Текст книги "Хранитель ключей (СИ)"

Автор книги: Воль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Глава 31. «Индия. Часть вторая»

Крупнейший кинотеатр Мумбаи зазывал на премьеру очередного романтического-комедийного фильма со знаменитыми, но неизвестными для Анастасии, актёрами. Она была впервые кинотеатре за много лет. И не ходила бы туда, не смотрела бы на счастливые лица, если бы сигнал ключа ни показал на это место.

Девушка взяла билеты на все ближайшие сеансы на крайние сеансы. Кассиры удивились интересом белорусской девушки к индийскому кинематографу и продали билеты. Удивительно. Необычно. Но ей было всё равно. Натянула кепку, активировала очки и стала ходить по коридорам, поедая попкорн, мимо залов, людей, сканируя каждую подозрительную личностью.

Она боялась новой подставы, была настороже, и походила на тайного агента, чем на простого зрителя. Медиатор вновь ловил только волны. Она шла от самого слабого к сильному, и вскоре оказалась напротив большого зала, в который пускали зрителей. Анастасия вошла в просторную комнату и ринулась в сторону экрана, чтобы зафиксировать каждое лицо и просмотреть вовремя просмотра.

Работники кинотеатра? Или зритель, пришедший раньше неё? Мужчина, женщина, ребёнок? И пошла на последний ряд.

Фотографии переворачивались каждые пару секунд, подозрительные откладывались, дальше, дальше. Анастасия пробивала по социальным сетям, искала совпадения, упоминание. Каждого. Каждого. А на экране разворачивались страсти, там пели, плясали, показывали яркую, безумной красоты жизнь, семейные проблемы, остросоциальные. Яркие пятна.

«Отец, я тоже твой ребёнок, но почему ты никогда не говоришь мне ласковых слов? Чем я хуже Шархата?», говорит тринадцатилетняя девочка, страдающая от дискриминации, предрассудков и сексизма. Фраза этой актрисы пробило маску льда. Одинокая слеза покатилась по щеке.

«Мне жаль. Я не могу любить тебя, как Андрея и Марию, но я не могу бросить тебя, узнав, кто ты мне. Прости, Настя. Прости, что у меня есть семья, но она моя семья, и ты тоже. Надеюсь, когда-нибудь вы сладите. Тем более Маша с Андреем неплохо к тебе относятся. Пожалуйста, будь менее категорична. Мы все одна большая семья…»

Тогда наступила весна. Тот мужчина не унимался. Приходил почти каждую неделю, проявляя всё больше и больше храбрости, прожигаемый разрушительным чувством вины, который он не мог отпустить.

Тогда в её холодном сердце появились первые трещинки, но они были столь незначительны, что до этого момента, только покрывались сетью рытвинок, и почти никогда не давали течь чувствам, привязанности и любви. Однако эти маленькие трещины позволили ей взглянуть на мужчину без гнева, ненависти. Она посмотрела на него со смирением и приняла, насколько хватило ей смелости и места в сердце.

Может, поэтому исчезла из его жизни без следа? Испарилась как мыльные пузыри… утонула в реке. Возможно, нет. Просто её куда-то унесло бурным течением Амура, и есть надежда на возвращение.

Анастасия не любила предаваться воспоминаниям. Считала это признаком старости, но в данном случаи, смерти. Она не хотела анализировать свою жизнь, страдать из-за сделанных ошибок, мучиться об недоделанном. Всё пустое и незначительное.

Продолжала сидеть и разглядывать зрителей.

***

Люди выходили из зала. Анастасия уже ждала их. Ничего другого не оставалось, как вытянуть во весь рост ключ и проследить за реакцией каждого проходящего. Шла напрямик. Не любила излишних сложностей по обращению с людьми.

Смятение. Страх. Мужчина, идущий вперёд, резко затормозил, увидев знакомый образ ключа, возвышающий над потоком темноволосых голов.

Их взгляды пересеклись. Глаза Анастасии хищно сверкнули. И человек сжал голову и побежал прочь, но не как мужчина. Это сразу бросилось в глаза. Он поджал руки. И даже чуть-чуть привстал на цыпочки. Девушка ринулась за ним.

