Текст книги "Морской щенок (СИ)"

Автор книги: WinterBell

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Мы переглянулись. Кажется, я впервые видел Эйба сбитым с толку.

– Слева за холмами заброшенная ферма, – сказал я. – Переждем там? А как дождь кончится, поедем через другой мост.

– Пойдет, – согласился Эйб.

Он развернул лошадь, и мы покатили через поле к видневшимся в стороне холмам. Заброшенную ферму я видел в последний раз года полтора назад, и оставалось лишь молиться, чтобы за это время ее не разнесли окончательно. Если же у того клочка земли появились новые хозяева, можно было попроситься к ним, чтобы переждать непогоду.

Мы добрались до холмов совсем не так скоро, как нам бы хотелось. Поле развезло, колеса проваливались в месиво из травы и грязи. Но вот за струями дождя проступили очертания полуразрушенной постройки, и стало ясно: какое-никакое убежище мы все-таки отыскали, и даже спрашивать позволения на то, чтобы там приютиться, ни у кого не придется. Никто, кроме нас, не искал здесь пристанища, и мы без помех завели лошадь под покосившийся навес и распрягли ее. Мы разместили ее так, чтобы она могла дотянуться до травы, а сами отправились в дом, если так можно было назвать поскрипывающий ветхий остов некогда добротного жилища. Из четырех наружных стен полностью уцелело две, остальные зияли прорехами, в иные из которых можно было шагнуть, не пригибаясь. Крыша частично обрушилась, и в провалах полусгнивших досок пола весело булькала вода. Но за перегородкой сохранился сухой закуток, куда мы и забились. Конечно, от холода никуда было не деться, но здесь хоть вода не затекала за шиворот.

Одежду мы снимать не стали: все равно ее негде было сушить. В углу закутка сыскался ворох тряпья, ветхого, расползавшегося под руками, но за неимением ничего другого мы и это подношение судьбы приняли с благодарностью. Кое-как разместившись на охапке ветоши, мы стали прислушиваться: не ослабевает ли дождь. Куда там: он лил не с прежней яростью, но настойчиво и мерно и явно заладился надолго.

Я обхватил себя руками за плечи. Эйб придвинулся совсем близко, и его тепло согревало меня. По нему не было заметно, что он мерзнет. Я съежился, стараясь подавить дрожь, но мой товарищ сидел совершенно спокойно и будто даже не чувствовал холода.

– Чей это дом? – спросил он.

Я припомнил все, что слышал об этом местечке с детства.

– Ферма Уэбстеров. Когда-то, говорят, дела здесь шли на лад. Но хозяин, Редж Уэбстер, крепко запил, когда его жена сбежала с одним из работников.

Эйб повернулся ко мне. В скудном свете, едва пробивавшемся из-за перегородки, его лицо вдруг показалось мне каким-то странным, почти незнакомым. Во взгляде появилось что-то непривычное. Напряжение? Отстраненность с едва уловимой долей насмешливости? У меня возникло чувство, что он сейчас заодно с бушующей за стеной стихией, что он в своем мире, где я только неприкаянный чужак.

– Она была намного моложе?

Даже голос у Эйба звучал так, как будто доносился издалека. Мне сделалось не по себе.

– Нет. Ну, может, Редж года на три был старше.

– Все равно не причина, чтобы спиваться.

Я сглотнул.

– Он не спился. Просто однажды напился так, что… Словом, он повесился.

– Тем более не причина, чтобы так поступать.

В голосе Эйба слышались нотки насмешки, но никак не сочувствия. Он протянул руку так, что едва не коснулся моего лица. Я замер. Но пальцы Эйба прикоснулись к гвоздю, вбитому в стену в паре дюймов от моей головы.

– Глядите, мастер Джим, здесь когда-то что-то было. Может, полка, на которой хранили запасы на холодные зимние вечера. Зерно, чтобы прорастить новый урожай. Разве стоило губить все ради юбки?

– А ради чего стоило, Эйб?

– Да кто ж его знает, мастер Джим. Разве что…

Его пальцы прикоснулись к моим волосам. Я замер; на мгновение показалось, что сердце зависло где-то в пустоте и вот-вот не забьется снова, а сорвется в бездну. Теплая ладонь легла мне на затылок, а в следующий миг я ощутил дыхание Эйба на своей щеке.

