Текст книги "Вандал (СИ)"

Автор книги: ypink

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

========== Начало. ==========

***

Это началось в середине февраля. Тогда на улице ещё только-только начинала цвести слива умэ. Саске буквально с полгода назад поступил на службу в Токио, с отличием закончив полицейскую академию. Для коллег он казался не более чем обычным, среднестатистическим юнцом-желторотом. Правда, такое к себе отношение Учиха терпел только семь месяцев. Он работал курьером, сортировал документы в архиве, доставлял улики, трупы – к слову, не самого приятного вида и содержания – и порой не самых адекватных свидетелей.

Саске любил свою работу, но привык чувствовать себя в жизни выше других. Если на форму, наличие табельного и загадочный вид велась каждая мимо проходящая женщина, то в полиции ни один человек не воспринимал его, как хотя бы равного себе. Для выпускника специализированного учебного заведения юноша выглядел худым, щуплым, даже чересчур красивым и грациозным.

Кто бы знал, что внешность не показатель.

Спустя семь месяцев своей работы «мальчик на побегушках» Саске получил свою первую действительно серьёзную операцию. Тогда весь отдел поставили на уши. Вернее, то, что осталось от него после серии убийств, произошедших в префектуре города. Он был на тот момент единственным более-менее целым работником, способным сделать хоть что-нибудь.

Пришлось знатно поработать, прежде чем удалось выйти на след преступника. Излавливать наркомана-шизофреника, ширяющего любого непонравившегося человека отвёрткой в шею или бок, на его же территории оказалось гораздо труднее, чем рассчитывалось изначально. Будучи под дозой, убийца раскидывал всех направо-налево. Прятался он хорошо. Лучше, чем многие его предшественники.

Саске со своим напарником прижали его в каком-то дешёвом гей-клубе на окраине. Джуго просадил весь магазин в пистолете ещё во время преследования, стреляя по обшарпанному мотоциклу – ни разу, кстати, не попал. Он выжимал из служебной тачки столько, сколько мог. Когда уже только издали сверкали крошечные огоньки высоток, подозреваемый бросил средство передвижения в кювет, а сам помчался в первое попавшееся здание.

Шуму среди посетителей весьма сомнительного заведения поднялось море, когда вульгарно размалёванному немолодому мужчине ткнули в шею отвёртку и стали угрожать. Смерть заложника означала провал. Убийца затребовал пистолет, и Саске незамедлительно положил табельное на пол и подтолкнул к нему ногой. Дело обстояло, прямо скажем, дерьмово.

Джуго получил нешуточное ранение в бок с пистолета своего же напарника. Они просчитались; преступник умел стрелять и отлично знал брешь в защите полицейской формы. Темно было – хоть глаз выколи. Тем не менее, в темноте отчётливо блеснуло наполированное дуло и упёрлось прямо Учихе в лоб. Противник находился от юноши на расстоянии вытянутой руки, было слышно даже его дыхание. Притом отчётливо ощущалось отсутствие заложника – немолодой мужчина подвывал достаточно далеко отсюда, чтобы его можно было застрелить.

Риск всё ещё был так велик, чтобы бросаться напролом. Времени на раздумья тоже не было. Когда преступник коснулся тонким вытянутым пальцем курка, Саске сработал чисто на инстинктах, скручивая того. Пистолет с тяжёлым стуком упал. Где-то в углу задёргались посетители клуба. Худощавый светловолосый парнишка вызвал скорую, а Учиха защёлкнул наручники на исколотых запястьях.

Тогда всё закончилось хорошо, а Саске получил новую должность – младший следователь.

Даже обладая незаурядными способностями и талантом, дослуживаться до главы отдела пришлось долго. Только спустя десять лет непрерывной работы уже мужчина оторвал такой, якобы лакомый, кусочек. Только ничего особенного при повышении не случилось: всё так же и приходилось потакать вышестоящим.

К тому времени, когда Саске стал главным следователем отдела, профессия полицейского стала популярной и среди женщин. Офис наполнился шумными, брезгливыми, порой совершенно бесполезными личностями. Дамы не задерживались надолго – кто-то выходил замуж, кто-то – в декрет.

