   – Ну что же, старший брат, тогда давай и проверим чему ты за эти лишние два года успел у папаши научиться, – Фьёл кивком указал на примятый прошедшим оленьим стадом подлесок. – Разделимся, и посмотрим, кто первый их нагонит.

   – Идёт. – Трир протянул брату выпрямившуюся дощечкой ладонь. – Что это получается, если я выиграю, то мне себя лучшим охотником объявлять?

   – Если хочешь тягаться вместе с Олафом со мною – валяй! – весело ответил ему Фьёл и пожал его руку. – Только смотри в медвежью берлогу по ошибке не забреди, охотник.

   Ничего не сказав в ответ, Трир прошёл вперёд и, оглядываясь по сторонам, стал старательно идти оставленным оленьим стадом следом. Фьёл с самодовольной улыбкой на лице несколько минут наблюдал за своим братом, пока тот совсем не скрылся в сыром от тумана подлеске, после чего развернулся и уверенным шагом побрёл в другую сторону. Вскоре он приметил скривившуюся треугольником, поросшую мхом корягу, и, начав ориентироваться по зарубкам на деревьях, оставленных для себя же, пару лет тому назад, направился прямиком к знакомой опушке, на которой частенько паслись оленьи стада.

   «Что тебе, братец, что Олафу – вам обоим до меня расти да расти.»

   На километры вокруг стояла мглистая предрассветная тишина. Высоко над головой шелестели кроны деревьев, где-то вдали заухал было филин, и тут же замолк. Цепкий кустарник наперебой с молодой порослью то и дело хватался за предплечья, но вопреки всем его попыткам, охотник продолжал своё планомерное продвижение. В этой части леса ему всегда везло на крупную дичь. Многие охотники не осмеливались заходить так глубоко, опасаясь гнева Лесного Духа, но Фьёлу этот дух, казалось, только благоволил: вместо его немилости, юноша раз за разом возвращался из лесных глубин с полными руками.

   Подходя к опушке, он замедлил свой шаг и снял с плеча верный тисовый лук – своего неразлучного спутника, который сопровождал Фьёла с тех самых пор, как он доказал своё охотничье мастерство. Густые заросли терновника, словно бесконечная стена, поднимались от лесного поддона и заслоняли его путь. Свежий предрассветный бриз колыхал макушки осин. Белёсые стволы скрипели и пошатывались, подпевая ветру, что резвился в их кронах. Отодвинув очередную ветку кустарника, Фьёл остановился и тут же замер на месте. Сердце его вдруг рванулось из груди от радости, и забилось втрое сильней. Оленьего стада, что охотник ожидал найти здесь, на опушке не оказалось, а на их месте, приветствуя первые рассветные лучи, прямо посреди поляны разлеглась огромная пепельно-белая пантера.

   «По-прежнему прекрасна...» – пронеслось у него в голове воспоминание о первой встрече с ней. – «Такую-то добычу Олафу точно не удастся перещеголять.» – решил Фьёл и потянулся было к колчану, но, как и в первый раз, тут же замер в нерешительности, очарованный её нечеловеческой красотой.

   На её белоснежной, словно сотканной из нитей лунного серебра шёрстке плясали и переливались янтарными искорками первые рассветные лучи; холка равномерно вздымалась, вторя неспешному дыханию, а кончик её хвоста, столь же изящный, сколь и его обладательница, ритмично подёргивался туда-сюда, отмеряя диковинный ритм. Сам лес вокруг, казалось, был без ума от своей гостьи. Каждая травинка, что тяготилась мокрыми каплями росы, непременно тянулась вверх, только бы поймать на мгновение на себе взгляд её нефритовых глаз. Осины почтительно клонили свои кроны, чтобы не загородить для неё вид на светлеющий горизонт, а косматые орешники, толпившиеся в их тени по краям опушки, будто бы вперевалку радовались тому, что гостья приняла их дар – великолепное дикое колье, сплетённое из тонких ветвей дуба, и ярких сапфиров-васильков, – которое теперь оплетало её шею и величаво покоилось на белоснежной кошачьей груди. Она была неотразима.