Я покривлю душой, если скажу, что не был готов к этому: я давно уже понял природу своих ночных видений. Просто я никогда не задумывался над тем, каков окажется первый шаг, и не верил, что встречу взаимность.

Надо сказать, что Эйб донельзя удачно выбрал момент. Находись мы в трактире, там, где рядом полно людей, мысли о запретности происходящего, скорее всего, остановили бы меня. Да и здесь, вдали от целого мира, будучи отрезанным от дома стеной бушующей воды, я не мог подавить смятения. Руки невольно уперлись в грудь Эйба в попытке сдержать его, но он только тихо засмеялся в темноте.

– Не бойтесь, мастер Джим, – послышался его шепот. – Никто нам здесь не помешает.

Меня смущало вовсе не то, что нас кто-то может застать, но возразить я ничего не мог: руки Эйба обвили меня и плавно потянули вниз. Мысль, что тепло этих уверенных, сильных объятий слишком не может быть преступным, подавила мои последние робкие попытки сопротивляться.

Он был опытен и ловок; много позже я сказал себе, что, наверное, был далеко не первым новичком, которому он открыл затягивающий мир запретной чувственной услады. Целуя мои губы и шею, заводя ладони под одежду, Эйб точно знал, когда я вздрогну и инстинктивно попробую отстраниться, и перехватывал каждое мое движение так, что я лишь еще крепче прижимался к нему. Я сам не заметил, как куртка моя оказалась расстегнута, а рубашка задрана вверх; Эйб наклонился, его мягкие светлые волосы приятно щекотали грудь. Он обхватил губами сосок и прикоснулся к нему кончиком языка. От испытанных ощущений дрожь тысячей мелких иголок пробежала вдоль моей спины. Даже показалось, что у меня несколько раз вырывался стон; впрочем, я не был в этом уверен. Я пребывал в слишком сильном смятении, чтобы в подробностях сохранить в памяти все случившееся тем вечером, когда наша молодая отчаянная кровь бушевала сильнее бури за обветшалыми стенами.

Лишь когда я почувствовал, что Эйб стаскивает с меня штаны, отогнанный было страх возвратился. Я не был еще готов ко всему. У меня сорвался протестующий вскрик, и я схватил Эйба за запястье.

– Не бойтесь, мастер Джим.

Мне показалось, или в голосе юного искусителя прозвучали насмешливые нотки? Эйб продолжал:

– Того, чего вы не хотите, не будет. Доверьтесь мне.

Шерстяная ткань поползла вниз, а в следующее мгновение волосы Эйба защекотали мои бедра. Я ахнул, почувствовав прикосновение языка и губ там, где меньше всего ожидал испытать нечто подобное.

О да, он был очень проворен и опытен, юный мистер Абессалом Хейден. Несколько следующих минут мне казалось, что я то взмываю куда-то, где дыхание перехватывает, как на ветру, то стремительно падаю. Даже при сильнейшей килевой качке на море сердце не летало так стремительно вверх-вниз, как под умелыми движениями языка Эйба, исследовавшего мою напрягшуюся плоть.

Он сдержал слово и не прикоснулся ко мне там, где я опасался. Но того, что он сделал, хватило, чтобы вызвать сильнейшее возбуждение, подавить которое я оказался бессилен. Я пытался сдержаться, но Эйб решительно довел дело до той развязки, которая повергла меня в краску, но, видимо, совершенно устроила его самого.

Отерев рукой губы, он улегся рядом со мной. Поправить одежду он мне не дал, и до самого рассвета вместо ткани его сильные теплые руки закрывали меня от холодного дыхания ночи. Наутро от вчерашнего ненастья не осталось и следа; солнце безмятежно светило над покрытой мутными озерцами равниной, и вскоре мы уже катили на нашей повозке вдоль реки в поисках переправы. Эйб болтал ногой и что-то напевал, и мне было удивительно спокойно оттого, что сам окружающий мир, делавший вид, будто знать ничего не знает о ночной буре, был с нами заодно.