Ему было уже давно так за двадцать пять, когда появилась его «горячо любимая» поклонница ещё с давних, подростковых, времён. Сакура была младше него лет на семь, может больше. Она только-только закончила академию и поступила на работу как судебно-медицинский эксперт. Харуно умела работать, а ещё с тем же успехом раздражала.

Саске не горел желанием жениться, но с этим заботливо наседали мать и старший брат. У них со временем появилось несколько больное желание устроить небогатую личную жизнь несчастного члена семьи. Учиха был доволен своим одиночеством вместе с отцом. Фугаку считал, что сын должен найти ту самую, «одну единственную», чтобы связать с ней свою жизнь. Тем более, отец был уж чересчур критичен к любой женщине.

Саске жил один в просторной трёхкомнатной квартире ближе к окраине Токио. По виду можно было сказать, что жилище пустует уже несколько лет. Хотя мужчина каждый четверг устраивал влажную уборку в доме.

Несмотря на пустующий вид, квартира была вполне себе уютной. На стене в прихожей висело несколько фотографий: четыре с детского сада, пару семейных, три со школьных выпускных и одна с полицейской академии. В углу, рядом с входной дверью, расположился кремовый пуфик и незаполненная даже на треть полка для обуви.

Дальше – небольшой смежный санузел, отделанный в бело-серой гамме.

Следом за ванной простиралась большая гостиная с балконом и пристроенным рабочим кабинетом. Её заполняли только важные и нужные предметы: диван, журнальный столик, плазменный телевизор. В уголке рядом с окном стоял горшок с искусственными цветами с курсов по икебане, на которые Саске заботливо отправила мама.

Самой дальней комнатой квартиры была спальня. Помещение занимало большую часть всей доступной жилплощади. Как такового освещения не наблюдалось, только над огромной двуспальной кроватью висел самого простого вида ночник. Свет проникал в комнату в основном через огромное панорамное окно с видом на токийские высотки.

Саске, чёрт его дери, копил на эту квартиру с пятнадцатилетия. Своя жилплощадь была его мечтой. А этот пейзаж, видимый сквозь тройной стеклопакет, мотивировал его работать даже в старшей школе, не покладая рук. Если половину окна занимали высокие, будто разрывающие небосвод, многоэтажки, то вторая половина была по-своему пустой, спокойной и гармоничной.

Конечно, по исполнению тридцати лет Учиха чувствовал себя несколько неуютно. Наступил возраст, когда все ровесники строят семьи, заводят детей, а некоторые уже и не первых. Саске был один, и пускать кого-то в свою жизнь он не планировал.

По крайней мере, до тех самых пор.

Впервые мужчина узнал о нём в конце марта. Тогда ещё только через неделю должен был начаться учебный год. В тот самый день температура оказалась значительно ниже ожидаемого, поэтому полицейский кутался в тонкое серое пальто, которое совершенно не грело. Будучи главным следователем в районе, приходилось держать лицо.

– Мда уж, – устало выдохнул следователь второго ранга – Суйгецу, – такого искусного вандала наш отдел ещё не видал.

Саске спрятал руки в карманы и приблизился к коллеге. Рисунок, прямо говоря, удивлял. На стене было криво, но очень толсто нарисовано баллончиком «Я люблю Саске Учиха! P.S. Тот самый, что главный полицейский Токио!».

– Окей, меня больше интересует, нас-то они на кой чёрт сюда вызвали? Нашли бы и заставили оттереть, – как-то холодно, но всё-таки шокировано сказал мужчина.

Хозуки странно ухмыльнулся, а потом достал из внутреннего кармана несколько фотокарточек и протянул их начальнику:

– Если бы это было в первый раз, – лицо его выглядело так загадочно, что Саске мог поставить тысячу йен на то, что тут что-то не так. Он опустил взгляд на фотокарточки, и у него вдруг пересохло в горле, – этот чудила, насчёт пола, естественно, я точно не скажу, орудует уже почти год. Он даже прошлым летом, – Суйгецу активно жестикулировал, так и норовя заехать рядовому офицеру, стоящему по правую его руку, по лицу, – исписал все храмы в районе Хоккайдо надписями о любви к тебе, – светловолосый уже чуть ли не в голос смеялся.