   Ничего, что юноше довелось увидеть за свою двадцатилетнюю жизнь, не могло сравниться с этой неукрощённой красотой. Даже длиннохвостые ирбисы и остроухие рыси, в чьих грациозных движениях он прежде находил вершину охотничьего мастерства, не могли сравнится с прекрасным обликом этой гостьи из дальних земель, нашедшей приют посреди залитой утренними лучами опушки.

   Дрожащими от волнения пальцами он достал из колчана стрелу, неловко взвёл её и стал натягивать тетиву. Кошка встрепенула ушами и повернула голову на шебуршание в кустах. На мгновение взгляд её апатитово-зелёных, почти звериных глаз встретился с его собственным, и этого короткого мгновения Фьёлу хватило, чтобы пасть жертвой её чарам.

   – До чего же прекрасная... – невольно прошептал он.

   Услыхав человеческий голос, кошка вскочила на все четыре лапы, суматошно вглядываясь в скрывавший охотника кустарник. Дубовый венок дрогнул, едва не рассыпавшись, но остался на кошкиной шее. Её уши прижались было к голове, но тут же поднялись обратно торчком, выискивая источник звука. Острые когти вытянулись из своих укрытий, однако её лапы – как и сама дикая кошка – никак не могли решить к чему же им готовиться, и, разбежавшись по сторонам, оставили её в позе одинаково непригодной ни для молниеносного отступления, ни для свирепого прыжка вперёд.

   – Нет-нет, погоди, я не хочу с тобой ссорится, – запнувшись, сказал он, отчего-то уверенный, что кошка поймёт его. – Я знаю, ты иногда приходишь сюда, и я просто хотел...

   «И чего же я хотел? Побыть вместе с ней, вдвоём посмотреть на рассвет?..» – начал выспрашивать он у самого себя, но и этих слов он так и не закончил. Утопая в её бездонных, зелёных как сама жизнь апатитовых глазах, он вдруг обнаружил там нескончаемую горесть, что струилась из их уголков и заслоняла собой весь белый свет. Фьёлу захотелось подойти к ней, обнять её, прижать к своей груди, и не выпускать из объятий пока ей не полегчает. Сказать, что всё теперь осталось позади и не о чем теперь больше тревожиться. Теперь, когда он рядом.

   Вдруг что-то стукнулось о носок его сапога, и в один миг окружающий мир вернулся в его затуманенное сознание. Лёгкий ветерок колыхал высокую траву; деревья скрипели белёсыми стволами; первые лучи летнего солнца плясали на их могучих кронах. Остроконечная стрела лежала на земле, выскочив из его дрожащих и вспотевших пальцев.

   Фьёл опомнился.

   Уверенным движением он достал из колчана вторую стрелу и по новой натянул тетиву, но этой секундной заминки пантере хватило чтобы обернуться прочь и бесследно раствориться среди густого подлеска. На её месте осталось лишь разорванный голубенький венок.

   – Вот я дурак то! Такую добычу упустил! – с досадой укорил он самого себя и остался стоять на прежнем месте, в полной нерешительности что же делать дальше.

   Следовавший оленьей тропе Трир, вскоре присоединился к нему и вывел молодого охотника из оцепенения. Тот не видал ни кошки, ни оленьего стада, которое, по-видимому, ночью заглянуло на опушку и теперь ушло куда-то глубже в лес.

   – Э, братец! А выследить твою эту добычу и вправду не так уж и просто.

   Фьёл ничего не ответил и только молча побрёл за ним.

