Текст книги "Морской щенок (СИ)"

Автор книги: WinterBell

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Некоторые события нашей жизни похожи на пенный след за кормой: вода бурлит и кипит, а через несколько мгновений сливается с серебристой рябью волн, и уже не понять, проходил ли здесь могучий фрегат, или проносилась легкая шхуна, или просто рыба ударила хвостом.

След, который оставила в моей жизни «Испаньола», сохранился навсегда. Порой воспоминания о путешествии на остров сокровищ вызывали у меня холодную дрожь. Но если я когда-нибудь скажу, что это было одно из самых ужасных событий, какие мне довелось перенести, не верьте. Наверное, я сказал это в припадке хандры. Я многим обязан тем приключениям. И с их отголосками я до сих пор встречаюсь на своем пути и не знаю сам, к добру они или к худу. Имя одному из таких отголосков – Эйб. Он появился вскоре после того, как мне исполнилось восемнадцать. Дела в «Адмирале Бенбоу» шли на лад; даже не трогая сбережений, оставшихся после путешествия на остров, я всегда мог нанять людей, чтобы подлатать крышу, навесить новые ставни на окна или починить крыльцо. И я все чаще задумывался о том, чтобы обзавестись постоянным помощником. Матушка частенько жаловалась на ломоту в костях, и мне хотелось избавить ее от труда. Эту идею одобрил доктор Ливси, с которым я поделился своими планами.

– Когда мы уходили в плавание, вместо тебя в трактире оставался какой-то мальчик, – вспомнил он. – У него уже есть опыт, так, может, стоит попросить его?

Того мальчика я помнил, как помнил и то, что нещадно шпынял его до самого отъезда. Осталась ли у него обида на меня спустя несколько лет, я не знал, да это и не имело значения: недавно кто-то из посетителей трактира обмолвился, что этот юноша собирается жениться. Вряд ли ему оставалось дело до приработка в «Адмирале Бенбоу» вдали от дома.

Обо всем этом я сказал доктору, бросив настороженный взгляд на матушку, хозяйничавшую за стойкой. Не хотелось, чтобы она слышала упоминание о чьей-то женитьбе. Уже несколько раз за последние месяцы она заводила разговоры, вызывавшие у меня беспокойство: намекала, что хорошо бы мне было привести не помощника, а помощницу, а однажды, перебирая белье в комоде, сказала, что вот из этого полотна получились бы отличные пеленки для младенца. Я не знал, как втолковать ей, что ни одна из местных девушек мне не нравится, а мысль о том, чтобы связать себя с какой-нибудь из них брачным обетом, и вовсе заставляла меня передергиваться.

По счастью, матушка, занятая разговором со старым мистером Добсоном, ничего не заметила. Да и народу в тот день было много; гул, стоявший в зале, заглушал наши с доктором голоса.

Мой собеседник выслушал меня и задумчиво кивнул.

– Понимаю, Джим. Что же, я поспрашиваю в деревне. Может, отыщем кого-нибудь тебе в помощь.

После того разговора минуло два дня. Я почти позабыл об обещании доктора, когда ко мне обратился мистер Берк, зашедший пропустить кружечку пива после работы.

– Джим, ты, я слыхал, помощника ищешь, – обратился он ко мне, облокотившись о стойку. И продолжил, не дожидаясь ответа: – Я могу с Абигайль потолковать. Она девушка проворная, работящая. Ты ведь мою племянницу знаешь?

Абигайль я знал и, бог свидетель, не мог сказать о ней ничего дурного. Но как раз в этот момент матушка, расставлявшая рядом кружки на подносе, бросила на мистера Берка воистину ястребиный взгляд, и тот еле заметно кивнул в ответ. У меня мигом засосало под ложечкой: я смекнул, что здесь целый заговор.

– Я пока только подумываю об этом, но точно еще не решил, мистер Берк, – сказал я. – Хотя за предложение спасибо.

Матушка выразительно поджала губы, а у мистера Берка сделался разочарованный вид. Я сказал, что мне нужно принести пару бутылок из погреба, и ретировался на улицу. Там-то я и столкнулся с Эйбом.

