Текст книги "Ловушка для Сверхновой (СИ)"

Автор книги: Юджин Ваальд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Вот смотрите, – движением руки я отодвинул солнечную систему, уйдя в мерцающую звёздную пыль. – Здесь сгусток звёздной туманности, похожей на бабочку, который остался после взрыва Сверхновой. Сюда мы пошлём звездолёт и спей файтеры, которые разбросают несколько вот таких воронок – аналогов "чёрных дыр". Рукотворных. Они поглотят гамма-излучение...

– Нортон, всё это мы видели много раз, – насмешливый голос оборвал мою пламенную речь. – Это не интересно. Мисс Райкова говорит об использовании вашей ловушки, как туннеля для перемещения кораблей.

Синеватый отблеск от звёздного неба скрывал лицо говорившего, но голос показался мне подозрительно знакомым. Странно, почему я не заметил этого человека среди зрителей?

– Эта технология по созданию лишь первой части туннеля, – я набрал код, и надо мной повисло стилизованное изображение воронки. – Как эта вещь работает, мы знаем. Мы проводили эксперименты. Они прошли успешно.

– Когда вы работали с Кэлли, – подала голос Райкова. – Шла речь о создании второй части этой воронки, а это настоящая "червоточина".

– Эта технология не отработана. Возможно... Мы пошлём людей на верную смерть. Скорее всего. И кроме того... – я выключил звёздное небо, особенно яркий после полутьмы свет залил студию, вызвал резь в глазах, отозвался болью в голове. – И, кроме того, наш проект предполагает спасение всей Земли, с её уникальным животным и растительным миром. А не только разумной её части.

Этого человека в первом ряду я так и не смог узнать. Хотя женщина рядом с ним была мне хорошо знакома. Хельга Золина, астрофизик и жена известного астробиолога. Академик Красимир Золин, муж Хельги, был очень стар, в конце прошлого года ему исполнилось 94, почти полностью парализованный, он передвигался в инвалидной коляске. Сделать биопротезы человеку с букетом старческих заболеваний никто не решался. А мужчина рядом с Хельгой вызывал зависть великолепной физической формой – подтянутый, с гордо развёрнутыми плечами, обтянутыми дорогим пиджаком, яркий румянец на щеках, ровный загар, густая шевелюра тёмных волос. Сама женщина, ещё достаточно молодая, на его фоне выглядела бледной поганкой с длинными прямыми чёрными волосами, вытянутым худым лицом и тощей фигурой, затянутой в нечто невыразительно серое. Хельга изменила себе, бросила старика и вышла замуж за молодого? Это странно.

Зверски разболелась голова, словно острые раскалённые иглы врезались в лоб, виски, отдаваясь в челюсть. Я рылся в собственной памяти, как в старом хламе, пытаясь выудить информацию об этом человеке. И не мог.

Мужчина вдруг вскочил с места и, явно красуясь собой, легко впрыгнул на подиум рядом со мной.

– Поприветствуем нашего второго гостя! – истошно заорал ведущий. – Академик Красимир Золин! И его очаровательная супруга! Хельга!

Это был шок, ступор. Не знаю, как я выглядел со стороны. Но наверняка, как полный болван. Представить не мог ту перемену, которая приключилась с Золиным. С чего это вдруг он так помолодел?

– Ну что, Нортон, вижу, вы совсем не ожидали меня здесь увидеть? Правда? – академик пронзил меня таким ядовитым взглядом, что захотелось провалиться сквозь землю и больше никогда не видеть ни этой студии, ни академика с его потрясающе свежим цветом лица. На его фоне я выглядел как старый засохший сэндвич.

Золин вальяжно расположился на диване, положил ногу на ногу. Также красуясь, распахнул пиджак, гордо продемонстрировал не только проступающие из-под белой рубашки хорошо развитые мышцы, но и модные молодёжные подтяжки, очень широкие, ярко-синие в белую полоску. Хельга присела рядом, и я поймал себя на мысли, что академик почему-то омолодил только себя, а вот жену оставил в том же возрасте. И теперь она выглядела, как видавшая виды мочалка на старой швабре.

