355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрстэрки Кихохимэ » В омуте преждевременных неточностей » Текст книги (страница 2)
В омуте преждевременных неточностей
  • Текст добавлен: 29 декабря 2017, 15:30

Текст книги "В омуте преждевременных неточностей"


Автор книги: Юрстэрки Кихохимэ


Жанры:

   

Слеш

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

      – М-м… Да, да, ты прав! И как я могла забыть об этом…! – беря карточку и отходя от ресепшена, согласилась девушка, хотя и ощутила волну разочарования, но не была бы она собой, если б отрицательные чувства в мгновение ока не сменились на положительные – восхищение – перед её взором столпились люди, экстравагантно-ярко одетые.

 

***



      Вечер наступил быстро. Он ознаменовал прогулку. С Катериной. Но прежде, чем встретиться с ней, Адриан решил переговорить для начала с «братом», который, как не странно, не сидел у своего устройства, а готов был отправиться с ними, дай только сигнал.


      – Ты никуда не идёшь. Можешь раздеваться.


      – Почему? – с непониманием поинтересовался Воробьёв, вспоминая, как за столом девушка все уши прожужжала про пляж, людей, про то как было бы хорошо им троим прогуляться в тёмное время суток, когда оживает нечисть и господствуют вампиры. Шутка, конечно, но куда уж без них?


      – Сей причина не столь важна, – одевая куртку и застёгивая её, последовал ответ от Балановского, перед уходом который умудрился ещё и посмотреть в зеркало, ставя положительную оценку своему ухоженному внешнему виду.


      Снова это тяготящее чувство, окутывающее Фёдора, не дающее ему спокойствия. Почему человек, которого он любит, так с ним поступает?! Слишком много непонимания и мало логики в происходящем. Глубоко вздохнув, он хватает того за руку, останавливая.


      – Что происходит?


      – С чего ты взял, что что-то происходит?


      – С того, что я вижу, как всё изменилось. А точнее – ты.


      Адриан закатил глаза, чувствуя, как закипает. Не любил он, когда ему начинали перечить. Нет, чтобы послушно сесть за ноутбук, продолжив виртуальное общение с такими же убожествами, что и он – нет, надо стать на пути и показать свой характер, обнажив зубки. Ну не смешно ли? Да вот только «Моська» не на того решила пойти.


      – Видит он! Да ты дальше своего экрана и не способен что-то цельное разглядеть, – сделав резкое движение, высвобождая руку из захвата и резко пихая ей в плечо, на что Фёдор делает шаг в сторону, с непониманием и долькой страха смотря на того. – Заслужил, оборванец. Ничтожество! Как только свет терпит таких жалких, беспомощных уродов? – Адриан перегибает палку, он не ведает о том, как слова сильно подкашивают возлюбленного; сейчас ему всё равно – по его венам течёт «ненависть», он хочет выплеснуть её, говоря тем самым, что б «столь низшее существо не вякало, а делало то, что ему велят».


      – Адриан, хватит!..


      – Хватит или нет – я сам решу, а ты, гомосек, если хочешь, чтобы наши отношения, – хватая за плечо и с силой сжимая, – остались на том же уровне, то, пожалуйста, сядь на свою пятую точку и не высовывайся. – И снова толчок, на этот раз с большой приложенной силой, на что «ничтожество», не удержав равновесия, падает на чудом оказавшуюся сзади кровать. – Вот так лучше, мышка. – И раздаётся смехом, пока Фёдор, дрожа от страха, не зная чего ещё ожидать от парня, отсчитывает минуты до тех пор, пока не остаётся в номере один. Укутывается с головой до ног одеялом.

 

***



      Покинув номер, Адриан решил немного прогуляться, приведя тем самым мысли в порядок (не мог же он в таком состоянии показаться перед своей девушкой!). Спустившись в холл —

кто бы мог подумать! – улыбающаяся и цветущая, будто хризантема, Екатерина уже поджидала, посматривая на ручные часы.