   Чем глубже они заходили, тем больше и больше стройный осиновый молодняк уступал место раскосым вековечным дубам. Утренние лучи, пробиваясь сквозь их ветвистые кроны, обретали какой-то совершенно необыкновенный золотистый отлив, и весь просыпавшийся подлесок обретал благодаря им чудно?й, и даже волшебный вид. Бурая, местами исцарапанная чьими-то широкими когтями кора величавых великанов радостно блистала, приветствуя поднимавшееся солнце; весело посвистывали на лету пёстрые дрозды; издалека доносилось едва слышное журчание воды, а дублёные охотничьи сапоги, не зная усталости, шаг за шагом уводили двоицу всё дальше и дальше в лес. На этот раз Трир шёл впереди, а младший брат только следовал за ним, да как дурак вертел по сторонам головой, ожидая за каждым деревом обнаружить или следившие за ними украдкой апатитовые глаза, или пару торчавших поверх подлеска острых ушей, или не поспевший за спрятавшейся кошкой кончик её белоснежного хвоста.

   Вскоре они добрались до каменистого ручья, прямой чертой разделявший лес своим бурным руслом на этот берег и тот. Трир перебрался на ту сторону резво перепрыгивая с одного проволглого булыжника на другой. Фьёл, следуя за ним, пару раз потерял равновесие, едва не нырнув.

   – Отсюда, старики говорят, начинаются земли Лесного Духа, – указал Трир на тенистую стену вековечного леса впереди. – Ну что, охотник, куда дальше?

   Фьёл остановился и огляделся по сторонам в поисках новых следов. Утреннее солнце уже успело подняться над макушками расступавшихся вокруг ручья деревьев, и своими ясными тёплыми лучами разгоняло оставшуюся ещё кое-где ночную дымку. Каждый клейкий листочек на каждом деревце и каждая блестевшая от росы травинка теперь виднелись отчётливо, словно кропотливо прорисованное усердным художником полотно, но сколько бы Фьёл не пытался отыскать среди этого полотна новый след, у него ничего не выходило. Всё те же апатитовые, почти звериные кошачьи глаза снова начали повсюду мерещиться ему и совершенно сбивали с толку.

   – Знаешь что, Трир? Раз ты уже взялся, то и теперь тебе вести нас.

   Старший брат пожал плечами и почесал затылок. Несколько раз он прошёлся вверх-вниз по каменистому руслу, выискивая на этой стороне хоть что-нибудь, отдалённо напоминавшее оленьи следы, и после небольшой заминки, взмахнув рукой, подозвал к себе Фьёла. Вскоре они оба уже шли по отчётливой, ведущей глубже в лес от водопоя, звериной тропе.

   Идти пришлось недалеко. Они перелезли через несколько поваленных бурей коряг, и вскоре подошли к здоровенному, накренившемуся и наполовину выкорчеванному дубу. Среди его оголённых корней виднелась чья-то уводящая глубоко в чрево земли огромная тёмная нора.

   – Так-так-так. Ну и что же тут у нас?.. – эхом отозвались в норе слова Трира.

   «Может ли это быть логово...» – стоило Фьёлу только вспомнить о белой кошке, как в подлеске за их спинами послышалось отчётливое, быстро приближавшееся шебуршание, похожее на то, которое слышит добыча в последний момент, прежде чем хищник набросится на неё.

   Они обернулись.

   В нескольких шагах от них, мотая из стороны в сторону своей кошачьей головой и не сводя с Фьёла глаз, встревоженно стаяла та самая белая пантера. Трир попятился назад и торопливо потянулся к висящему на поясе охотничьему кинжалу, оценивая опасность, но второй охотник остановил его.

   – Постой, брат. Мне кажется это совершенно не обычный зверь...

   – Ты спятил! Хочешь оказаться чьим-то обедом!?

   Но Фьёл не обратил на него внимания и, присев на одно колено, поравнялся с кошкой взглядом. Васильковый венок, на опушке украшавший её шею, уже успел куда-то подеваться, но безо всякого сомнения перед ним сидело то же самое существо.