– Ну что же, наверно, стоит продолжить разговор о долгих перелётах к звёздам? А, Нортон? – продолжил академик со снисходительной улыбкой. – Раньше продолжительность жизни человека ограничивалась 70-80, или максимум 100 годами. Но я, как видите, сумел повернуть время вспять. В свои 94 года я выгляжу... На сколько я выгляжу?

–Думаю, лет на 35, господин Золин, – на лице ведущего образовалась такая елейная улыбка, что меня чуть не стошнило.

Студия встретила овациями эти слова, и хотя я знал, что люди рукоплещут лишь по указке, кольнула зависть и обида. Интерес явно перешёл к академику. А я мог уже катиться куда подальше.

– Так вот. Ну, а ещё пара лет для моих исследований. И возможно – кто знает, я смогу открыть ген бессмертия. Ну, при наличии финансирования, конечно.

Это самое главное – деньги, деньги, деньги. Раньше меня поддерживал научный мир, и я по молодости и наивности думал, что учёные – романтики, им нравятся смелые идеи. На самом деле, я это понял лишь потом – им тоже хотелось получить свой кусок пирога. Но когда они поняли, что деньги идут лишь на мой проект, интерес ко мне угас, сменившись на зависть и глухое недовольство.

– Ну, предположим, – я взял себя в руки. – Мы создадим через некоторое время расу долгожителей, ну или – бессмертных. И отправим их к звёздам. А остальные что будут делать? Погибать? Мой проект – это спасение всех, а не кого-то.

– Вы уверены в этом, господин Нортон? – голос Хельги звучал снисходительно, даже скорее высокомерно. – На вашем месте я не стала бы это утверждать. Ваши выкладки... Как бы это получше сказать. Которые были опубликованы. Изобилуют многочисленными ошибками, неточностями. И вообще, вряд ли вы хорошо понимаете, что делаете.

– Результаты моей работы проверялись много раз. И людьми, которые хорошо разбираются в этом, миссис Золина. А также. Знаете, я могу на глазах любого человека. И вас. Провести все эксперименты. С ловушкой.

– Шаманство. И ничего более, – махнул рукой Золин. – Картинки. Знаем мы, как вы склонны к эффектным демонстрациям. Вам бы в цирке работать. Вот я – реальное подтверждение моей работы. А что вы можете предложить?

– Это не картинки, – я ощутил себя уязвлённым. – Я говорю об уже созданном звездолёте, который находится на околоземной орбите, спейс файтерах. И экспериментах по созданию туннелей.

???– Скажите, господин Нортон, – вдруг с первого ряда подала голос Райкова. – Вы можете любому человеку показать ваш звездолёт?

В глазах Эвы горел неподдельный интерес. Чего я не ожидал.

– Конечно, мисс Эва. В этом нет секрета. Экскурсий мы не водим. Времени на это нет. Но для вас, пожалуйста, – я улыбнулся как можно галантней. – Ну, а потом вы сможете написать статью. Только уговор – честную.

– Конечно, господин Нортон.

Девушка села обратно на место, застенчиво улыбнулась. На щёчках проступили маленькие ямочки, лицо раскраснелось, словно я обещал исполнить самое заветное её желание. И она показалась вдруг не такой недоступной дивой, как раньше. Может я ошибся. Внешность бывает обманчива.

Чёрт возьми, как я мог забыть об этом человеке в зале? Он вдруг зашевелился, потянулся куда-то, у меня сердце замерло, но мужчина лишь достал платок, промокнул лоб и вновь сунул платок в карман. Но сердце почему-то ускорило свой ритм. Едва заметный скрип привлёк внимание. У дверей студии стоял мужчина небольшого роста в выцветшем комбинезоне техника, полноватый, редкие серые волосы зачёсаны назад, как делают люди, которые стремятся скрыть лысину – ничего особенного. Он достал свёрток.

– Ложись! – неожиданно я услышал собственный крик.