Саске всё ещё не понял, с какой такой радости его срывают с довольно важного собрания.

– Почему вы решили, что это один и тот же человек?

Хозуки закатил глаза, мол, какой у него дотошный начальник, а потом коротко и ясно постарался разъяснить:

– Один и тот же почерк. – Он поочерёдно указывал на фотокарточки предыдущих мест преступлений, а затем и вовсе сунул их Учиха в нагрудный карман пальто. – Он использовал одну и ту же краску, да и анализ написания кандзи показал, что это творение принадлежит определённому лицу. Я, конечно, знаю, что у тебя есть свой фан-клуб, но этот явно не тамошний. – Саске бросил на него непонимающий взгляд. – Там роста-то такого нет никого, попросту не достанут.

Учиха достал фотокарточки и повнимательнее стал в них вглядываться.Надпись была одна и та же везде, отличались только места, на которых её по-свински грязными иероглифами выводили.

Суйгецу вертелся возле изрисованной стены и снимал отпечатки пальцев. Правда, ни один из них не совпадал с найденными прежде. Казалось, они не найдут чересчур настойчивого вандала вечность. Саске достаёт свой навороченный блестящий телефон и что-то быстро печатает. Рядовой заглядывает ему через плечо и тут же получает локтем под дых.

– Ещё раз сунешь свой нос – уволю, – лохматый, совсем ещё молодой парнишка послушно убегает к Хозуки работать.

– Тут ничего не будет. – Резко отрезает мужчина и прячет фотокарточки обратно в пальто. Он ловит на себе удивлённый взгляд коллег и как-то не менее холодно поясняет, – Он ещё не готов раскрыть себя. Нам остаётся только ждать.

Выехавшая группа послушно собирает аппаратуру и рассаживается по машинам. Перечить нынешнему начальнику – себе дороже.

***

– О Ками, – стонет Суйгецу и закатывает глаза, – я уже блевать готов от этого дерьма. Найду ублюдка – пристрелю.

Карин заодно с ним возводит руки к небесам и бранится. Они встречаются уже больше полугода, а загадочного поклонника-вандала так и не поймал никто. Даже не ясно, кто такой изрисовал все доступные и многие недоступные плоскости в Токио. Уже весь отдел готов был перестрелять этого «Ромео».

А вот сам Учиха относился к нему как-то чересчур лояльно и даже холодно. Уже на каждом углу говорили о некомпетентности главного следователя. Начальство, естественно, не могло снять такого плодотворного и гениального сотрудника с должности.

Возраст Саске клонился к тридцати одному году. И многие приближённые к нему подчинённые могли уверенно сказать – он увядал. Не сказать, чтобы он начинал стареть, дряхлеть, а у него из трусов сыпался песок, приправленный маразмом и скрипом суставов по утрам. Но он внутренне разбивался, трескался, как старое пыльное зеркало у него же в кладовой. И уже не было этой лихорадочно мечты и любви к ночам перед панорамным окном в квартире. О, чёрт, он перестал гонять на байке и носить чёрные рубашки, стал читать документы в очках и отрастил волосы. Конечно, он не выглядел как русалка, но всё-таки, многие осуждали его за такую причёску в «таком» возрасте.

Когда Саске только-только перестал стричься, концы стали до подбородка. В тот же день, как он появился в таком виде на людях, на посольстве Великобритании появилась привычная надпись с припиской «Ты стал ещё более прекрасным, чем прежде». Это подняло настроение. Особенно – красный от ярости Суйгецу, потому что, видите ли, он снова не оставил следов.

***

Наконец, наступила решающая дата. Мать чертовски наседала на Учиху по поводу того, что тот всё ещё не был женат. Тридцатилетие с хвостиком он праздновал в гордом одиночестве, заливая в себя крепкий кофе и столь же крепкий виски. И Саске хочет завести себе кота, как стереотипная сорокалетняя женщина. Хотя сорокалетием тут и не пахло, зато отлично фонило одиночеством.