   – Что же ты, всё-таки следила за нами? – обратился он к кошке. – Ты привела нас к своему жилищу?

   Кошка продолжала по-человечески мотать головой из одной стороны в другую, будто пытаясь о чем-то его предупредить. Не успел Фьёл произнести и слова, как глубоко из норы под дубом донёсся глухой и сонный, недовольный медвежий рёв. Кошка в одно мгновение развернулась, и в три прыжка, белой молнией, скрылась среди подлеска.

   – А знаешь, Фьёл, а она ведь права: хватит с нас охоты на сегодня!

   – Бежим!

   ...

   Добравшись до окраины леса вперёд охотников, белая кошка обернулась человеком и, непрестанно оглядываясь назад, беспокойными шагами побрела в деревню. Она не меньше молодого охотника была озадачена их первой встречей. Если кто-нибудь раскроет её секрет не миновать беде, но васильковый венок, который она переминала в руках, так приятно напоминал о его тёплых словах.

   II

   Традиции – это дань чему-то ушедшему; представления, устои и привычки, которые давно уже утратили всякую новизну, если таковую когда-то и имели, а в следствии того зачастую становящиеся препятствием на пути к развитию, обновлению и перерождению. По одной из традиций, дошедших с незапамятных времён, первым на новоселье положено пускать в новый дом кота, чтобы тот замолвил пред потусторонними силами словечко за домочадцев. Многие в деревне (в которую уверенным шагом возвращались молодые охотники) до сих пор помнили эту традицию, а некоторые даже прибегали к ней. Однако в действительности она давно уже стала излишней, благодаря стараниям Круга Друидов, волхвам которого удалось подчинить своей воле домовых духов.

   За домовыми последовали духи пламени, привязать которых решено было к домашнему очагу, духи плодородия, на радость земледельцев привязанные к полям и лугам, а потом и многие другие податливые духи, обуздать которые не представляло труда. Благодаря стараниям друидов все эти духи принесли краю процветание, но к их огромному недовольству, не каждый дух оказался уступчив.

   Лесные духи от мала до велика упорно противостояли попыткам Круга подчинить себя. Проходили века, и скоро они остались единственными, над кем была неподвластна сила друидов. Сколько своих знаний волхвы не прикладывали, сколько своих сил и времени не расходовали, лесные духи не спешили поддаваться им, и в конечном итоге Кругу пришлось признать их вольное существование и продолжить жить своим чередом, пытаясь поладить со своими диковатыми соседями.

   Лесные глубины стали более неинтересны для Круга Друидов, и только редкие охотники осмеливались на свой страх и риск забредать в неведомые глуши.

   Утренние петухи давно уже пропели, а солнце упорно карабкалось по небосводу, когда после своей неудавшейся охоты братья наконец покинули прохладную лесную тень. Фьёл распрощался с Триром и вернулся к себе, в свою новенькую хату на окраине деревни, где он жил уже второй год, и, за исключением шебутного домового духа, порой доставлявшего ему немало хлопот, жил в уединении. Холостяцкий быт был устроен соответственно.

   Над невыметенными полами, посреди единственной комнаты высился косолапый неотёсанный стол, не прогибавшийся даже под весом всех чашек, плошек, пустых бутылок и горшков, наваленных на него высокой кучей. В углу стояла белёсая печурка, с потрескавшейся, как юноша считал от одного лишь недовольства духов очага, штукатуркой; а в углу напротив, за сколоченной наспех деревянной перегородкой, располагалось неубранное холостяцкое ложе. На серых от пыли окнах пауки плели узоры, мыши, поселившиеся было в подвале, тут же от голоду и перевелись, добровольно разошедшись по порядочным домам; по стенам весели некупленные кожевником шкуры и шкурки, да несколько набитых паклей голов – трофеи.

   Всё в этом доме радовало Фьёлу глаз, всё было в порядке, и, что самое главное, – всё это было своим.