Что-то с громким свистом распороло воздух. Я упал, едва не пропечатавшись носом. Чпок! И страшной силы взрыв потряс студию. Когда я поднял глаза, то не сразу понял, что творится. Вопли, женский визг оглушили меня. Клубился густой белый дым, выглядевший в студии как-то совершенно нереально, не страшно, словно спецэффекты, которые сопровождают пение популярного певца. И вопли, стоны казались лишь звуковыми спецэффектами. Я бросил взгляд на подиум – Золин с Хельгой исчезли. А ведущий с выпученными глазами замер в центре. Ноги у него подломились, сложился как марионетка и шмякнулся на пол, затрясся как эпилептик.

Я вскочил на ноги, бросился прямо в дым. Противный резкий запах забил ноздри. Я зашёлся в диком кашле, распоровшем грудь болью. И едва не поскользнулся – под ногами расплывалась багровая лужа. А совсем рядом я увидел Эву, она лежала ничком, на боку. Роскошные волосы слиплись, белая блузка окрасилась алым. Бросился к ней, приподнял. Из шеи у неё бил фонтанчик крови. Осколки бомбы задели артерию. Пара минут и всё – смерть.

Крики, стоны раненных, шум борьбы перекрыл хриплый крик:

– Это война! Это война! Умри, Нортон! Умри! Умри, мерзавец! Очистительный свет... Вернуться к содержанию

Я ушёл от Нортона, поднялся по лестнице этажом выше и оказался на козырьке со взлётно-посадочной площадкой, нависавшей над бездной – широким проспектом, который ограничивала монолитная стена жилого небоскрёба. Ещё трясло от досады и злости, хотя виду Нортону я не показал. И тут не удержался – залюбовался моим красавцем, RX-2000, космолётом последней модификации с плазменными движками. Недавно получил его от Моргана – старикан внял моим просьбам и разрешил приобрести этот шикарный аппарат. Хотя управлять им чертовски сложно, но это того стоит. И выглядел он потрясающе – мощно, и в то же время изящно, словно только что севший на землю огромный беркут, ещё не сложивший огромные серо-коричневые крылья. Я залез в кабину и повернул ключ на старт – допотопная штука, которой я специально заменили электронные ключи. Люблю всякие древние штучки.

Сирена взвыла мерзко и оглушительно, заставив дёрнуться на месте, будто сквозь тело пропустили электрический ток.

– Шон Андерсен, вы нарушили пункт Правил номер... – возвестила система. – Управление заблокировано. Дождитесь патруля. Повторяю...

Я матерно выругался. Ну да, по меркам системы я пьян. Не сильно, но пилотировать летательный аппарат в городе не имею право. Совершенно забыл включить процедуру очистки организма от алкоголя наноботами. Она врубается автоматически, но я ставлю её на ручной режим. Зачем покупать дорогое пойло, когда эти маленькие противные штучки так быстро лишают меня удовольствия? А когда вышел от Нортона, пребывал в такой расстройстве, что забыл снять блокировку.

Откинувшись в глубоком кресле, бездумно вперился в стену на противоположной стороне улицы – там, в хаотичном порядке ярко горели, узкие словно бойницы, окна. Мелькающие аэромобили и флаеры на миг перекрывали свет и казалось окна перемигиваются.

Досада вновь хлынула в душу, теперь уже с удесятерённой силой. Твою ж мать, Артур, почему ты такой добренький? А я хорош. Знал, ведь прекрасно знал, что он не даст мне добро на зачистку лагеря, где засели сторонники этого подонка Макбрайда. Но на что-то надеялся, как идиот. И конечно, Артур опять отказался. Нет, надо самому решать эту проблему.

Но злиться долго на Артура я не мог. Слишком хорошо знал его, и слишком многое нас связывало, чтобы ссориться по глупости. Нет, Артур – классный мужик, очень умный, интеллект у него. По сравнению с ним я школяр. Но он не задаётся никогда передо мной. Просто не такой он человек. Давно мы дружим. С тех пор, как я вдруг увлёкся астрофизикой. А поводом для этого стала симпатичная куколка, которую я подцепил в каком-то баре. Она оказалась не только обладательницей роскошной груди, но и очень умной. Здесь не проходили мои обычные штуки – смотри на меня, я – Шон Андерсен, курсант самой престижной воздушно-космической академии! Один из лучших, вон и сине-оранжевые нашивки лейтенанта на рукаве, когда все остальные в моем возрасте (а минуло мне тогда двадцать) курсанты ходят в капралах.