      – О! Адри, а вот и ты! – бросившись обнимать, а потом, смутившись, отступая на шаг. – Ой, п-прости, что так внезапно. Я просто так по тебе соскучилась, что… и вот! – Ей так шёл румянец.


      – Я тоже по тебе соскучился, Катя, – надевая свою повседневную маску, ответил голубоглазый, успокаиваясь.


      – П-правда? Ох!..


      С минуты они молчали, каждый думая о своём. Девушка о том, чтобы такого сказать, дабы перейти на другую тему, менее смущающую, но в голове, увы, была пустота, а парень – о случившемся пятью минутами раннее. Ему всё же не хотелось, чтобы «мышка» покидала пределы номера, такой поворот его не устраивал. Вот ни капельки.


      – Ой, а где Федот? Что-то он опаздывает.


      – А, он. Не будет его сегодня с нами…


      – Почему же? Что-то случилось?!


      – Нет-нет, что ты! У него просто, кхм, межсервисная война, так сказать, полуфинал, вот он и остался. Для него это очень важно, пойми.


      – Важно значит… Но сегодня за завтраком он ни о чём таком не упоминал…


      – Да сам не знал, когда и во сколько – объявили уже ближе к обеду о запуске, вот он и ринулся с командой отстаивать своё место. Не может же её подвести!.. Это только первый день отпуска и, естественно, ещё успеет и с нами погулять, и на пляж сходить.


      – Тогда пускай сопутствует ему только удача, а за ней – так желаемая победа. – Хоть рыжеволосая произнесла эти слова с ободряющей интонацией, быстро подняв вверх кулак, от Адриана не ускользнули еле заметно-проскальзывающие грустные мотивы. Неужели она и вправду расстроилась, что его не будет с ними? Если так, то терзаемая теория о настоящих мотивах девушки начинает постепенно приобретать более заметный вид.

 

***



      Вступая в свои законные права, вечер позволил влюблённой парочке, какой казалась со стороны для снующих людей, держаться за руки, но идти в траурном молчании по пляжу. Соболева пыталась заговорить со своим спутником, но тот был отречен от реальной действительности, недоступен. И решив не портить себе снова настроение, позволила-таки наслаждаться прекрасными морскими видами. Когда-то в детстве море казалось ей врагом: оно утягивало на своё дно столько борющихся со стихией людей, кораблей – безжалостно и хладнокровно; всякая попытка родителей отвести её к нему, заканчивалась плачем и брыканием. Такой уж она была бояшкой, а всё из-за фильмов, показывающие кораблекрушения, так повлиявшие на её пока ещё не сформировавшуюся детскую психику. Благо, что люди со временем взрослеют и способны (в большинстве своём) дать своим страхам отпор, принимая их. Вот и она, поняв, что всё это не больше, чем навязывание, накручивание, решилась в семнадцать лет, после окончания одиннадцати классов, пожать руку «молчаливому» врагу, заключив с ним мирные отношения, даже полюбив искренне.


      Шуршащий песок под ногам, лёгкий ветерок, свежий воздух, в небе – красочные фейерверки, приобретаемые всяко разные фигуры; доносимая весёлая музыка – и как люди, видя эти красоты, остаются всё такими же грустными и подавленными, неужели одно это – не даёт им право улыбаться и чувствовать гордость за то, что есть такая возможность? Но существующие вещи – каждодневны, они уже не способны подарить радость, только мнимою улыбку. Потому как радость и счастье – это теперь понятия денежного эквивалента: чем дороже подарок, тем больше восторгов рождается в человеке.


      Вял и неподвижен был Балановский настолько, что ведущую роль в поцелуе досталась самой Соболевой, и это ей не понравилось. Одной из главных составляющих парня была – дерзость, на пике сжигающей страсти. Любил он быть во главе, проявляя жестокость, показывая, кто главный, не терпя возражений.


      – Адри, ну что такое? Ты прям сам не свой, – с досадой, чуть ли не плача, пролепетала Катя, вьетнамками рисуя на песке линии.


      Ответом был лишь вздох.


      – Ты ведь знаешь: я всегда помогу тебе, решу любую проблему. Доверься мне.