   Фьёл закрыл за собою дверь, скинул с зудевших ног охотничьи сапоги, ещё раз перевёл дыхание, после побега от разозлившегося медведя, бережно спрятал в висевшее на стене налучье свой верный тисовый лук, и сразу же, не раздеваясь, устало рухнул в кровать. Прошло пять минут, десять, полчаса, юноша уже дремал (а снилась ему всё та же белая кошка), как комната начала наполняться неясным, хотя и крайне отчётливым, ощущением нависшей тревоги. Беспокойство то и дело перекатывалось от одной стены к другой, клубилось под потолком, копилось в тёмных углах и заставляло дребезжать стоявшие в ставнях стёкла. Фьёл рывком поднялся с кровати и, потерев глаза, стёр остатки приятного сна. Никакого пожара вокруг не было, никто не ломился в дверь и не выпрыгивал из окошка, прихватив с собою самую ценную в этом доме вещь (наградной лук по-прежнему висел на своём месте), однако наваждение проходить не спешило.

   Фьёл быстро сообразил в чем было дело.

   – Полно тебе волноваться, приятель, – заговорил он со впавшим в панику домовым. – Что, неужели воробьи снова под крышу забрались, и от этой-то мелюзги ты себе места не находишь?

   Дух обратил внимание на своего хозяина, и на несколько мгновений было успокоился, но тут же стал волноваться по новой.

   «Должно быть гости пожаловали,» – рассудил Фьёл и окончательно поднялся с кровати.

   Так и оказалось. Старина Олаф, решив с утра пораньше нанести ему визит, стоял облокотившись на полураскрытую калитку в плетёной изгороди, и о чем-то переговаривался с его, Фьёла, соседями.

   – Это его-то ты так испугался? – успокаивая своего домового духа продолжал Фьёл. – Пора бы тебе привыкать к нему, приятель. Парень он неплохой, правда и бывает заносчивым, но все мы не без греха. Тебе-то он точно вреда не причинит, а мне – мне есть с кем в кабаке напиться!

   Фьёл поправил сбитый впопыхах табурет, смыл остатки дремоты чистой водой из кувшина, и, подойдя ко входной двери, растворил её прямо перед носом гостя.

   На пороге стоял коренастый широкоплечий парень одного с Фьёлом роста и возраста, в чистом, но неряшливо застёгнутом дублете. К удивлению хозяина, от него не несло ни вчерашней попойкой, ни даже приставшим к каждому охотнику запахом пота, да и ухмылистая холостяцкая морда была начисто выбрита и вымыта от шеи до ушей. Его крепкая красная рука была занесена над открывшейся дверью, точно он только собирался стучаться, прежде чем Фьёл распахнул перед ним дверь.

   – Ну? Как прошла охота, охотник? – сходу спросил он, на что Фьёл только развёл руками. Кому-кому, а Олафу ему точно не хотелось рассказывать о том, что утром приключилось с ним.

   – Ага, понял, – продолжал он. – Вернулся с незримой добычей. Только смотри у меня, воображаемые трофеи в нашем с тобой состязании не принимаются!

   – Да ладно тебе. Сам-то поймал чего? Рассказывай, не томи.

   Но в ответ Олаф лишь вторя ему развёл руками. Фьёл усмехнулся.

   – Ничего значит не изменилось, я посмотрю. Два идиота снова поспорили друг с другом, но делать ничего не спешат.

   Оба рассмеялись.

