Текст книги "Трудное детство (СИ)"

Автор книги: Vladarg

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

***

– Н-н-нельзя, – девочка сравнялась цветом лица со стеной.

– А может, тебя ремнем лучше? – скорчив зверскую рожу, произнес сквиб, берясь за поясной ремень, и рявкнул: – А ну раздевайся!

Испуганная девочка, вмиг встретившаяся со своими старыми кошмарами, сильно дрожа, со слезами на глазах подняла юбку и медленно потянула белье вниз, удивляя Филча такой покладистостью. Но сильно удивиться он не успел. Дверь слетела, и последнее, что услышал старый сквиб, было: «Ублюдок!»

Увидев полуобнаженного ребенка и сквиба, собирающегося расстегивать штаны, а зачем иначе держаться за ремень, Нимфадора озверела. Фамильное бешенство затопило ее, что и понял сквиб, улетая спиной в стену. А Нимфадора схватила девочку, уже потерявшую сознание, и принялась зацеловывать, прижимая к себе. Но девочка в сознание не приходила. Тогда девушка рванула порт-ключ, забыв, что Хогвартс вообще-то от этого защищен, по идее. Застонали щиты школы и уступили аварийному порт-ключу.

Директор сидел в своем кабинете и отчитывал Минерву МакГонагал за срывы на детях, когда замок вздрогнул, будто от боли, и только потом застонали щиты. Замок еще раз вздрогнул, выпуская сработавший где-то в подземельях порт-ключ. Это означало, что кто-то воспользовался аварийным ключом, то есть там, внизу, была опасность для ребенка. И Альбус поспешил вниз.

Вывалившись в больнице, Нимфадора продолжила тормошить доченьку, висевшую куклой. Только слабое дыхание показывало, что девочка жива. И снова бегут целители, а Сметвика переносит эльфом, но на этот раз все намного, намного страшнее. Маленькая девочка впала в магическую кому. И седеющая на глазах Нимфадора. Усыпив небрежным жестом Нимфадору, Гиппократ занялся девочкой, которую явно что-то сильно напугало. Задранная юбка и полуспущенное белье намекало, помня историю ребенка. Оставалось ее поместить в реанимационный бокс и попытаться вывести из этого состояния, но девочка не просыпалась. Оставив сиделку, Гиппократ поспешил к Нимфадоре. Сначала он споил той мощное успокоительное и только потом отменил чары.

– Что случилось, девочка? Что с малышкой?

– Эта т-т-тварь!

– Какая тварь?

– Филч! Убью!

Нимфадору пришлось снова усыпить. Гиппократ Сметвик поспешил к камину.

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, брезгливо морщась, просматривал память зафиксированного прямо на стене Филча и не понимал, как он умудрился просмотреть чудовище в школе? Если Минерва просто дура, не способная работать с детьми, то Филч… Извращенец.

Распорядившись вызвать аврорат и сдать им Филча, Альбус медленно побрел к себе. Опять его просчет, опять его ошибка, опять та же девочка… И тут пришел Гиппократ. Очень злой Гиппократ с логичным вопросом. Не в силах что-либо сказать, Дамблдор показал на Омут, в который поместил воспоминание из памяти Филча… Ничего не сказал Гиппократ, покидая кабинет. Даже не взглянул. И от этого было еще больнее.

А девочка все не просыпалась. Нимфадору выгнать из бокса не удалось. Поседевшая девушка сидела рядом с боксом и смотрела на свое дитя. Смотрела и плакала. А потом начала разговаривать. С доченькой, зовя ее. Прося вернуться к ней. Моля проснуться.

– Она с ума не сойдет?

– Она же Блэк, было бы с чего сходить.

– Я серьезно.

– Если девочка умрет…

– Постучи по дереву. Или по лбу, разница небольшая.

А Нимфадора не отходила от бокса. Все ушло на второй план, самое важное было здесь. Она знала, чувствовала, что доченька ее слышит, но боится просыпаться, боится кошмара. И Нимфадора уговаривала, рассказывая, что больше никогда-никогда. Что отныне всегда только вместе, только рядышком. Только вернись, доченька. Вернись, молю тебя. Вернись, чудо мое волшебное. Вернись…

Горькие рыдания сотрясают тело девушки. Слезы текут на бокс. Вернись, доченька. Нет без тебя жизни, родная моя. Все силы, всю магию тратит девушка, лишь бы дозваться, вернуть… И неважно, что будет потом.