      – Я доверяю тебе больше, чем себе. – Гложили мысли о Фёдоре. Резали, рисовали неприятные картины – что если этот парнишка изволил нарушить требование? Убежал, и на том до свидания. Нет, он не может продолжать эту прогулку, находясь в неведение.


      – Тогда почему ты так молчалив? Вижу же, что что-то тебя беспокоит! Я тебя достаточно знаю, чтобы сделать подобный вывод.


      – Да нет же, глупышка, – выдавил усмешку. – Голова у меня разболелась, походу я ещё не привык к климату. Вернусь, пожалуй, обратно, а там немного передохну.


      – Точно! Ты ведь впервые тут, как я могла не учесть этого… Подожди, я с тобой. – Видя как парень, не став ожидать её ответа, молча развернулся и уже успел сделать пару шагов к возвращению к отелю.


      – Не стоит, не хочу тебя обременять, – в резкой форме подал Адриан, а, осознав, насколько серьёзно прозвучали его слова, тут же смягчил тон на более мягкий. – Ты ведь так хотела изучить окрестности, и уже ночью, пока другие сидят в номерах, отдыхая, смотря телевизор, укладываясь спать – наблюдать за небом, сидя на траве.


      Ей было что ответить, но инстинкт завопил о мирном варианте – согласиться со словами, ведь «такой Адриан» был не в духе, и лучше, конечно, не прекословить:


      – Ты прав, пожалуй, я так и поступлю…

 

***



      Как не подозрительно, но тот же настрой «перепрыгнул» и на следующие дни. Екатерина не понимала, что происходит: её парень – мрачен и слишком задумчив, он чем-то был обеспокоен, но молчал, как партизан, временами грубил; Фёдор, с которым она успела переговорить всего два раза за прошедшие пять дней отдыха, оставался слишком инертным, мало заинтересованным в происходящем, его апатичность росла, – и всякие попытки как-то это разрулить, приводили к одной и той же точке – ни к чему. Совсем уж девушка опечалилась, даже новые лица не рождали в ней былого восхищения, казалось, что данная поездка была обременительной и не нужной. Да вот только резко всё переменилось на следующий день, когда оба парня постучали в её номер, приглашая на вечернюю прогулку – это очень сильно её удивило, настолько, что глаза от удивления расширились, на губах застыл немой вопрос, и желанием первым было ущипнуть себя, будто бы всё это – сон. Однако это – реальность, и Катя, воскликнув долгожданное «ура!», ринулась приводить себя в порядок, чувствуя, как по телу разливается счастье. Ну наконец-таки!


      Порой поспешны представления людей. «Учуяв» что-то хорошее, они начинают придумывать картинки со счастливым исходом, да вот только зря она подумала, что что-то изменилось в лучшую сторону, потому как Балановский шёл впереди, раздражённо вышагивая, опаляя ненавистным взглядом всё в округе, когда как Фёдор вёл под руку девушку, видя в этом какое-то спасение (?).


      – Тебе не кажется, что Адри чем-то омрачён? – тихо проговорила она, обратившись к Воробьёву.


      Прежде, чем ответить, брюнет смерил долгим взглядом впереди идущего, и, колеблясь, всё-таки дал свойственный ответ, не желая продолжать эту тему. Он боялся возлюбленного, и понимал, что любое его неправильное слово повлечёт за собой много проблем. Ему и так пришлось в последние дни исстрадаться, а тут выдалась удивительная возможность таки вздохнуть полной грудью, чувствуя свободу, – потому он и выбрал общество девушки, считая, что тем самым сможет отвлечься ненадолго от гнетущей обстановки, мрачных мыслей... Всё это было изначально ошибочным…!


      – Нет.


      – И ты туда же. Неужели я единственная, кто видит эти изменения?.. – Закусив до крови от досады губу.