Конечно, имени его я тогда не знал. Я вообще впервые увидел его. Одних лет со мной, примерно моего роста, он стоял у трактира и, задрав голову, разглядывал вывеску. Ветер ерошил его светло-русые волосы, и он отвел их рукой, когда повернулся ко мне. Он улыбался открыто и добродушно, как улыбаются люди, уверенные, что им все рады.

– Если это трактир «Адмирал Бенбоу», – произнес он, – то вы, стало быть, мистер Хокинс?

Я подтвердил, что это я и есть.

– Абессалом Хейден, – представился он и тотчас добавил: – Эйб.

Он шагнул ко мне, протягивая руку. Ладонь у него оказалась сильной и теплой, как будто ее согревало солнце.

– Я сам из северных краев, – сказал он. – Услышал вот утром в деревне, что вы ищете помощника.

На мгновение я почувствовал если не вину, то неловкость перед мистером Берком и все-таки охотно подтвердил, что помощник мне действительно нужен.

– Я и прибраться могу, и приготовить что-нибудь, – сказал Эйб. – А если кто из посетителей буянить вздумает, успокоить могу.

В трактире со времен Билли Бонса, да успокоит Господь его душу, буйные гости случались редко. И все-таки мне понравилось, что Эйб сразу выразил готовность справляться с некоторыми из трудностей, которые вполне могли возникнуть. А скорее всего, я так обрадовался его появлению, что готов был все услышанное толковать в его пользу.

– Большого жалованья мне не надо, – говорил между тем Эйб. – Кусок хлеба да крыша над головой – вот все, что мне нужно.

Конечно, и хлеб, и кров я готов был ему предоставить, да и плату за труды тоже. Как я уже упоминал, дела в трактире шли достаточно хорошо, чтобы я мог предложить помощнику приличное жалованье. Словом, мы с Эйбом быстро обо всем столковались. Теперь, столько времени спустя, я сам удивляюсь своей доверчивости. Я ведь даже не спросил нового знакомца, доводилось ли ему раньше работать в таких местах. Не говоря уже о том, что я ничего не разузнал о его семье. Слишком уж я был обеспокоен историей с Абби Берк. Раньше матушка просто намекала, что хотела бы меня видеть семейным человеком, но никогда еще расплывчатый образ возможной невесты не обретал черт какой-нибудь определенной девушки.

Я тут же начал знакомить Эйба с нашим хозяйством: захватил его с собой в погреб, показал, где что хранится, и, прихватив бутылки, пару вручил ему. Он был только рад, что сразу приобщился к делу.

У порога я придержал его за рукав.

– Послушай-ка, Эйб, – произнес я. – А не мог бы ты сказать тем, кто будет спрашивать, что мы с тобой еще накануне договорились насчет работы?

– Я бы с радостью, – откликнулся тот, – да я только около полудня в деревне оказался и с местными потолковать успел.

– Отлично, Эйб, тогда ты можешь сказать, что как раз в час пополудни мы с тобой обо всем и условились.

Я как раз выходил пройтись, и эти слова прозвучали бы правдоподобно.

– Скажу, раз вы так просите, – пообещал он, снова широко и простодушно улыбнувшись. – Вы мне добро сделали – неужели я в такой малости откажу?

Мы вошли в трактир. Пока Эйб с любопытством озирался по сторонам, я направился прямиком к мистеру Берку, все еще торчавшему у стойки.

– Вы, мистер Берк, простите меня, – обратился я к нему. – По правде сказать, я уже кое с кем насчет работы условился, просто не знал, не передумает ли тот человек. Но вот он пришел и подтвердил, что согласен с нашими условиями. Стало быть, и мое слово должно остаться в силе.

Ответом мне стала уязвленная гримаса мистера Берка и изумленный взгляд матушки. Эйб как раз подошел, прижимая к груди бутылки, и широко улыбнулся.

– Мое почтение, миссис Хокинс! – сказал он. – Меня зовут Эйб Хейден, к вашим услугам.

Если матушка и была поначалу разочарована, дружелюбие Эйба быстро примирило ее с крушением плана. Сдается мне, она бы не так легко сдалась, если бы вместо юного Хейдена я привел незнакомую девицу.