Все повторилось через день. Мы провозились допоздна, прибираясь в зале. Матушка давно ушла к себе, и мы работали вдвоем. Я как раз поставил в буфет последнюю стопку тарелок, повернулся – и очутился в объятиях Эйба.

– Двери я запер, – шепнул он. – Пошли в чулан, мастер Джим.

Я все еще испытывал неуверенность, мешавшую мне предаваться подобным занятиям с такой же легкостью, с какой это получалось у Эйба. Порой меня одолевали мысли о содомском грехе, но когда я поделился своими тревогами с другом, тот только рассмеялся.

– А вы вспомните, мастер Джим, как о том в Библии рассказывалось, – ответил он. – Жители Содома потребовали, чтобы хозяин к ним своих гостей вывел. По мне, это против воли так делать нельзя, а когда обоим по сердцу – что тут плохого?

Иные ученые мужи, может статься, предали бы Эйба анафеме за такие слова. Но я богословом не был и, глядя на это улыбающееся, с задорными веснушками, лицо, сказал себе, что коли придется отвечать за то, что Абессалом Хейден мне дороже любой девчонки на свете, – так тому и быть, я отвечу.

Недели через три после нашей поездки на ярмарку в трактир приехал посыльный от сквайра Трелони. Он передал записку от своего хозяина и на словах повторил то же, что говорилось в письме: меня просили как можно скорее явиться в поместье.

Я встревожился, не случилось ли со сквайром какой беды. Но посыльный заверил, что его господин пребывает в добром здравии, и только прибавил, что, отправляя его с запиской, хозяин был очень взволнован. Об этом нетрудно было догадаться: с чего бы еще посланец так запыхался. Я уговорил его зайти в трактир и угостил кружкой эля, а пока гонец отдыхал, собрался в дорогу.

– Вы не тревожьтесь ни о чем, мастер Джим, – сказал Эйб, когда я заглянул в зал перед уходом. – Я тут за всем пригляжу.

В этом я не сомневался. Эйб справлялся с делами так ловко, что его безбоязненно можно было оставлять одного; даже матушка прониклась к нему доверием и не следила, как он выполняет работу. И я оседлал лошадь и отправился в путь.

Посланец сквайра так меня по дороге и не нагнал. Надо полагать, считая свою миссию выполненной, он решил сполна вознаградить себя за усилия. Мне оставалось только надеяться, что он сказал чистую правду и ни с кем из моих друзей не случилось беды.

Так оно и оказалось. Сквайр встретил меня в гостиной. Эта комната казалась не такой уж и большой, когда хозяин гневно мерил ее шагами, то и дело взмахивая кулаком на ходу. В углу устроился в кресле доктор Ливси, и при виде него я снова забеспокоился было, не захворал ли кто-нибудь. Но дело, как выяснилось, было совсем не в болезнях.

– Джим, дружище! – закричал сквайр, разворачиваясь ко мне. – Стоукс! Принесите что-нибудь нашему другу! Джим, садись. Уф-ф, мне надо успокоиться.

Я вопросительно взглянул на доктора. Тот ничего не сказал, только молча указал на кресло рядом с собой. Я сел и стал терпеливо ждать, когда же раскроется загадка внезапного переполоха.

Сквайр сделал еще несколько шагов по гостиной, а потом схватил со стола лист бумаги и ткнул его мне в руки.

– Прочитай сам, Джим, – попросил он. – Если я увижу эти строки еще раз, меня, чего доброго, хватит удар от возмущения.

Судя по тихому вздоху, вырвавшемуся у Ливси, тот не исключал такого исхода событий.

Я осторожно взял листок и развернул его.

«Достопочтенный сэр.

Я позволил себе смелость обратиться к Вам как к человеку, имеющему некоторый опыт в морских путешествиях, и надеюсь, что встречу понимание и посильную помощь.

На протяжении многих лет я веду сбор сведений о жизни небезызвестного Вам капитана Флинта. Мною было снаряжено несколько экспедиций в те места, где промышляла пиратством эта личность, и в некоторых из этих путешествий я принимал личное участие. От своих товарищей, голландских судовладельцев, я узнал, что Вам посчастливилось побывать на некоем острове, одно время служившем пристанищем Флинту. В ближайшее время я намерен посетить это место. Однако, насколько мне известно, координаты острова имеются только у Вас. Надеюсь, что Вы, будучи образованным человеком, оцените важность моей миссии. Прошу вас сообщить мне точные сведения о местонахождении острова, поскольку сами Вы не собираетесь ими воспользоваться.