Казалось бы безделица, ну что такое отработка, что такое минутный срыв. А ведь это обернулось бедой, не «ноготь сломать», а настоящей бедой, когда все летит в пропасть и нет никакой надежды. Катастрофой обернулось желание Минервы МакГонагал показать свою власть. Страшной бедой для маленькой девочки и ее мамы…

Вернись, родная, я знаю, ты слышишь меня. Вернись, пожалуйста. Вернись…

Горькие слезы… И никто не в силах помочь. Целители работают, но кома – очень коварная штука, может длиться годами. И Нимфадора это знала. Она была готова сидеть тут всегда. Попытка ее даже пересадить закончилась ничем. Хотя целитель, которому Нимфадора, когда ее попытались разлучить с доченькой, сломала руку, так не считал. Ну да сам виноват.

Родители Нимфадоры навещали ее почти каждый день, но оторвать от ребенка не могли, да и не очень-то старались. Как-то прошло мимо и расследование аврората, и заключение Филча в Азкабан, это все не было важным. Важным было дозваться малышку. И, казалось, откуда-то доносится тонкий голосок.

Мне так страшно, мамочка, в том мире, где ты сейчас. Но мне больно видеть твои слезы. Не плачь, пожалуйста, я постараюсь, я вернусь. Не плачь, мамочка…

Потянулись дни, девушку кормили прямо в боксе и даже поставили мини-закуток с туалетом, потому что она отказывалась терять доченьку из вида. В этот момент она полностью поняла свою маму… А потом случилось чудо.

С каждым днем отчаяние все сильней забирается в душу. Ребенок лежит, не подавая признаков жизни, и его родители смотрят с надеждой на докторов. Но доктор далеко не всегда всесилен. Хочется сделать чудо, но это чудо может сделать только сам ребенок – вырваться из холодных объятий комы. А мы, мы можем только помочь. И мы ищем пути помощи, и поражение рвет душу напополам. Говорят, что в детской реанимации врач полностью «истачивается» за десять лет. Или черствеет сердцем, или уходит. Нет таких сил, чтобы выдержать это – все понимающие глаза пациента, горящие надеждой глаза его родителей. Каждый день, из года в год…

Находящаяся на пороге отчаяния, почти утратившая веру Нимфадора плакала, глядя на бокс и уже почти не видя его. Не выдержав, она закричала «Вернись, доченька!», и столько боли было в ее крике, что стекла потрескались. Но бледная девочка не пошевелилась, и жизнь потеряла смысл. И когда отчаяние и безнадежность, казалось, затопили душу девушки, выжигая ее, раздался тихий, но такой бесконечно родной голос:

– Не плачь, мамочка, я с тобой.

– Навсегда?

– Навсегда.

========== Все будет хорошо ==========

Комментарий к Все будет хорошо

Моей старшей доченьке. Ее силе духа и способности держаться за жизнь любой ценой. Живи, малышка!

Глупо было ожидать, что ребенок после комы сразу встанет и пойдет, правда? Но блестят глазки маленькой Гарриэт, нежно обнимает ее Нимфадора. Разлучить маму и дочь не посмел никто. Потому они рядышком. Гарриэт рассматривает чуть было не потерянную маму, Нимфадора обнимает и целует дочку, стараясь не вспоминать кошмар прошедших дней.

– А у тебя волосики белые…

– Это ничего, доченька, главное, что ты проснулась.

– Я тебя очень люблю, мамочка.

– Я тебя очень люблю, доченька.

Глаза в глаза. Нет никого родней этой малышки. Нет никого ближе мамочки. Они есть друг у друга. Навсегда. Что бы ни случилось, они пройдут это вместе. Рука в руке. Радостная улыбка, счастье в глазах. Никому не отдам.