Как выяснилось, девчушка училась в университете, а профессором у неё был Нортон. Брала зависть, когда Ханна рассказывала о нем, и зачем-то я решил попасть в университет. Стоило это немало, а мой старик, узнав об этом, сказал просто: "Слушай, сынок, вот тебе сорок кусков. Хотел подарить тебе на день окончания академии аэромобиль. Класса "спорткар X5", крейсерская скорость в полтора Маха. Давай, истрать их на учёбу университете. Хочешь?" Я долго думал и всё-таки отказался. Крутую тачку, которая могла проноситься в небесах на сверхзвуке, я хотел больше, чем Ханну. Но тут мне подфартило. Оказалось, этот самый Нортон читает лекции в какой-то богадельне. И я решил сходить, просто поглазеть на этого зазнайку.

И здорово ошибся в оценке его. Артур совсем не выглядел сухарём, ботаном, который ничего, кроме своей науки не видит. И рассказывал он так увлекательно, и так понятно, что слушая его, я видел все эти звёзды, туманности, галактики. Красотища. Потом с Ханной мы расстались, а профессор Артур Нортон плотно вошёл в мою жизнь. Он был старше лет на пять меня, почти погодки. Но уже писал диссертацию именно на ту самую тему – о Сверхновых, и всех этих завлекательных штуках.

Нет, в академии нам тоже давали информацию о космических объектах, объясняли про классы звёзд, тёмную материю, о галактиках, планетах, спектрограммы, диаграммы, но так сухо и нудно, что мне оставалось только зубрить – хорошо, хоть память меня не подводила. И старик мой раскошелился на чип, который позволил шутя усваивать все эти жутко громоздкие тексты. Но они так и остались бы тупым набором цифр, формул, диаграмм и расчётов, которые мне приходилось делать. Если бы не Артур. Он открыл Вселенную для меня.

Вой сирены заставил очнуться от воспоминаний. Из среднего ряда вынырнула летающая финтифлюшка, патрульный аэромобиль, смахивающий на шмеля, и опустился рядом. И меня бросило в жар. Числится за мной один грешок, который до ужаса бесит – быстро краснею. И сейчас же ощутил, как заполыхали щеки и уши. Судя по тоненькой фигурке, патрульным была девушка. Не хватало ещё, чтобы за нарушением Правил застукала баба! Узнают мои орлы, засмеют.

Девушка приблизилась – на милом личике с острым подбородком и задорно вздёрнутым носиком возникло строгое выражении мамаши, заставшей своего ребёнка, который увлечённо разрисовывал новенькие обои в спальне.

– Господин Андерсен? Вы нарушили пункт Правил... Это ваше третье нарушение ...

Нет, лишить лицензии пилота никто бы меня не посмел. Это слишком.

– Короче, сколько я должен? – сухо спросил я, изо всех сил стараясь успокоиться, чтобы ушла краска с щёк.

Девушка обладала бархатистым голоском и фигуркой, затянутой в пуленепробиваемый костюм, который так соблазнительно обтекал приятные выпуклости. Но здесь было не то место и время, чтобы растекаться, слушая её щебетанье.

– Десять тысяч кредитов. Вы можете заплатить с корпоративного счета вашей компании, или лично, – тараторила она давно заученные слова. – Вы можете обжаловать решение в суде...

С трудом подавив тяжёлый вздох, я протянул левую руку с браслетом. Эх, прощай новые дюзы для правого движка моего "зверя". Но если штраф будет оплачивать компания Моргана, на базе тут же узнают, что я проштрафился глупейшим образом.

Вот на черта оставлять людей в качестве патрульных? Что бы смогла сделать эта девчушка, откажись я платить? Погналась бы за мной на этой фигульке? Смешно. Да, понимаю – наше продвинутое гуманистическое общество создаёт рабочие места. Иначе большинству людей просто будет нечего делать. А так, они вроде бы при деле.

– Благодарю вас, – раскосые глаза девушки озорно сверкнули, а на губах мелькнула торжествующая улыбка. Такую большую "рыбу" ей явно удалось поймать впервые. – Вы должны запустить процедуру очистки и дождаться её полного окончания...