Отец на всё это тоже решил обратить внимание. Учитывая, что у старшего сына уже были замечательные, вполне взрослые дети, такое поведение со стороны второго ребёнка казалось странным. Саске любил детей, но не хотел семью. Дело было не в ориентации, либидо или чём-то ещё. Он не нашёл того человека, с которым бы смог связать свою жизнь.

Несмотря на прошедшее время,странный поклонник всё ещё был верен своему идеалу, исправно рисовал надписи на любых плоскостях города и даже кое-где за его пределами. Суйгецу по-прежнему дико психовал при каждом новом вызове на место преступления токийского «Ромео».

Тогда Саске сидел, скрючившись над горой бумаг в три погибели. К нему шумно залетел в кабинет рядовой, следом за ним истошно вопящий Хозуки:

– Мы засекли его! Засекли, мать твою!

Учиха уловил слова, и мысли покинули его голову. Он вскочил из-за стола, рассыпая стопку мерзко-белых бумаг с отчётами, схватил пальто с вешалки и молча, расталкивая всех, кто подвернулся под руку, помчался к выходу. В тёмных глазах его запылал, казалось, прежний огонь загадочности.

Саске залез на первый в ряду на стоянке служебный байк и рванул, выжимая газ до предела.

Суйгецу орал что-то про адрес.

К чёрту.

Он уже знал, где.

Учиха не имел и малейшего понятия о личности вандала, а вот обо всех его местах действий уже догадался. Дойти до действия алгоритма мог только он один, никто больше. Только тогда это казалось какой-то не особо смешной шуткой. Поклонник пропал почти на полгода, а теперь он уже был готов показать своё лицо. Ни один самоубийца из отдела не посмел двинуться на задержание тоже. Ведь всё-таки спорить с начальством – себе дороже.

Это смешно, но Саске поспорил с собственным братом по этому поводу. «Если он вернётся, ты женишься на нём», – говорил тогда чуть подвыпивший Итачи на камеру. И какой чёрт дёрнул мужчину тогда согласиться

Сейчас Учиха мчал по встречке. Оставалось буквально сотня-другая метров. Он соскакивает с сидения, когда дрифтует, и бросает мотоцикл в сторону. Его взгляд упирается в невысокую, худую фигуру паренька, измазанного той самой краской для граффити. Саске не ожидал увидеть кого-то младше или старше. Время, в которое орудовал поклонник, соответствовало графику работы дизайнерского факультета в одном известном токийском университете.

Он бы вычислил его, но так – не интересно.

Мужчина сжимает в кармане фотокарточки, накопившиеся за последние почти что два года. Он впивается взглядом в человека, без тени страха или волнения стоящего перед ним. Учиха приближается на непозволительно близкое расстояние, разрывая при этом зрительный контакт, а затем легко защёлкивает наручники на вытянутых вперёд руках – пятнадцать суток за вандализм ещё никто не отменял.

– Саске-сан, – вдруг отчаянно как-то выдыхает парнишка, и голос его звучит задушено среди пустой улицы.

– Зачем? – в ответ спрашивает его мужчина, всё ещё держа жилистое загорелое запястье.

Юноша выглядит озадаченным. Ему бы сейчас на лекции, а не здесь, когда сердце колотится сумасшедше в груди. А Учихе бы тоже – проще на рельсы лечь и забыться. И всё ж они оба, какого-то чёрта, здесь. А людей тут как раз и нет.

Чем не дело для разборок?

И всё-таки, Саске всё ещё спрашивает его. Мальчишка теряется. Мужчине кажется, что вовсе они и не знакомы. А потом всплывает какое-то дело из того самого университета. Конечно, он помнит, как спасал того от верной смерти.

– Ну что, как твоё ножевое?

И светловолосое чудо снова теряется в словах.

– Да ничего, только шрам некрасивый остался, – юноша фыркает, пытаясь задрать футболку.

Учиха очерчивает его тело, каждый изгиб, и останавливается на уродливо-белом пятне на коже. Оно вот оно, рядом совсем с татуировкой, которую он помнит ещё незаконченной и не такой сексуально-вызывающее.