Эйб не подвел. Казалось, он был создан для работы в трактире. К готовке, правда, матушка его еще не подпускала, но в зале он оказался незаменим. Он носился с проворством птицы, едва ли не на ходу подливая эля в кружки и заменяя тарелки опустевшие на полные. Быстро и аккуратно сметал крошки со стола, вытирал расплесканное пиво и при этом со всеми успевал переброситься словечком. Бывало, к нам заходили утомленные или расстроенные нескончаемыми хлопотами люди. Эйб умел за считанные минуты подбодрить их веселой шуткой. Его жизнерадостность казалась такой искренней и искрящейся, что невозможно было не заразиться ею, как нельзя, находясь под солнцем, не впитать в свою кожу его жар.

Матушка, впрочем, учинила мне допрос, допытывалась, как я свел знакомство с Эйбом, откуда он взялся, кто его родные. Я отделался первыми пришедшими на ум отговорками. Но, по счастью, Эйб в ответ на мои осторожные попытки разузнать что-нибудь о нем хотя бы задним числом, стал охотно рассказывать о своей прежней жизни. Так я узнал, что мы с ним и в самом деле одногодки: ему, как и мне, шел девятнадцатый год. Родился он в деревушке Броудхилл, на севере, и отец его был рыбаком. В море с Хейденом-старшим приключилось несчастье: во время шторма руку ему прижало тросом к борту так, что потом пришлось отнять ее по локоть. Обезручевшего рыбака приняла под свою опеку замужняя старшая сестра Эйба. Ну а сам Эйб, оставшись не при делах, отправился куда глаза глядят, решив поискать по свету такое местечко, где он больше всего придется ко двору. Он не упоминал, где именно успел послужить раньше. Видно, там не слишком ценили его жизнерадостную беззаботность. И я от души надеялся, что здесь, в «Адмирале Бенбоу», он найдет, наконец, то, что искал: приют и друзей, которые всегда будут рады ему.

Временами, когда выдавалась свободная минута, Эйб подсаживался к кому-нибудь из посетителей, кто был не прочь поболтать. В таких случаях наши клиенты вскоре требовали кружечку и для него и охотно принимались его угощать: Эйб, чуткий слушатель и хороший рассказчик, умел располагать к себе людей.

Однажды вечером после очередной такой беседы Эйб куда-то запропастился. Поначалу я подумал, что он в погребе, потом решил, что ему вздумалось проводить кого-то из посетителей. Но время шло, ветер, частенько крепчавший к ночи, уже кружил вокруг дома, гулко ударяя по вывеске и ставням. Я забеспокоился не на шутку: у Эйба была только хлипкая куртка, которая не могла служить защитой от непогоды. Я предлагал ему теплый плащ, если приходилось выходить из дому в ненастье, и обычно Эйб надевал его. Но сейчас этот плащ так и висел на гвозде у входной двери.

Я схватил этот плащ и выбежал из дома. Казалось бы, следовало искать Эйба на дороге, уходящей в деревню, но шестое чувство повело меня к морю.

Долго блуждать в его поисках не пришлось: Эйб нашелся сразу за большим утесом. В сгущающейся темноте отчетливо была видна его фигура: он стоял, опираясь на валун, и смотрел на ревущие волны, с яростью ударяющиеся о берег.

Как я и думал, на нем была лишь его поношенная холщовая куртка. Сжимая плащ в руках, я подбежал к нему.

– Куда ты запропастился? – я старался перекричать шум моря, сливающийся с завываниями ветра.

Эйб обернулся ко мне. Даже в темноте угадывалась его улыбка.

– Вы не сердитесь, мастер Джим! – прокричал он в ответ. – Я ведь страсть как море люблю. А тут еще поговорили кое с кем, так мне совсем невмоготу сделалось: так хотелось посмотреть на волны. Гости-то по домам разошлись, я и подумал, что в трактире пока не понадоблюсь.

– Да не в том дело, Эйб! Шторм начинается, ты же замерзнешь!

С этими словами я набросил плащ Эйбу на плечи. Ветер тотчас подхватил длинные полы и обмотал ткань вокруг нас обоих. Эйб рассмеялся и принялся помогать мне выпутаться из тяжелой материи. Мне почему-то сделалось неловко, тем более что я постоянно чувствовал на себе его взгляд. Руки плохо слушались, но в конце концов мне удалось высвободиться и расправить плащ.