– Спасибо за заботу, – буркнул я совсем не вежливо.

– И больше не нарушайте, господин Андерсен.

Когда патрульная машина отбыла, я опустил кресло. Вытянулся всем телом и врубил наноботов на полную мощь. Странное ощущение. Вначале расслабленность, безмятежность, по телу растекается приятное тепло, покалывания в кончиках пальцев рук и ног. Мысли разбегаются, клонит в сон. А потом наоборот, прилив энергии, в голове ясно, чётко. Горы готов свернуть. Правда, эффект этот длится недолго. Потом все возвращается в обычное состояние. Ну, может быть, становишься посвежевшим и отдохнувшим.

Была у меня одна подружка, так она рассказывала, как действуют эти наноботы. Хотя я мало, что запомнил. Но понял, что они как бы проникают в клетки человека, очищают от всякой дряни, ремонтируют, как сломанную машину. Но постоянно держать их в организме нельзя. Это как с больной ногой ходить с тростью. Потом уже привыкаешь на что-то опираться и хрена с два сможешь обходиться без подпорок. Вон этот самый Казимир Золин, как женился на молодой, всё пытался разработать таких наноботов, которые вернули бы ему молодость и здоровье. И что в итоге? Превратился в полную развалину, передвигается в инвалидной коляске. Все хорошо в меру.

Мысленно я опять вернулся к взрывам на космодроме. То, что всё это организовал этот подонок Макбрайд, я в отличие от Артура, не сомневался. Ну, кому ещё? Нет, врагов, завистников, конкурентов у нас хватало выше крыши. Всё эти так называемые учёные, которые теперь травили Артура, пытались постоянно развалить его проект, лишить денег. Писали гадости о нём, издевались. Но чтобы устраивать взрывы? Нет, на это способные только гребанные фанатики. А именно таких создавал Макбрайд – марионеток без мозгов, но зато со жгучим желанием убивать. А полиция ни черта не хотела делать. А надо было всего-навсего притащить этого говнюка в участок, кинуть в кутузку к бандюкам и на утро он бы во всем признался.

Тоненький, будто зудел комар, писк возвестил, что процедура закончилась. На сетчатку глаз вновь спроецировался рабочий интерфейс управления космолётом и я вздохнул с облегчением. Размял затёкшие от лежания мышцы. Но тут же с удовольствием ощутил, как они налились силой, натянулись, словно струны.

– Диспетчер, говорит Шон Андерсен. Предоставьте "свободный коридор" для RX-2000.

Пока я общался с очаровательной патрульной, ограбившей меня на десять кусков. Нежился в объятьях наноботов, коридор для моего летуна уже ушёл. Придётся ждать новый.

– Коридор будет свободен через... – начал диспетчер механическим женским голосом, но тут же перешёл на такой же искусственный, но более низкий, мужской: – Один час, двадцать пять минут, сорок секунд.

У меня вырвалось такое витиеватое трёхэтажное ругательство, что система булькнула, щёлкнула и пробормотала как-то совсем по-человечески растерянно:

– Запрос не ясен. Повторите запрос...

Что они там, охренели что ли? С чего вдруг всё занято? Правительственную делегацию, что ли ждут? Хотя, нет. Зря я так. Для моего "зверя" нужен особый, двойной коридор, это тебе не финтифлюшка, как у патрульной девочки. Мой орёл любит простор, где может показать всю свою мощь. Если будет лететь по обычному коридору, который выделяют для стандартного транспорта, снесёт все к чёртовой матери из двух, а то и трёх ближайших. Даже, если какая-нибудь колымага нечаянно попадёт в инверсионный след моего космолёта, свалится на землю в два счета.

– Шон Андерсен, мы можем предоставить вам коридор SS-X1. Это будет стоить на 500 кредитов дороже. Если вы согласны, мы передаём координаты.

– Валяйте.

Хитрая политика. Хочешь дёшево – езди по улицам, стой в пробках, но зато почти бесплатно. Дороже – вот тебе летательный аппарат. Хочешь летать быстро? Покупай роскошный космолёт, на котором сможешь махнуть даже к звёздам. Ах, тебе не по карману? Ты же сам виноват, что ты бедный. Бедный, значит глупый, необразованный.