– Едем в изолятор? – насмешливо, прямо в лицо спрашивает юноша, ничуть не дрогнув, когда чужая рука касается шрама.

Саске отрицательно мотает головой.

Какое, к черту?

И он всё ещё помнит его такое по-своему стонущее «Саске-сан», когда кровь заливает дорогой паркет холла в университете.

И вроде смешно.

– Узумаки Наруто-сан, – глухо проговаривает мужчина, всё ещё не доставая ключа от наручников.

И тот самый Наруто выглядит действительно озадаченно, потому что понимает – его посадят или оттрахают.

Учиха гонит, как сумасшедший. Юноша понятия не имеет, куда они едут, но точно не в участок – он в другой стороне. И выражение лица у полицейского нечитаемое, выработанное с годами нелёгкой профессии.

Тяжело держаться, когда наручники не позволяют как следует обхватить водителя. И голова идёт кругом, потому что уже вечереет.

Саске гонит по встречке, его не останавливает ни один пост – начальство, знаете ли, просто так не погонит.

А у него в кабинете кругами ходит Суйгецу, и ему вот ни капельки не смешно.

– Ками, хоть бы не убил! – истошно стонет он, закатывая глаза, и Карин вторит ему обширными ругательствами.

Мотоцикл тормозит возле престижного района на окраине. Наруто смотрит на многоэтажку и присвистывает. Мужчина тащит его к лифту, а он как-то и не планирует бежать.

А Саске уже планирует пышную свадьбу и представляет шокированное лицо брата.

Они садятся в лифт и едут на долбанный тридцатый этаж. Узумаки зажимают прямо там, до крови кусая за шею. И юноша хрипит как-то совсем несексуально, но почему-то уже стоит.

Ехать ещё чёртовые двадцать этажей, а Саске уже готов оттрахать его прямо тут. Всё внутри скручивает в тугой узел. Становится почему-то слишком жарко, слишком горячо.

Учиха чувствует себя извращенцем, потому что у них разница в возрасте двенадцать лет.

Кого это, нахрен, волнует?

Остаётся ещё этажей, наверное, десять. На шее у Наруто багровеет десяток засосов. Он кусает губы и тянется за поцелуем. Саске отстраняет его, доставая ключи от квартиры.

Они доезжают до тридцатого, когда уже от возбуждения едет крыша.

Саске закидывает Узумаки к себе на плечо – он сам не дойдёт, потому что внутри горит всё. Поганый замок открывается слишком долго, так, что Учиха уже думает выдрать его к черту сверлом. Какая разница, что оно дома вместе с дрелью? И откуда оно вообще у него?

Дверь захлопывается, и он зажимает его прямо в коридоре. Член стоит колом, потому что от незатейливых ласк Наруто вызывающе стонет. От такого голоса кончить хочется прямо в штаны.

Мужчина затыкает его поцелуем, чтобы хоть на секунду угомонить свой воспалённый мозг. То, что его новоиспечённый почти жених – девственник, видно по тому, как он от любого касания готов умереть.

Ещё ничего даже не началось, а юноша чувствует себя уже оттраханным, да так, что ноги в разные стороны разъезжаются. Наручники противно натирают запястья, а Учиха, видимо, снимать их не собирается. Узумаки издаёт какой-то скулящий звук, отчего мужчина, наконец, стягивает с него плотную куртку до запястий. Наручники расщёлкиваются только на миг, чтобы Саске снял верхнюю одежду с него и с себя. Они опрокидывают полку для обуви, и пара лакированных туфель падает на пол.

Мужчина просовывает сквозь кольцо закованных рук свою голову, подхватывает любовника под ягодицы. Возмущённый возглас тонет в поцелуе – о, да, так тоже хорошо, аж крыша едет.

И он не может не думать о том, что об него трётся чужая эрекция.

Свою спальню Учиха уже несколько раз мысленно окрестил траходромом. Он опускается на кровать вместе с юношей, который жмётся к нему непозволительно близко. В прихожей громко разрывается телефон – это Суйгецу готов сдохнуть от волнения за своё начальство.