С глубочайшим почтением,

лорд Эрнест Дж. Л. Вудворд».

Я не был мастером писать куртуазные письма, и читать их мне доводилось нечасто, точнее всего будет сказать – никогда. Но и моих скудных познаний в эпистолярном этикете хватило, чтобы понять: послание было предельно бесцеремонным и дерзким. Я осторожно положил его на краешек стола, не отваживаясь высказать свои соображения вслух.

– Ты видел, Джим, какая наглость? – воскликнул сквайр, поворачиваясь ко мне. Щеки у него были багровыми от гнева.

– Вы вообще слышали о таком лорде, сэр? – спросил доктор.

– Нет. – Трелони бросился в кресло, заскрипевшее под его тяжестью. – Я знал только одного Вудворда в Манчестере, честнейший был малый, хоть и служил в простой адвокатской конторе, а не просиживал штаны в парламенте.

– Вряд ли они родственники, – заметил доктор.

– Вы ведь не откроете ему расположение острова? – осторожно спросил я.

От негодования сквайр едва не подпрыгнул вместе с креслом.

– Как ты мог подумать такое, Джим? Конечно, не открою.

– Что вы ему ответите?

– Отвечу? Ответ на подобную дерзость может быть один! – Кулак сквайра с размаху опустился на подлокотник. – Я отправляюсь нанимать судно, вот мой ответ.

Ливси прикрыл глаза и потер лоб ладонью.

– Честно говоря, сэр, я затрудняюсь сказать, какой из двух возможностей я опасался больше, после того как увидел это письмо: того, что вас хватит удар, или того, что вы произнесете эти слова.

– Первое предположение говорило бы, что вы очень плохо меня знаете, если бы второе не доказывало обратного, – буркнул сквайр. – «Человек, имеющий некоторый опыт в морских путешествиях»! Ха! Я покажу этому выскочке!

Я все еще не верил в смысл услышанных слов.

– Вы хотите снова отправиться на остров? – осторожно переспросил я.

– Конечно, Джим! Если эти сокровища до сих пор никому не дают покоя, именно нам и никому другому суждено поставить точку в их судьбе.

И он снова стукнул по подлокотнику, как бы ставя эту самую точку.

На несколько мгновений мне показалось, что время повернуло вспять, исчезли годы хлопот в трактире, и я снова сижу в этом же зале, и на столе расстелена карта, и пока еще смутные видения предстоящего путешествия к неведомым берегам наполняют мою душу счастливым волнением и надеждой.

– Сэр… – Мой собственный голос доносился как будто бы издалека. – А… а я…

– Само собой, ты едешь с нами, мой мальчик! – воскликнул сквайр.

Сейчас эти слова вызвали во мне совсем не такие чувства, как несколько лет тому назад. Я испытывал не столько страх, сколько досаду, какая возникает при неизбежной встрече с неприятным человеком. Слишком ярки были воспоминания о пиратах, о заговоре и обо всех опасностях, которым мы тогда подверглись. На острове остались могилы людей, которые когда-то собирались в плавание вместе с нами в этом же самом поместье. А трое разбойников, которых мы бросили там? Какова оказалась их судьба, и готов ли я узнать об этом?

– Что-нибудь не так, Джим? – спросил Ливси, все это время внимательно следивший за выражением моего лица. – Если ты не захочешь ехать, я пойму.

– Нет-нет, сэр, – торопливо сказал я, забеспокоившись, не сочтут ли меня за труса. – Просто думаю о делах в трактире, и…

Тут-то я и вспомнил о нем. Сколько раз слышал я от Эйба, как он грезит морскими странствиями! Сколько раз ловил его полный тоски взгляд, устремленный на море!

Я обернулся к сквайру.

– Сэр, – сказал я. – У нас в трактире служит один молодой человек по имени Абессалом Хейден. Это мой помощник, сэр, но он только и мечтает о том, чтобы побывать в море. Если вы возьмете его вместо меня, он будет счастлив отправиться в это путешествие.