Судя по координатам, перелёт предстоял над стратосферой. Лететь через космос на базу, которая находилась всего-то в двух сотнях миль, все равно, что вызвать шикарный лимузин и с помпой проехать на нем от одного подъезда дома до другого. Когда учился в академии, был у нас такой пацан. Все строил из себя кронпринца, рассказывал о роскошных особняках, яхте, которые принадлежали его отцу, прикатывал на учёбу на лимузине класса Альфа. Я не из бедной семьи, мой старик владел небольшой компанией по производству домашних роботов-уборщиков. Но я таким дерьмом не занимался. Достижения в мастерстве пилотирования – вот главное, что было важно для меня.

Звали того парня как-то чудно. Эйрикссон – да, точно. А имя – Петюр. Тощий, как палка, волосы как солома, глаза бесцветные, то ли зеленоватые, то ли голубые – один чёрт. И вот этот Петюр долго морочил всем нам головы, какой он крутой. Пока не упал в обморок на семинаре. А потом выяснилось, что это был голодный обморок. Не доедал, бедняга. Все бабло тратил на то, чтобы пускать пыль в глаза.

Но мой RX-2000 – красивый, мощный, но ничего лишнего, тяжеловесного, того, что зовут показухой. И реально я могу махнуть на нём, если не к звёздам, то к докам на границе солнечной системы, где собирается звездолёт и спейс-файтеры. Проект Нортона включал только звездолёт и какие-то приблуды, но Морган потребовал к нему истребители. А с самым богатым человеком на Земле, который оплачивает весь этот банкет, не поспоришь. Мои орлы теперь не только доставляли груз к докам, но и учились пилотировать истребители. А это, скажу я вам, совсем иначе, чем на Земле.

Ну что ж, надо лететь на базу. Стартануть в космос я мог прямо здесь, включив ракетные двигатели. Но боюсь от дома, где живёт Нортон, остались бы лишь развалины.

Включив двигатели вертикального взлёта, я повёл космолёт бережно и аккуратно, словно младенца нёс на руках. Едва покачиваясь, начал подъём, все выше и выше, мимо ярко освещённых окон – свет солнца почти не проникал сюда, поэтому электричество горело всегда. Широченный проспект внизу становился всё уже, уже, пока стены башен не сомкнулись в неприметную щель. И я рванул по свободной трассе прямиком в космос. Пронизанные рассеянным солнечным светом остались внизу облака, гордо плыли, словно величественные айсберги в океане. Горизонт, изогнувшись дугой, отделился голубоватой дымкой от пугающей чёрной бездны, на котором пока я не мог видеть звёзд.

– Ракетные двигатели включены, – возвестила система женским голосом.

– Подтверждаю.

Внизу размахнулся во всю ширь ковёр с бело-голубыми разводами. А в шлемофон полилась музыка космоса, словно из-под глубокой толщи воды слышалось завывание ветра и шум прибоя, горловое женское пение, и ритмичные звуки глюкофона – металлического барабана.

С телескопа, встроенного в обшивку, в бортовой компьютер посыпались картинки из далёкого космоса – здесь нет атмосферы, никто не мешает увидеть кружева, сотканные из звёздной пыли. Обычно я выбираю самый красивый фон и обновляю его в кабине.

Начал снижение, нырнул в густую пену облаков, на мгновенье перестав видеть всё вокруг и вот уже белая хмарь расступилась – в окружении унылых серых холмов, поросших редким леском, прорисовались очертания родной базы, смахивающей на огромный стадион, к которому ведут ровные серые ленты взлётно-посадочных полос. Кажется, база открыта всем ветрам. Но нет. Сверху её закрывает крыша из прозрачного графена, самого прочного на Земле материала, толщиной в атом. Как-то пытался к нам проникнуть нарушитель. Думал, что шутя пролетит насквозь – графен выдержал удар, а незваного гостя размазало в кашу. Даже определить тип летательного аппарата не смогли.

– Я – Сокол, вызываю Скалу. Разрешите посадку.