Саске оставляет любовника одного, на что получает разочарованный вздох. Ноги еле идут, а в паху горит. Он хватает мобильный и возвращается обратно в комнату. Одной рукой он чересчур жёстко выкручивает сосок Наруто, а другой принимает вызов. Блондин старается вести себя как можно тише, когда от невероятного кайфа слёзы текут из глаз.

– Какого хрена тебе надо, мудак? – получается как-то натянуто, мужчина надрывно дышит.

С той стороны слышится отборная брань Карин.

– Серьёзно? Вы, мать твою, где?! – Хозуки на грани и уже готов есть мозг начальника чайной ложечкой.

Саске мгновенно перекладывает телефон в другую руку и так же прислоняет к уху. Сотрудник ждёт его ответа, но он вместо этого очерчивает языком острые ключицы. Узумаки давится воздухом от потрясающих ощущений, а Суйгецу готов закатить истерику.

– Ты убил его, да?! Убил?! – не своим голосом вопит он.

Учиха по-прежнему молчит, продолжая ласкать тело партнёра. Он осторожно спускается к худому угловатому торсу и прихватывает губами тёмный сосок, обводит языком ореол и опаляет кожу горячим дыханием. Происходит, наконец, то, чего он всё это время добивался – Наруто не своим голосом стонет, захлёбываясь в первом оргазме, кончая прямо в штаны.

Саске дышит шумно, всё ещё держа мобильный близко к лицу. У Хозуки происходит разрыв шаблона, а Карин издаёт какой-то нечленораздельный звук и тихонько визжит.

– Твою мать, не ясно, что ты мне мешаешь? – сотрудник послушно скидывает звонок, и мужчина бросает телефон на махровый ковёр.

Узумаки закрывает рот скованными руками, его бьёт крупная дрожь, он дёргается.

– Не поверишь, но мы ещё не закончили, – Учиха как-то уж совсем сексуально, как-то по-маньячному улыбается, и система юноши даёт сбой.

И, О Ками, у него уже снова стоит. В голове Саске вертится только одна грёбанная мысль: каким нужно быть святошей, чтобы кончить от ласк? Он расстёгивает наручники, блестящие в полумраке комнаты, и выкидывает их куда-то в сторону дверного проёма. Они звенят, ударяясь о начищенный паркет, и в голове у мужчины точно так же звенит.

Наруто не знает, куда бы деть свои руки, поэтому через секунду они уже путаются в длинных чёрных волосах партнёра.

А Учиха не знает, как трахаться с парнями, поэтому понимает, что первый секс у мальчика будет так себе. А парнишка как-то и не надеялся.

Саске чувствует себя насильником. Он прислоняет голову к подозрительно худой груди и слушает, как бешено там сердце долбится. Осторожно, едва касаясь пальцами, он обводит ребра, почему-то уж очень сильно видные сквозь кожу. Ничего, он узнает потом.

И отчего-то так горячо, как в котле с кипящим маслом.

Узумаки трясётся весь, будто от страха, но со всех сторон прёт от него вожделением. Юноша уж очень резво целуется, прикусывая чужие губы, а потом запрокидывает назад голову, чувствуя, как чужое дыхание опаляет шею.

Всё кажется сумасшедшим сном, потому что Саске даже ради прикола не трахается с парнями, а Наруто не трахается вообще.

Глухую тишину разрезает очередной звонкий стон. Учиха сжимает член парня сквозь ткань зауженных джинс. Кажется, что у юноши из глаз летят искры. Слишком хорошо, так, что он слезами давится.

Мужчина дивится такой искренности, потому что любая побывавшая в его постели пассия только истошно как-то стонала, орала имя его, как будто с монтировкой в горле.

Саске чувствует от Наруто запах краски для батика, которая почему-то ему сейчас так хорошо помнится.

Учиха расстёгивает молнию на джинсах, но партнёр намертво вцепляется в него руками, расстёгивает на рубашке пуговицы.

Саске же, мать твою, ещё полностью одет.

Узумаки дёргает за воротник на себя и оставляет на ключице поцелуй-укус. И мужчина, нависающий над ним, готов в голос застонать от такой незатейливой ласки. Но ещё не время.

Саске скидывает с себя рубашку сам, даже не позаботившись о пуговках на рукавах.