Для меня это обернулось бы несколькими месяцами работы без пары сильных и проворных рук, а главное – расставанием с человеком, жизни без которого я себе уже не представлял. Но я готов был пойти на это, чтобы помочь Эйбу осуществить его мечту.

Сквайр Трелони ничего не успел ответить на это: в разговор вмешался доктор.

– Я против, Джим, – неожиданно произнес он.

От растерянности я не сразу нашелся, что ответить; даже у сквайра сделалось удивленное выражение лица. Доктор, видимо, спохватился, что его слова прозвучали слишком резко, и мягко улыбнулся.

– Не думаю, что стоит втягивать в эти события новых участников, – сказал он. – Путешествие может оказаться небезопасным. Пусть уж отправляются старые боевые товарищи – те, кто хорошо представляет, с чем предстоит столкнуться.

Я ощутил укол совести: надо же было позабыть об опасностях, подстерегающих на острове! К щекам прилила краска.

– Я вовсе не хотел, чтобы вместо меня кто-то другой подвергался риску! – вырвалось у меня.

– Джим, если бы я заподозрил нечто подобное, я бы не назвал тебя боевым товарищем.

– Отлично! – Сквайр обвел нас взглядом, и я заметил азартные искорки, заблестевшие в его глазах. – Значит, мы едем!

Волнение, охватившее Эйба после моего рассказа, было таким восторженным и неподдельным, что я подивился собственной нерешительности. Не письмо дерзкого лорда, не азарт сквайра Трелони – именно радость дорогого друга вернула мне то захватывающее чувство, то сладкое замирание сердца, которое я испытал в детстве, готовясь к первому плаванию на «Испаньоле».

Зависти ко мне Эйб не испытывал. Да я бы и удивился, если бы это было так. Такое чувство не могло быть свойственно столь жизнерадостному и открытому человеку. Он искренне радовался за меня и тут же принялся обдумывать планы.

– Вам, мастер Джим, беспокоиться будет не о чем, – сказал он, окидывая деловитым взглядом полки за стойкой в зале. – Для верности мы перед вашим отплытием запасемся всем, что может храниться долго, а уж я прослежу, чтобы остальное пополнялось вовремя. У вашей матушки и печали не будет.

Спокойная уверенность Эйба передалась и мне. Он расхаживал по кладовке, прикидывая, как лучше разместить лишние мешки с мукой, и мне начинало казаться, что путешествие, начавшееся с такой обстоятельной подготовки, непременно окажется удачным. Крепло чувство, что со штормами, штилем и тайнами острова справиться будет не труднее, чем с бочками эля и портвейна.

Вечером того же дня мы лежали под одеялом, тесно прижавшись друг к другу. По комнате вился жестокий сквозняк, но обнаженное тело Эйба казалось таким горячим, что мне было почти жарко.

Любовные игры между нами до сих пор не миновали раз установленных границ, но нам обоим и того хватало, чтобы испытывать блаженство. Хотя каждый раз, когда Эйб обхватывал ладонями мои бедра, я чувствовал, что однажды нам предстоит изведать нечто большее.

Порыв бурных ласк уже стих, и Эйб лежал, обхватив меня руками. Я чувствовал его теплое дыхание на своем плече.

– Мастер Джим, – произнес он сонно, – а вы сами-то помните координаты острова?

Я смотрел на потолок, едва различимый во мраке комнаты.

– Нет, Эйб, – ответил я тихо.

Сам не знаю, что побудило меня поступить так. Можно было прибавить еще, что я не моряк, чтобы запоминать градусы широты и долготы. Но ложь, невольно сорвавшаяся с языка, наполняла меня таким стыдом, что я предпочел промолчать, чтобы разговор как можно скорее остался позади.

Сквайр взялся за подготовку к путешествию с не меньшим пылом, чем несколько лет тому назад. Поначалу он даже мечтал снова отправиться в путь на «Испаньоле», но это оказалось невозможно: новых владельцев нашей красавицы-шхуны мы не знали и не представляли, какие моря она сейчас бороздит.