– Пойдем в дом, – сказал я. – Если так хочешь посмотреть на море, это можно сделать и у окна.

Эйб помотал головой.

– Это не то, мастер Джим, уж вы мне поверьте. Смотреть на море из окна – это то же самое, что утолять жажду, издалека глядя на бочонок с пивом.

Тем не менее он перехватил плащ у горла и, пригибаясь под солеными брызгами, которыми ветер обдавал нас, словно ливнем, зашагал обратно к «Адмиралу Бенбоу».

Когда мы добрались до трактира, руки у Эйба были совсем ледяные и его знобило. Боясь, как бы он не заболел, я усадил его в кресло у камина, а сам принялся готовить грог. Узнай матушка, что мы с ним только что побывали у штормящего моря, она бы и меня заставила выпить что-нибудь согревающее, но она к тому времени уже поднялась к себе и, наверное, видела десятый сон.

Несколько глотков грога вернули Эйбу румянец и прогнали озноб. Он сидел в кресле, обхватив кружку обеими руками, и смотрел в огонь.

– Так с кем ты говорил и о чем именно? – спросил я, заметив, что мыслями он витает где-то далеко отсюда.

Эйб словно очнулся от дремоты и мотнул головой.

– Не знаю их имен, – сказал он. – Вроде, один на ближайшей ферме служит, а может, оба они оттуда. Они много всего рассказывали. Мастер Джим, а вы, получается, в море ходили?

Так вот в чем было дело. Кто-то разболтал о плавании на «Испаньоле». Несколько лет прошло, а ту историю все еще вспоминали даже те, кто сам не принимал в событиях никакого участия. Я усмехнулся.

– Ходил, Эйб, всего один раз в жизни. И того раза, поверь, мне навсегда хватило.

Эйб покачал головой.

– Не поверю, мастер Джим. Кто хоть однажды морские просторы повидал, на суше привольно дышать уже не сможет.

– С тобой бы многие не огласились, – заметил я.

– И вы, мастер Джим? – он оторвался от созерцания огня и повернулся ко мне.

– Да, Эйб, уж я-то точно.

– Нет, мастер Джим, – проговорил Эйб с какой-то мягкой, спокойной уверенностью в голосе. – Вам просто в тот раз с людьми не повезло. А море тут ни при чем.

Я невольно задумался. Нельзя было не признать, что в словах моего нового приятеля скрывалась правда. Порой мне до сих пор являлась в страшных снах зловещая фигура одноногого моряка или мерещился скелет, оставшийся лежать вместо компаса под палящими лучами солнца, и тогда меня пробирала ледяная дрожь. Но плеск волн, рябь, искрящаяся на воде, скрип снастей, под который так было хорошо засыпать, – разве эти воспоминания не согревали сердце?

Признаваться в этом вслух не хотелось: мне еще предстояло самому осмыслить странное двойственное чувство. И я предпочел перевести разговор на самого Эйба.

– Ты скучаешь по морю? – спросил я.

Эйб снова уставился в огонь и кивнул.

– Да, мастер Джим. До сих пор частенько снится, что меня на волнах качает.

– Так почему же ты не нанялся на какой-нибудь корабль? – Уже сказав это, я спохватился, что мои слова могут понять превратно, и торопливо добавил: – Я не к тому, что у тебя здесь что-то не ладится, Эйб. Ты со всем отлично справляешься, и я очень благодарен тебе, да и матушка тоже. Но если гложет тоска?..

Эйб поерзал в кресле и вытянул ноги поближе к камину.

– Наняться-то не трудно, мастер Джим. Да только я всякого успел повидать и вот что скажу: в море хорошо уходить, когда есть куда возвращаться. Пока был отчий дом, я и печали не знал, пусть даже на обед порой только рыбьи хвосты доставались. А теперь дома нету.

К горлу у меня подкати комок. Сказать Эйбу мне было нечего, и я только и мог, что подлить ему еще грога.