– Разрешаем! Разрешаем! – совсем не по форме со смешком ответил высокий мальчишеский голос.

Развлекаются, долбоебы хреновы. Конечно, общение с диспетчером по связи – анахронизм. Они все равно уже заметили меня на радарах и передали в бортовой компьютер координаты той ВПП, куда я должен сесть. Но раз по уставу обмен сообщения предусмотрен, он должен быть таким, как положено, без всякой самодеятельности. Распустил я своих ребят.

Я выключил ручное управление, и теперь уже компьютерная система повела мой космолёт по идеально ровной глиссаде до посадочной полосы. И я, откинувшись в кресле, лишь следил за параметрами приборов. Сброс скорости, шасси коснулись пластобетона с такой мягкостью, что я даже не почувствовал толчка, не говоря об ускорении. На экране ровно, как часовой на посту, застыло значение в 1G. Обыватель представить не может, как трудно посадить подобную махину. Да вообще посадка – сложнейший элемент пилотирования. И каждый раз меня охватывала зависть к интеллекту системы, которая может вот так легко, мягко, без усилий сделать то, что отнимает у меня тонны нервов, и гложет беспокойство, что когда-нибудь она заменит меня полностью. И я пополню ряды паразитов, тех, для кого и создают ненужные рабочие места, только, чтобы они не сошли с ума от безделья. Самая страшная пытка – выполнять никому не нужную работу.

Космолёт остановился прямо перед воротами, ведущими на базу. Я спустился по приставной лесенке, спрыгнул вниз. Как всегда промелькнула жалость, и какое-то странное чувство потери – надо расстаться с моим летуном. Вот высокие ворота разошлись, словно неведомые силы втянули их в стены. Космолёт затащило внутрь, а я прошёл через КПП на базу, миновал узкий тёмный коридор, где по мне раз десять проехался луч сканера. И вышел уже на поле, расчерченное яркими огоньками на сектора. Приземистые ангары, выкрашенные ядовито-зелёной краской, казармы. Массивные очертания космолётов, вдавленных своей тяжестью в пластобетон. И в центре – высокая башня диспетчерской вышки, которую венчал словно глаз циклопа, присматривающий за Вселенной – огромный телескоп.

Пока шёл к своей казарме, несколько раз пришлось остановиться перед пилотами, которые как назло попадались навстречу, отдавали честь. А в их глазах я читал немой вопрос – ну, что командир, не пора ли в бой? Нет, не пора, пока этот слюнтяй не захочет разобраться с мерзавцами.

В моей комнате, конечно, ничего не изменилось. Всё на своих местах и привычно. Обстановка спартанская – узкая койка, правда, с пятью уровнями комфорта – жёсткий, как в самых суровых боевых условиях, когда спишь где попало, более мягкий и удобный, как обычная кровать в отелях. Ну и самый высокий уровень – когда система идеально повторяет очертания твоего тела, а значит, паришь, как в невесомости. Такое я себе никогда не ставлю – зачем расслабляться. Потом высокий встроенный шкаф с барахлом – одеждой, обувью, лётными костюмами. Простой дубовый стол с парой стульев. И главное – большой громоздкий сейф напротив окна. К сейфу я и отправился. Набрал код и с трудом отодвинул тяжеленную дверцу, которая открылась с таким скрипом, словно ворота средневекового замка.

Здесь, на полочках, я хранил своё сокровище – коллекцию часов. Такие штуки, как наручные часы давно исчезли из употребления, а я просто влюбился в их совершенство, когда увидел случайно у одного парня. Вначале я не разбирался в них, но потом понял, как отличать реплики, то есть копии, и настоящие часы. Те, которые порой стоили целое состояние. И я гонялся за ними по аукционам, разыскивал в ломбардах, в запасниках старых музеях, которые за ненадобностью закрыли для посетителей. И сейчас я обзавёлся ещё одним шикарным экземпляром – наручными часами военного лётчика Люфтваффе Второй мировой войны. Невероятная редкость. Ремешок из настоящей кожи почти истлел, если бы не обработка специальным составом, рассыпался бы у меня в руках. Но механизм был в идеальном состоянии. Я аккуратно выложил коробочку с часами, погруженных в особый раствор, который не даст раритету разрушаться дальше, полюбовался пару минут и закрыл дверцу.