Какое, к чёрту?

Наруто лежит под ним, будто расстраханный во все щели, с мокрыми следами от слёз на щеках и испариной на лбу.

А стоит-то на него всё равно колом.

Из головы к чертям вылетают все мысли, когда юноша просовывает руку ему в трусы.Как-то уж совсем не смешно, но до боли приятно. Девственник, а с вон каким сюрпризом.

Наруто касается чересчур осторожно, потому что, хрен знает, как вообще это ещё можно делать.

У Саске, кажется, совсем едет крыша. Он постепенно доходит до мысли, что трахать парня придётся не абы куда, а прямо в жопу. И что это, наверное, очень больно, он тоже понимает.

Учиха откажется от этой затеи, вроде бы.

Нет уж. Ох, к чёрту здравый рассудок.

Мужчина целует Узумаки уж как-то совсем по-дикому. А внутри всё вертится, как в космической центрифуге.

Наруто, похоже, мазохист. Стонет, искусанный почти везде до крови, когда внутри находятся чужие пальцы.

Больно, но, мать твою, как же хорошо!

Саске нравится горячая теснота чужого тела так, что насмерть, господи, потом затрахает. Но резко нельзя, ведь можно причинить сильную боль. Рассудок с трудом сохраняется, кажется, мозг начинает разжижаться и плавиться.

Наруто старается не издавать и звука, только выгибается как-то неестественно. И ему, наверное, больно, потому что Учиха хочет прекратить.

На полу вновь трезвонит телефон. Учиха прекращает терзать чужое тело, хватая аппарат. Наруто не своим голосом просит продолжить, как-то совсем умоляюще подкидывая бёдра. Саске соглашается, потому что отказать просто невозможно. Но если ничего не выйдет, то он, естественно, прекратит.

Он проникает внутрь пальцами примерно под тем же углом, затем неохотно берёт трубку. Суйгецу на той стороне орёт так, что мужчина невольно дёргается всем телом и, видимо, находит ту самую чувствительную точку в теле любовника. На всю комнату раздаётся почти что вскрик, а губы Саске, казалось, сами по себе растягиваются в улыбке.

Хозуки на той стороне готов сдохнуть, вроде, от неловкости.

– Выпишу тебе премию, – говорит Учиха, громко сглатывая слюну, – а позвонишь ещё раз – уволю, убью, закопаю и хлоркой присыплю. А сам скажу, что к бабушке поехал.

Сотрудник послушно сбрасывает вызов, нещадно выплёвывая нецензурные выражения. Потом успокаивается и идёт пить кофе. Начальника придётся ждать долго, если вообще не до утра.

– Ками… – задыхаясь, произносит Наруто, – да сколько уже можно?! Кто из нас… ах! – мужчина вновь находит ту точку, и Узумаки пронзает волна наслаждения. На лице Учихи какая-то садистская улыбка, – да кто из нас девственник-то? Давай уже! – юноша захлёбывается в стонах, вызывающе подбрасывает бёдра.

У Саске, кажется, от таких действий едет крыша. Они оба полностью обнажены, и в полумраке комнаты всё кажется каким-то чертовски сексуальным.

Учиха старается быть нежнее, осторожнее. Он закидывает худые ноги на плечи и целует острые коленки.

– Смотри на меня, – говорит он партнёру, а сам переплетает их пальцы.

Первым толчком Саске не может войти даже наполовину. Внутри у Наруто тесно и горячо, что крыша едет со скрипом. Но юноша не отрывает от него взгляда, хотя слёзы скапливаются в уголках глаз. Ему больно, будто изнутри рвут на части.

Мужчина, наконец, проникает на всю длину и издаёт какой-то нечленораздельный, но такой уязвимый звук.

Больно, горячо, приятно так, что искры из глаз летят.

Узумаки изнутри тесный, как тисками сжимают.

– Расслабься, – Саске проводит большой ладонью по загорелой груди, стараясь успокоить.

Наруто в ответ тянется за поцелуем, всё ещё не разрывая зрительного контакта. Получается как-то комкано. Юноша опрокидывает Учиху на спину, оказываясь сверху. Он стонет протяжно и громко, так, что Саске сам уже готов кончить.