Целители видели очень многое в жизни, но к такому привыкнуть нельзя. Нельзя привыкнуть к горю и смерти. Нельзя привыкнуть к счастью в глазах ребенка. Нельзя привыкнуть к слезам радости. Просто потому, что целитель должен уметь сопереживать пациенту. Не жалеть, а сопереживать. И потому целители и медиведьмы искренне радовались тому, что здесь и сейчас никто не умрет. И счастью в глазах девочки. И искренней улыбке ее мамы. Лежащие сейчас рядышком, они были так похожи друг на друга – выражением глаз, улыбками, даже внешне…

Андромеда тоже была счастлива, глядя на дочку и внучку. Ее дочь показала огромную силу духа, показала, что «дочь» – это не просто слова, а вся ее душа. Скоро, совсем скоро она заберет детей домой, и гори огнем этот Хогвартс. Ничего, будет домашнее обучение, не они первые. Зато безопасно, и никакой Филч… Мысленно она вернулась в школу. МакГонагал поначалу даже не поняла, что натворила, но после того, как ее просветили, побив о стены кошачью тушку и подвесив за хвост к потолку, она начала что-то понимать. Теперь Минерва просто заместитель директора. Трансфигурацию будет преподавать кто-нибудь другой, как и деканить. Дамблдор сильно сдал за последние дни, принимая случившееся как личную беду. Постарел будто лет на пятьдесят. Филч же «отдыхает» в Азкабане, пугая дементоров – чем-то фамильным его Нимфа в ярости приложила, тетушка бы оценила.

– Ты диагностику накладывал?

– Да…

– И промолчал?

– Гиппократ, давай ты? Я не могу погасить этот свет…

– Сволочь ты…

– Сволочь я…

Так бывает, когда кажется, что все самое плохое закончилось, все позади, и теперь будет только счастье. В самый яркий момент осознания счастья что-то происходит вдруг. Что-то такое, от чего слезы вновь капают вниз, что-то страшное…

Деловитая работа реанимации, остановка сердца у ребенка десяти лет. Девочку запустили каким-то чудом и доставили. Теперь доктора работают на «стабилизацию». Спокойствие в глазах специалистов, уверенные руки. Остальное будет потом, потом будут дрожащие пальцы и десятки сигарет, возможно, даже алкоголь для отца, чуть не потерявшего своего ребенка. А сейчас никто не заподозрит в этом спокойном «работаем» тщательно задавленную истерику. Она будет потом… Давай же, давай, живи! И широко распахнутые глаза. И первое слово, сорвавшееся с губ: «Папочка…»*

– Давай попробуем сесть.

Реабилитация после комы – дело непростое. Конечно, есть магия, и она помогает, но ничего не бывает по щелчку пальцев, реабилитация остается тяжелым трудом целителей и пациента. Научиться сидеть, потом кушать. Удержать в слабых еще пальчиках ложку. Время вилки и ножа придет потом, пока – ложка. Проверка рефлексов, состояния – и следующий шаг.

Нимфадора видела, что ей что-то не договаривают и начала беспокоиться.

– Мамочка, я ножек не чувствую.

Нимфадора поняла – вот оно. То, чем придется заплатить за жизнь доченьки. То, что не смог сказать ей целитель. И заполошный вызов целителя Сметвика. И полные надежды глаза. Но сначала подавить панику, убрать слезки страха из этих родных глазок. Все будет хорошо, потому что иначе просто не может быть.

– Дора, ты знаешь выражение «ноги отнялись от страха»?

– Конечно, а как это связано?

– Это у нее в голове, понимаешь? Она не чувствует ног, потому что очень испугалась.

– И что теперь? Это навсегда?

– Не обязательно. Будет гимнастика, будем стараться напомнить организму, что у него есть ноги. Время лечит.

– Доченька…

– И еще… Она психологически стала младше, мы это называем «откатом». Просто учитывай, что сейчас с ней нельзя, как со взрослой…

Скольких сломало такое известие, сколько семей разрушило… Сколько детей стали безучастными куклами от крушения всех надежд, сколько продолжили борьбу? Только тот, кто пережил, да медицинский персонал может дать ответ на этот вопрос. Выдержит ли Гарриэт, не сломается ли Нимфадора? Сколько всего свалилось на эту маленькую девочку, за что? Этот вопрос задают абсолютно все родители: «за что это малышу?»