   Фьёл хотел было пригласить своего приятеля войти, но встревоженный Домовой в этот, как, впрочем, и в каждый раз, не жаловал гостей, а потому, недолго думая, они пошли пропустить по чарке в кабак. На улицах было по-утреннему безлюдно, да и в самой корчме посетителей можно было сосчитать на пальцах одной руки, тем не менее шуму они поднимали изрядно. Хозяин гремел здоровенной лестницей, прилаживая в несколько пёстрых рядов яркие праздничные ленты под самый потолок, а за дальним столом, среди клубящейся полутьмы, устроилось вокруг старика-сказителя человек пять мужиков и мальчишек, которые, изредка кивая и шумно поддакивая, слушали его старинные придания. Местный домовой дух старался придать своему заведению пущей важности, откликавшись неестественным эхом на слова старца и скрип передвигаемой по половицам лестницы.

   Несмотря на то, что Олаф сам же и сказал, что не будет пить, а так, «только глотнёт для храбрости перед одним важным делом», он сам же и заказал себе вторую чарку, а затем и третью. Приятель указал Фьёлу на недурную фигурой, хотя и не вышедшую лицом крепкую дочь корчмаря, которая хозяйничала за стойкой, пока отец украшал стены: «Смотри как хороша! Если с Галкой всё выйдет, то и тебе, не загадывая, невесту подыщем». Фьёл пробурчал ему что-то в ответ и продолжил вертеть в руках свою чарку, к содержимому которой он так ни разу и не притронулся.

   Перед глазами у него, точно наваждение, стояла одна лишь белая пантера. Всем телом он ощущал на себе её взгляд, и неисчерпаемая терпкая горесть, что он в них видел, всё никак не давала ему покоя. Как может существо на белом свете быть таким несчастным? Как довелось случиться, что некому этого несчастья утолить? Эти, и другие безответные вопросы отчего-то особенно живо терзали его, и только когда старик-сказитель затянул историю об одиноком Лесном Духе юноша наконец вернулся к действительности, опомнившись от своих грёз.

   Эту историю он слышал уже не раз, даже не два и не три, тем не менее чем дальше старик рассказывал, тем отчётливее Фьёлу представлялось, что именно Лесного Духа, а вовсе не обычное животное он в лесу и повстречал.

   «Не мог это быть простой зверь! Не водится в наших краях таких диковинных животных, к тому же и таких прекрасных...» – говорил он себе, а старик, словно читая эти мыли, подтверждал его домыслы:

   – ... И ходит с тех пор по своим лесам, приняв звериное обличие, да заведует делами лесными...

   Когда старик закончил свой рассказ, Фьёл подошёл к нему.

   – Скажи, отец, а можешь ты ещё о Лесном Духе что-нибудь рассказать?

   Тот почесал морщинистой рукой остатки седых волос и покачал головой.

   – Боюсь что я, юноша, поведал тебе все, что знаю – все, что мне рассказывал мой дед, а ему его прадед. Но ты, голубчик, не горюй.

   – А ты поди у друидов спроси! – вдруг отозвался какой-то мальчуган, сидевший напротив сказителя.

   – Да, это верно, – подтвердил другой. – Уж волхвы-то точно всё на свете знают.

   Охотник кивнул в знак благодарность, и поспешил вернуться за свой стол. Олаф уже допил последнее, признав себя в должной степени безрассудным, после чего распрощался с приятелем и ушел свататься, подмигнув на выходе дочери корчмаря. Фьёл остался один. Разом опрокинув свою чарку, он повеселел, и за отсутствием лучшего занятия отправился расспрашивать о белой кошке Друидов.

   III

   Друидов нетрудно было отыскать: их дома с черепичными кровлями белой вороной выделялись среди серых рядов хохлатых деревенских изб, а совет они и вовсе держали в здоровенном каменном саммите, гордо нависавшем над всей деревней. Несмотря на то, сколько домов Фьёл не обходил, все волхвы почему-то отсутствовали, и домовые духи, оставшись за хозяев, точно сорвавшиеся с цепи сторожевые собаки гнали юношу прочь. Фьёл потратил четверть часа, бродя от одной двери к другой, прежде чем нашёлся дом, в котором его приняли.