Они уже оказались на улице. В тысячах голов Анастасия оказалась в замешательстве. Тут же поднесла экран и стала сверяться с медиатором. Ожившие стрелки показывали на только что появившийся след.

Преследующая мужчину ещё больше запуталась, когда в прерванном сигнале, говоривший о близком местонахождении обладателя ключа, не нашла знакомое лицо. Женщины, европейки, из Латинской, ещё откуда-то, мужчины, дети. Кругом шла голова, а над ней буквально издевались.

– Ты! Выходи! Ко мне! – приказала она, указав на стоящего у газетного киоска тоненького индийского паренька, схожий по лицу на обычного студента, подсматривающего за Анастасией через длинную неряшливую чёлку. – Поменял бы одежду, – всё было сказано на английском, что со мнений не могло быть. Её поняли. Её услышали. Её забоялись. К ней подходили на цыпочках.

– Кто ты? – спросил её человек, сгорбленный и напуганный.

– Я полиция, собирающий ключи. Иди за мной, – и она схватила его за руку и потащила в ближайшее кафе. Она усадила его к стенке, подвинула стул и попросила что-нибудь из меню, не спрашивая беглеца о вкусах.

– П-полиция?

– Да. Как ты поменял внешность? Кто ты? Откуда?

– Я? Я не хочу говорить.

– От кого прячешься? От властей? Много плохого сделал? – она спрашивала с напором, ожидая только правду и искореняя взглядом своеволие. Выражение лица парня менялось, становилось всё более несчастным.

– Я не сделал ничего плохого.

– Тогда почему бежал?

– Тебе ведь нужен ключ? Почему вы за ним охотитесь?

– Значит, я не первая? Ну, рассказывай мне свою историю.

– Не хочу! – воскликнул парень и получил пинок в ногу. Тот скривился и зашипел. – Теперь синяк будет.

– Ещё раз стукну – сломаю. Я пешком прошла несколько тысяч километров, понимаешь? – наклонилась к нему. Последняя уверенность и храбрость вылетели из паренька.

– Скажи, тебе знакомо имя Хван Чжи-вон? – неуверенно начал он, надеюсь, что её все забыли. Анастасия кивнула. – Знакомо?

– Она подверглась нападению ключника и после покончила, спрыгнув в реку Хан.

– Откуда ты узнала про нападение ключника?

– Я занималась сбором информации. Сложить единицу с единицей было не трудно. Продолжай рассказ, – ни одна мускула на лице, по сравнению с пареньком, ни дрогнула. Человек индийской наружности даже завидовал этой выдержки. Он был так внимателен, не задавал вопросы во время душещипательного монолога, только подавал платки, что стояли на краю столика, слушал и после уточнял детали. – Хван Чжи-вон, зачем ты это сделала? – произнесла в конце рассказа.

– Ты так и не поняла?

– Нет.

– Только так у меня будет красивое лицо, – и слёзы потекли в два ручья. По мягкому, чистому и приятному лицу индийца. – Все поверили в мою смерть. Даже ключник. Однако меня нашли. Куда мне теперь бежать?

– Лучше бы бросила ключ в реку и забыла о нём, – Анастасия сразу же поверила рассказу Хван Чжи-вон. Не было никаких сомнений, когда девушка в облике парня, заговорила на чистом корейском. С ней произошло чудо в самый последний момент, в момент отчаяния, когда дальше падать некуда. Анастасия понимала и уже хотела пересмотреть планы, но… – Хван Чжи-вон…