…Я умерла в школе, но рядом был папа, и он вернул меня обратно. Когда я открыла глаза, то увидела святых ангелов, и там был папа. Мой папа – ангел, и он не даст мне умереть, просто не разрешит. Старушка с косой не придет ко мне, потому что есть папа. А потом оказалось, что я не могу ходить больше, наверное, косой задела злая старушка. Но папа сказал, что мы справимся, и все будет хорошо. И стало так, как он сказал. **

– Доченька, ты сильно испугалась, и твоя головка забыла, что у нее есть ножки.

– Совсем-совсем?

– Ну, наверное, нет. Мы будем исправлять и напоминать головке, да?

– А как я сейчас ходить буду?

– А для сейчас у нас есть красивое кресло, смотри какое, ни у кого такого нет! Оно будет ездить, куда ты захочешь.

– Значит, я уродка теперь?

– Забудь это слово, доченька, ты – особенная.

Хромированное кресло с большими колесами, или электрическое с маленькими – так ли важно, какое оно? Это кресло – символ катастрофы для мам и пап. А вот для детей все иначе. Для кого-то это страшное кресло и повод возненавидеть себя. Для кого-то – ощущение себя особенной. Но главное… Главное, чтобы ребенок знал и чувствовал – ничего не случилось, его по-прежнему любят. Всем сердцем. И кресло – это просто то, что делает его особенным, еще более необыкновенным.

Первое кресло в семье – это катастрофа, это слезы, которые ни в коем случае нельзя показать ребенку. Усадить, показать, поиграть с ребенком, чтобы она почувствовала, что ничего-ничего не изменилось и это классно – когда ветер в лицо. Ну и что, что ножки не ходят, мы со всем справимся. Обязательно. Только живи, доченька.

Волшебное кресло отличалось от маггловского аналога – оно не ездило, а летало, как метла, но медленно и невысоко. Чтобы глаза были на том же уровне, где были бы, если бы девочка стояла. Это очень мудрое изобретение, сделанное специально для девочки производителем метел.

О том, что на девочку в Хогвартсе напал завхоз и она больше не ходит, знало все магическое сообщество. Спасибо, что без особых подробностей. Зато были пожертвования девочке, кресло вот такое, особенное. Ее узнавали, и люди улыбались девочке, подбадривая. И девочка не видела брезгливости или жадного интереса в глазах людей – только доброту и поддержку. И она улыбалась в ответ. Гарриэт двигалась с мамой по больнице, оглядываясь по сторонам. Она доверилась целителям и маме, поверив, что они справятся. Обязательно, ведь это же мама.

Сегодня целитель сказал, что скоро можно будет домой. Неунывающая Гарриэт уже научилась сама пересаживаться с кроватки на кресло и обратно. Самой большой проблемой был туалет, но для нее сделали специальные приспособления, чтобы было удобно пересаживаться, хотя и кресло могло становиться эдаким унитазом. Магия решает кучу проблем, для которых у магглов существует множество специальных приспособлений.

Кресло ничуть не изменило отношений в семье, дедушка и бабушка принимали девочку такой, какая она есть. И массаж, и упражнения делали с ней с удовольствием, поддерживая девочку улыбкой и доброй сказкой. И Гарриэт не чувствовала себя «неправильной».

В жизни каждого особенного ребенка есть одна страшная веха – принятие себя таким, какой ты есть. Это тяжелая работа родителей, врачей, психологов – научить ребенка тому, что он просто особенный, не «урод», не «неполноценный». Потому что депрессия для такого ребенка – это смерть. Поэтому ребенку важно знать, что его любят, несмотря ни на что. И что став особенным, он не стал от этого хуже. Просто вот такой.

Кресло мягко скользило, повторяя неровности местности, Гарриэт держала улыбающуюся маму за руку и что-то рассказывала, радуясь солнышку и глубокому голубому небу. Ведь у них все хорошо.