   В дверях, отворивши на его стук, стояла молодая симпатичная лицом девушка в простом голубом платьице, непроницаемой свиткой спускавшимся до колен. Увидав своего гостя она уставилась на него широко раскрытыми глазами, будто никак не ожидала увидеть на своём пороге таких людей. Да и сам Фьёл никак не ожидал подобной встречи.

   – Здравствуйте, – начал он. – Хелен, если не ошибаюсь? А вы и впрямь точно так обворожительны, как описывает каждый влюблённый в вас мальчишка в округе.

   Хозяйка улыбнулась и поприветствовала его в свою очередь.

   – Дайте мне свою руку! – вдруг сказала она, искоса взглянув на Фьёла.

   – Что? Зачем это?

   – Я прочту по ней вашу судьбу.

   – Нет уж, спасибо. Свою судьбу я кую для себя сам. Да и друиды, я не думал, что занимаются гаданиями.

   – А мы и не гадаем, – рассмеялась она, – но для вас я обязательно сделаю исключение.

   – Может как-нибудь другой раз, – увёртливо отвечал Фьёл. – Я обязательно зайду к вам позже, когда появится свободное время, но сейчас я по делу. Ваша матушка, настоящий друид, наверняка сможет мне ответить. Позовёте её?

   – Чего не могу, того не могу. Но проходите, я не могу отпустить вас с пустыми руками. Я всё же её ученица, – сказала девушка и скрылась в глубине дома, увлекая Фьёла за собой.

   Убранство друидского дома, после небрежной холостяцкой жизни в собственной хате, казалось юноше непривычным. Куда бы он не взглянул, везде было опрятно и чисто. На окнах весели аккуратно пошитые васильковые занавески, под ногами лежал простой, но радовавший глаз длинный табачно-зелёный ковёр. По черепичным горшкам всевозможных размеров и форм, расставленных по подоконникам, подвешенных высоко под потолком и мирно стоявших против стен, была рассажена самая разнообразная зелень, начиная с привычной ромашки, зверобоя и мяты, заканчивая совершенно чудными растениями, которых охотник не просто не знал названия, но даже никогда прежде и не видел. Хелен провела его в большую светлую гостиную, и уселась в одно из стоявших перед неразожжённым камином кресел, гостеприимным жестом указав Фьёлу на другое.

   – Присаживайся и мы начнём.

   – Ваша матушка, я посмотрю, куда-то отлучилась?

   – Да, и, к сожалению, не вернётся, пока солнце стоит над горизонтом. Но вы можете рассказать о своём деле мне, и тогда мы попробуем решить его, – сказала она улыбнувшись. – Хотя нет. Не говорите. Лучше дайте мне вашу руку, и я сама вам всё расскажу.

   Фьёл неохотно пошёл молодому друиду на уступки и протянул ей руку. Вскоре, очерчивая впадины на его ладони, Хелен заиграла по мозолистой коже своими тонкими белыми пальчиками.

   – В вашем прошлом я вижу встречу, которой вы никак не ожидали, и которая озадачила вас, – пропела Хелен. Фьёл невольно кивнул, подтвердив её догадки, и сглотнул от волнения. – И теперь вы пришли к моей матушке, чтобы... Хмм... Вы ведь охотник. Должно быть чтобы расспросить её о каком-то животном!

   – О духе, вообще-то, – поспешил прервать её Фьёл.

   Откуда бы она об этом не узнала – вправду ли она могла читать его судьбу, или просто по старому знакомству услышала от Трира об их утреннем приключении – Фьёл вдруг испугался, что она сможет догадаться, что именно встреча с белой кошкой значила для него.

   – О духе? – переспросила его Хелен. – Дело принимает интересный оборот. И что же за дух вас заинтересовал?

   – Дикий. В деревне говорят, будто бы он бродит по лесам.

   Услышав это имя девушка встревожилась и встрепенула головой.

   – Дикий? Нет, не может быть. Должно быть вы ошиблись. Эти духи давно уже никого не беспокоили.