***

«Поверишь мне, если скажу, что не имела иного выхода? Я потеряла всё. Всё. Когда он пришёл, когда посмотрел на меня, когда потребовал ключ… Когда скрывалась от него много-много месяцев… Боялась. Я была в отчаянии. Я стояла на мосту и думала: «Это конец? Конец моей жизни, правда?». Я сжимала этот ключ, смотрела на реку Хан и роняла слёзы. Моё лицо, моя семья, друзья – всё это было таким фальшивым, за пару месяцев обо мне забыли и говорили: «А, эта актриса, лицо которой фанат раскрасил?». Я хотела исчезнуть и спрыгнула. Как сейчас помню, как меня поглотила вода и отрезала от прежней жизни. Очнулась лишь на Тайване. В новом обличие. Бог, наверно, дал мне ещё один шанс, но я не знала языков, у меня не было документов, денег. Я бежала, пряталась и пыталась понять, кто смотрит меня из зеркала. Это был мужчина, потом какая-то женщина, а в руке страшно зудело. Каким-то образом поняла причину, по которой тот урод уничтожил меня – ему нужна была сила этого ключа, действующего на перевоплощение чуть меньше суток. Спрашиваешь, как оказалась в Индии? Странное дело… Из-за ключа я стала воровкой личности, денег, выживала только так, а потому не хотела оставаться на Тайване и решила отправиться по странам, используя силу ключа. Да и я не могла оставаться на одном месте долгое время, за мной следил кто-то. Человек с белой шевелюрой появлялся там, где была я, так несколько раз. Я бежала из одной страны в другой, по городам, не останавливаюсь нигде больше, чем на неделю. Устала я? Возможно, но… я не могу остановиться. Мне страшно. Я… Я запуталась.»

***

– Хва Чжи-вон…

– Да? Всё равно потребуешь ключ?

– Мне он очень нужен, – строгость путешественницы смягчилась обстоятельствами. Она более не вытягивала шею, не смотрела свысока. Зрела в её карие глаза, которые не поменялись, несмотря на десяток изменений и перевоплощений.

– Я не могу его отдать.

– Я не могу тебе его оставить.

– Но почему? Не забирай, пожалуйста! – актриса даже сцепила ладони в знак мольбы, но это не проняло печальную Анастасию, смотрящая на девушку с сожалением. Её пальцы потянулись к пуговицам. Белая рубашка расстёгивалась и являла отвратительное подтянутое безжалостными тренировками тело, спрятанное за белой майкой и корсетом. Печальную украшали ещё более некрасивые шрамы, чем на лице Чжи-вон, они, как большая грибница, были по всему её телу, от живота до ключиц, не считая ветви, ведущие к рукам. Хван Чжи-вон закрыла рот руками и в испуге посмотрела на Анастасию. Та уже поспешно застёгивалась. – И ты тоже?

– Если ты оставишь ключ у себя, тебе придётся вступить в войну. Ты хочешь этого?

– Войну? О чём ты говоришь? Всё так серьёзно?

– Люди борются за ключи всеми силами. Они убили мою коллегу, находившуюся на борту российского самолёта полгода назад. Они устроили резню в Гунцинчэне, в Китае. Затем сражение около Пхеньяна. Нужны ещё доказательства? Если ты не согласишься, придётся сделать это силой.

– А кто ты тогда? Ты тоже замешана в этих случаях? Я слышала европейка была участница северокорейского теракта…

– Меня подставили.

– Так значит это была ты? – и девушка вновь затряслась, в ещё большем ужасе. – Как ты? Почему ты не сказала? Не объяснила?

– Не смеши меня. Ты сама скрываешься от преследования. А я… о чём мне с ними разговаривать? – усмехнулась Анастасия, доедая принесённую еду. – Тем более, думаешь, кто оставил эти отметины на теле? Да я бы сдохла там. Поэтому ещё раз спрашиваю, ты хочешь вступить в войну?

– Нет.

– Правильный выбор.

– Но что мне делать дальше, если я верну свою внешность?

– А я почём знаю? – девушка пожала плечами. – У меня денег почти не осталось, сама без документов. Ты подавно. Могу предложить вариант выброситься на сушу и попросить убежище. Будет скандал – накопишь денежки, только про ключ ни слова. А… про долгое отсутствие скажи: «я не помню».

– Тебе не кажется это слишком… неправдоподобным?

– Но ты же актриса. Сыграй лучшую из своих ролей – вернись на Олимп, если не справишься – ты бездарность, – она говорила это лишённая высокомерия и пафоса. Спокойно улыбаясь на собственные предложения. И казалось, что в их тёмном, холодном мире, где не было голосов кроме их; засверкало тёплое солнышко, лучами достигавшие до бездны одиночества и долгих скитаний.