      Адриан злился, сотрясаясь от обуявших эмоций. В эту минуту он ненавидел Фёдора – как он посмел прикоснуться к егодевушке, без егона то позволения и как она позволила этосделать. Видать, всё изначально к тому и шло – он был лишним и она, столь двуличная, хорошо скрывающая свои истинные мотивы, играла им, сменяя одну фигуру на другую. Этот отдых, это якобы чистое желание помочь Фёдору (с чего она вообще подумала, чтоонаему нужна?) – фарс. И главное тут даже не хитросплетённая игра, а достоверность чувств Воробьёва, который в глаза говорит одно, а на деле – смотрите-ка я вру вам, говоря, что «люблю», а на самом деле только тешу вас, давая искусственную власть над собой. Как же такое можно терпеть?! Действительно, никак, потому и блондин резко останавливается, поворачиваясь к ним. Хватит, ему надоело всё это. Надоело.


      – Адри, что такое? – с испугом вопросила Соболева, предчувствуя что-то нехорошее, – её сердце застучало вдвое быстрее, а к горлу подбирался этот немыслимо откуда взявшийся страх.


      – Оставь нас.


      – Но…


      – Я хочу поговорить с «братом». Наедине. – Ошибка или же преднамеренные слова, но Адриан не отдавал отчёта, он просто хотел избавиться от интриганки, в данный момент она была лишний, с ней он потом разберётся, а сейчас его «любимый братишка», съёжившись, опустил глаза, будто бы что-то ища в песке, ожидая дальнейшего хода событий, не смея даже воображать о том, что будет дальше. Единственное, что заставило его вздрогнуть на мгновение – это непонятное слово, что он хотел им сказать?..


      А блондин медлил, в свете уходящего дня, лицо его казалось истощенно бледным, даже мертвецким; в глаза страшно было заглядывать – в них было пусто, будто только что похороненный мертвец встал и позволил себе ещё немного пожить в этом мире. Верно, Балановский устал от всего, он уже не понимал, где правда, а где собственные выдумки – и какую роль занимает он сам?..


      – Пройдёмся немного. – Подходя к несопротивляющемуся Фёдору и хватая за локоть, делая шаги в противоположную сторону от ушедшей незамедлительно девушки. – Не хочу, чтобы нам помешали.


      И они пошли. Тихо, под сильный ветер, дующий прямиком на них, выступая некой силой, отговаривающей идти вперёд; под громкое, угрожающее плескание прибоя; под разносящуюся где-то вдалеке грустную мелодию, пока не дошли до поднимающегося вверх маяка, то вспыхивающего, то погасающего.


      – Она тебе нравится? Можешь говорить правду, обещаю, – подняв руки вверх, будто сдаваясь, – я тебя не трону и выслушаю, – прямолинейно начал Адриан, запрокинув голову назад, смотря с грустью на бескрайнее небо. Тяжело было, но он должен выдержать, ведь этот груз, эта ложь так давила на него, что он просто… не мог иначе.


      – О чём ты? Я не понимаю.


      – Так пойми, вроде не глупый. Я или она – сделай уже выбор, долго мы будем эту комедию ломать?!


      – Ты конечно… Но что всё-таки происходит? – Удар, и Фёдор, чудом удержав равновесие, отступает назад, с ужасом смотря на возлюбленного, придерживаясь рукой за щеку. Что это сейчас было и главное – за что? Непонимание и страх. А в мыслях рой: стоит ли остаться на месте или бежать, – и сможет ли он? Ответ очевиден: он слишком слаб для этого.


      – Чёртов неудачник…! Да сколько можно врать? Думаешь я ничего не знаю? – И разразился смехом. – А я всё знаю про вас!


      – Адриан…


      – Замолчи, пока не убил тебя. Замолчи!.. Ты… ты ли? Или лучше сказать – вы? Да, определённо выиграли со мной, выжидали определённого момента – и когда я буду менее защищённым, ударите ножом в спину!.. Но я вас опередил – я знал, что за всем этим что-то да кроется. И как финал – я прямо заявляю, что обо всём давно знаю, – Адриан сократил расстояние между намертво примерзшим к песку парнем, беря того за грудки и тряся. – И что теперь, Федя, что теперь? Будешь говорить о том, как ты меня любишь? Что всё не так, как есть на самом деле? Или… отнекиваться будешь? Что. Ты. Скажешь?