Вечерняя прогулка Эйба к морю обошлась без последствий: он не простудился. Вообще он явно отличался отменным здоровьем и силой, в чем всем нам довольно скоро довелось убедиться.

Я, похоже, сглазил, когда говорил, что среди наших посетителей почти не бывает забияк. Однажды воскресным вечером у нас собралась шумная компания молодежи из деревни, и кое-кто и них, а именно Джейк Фишберн, подмастерье кузнеца, выпил больше, чем требовало благоразумие. Друзья пытались его урезонить, но без особого успеха. В конце концов Джейк разошелся настолько, что вскочил на стол и принялся разбрасывать тарелки. Матушка бросила на стойку полотенце, которым протирала кувшины, и закричала, чтобы он сию секунду прекратил свои выходки. Тот только отмахнулся. Приятели его переглядывались в тревоге, но как следует одернуть разбушевавшегося товарища не решались: кулаки у него были величиной с телячью голову и он явно себя не помнил. Пришлось мне самому подойти и, дернув Джейка за полу куртки, потребовать, чтобы тот унялся.

В следующий миг Джейк саданул меня ногой. Боль была такая, что некоторое время я не сомневался: треснули ребра. И ладно бы только это, но я еще и не мог дышать. Грудь словно сковало железным обручем. Я застыл, хватая ртом воздух, и в этот момент из кухни вышел Эйб. Я мог наблюдать происходящее только краем глаза: не хватало сил даже на то, чтобы повернуться. Но я хорошо видел, как он быстро обвел взглядом комнату и, оценив обстановку, даже не стал огибать мою матушку, стоявшую на дороге, а попросту легким движением перемахнул через стойку. Через секунду он уже был возле нас. Джейк все еще пьяно раскачивался на столе, и Эйб ухватил его под колени. Я толком не понял, что произошло дальше – так стремительно все случилось, да и перед глазами у меня еще висела пелена от боли. Помню только, что Эйб вынес Джейка за дверь, перекинув его через плечо, будто куль с мукой. Кто-то побежал за ними следом, матушка подбежала ко мне. Я по-прежнему хватал воздух ртом, точно выброшенная на берег рыба, и не мог даже ничего ответить на ее причитания. Все, что мне удалось сделать – это сесть на подставленный табурет. Тут вернулся Эйб. Позднее я узнал, что он отнес Джейка к колодцу, сгрузил на землю и окатил ледяной водой из ведра. Кураж из бедолаги вышибло мигом, и он остался сидеть в луже воды, растерянно хлопая глазами и пытаясь понять, зачем ему все это понадобилось. Ну а Эйб возвратился в трактир, подошел быстрым шагом, поставил меня на ноги и, обхватив сзади поперек туловища, несколько раз энергично качнул вверх-вниз.

– Спасибо, – сипло вымолвил я, пока матушка со страхом следила за действиями Эйба. Ко мне вернулась возможность дышать, и, хотя боль в груди еще чувствовалась, я уже догадывался, что, похоже, ребра мои уцелели.

– Пустяки, мастер Джим, – с обычной жизнерадостностью отозвался Эйб и, обернувшись к открытым дверям, крикнул оставшимся на улице: – Тоби, Нед, тащите его домой, простудится еще, не ровен час.

– Дикарь! – возмущенно воскликнула матушка, с негодованием глядя на дверь. – Вот уж не ожидала от него! Если бы не вы, Эйб, не знаю, чем бы все кончилось!

– Выпил, миссис Хокинс, такое с любым может случиться, – примирительно сказал Эйб. – Завтра сам каяться прибежит, вот увидите. Вы-то как, мастер Джим?

– Теперь в порядке, – сказал я, приврав лишь самую малость. – Ну и силен же ты.

Эйб только ухмыльнулся и принялся собирать с пола осколки тарелок.

Эйб как в воду глядел: на другое утро Джейк приплелся к нам, как побитый пес, заплатил за перебитую посуду, долго извинялся перед матушкой и допытывался, точно ли со мной все хорошо. На Эйба он смотрел почти с благоговением. Тот проявил скорее сочувственное понимание, чем великодушие победителя: мирно поболтал с Джейком и расстался с ним, обменявшись крепким рукопожатием. Вернувшись в трактир, он поделился с нами тем, что узнал: Джейк накануне был не на шутку взволнован предстоящим сватовством, надумал выпить для храбрости, но слегка перестарался.