Система уже пару минут орала благим матом, пытаясь привлечь к себе внимание, как капризный ребёнок, сообщая, что у меня гость.

На голоэкране отразилась долговязая фигура Яна Беккера, одного из лучших моих пилотов. На круглой веснушчатой физиономии – озабоченность и тоска. Это совершенно мне не понравилось.

– Входи, Ян, выпить хочешь? Присаживайся.

Я подошёл к встроенному бару, вытащил отличный бурбон Блэнтон"с, шестигранная бутылка с фигуркой серебряного жокея на крышке обещала райское блаженство.

– Я не пью. Вы знаете, полковник, – пробурчал Ян, присаживаясь на краешке стула.

Судя по хмурому, сосредоточенному лицу, парню было хреново. Он плакал по ночам, когда никто не видел и глаза у него были опухшие и покрасневшие. Но сухие, как прерия в июле. Ян действительно не пил крепкий алкоголь, в отличие от меня. Но другого метода расслабить парня и хоть немного погасить тоску в его глазах, я не знал.

Я разлил темно-янтарный напиток по стопкам. Ян неожиданно, и скорее автоматически протянул руку, взял стаканчик и сделал глоток, закашлялся и отвернулся, смахнув слезы.

Я опрокинул стопку в рот, бурбон приятно обжёг пищевод, добрался до желудка, оставив потрясающее послевкусие, наполненное сладостью апельсина, с оттенками вишни, мёда и дубовой бочки.

– Ладно, рассказывай, в чем дело,

– Я решил уйти из отряда, – твердо, но тихо обронил Ян и как жирную точку, поставил со стуком на стол стопку с недопитым виски. Сгорбился, засунув руки между колен.

– Ясно. И почему?

Парень качнулся туда, обратно, собираясь с мыслями, бросил на меня невидящий взгляд, в котором было столько тоски и боли, что сердце сжалось, пропустив пару ударов.

– Боюсь за мать и сестру.

– Из-за чего? – смысла задавать этот вопрос не было, я и так прекрасно знал ответ. Но всё-таки я ждал, когда Ян наконец-то сможет объяснить всё сам, но пацан молчал. – Им угрожают эти говнюки из секты? Так? Давай, Ян, не жмись.

Он не ответил, но его взгляд ответил "да".

– Хорошо, давай мы перевезём твою мать и сестру сюда, на базу. Они будут в безопасности здесь.

– Нет, – покачал головой Ян так безнадёжно и устало, что я понял, он думал над этим много-много раз и отказался от этой мысли. – Мама... она не поедет. Тяжело ей. Она там... В общем привыкла. И я не хочу её пугать. Она не знает. Линди, сестра моя, ничего ей пока не сообщала. Все угрозы эти прятала. Вот...

Он вытащил из кармана свёрнутый кусок плотной бумаги с наклеенными кое-как буквами разного размера, вырезанными из картонных упаковок продуктов. Я развернул и скрипнул зубами, хотя видел эту гадость не раз. Все эти идиотские лозунги и угрозы. Сам находил их много раз, но просто выкидывал.

Я мог бы сказать пацану, что решу этот вопрос в течении недели. Что сам лично вылечу на истребителе и разнесу ракетами к чертям собачьим лагерь этих ублюдков. Но я не верил в это до конца, а врать не хотел.

– Хорошо, Ян. Давай сделаем так. Дам тебе неделю на размышление. Если через неделю ничего не изменится, ну что ж. Уйдёшь из отряда. Согласен?

Он помолчал, явно собираясь с мыслями. Потом взглянул в моё лицо и, видимо, нашёл в нем ответ на вопрос, которого так ждал. И слабо, едва заметно улыбнулся.

  Вернуться к содержанию

Шон Андерсен

Жара. Невыносимая. За спиной словно подвесили вагон с углем. Ноги тонут в раскалённом песке, так что терморегуляция скафандра не справляется. Под ногами крупа, смахивающая на крупную соль, разъезжается во все стороны, пытается как трясина жадно чавкая, затянуть внутрь – в самый центр пекла, в настоящий ад.