Они смотрели друг на друга в свете закатного солнца, утопая по голень в песке. Дальше – мутная вода, океан, откуда должна продолжиться их история. Благодарностью светились их печальные лица, изуродованные маньяком и жизнью соответственно. И им казалось, что они бы стали друзьями, если бы по-другому сложилась судьба. Им приходилось прощаться. Отворачиваться. И идти по разные стороны, не надеясь на новую встречу.

– Я Хван Чжи-вон, – шепнула девушка с некрасивым, но приятным лицом. – Я Хван Чжи-вон. Я актриса. Я сыграю себя, – говорила, возвращая свою личность.

Глава 32. «Западное направление»

Анастасия взглянула на карту. Вновь расположение точек поменялось.

– В среднем точка перестаёт сиять после суток, – делала выводы на основе наблюдения. Вещи были уже давно сложены. Оставалось выбрать, куда отправиться на этот раз. – Запад… там обстановка ещё хуже, – у неё оставалось меньше двадцати трёх часов до предполагаемого конца операции в странах среднего Запада, где солнце палило похлеще Индии.

***

Последние двое суток Анастасия желала не помнить. Почти сутки она добиралась сначала на поезде до столицы Индии – Нью-Дели, оттуда прямиком в аэропорт, а следом принялась осуществлять план по отправлению в другую страну. Она тщательно изучала устройства аэропорта, взламывая коды, вспоминая своё основное поле деятельности, выискивала способ пройти по зелёному коридору без тщательного досмотра. И, кажется, нашла, когда увидела катящих тележки уборщиц. Женщины мыли туалеты каждые два часа, имели при себе ключ доступа на служебную часть аэропорта. После ей пришлось вычислять рейс, смотреть на нём пустые места, выверять неконфликтного пассажира до нужной ей страны, следить за ним. Для простоты дела выбрала одинокого мужчину.

Самая большая сложность состояла в том, чтобы не поднять шум, чтобы ничего не заметили сменщики и сами работники огромного аэропорта, в котором можно было запутаться в два счёта. В сумке Анастасии были и хиджаб, и мужская одежда, даже парики, но всё это не могло гарантировать безопасность. Она сжимала в руке ключ, сомневалась, пряча лицо.

Нужный ей мужчина шёл в туалет. И тогда появился совсем иной путь. Выхватив ключ, последовала за человеком, изменяя попутно внешность, чтобы сбить столку всех. Жало в ногах, натянулась клетчатая рубашка под чёрным свитшотом. Она становилась то ниже, то толще, но не теряла из-за этого умелый удар ребром по сонной артерии. Нагло обворовала, забрала документы, поменялась внешностью, как учила Чжи-вон, и, сунув под нос немного нашатыря, подхватила его и, обнимая, потащила на выход, туда, где стояли такси.

– Друг! Друг! – кричала она громко, с басом на хитренького мужичка. – Вези нас, – до самолёта оставалось три с половиной часа. Назвала адрес ближайшего мотеля так, чтобы успеть вернуться в аэропорт и улететь. Пока ехали, трещала с индийцем, рассказывала печальную весть, как друг пытался его проводить, но подскочило давление и ему стало плохо, немного придавливая артерию.

По его документам она заказала номер, затащила человека с администратором в номер и попросила оставить его с ним наедине. Последняя уцелевшая шашка с сонным газом пропитала комнату. На тумбе осталась лежать записка с угрожающим подтекстом. И уже на всех порах мчалась, усталая, злая, мокрая от жары в аэропорт.

Менее полутора часов до начала полёта. В туалете снова сменила внешность, обмыла шею, лицо и ринулась на посадку.

Всюду она чувствовала преследование, угрожающую опасность и ещё более становилась наглой, глядя на правоохранительные органы, на таможенников, чтобы не выглядеть в их глазах ещё более жалкой.