Комната дома едва заметно преобразилась – чуть расширились проемы дверей, чуть изменилась конфигурация туалетов, но все это было почти незаметно. На кресло привесили маскирующий артефакт, который позволял ему выглядеть привычно для магглов. Отказавшие ножки – это еще не значит, что нужно запереться в доме и бояться всего. Магглы, в отличие от волшебников, подумали и о своих особых детях, потому множество аттракционов, детских площадок, театров, кино и ресторанов были предназначены, в том числе, и для таких людей.

Когда папа показал мне мое первое кресло, я очень испугалась того, что я теперь неправильная, но он мне рассказал, что я теперь особенная и могу делать то, что не могут другие. Быстро мчаться навстречу ветру, например. Это такое захватывающее ощущение, когда разгоняешься, летишь, будто бы на крыльях. Руки поначалу сильно уставали, но я справилась. А еще мама больше не ходила на работу, а сидела со мной, рассказывая волшебные сказки, а еще гонялась со мной, радуясь каждой моей удаче. У меня самые лучшие в мире родители! Они всегда есть для меня, и я всегда буду для них. И все будет хорошо! ***

– Вот мы согнем ножку, а теперь разогнем, да, доченька?

– Да, мамочка… Мамочка, а можно спросить?

– Конечно, родная моя!

– А мне обязательно в Хогвартс? Я его боюсь…

– Нет, доченька, мы можем учиться дома, ведь ты поможешь маме?

– Да, мамочка! Ты самая лучшая!

То, что девочка после всего случившегося не будет чувствовать себя в замке комфортно, ожидалось целителями, и Доре об этом сказали, конечно. Она и сама, правда, не хотела возвращаться в страшный замок. Девушка, в одночасье ставшая мамой, по сути, еще сама была девчонкой, и на нее все произошедшее оказало не самое лучшее воздействие.

Андромеда, не показывая своих чувств, только обрадовалась просьбе дочери, и девочек очень быстро перевели на домашнее обучение. Альбус смотрел глазами побитой собаки, привычно обвиняя во всем себя, а Северус, глядя в пол, спросил, не может ли он навестить девочку. Помона обещала заглядывать время от времени, чтобы помочь детям с учебой.

– Здравствуй, Гарриэт…

– Здравствуйте, профессор… А почему вы не отпустите стеклышко?

– Какое стеклышко?

– Вот у вас тут стеклышко живет из зеркала Снежной Королевы, его надо прогнать, вам от него больно…

Удивленные глаза Северуса Снейпа, не ожидавшего таких знаний маггловской литературы. Задумчивый взгляд Андромеды. Искреннее желание помочь малышки. Это ли не чудо?

– Ну что, возьмем вилочку?

– Да, мамочка!

Победы, кажущиеся маленькими, незначительными, но очень много значащие для маленькой девочки. Радостный смех, и теплые объятия. И, конечно же, мамины руки. И палочка, и яркая улыбка, освещающая все вокруг. Счастье мое.

И Рождество. Счастье ребенка, несущегося вместе с мамой к елке разглядывать подарки. И упорные занятия, до потемнения в глазах, желание почувствовать ножки. И шевельнувшийся пальчик на детской ножке. Уверенность в глазах. Они смогут. Они справятся. Все будет хорошо.

Комментарий к Все будет хорошо

* Невыдуманная история.

** Из школьного сочинения. Свет хирургической лампы идет сверху-сзади, и кажется, что у врачей нимб.

*** Из дневника особенной девочки.

========== И стало так ==========

Солнечное утро открывает глазки ребенку. Гарриэт сегодня видела очень красивые, волшебные сны и очень хочет рассказать их мамочке. Спустив ноги на пол, девочка переползает на мамину кровать и затихает, слушая спокойное дыхание спящей. Мамочку нельзя будить. Рассказ подождет. Пусть мамочка отдохнет. Девочка совсем не заметила, что произошло. Она спустила ноги на пол. Не переложила их руками, а спустила. Сама.

Это был совсем незаметный для нее момент, но очень важный. Сегодня начался ее путь к окончательному выздоровлению. Просто во сне пришел единорог, чтобы помочь ей. Просто случилось чудо, но девочка так спешила, что совсем не заметила этого чуда.