   Фьёл вяло извинился, и ответил, что имел ввиду Лесного духа.

   Он не видел той разницы, которая была между этими двумя для молодого друида. Для охотника все они были друидским промыслом, но молодую девушку же эта тема явно интересовала намного сильней. Она выпустила его руку и, резво жестикулируя, стала объяснять юноше как давным-давно Дикие духи были лишены Кругом друидов своих тел и изгнаны, и уже многие столетия не показывали себя. Лесной же Дух был хорошим. Он охранял всех диких зверей, как, впрочем, и сам лес.

   – Да, верно, верно, – начав терять терпение Фьёл вернул отвлёкшегося друида к первоначальной теме. – Я имел ввиду именно Лесного Духа.

   – В таком случае я хочу от вас узнать, как же случилось, что духом, который всем своим существом заботится о лесных зверях, заинтересовался не кто-нибудь, а Фьёл, слывущий лучшим охотником на деревне?

   Юноша стиснул губы, только бы не показать невольной улыбки, начавшей было расплываться по его смуглому лицу.

   Ему доставляло удовольствие слышать, как люди, особенно самому ему едва знакомые, обращаются к нему по этому прозвищу. Какое-то неясное чувство – наверное гордость – в тот же момент захватывало всё его существо, и одним только своим присутствием оправдывало все те тяготы, через которые ему пришлось пройти, чтобы выбиться из-под тени своих старших братьев и заработать хотя бы толику репутации отца.

   Однако в этот раз всё было иначе. С самого утра в голове вертелась одна лишь белая кошка, и каждый раз, когда Фьёл вновь окунался в это приятное воспоминание, он не мог не упрекать себя за то, что потерял самообладание, и позволил зверю уйти прямо из под носа. С другой стороны, если бы она возьми и окажись не простым животным с прекрасной шкурой, но воплощением лесного духа, тогда ему бы проще было принять эту оплошность. Поэтому – в чем он убеждал себя, покинув кабак, – ему и захотелось разузнать о Лесном Духе побольше.

   Но рассказывать о белой кошке постороннему человеку казалось неуместным, лишним, а главное неправильным.

   – Видите, как всё вышло, – стал он придумывать что-то связное налету, – мы с приятелем поспорили – мой славный лук, между прочим, на кону – кто из нас двоих лучший охотник. И чтобы доказать ему, я должен поймать добычу, стоящую своего прозвища. Выследить, поймать или подстрелить для меня-то не проблема, но вот народ шепчется будто приняв звериное обличие где-то в глубине лесов бродит Лесной Дух. Мне не бы хотелось вызвать его гнев на всю нашу деревню, направив на него свой лук. – Он остановился, переводя дух, и взглянул на молодого друида. – Не могли бы вы рассказать мне о его воплощениях?

   Девушка, по-домашнему развалившись в своём кресле, не без улыбки выслушала протараторенное им объяснение и стала перебирать в уме все сказания о встречах с Лесным Духом, что вошли в историю. Но стоило ей начать пересказывать их, как Фьёл нетерпеливо её перебил.

   – Вы должно быть неправильно поняли. Я только хочу знать в каких зверей он может превратиться.

   Хелен покорно прервала свой рассказ и принялась перечислять, загибая пальцы на руках. Чаще других, Лесной Дух принимал обличие крупных животных: медведей, оленей, лосей; реже – живности поменьше, такой как волки, лисы, совы... Но сколько бы зверей молодой друид не называла, это не отвечало на главный его вопрос:

   – А не слышали ли вы историй, в которых этот дух принимал форму, скажем, белоснежной пантеры?

   – Лесной дух принять форму белой пантеры? – повторила за ним Хелен. – Нет, боюсь об этом я никогда не слышала. Но если вы зайдёте завтра ... завтра утром! то я могу расспросить об этом у своей матушки.