Не удалось отыскать и капитана Смоллетта: он расстался с морем и на суше его следы быстро потерялись. Абрахам Грей, ставший штурманом, находился где-то в Индийском океане, и вернуться ему предстояло нескоро.

Пыла сквайра Трелони это не охладило. Он отправился в Бристоль, а вернувшись, позвал нас с доктором к себе и объявил, что наше новое судно называется «Актеон», а его капитан Лейтон – прекрасный человек.

Среди прежних участников плавания на «Испаньоле» нашелся человек, наотрез отказавшийся от нового путешествия. Этим человеком был Бен Ганн, последние годы стороживший парк сквайра Трелони. Его отказ никого не удивил: все знали, сколько несчастий пережил он на острове. Скорее показалось бы странным, если бы он снова пожелал отправиться туда.

Эйб очень разволновался, узнав, что у сквайра Трелони служит еще один участник наших приключений. Он упросил меня познакомить его с Беном Ганном, и я не видел причины в этом отказать. Когда нас с доктором Ливси в очередной раз пригласили в поместье, чтобы обсудить предстоящее путешествие, я захватил с собой Эйба.

Они с Беном Ганном поладили. Когда я перед уходом заглянул в сторожку нашего «островитянина», они с Эйбом сидели за столом, усыпанным крошками пирога, и были так увлечены беседой, что мне едва удалось их разлучить.

– Удивительный человек, – сказал Эйб, когда мы с ним направлялись обратно к «Адмиралу Бенбоу». – В голове не укладывается, сколько всего он повидал на своем веку.

– Что да, то да, – отозвался я, – но только многого он бы рад был никогда не видеть.

– А у кого так не бывает, мастер Джим? Все мы в переделки впутываемся. Но если есть что вспомнить, жизнь, считайте, не зря прожита.

Вечером я заметил, что Эйб куда-то исчез из зала, и сразу сказал себе, что знаю, где его искать. И верно: он нашелся у своих любимых валунов на берегу. Ветер бросал ему в лицо мелкие колкие брызги, а он только щурился, но не отрывал глаз от зеленоватых, покрытых пеной гребней волн.

Я встал рядом с ним.

– Ты бы, наверное, тоже хотел поехать? – произнес я.

В эту минуту я с раздраженной горечью думал о докторе Ливси, помешавшем моему другу исполнить мечту. Но Эйб только беззаботно отмахнулся.

– Успеется, – сказал он. – Вы ведь поедете, мастер Джим. А это все равно что частичка меня отправится в море.

Он, не оборачиваясь, протянул руку, и его пальцы, сжавшие мою ладонь, на пронизывающем ветру показались мне горячими, как стена очага, когда за окнами бушует буря.

Незадолго до отъезда сквайр Трелони затеял охоту. Она должна была состояться за два дня до нашего отбытия в Бристоль. Меня звали, но я не любил таких забав и отказался от приглашения. А на другой день из поместья передали записку от сквайра, в которой он срочно просил меня прийти.

Никаких объяснений в послании не содержалось, и речь, возможно, шла о самых обычных вопросах, которые возникают при сборах в дальний путь. Тем не менее меня охватила тревога. Я попросил Эйба побыть в зале вместо меня и отправился в дорогу.

Встреча с парой крестьян, шедших в сторону деревни, укрепила мои подозрения. Они обсуждали какой-то несчастный случай и, когда я обратился к ним с расспросами, сказали, что слышали только, будто накануне случайно ранили кого-то из охотников.

Оставшееся расстояние я почти пробежал и, совершенно запыхавшийся, взбежал на крыльцо поместья. Едва я поднял руку, чтобы постучать, дверь распахнулась и на пороге появился доктор Ливси. Вид у него был спокойный, но это ничего не означало: я-то знал, как хорошо этот человек умел владеть собой.

– Доктор! – выдохнул я, показывая ему записку. – Что…

– Ничего страшного не случилось, Джим, – сказал Ливси, опережая вопрос. – Просто кто-то из охотников случайно задел нашего сквайра. Рана не опасна, но ходить ему в ближайшее время будет нельзя.

Он проводил меня в комнату. Сквайр, бледный и насупленный, полулежал на диване, положив перебинтованную ногу на подставленную табуретку.