      А Воробьёв действительно не понимал, что происходит, только видел, как человек, которого он знал столько лет, любил, терпя все эти оскорбления, физические насилия – сходит с ума и в чём-то его обвиняет, даже не давая внятного ответа. Как ему, прикажите, поступить? Теперь нет мыслей о побеге – ничего нет, только пустота. Он не знает, что делать и он боится что-то сделать… просто останется тряпичной куклой, над которой можно измываться. Ведь такое и раньше было – агрессия, удары, обвинения – и он терпел это, так чем те случаи отличаются от этого?.. Всего лишь приложенной силой.


      – Почему ты молчишь? Почему?.. Неужели тебе нечего сказать?! – раздосадованно воскликнул он, отпуская для поиска ответа этому молчанию и, как только он пришёл на ум, то удар не заставил ждать – прямиком в живот. – А-а, так всё это доставляет тебе удовольствие! Ну конечно, такому жалкому только и остаётся, что «висеть на ком-то». Я ведь уже для тебя не авторитет, ты, осознав, что «выкачивать» (деньги) больше нечего, соскочил с меня на Катю. Ну конечно, ведь у неё-то они есть, она сможет тебя обеспечить… Вот она твоя цель.


      «Деньги… Катя… не понимаю… Так трудно дышать… Сердце, – приложив ладонь к груди, слегка поглаживая, – умоляю успокойся. Прошу, избавь меня от своей боли… хотя бы ты»


      – Только знаешь, я ведь тоже с ней, как и ты, встречался и тоже скрывал это…


      – …т-ты с ней в-встречался, – от шокированных слов, он поднял резко голову и заплакал, не осознавая этого.


      Адриан от неожиданности вздрогнул – почему он плачет? Но его этим не остановить.


      – И довольно-таки продолжительное время. Неужели тебя это удивляет, или же тебе больно от осознания этого? Что ты не единственный, кто владел ситуацией (девушкой)?.. Чего ты машешь головой? Не хочешь верить, что я давно знал о ваших отношениях, но как-то старался это игнорировать?


      «Я верил тебе… а ты всё это время за моей спиной…! Да как же так?!»


      – Серьёзно, прекратить вашу видную игру нужно было хотя бы в день нашей поездки. Мог и отказаться.


      «Я хотел быть с тобой, только ради тебя решился на этот шаг»


      – Но даже если тебе и хотелось сменить обстановку, то один из твоих проколов был первого дня нашего пребывания – пойти с нами на вечернюю прогулку, на пляж. Фёдь, сколько раз я тебя приглашал на вечеринки, посиделки в кафе, но ты всегда отнекивался, а тут, надо же, пойду-ка я вместе с вами. За идиота меня держишь?


      «В первую нашу бессонную ночную беседу я рассказывал тебе в ярких подробностях о своей любви к морю, и сколько раз переступал через себя, чтобы прикоснуться к нему, – но как ты мог об этом позабыть?»


      – Если это и не так, и ты просто хотел подышать воздухом, пройтись, размяться, не знаю, то что это за показуха сегодня была – вести Катю прямо на моих глазах под руку? Вы что ли уже меня сбросили со счетов, мол, не заметил одного, так не заметит другого?


      «Я боялся тебя. Каждый день под твоим надзором, этим изучающим холодным взглядом, пробивающимся под кожу. И только в Екатерине я видел некую мимолётную отдушину»