– И кто же его невеста? – недовольно спросила матушка. Она все еще не могла простить отвешенного мне удара.

– Абби Берк какая-то, – беззаботно сообщил Эйб.

Матушка поджала губы, метнула на меня красноречивый взгляд и ушла на кухню. Судя по тому, как громыхали там сковородки, окончательного прощения Джейку предстояло удостоиться еще очень нескоро. Зато я, наоборот, готов был броситься за ним вдогонку, чтобы пожелать успеха.

Вечером того же дня к нам наведался доктор Ливси. Это был его первый визит с тех пор, как мы говорили о поисках помощника.

– Я слышал, у вас вчера произошла какая-то потасовка? – обратился он ко мне.

– Пустяки, доктор, – сказал я. – Джейк Фишберн хлебнул лишнего, но все обошлось.

– Я могу поговорить с ним, – предложил доктор Ливси, но я заверил его, что это совершенно излишнее.

– Он ведь парень не злой, – сказал я. – Да и Эйб хорошо его отрезвил.

– Кстати, о нем я тоже хотел спросить, – заметил доктор. – Этот Эйб – твой новый помощник, как я понимаю? А откуда он взялся?

Я рассказал, как Эйб появился у трактира в поисках работы. К моему удивлению, доктор отнесся к услышанному без одобрения.

– Это было очень неосторожно с твоей стороны, Джим, – брать первого встречного, когда за день-два удалось бы без труда отыскать проверенного человека в ближайшей округе, – сказал он.

Не думал я, что могу злиться на доктора Ливси, но именно это и произошло. Скажи он что-нибудь подобное в первые дни, когда Эйб только появился у нас, я, возможно, прислушался бы к его словам. Но после того, как я видел Эйба мечтающим о море и доме, в который можно было бы возвращаться, после того, как он бросился мне на выручку в драке, недоверие к нему привело меня в ярость.

– Мы же пускаем постояльцев, о которых ничего не знаем, – возразил я. – Хороши бы мы были, если бы прогоняли всех, кого видим впервые в жизни. Эйб с нами уже несколько недель, и ничего, кроме помощи, мы от него не видели.

Доктор Ливси бросил на меня удивленный взгляд: я впервые говорил с ним так резко.

– Я вовсе не хочу сказать, что этот Эйб – непорядочный человек, – ответил он. – Вполне может статься, что он достойный и честный юноша. Я просто говорю, что всем нам стоило бы помнить об осторожности. Разве ты забыл, в какую историю втянул нас один из твоих постояльцев?

Эти слова напомнили мне о разговоре с Эйбом.

– Скажите, доктор, а вам никогда не хотелось повторить то путешествие, но только без пиратов? – спросил я.

Вид у Ливси сделался озадаченный.

– Признаться, ты меня застал врасплох этим вопросом, – сказал он. – Никогда не задумывался об этом. Мы пережили столько потерь и опасностей, что трудно позабыть о них. И все-таки…

Он на минуту умолк, погрузившись в свои мысли, а потом рассмеялся и покачал головой.

– Кто тебе однозначно ответил бы «да», Джим, так это наш сквайр Трелони. Он бы уж точно не упустил возможности пуститься в очередное приключение.

Вспомнив неиссякаемый азарт нашего товарища, я тоже не мог сдержать улыбки.

– Его, пожалуй, и пираты не остановили бы. Помните, он рассказывал, как задолго до появления карты острова видел паруса Флинта на горизонте?

Возникшее между нами напряжение пропало, добродушные шутки сгладили возникшую было неловкость. Тут-то и появился Эйб. Он как раз принес воды на кухню и вышел к нам, веселый и улыбчивый, как всегда. Я представил его доктору Ливси, и Эйб просиял, услышав, кто перед ним.

– Я уж наслышан о вас, доктор, – сказал он. – О вас и о ваших приключениях с мастером Джимом.

Я принес доктору стакан бренди и ушел на кухню, предоставив им с Эйбом поболтать с глазу на глаз и получше узнать друг друга. Я не сомневался, что после личного знакомства доктор поймет, как безосновательны были его сомнения.