Спустя некоторое время оказалась в самолёте, кивнула бортпроводников и рухнула в кресло. Она не знала, проследят ли враги её перемещение, подоврут ли самолёт, но… она знала точно, что теперь у неё есть ключи и так просто не сдастся. Ей не удалось подумать о чём-то ином. Стоило прикрыть глаза, как её сморил глубокий беспокойный сон, кончившийся с толчков мужчины в форме. Они сели. Нужно было покинуть самолёт. Прошло всего пару часов… человек, оставшийся в Индии, должен был скоро проснуться.

***

Планы менялись со скоростью света. Анастасия приобрела внешность нового человека после паспортного контроля и отправилась на автобус до междугороднего автовокзала. Подступала ночь. Улицы пустели. Небольшие дома плотной застройки, горные местности, песочные вихри, духота, женщины в чёрном с непосильными ношами, дети с огромными глазами в дешёвой одежде – многое указывало на низкий уровень жизни людей, а также на несильную экономику этой страны.

Играя роль видящего, но глухого, Анастасии не приходилось отвечать на вопросы водителя, согласившегося за хорошее вознаграждение отправиться в ночную дорогу, прямиком в горы.

***

Горы с редкими зелёными прожилками. Село со строгими взглядами и традициями. Здесь не было такой бедности, которая процветала в Индии, не было такого оголтелого фанатизма до мелких вещей, но и здесь… казалось бы, глуши хватало ненависти, злости. Здесь не хватало сочувствия. Казалось бы, единый народ с единой историей, гордые душой люди, воинствующие, должны были знать, что такое ценность жизнь и честь, беречь бьющееся сердце, жить спокойно, развиваться, но нет.

Сравнивая события большого мира и ситуации в таких селах, как в этом, Анастасия видела различие лишь в масштабах. Неравенство, несправедливость были всегда, но, если с этим боролись во многих странах, понимали, что это тормозит развитие, не охраняет традиции и культуры, а лишь разрушает межличностные отношения, то в таких убогих местах люди пытались защитить то, что давало власть, силой, не признавая свободу личности, право выбора. Это были не правители мира сего, не мудрейшие и не самые умные люди, а только мужчины. Мужчины, не знающие «нет». Не знающие, что космос уже давно покоряется женщиной. Не помышляющие, что она может пройти мимо них. Сойти с ума. Не покориться. Убить себя, но не даться в руках. Способной надломить семейные скрепы, уничтожающие её свободную и могущественную душу.

Новый ключ находился в этих горах, где-то в этом селении, показывающем на небольшом клочке земли всему миру, что проблемы двадцать первого мира ещё не решены. Бедная Европа и их женщины, которые не получают медицинское обслуживание, которые не имеют право получать образование, у которых нет право на контрацептивы, которые выходят замуж по велению родителей, рождающие по семь и более детей и не имеющие над ними права опеки, бедные женщины Европы, не видящие другие страны, смотрящие сериалы, которые хотят большего, играющие в театрах, продающие товары, конструирующие автомобили, основывающие коммерческие империи, защищаемые законами! Неравномерный крик – это всего лишь пыль, которую постоянно напускают, чтобы он не оседал и не являл всему мир клочки земли в истинном цвете, без раскрашенных человеком стёкол.

Двенадцатилетнюю девочку изнасиловал её собственный дядя. И её же отдают в замуж, как порченный товар. И мать, видящая как в зеркале свою жизнь, дочь, порезавшую острым ножом вены, держа её на руках, ловя последние дыхания. Зажимая её кисти рук, обмывая счастливое лицо дочери слезами, бедная мать приходит в бешенство. Она смотрит в строгое лицо мужа, не испытывающего большой любви ни к ней, ни к дочери, не способного защитить ни её, ни собственную плоть и кровь. Её крохотное трепетное сердце, скованное страхом и подчинением, кровоточит как раны слабенькой красивой дочери, чьи косы, словно реки, доходят до порога комнаты.

Где в этом хаосе найти ключ? Где в белом лице женщины, не чувствующей защиты от мужа и опоры на земле, покорность и принятие жизни. Она точит нож, поглядывая на ключ, висящий на собственной шеи, не помнит о силе, способной изничтожить весь род в селе. Она читает молитву на меч, идёт на мужскую сторону дома, проходя комнату дочери, в которой её невестка пытается оттереть пятна крови. В её юбке спрятан острый нож.