Отчего-то становится так хорошо, когда парень начинает осторожно подниматься на его члене, а следом так же медленно опускаться.

Горячо, слишком хорошо, сердце внутри бешено колотится.

Учихе нравится быть снизу, смотреть на худое, блестящее в свете луны тело. И чёлка неприятно липнет ко лбу. Юноша хорош, но никто не позволит сделать ему всё самому. Наруто распирает изнутри, потому что мужчина сжимает его бёдра, буквально натягивая на себя.

Больно, но, мать твою, как же хорошо!

Саске сам на грани, едва ли сдерживается, чтобы не рассыпаться на тысячи осколков.

– Скажи моё имя, – приказывает он, а парень старается выговорить хотя бы одну букву.

Наслаждение мешается с болью, в голове будто конфетти взрываются.

Это слишком.

– Са-саске… Мгнх! – почти вопит Наруто сконфуженно, закатывает глаза и кончает себе на живот.

Он сжимает член Учихи слишком сильно, почти до боли. Поэтому мужчина изливается следом за ним прямо внутрь.

– Как насчёт посмотреть на ночной Токио? – беззлобно, но устало спрашивает Узумаки.

– Как насчёт стать моим мужем? – тем же тоном спрашивает Саске, и Наруто от неожиданности давится воздухом.

***

– Это что, шутка такая? – нервно спрашивает Суйгецу, смотря на обручальное кольцо на пальце начальника, который изволил прийти только к обеду на работу.

Учиха только изнутри не светится, вон как счастлив.

– Дело о вандале можно закрывать. Тащи папку и протокол, – мужчина махнул рукой в сторону шаблонов для заполнения.

Пока Хозуки пребывал в моральном потрясении, Саске заполнил документы, поставил печать, а потом какой-то парень долго писал что-то на листочке, изредка отвечая на чересчур ласковые вопросы главного следователя.

– Твою мать! – сотрудник хватается за голову. – А что, правда, премию выпишешь?

Учиха кивает головой в сторону бухгалтерии.

– Всё оформлено, можешь пойти и получить. Могу даже отгул дать, если ты уж очень шокирован. Но только один раз, – мужчина складывает всё в папку, – в архив потом отнеси, – и отдаёт её Суйгецу.

Он какой-то чересчур довольный направляется к выходу. Вроде бы не по уставу, а перечить начальству – себе дороже.

Саске садится на байк, а Наруто приземляется сзади и крепко обхватывает его со спины.

– Ну что, помчали? – на лице Узумаки сияет глупая улыбка, – Собираем твои вещи и едем. Потом ещё с братом со своим тебя познакомлю.

Юноша на всё кивает головой, а потом звонко смеётся. Сотрудники высовываются в окна, чтобы посмотреть, кто тут такой дохрена весёлый, а потом шокировано открывают рты. Потому что кольцо обручальное на пальце Саске уж как-то больно вызывающе блестит.

Комментарий к Начало.

Ну, вот так как-то с:

Требую отзывов!!!

Что нравится, что не нравится?

========== Выходные. ==========

***

Саске нравится кольцо и ощущения от его ношения. Ему нравится быть привязанным к совершенно другому человеку. И дело даже не в недавно состоявшейся помолвке, а в самих узах.

С появлением Наруто в квартире домашний быт несколько оживился. Не было уже таких спонтанных одиноких ужинов, завтраков из пустого горького кофе и пропущенных и проигнорированных обедов по выходным.

Узумаки был шумным и взбалмошным, самым непредсказуемым парнем, которого главный следователь когда-либо знал. Обучаясь на графического дизайнера, юноша как-то запросил ну очень уж больших перемен по мнению Учихи. Предложение расписать стену в прихожей мужчина воспринял в штыки. Казалось, они должны были вот-вот поссориться. Потому что Саске слишком привык к стабильности, а Наруто – к свободе.

Когда Узумаки обиделся, следователь не особо принял это к сведению. Конфликт произошёл не из-за слишком сильных разногласий и не имел каких-либо глубоких корней в их отношениях. Саске, по крайней мере, так казалось.