К моему удивлению доктор, прощаясь тем вечером с нами, казался не слишком довольным. Я с трудом удержался от вопроса, каковы его впечатления от Эйба. Самому себе я объяснил сдержанность Ливси тем, что ему не хотелось признавать свою неправоту.

Вскоре стихли все отголоски происшествия с Джейком Фишберном. У меня после его удара не осталось даже синяка, и уже через день я и не вспоминал об ушибе. Зато не забывалась помощь, оказанная Эйбом. Мне долго казалось, что я чувствую на себе его руки, обхватившие меня поперек туловища. Это ощущение порой настигало меня и во сне, и тогда оно влекло за собой странные смутные видения, вызывавшие восторг в забытьи и смущение по пробуждении. В таких случаях я искал спасения в дневных хлопотах и, благо дел в трактире было немало, находил его вполне успешно.

И все-таки настал день, когда призрачные грезы сделались осязаемыми и настигли меня наяву.

Это случилось, когда мы с Эйбом отправились на ярмарку в соседний городок. В тот день многочисленных гостей в «Адмирале Бенбоу» не ждали: все, у кого выдалось свободное время, собирались туда же. Матушка без труда управилась бы сама; она-то и предложила мне захватить с собой Эйба. Нас обоих эта идея обрадовала. Я хотел показать другу окрестности, к тому же мы решили вместе посмотреть товары, которые могли бы пригодиться в трактире. И рано утром, когда море, ворча, как разбуженный старик, сердито плескало пеной на камни, мы запрягли лошадь в телегу и пустились в путь.

Купить мы толком ничего не купили, кроме новой теплой шали для матушки и еще пары безделушек для нее же. Для трактира ничего нового присмотреть не удалось. Зато бродячие циркачи, прикатившие в ярко расписанном фургоне, полностью завладели нашим вниманием. Сначала появился жонглер с густо покрытым белилами лицом. Глаза у него были так подведены краской, что невозможно было понять, куда он смотрит, и я гадал, как он ухитряется не выпускать из виду то раскрашенные деревянные шары, то пестрые булавы. Может статься, он и вовсе их не видел, зато руки его помнили движения до десятой доли дюйма.

На смену жонглеру явилось двое акробатов. На них краски оказалось меньше, и она не могла скрыть их сходства. Это явно были братья, погодки, а то и близнецы. Циркачи коротко поклонились публике, но, судя по сосредоточенному выражению лиц, они не присматривались к зрителям. Зато когда они повернулись друг к другу, весь мир вокруг перестал существовать, и не было уже ничего иного, кроме слаженных, четких движений двух атлетических тел, перекувыркивающихся, изгибающихся и поддерживающих друг друга на лету там, где, казалось бы, не могло существовать никакой опоры. Наблюдая за ними, я на несколько мгновений даже позабыл, что надо дышать. А перед глазами внезапно возникли мачты, устремленные в небеса, и стремительно скользящие фигуры моряков на канатах. Подумать только, я не только видел своими глазами, я соприкасался с миром, где воздушная ловкость и могучая сила были частицей обычной, повседневной жизни – и когда-то это была моя собственная жизнь! Как же получилось так, что я в такие молодые годы оставил ее в прошлом?

Я мельком бросил взгляд на Эйба. Тот неотрывно смотрел на акробатов, и его глаза восхищенно блестели. Возможно, он думал о том же, о чем и я.

Акробаты закончили свое выступление. Их лица были все так же спокойны, но тела блестели от пота. Они отвесили аплодирующим зрителям поклоны и исчезли в глубине фургона, а на смену им выбежала нарядная танцовщица с бубном. Тощий юнец с дудочкой присел на перевернутую бочку с краю от площадки и заиграл. Девушка, ослепительно улыбаясь и время от времени ударяя ладошкой в бубен, закружилась перед радостно загомонившей толпой.

При виде танцовщицы особенно оживились парни. Кто-то притоптывал ногой в такт мелодии, кто-то хлопал в ладоши, кто-то привставал на цыпочки, чтобы лучше разглядеть смазливую девчонку. Я снова покосился на Эйба. У того, похоже, пляска не вызвала никакого интереса: он стоял с рассеянным видом, поглядывая по сторонам. Сам не знаю почему, но я этому порадовался.