      – В общем-то, – поведя плечами от холода, – ветер усиливался, кабы не шквал, – мне надоело уже стоять здесь, пора бы подходить к финалу. Я так понимаю, что каких-то слов от тебя не дождусь сегодня, по фиг, но, – схватив сильно за волосы, привлекая тем самым внимание Фёдора, смотрящего отрешенно заплаканными глазами, – раз уж всё раскрылось и дальнейшей плутовской игры вам против меня не сыграть более, то сделаем ход конём – оставим всё, как есть. Я продолжу с ней «встречаться», ты же будешь играть паиньку-братика. Натягиваем улыбки, будто всё хорошо и прекрасно, ничего не приключилось, и продолжаем пока жить в таком ритме. Что же до дальнейших планов, то… хм, я об этом ещё поразмыслю, но суть, думаю, тебе ясна, – отпуская и разворачиваясь к нему спиной. – Только не вздумай ей рассказать об этом всё – иначе пожалеешь. – Слова прозвучали угрожающе и имели за собой не пустое колыхание воздуха; Адриан ушёл, не взглянув напоследок, ему в ту секунду было всё равно на Воробьёва, он думал о девушке, о том, как она на всё отреагирует в ближайшем будущем – как вытянется от удивления её лицо, а глаза расширяться от потрясения, ведь её раскрыли и не она передвигала фигуры, наивно полагая, что контролирует всё, а пешка, ставшая в итоге королём.


      Фёдор же, просидевший пару часов, чей мир рассыпался прямо на глазах, был непросто ошеломлён словами, произошедшим, а уничтожен, сломлен, втоптанным в грязь, – и пытаться как-то помочь себе выбраться из этой ямы не представляло возможности. Он беззвучно рыдал в глубину груди, в пронзённое сердце, уже не справляющееся со своей работой, всё более намекающее режущей болью, но почему-то игнорируемой самим парнем. А потом он упал лицом в песок, не двигаясь, лежа, как умерший. Маленький человек, потерявший всё, незаметное пятнышко, никто.

4 – Лезвие

Наверное, одним из самых главных недостатков Фёдора было то, что он умел прощать, закрывая глаза на ту или иную проблему. Но что говорить о парне, чей мир вращается только вокруг одного человека, и потеря которого не сулит ничего одухотворённо-прекрасного. Лишь следуя из этого, причиняя себе немыслимую боль, он готов мучиться, лишь бы быть рядом с тем, кого… любит (или же это более не глубокая симпатия, а, скажем, одержимость?).


      Но было трудно, очень, принять громыхнувшие, будто пуля, пролетающая в нескольких незначительных миллиметров у уха, слова, оставившие после себя неизгладимый отпечаток не только на душевном состоянии паренька, но и физическом – он начал худеть, отказывать ещё больше от еды и, что говорить, наносить невзначай увечья, небольшие царапинки, от которых, принимая душ, чувствовалось пощипывание, что несомненно приводило его в чувство; пока ты чувствуешь боль – ты ещё живой (стоит ли этим гордиться, когда жизнь с начала рождения и до конца – клубок страданий?). И именно отрезвление, ясность ума, под льющимися струями холодной воды, подсказали одну шальную, но мерзкую мыслишку.


      «Что будет, если я просто уйду из жизни Адриана?.. Он ненавидит меня, но я не уверен, что так оно и есть. Эта показушная злость – ни есть то, что он хочет мне сказать на самом деле… однако, смогу ли я докопаться до истины таким поступком, когда крышка гроба навсегда скроет меня от его глаз?..»


      Подумав об этом, в неярких тонах описывая весь этот процесс: от гибели до последнего пути, захотелось в свойственной манере позабыть и стремительно ринуться в виртуальный мир, спасающий неоднократно раз от суицидальных мыслишек, хоть и появляющиеся нечасто, но всё же колокольчиком порой дающие о себе знать. Эта мысль отличалась от тех, прошлых, так как в основном была направлена не только на себя (я хочу умереть – зачем мне жить?), но и на другого человека – желание увидеть перемену на лице: исказиться ли оно от боли, или останется безэмоциональным; заплачет ли он, или глаз не тронет вода?


      «Не поспешно ли это решение? И даже если оно что-то изменит, надолго ли такая перемена? То, что покидает этот свет – забывается со временем, даруя человеку новое…»


      Порой мысль набирает обороты, заинтересовывая настолько сильно, что уже хочется думать ни о чём другом, кроме неё, – а ей и в радость, она живёт до тех пор, пока нужна, тем самым увеличиваясь в объёмах, разрастаясь и занимая свою временную локацию.