– Заходи, Джим! Присаживайся! – позвал он, указывая на кресло. – Видишь, какая неприятность приключилась.

– Очень больно, сэр? – спросил я, садясь.

– Пустяки! – отмахнулся сквайр. – Со мной приключались вещи и похуже. Беда не в ране, Джим, беда в том, что наш друг доктор настаивает, что мне нельзя двигаться с места.

– Категорически настаиваю, – подтвердил Ливси, занимая соседнее кресло.

Тут только я сообразил, что наше путешествие оказалось под угрозой. Несколько недель тому назад я бы обрадовался этому, но теперь меня охватило чувство разочарования. Конечно, главное, что имело значение – это здоровье сквайра. И все-таки я ничего не мог поделать с ощущением грусти.

Сквайр будто прочитал мои мысли.

– Выше голову, Джим! – воскликнул он. – Это ничего не изменит. Наше плавание не отменяется, просто ты отправляешься в путь от имени нас троих.

Я с трудом поверил своим ушам.

– Вы хотите, чтобы я поехал один? – переспросил я.

– А что остается, Джим? Дружище доктор наотрез отказался оставлять меня под присмотром другого врача.

– Верно, – сказал Ливси. – Я не могу бросить пациента.

– Но что я смогу сделать один? – поразился я.

– Вы только поглядите! – сквайр с наигранным негодованием взмахнул руками, хотя в глазах его блеснули веселые искры. – Это говорит Джим, в одиночку угнавший у пиратов «Испаньолу»! Ты, часом, не надумал состариться раньше меня, а, Джим?

Доктор улыбнулся.

– Один ты не будешь, Джим, – сказал он. – На этот раз капитан заблаговременно посвящен в цель путешествия, а это человек надежный. Я наводил о нем справки.

Сквайр сердито засопел при последних словах доктора. Наверное, ему не слишком понравилось то, что выбранного им человека проверяли. Но все мы хорошо помнили, что случилось, когда на корабле оказалась команда, созванная из случайных людей. Помнил и он сам, потому и оставил эту фразу без ответа.

– Я передам с тобой письмо капитану, – сказал он. – Объясню все случившееся.

– Но, может быть, стоит подождать вашего выздоровления? – спросил я.

Сквайр замотал головой.

– Нет, Джим, об этом и речи нет. Мы не можем столько времени держать команду и корабль без дела. И откладывать я не хочу. Не хватало еще, чтобы этот выскочка Вудворд разнюхал, где находится остров! Да и потом, я сам виноват. Не следовало мне затевать охоту перед самым отбытием. Ну да теперь ничего не поделаешь.

Он подался вперед и похлопал меня по руке.

– Поезжай в Бристоль, Джим. За нас троих поезжай. Ты справишься.

Из дома мы вышли вместе с доктором. Я был еще слегка оглушен свалившимся на меня известием, хотя и начинал стыдиться паники. Я хорошо помнил, с чем пришлось столкнуться в путешествии на остров, и понимал, что и новое плавание может оказаться небезопасным. Так неужели я поведу себя как мальчишка, который спокоен только в обществе старших товарищей? Такого со мной не случилось в прошлый раз – не произойдет и теперь.

Приняв такое решение, я взглянул на доктора. В комнате у сквайра он держался с обычной своей невозмутимостью, но теперь его лоб прорезали морщины, а взгляд сделался жестким.

Я почувствовал укол совести. Можно ли было переживать о возложенной на меня ответственности, когда совсем недавно ранили старого друга?

– Что вас тревожит, доктор? – спросил я. – Рана сквайра точно не опасна?

– Нет, Джим, слава богу, с ним ничего серьезного. И все-таки эта рана меня беспокоит.

Я с недоумением смотрел на доктора, и он пояснил:

– Не могу понять, как это произошло. Если бы мы шли пешком, можно было бы предположить, что кто-то за зеленью не заметил яркого костюма. Но как можно было случайно выстрелить в верхового?

– А как объяснил это сам охотник?

– В том-то и дело, Джим: никто не признается, что это он стрелял.

Ливси немного помолчал, глядя куда-то вдаль, а потом повернулся ко мне.