Эйб вышел из состояния вялой отрешенности совершенно внезапно. Его рука метнулась возле меня со стремительностью птицы, на лету хватающей добычу. Я с изумлением увидел, что он держит за руку чумазого мальчишку с взъерошенными, спутанными волосами. Я думал, что паренек сейчас заверещит, но тому явно меньше всего на свете хотелось привлекать к себе внимание. Он только судорожно дергался в безуспешных попытках освободиться, и глаза его от ужаса распахивались все шире.

Я быстро догадался, в чем дело, и торопливо поднес руку к куртке. Деньги были спрятаны за подкладкой, и они оставались в сохранности, да только край куртки отогнулся так, что это никак не могло оказаться случайностью. Эйб подтянул мальчишку к себе и поднес кулак к его носу.

– Не на тех напал. Еще раз увижу – звать никого не буду, сам руки выдерну, понял?

Мальчишка ничего не отвечал – его будто парализовало. Лицо у него побелело, и я подумал, что это от страха. Но тут Эйб разжал пальцы, и я увидел, что на запястье паренька остались темные пятна, которым вскоре предстояло превратиться в лиловые синяки. Он попятился, неловко прижимая к себе руку, а потом развернулся и зайцем нырнул в толпу. Я сказал себе, что мальчонка легко отделался: попался бы он какому-нибудь блюстителю порядка, ему бы сдавило не запястье, а шею.

– Знакомый трюк, – заметил Эйб, на которого, по-видимому, происшествие не произвело сильного впечатления. – Циркачи отвлекают внимание, а вот такие крысята хватают что попадется.

Я снова посмотрел на улыбчивую плясунью и спросил себя, знала ли она, какие беды грозили ее чересчур восхищенным поклонникам. Стало вдвойне приятно, что Эйб не поддался ее очарованию.

После танцовщицы снова вышел жонглер, но теперь он по-другому проявлял свою ловкость: сначала на его ладони заплясала, точно ожившая, трость, потом из шляпы вылетела пара голубей, платок, взмыв в воздух, исчез на глазах у публики, а потом появился из уха одного из зрителей… После того, что произошло пять минут назад, фокусы уже не казались мне забавными. Я покосился на Эйба и увидел, что тот зевает.

– Пойдем? – шепотом спросил я, наклоняясь к нему.

Тот мигом оживился и кивнул. Мы пробрались сквозь толпу, обступившую фургон и площадку, и направились туда, где оставили лошадь.

Темнело на глазах. Это показалось странным: по моим расчетам, время было не такое уж позднее. Не могли же мы настолько забыться, любуясь циркачами? Я посмотрел на небо – его заволакивало облаками, а на горизонте оно приняло зловещий фиолетовый оттенок.

– Что будем делать? – спросил я Эйба. – Поищем, где заночевать, или попробуем успеть домой до грозы?

Эйб тоже поглядел вверх и ненадолго задумался.

– Попробуем, может, и проскочим, – решил он.

Я и сам предпочел бы пуститься в обратный путь. Мы вернулись к нашей повозке, забрались в нее и покатили домой.

Правил Эйб. Мы то и дело поглядывали на небо. Тучи надвигались гораздо быстрее, чем нам бы хотелось, и, когда до дома оставалось мили три-четыре, стало понятно, что уйти от грозы не удастся.

Резко похолодало; мы с Эйбом запахнули куртки поплотнее и старались втягивать руки в рукава. Но вот на передок повозки тяжело шлепнулась одна капля, другая… Эйб тряхнул вожжи, понукая лошадь, но вскоре ливень накрыл нас сплошной стеной.

Глинистая дорога будто закипела. За считанные мгновения все выбоины наполнились водой, колеса начали вязнуть. Когда мы добрались до мостика, переброшенного через речушку, стало ясно: нам не проехать. Часть бревен просела так, что добрая треть настила ушла под воду. Пеший путник с горем пополам сумел бы перебраться на другой берег, но о переправе с повозкой нечего было и думать.