Нимфадора открыла глаза и улыбнулась дочери. Девочка сразу же заулыбалась в ответ. Утро было прекрасным, и девочка сразу же принялась рассказывать свой сон, делясь теплом с мамой. Нимфадора улыбалась, слушая рассказ про единорога, который пришел в сон к ребенку и коснулся рогом… вот тут вот… Девочка показала на бедра. Дора насторожилась, такие сны снятся не просто так. Может быть, он значит что-то важное.

А Гарриэт рассказывала, как было весело кататься на единороге и как он обещал, что еще придет, когда придет время другого подарка. Малышка уже давно не реагировала на слово «подарок» рефлекторным закрыванием себя ладошками, страшное прошлое осталось в прошлом, потому она правильно воспринимала это слово – как все дети. У нее теперь были правильные подарки, которые дарят только радость. Несмотря на предупреждение целителя, девочка почти не «откатилась» психологически, что сильно радовало Нимфадору. Прошлое, даже последние страшные события, медленно уходили во тьму памяти.

– Ну что, встаем? – весело улыбнулась Нимфадора, подмигивая ребенку.

– Да, мамочка! – воскликнула девочка и переставила ноги на пол, опять согнув их в тазобедренных суставах, еще вчера не подававших признаков жизни.

Нимфадора замерла, неверяще глядя на ноги дочери, потом взвизгнула, сграбастала дочь на руки и принялась счастливо прыгать с ней по комнате, несмотря на то, что девочка была уже не такой легкой. На ее визг в комнату достаточно быстро вошла Андромеда.

– Что здесь происходит? – сказала она, по-снейповски приподняв одну бровь.

– Мама! У нее пошевелились ножки! Смотри!

И, лежа на руках матери, Гарриэт с трудом приподняла ногу. Прыгающих от радости по комнате людей стало двое. Девочка с удивлением смотрела на всегда подтянутую, внимательную, но строгую бабушку, которая скакала по комнате вместе с мамой. Это было счастье. Конечно же, день продолжился в Мунго сразу же после завтрака.

– Целитель, смотрите, смотрите! Это чудо!

Это действительно было чудо. Бедро двигалось, тяжело, неохотно, но движение было. Организм восстанавливал себя, а это означало, что девочка выздоровеет. Множество целителей смотрели на движение бедра, как на чудо сродни Философскому Камню. Неожиданное исцеление настрадавшейся в прошлом девочки вызвало улыбки и поздравления целителей.

– Гимнастику не забрасываем, в ножках появилась чувствительность – это очень хороший признак.

Этого момента ждут и на него надеются абсолютно все особенные дети и их родители. Когда ножка начнет шевелиться, когда можно будет дышать без аппарата, когда слабость не будет ответом на любое движение… Каждый раз, когда подобное происходит, – это победа. Только такое очень редко происходит. Иногда только чудо способно помочь.

«В честь ножки» был праздник. Карусели в маггловском парке, гонки на колясках с такими же особенными детьми, игры и много-много вкусностей. Была счастливая девочка и ее родные, радостно улыбающиеся чуду. Маленькая волшебница счастливо смеялась. А потом пришла Помона Спраут… Она удивилась сначала, а затем приняла участие в празднике. Потому что чудо же.

– Вы не вернетесь в Хогвартс.

– Нет, мадам Спраут. Слишком много боли он принес… Мы просто не сможем.

– Я понимаю… Что ж, живи девочка. Пусть у вас все будет хорошо.

А чудо, принесенное единорогом во сне, продолжалось. Прошло несколько недель, и… Постепенно ножки «включались», вызывая огромную радость у всей семьи. И вот настал тот день, когда Гарриэт смогла встать на ноги. Шатаясь, держась за необыкновенно счастливую маму, гордую победой доченьки. Победой над болезнью.

– Ножку складываем, раскладываем. Потянулись-потянулись… Умничка!

– У меня получается, мамочка!

– У тебя все получается, ты все правильно делаешь.