– Давай-ка зайдем к нашему другу Бену Ганну, Джим. Может статься, он приметил вчера в парке что-нибудь необычное.

Мы свернули с дороги, ведущей к воротам, на одну из тропинок, ведущих в глубину парка. Через несколько минут мы уже стояли возле сторожки: приземистого бревенчатого домишки, служившего обителью нашего островитянина.

Дверь оказалась приоткрыта, и за ней слышалась какая-то возня. Доктор постучал и крикнул в щель:

– Мистер Ганн, к вам можно?

Из дома донесся шорох, сопровождаемый невнятными причитаниями, и дверь распахнулась. Бен Ганн возник на пороге, похожий на собственное привидение, если бы он почил еще на острове. Волосы у него были всклокочены, воспаленные глаза ввалились, и под ними лежали тени, лицо приобрело желтовато-бледный оттенок. Рубаха, не заправленная в штаны, косо свисала с одного плеча.

– Боже правый, что с вами случилось? – вырвалось у Ливси. – Вы больны или подрались?

Бен Ганн икнул и прижал к груди трясущуюся руку.

– Ни то ни другое, сэр. Но худо мне так, словно все лихорадки мира учинили драку за право меня свалить и устроили это в моей голове.

Мы с доктором обменялись быстрыми взглядами. Судя по выражению лица Ливси, ему пришла на ум та же мысль, что и мне: Бен Ганн напился до положения риз.

Как выяснилось, бедняга и не думал этого скрывать. Он пропустил нас в свою хижину. Мы остановились на пороге, оглядываясь в недоумении. На столе красовались следы пиршества: пустые бутылки, обглоданные кости, крохи хлеба и кусок сыра, заветрившийся так, что даже Бен Ганн, столь любивший это блюдо, на него не польстился. Хотя и выкинуть не решался. Один из двух табуретов опрокинулся. Одеяло почти наполовину сползло с кровати, рядом валялось какое-то тряпье. У меня возникло подозрение, что старина Бен спал на полу. Ему и раньше доводилось напиваться, но такого еще не случалось.

– Господи помилуй, что здесь произошло? – вырвалось у доктора.

Бен Ганн развел руками.

– Мы тут с пропустили стаканчик кое с кем из местных ребят, и я, похоже, увлекся…

– И когда же это вы так увлеклись, мистер Ганн?

– Да позавчера вечерком, доктор.

– Позавчера! – воскликнул Ливси. – А чем же ты занимался вчера?

– Спал, сэр, – честно ответил Бен Ганн.

Мы с доктором переглянулись. Было бесполезно допытываться у сторожа, не показывались ли в парке чужаки. Ливси все же спросил, знает ли тот о вчерашнем происшествии.

– Ох, не напоминайте, сэр! – горестно воскликнул Бен Ганн, обхватывая руками всклокоченную голову. – Мне вчера вечером сказали… когда добудились. Вот беда-то! Слава богу, что нашего доброго хозяина не сильно задело.

Больше с него явно нечего было взять. Мы направились к дверям. Ливси уже стоял на пороге, когда Бен Ганн окликнул его.

– Доктор! А нет ли у вас какой-нибудь микстуры, чтобы голова не гудела, как будто в ней пушки стреляют? Сил уже нет!

– Микстура есть, милейший, – сказал доктор, оглянувшись. – Но придется вам самому пройтись за ней до моего дома. Прогулка на свежем воздухе сама по себе приведет вас в чувство.

С этими словами он затворил дверь, и мы направились к воротам поместья.

– Ох, мастер Джим, как нехорошо вышло-то! – воскликнул Эйб, когда я рассказал ему о случившемся. – Получается, в этом и я виноват!

Я в недоумении посмотрел на него. Мы сидели на кухне; Эйб натирал котелок пучком соломы и делал это так усердно, что на щеках у него темнели разводы от копоти.

– В чем тут может быть твоя вина?

– Так ведь это я его угостил, мастер Джим!

Я припомнил, что позавчера Эйб отлучался из трактира, прихватив с собой джин. Он иногда угощал кого-нибудь из многочисленных друзей, которых завел в округе, и деньги за выпивку неизменно оставлял в ящике комода, хотя я и говорил ему, что бутылку-другую можно взять даром.