– И что смотришь на меня? – строго спрашивает муж, прищуриваясь, видя жену с распущенными волосами. И приходит в гнев. Рядом сидит его брат, обговаривающие, как решить неприятный скандал. – И почему ты без платка? Что ты прячешь? А?! – он вскакивает, хочет схватить женщину за руку, но внезапно застывает, делает пару шагов и падает на скрипучий диван. В его груди острый нож.

Мать приходит в чувство и смотрит на мучителя единственной и любимой дочери, которая не смогла ни сбежать, ни пожить. Деверь кинулся к стене и поспешил к ружью, висящего всегда готовый к охоте.

Муж уже остывает. Женщина, видя ружьё, пытается вытащить нож, но тщетно. Не хватает сил. И начинает бежать.

Пуля пробивает хлопнувшую дверь. В селе поднимается шум.

Брат убитого идёт мстить за месть.

***

Анастасия увидела выбегающую из дома женщину. Она с криком, в крови, бежала на утёк, в самые горы. Обезумевшая от горя и шока. Девушка пригляделась и увидела болтающийся на шее ключ. И сама не поняла, как рванула за ней, принимая свою форму.

Слишком поздно заметила спешащего к ним мужчину, стреляющего из ружья. Он палил почти точно, пули свистели мимо ушей и над головой.

– Руку! – она обежала женщину, схватила чужую руку и потащила её на вершину. Та была безумной. Мать схватила крепко-крепко молодую ручку, с полным доверием, и ещё большей волей полетела наверх, к свободе, к солнцу. У неё кружилась голова, она представляла себя птицей. Вся душа сбросила тяжкое бремя. Она видела летящую горную птицу, кричащую ей.

– Дочка! Дочка! – молвила она пыльными губами. Кровавая грудь, обтянутая плотной тканью, вздымалась от тоски, ужаса, страха и свободы. Она не заметила, как чужие руки стянули с неё ключ. Он был ей не нужен. Глупая и опасная штука, которая могла её освободить. Оказавшаяся в руках прямиком из горной бурливой реки, огибавшей валуну и обмывавшей тысячелетние камни. Женщина выгнулась в крике. Сделала пару шагов. – Беги! – толкала женщина спутницу вперёд, тянущую её к солнцу.

Анастасия держала руку женщины, не видя ничего кроме неё.

Та уже почти лежала на камнях, заливая их кровью, текущую из спины.

– Поднимайся! – хрипела Анастасия, вытягивая её.

– Дочка! – закрывает глаза женщина и потихоньку замирает. Анастасия уже хочет разжать руку, как её пробивают две друг за другом разные пули.

– Чёрт! – ругается она и начинает ковылять в сторону, прыгает на другую сторону холма, съезжая по склону. Мелкие камни забиваются в открытые раны. Весь запас силы иссёк.

Со слезами на глазах катилась окроплявшая жёлтые острые скалы багровой-чёрной кровью. Она катилась, не в силах остановиться, расшибая лоб, руки, ноги, раздробленную лопатку и плечо, билась о камни, страдая о пули, убившей плечевой сустав. А с вершины склона ухмылялись мужчины.

– Мертва. Точно мертва, – говорили они.

– Они обе мертвы. Только откуда вторая появилась?

***

Она была внизу ущелья, свет куда не добирался. Здесь не текли реки, не росли сочные травы. Только размножалась темнота с приходом ночи. Она лежала прямиком на камнях, истекая кровью. А сверху, на ниточке, с сотни метров, свисал злополучный ключ.

Веки Анастасии тяжелели с каждой минутой. В ней не было больше огня и воли. Раздробленная на куски, умирающая и шепчущая: «Хватит ли кому-то сил остановить собирателей ключей и захват мира?». Она смотрела в огненный луч, закрывая глаза.

В последнее мгновение почувствовала вибрацию, передающую о появлении активированного ключа.

– Всё кончено, – и мир вокруг девушки померк.