Массаж ног, прямо сверху… ну… почти оттуда, и вниз, разминая мышцы, прогоняя отек. И потом опять заниматься, разрабатывая начавшие двигаться ноги. Нимфадора, щекочущая пяточки. Заливисто смеющаяся Гарриэт. Прыжки с мамой, держась друг за друга. Шаг, держась за метлу. Падение и слезы.

И сделанный первый самостоятельный шаг. И первое падение, самостоятельный подъем и второй шаг на отвыкших от нагрузки ногах. И первое танцевальное па. И первая прогулка. Все это было результатом тяжелого, упорного труда. Совместного труда мамы и дочки.

– Не могу больше, мамочка, я устала.

– Надо, малышка, еще один шажок, у тебя получится, я в тебя верю!

– Прошу, не заставляй меня!

– Иди на ручки… У нас все получится, просто верь мне, счастье мое.

– Ну как я пойду на ручки, если ножки не ходят?

– А ты попробуй.

И снова шаг. И упражнения. И массаж, иногда даже болезненный, но необходимый. Литры зелий, тонны мазей. Иногда ходить просто лень, кресло выглядит таким привлекательным, что хочется сдаться.

– Мамочка, дай мне пирожок, пожалуйста…

– Возьми сама, вон он, на полочке.

– Ну у меня же ножки не ходят…

– Ну… значит, ты не хочешь пирожок.

Обида, проходящая за секунды, мама хи-и-итренькая. Но девочка снова встает на ноги и тренируется. Тренируется ходить, тренируется танцевать. И даже когда пот заливает глаза от усталости, она не останавливается. Потому что мама сказала, что все получится, а мама никогда не ошибается.

И вот выпускной вечер мамы после сдачи последних экзаменов. Гарриэт не отходит не на шаг от мамы и стоит сама. А потом танцует. С Северусом Снейпом, который сумел прогнать «стеклышко», глядя на борьбу и победу девочки. С Альбусом Дамблдором, которого девочка сумела уговорить простить себя. С Драко Малфоем, готовящимся стать целителем… Со многими, чью жизнь изменила маленькая девочка.

И не было крови и боли в этом мире. Не было темных лордов, уничижительных взглядов и взаимной ненависти. Не было пыток детей и убийств из-за «не такого происхождения». Маленькая девочка всколыхнула весь Хогвартс, достучавшись до самых глубин души, страданием своим пробудив способность сопереживать. Чувствовать боль другого. Конечно, никуда не делась зависть и стяжательство, лицемерие и злость, но не случилось страшного. Маленькая девочка перевернула жизнь. И даже Минерва МакГонагал поняла простую истину: дети – это не «маленькие взрослые», это дети. И это было ее самой большой победой.

История маленькой волшебницы, подошла к концу.

А потом они уехали в далекую Америку, где не было плохих воспоминаний, и Гарриэт смогла пойти в школу. Были взлеты и падения, победы и поражения. Но всегда рядом была мама. А еще она встретила хорошего человека, который сразу прикипел к Гарриэт. И стал папочкой. Самым понимающим… И теперь у девочки были и мамочка, и папочка. А скоро появится маленький братик. Или сестренка. Или и. Гарриэт этому очень радовалась и ждала с нетерпением. Прошлое ушло в прошлое, и кошмары больше не посещали когда-то маленькую девочку, а сейчас – изумительную красавицу, на которую заглядывались многие. А еще было много друзей.

***

Выпускной бал ее девочки. Слезы радости на глазах. Диплом с отличием. Прекрасное зеленое платье, так идущее девочке. Уже девушке.

– Мамочка, папочка, я решила, кем буду!

Долгие месяцы учебы. Заучивание сложных терминов. Отчаяние от плохих отметок, радость от хороших. И всегда рядом мама… И папа, конечно. И первый успех. Первая победа. Плач не справившейся с собой девушки. Слезы радости.

И первое поражение. Почти сломленная девочка, плачущая на руках матери, как в детстве. Не знающий, как ее успокоить, папа. Но Гарриет нашла в себе силы и снова пошла. Снова падения и взлеты. И победы. И горькие, обидные до слез поражения… Всех спасти нельзя.