      Покинув ванну, при этом вытираясь и набрасывая полотенце на плечи, поспешил к своему «другу», усаживаясь и набирая в поисковике интересующую его информацию. Несколько сайты нужны были, как люди, разбирающиеся в этом, на опыте опробовавшие сей последний эксперимент и готовые поделиться конечным результатом (бывало, что спасение приходило вовремя – и то, что оставалось после, интересно, как воздействовало чисто психологически дальше на человека). Но, увы, мелькающие ссылки, по которым он переходил, выдавали заражённые страницы или рекламные блоки; проверенные сайты были всего лишь отсылкой к помощи, где, действительно реальные пользователи сидели и на эти просьбы давали ответы, которые походили на лозунги: «всё хорошо», «ты справишься» – мотивирование, недолгое, но помогающее на краткий миг человеку пережить ещё один день, хотя по сути пережёвывание резины. Эти люди не помогают, они пишут доселе известные слова, позволяющие склониться к положительному варианту обратившегося. Мнимая надежда, что «может быть, всё и изменится. Завтра». Как правило, «завтра» не наступает, но человек ненадолго уходит от мрачных мыслей о суициде, продолжая своё существование.


      После многочасовых поисков не ответ был найден, а путь к решению проблемы, совет, и, как не странно, Фёдор, доверившись ему, чья решимость увеличилась до, так сказать, небес, решил-таки пойти по другой дорожке.

 

***



      Адриан вставал рано – в семь часов, в девять надо было быть на работе, путь неблизкий, и хотя машина у него имелась, никто не отменял пробки и ещё какие-то внезапные происшествия. Начальство не любило опаздывающих, лишала премии, отпусков, отгулов. Потому он и приходил вовремя – положительно складывалось на его карьере. Возвращался в седьмом-девятом часу, если не прогуливался по окрестностям с Катериной. Хотя после поездки отношения их ухудшились – девушка погрузилась в работу и старалась раз за разом не пересекаться с ним; замешательство, непонимание – это сыграло роль и переменило её отношение к нему. Но у каждого, как правило, своя точка зрения, и потому блондин видел всё под другим углом.


      – С возвращением, – открывая дверь, слыша как лифт останавливается на их этаже, проговорил Фёдор, слегка улыбаясь, и отступая после на пару шагов назад, давай пройти. Балановский безучастно кивнул головой. Сейчас ему хотелось только одного – привести мысли в порядок. Что-то явно шло не так, как он планировал. – Вот, Адриан, держи. – Протягивая белый конверт под непонимающий взгляд блондина. – Это деньги, что я заработал. Решил отдать тебе, мне они не нужны.


      – Э-э…? Подожди, деньги, что ты заработал. Ты заработал деньги?! – Пришло ещё большее непонимание, это казалось нереальным. Подумать только: интроверт, не выходящий из дома, сделал что-то несвойственное! В чём подвох…?


      – Да, всё так. И они твои.


      Адриан с неохотой раскрыл конверт, после перевел на счастливое лицо паренька, за которым улавливалась гордость, – зарабатывать деньги сложно бывает людям, у которых нет каких-то документов, подтверждающих их квалификацию, знания. У Фёдора все они остались дома, потому он и не мог найти работу, а связь с родителями была оборвана, даже денежный поток от матери был пресечен. И, спрашивается, кто мог взять себе это недоразумение: хилое, бледное?..


      В наш современный век реально зарабатывать не выходя из дома, но опять же, для этого нужны какие-то поразительные знания, связи, чтобы ненароком не угодить в лапы мошенникам. И даже, если представить на краткий миг, что у Воробьёва такие за имелись – как он снял деньги? Там ведь тоже есть свои нюансы.


      Балановский не хотел признавать изменения в возлюбленном, а внезапная перемена отношений с Катериной могли быть ключевым – девушка в последнее время отдаёт себя полностью работе, утверждая, что нет времени даже перекусить, потому как завалов много, и кому-то надо их разгребать. Следуя логики: премии, лишние деньги – и кому их лучше отдать? Фёдору!..