Но счастливая от того, чем занимается, девочка. Радостные люди, благодарящие ее руки и ее сердце. И самые главные в ее жизни слова:

– Целитель Тонкс. Экстренная педиатрия.

Еще будет многое, и слезы будут, и счастье. Но она стала целителем, чтобы больше никто и никогда. Чтобы всегда все заканчивалось хорошо. Гордость родителей. Гордость бабушки и дедушки. Ты самое лучшее, что случилось в нашей жизни.

***

– Мамочка, папочка, познакомьтесь, это Стив. Мы любим друг друга!

Любовь, пришедшая в сердце маленькой девочки, поставила любимого рядом с мамочкой и папочкой. Но все равно первой всегда была мама. И Нимфадора понимала, какую власть имеет ее слово, ни разу не воспользовавшись ею. Полюбивший ее девочку парень…

Вот пролетели годы, девочка выросла, и у нее уже почти своя семья. Завтра уже и свадьба. Спасибо тебе, мамочка, за все.

– Риа мне все рассказала, спасибо вам. Спасибо за то, что спасли мою любимую!

– Стив, встань с колен! Я этого не люблю.

– Вы святая, мама Нимфадора.

Самое чудесное действо в жизни каждой девочки. Белое воздушное платье, пьяная от счастья Гарриэт. Плачущая мама. С трудом держащий себя в руках папа. Стоящий на коленях жених. Ты наше чудо.

Пролетающие годы и первая внучка.

– Мамочка, папочка, познакомьтесь, ее зовут Нимфадора.

– Доченька, зачем?

– Потому что, если бы не было тебя, не было бы и меня. Потому что ты – вся моя жизнь, мамочка.

И слезы… А вторая внучка – Андромеда. Настало время и бабушке поплакать оттого, что правнучку назвали в честь нее. А юные Эри и Лили смотрели на старшую сестру и учились у нее любви. Учились беззаветно любить, дружить и идти к своей цели. Никогда не унывать. И не ломаться от препятствий.

А единорог пришел во сне еще раз. Когда Нимфадора-младшая заболела, где-то подхватив новомодную заразу. Ребенок угасал на глазах, и Гарриэт выбивалась из сил. Но мамочка была рядом. И папочка. И сестричка с братиком. Они все поддерживали Гарриэт. А во сне пришел единорог. Утром младшая Нимфа пошла на поправку. Чудо.

А единорог сказал «Все будет хорошо». И стало так. Навсегда.

***

ОРиТ. Четыре буквы. Для кого-то это надежда, для кого-то страх, для кого-то – вся жизнь. Отделение реанимации и интенсивной терапии. Место, где умирает надежда и, подобно фениксу, возрождается вновь. Место отчаянных слез и бешеного счастья. Наше рабочее место. У «взрослых» все иначе, а вот у детей, особенно малышей… малыши могут «закончиться» за секунды, потому коридоры у нас пусты. Бегущий хирург – нонсенс, бегущий реаниматолог – привычное зрелище. Здесь решают секунды. Секунды на принятие решения, секунды на то, чтобы спасти чью-то жизнь.

Дети нас часто зовут ангелами, потому что свет так падает. Иногда спрашивают, нельзя ли их не забирать от папы с мамой… Даже самые сильные зачастую плачут. Не здесь. Не в палате. В ординаторской. Потом. Кажется, это невозможно выдержать. Кажется, эти глаза достают до самых глубин души. Иногда кажется, что больше ничего и никогда не будет. Что нет человеческих сил. Но снова пищит пейджер, снова звенит звонок «приемника», и ты забываешь про все. Бегут неумолимые секунды, и ты стараешься успеть. Сделать все возможное и невозможное, отгоняя смерть. Прогоняя ее в сторону. Чтобы она не смела тронуть этого малыша своей страшной косой.

А бывает еще страшнее, когда «папочка, я не могу дышать, спаси меня, папочка», быстрые пальчики на клавиатуре внезапно потерявшей способность говорить доченьки. Бывают бессонные ночи в попытке узнать и понять, что происходит… И победы, и поражения.

И радость родителей твоих пациентов. Счастье в глазах матери. Дрожь в голосе отца. «Спасибо вам, доктор»