      – Что ты делаешь?! – поражённо прокричал Воробьёв, опускаясь на колени для того, чтобы подобрать наличные, но не тут-то было, мало того, что Адриан начал ходить по ним, так ещё и наступил на его руку, так и застыл, смотря снизу вверх на скукожившегося парня. – Мне больно. Отпусти, пожалуйста… – А в ответ непонятное хихиканье.

 

***



      «Что я сделал не так?», – истязал себя невесёлыми мыслями пострадавший, прижимая к пальцам холодную тряпку. Было горестно и неприятно. Ну почему опять непонятная реакция? Неужели нельзя просто похвалить? Зачем так себя вести! Он хотел сделать приятное, дабы о нём более не говорили как об «иждивенце», а получилось всё иначе… Пора заглянуть правде в глаза и оставить Адриана, пускай встречается с Катериной – и хоть это трудно принять, но другого выхода нет. Сколько можно себя насиловать, – совсем нет уважения? Да есть оно! И давно б уже уехал, если бы не это чёртовое чувство, которое он никак не может искоренить – его тянет к нему, даже после пережитого, он не может просто взять и сказать «прощай». А потому и мысли о «суициде» намного приятнее, чем душевная рана. Физически можно всё стерпеть – поболит, перестанет, а вот искромсанная душа – это уже другая песня.


      Адриан вошёл в гостиную, и захохотал – отчего-то ему было весело наблюдать за страданиями любимого.


      – А ты хорош, не ожидал, что ничтожество сможет копейку принести в дом.


      Фёдор закусил до крови губу. Ему захотелось ударить его. Чего он добивается?


      – Хотя им самое место валяться на полу, чтобы по ним ходили. Всё-таки не будем забывать, кто их добыл и кто принёс.


      – Чего ты хочешь? Если они тебе не нужны, то я их заберу. – Резким был ему ответ.


      – Ух ты ж, а ты прям разозлился!.. Но меня походу ты не расслышал: им место на полу. И никто их подбирать не будет – ни ты, ни я, ни кто-нибудь из моих друзей (у тебя-то их нет).


      – Да ты!.. – мочи не было терпеть у Фёдора это. Он встал, здоровой рукой в кармане брюк нащупал лезвие и скрыл в сжатом кулаке, решительно направившись в его сторону. Может, сейчас самое время прекратить всё это? Ну сколько можно? Он ведь тоже человек, а не подушечка для игл.


      – Подожди-ка… – преграждая путь. – Куда собрался, поднимать их что ли?


      Они слишком близко друг к другу. Одно ловкое движение – и можно с лёгкостью царапнуть лезвием по горлу, не ожидающего этого человека. Умрёт ли он сразу или же попытается остановить нескончаемо льющуюся кровь? А что в глазах – читаемый ужас или удивление отразится? Картинку нарисовать в голове очень легко, но чтобы дать ей «жизнь», на это нужно решиться, приложив непосильные усилия. Ты можешь хоть сто раз обдумывать чью-то кончину, расписав её до мелочей, но когда кисть окажется в руках, твой сто первый раз станет первым; ничего предугадать нельзя – и действие по ситуации, вот, что остаётся.


      Воздействующие негативные эмоций, нет, не способствовали поднятию руки на столь дорого до дрожи человека – одно дело хотеть это из-за обиды, совсем другое – осознано. Фёдор заколебался, а Адриану надоело «чего-то ждать», шумно вздохнув, в итоге оставил того одного (во-первых, Балановский устал; во-вторых, хотел дать оценку не только случившемся, но и дальнейшему развитию событий. Находиться в обществе ничтожества – не прельщало).


      Лезвие обжигало руку, захотелось моментально от него избавиться, потому и пальцы разжались, и оно упало в длинные ворса ковра, а сам Воробьёв пустым взглядом смотрел в никуда, незаметно для себя опускаясь на пятую точку, прижимая к груди колени. Так и просидел до самого утра – ни мыслей, ни анализа – пустота. Из этого состояния его вывели шевеления по квартире и прощальные слова перед уходом Адриана на работу. Лишь после этого, почувствовав облегчение, закрывая глаза, провалился в сон, оставшись в том же положении.

5 – Я хочу услышать


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю